Автор: Совенок
Название: Экстремалка
Жанр: мелодрама
И пала тьма….
Наверное, для кого-то она была избавлением от дневных проблем и забот, от дневного шума и смога, от дневной усталости и просто забвением.
Для них она была наказанием.
В темноте стало еще тяжелее уходить от полыхающего в спину зарева пожара, набирающего мощь.
Она уже дважды падала, цепляясь за выступающие корни деревьев. В первый раз он просто помог ей подняться, после второго – взял за руку.
Права на отдых у них не было. Он помнил, что где-то впереди должна была быть река. Река могла быть спасением от жара, дышавшего им в след.
Он даже раньше пилота заметил, как от выстрела загорелся хвост вертолета, который должен был их доставить в аэропорт, чтобы вечерним рейсом улететь в Москву. Тянувшийся третий день банкет приелся всем, но только у нее хватило смелости отпроситься домой, а у него – усталости, чтобы вызваться ее сопровождать. Изрядно пьяненькая команда дружно расхохоталась, трудно было представить пару нелепей, но был найден вертолет, и, очень скоро, они уже летели через притихшие, неповторимо красивые горы… А потом грянул выстрел. Он впихнул ее в парашют и вытолкнул из люка, прыгнул следом. Пилот замешкался все лишь на секунду, но этой секунды хватило на то, чтобы огонь добрался к бензобаку…
И грянул взрыв…
Ему повезло. Парашют открылся, как ему и положено, а потом запутался в ветках деревьев. Он повис на высоте всего лишь двухэтажного дома. Выпутался, спрыгнул.
Ей повезло меньше. Он упала на камни и сразу не смогла отстегнуть лямки, ее протащило еще метров двадцать, пока она смогла выпутаться
Но могло быть и хуже. Много хуже.
Когда он нашел лежащей на камнях, она была еще в шоке, растерянная, чумазая, но вполне адекватна.
- Нам нужно идти.
- Идем.
От горящих обломков вертолета загорались сухие верхушки елок, а через несколько минут уже пылали стволы. И они шли быстрей и быстрей, молча, не подбадривая, и не успокаивая друг друга.
В конце концов, они ведь партнеры. Хоть и бывшие. Но такая армия даром не проходит.
К тому времени, как стемнело, они шли уже несколько часов.
Она ни на минуту не показала свой страх, но иногда он почти физически чувствовал волну ужаса, которая исходила от нее. Не за себя, не за него. За своих родителей, которым, уже, наверное, сообщили обо всем, за своего любимого. На несколько мгновений, она замедляла шаг, но он сжимал ее руку крепче и они шли еще быстрей.
Почти бежали от дышущего в спину жара.
Он ее не любил. В его жизни была другая. Высокомерная и мягкая, холодноватая и страстная. Та всегда умудрялась быть разной и такой, какой ему хотелось ее видеть. Ему это нравилось, он был влюблен, а потому - еще и благодарен. И верен.
И точно знал, что она тоже его не любит. В ее жизни другой был все то время, что он ее знал. Она никогда не показывала свою эту любовь, но именно к этому, другому, она стремилась каждую свободную минуту, именно для этого ее глаза загорались особым, волшебным светом. Он даже завидовал по началу. Потом это стало безразличным. С тем, другим они были почти приятелями.
Они даже не были друзьями, скорее - партнерами. Но он помнил, как промозглой осенней ночью год назад он подвозил ее домой, и все сорок минут дороги она выслушивала немногословную его истерику, а потом говорила какие-то очень банальные фразы, в сущности, тоже, что говорили ему другие, но почему-то ему тогда стало легче. И еще он помнил, как однажды зимой, когда они проработали уже часов двадцать без перерыва, он увидел в ее глазах желание все бросить сию же секунду к чертовой матери и сбежать. И тогда он сорвал пятичасовой труд целой команды ради того, чтобы она могла десять минут от души посмеяться и работать дальше. Его чуть не оштрафовали тогда, но даже если б это случилось, он бы не жалел. Лучше потерять деньги, чем партнера. Тем более – такого.
Когда совсем стемнело, идти стало даже легче. Темнота обостряла все чувства, которые уже перестали реагировать на страх и опасность. Сначала слух – и ей и ему казалось, что они слышат шум реки сквозь шелест листвы. Потом осязание – она больше не падала, хотя и отпустила его руку, потом и зрение – она все четче видела очертания деревьев, но еще… Еще были неясные тени за ними и руку пришлось взять снова.
За все это время она задала ему только одни вопрос:
- Откуда ты знаешь, куда идти?
- Я однажды провел здесь 8 дней.
- И что?
- И выбрался.
