Палата

Автор: Izadora
Название: Эхо любви
Жанр: кажется всё-таки сказка, и любовь (куда без неё )
Действующие лица: Он/Она

От автора:
Предупреждаю будут много розовых соплей и сахарного сиропа
Убедительная просьба не искать ни филологической, ни исторической, ни прочей достоверности (т.к. см. жанр )
музЫк категорично заявляет, что все совпадения в романе случайны, и являются плодом его фантазии.

Глава 1. Отражения

1.
Подожди.
Я уже к тебя так близко.
Не спеши.
Скоротечны наши жизни.
Целый мир
Мне не нужен
Если рядом нет тебя.
Ты подумай
Разве счастье -
Принимать,
За любовь пустые страсти.
Будет так
Если мы вдруг разойдёмся, как корабли.
Ты не верь, что иначе не бывает.
В глубине, твоё сердце правду знает,
И тогда в ладони ляжет нам целый мир.
Мы пройдём сквозь мрак, сквозь огонь и страх
Чтобы повстречаться на судьбы мостах.
Пусть всего на миг, повстречать твой взгляд
И шагнуть за ним к небесам иль в ад.
Память до поры
Не тревожат сны,
Но наступит час
И узнаем мы
Милые черты
Среди тысяч глаз.
Пусть сулит покой
Вечность нам с тобой
Это - не беда.
Мы давно одной
Сделались судьбой
Раз и навсегда.


2.
Палаточный лагерь широко раскинулся на песчаном плато.
С высоты, он напоминал альбатроса, который парит над землёй, широко раскинув крылья.
Над палатками, поникнув в полном штиле, болтались разноцветные полотнища стягов.
Солнце медленно выползало из-за линии горизонта, полыхая по коже надвигающимся зноем.
Над костром, у самой земли, струился дымок.
Над лагерем висела непривычная тишина, которая буквально через час разразиться многоголосным рёвом динамиков, и весёлым стуком лопат.
Она села на прохладный песок, у костра; подобрала забытую гитару, провела по струнам.
И едва не выронила гитару, заслышав за спиной шаги.
– Доброе утро, - поприветствовал подошедший мужчина, устраиваясь около кострища, напротив девушки.
– Доброе, - коротко отозвалась она.
Некоторое время они молчали. Она рассеяно перебирала струны, он ворошил потухшие головешки.
- Странная всё-таки штука - жизнь, - пробормотал он, скорее разговаривая сам собой, нежели обращаясь к ней. – Никогда не догадаешься, куда она вынесет тебя в следующий момент. А главное зачем… . Хотя, конечно, всё это глупости.
Девушка молчала. Он поднялся во всю мощь своего немалого роста. Пальцы вдруг перестали гнуться, и гитара с глухим стуком скатилась на песок.
Он не расслышал, или не придал значения. Она не могла видеть выражения его лица; он стоял к ней в пол-оборота, наблюдая за тонкой золотистой сферой солнечного диска, выплывающего из-под каменной плиты плато.
Он снова заговорил, и снова его слова звучали так, словно он был здесь совершенно один.
– Ты можешь тужиться, можешь уехать на край света…. Сколько бы времени не прошло.
– Три года и четыре месяца…
Слова сорвались прежде, чем она успела подумать. Прежде, чем она успела удержать их на языке. Хотя ей казалось, что он забыл о её присутствии, мужчина обернулся так стремительно, что сердце её ухнуло. Она осеклась, и неловко пробормотала
– Просто мы, тогда как раз закончили институт, вот и запомнилось…
Она почувствовала на себе его взгляд и смолкла, понимая, что наговорила много лишнего.
– Как ты жила всё это время?
– Хорошо…. Правда хорошо…, - добавила она. – А как ты?
– Тоже хорошо. Замечательно, что у нас всегда всё хорошо. Ты согласна?
Она кивнула.
Он хотел добавить, что-то ещё, что-то, как ей показалось очень важное, но в этот момент тишину лагеря прорезали жизнерадостные звуки утренней побудки.
Он тряхнул головой, и зашагал прочь к своей палатке.


3.
Юлия бросила дорожную сумку на пол, прижалась спиной к стене и довольно закрыла глаза. Всё-таки хорошо возвращаться после долгого путешествия в родные стены, даже если это всего лишь тесная съёмная хрущёвка и твоя соседка взбалмошный вечный двигатель.
Всё так же пахнет жасминными духами, и конечно всё уставлено цветами. Вон один, самый невезучий букет, примостился на холодильнике в прихожей.
И, разумеется, на весь двор гремит зажигательное латино.
Ирина пронеслась мимо с телефоном у уха, не заметив появление соседки, с которой они делили крышу вот уже без малого два года.
– Котик, ну где тебя носит. Не хочешь же, чтобы я спалила мясо? Тогда именно тебе придётся рассказывать гостям, почему вместо обалденного шашлыка на столе одни головёшки. Приезжай скорее, без тебя мне не справиться. Да, и купи по дороге несколько коробок вина, боюсь, что хоть я и затарила кухонный шкафчик до верху, всё равно будет мало. И белого, и красного! И почему даже такой простой вопрос, вы, мужчины, не в состоянии решить самостоятельно? Нет, шампанского не надо. От него на утро ужасно болит голова. Ладно, у меня ещё много дел. Поторапливайся.
– И что у нас тут творится? – спросила Юлия, заходя в комнату.
Ирина вздрогнула от неожиданности, но тут же взвизгнув, кинулась обнимать подругу. Минут пять ушло на междометья и завистливые вздохи о том как же Юлька загорела – похудела – как у неё стильно выгорели волосы, словно она проторчала не в степной глуши, раскапывая древние курганы, а на модном курорте, в окружении диетологов и стилистов. А она, даже съездив на две недели в Египет, и проводя все погожие деньки на пляже, всё равно бледна, как поганка, и поправилась на целый килограмм, хотя питалась исключительно фруктами, овощами и минеральной водой.
– У нас сегодня гости? – спросила Юлия, когда словесный поток слегка стих.
– У нас сегодня вечеринка.
Юлия закатила глаза. Она мечтала принять ванну и пораньше завалится спать. Она совершенно забыла, о том, что ночной сон и её подруга – категории несовместимые. Правда, по большей части, не совмещались они на танцполе в каком-нибудь клубе, пока на девушку нападал приступ гостеприимства, и тогда дым стоял коромыслом.
– Именно так! Нужно же как-то проводить последний день свободы! И нужно сделать это с размахом. А завтра снова к лекциям – учебникам – зачётам.
– И сколь широким будет размах? – примиряясь с неизбежным злом, поинтересовалась Юлия.
– Не таким, как я предполагала, но думаю, человек двадцать будет. А остальные… ну, и пусть... им же будет хуже.
Юлии ничего не оставалось, как изобразить улыбку.
– Полагаю, что все они замечательные ребята, и без памяти влюблены в тебя, а ты как девушка добрая, не могла опуститься до такой жестокости и обделить хоть одного страждущего беднягу вниманием.
Юлия тут же пожалела о своей иронии, но Ирина ничего не заметила. И серьёзно принялась загибать пальцы.
– Павел привёз мясо, Женя фрукты и овощи, Гарик – лимонад и соки, Борис – салаты и одноразовую посуду, Димочка – мясные нарезки и сыры, а Славик – такой чудесный, восхитительный, потрясающий воображение – торт мороженое.
– Короче, все оказались при деле, - смеясь, заключила Юлия.
– Кроме, Виталика. Он обещал приехать в пять, и пожарить мясо. Вот уже без пяти, а его всё нет. Она с неудовольствием посмотрела на тёмный дисплей телефона.
– Как там Миша?
– Миша? – Ирина наморщила лоб. – Ах, Миша! Он оказался таким занудой. Что мне пришлось сбежать с Максом в Египет. Я же рассказывала тебе о Максе? Мы с ним познакомились на той улётной вечеринке в Делфи. Хотя нет, ты тогда уже укатила к своим баранам... барханам. Кстати, он собирался прийти с другом, он то ли археолог, то ли геолог. Я не запомнила.
– Тогда я ванную, - сообщила Юлия. – Вздремну часок, перед долгой ночкой.

Звонок в дверь остановил Юлию, когда она направлялась на кухню за очередной банкой кетчупа.
Шум в комнате стоял оглушительный, и хотя гости курили на балконе, в комнате изрядно пахло дымом.
Она щёлкнула замком, дёрнула на себя дверь, и не дожидаясь пока гость войдёт, проскользнула в кухню. Однако, когда через минуту она возвращалась обратно, тот топтался на входе.
– Привет. Я Гриша. Приятель Макса. Мне немного неловко, первый раз в такой ситуации, я здесь никого не знаю. А Макс задерживается.
– Не берите в голову, здесь это в порядке вещей, я сама не знаю и половины гостей.
Она щёлкнула выключателем в прихожей, и повернулась лицом к гостю.
– А я Юлия…
И мир сжался, сконцентрировавшись в глубине его зрачков. И она, замерев, наблюдала за метаморфозой, как крохотные точки, превращаются в бездонные колодезные провалы.
– Здравствуй, - словно они были знакомы тысячу лет, поприветствовал он.


