А это девочки, на ваш суд.
НАписала что-то такое этакое и никак не пойму, что.
ТО ли пеервести это в прозу, то ли дописать. То ли так и оставить незаконченным.
Что скажете?
Куклы не плачут. Не больно, я знаю.
Куклы не плачут. Не больно, я знаю.
не только девчонки в куклы играют.
Кукла первая. Маша. Соседка.
В пять лет подарить ей гнилые ранетки.
Высыпать снега за шиворот. Много.
Ударить машинкой, назвать ее ябедой снова.
Отобрать бутерброд и пребольно стукнуть
Лопатой по белой панаме.
Отчаянно жмурясь и ожидая,
когда опять расскажет все маме.
В десять лет девчонки совсем уже взрослые.
Ходят парами, шепчут и о чем–то хихикают.
Зато мы с пацанами на речке построили мост,
Сыграли в войну и на стройке стащили карбид.
Кукла вторая. Анжелка кудрявая,
С ней не скучно, Она угощает ягодой.
Смеется грубо, и классно целуется,
спрятав лицо от осеннего холода.
Третья, четвертая.… Пятая? Точно!
Алка, из школьного хора.
И неумелые тисканья после уроков,
за пыльной бордовой шторой.
Куклы. Холодные пупсы с голубыми глазами.
Ты не любил ни одну. И не ждал
этого чуда с косичками.
Нежного, словно солнце в июне.
Рыжую бестию с тонкими ручками.
Бестию, взглядом пленившую.
Сколько бессмысленных подвигов, битых стекол..
Раненых пальцев. Ты доказывал ей, что сильней.
Она шмыгала конопатым носом.
Задумчиво терла руки, синей пастой испачканные
И уходила домой. Одна или с соседом по парте.
Ты бил его злобно и долго,
но это ничего не меняло.
Она равнодушно окинет холодным взглядом.
Натянет рюкзак неуклюже на плечи,
и снова уходит. Одна в холодный колючий вечер.
Ты можешь ее с головою
засунуть в январский снег.
Дать свободы глоток, опрокинув навзничь.
И замереть в сантиметре от губ
Дрожащих.
Не в силах решиться коснуться
Ярких
Нежных, манящих.
Она ничего не скажет.
Кукла, бесчувственная кукла.
Она не хочет тебя любить,
когда ты не любить уже не можешь.
Будут другие. После школы, сразу, первая.
Женщина ужасно старая. Ей почти 25.
Но, говорят, безотказная.
Торопливо, бестолково, бессмысленно.
Но ты горд, ты мужчина, хотя и не понял,
что в этом было такого особенного.
Ты считаешь их? Одна, да другая.
В какой-то женской общаге.
С трудом различая хмурое утро.
Сквозь похмелье и странную тяжесть в теле.
Куклы.
А ты любишь. По-настоящему. Тощее чудо с косичками.
Нежная, милая. Девочка!
Как легко потерять, то, что выстрадано.
В долгих муторных песнях,
Бездарных стихах и балладах бессмысленных.
Взгляд ее странный, сжигающий истово.
Губы поджаты презрительно..
И подруга ее… у тебя на груди…
Беспечно одетая … в утренний сон.
Ты набьешь синяков и шишек.
Скоро ты станешь различать их взгляды.
Жадные – охотниц за богатыми папиками.
Тоскливые – матерей-одиночек,
Которые нервно звонят сыну из ванной,
И, фальшиво, во весь рот улыбаясь,
остаются зачем-то на ночь.
Только одна из них, из череды самых разных,
предсказуемых и не очень,
Коснется опять твоего оголенного сердца.
Но поймешь ты это не сразу.
Не врала, когда она говорила, смеясь,
своим низким бархатным смехом,
что любит тебя. Она не врала. Здесь и сейчас.
Она любила тебя такого, как есть.
Просто тебя. Не молодого любовника,
Не завидного мужа. Не богатого спонсора…
Просто мужчину.
Ты думал, что знаешь все об этих созданиях,
Женщинах, приносящих в ночь утешение.
То, что ты принимал за тоску
– было ее безграничной нежностью.
То, что принял за алчный взгляд,
было лишь восхищением.
Просто любила. Целовала кончики пальцев
и спала с тобой… Нет, не так. Не спала.
Занималась любовью.
Любила. Чистой душой и нетронутым телом.
Растворяясь в глазах твоих яростных,
Изнемогая в твоих руках сладостных.
Понимал ли ты, что так же влюблен, как она.
Или просто наслаждался неугомонной,
жаркой любовницей.