Больше говорить было не о чем.
Когда рассвет стал напоминать о себе посеревшим небом, а река - сгустившимся туманом они уже еле шли. Воздух был наполнен смолистой пряной гарью..это было бы даже вкусно, если б эта гарь не забивала собой все остальные запахи и сам воздух в том числе. Пожар то утихал, то разгорался сильнее. Иногда пылающие деревья с оглушительным воем падали, разбрасывая столпы искр, огонь с новой силой обрушивался на следующие свои жертвы. Иногда, повинуясь одному ему ведомому плану, затихал. Становилось очень тихо и жутко.
Но они этого не видели, только слышали. Им ни к чему было оборачиваться.
Потом они вышли к серой холодной речушке. Хлопья тумана клубились над ней, противоположный берег еле угадывался сквозь дымку. Они прошли вдоль ее на восток еще с километр, прежде чем разглядели проложенный природой мостик- цепочку камней, по которым можно было перебраться на другой берег. Он пошел вперед, перепрыгивал через сердито бежавшую воду, подавал ей руку, потом опять перепрыгивал… Перебрались.
Не сговариваясь, просто упали на сырую траву, чтобы отдохнуть и отдышаться. Там их и застал рассвет.
Серый, мрачный.
Он лежал, раскинувшись на сырой траве, смотрел в небо, она сидела, поджав ноги и закрыв глаза. Долго сидели. Стало совсем светло. И еще душно. В воздухе смешался огонь и вода.
- Будет дождь, - сказал он.
- Как думаешь, нас ищут? – робко спросила она.
- Пока вряд ли. По времени, они только-только узнали, что мы не прилетели в Москву. Пока проспятся, пока запаникуют…. Я думаю, к вечеру – найдут. - «К завтрашнему», уточнил про себя он. « И до завтрашнего – нужно дотянуть».
- Почему к вечеру? – вздохнула она.
- Потому что мы сбились с курса. Пилот должен был огибать горы с другой стороны.
- Откуда ты знаешь?
- Я тут бывал уже. Давно правда, но вряд ли… маршруты могли поменяться.
- А почему он так поступил?
- Не знаю.
- А он… остался жив? – открыла она глаза.
- …Не знаю, - он поднялся с травы, потянулся. Протянул ей руку. – Пошли.
- Куда?
- Вперед. Тут где-то должна быть дорога. Я видел сверху.
- А можно….- потом подала ему руку и поднялась. – Пошли.
- Когда устанешь - скажешь. Днем, когда станет теплее, мы передохнем. А сейчас нельзя сидеть на мокром. Заболеешь.
Еще почти час они шли по лесной чаще, которая казалась бесконечной, но была удивительно красивой. Туман струился мимо вековых елей и кедров, огибая стройные сосенки и корявые редкие березки, путаясь между основательного вида дубочков. Ковер из листьев и сброшенных иголок под ногами, был мягким, идти было легче, хоть и под горку. Потом она обернулась на непонятный шорох и увидела дом.
- Смотри.
На небольшой полянке стоял обычный рубленый дом, с высоким крыльцом, резными ставнями, трубой и задорным флюгером на крыше.
Он был построен из толстенных бревен, когда-то давно покрыт лаком, а потом отполирован дождями и ветрами. Но ставни были закрыты, а на крыльце вольготно натянулись кружева – паутинки.
- Зайдем?
Обычный стол, высокий стул, шкаф, несколько полок с книжками, кровать. Старинная керосинка на столе. Несколько искусно выкованных кинжалов, висящих на ковре над кроватью.
- Тут давно никого не было, - прошептала она. – Пахнет нежилым.
- Наверное, егерьский домик. Или что-то типа, - снял одни из ножей, провел пальцем по рукоятке, удивленно присвиснул…
- Как думаешь, тут можно передохнуть?
- Конечно. Можно даже поспать.
- Ты уверен? – переспросила она, опуская на кровать.
- Конечно, мы же всю ночь шли.
В шкафу нашлись консервы, сухари, кофе, чай . Чайник, посуда.
- Ты голодная? - спросил он, осмотрев се это со всех сторон.
- После трехдневного банкета? Я еще год не проголодаюсь, - ответила она, сворачиваясь в клубочек на кровати и укрываясь курткой. Он порылся еще в шкафу и нашел пару пледов. Снял с нее куртку, укрыл. Она, уже почти засыпая, пробормотала что-то и укуталась сильнее.