4.
Раскидистая тень кипарисов так и манит лечь, закрыть глаза, и отдаться сладкой неге пополуденной дрёмы. В каждой клеточке тела приятная усталость, в желудке лёгкая тяжесть сладкой виноградной лозы и свежеиспеченного хлеба с козьим сыром.
Сегодня будет дождь, так сказала тётушка, а она никогда не ошибается в таких вещах. Она знает много самых разнообразных секретов, какая культура даст наиболее богатый урожай в нынешнем году, как затягивать раны и изгонять дыхательную лихорадку. Она говорит, этот дар передаётся в их роду от бабки к внучке. И правда, сколько та не пыталась поделиться своим ремеслом с ней, или со своими детьми - без толку.
Может сегодня ей снова удастся улизнуть от скучной вышивки и сбежать к пещерам, жмущимся к самой кромке моря. Старожилы говорят, что там таятся несметные сокровища, оставленные богами.
Если это так, она обязательно их найдёт, потому что всякого рода находки, сызмальства буквально на каждом шагу сваливались на неё.
В пять лет, это было колечко с замечательным голубым камешком, найденное ею в их собственном огороде, под кустом роз, куда она забралась за непоседливым мячиком, ускакавшим от расшалившихся детишек. В шесть - кинжал, с причудливо расписанной рукояткой, найденный в лесу, куда она с ребятами пошла по грибы, в семь - гребень из бивня слона, обнаруженный на морском дне, во время купальных забав. Потом были свиток с непонятными письменами, брошь в форме жука скарабея, шкатулка с фигурками животных вырезанных из дерева и кости, и ещё самое разнообразное множество вещиц, которые так и норовили оказаться у неё под ногами.
А ещё она чудесно рисовала, людей, непохожих на здешних обитателей, животных, которых никогда не видели в их краях, сёла, которые никогда не встречались ни седым старцам, хранившим их историю, ни путешественникам, часто забредавшим в их посёлок из всех частей солнца.
Она видела это во сне, а потом переносила на бумагу, или рассказывала чудесные сказки, любопытным слушателям, которых всегда собиралось с избытком.
Только для неё, эти образы были такими же реальными, как и жизнь, которая размерено текла в их деревне год за годом.
Она верила: однажды она увидит те чудеса, которые являлись ей во снах.
Но сегодня сон был другим: небо как никогда прозрачно голубое, почти белое; солнце – жёлтое, как растопленное масло, но не обжигающее, а проникающее теплом в каждую клеточку; едва ощутимый ветерок, несёт свежесть, земля под её ступнями мягкая, и ей кажется, что она парит.
Чьи-то пальцы сжимают её ладонь, она чувствует переполняющую сердце любовь, от которой хочется кричать, и которую невозможно выразить большим, чем тремя простыми словами.
Мы не будем ничего обещать.
Ведь слова ничего не значат.
Они забываются со временем, теряются в забытых языках, растворяются в появляющихся наречиях.
А память подводит. Пусть не через день, не через год, и даже не через столетие. Дворцы обращаются в прах, библиотеки сжигают пожарища, история превращается в мифы.
Просто когда мы встретимся, мы узнаем друг друга и снова пройдём по пути, который есть наша судьба.
Ты не грусти. Пусть наша встреча далека, но она, видишь? уже ждёт нас на границе, где земля и небо соединяются в одну линию.
Расставаться тяжело даже на миг, когда разлука сулит вечность. Но ты не верь пророчествам и проклятиям, нас связывают более древние узы, которые прорастут в наших сердцах, в тот миг, когда наши глаза вновь встретятся. Не спрашивай почему, просто знай, что так будет. Потому что иного не дано.
Прощай…
Нет… до встречи… до скорой встречи.

Солнце меркнет, ветер становится ледяным, земля жёсткой. Ладонь, ещё недавно согреваемая теплом, пуста.
По лицу девушки пробегает болезненная тень, она открывает глаза и натыкается на взгляд мужчины, чьи глаза внимательно смотрят на неё, сквозь прорези бойниц шлема.
Она хочет вскочить и бежать прочь, но тело ей не подчиняется, тогда она зажмуривается, и повторяет про себя нехитрую молитву, в надежде, что незнакомец уйдёт.


5.
Копыта лошади уныло цокали по гранитным булыжникам мостовой. Всадник, надвинув капюшон низко на лоб, напряжённо вслушивался в темноту ночи, готовый в любой момент отразить нападение из темноты. Ладонь крепко сжимала верный ятаган, не ведавший поражений. Но ночь вокруг была неподвижна.
Он уже давно блуждал по узким извилистым улочкам, в поисках постоялого двора, но раз за разом попадал в смрад нечистот и кислый перегар перебродившего вина. Тесная комната служила одновременно едальней, спальней, отхожим местом, и ареной любовных утех. Дикая страна, дикие нравы.
Отец, царство ему небесное, расписывал юному наследнику рода заморские страны, как дивный край чудес, поражающей красотой своих городов, населённых красивыми женщинами и мужественными мужчинами.
О том же твердили манускрипты, над изучением которых он провёл не одну ночь, разглядывая полустёртые буквы, в колеблющемся свете обуглившейся свечи.
Как горько было разочарование. Чужой берег встретил его отборной бранью, удручающей нищетой и грязью.
Неуклюжие, покренившиеся дома венчали обсыпавшиеся родовые гербы, и безвкусные орнаменты лепнины. В краю, где прошли его детство и юность, в таких домах жили крестьяне, которым священное писание запрещало возводить свои жилища из мрамора и гранита.
Хозяева этих заморских красот, ходили по улицам обвешанные золотыми украшениями и закутанные в разноцветные шелка, никогда не знавшие чистки. Они лупцевали своих лошадей, их хлысты не задумываясь обрушивалась на спины и плечи бедняков, имевших несчастье, оказаться на их путь в час плохого расположения духа. Дети пинали собак, и переворачивали лотки торговцев, с рассвета до заката жмущихся к стенам домов, в надежде заработать пару медяков на кусок хлеба и соломенную подстилку на ночь.
И здесь уже вторую неделю шёл дождь. Мелкий, моросящий дождь ни разу не сорвался в настоящий ливень, но и не уступил своё место солнцу даже на полчаса.
Это место было проклято. Ещё несколько дней, и он уберётся из этих мест. И если кто-нибудь когда-то станет ему рассказывать о прекрасных заморских странах, он вышвырнет лжеца вон.
Тень метнулась из переулка ему наперерез, конь встал на дыбы, разрывая вязкую темноту ночи протяжным ржанием. Он вцепился в поводья, удерживая взволнованное животное, и обнажая меч, готовый в случае нападения защищаться.
Фигура заметалась, закрывая лицо, от никак не желающего успокаиваться животного, выполняющего причудливый танец на задних лапах.
– Помогите, прошу вас.
Голос был женский. И фигурка, закутавшаяся в плащ, казалась крошечной. Он опустил своё оружие, однако не вложил его в ножны. Это вполне могло быть западней ночных грабителей, жадных до чужого добра.
– Наша карета перевернулась. Прошу вас, помогите. Мои родители… их.. их.. придавило каретой… я не знаю, что с ними…
До слуха мужчины долетел сдавленный всхлип.
Убедительно, но переделки, в которые ему довелось попадать, приучили его быть очень осторожным. Он вслушивался в ночь, готовый отразить нападение, откуда бы оно не последовало.
Но единственными звуками были мелко накрапывающий дождь, и сдерживаемые всхлипывания.
Что-то не давало ему покоя. Нет, не возможное сражение, он бы без труда справился с дюжиной нападающих. Предчувствие. Он не мог определить хорошее или плохое, но решил, что лучшим решением будет держаться начеку.
Его голос рокотом разнёсся по безлюдной улице.
– Что вы делаете, на улице в такой неурочный час, неужели не знаете, как опасны ночные улицы. И что ночной незнакомец вряд ли окажется добрым рыцарем, скорей убийцей и насильником.
Фигурка под плащом явственно сжалась, сделавшись ещё более крошечной. Она пятилась назад, внимательно наблюдая за движениями всадника, готовая в случае малейшего его движения в её сторону, перебудить всю улицу. Через мгновение, она развернулась и кинулась в темноту переулка.
– Остановитесь! – вновь пророкотал он ей вслед, пришпоривая коня.
Резвому скакуну не составило труда догнать её.
– Не трогайте меня, прошу вас! Возьмите, - она долго и неловко возилась с замочком, и, наконец, протянула ему тоненький золотой браслет. – Позвольте мне уйти.
– Где ваша карета? - спросил он, игнорируя ладонь с протянутым сокровищем.
– Позвольте мне уйти, - снова повторила она, не слыша его слов.
– Где ваша карета? – повторил он более настойчиво. – Вы же просили вам помочь?... Ну же! – прикрикнул он.
– Это рядом, - тихо отозвалась она.
– Показывайте дорогу, - распорядился он, спешиваясь. – Да не бойтесь вы меня, слово чести, вам нечего опасаться.
Она вскинула голову, и мимолётно проглянувшая луна, отразилась в зеркальной поверхности её глаз.


6.
– Я не поеду в Европу! – изящный башмачок девушки, ударил по пушистому ковру.
– Это решенный вопрос, - отец на минуту оторвался от бумаг, которые изучал и вновь вернулся к их содержимому.
– Но почему, чёрт побери!
Девушка стукнула ладонями по лакированной крышке стола. Чернильница подпрыгнула, и несколько капель перелились через край, и растеклись безобразной лужицей по блестящей поверхности.
– Потому что ты стала совершенно неуправляемой! Взгляни на себя! Ты похожа на пастушку из деревни. А ты всё-таки леди.
– А я не хочу быть леди! Раскланиваться на этих дурацких приёмах «ах, леди Маддок, у вас новое платье? Из самого Парижа? Восхитительно!», «сэр, Джейсон, с этой тростью вы выглядите, как настоящий король Англии»
– Прекрати, паясничать! Ты будешь делать, что тебе говорят. Я уже договорился леди Д’ Армони, вдовой моего дорогого, так рано нас покинувшего брата. Она готова принять тебя в своём доме, и вывести в свет, как подобает девушке твоего положения. Боюсь, твои ужасные манеры её шокируют, но она любит трудновыполнимые задачи. Она патронировала несколько десятков дебютанток. И все они удачно вышли замуж, за самых уважаемых представителей общества. В последнем письме, она помимо прочего писала, что присмотрела тебе в женихи, своего обожаемого племенника - старшего сына графа очень древнего английского рода.
– Папа, но я не хочу замуж за графа. Я хочу скакать по просторам родной земли на своём мустанге, смотреть, как наливаются осенью соком яблоки и груши. И самой встретить человека, которой станет моим мужем.
– Не упрямься, дочка. Я живу на свете не один десяток лет, и знаю, что будет лучше для тебя. Потом ты будешь благодарить меня. Поверь, год в Ливерпуле пойдёт только тебе на пользу.
– Год??? Целый год? Папа, прошу, не делай этого со мной. Обещаю, я изменюсь. Начну носить платья и перестану ругаться.
– Марта уже собрала твои вещи.
– Я никуда не поеду! Если ты хочешь отправить меня в Англию, тебе придётся прежде связать меня.
Ничего не видя перед собой от слёз застилавших глаза, девушка бросилась прочь из кабинета.