В доме еще был чердак. Громадная комната с покатым потолком, где сушились собранные в пучки одуряюще пахнущие травы, и кедровые орешки, и лещина в ящиках, вязанки дров. И подвал. Стандартный набор банок с соленьями и два наглухо закрытых сундука. В столе – несколько амбарных книг со странными расчетами, в которых он ничего не понял, ручки, бумага. Потом он вышел на улицу, обошел дом со всех сторон, но ничего нового, кроме отдельно стоящего домика, похожего на баню, не увидел.
А потом пошел дождь. Вмиг обрушил упругие струи на землю, промочил его до нитки, пока добежал до крыльца.
Вернувшись, он снял с себя мокрую куртку и рубашку, растопил печку, развесил все сушиться. Заварил чай, выпил большую чашку. Улегся с краю кровати, увернувшись в одеяло, и уснул.
Брести по зазеркалью, вглядываясь в отражения и не находя там своего собственного… Страшно.. Изнутри страшно.. Вот - она, ее глаза… но не ее одежда.. И кто она, эта девочка, в смешных башмачках? Вот она, ее улыбка…Но откуда у нее платье с кринолином? А эта, сама нелепость, но глаза… Прятанные за очками, но ее глаза… Неужели, ничего собственного, кроме глаз - не осталось. Жутко. И комнаты, в которых нет ничего, кроме зеркал… тоже жутко. И им нет ни конца, ни начала… Вроде бы она уже была здесь…или не была. Устала идти.. Устала… Разве эта горбатая старуха, которая еле плетется - это тоже она? Назад, бежать… куда то бежать.. куда?…И почему всякий раз за ней следит эта пара налитых кровью, пустых, безразличных глаз. Чьи они? В каждой комнате, в каждом отражении, словно светильники…И почему так страшно? Преследуют ее, словно… Жутко.. Бежать… Бежать…
Ее выдернула из кошмарного сна в легкую дрему рука, по хозяйски обхватившая за талию, прижавшая к теплому и надежному… Успокаивающе погладила по животу, ласкающе- по груди и там и замерла… И выдохнув с облегчением, что эта бессмысленная гонка закончилась, что это лишь сон, она обернулась и уткнулась в надежное и теплое. Знакомое и чужое… Странно... все пропахло гарью, а он – дождем. Как такое может быть? Да и как он пахнет, дождь? Ливневый, неудержимый, тот, что веселым молоточком стучит по крыльцу и ставням… Пахнет свежестью и легкостью, надеждой и покоем, победой и поражением… Вкусно пахнет. Не просыпаясь, он притянул ее ближе к себе, провел по спине рукой, по плечам, зарылся носом в волосы… А в ней так предательски разливалась нежданная, непонятная истома…Разливалась по каждой клеточке, по каждой, даже самой безымянной ее частичке. Нырнуть бы в нее еще глубже… И она прижалась еще ближе, если можно было еще… И проснулась.
Сплетенная в клубок с этим незнакомцем, ни любимым. ни другом, ни… Почему? Что она…Она же никогда его не воспринимала, вот так, как мужчину… Как не сталкивали их обстоятельства, между ними всегда была дистанция. И вот... пропала. Спит. Хмурит во сне брови, оттого, что она отпрянула, и от этого кажется совсем мальчишкой. Юным смешным мальчишкой. С тенью на щеке от длинных ресниц.. Смешно как… Тянет ее к себе, колючей щекой прижимается к шее. Жутко.. и приятно.. Колючей щекой по щеке.. и тысячи совсем не колких иголочек опрокидывают ее назад, в легкую непонятную, непривычную истому, где разница между сном и бодрствованием стерта… А он сладко спит. Улыбается во сне. А вдруг…в его сне не она? Вдруг - это лишь мечта по дому?
Отстраняется, осторожно встает с кровати, находит изувеченные ночной гонкой мягкие туфельки… Накрывает его сброшенным с плеча пледом, выходит на крыльцо.
Наверное, она проспала целый день. Дождь почти закончился. И пахнет, одуряюще пахнет тем же дождем… Как вкусно… Почти, как ….
Она легко сбегает с крыльца и, раскрыв руки, бежит по полянке. Кружится, запрокинув голову к небу, любуется мелькающими кронами деревьев… А последние легкие капли, ни капли, а скорее туман, умывают лицо… Но что это? Блеснуло там, за пригорком? Река?