Её мятеж продолжался второй день. Она отказывалась выходить из своей каюты, и прикасаться к подносам, заставленным богатой снедью, источавшей поистине божественные ароматы.
Марта, её няня, пребывала в отчаянии, неспособная уговорить свою воспитанницу, ни выйти на палубу полюбоваться великолепным морскими видами, ни отведать чудесных лакомств корабельного шеф-повара.
А перспектива напугать тётушку своим измождённым видом, только придало ей решимости довести начатое до конца; тогда может тётка сочтёт её недостойной встречи с изысканным лондонским светом, и отправит назад.
За иллюминатором шумел океан, с палубы доносился смех праздно проводящих время путешественников, а она сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги, и читала Путешествия Гулливера.
Она даже не повернула головы, на очередную робкую попытку няни рассказать, какой удивительно солнечный день стоит сегодня.
Не оторвала голову от книги, и когда в двери их каюты постучали. С какой стати?! Она ни с кем не общается, и никого не желает видеть.
– Здравствуйте, мэм, - раздался с порога мужской голос, от которого почему-то у девушки защипало в макушке. Она сердито сжала челюсти, стараясь сосредоточить всё внимания на строчках, об выдуманных приключениях придуманного героя.
– Я капитан корабля. Зашёл поинтересоваться, как нравится вам наш корабль. Предупредительна ли команда, нет ли никаких пожеланий.
– Всё просто замечательно, сэр, - заверила няня. – Я чувствую себя, как дома, никогда бы не поверила, что такое возможно, если бы сейчас не находилась здесь. На вашем чудесном корабле.
– Благодарю вас.
Девушка поймала себя на мысли, что внимательно наблюдает за высокой фигурой, затянутой в великолепный белый мундир.
Мужчина прошёлся по каюте, и заметил девушку. Он поприветствовал её лёгким наклоном головы и щелчком каблуков, начищенных до блеска ботинок.
– Добро пожаловать на корабль, мисс. Капитан Грег Андерсон, к вашим услугам.
Всё-таки какие-то светские манеры нянюшка успела вложить в головку своей своевольной воспитанницы. И это воспитание заставило девушку встать, и ответить лёгким кивком на приветствие.
– Здравствуйте, капитан. Я — Джулия Д'Армони. А это моя нянюшка — Марта.
Она протянула ему ладонь. Он, бережно удерживая её запястье, поднёс пальцы к своим губам.
Через мгновение её ладонь осталась на свободе. А она сама в плену, вдруг ставшего чрезвычайно пристальным, взгляда серьёзных карих глаз.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 2. Сны

1.
Мне снова снился тот же сон. Я проснулась среди ночи, и долго сидела, обхватив руками колени, вглядываясь в темноту. Я не помню о чём он, помню только, что мне было очень страшно.
Мне никогда не удавалось заглянуть за ту грань грёзы.
Попытки вспоминать, шаг за шагом, год за годом каждый раз оказывались бесплотными. Во сне, ко мне являлась разгадка, но утром ослепительный дневной свет ложился границей пелены между реальностью и видениями.
Но почему опять? Два года, тот период моей жизни, когда мне казалось, что я схожу с ума, потихоньку стали забываться.
Но тогда не помогали ни антидепрессанты, не лечение гипнозом, только сильнодействующее снотворное, могло на время притупить развившуюся у фобию перед сном, и на несколько часов, выключить измученный организм.
А когда всё-таки удавалось уснуть, пусть даже на десять минут, меня будил собственный крик, подбрасывая на постели, заставляя задыхаться и ощущать, что кожа покрыта испариной.
Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Выпускные экзамены оказались сданы, меня ждала научная экспедиция. Меня закрутила круговерть работы, открытий, новых встреч.
Наконец мне удалось вздохнуть спокойно, и, перекрестившись, списать едва не случившееся со мной нервное истощение на учебный синдром. Ведь рецидивов не повторялось.
До сегодняшней ночи.


2.
Над лагерем витали ритмы музыки. В пластиковых бокалах шипело шампанское, над мангалами сморщившись, плавился зефир.
Олег, которому сегодня исполнилось 25, чему собственно и была посвящена импровизированная вечеринка буквально упал на скамейку, вытянув гудящие от танцев ноги. Но, несмотря на усталость, долго усидеть на месте не мог. Щедро плеснув в стакан минералки, он опустошил его одним глотком, и поднялся, полный твёрдой решимости продолжать веселье.
Юлия сидела в одиночестве, маленькими глотками пила из своего стакана с рассеянной улыбкой наблюдая за общим весельем. Заметив это, молодой человек нахмурился и решительно двинулся к ней, намеренный во чтобы то ни стало вытащить девушку танцевать.
- Олег! - Юлия, погруженная в свои мысли вздрогнула, когда Олег вытащил из её пальцев стакан и схватил за кисть руки.
- Всё, Юль — идем танцевать. Возражения не принимаются.
- Олег, прошу тебя! У меня совершенно нет настроения. Я очень устала и хочу просто посидеть.
- Отставить хандру! Вот увидишь, стоит оказаться на танцплощадке, и ты уже не сможешь остановиться.
- Олег,- девушка высвободила запястье. - В следующий раз.
- Юль — всего один танец! Пожалуйста. В конце концов у меня сегодня день рождения.
- Хорошо, - лицо девушки разгладилось в улыбке. - Но только один танец.
- Слово археолога! - торжественно откозырял Олег, увлекая девушку в массу танцующих.
И Юлия честно пыталась получить удовольствие от танца, и не могла. Её раздражали руки Олега, которые казалось были повсюду, а не там, где им следовало быть; и которые обнимали её совершенно не так, как ей того хотелось, хотя может просто это были не те руки?
Додумать проскользнувшую мысль она не успела, почувствовав, что руки Олега сжались крепче, прижимая к себе ближе. И девушка инстинктивно уперлась ладонями в его плечи, ограничивая попытку проникновения в личное пространство.
- Юль? - почувствовав напряжение партнёрши Олег чуть ослабил хватку. - Что-то не так? - он снова обнял её.
- Олег, не надо.
Молодой человек не стал спорить, и отодвинулся.
В последнее время они изредка встречались, когда оба оказывались в городе, и когда не случалась срочный горящий проект, который необходимо было закончить не позднее завтрашнего утра.
Олег был галантен и весел. Но каждый раз, после таких встреч Юлия чувствовала себя неуютно. Олег то и дело норовил накрыть её руку своей, задержать пальцы в ладони дольше необходимого, помогая выйти из машины, то сжимал её плечи, помогая одеть пальто. И, разумеется, стремился каждый раз знаком приветственно — прощального жеста поцеловать её.
И она поспешно комкала эти моменты, и потом долго не могла избавится о неприятного осадка.
Конечно, Олег всё замечал, и вероятно его это очень обижало, но он никогда не подавал вида. Он знал, что Юлия его не любит, но не унывал, повторяя, что он упрямый, и однажды девушка разглядит в нём мужчину.
Ирина фыркала и называла её пуританкой, и ещё многими нелестными словами. Юлия соглашалась с подругой, да они истеричка и дура. Рядом потрясающий мужчина, давний, проверенный друг, готовый на всё ради неё, а она гоняется за давно канувшими в прошлое несбыточными мечтами. Пыталась изменить своё отношение к Олегу, и не могла.
Ход её мыслей прервал Олег, вернувшийся с шампанским и конфетами.
­- Юль, давай выпьем, - предложил он, протягивая стаканчик с пенистым напитком.
- Давай, - согласилась Юлия. - За что мы пьём?
- За моего лучшего друга! - провозгласил Олег. - Который однажды, я надеюсь, станет не только другом. Юль! - молодой человек запнулся, и набравшись смелости на одном дыхании выпалил. - Юль, давай поженимся.
- Олег! - девушка смотрела на него с укором.
- Юль, давай хоть попробуем? Ты же знаешь как я к тебе отношусь. Да я на всё готов ради тебя!
- Зачем ты тогда ставишь меня в неловкое положение. Поверь, я бы очень хотела ответить тебе взаимностью.
- Тогда дело за малым. Тебе стоит просто позволить мне любить себя.
-­ Соглашайся, Юль, - их разговор прервал ироничный мужской голос. - Он же с первого класса сидит с тобой за одной партой, помнит какого цвета бы твой первый бантик, и может, разбуди его среди ночи, перечислить имена всех кукол которые у тебя были.
­Григорий стоял оперившись плечом, на вертикальную балку навеса, и взбалтывал в стаканчике его содержимое.
- А ты всё-такой же хам, - не остался в долгу Олег. - Но не старайся, у меня иммунитет на наглецов.
- Ну что вы, друзья мои, - Григорий приподнял бокал, приветствуя их. - Ни коим образом не хотел вас обидеть. Простите, ежели что не так. Просто от всего сердца, хочу вас поздравить, и пожелать долгих и счастливых лет, и прочее и прочее.
­- Спасибо. Поздравления приняты. А теперь - дай нам поговорить.
- Конечно. Я уже ухожу. Только вот проверю кое-что и сразу уйду.
- Только без глупостей, - предупредил Олег. - Иначе нашей медсанчасти наконец, найдётся работа.
Гриша то ли хмыкнул, то ли фыркнул.
­- Как я посмотрю вместе с иммунитетом у тебя появилось и чувство юмора. Я так за тебя рад.
- Гриша, что тебе нужно? - напуганная его необычным поведением спросила Юлия.
- Совсем малость, Юль, - он оторвался от балки, и не спеша приблизился к ней.
Ей потребовалось собрать волю в кулак и не сделать шаг назад.
- Хочу проверить. Действительно ли чувства между нами угасли окончательно.
- Что? - выдохнула она. Голос изменил ей, потому что в горле пересохло.
- Так, маленькая проверка, а потом, - он сделал неопределенный взмах рукой. - И я оставлю тебя в покое.
Он склонился к ней, и она, вместо того, что бы дать ему пощёчину, подставила для поцелуя губы. Она не обняла его, и он не привлёк её к себе, они просто стояли и целовались, бессильные оторваться друг от друга.


3.
Они сбежали с вечеринки через полчаса, выскочили из подъезда держась за руки, и не оборачиваясь, перебежали через двор.
Выскочив через арку на улицу, переглянулись и расхохотались.
- За нами нет погони? - отдышавшись спросил он, не выпуская её руки из своей.
Она вытянула шею, заглядывая в зев подворотни.
- Гончие сбились со следа, а может посчитали нас не такой уж интересной добычей. В любом случае, возвращаться, чтобы это выяснить у меня нет никакого желания.
- А может всё-таки? - он вопросительно поднял бровь, поддразнивая.
Юлия энергично затрясла головой.
- Ни за что. Ты и представить себе не можешь, что это за вечеринки. Второй раз нам так не повезёт.
- Верю на слово. Пойдём, - он потянул её за собой.
- Куда?
- А разве это так важно?
- Думаю, что нет, - согласилась она, позволяя ему увлечь себя.
Немногочисленные пассажиры троллейбуса, были разморены тёплым деньком, уходящего лета, и веселы.
Гриша декламировал «Люблю грозу в начале мая», хотя на небе в этот последний августовский день не было ни облачка.
Мальчишка, продававший шары, потерял дар речи, когда у него скупили весь товар. Понадобились немало сил и сноровки, управляться с этой многоцветной, разноформенной охапкой, рвущейся в небо. И, стоя на мосту, выпустили на свободу трепещущее воздушное существо, любуясь, как стремительно взмывает оно под самые облака
А потом, нагулявшись до одури по набережным вдоль Москвы реки от Нескучного Сада мимо Кремля и до Татарских высот, катались на речном трамвайчике. Её затылок упирался в его плечо, а он обхватив её руками, согревал своим теплом.
К ночи стало заметно прохладней, а ускользая с вечеринки они и не подумали захватить с собой тёплые вещи.
Он показывал ей созвездия, рассказывая про них невероятные мифические предания.
Они поговорили о жизни на Марсе, и обитателях далёких миров, которые, в эту минуту смотрят на их солнце, и задаются тем же вопросом. Иначе к чему всё это?
Они были единственными пассажирами в троллейбусе неспешно катившемся по пустынным улицам спящего города.
Во дворе, забытая на балконе надрывалась лаем собака, во всём доме горело одно единственное окно.
Качели натужно скрипели, раз за разом подбрасывая девушку всё выше. Она заливалась смехом, крепче вцепляясь в поручни, а молодой человек усердно раскачивал люльку, вознамерившись не давать ей ни минуты передышки, и подбросить под самые облака.
А над крышами занимался рассвет.
Лишь когда затарахтели первые двигатели, и затренчали, проснувшиеся мобильные телефоны, они обнаружили, что наступило утро.
Они стояли у подъезда, подошла пора прощаться, а они не знали как.
– Удивительная была ночь.
Банально. А может, как раз именно то, что нужно. Нет слов выразить, или просто они не знают таких слов. Всё кажется банальным, кроме простых истин.
– Как думаешь, это будет правильно с моей стороны, если я попробую тебя поцеловать.
– Наверное нет. Скорее всего нет. Но я не стану сопротивляться, если ты всё-таки попытаешься.
Он скользнул костяшками пальцев к её щеке, и она порывисто прижалась к его пальцами.
– Какая странная ночь.
Её пальцы распластались по его плечам, он медленно, наклонил голову.
Их губы соединились в настойчивой ласке первого узнавания.


4.
Два ловких движения и платье невесомым облачком соскальзывает к ногам. Она входит в воду и зажмуривается – так ледяна вода. Даже в самый жаркий полдень, маленький прудик, спрятавшийся в глубине леса, хранит морозную прохладу.
Набрать в грудь побольше воздуха, и раствориться в подводной глади, раздвигая ладонями невесомую голубую преграду.
Поздороваться со старыми знакомцами – пёстрыми камушками, юркими мальками, степенной черепахой, которая в ответ на приветствие, вытянула шею, и поспешно спряталась под костяную защиту панциря.
Сделать круг почёта вокруг своей любимицы – огромной пупырчатой раковины. На пурпурно-красном гребне которой поселилось семейство кораллов – два бледно-розовых красавца, с ладонь величиной, тесно прильнувшие друг к другу, и десяток совсем тоненьких, почти прозрачных - не больше мизинца, сгрудившихся полукругом.
И на воздух, несколько частых вздохов, смеясь и отплевываясь, и перевернуться на спину, поддаваясь убаюкивающей неге.
Это место всегда приносило ей отраду и утешение. Сюда она приходила в минуты радостей и печалей. Здесь она черпала вдохновение и давала волю мечтам. В грозовое ненастье и солнечный штиль, на рассвете, когда солнце золотит верхушки вековых кипарисов и на закате, когда небо окрашено в багряный цвет она находила здесь целый мир, который принадлежал только ей.
Но нынче её сердцу не было покоя. Оно билось в груди растревоженное, недавно вторгшимися в её жизнь образами.
Могучая фигура воина, нарушившего её сон…, шершавость металла его кольчужных перчаток, карябающих нежную кожу её щеки…, скользящие между его пальцами локоны…, трилистник – символ власти, вышитый золотой нитью на изумрудной накидке…, карие глаза, от которых, оказалось вдруг невозможно оторваться…, его голос, интонации которого до сих пор звучали у неё в ушах… кажется, он говорил, что она красива.
Ей всюду мерещилась высокая фигура, затянутая в доспехи. Вот и сейчас, вместо переплетенных в вышине ветвей кипарисов, ей мерещились бойницы шлема воина, и не от солнца, блуждающего в пышных кронах, она сейчас жмурилась, а от золотистых глаз, с металлическим блеском, пристально смотревших на неё.
И эти странные не то сны, не то фантазии, наваливающиеся стоит лишь прикрыть глаза.
Ей больше ничего не снилось, кроме этого короткого, бесконечно повторяющегося диалога.
«Вот видишь - мы встретились»
«Я знала, ты придёшь за мной»
«Помнишь ли ты?»
«Разве я могла забыть»
«Я спешил к тебе»
«Я ждала тебя. И буду. Всегда».
«Я так давно, не говорил, как люблю тебя»
«Я всегда помнила о твоей любви».
«Как ты жила без меня?»
«Мне было страшно».
Раскрытая ладонь тянется к ней.
В ответ на призыв, она протягивает к нему пальцы. Но вместо его ладони, её рука натыкается на пустоту. Её пальцы судорожно хватаются за воздух, но она уже знает – его больше здесь нет.
Лишь ветер шепчет ей в уши: Ни вчера, ни сегодня, ни завтра… Никогда…
Она просыпается. И ещё очень долго её преследует отголосок этого последнего никогда.


5.
Рыгор не знал, что его разбудило.
Он лежал на сырых простынях, напряжённо прислушиваясь.
Где-то, гулко дробя камень, капала вода – и больше ни звука.
Факел едва тлел и к тяжёлому воздуху, пропитанному затхлостью, примешивался приторно-сладковатый запах прогорклой смолы.
Была ещё или ночь, или совсем совсем ранее утро, потому что в комнате было темно.
Перевернувшись на бок, он натянул колючий соломенный тюфяк, заменивший ему в эту ночь одеяло, до самого подбородка, и закрыл глаза, собираясь поспать хотя бы ещё немного.
Он долго ворочался на узкой лежанке; его бросало то в дрожь, то в жар. Тёмные тени ускользнувшего сновидения, выползали из стен, танцуя вокруг него свой дьявольский танец, вгрызались в мозг, бесконечным повторением кошмара, подбрасывали на постели, и вновь ускользали в темноту, неуловимые и неузнанные...
Он вскочил, и бросился к окну.....
Ставни разбухли от старости и влаги, и долго не хотели поддаваться.
Пахло загнившими овощами, подскакивала, скрипя, на неровной булыжной мостовой телега, выла собака. И ничего не было видно кроме тумана, плотной завесой заполонившего узкие улочки города.
Закрыть ставни оказалось не менее простой задачей, чем прежде открыть их. Но, даже оставшись в замкнутом пространстве комнаты, он никак не мог отделаться от пронзительного визга колеса, и тошнотворного запаха портящихся овощей.
Поскорее умыться, и в путь, пока благодарные хозяева ещё спят.
Достал из дорожной сумки холщовое полотенце, расшитое райскими птицами, очаровательными нимфами, с лилейными ручками – воспитанницами храма Солнца, располагавшегося на холме, в десятке лиг, от их дворца, и маленький шарик пахучего мыла, невиданной роскоши в этих диких местах.
Вчера, утихомирив разволнованных лошадей, подняв карету, и выправив перекренившееся колесо, он оказался в эпицентре обильных излияний благодарности главы почтенного семейства. Тот ряс ему руку, норовя окрестить поцелуем, а, узнав, что он прибыл издалека, предложил крышу над головой и ужин.
Рыгор собирался пожелать покойной ночи, пришпорить скакуна, и скоротать время до рассвета с бутылкой вина перед камином. Но вместо этого он позволил усталости взять над собой верх.
«Прошу Вас, не откажите...». Тихий голос, сокрытые, в тени глубоко надвинутого на лоб капюшона, глаза...
Вода оказалась тепловатой, и масляной на ощупь. Липкая, скользкая плёнка никак не желала смываться, как усердно он не перегонял шарик между ладонями, сбивая мыльную пену в густую шапку.
В коридоре было темно. Он шагнул в коридор, и замер, уловив движение. Слабой точкой колебался огонёк, и шуршали по глиняному полу башмаки.
Он, ещё мгновение назад, собиравшийся скорее покинуть своё пристанище, стараясь не шуметь, двинулся вглубь дома.