Вот насмешка.. Они так долго шли от реки к этому дому через лес, а она прям за ним. И уже не бурлит, не пенится, течет спокойно, с достоинством… Как положено обычной, не горной реке. Она подошла по ближе, увидела свое отражение, свое… Вот смешно, увидеть саму себя ей было так радостно. И ссадину на лбу, и спутанные волосы, и чумазые щеки.. Ее, родные… Зачерпнула воды в ладошку, умылась. Потом напилась холодной, приятной на вкус воды…
Что это? Солнышко? Сквозь серые тучи? А там уже небо, голубое, чистое, вымытое дождем…А там… нет, там жутко.. Обгоревшие стволы и почерневшие от копоти оставшиеся листья. Как кладбище... Жутко.. Хочется назад, спрятаться.. к надежному, теплому.. Назад? Нет ей там места. Горько.. Почему-то горько.. Первый раз такое…
И все равно назад. Лицо в порядке, и ссадина спрятана челкой, и брюки почищены. Вполне прилично.. Почему же их не ищут?
Она почти добрела назад к домику и вдруг заметила куст малины. Он был усыпан сочными поздними ягодами, громадными, тянущими книзу тонкие веточки. Улыбнувшись, словно маленькая девчонка, она бросилась к нему, срывала ягоды и ела. Их было так много, что.. Она насобирала полную ладошку, вернулась в домик, на цыпочках дошла до стола, ссыпала ягоды в чашку, из которой он пил чай и снова вернулась к кусту. Есть уже не хотелось, и она снова собирала ягоды в ладошку, уже перепачканную соком, чтобы отнести их в дом. И ругала себя, что не додумалась сразу взять с собой еще чашку. Заходила глубже в кусты, чтобы добраться до самых крупных и спелых…
И вот ладошка оказалась полной. Она осторожно пятилась, стараясь выбраться из колючих кустов и не рассыпать ее, и только выйдя из них, обернулась.
За ней следили холодные, налитые кровью глаза.
За ней стоял волк.
Его разбудили осторожные, едва слышные шаги. Из полуопущенных ресниц наблюдал, как она ссыпает ягоды в чашку и снова уходит. Вот глупышка. Развернулся к стенке, снова натянул на голову одеяло. Еще пару минут, только пара минут… Потом он будет думать о том, как им выбраться, как дать о себе знать. Обидно, сумка сгорела вместе с вертолетом, а значит, потом придется восстанавливать все документы. Мобилка вдребезги еще после прыжка, а ее, конечно же, осталась в маленькой сумочке, которую она схватила, когда он выталкивал ее из вертолета, и о которой не вспомнила потом.... Впрочем, разве было до сумки… Да, вот это ночка! На волосок от … Но как прекрасно и жутко.. Бывает же так. Не мудрено, что они день проспали, словно сурки… Да и в ливень далеко бы не ушли. Уж лучше в ливень спать под крышей, чем идти и мокнуть… А ей снилось видно что-то страшное, все время ворочалась… И ворочалась и ворочалась…Вот только, когда он… Странно, где можно так долго гулять?
Поднялся, походил по комнате , размял затекшее плечо… И что у нас в чашке? Ягодки? Вкусно… Печка почти прогорела, а ведь дым – это значит люди…. Найдется беглянка, растопим печку, и будем пить чай с малиной… всю ночь. Утром дойдем до дороги. А там до ближайшего городка… и найти телефон. Тем более, что их наверняка уже ищут. Миленький домик, кто бы ни был твоим хозяином, спасибо ему. Странный домик в глуши.. Печка и нет умывальника, сохнущее сено на чердаке и ножи… У кого хватило ума оставить их на стене в домике, в лесной чаще, в горах… В домике, где нет замка на двери, а только засов… Странный домик.. и хозяин у него, наверное, странный… Этакий старичок - лесовичок… И где ее носит? Пойти посмотреть, что ли? Заодно, и срезать веток этим настоящим произведением искусства… Да он будет резать ветки, словно масло… Клинок горцев…
Странно, река совсем рядом… А они шли больше часа… Но где она? И тихо так… Тихо... шелестит река, листья… и шаги…. Чьи? Там… В кустах… Осторожные… А вот и потеря.. .Вжалась в ствол дерева…
- А что?…- и увидел.
Волчица. Не столько голодная, сколько обозленная. Не столько добывает пищу, сколько охотится… Шерсть дыбом, клыки наружу, но ни одного лишнего движения… Парализует жертву, чтоб легко добить при попытке к бегству. Ну вот еще… Спастись от стихии, чтобы попасться зверю.
Пронзительно свистнул, чтоб привлечь внимания зверя. Волчица пригнулась, выгнула спину, готовясь к прыжку. Он перебросил нож в правую руку и тихо приказал:
- Уходи.
Снова ощетинилась, отвернулась, стала подбираться к более слабой жертве… Ну нет…
- Беги. Слышишь, родная моя? Беги в дом. Как можешь, беги и не оглядывайся, - очень тихо и спокойно приказал он.
- А ты? - она ее больше вжалась в дерево
- Беги, родная моя… я скоро.