6.
Прометавшись полночи без сна, Джулия выбралась из постели, и затянув на поясе бледно-лиловый пеньюар, прошлёпала босыми ступнями к окну.
Взметнулись белые, тончайшего шифона, занавески, окружив девушку невесомым облаком.
Ночь была непроглядна.
Разные думы посещали её в этот час: о яблочном пироге с ванилью, который мама по обыкновению пекла к субботнему обеду, доведётся ли ей вновь отведать его?; о вековом дубе росшем у стен их усадьбы, по ветвям которого она не раз тайком удирала из своей комнаты; о резвом жеребце гнедой масти, с которым они не давали спуску приятелям с соседних усадьб.
Милый дом! Если бы ты знал, как не хотелось мне покидать тебя.
Марта утверждала, что её ненаглядная птичка обязательно полюбит Англию, с её размеренным темпом жизни, строгостью и изяществом улиц, а в обществе благородных джентльменов понимающих толк и в беседе, и в прогулке, и в вальсе, скоро позабудет о своих грубых приятелях — только и умеющих рассуждать о деньгах, и скачках.
Девушка горячо встала на защиту приятелей, но Марта была непоколебима — университетских диплом ещё не делает мужчину джентльменом.
Вспомнила и о лучшем друге Алеке; усадьбы их родителей стояли рядом, и немудрено, что юные отпрыски проводили вместе много времени замышляя новые забавы, поверяя друг друга в сокровенные тайны.
Для неё он всегда был другом, а молодой человек, последнее время сначала вроде в шутку, а потом всё более серьёзно, заводил разговоры о том, что им пора задуматься о будущем. Хотя в их присутствии это никогда не обсуждалось, молодой человек был уверен, что матримониальные планы родителей в отношении их союза давно обсуждены и одобрены.
Джулию смущали такие разговоры, она вовсе не была уверена в том, что их союз окажется таким же безоблачным, как их дружба, и она как могла, уговорами удерживала Алека от решительного шага. Но собираясь через два месяца приехать из университета на каникулы домой, Алек твёрдо намерился поставить перед их родителями вопрос прямо.
Внезапный отъезд, буквально выбил почву у неё из под ног, и она едва успела написать ему письмо.
Но были и другие мысли. Она усердно отгоняла их от себя, но они возвращались, не желая отпускать её. Глубокие, гипнотические глаза цвета гречишного мёда..., бронзовая обветренность щёк..., грудной, с лёгкой хрипотцой голос..., деликатное касание поцелуя к руке...
Допустимо ли девушке столько и так думать о незнакомом мужчине?
А ведь она думала не только об этом, но ещё и о других, более непозволительных вещах — фантазировала о его улыбке, о непокорной шевелюре, сокрытой под форменной фуражкой, ерошимой ветром, о терпком аромате одеколона, раздразнивающем ноздри.
Разве так бывает?

Тот же вопрос задавал себе в ту ночь ещё один человек.
Забытый, перекатывался по дну бокала коньяк. В мыслях царил разброд, а рассвет был ещё так далёк.
Странное предчувствие не давало покоя Грегу Андерсону. Он искал и не находил ему причины.
Мысленно заглядывал в каждый закуток корабля, напрягал память «перелистывая» судовую документацию и бесчисленные страницы таможенной декларации. Но всё было в порядке. Всё было настолько в порядке, что о более организованном рейсе капитан не мог и мечтать.
Что же тогда не давало ему покоя?
Может из-за прошлый рейса, когда они шли к американскому берегу? При посадке в Ливерпуле возникла небольшая путаница с билетами, но её устранили за полчаса; на третий день путешествия возник скандал, когда у одной пассажирки исчезло колье, оставленное на туалетном столике в каюте; вор — один из стюардов был найден, и препровождён под арест, украденное возвращено владелице, вместе с бутылкой вина, в качестве извинений и моральной компенсации, а в утро прибытия в порт на борту обнаружились безбилетники, пытавшиеся тайком покинуть Старый свет. Эти были сданы властям, и отправлены домой на «Мавритании» неделей раньше покинувшей Нью-Йорк.
Обычные рутинные происшествия, случающиеся почти в каждом рейсе.
О чём ещё он мог позабыть?
Нет, он определённо сделал всё что собирался.
Пакет передан деловому партнёру брата, подруге двоюродной кузины вручён подарок ко дню рождения, для тётушки в букинистическом магазине приобретено Евангелие 15 века и массажное кресло, а брату набор курительных трубок.
Даже сверхсовременная плита подоспела вовремя, и шеф-повар прямо лопался от довольства, то и дело раздавая подзатыльники поварятам, обращающимся без должного, на его взгляд, пиетета с его сокровищем.
Всё было просто отлично.
Отчего же тогда на сердце так беспокойно?
Ночь за окном была равнодушна, надёжно оберегая свои секреты.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 3. Встречи
1.
Порой мне сложно определить грань между жизнью реальной, и пригрезившейся. Виновата ли в этом буйная фантазия, или скупая на эмоции реальность – я не знаю.
В голове всплывают разговоры, события, встречи. Вплоть до поворота головы, и тембра голоса.
Ты спешишь, обменяться впечатлениями, договорить не законченное, и в последний момент осекаешься, не уверенный, а было ли?
Помнишь мы…
А на тебя смотрят недоуменные глаза. Какое вчера? Я не переношу Иванова. Я никогда не был на море.
И ты поспешно извиняешься, соглашаясь, что в твоей голове всё перемешалось и скорей всего тебе всё это приснилось.
А потом более, чем уверенный – не было. Натыкаешься на любопытствующий вопрос. А помнишь? Ведь, правда, было здорово? И ты в ответ неловко смеёшься, с преувеличенным энтузиазмом соглашаясь. Посылая безмолвные проклятия такой ненадёжной памяти.
Порой случается, что ты не помнишь, пересказываемого тебе эпизода твоей же жизни. Отрицательно пожимаешь плечами, и недоверчиво поджимаешь губы. И на долю мгновения замечаешь, что глаза собеседника тускнеют, а потом он просит прощения за бестактность и с преувеличенной веселостью меняет тему разговора.
А может всё это действительно когда-то происходило с нами: в прошлом или будущем?....


2.
- Юлька! Послушай это по-тря-са-ю-ще! - размахивая руками выдала Ирина. - Вот бы никогда не подумала, что эти ваши раскопки так интересно. Все эти древности и красивости, я прям ощущаю на лице дыхание прошлого. Оказывается прошлое пахнет не затхлостью, а деревом и землёй. Я почти жалею, что бросила институт и подалась в фотографы. И не смейся! Я полна творческих сил и энергии, - она навела на подругу фотоаппарат, и щелкнула затвором. - Всё я понеслась дальше. Работы непочатый край. Чует моё сердце, материал получится высший разряд.
Она поправила розовую панамку, пряча выбившиеся волосы под защиту головного убора, выудила из нагрудного кармана зеркальце и блеск, и старательно поправила порушенный солнцем и песком макияж. И покачиваясь на каблуках, которые не променяла на кроссовки даже в суровых походных условиях, направилась, к археологам, облокотившимся на лопаты и о чём-то оживлённо спорившим. И тут же закрутилась вокруг них, усиленно щёлкая фотоаппаратом.
При всё своём взбалмошном характере, а может именно благодаря ему, Ирина была отличным фотографом. Вот и сейчас, объявившись вчера в лагере, с двумя огромными чемоданами, объявила, что один серьёзный научный журнал заказал ей фоторепортаж. В чемоданах содержалось диетическое питание, легкомысленные наряды, и собственно фотографический арсенал. Ещё час, который был потрачен на распаковку багажа, а лагере царил привычный рабочий гул, а после звонкий голос Ирины несся почти отовсюду.
Вот и сейчас, она уже маячила на окраине лагеря, выстраивая пейзажную панораму.
С улыбкой покачав головой, Юлия соорудила себе бутерброд и открыла бутылку минералки и, расположившись на стуле с удовольствием вытянула ноги, жалея только о том, сможет принять душ только вечером.
Но, вместе с короткой передышкой в голову полезли всякие мысли, о которых она бы предпочла забыть. Тот неправильный, невозможный поцелуй, которого не должно было быть, от которого невозможно было отказаться. А потом он ушел, не сказав ни слова, а она смотрела ему вслед, и молилась, чтобы он оглянулся, но он не оглянулся.
Она не станет об этом думать, как бы то ни было их отношения с Гришей давно закончились, она научилась не вздрагивать при звуках его имени, не перебирать, засыпая, в памяти воспоминания о том волшебном времени проведённом вместе: о его голосе, смехе, улыбке, хмурящейся складке меж бровей, когда она по утру она щекотала его за ухом, будя.
Пусть всё остается в прошлом, а они с Гришей будут вежливо здороваться при встрече, обмениваться научными материалами, и может даже вернувшись домой, как нибудь поужинают вместе.
Только почему же ты так волнуешься, глупое сердце?
Потихоньку под навес стали стягиваться археологи. Солнце выкатило в зенит, и теперь простреливало открытые пространства насквозь, превращая тепло в безжалостное орудие.
В этом году весна выдалась на редкость ранняя и жаркая. По словам синоптиков нечто подобное наблюдалось только девяносто лет назад. Жители городов атаковали фонтаны, власти спешно пополняли запасы пресной воды. Из за этого летели сроки, днём мешала жара, вечером южные, подкрадывающиеся внезапно сумерки. Работы на предвиделось часов до четырёх, работать на такой жаре было не просто невозможно, а опасно.
Юлия поднялась, намереваясь пойти в палатку и немного вздремнуть: последнее время, она большую часть ночи проводила без сна, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к ровному дыханию товарищей. Она не знала, может виной всему был чужой климат, и рекордная жара обрушиваясь на этот регион, но она просыпалась в поту, с тяжело бьющимся сердцем, и потом до самого рассвета всего два или три раза проваливалась в беспокойные, короткие сновидения о чём-то, чего она никак не могла вспомнить.
У одной из палаток она заметила Григория и Ирину. Ирина положив молодому человеку руку на плечо, смеялась, откидывая голову. Выражения лица Гриши она не видела - он стоял к ней спиной.
Уже почти позабытая волна боли, обиды и ревности, поднялась от пальцев ног, накрыв с головой.
Словно почувствовав её взгляд Григорий обернулся, но Юлия поторопилась укрыться в своей палатке, уронив за собой полог.