Быстрее делать, чем думать…Броситься наперерез, перехватить, вцепиться в глотку…. А вот и игрушка горцев... Хруст, визг… Серая собака в луже… Крови? Своей и его? Господи, и он весь в крови… Своей и ее…
Содрал с себя рубашку, завернул в нее живность, скинул в овраг около реки. Долго смывал с себя кровь, и ее уносила река. Розовые разводы... Даже красиво…Вода остудила горящий лоб и щеки, и он наконец то выдохнул… Выбраться по скорей бы. Вот тебе и каникулы с оплатой. Лучше б он еще один день пил со всеми… Псину жалко… И зачем ее потянуло в эти кусты?
Лучше бы… лучше бы…
Вжалась в спинку кровати и дрожит… Дрожит так, как не дрожала там, в малиновых кустах…И не то, чтобы он рассудочно хотел этого. Словно там, в кустах…Машинально, словно не понимая, что он делает…. садится рядом, обхватывает ее руками и прижимает ее к себе. Укачивает, словно маленькую. Она не плачет. Просто дрожит, уткнувшись в плечо. Глупышка. Гладит по волосам, по спине…
И не то, чтобы она этого хотела, просто подняла вдруг лицо вверх в тот самый момент, когда он к ней склонился, чтобы сказать что-то успокаивающее... Но получилось, что он говорит в полуоткрытые губы, ее губы, пахнущие малиной, теплые, мягкие, манящие, такие знакомые и… незнакомые… Жаркие, требовательные, смелые и… покорные.
Он рванул ее вниз, опуская на кровать, руками, ставшими горячее раскаленной печки, влез под тонкий свитер, чтобы его содрать, сорвать с нее… Он просто хотел, чтобы она была еще ближе. Она вцепилась побелевшими ладонями в его волосы, выгнулась дугой… Она просто хотела прижаться еще сильнее…
И грани странного многоугольника, придуманного кем-то, рассыпались и.. перепутались.. Нежность с грубостью, жадность с бескорыстием, легкость с тяжестью, слабость с силой… Время хлынуло потоком и стало совсем темно… Кто виноват, что глаза закрывались сами собой?
А потом грянул свет…
Ослепительный луч прожектора вертолета…
И звук…
Голос, который сквозь рупор звал их по именам…
Что она делает в его снах? Разве ей там место? Ну, мало ли, что могло быть? Экстрим, опасность, горячая кровь… Сколько их было, таких? Все забыто… Все вернулось на свои места… Все забыто… Но что? Почему? В его снах, она спит, совсем рядом, можно даже дотянуться… Как в том, самом первом, приснившемся еще в затерянном лесном домике местного мафиози, , не закрывавшегося потому, что к нему побоялся бы приблизиться, кто бы то ни было…. И у него одна цель, один смысл: хранить ее беспокойный сон, хранить от призраков и от реальности.. . И стоит ей шевельнуться, как он ее прижимает к себе и гладит, гладит, убаюкивая… И руки пекут от воспоминаний и плечо затекает, потому что она прижалась крепко –крепко к нему и засыпает там, а он не может позволить себе ее потревожить… И все вокруг пропахло малиной и дождем, опасностью и покоем… И словно наваждение: картинки, перелистывающиеся в памяти с головокружительной частотой. Черное кружево на белой коже, маленькое пятнышко под грудью… Языки пламени на деревьях и розовые разводы крови на воде… Ссадина на ее лбу и след клыков на его руке… Царапина на его спине и ее распухшие от поцелуев губы… Ладошка, перепачканная малиной и увернутая в рубашку волчица… Обгоревшие стволы деревьев и ее слезы на его щеках… Вертолет, поднимающий их в небо, шумные рассказы о том, как их искали… и что-то нужно говорить, а сил нет…И хочется туда, вниз. В узкую походную кровать, в мирок, пропахший малиной и дождем… И она тоже смотрит вниз, на горы, в почерневших пятнах от пожара и плачет… И все ее утешают и говорят, что все прошло… Прошло… А он изо дня в день просыпается, не понимая, что происходит, и что с этим делать… Сон приходит не всегда. Выбирает дни, когда он безумно устает, или когда они случайно где-то встречались.. И странно, круговорот жизни заполняют все новые и новые люди, а его все чаще тянет в прошлое… В непонятную эту истому, в краткие минуты, когда в целом мире, кроме них никого не было и не могло быть… Ничего не изменилось и не могло бы измениться.. Все оказалось сном, наваждением… Все прошло. Оставалось только проснуться и одними глазами шепнуть… «Родная моя….». И он почему-то думал, что она это услышит.
|