3.
Студенты дружно заполняли лабораторию, занимая парты. Она уселась на своё давно облюбованное место – вторую парту у окна, и залюбовалась видом: багряными листьями, аллеей с бронзовыми бюстами учёных, строго наблюдающими за кипевшей рядом молодой жизнью.
Хлопнула по столу папка с конспектами, скрипнул под соседом стул.
И тут же раздался возмущённый голос Олега, вот уже три года её бессменного напарника в лабораторных занятиях.
– К твоему сведению – это моё место.
Юлия повернулась, и обнаружила рядом вовсе не Олега, а Григория буквально лучившегося радостью. Ей даже пришлось моргнуть, уверяя себя, что это от резкой смены освещения погожего сентябрьского денька, на скудное электрическое - лаборатории.
– Неужели? Я когда-то неплохо умел читать, но сейчас нигде не обнаружил предупреждения.
Сзади и сбоку раздались смешки, с десяток голов повернулись к ним, наблюдая за развитием событий.
Юлия почувствовала, как кровь прилила к щекам, ей захотелось пулей вылететь из аудитории, она бы так и сделала, если бы это положило конец перешёптываниям. Вместо этого, она отвернулась к окну, делая вид, что она здесь совершенно ни при чём.
А фарс продолжался.
– Давай посмотрим вместе? – предложил тем временем Григорий Олегу. – Под папкой нет… странно, под крышкой стола… тоже нет… - ничего не понимаю. Подожди, а может быть на стуле? – покрутив злополучный предмет мебели в руках, и пожал плечами. – Надо же – и тут пусто. Ну тогда извини – Теперь здесь сижу я.
Студенты отозвались дружным хохотом.
– Юль, скажи хоть ты ему!
Но девушка не ответила, по-прежнему подчеркнуто пристально любуясь пейзажем. По-правде говоря, ситуация со стороны выглядела чудовищно, и она бы непременно сгорела бы со стыда, если бы губы, против её воли так и норовила растянуть глупая улыбка.
– Странное дело. Ничто не выдаёт следа твоего присутствия за этой партой. Монумент науки, - он похлопал ладонью по столу. – Не хранит твоего имени. Соседка по парте не слышит твоего гласа. Поразмысли, стоит ли стремиться туда, где тебя позабыли.
– Прекрати паясничать. Ты… не знаю, кто ты такой. Но давай решим вопрос как взрослые люди.
– Пистолеты? Шпаги? Я к твоим услугам в любое время после занятий.
И снова хохот. Юлия отчаянно кусала губы, чтобы тоже не расхохотаться, это было бы очень грубо, по отношению к Олегу.
Ситуацию разрядило появление преподавателя.
– Весьма рад, вашему приподнятому настроению, товарищи студенты. Но каникулы закончились, так что давайте приступать к занятиям.
Ей всё-таки пришлось оторваться от окна, и встретиться с ним взглядом.
– Привет, - поздоровался он.
– А ты оказывается хам, - с непонятной интонацией констатировала она.
– Как скажешь, - согласился он.


4.
Черный валун прогрет солнцем, и похож на добродушное существо. Ей даже кажется что его блестящая поверхность слегка шевелится, точно вздымаемая дыханием.
Волны лижут её пятки, ласкают пеной пальцы и с шипением возвращаются в лоно океана.
Она любуется великолепным кораблём, медленно движущимся вдоль линии горизонта; белые паруса с голубой окантовкой раздувает ветер.
Рядом с бортом, глянцево блестя на солнце гладкими телами, резвятся дельфины.
На корме судна возвышается фигура, оплотом и движущей силой лёгкого скольжения.
Как славно должно быть вот так парить высоко над волнами, сродни птицам. Чувствовать, как ноздри щекочет солоноватый аромат, как солнце ласкает кожу, касаясь то щёк, то лба, то век, а ветер обволакивает, заключая в свои объятия, то налетев с наскока норовит сбить с ног; и вглядываться вдаль, чтобы, быть может, рассмотреть неведомые берега, о которых то заунывно, то задорно глаголили струны певцов.
А по небу медленно ползло облачко-корабль, близнец другого, сейчас величественно покачивающегося на волнах, на границе неба и земли.
Тонкие поперечные перья – стяги парусов, массивные округлые валуны – мощные борта, легкомысленный, почти прозрачный завиток – фигура на носу судна.
Улия рассмеялась удивительному сходству. Зажмурилась, и, раскинув руки, подставила лицо небу, заволновалась грудь в глубоком дыхании. Ещё мгновение, и она оторвется от своего пристанища, взмоет к облакам, и перенесётся силой порыва на желанный борт.
Ход её мыслей прервал незнакомый звук, примешавшийся к равномерному плеску волну. Хлюп-хлюп-хлюп.
Она приставила ладошку ко лбу, от слепящего солнца и увидела приближающуюся к берегу лодку. Четверо гребцов энергично работали вёслами, а на носу, широко расставив ноги, и, уперев руки в бока, возвышалась фигура.
Девушка поспешно сдёрнула с плеч лёгкий белый шарфик, накинув его на голову, узнав воина несколькими днями ранее нарушившего её сон.
Ей следовало немедленно покинуть берег. Тётушка наверняка очень рассердится за её сегодняшнюю выходку, мало того, что она тайком в послеполуденный час в одиночку покинула посёлок, сейчас она сидит бездвижная, в надежде, что мужчина подарит её хотя бы коротким взглядом.
Но ей просто необходимо ещё раз увидеть его глаза, и убедиться, что они совсем иные, чем в её снах. Вот уже гребцы вытаскивают лодку на берег, и отпущенные повелительным взмахом руки, удаляются, в сень прибрежной тени.
Он приближается к валуну, и протягивает ей руку, и она вкладывает в неё свою ладошку. И вот она летит на самом деле, и замирает, оказавшись на песке, рядом с ним. Её ладони лежат на сгибах его локтей, его пальцы сжимают её талию.
Она усиленно разглядывает его подбородок, отмечая пробивающуюся щетину, мускулистую жилистую шею, широкое ожерелье из множества колец, в вырезе белой рубахи. И никак не решается поднять взгляд выше.
Он сам твёрдо берёт её за подбородок и поднимает голову, вглядываясь в глаза. Она глотает воздух, короткими вздохами, дрожа как в ознобе. И веки не выдерживают тяжести ресниц, ложась бархатной бахромой на золотистый от загара шёлк кожи. Лёгкий шарфик, скользнув вдоль её тела, невесомым облачком ложится на её босые ноги. Её плечи отведены назад, спина выгнута, единственная опора для её тела его пальцы, удерживающие её подбородок.
Отпусти он её сейчас, и она рассыпается по песку тысячей брызг, превратится в пену, и ускользнёт в океан, чтобы всюду следовать за ним, куда бы не вели его паруса.
Никогда – предупреждает океан.
Никогда – вторят белоснежные птицы в поднебесье.
Никогда – шепчет листвой тенистая роща.
Испуганная, она открывает глаза.
Ей ничего не видно кроме его лица, резко очерчено подбородка, твёрдой линий губ, и глаз цвета расплавленного мёда.
Его губы осторожно прижимаются к её губам. И она перестаёт не только слышать, но и видеть.


5.
Чадил, моргая, огонёк лампады, вырывая из сумрака колено-преклонную фигуру.
Мужчина замер, прислушиваясь. Однако, нечленораздельное бормотание походило скорее не на молитву, а на ласковое воркование.
Но в темноте, разглядеть источник, к которому была обращена речь не представлялось возможным, как не напрягал мужчина свои зоркие глаза.
Узкие простенки между часто прорубленными проёмами дверей, были украшены засушенными букетами над округлыми щитами, обмазанными чем-то пахучим и липким. Понюхав испачканные пальцы мужчина решил, что это гусиный жир.
Он уже собирался развернуться и тихо удалиться, как его внимание привлёк щит, укреплённый на одной из стен.
К его немалому удивлению чеканка была выполнена великолепно — жуткая драконья морда оскаливалась огненными клубами. Каждый зуб, каждая щетинка на вздыбленной холке, даже узкий, раздвоенный язык, отлитые в бронзе, были столь жизненны, словно мастер ваял своё творение с оригинала, а чудовище терпеливо ожидало, пока тот закончит работу, время от времени разевая пасть, для полного правдоподобия.
Но другой умелец, укреплявший на стене шедевр кузнечного дела, оказался не столь искусен. И, потревоженный прикосновениями, щит сорвался со своей ненадёжной опоры и с тяжёлым грохотом покатился по полу, несколько раз дёрнулся, и замер.
Что-то перепугано ударилось в его ноги, заметалось и ускользнуло в темноту.
А фигура поднялась с колен, и лампада осветила рассерженное лицо.
- Вы напугали Массимо.
- Сожалею. Смею надеяться, что не напугал Вас.
Ещё пару мгновений переменчивыми бликами глаза метали молнии, а потом буря улеглась, и каждую чёрточку лица осветила улыбка.
- Доброе утро. Был ли ваш сон покоен?
Завороженный произошедшими метаморфозами он ответил не сразу.
- Благодарю.
- Нет, это я должна Вас благодарить, - горячо возразила девушка. - Кабы не Вы представить не могу, чем обернулось бы ночное приключение. До сих пор сердце в груди трепещет.
- И потому Вы не спите в столь ранний час?
- Нет, вовсе нет. Просто я проснулась... и мне стало невыносимо оставаться в своей комнате... Страшно..., - добавила она помолчав.
- Что же Вас напугало?
- Сны, - отозвалась она выдохом, после длительной заминки.
- И что же Вам снилось, - задал он вопрос, думая о собственном странном пробуждении полном призраков.
- А я не помню, - девушка смазано пожала плечами, в голосе звенели жалобные нотки.
- Тогда не думайте об этом, - посоветовал мужчина. - Поверьте старому морскому волку. Неприятеля нужно встречать без страха, и никогда прежде срока не давать волю дурным мыслям, иначе они могут стать реальностью.
Ободрённая его словами, девушка вновь улыбнулась, и он странное дело, почувствовал тепло в груди.
- Какой же вы старый!
Он откинул голову и хрипло расхохотался.
- Поверьте, я не так молод, как может показаться. Мой брадобрей мог бы вам это подтвердить. Бедняге дважды в месяц приходится чернить мои седины.
- Я вам верю, - торопливо, зажимая ладошкой рвущийся смешок, кивнула она. - Но почему Вы не спите в предрассветную пору. Это я Вас разбудила?
- Нет. Мне пора трогаться в путь.
- Вы уже покидаете нас?
- Да. Я и так задержался.
- Тогда позвольте предложить Вам завтрак. Родители очень огорчаться если узнают, что Вы покинули наш дом, не позволив оказать Вам подобающего гостеприимства.
Может и не стоило соглашаться, но впереди был долгий день; и вот он уже сидит за столом на пустой кухне, а она запаливает в печи огонь, и черпает глиняным горшком густой суп, и засыпает в медный кувшин ароматные травы.
А он сначала неохотно, а потом всё более увлеченно, рассказывает ей о своей родине о белоснежных стенах домов, длинных аллеях садов, прозрачных морских водах, в которых стаями носятся рыбы, ясном солнце, которое почти никогда не затягивают тучи. И о своём корабле, быстром и лёгком, способном домчать в любой уголок земли.
И следить, как она восторженно слушает его рассказ, как волшебную легенду.
И когда за ним закроется дверь, она проведёт рукой перед глазами, стряхивая наваждение странной сказки, которая однажды произойдёт не с ней..
А он, выйдя на улицу, недоуменно пожмёт плечам, отвяжет коня, и зашагает прочь. Но напоследок не сдержится, и обернётся...


6.
Лайнер мерно разрезал воды Атлантики. Где-то далеко внизу, волны тяжело разбивались о сверкающий стальным холодом корпус корабля, становясь пенистым следом. Но на прогретой солнцем верхней палубе, разворачивающаяся внизу схватка необузданной стихии и творения человеческого разума, ничем не давала о себе знать. Великолепная машина горделиво несла громаду своей мощи.
День сегодня был ясный, и если бы не ветер, даже тёплый.
Она всматривалась в линию горизонта, туда, где море и небо становились одной линией, к которой стремились корабль, и всё никак не мог приблизиться.
Её прошлое казалось ей таким же ускользающим, а будущее – призрачным, как та линия горизонта, в неохватной дали.
Она едва успела удержать на голове шляпку, на которую позарился ветер, налетев на неё внезапно могучим порывом.
– Добрый день, мисс.
Мужчина, бесшумно приблизившись к ней, почтительно замер на расстоянии в несколько шагов. Строгая выправка, безупречный белый мундир, сложенные за спиной руки.
И не разобрать куда он смотрит, то ли в необъятную лазурную даль, то ли прямо на неё.
Она поднимает ладонь, к глазам, словно защищаясь от солнца, и отвечает на приветствие.
– Здравствуйте, капитан.
– Рад, что Вы решили подняться на палубу. Погода нынче стоит великолепная.
– Как и ваш лайнер.
– Благодарю Вас.
Ветер всё-таки одержал свою маленькую победу, и лёгкая соломенная шляпка оказалась у неё в руках, теребимая напряжёнными тонкими пальчиками.
– Хотя весеннее море коварно. Нетерпеливые туристы, зачарованные обманчиво ласковыми лучами спешат принять солнечные ванны. А потом неделями валяются в постели и глотают микстуры. Так что не торопитесь радоваться приходу весны, и одевайтесь теплее.
– Благодарю Вас. Я обязательно последую Вашему совету.
– Если желаете, позвольте мне показать Вам корабль.
– С удовольствием, - отозвалась она, почувствовав, что сердце тяжелее забилось в груди.
Он протянул ей свой локоть, и она поддела под него свою ладонь, затянутую в чёрный шёлк перчатки.
– Я, наверное, с самого детства знал, что моя жизнь будет неразрывно связана с морем. Меня увлекали рассказы о морских путешествиях, о пиратских бригантинах, и об отчаянных смельчаках на утлых судёнышках штурмующих морские просторы. В Академии при Адмиралтействе я окончательно и бесповоротно влюбился в море. Мог целую ночь просидеть над картами морских путей, чертежами древних парусников и современных лайнеров. Для меня мало, что могло сравниться с обаянием водной стихии.
– Думаю я понимаю Вас. Я выросла за городом, и как только удавалось улизнуть от нянечки, пускала лошадь галопом, куда глаза глядят, а потом ложилась на траву, смотрела на небо и слушала тишину.
Она поймала на себе его внимательный взгляд, и, почувствовав, что щёки зажигает румянец, поспешила отвернуться к морю, которое искрилось лазурными переливами в расплавленном золоте солнечного потока.
Некоторое время они шагали по палубе молча, пойманные в сети подкравшегося смущения, смешанного с неловкостью. Она боялась, что он вновь заговорит с ней, но ещё больше – этого неясного молчания, в котором ей чудилось предостережение.
Туристы, наслаждающиеся великолепным трансатлантическим путешествием, весело щебетали, но для неё их голоса были лишь неясным гулом.
Она вздрогнула, одновременно испытав облегчение, когда он продолжил разговор.
– Сколько раз я уже выходил в море, и столько же испытывал восторг от сознания собственного могущества и трепет перед лицом непокорной стихии. И каждый раз оказывался во власти смешанных чувств.
– Когда небо и море становится единым целым - их цвета и запахи перемешиваются, и облака кажутся морской пеной, а морская пена – облаками.
Он так резко остановился, что она, продолжая движение, непременно запуталась бы в длинных юбках, если бы не его локоть, крепко удерживающий её пальцы.
– Кто Вы? – глухо выдохнул он.
Она всё-таки рискнула взглянуть на него, и замерла, не в силах отвернуться, от чёрных от внутреннего напряжения глаз.
– Я не знаю, - прошептала она.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 4. Ладони
1.
Для чего нам нужны руки?
Здороваться при встрече, пеленать ребёнка, рисовать на стекле сердце.
Руками можно созидать и разрушать.
Сломать и построить.
Ударить и приласкать.
Руками можно убить или спасти жизнь.
Можно написать сонет, и миллионы будут твердить его как молитву, украдкой смахивая слёзы, а можно изрисовать стену и прохожие будут спешить мимо, стыдливо отворачиваясь.
Недаром говорят, как без рук.
Много ли мы можем сделать без этого универсального механизма.
Налить чашку чая, забить гвоздь, застелить постель - для всего нужны руки.
А ещё, говорят мы носим на своих руках своё прошлое и будущее. В хитросплетениях линий на ладонях с самого рождения заложены вехи нашей судьбы. Встречи, дороги, ошибки, победы, даже дата ухода — всё это записано в бороздках прорезающих наши ладони.
А, если ты достаточно смел, измени рисунок — и получай новую судьбу.
Хотели бы вы знать своё будущее?
Я — нет.


2.
Раскидистый тент дарит благодатную прохладу, пластиковые тарелки и стаканчики уступили место картам и фотографиям. Археологи до хрипоты спорят, размахивая руками и увесистыми фолиантами по древним языкам.
Юлия, приложив к козырьку кепки ладонь, вглядывается в бескрайние пески, сверкающие ослепительным золотом миллиарда песчинок. Владения песка бескрайни, он повсюду – скрипит под ногами, забивается в ботинки, запорашивает волосы.
Солнце обжигает полуденным зноем, в ближайшие несколько часов, оно будет безраздельно властвовать над этими местами, играючи удерживая людей на небольшом пятачке, под крышей затянутой брезентом, и опровергая хвастливый постулат, придуманный людьми «Человек – царь природы».
Интересно, знает ли об этом сама природа? Наверное нет, коль шутя повергает своих повелителей в трепет.
Чем сегодня их порадуют пески? Какие тайны отроют им, жаждущим новых откровений.
Должно произойти нечто грандиозное. Предвкушение чего-то очень важного завладело не отпускало её ни на минуту, с той самой поры, как первый стяг отряда археологов, взвился над лагерем.
Невозможно толком ни есть, ни спать, боясь пропустить нечто важное.
Беспокойно рыскать взглядом вокруг, от нестерпимого жжения в затылке, и вздрагивать от не произнесенных слов.
Как давно это было. Но сердце, оно-то помнит, как это бывает.
А ты помнишь?
Встретиться взглядами поверх склоненных голов, и поспешно отвернуться — пряча перехлестнувшие через край эмоции.
Конечно, помнишь...
Я тоже помню.. Но я забуду... Я смогу........
Она вернулась в группе археологов, склонившихся над столом и увлечённо рассматривающих фотографии.
Олег веером раскладывал отличные глянцевые снимки. Слышались одобрительное бурчание, руки рвали друг у друга снимки, в порыве любопытства.
– Посмотрите, какая красота! Замечательно сохранился, никаких следов времени. Музеи будут драться за обладание этим экземпляром.
- Неплохо!
- Действительно, оригинально.
Юлия протиснулась между сгрудившимися в кучу археологами, и впилась взглядом в фотографию - каменная фреска: две переплетённые кисти рук, тянутся к солнцу.
- Откуда это? - спросить внезапно севшим голосом.
– Из пятнадцатого квадрата, - в голосе Олега звучит гордость, его бригада работает в том секторе. - Символ власти и могущества.
На очевидную глупость невозможно не возразить, прежде, чем в голове достойные аргументы выстояться в стройную цепочку.
– Это символ вечной любви, стремящийся к вершинам, вопреки преградам, - не замедлила возразить девушка, к своему удивлению обнаружив, что её ответ слился в унисон с ответом Григория.
Археологи вокруг примолкли, но это уже не имело значения; даже кричи они обрывая связки, здесь и сейчас шёл давний спор, о котором даже сами его участники не догадывались, успев позабыть.
– Что за ерунда, - возмутился Олег. – Солнце, это божественное начало. Две руки – борьба. За право прикоснуться к Богу и получить право владеть миром.
– Это очень древний символ. Он упоминается ещё в ране шумерских текстах, и, скорее всего, восходит к цивилизации ещё более древней. Правда, прежде в Европе он не встречался.
– Тогда он может иметь совершено иное значение, - пожал плечами Олег.
– Запястья рук соприкасаются, ладони причудливо выгнуты, как стебли хрупкого и изящного цветка, дабы обнять солнечный диск и, соприкоснувшись кончиками пальцев, встретиться в высшей точке небесной сферы. Вечная сила любви, стремящаяся к единению, сквозь тернии земной жизни, - прикрыв глаза, процитировал Григорий.
Дежавю. Так знакомо.., теперь осталось только вспомнить, откуда эти слова.
- Псевдонаучная фантастика, - огрызнулся Олег. - Ты не пробовал ради разнообразия читать серьёзных учёных, а не всякую беллетристику?
- Важно не что читать, а как.
- Не буду с тобой спорить. Учёный совет нас рассудит.
- Не всё сводится к сухой статистике фактов. Ты, как историк должен это знать.
- Я знаю, то что необходимо для работы. Домыслы меня не интересуют.
Григорий хочет ответить, но сдерживается, и разведя руки в стороны, нацепляет на голову кепку и шагает к раскопу.
Звуки вокруг вновь набирают силу и громкость.
- Юль, ведь я прав, скажи?
- Я не знаю, Олег. Извини.
Она отступает на шаг назад, от друга, требовательно ожидающего ответа, осторожно огибает, и спешит прочь от благодатной прохлады тени.
Григорий стоит вдалеке, заложив руки за спину, закинув лицо к небу.
Ей так хочется, но она не решается подойти к нему.


3.
Официантка выставляла на столики заиндевевшие креманки с восхитительным мороженым, спрятавшимся под высоченной горкой белоснежных сливок и ломтиками консервированных ананасов.
Олег углубился в ноутбук, разбирая накопившуюся за время его отсутствия почту. Юлия воодушевлённо рассказывала родителями о прошедшей поездке. Ирина, наведя на столик прицел объектива, требовала немедленно перестать заниматься ерундой и улыбнуться в камеру. Друзья нетерпеливо махали на неё руками.
Наконец, настало время обмена новостями, сплетнями и впечатлениями.
Юлия и Олег наперебой делились подробностями суровой романтики походных будней. Юлия половину лета провела в Средней Азии, на раскопках кургана, более чем двухтысячелетней давности: и сетовала друзьям на невозможно сухой воздух и вездесущий песок. Олег с группой ученых за это время совершил экспедицию на Южный Урал, и теперь с восторгом отзывался о голубой прозрачности озёр, и о тёмных, манящих зевах пещер, во многие из которых даже опытные спелеологи не рискуют углубляться.
Ирина явно не разделяла восторгов друзей, На лето ей удалось добыть себе место в археологической группе, ведущей работы в Подмосковье. Но она быстро заскучала, и под предлогом обострившейся аллергии вернулась домой.
- Спрашивается, и почему я повелась на стереотипы о мужественных парнях с обветренными щеками и бронзовым загаром? Хотя, чего лукавить, в основном, они если и не вполне соответствовали истине, но всё же были к ней очень близки. И если бы не один пунктик, всё было бы просто отлично, но эти ребята при всех своих достоинствах, как один, рьяные фанатики своей профессии, и ни до чего другого им нет дела.
- Ириш, ты преувеличиваешь, - смеясь, не согласилась Юлия. - Не такие уж мы безумные энтузиасты.
- Именно, - поддакнул Олег. - И если бы ты потерпела пару неделек, обязательно бы прониклась.
- Ещё целую неделю! - с деланным испугом закатила глаза Ирина. - Нет уж увольте! Недели с меня вполне достаточно. Палатки, котелки, резиновые сапоги, конечно, имеют свою прелесть, но не для меня.
- Почему бы тогда тебе не перевестись на другой факультет?
- Почему-почему! Будто не знаете. Потому что так хочет папенька. Иначе финансовый источник пересохнет, - Ирина пригорюнилась.
- Не понимаю, - покачала головой Юлия, подталкивая подруге камеру. - Неужели миру плохой археолог нужней, хорошего фотографа?
- Скажи об этом моему отцу, - фыркнула Ирина, но всё же взяла фотоаппарат в руки. - Папаня не считает фотографию серьёзной профессией для девушки. Ну и ладно, улыбнитесь други мои, вас снимает скрытая камера.
- Неужели ни одному издательству не пришлись по душе твои работы?
- Может и пришлись, но на денежном эквиваленте это никак не отразилось. Конечно они платят, но сущие копейки, никак не достаточные чтобы забить на папашины амбиции,бросить институт и посвятить себя фотографии.
- Уверена, у тебя всё получится. Ты очень талантлива. И однажды, твой отец признает, что ты классный фотограф.... Алло, - отозвалась она в оживший динамик телефона.
- Привет, - отозвалась трубка знакомым голосом.
- Привет, - спину закололи мурашки, а губы тронула улыбка. - Откуда у тебя мой номер.
- Разведка донесла.
- Как серьёзно!
- А у тебя оставались какие-то сомнения?
- Мне пора начинать бояться? - весело спросила она.
Он рассмеялась в ответ.
- Чем занимаешься?
- Сидим с друзьями в кафе, лопаем мороженое.
- Здорово. А меня потащили на футбол. А я, по-правде говоря, засыпаю на ходу.
- Я признаться тоже.
- Что будешь делать вечером?
- Вообще-то я собиралась пораньше лечь спать, - Ирина услышав это показала девушке увесистый кулак «только попробуй!», Юлия показала ей язык, и добавила. - Но мы с друзьями не виделись больше месяца, поэтому вечером идём в клуб.
- Понятно, - коротко отозвался молодой человек.
Они немного помолчали, и Юлия решилась.
- Если хочешь, присоединяйся. - Клуб «Доктор Крейзи». Ничего себе названьице?
- Звучит впечатляюще. Я обязательно буду.
- Тогда до вечера.
- До вечера.

- Вчерашний кавалер? - Ирина кивнула на трубку.
Юлия кивнула, продолжая улыбаться.
- Как всегда самое интересное проходит мимо меня. Я даже жалею, что сегодня не пошла в институт. Он настолько хорош?
- Ты даже не представляешь!
- А по-моему, ничего особенного, - вмешался Олег. - Самоуверенный хам.
- Олег!
- Кажется наш Олег ревнует, - насмешливо выдала наблюдение Ирина.
Олег не удостоил замечание ответом, энергично заработав ложечкой, большими порциями отправляя в рот мороженое.
- Просто сгораю от нетерпения познакомиться с твоим молодым человеком.
- Ну что ты говоришь. Какой он мой. Мы один день знакомы.
- Вот вечером мы и увидим - какой.

Но то знакомство, на которое рассчитывала Ирина не состоялось. Приехавший Григорий, коротко поприветствовал собравшихся, и утащил Юлию за отдельный столик. В ту ночь они болтали без умолку, до хрипоты, перекрикивая стоящий вокруг грохот. И каждый медленный танец был их.


4.
Огромная дикая кошка с роскошной коричневой шкурой с медным отливом дремала в тени миндального дерева. Зверь был уже стар, и щетина на подбородке и кончиках ушей отливала серебром. Мощная голова покоилась на могучих лапах, и бока то вздувались, то опадали в мерном дыхании. Однако, навострённые уши, чутко отзывались на малейший звук, проникающий в место его послуполуденной дремы.
Его привезла сюда десять тысяч лун назад экспедиция, совершившая путешествие к берегам мира. О тех местах слагали легенды: там бродили невиданные звери, тянули ветви к небу диковинные растения, там жили люди несхожие с великим народом их земли.
Невысокого роста, с длинными, по пояс, чёрными волосам, которые заплетали в косицы. Они украшали свои смуглые тела рисунками, и прокалывали ноздри загнутыми в дугу деревянными щепками. Их речь была быстра и пронзительна, для ушей пришельцев, привыкших к плавной мелодичности родного языка.
Много удивительных историй, в течение многих лун наносили на каменные дощецы резцы писарей. Имена отважных путешественников произносили с почтением и трепетом, и младое поколение, упражнялось в воинских доблестях, дабы однажды, по провидению счастливой случайности стать достойными высокой чести, покрыть имя своего рода славой.
Гри Орио шагнул под сень низко нависших веток, опустился на землю, и ласково потрепал за ушами, старого друга, в приветствии. Блеснули на миг, голубые, выцветшие от времени глаза, и сокрылись под расслабленной тяжестью век.
Когда-то тот не знал устали и наводил трепет на молодняк, и людей, осмелившихся в чём-то быть ему неугодными. Но в то же время был безгранично преданным с теми, кто сумел завоевать его доверие и любовь.
Их первое знакомство состоялось, когда Гри Орио было три года. Его отец, светловолосый, улыбчивый великан, взял наследника на поле ристалища.
Пока взрослые громко и увлечённо обсуждали свои серьёзные дела, мальчик заскучал. И никто не обратил внимание, когда он, скатившись со скамьи, заковылял мимо лучников упражняющихся в меткости, и обнажённых по пояс воинов, оттачивающих мастерство рукопашного боя.
Его внимание привлёк фонтан, расположившийся в тенистой прохладе сада, и казавшийся издали живым существом, переливающимся и переменчивым. Много позже он безуспешно пытался добиться ответа: у родителей, у воспитателей тела и духа, что таит в себе суть той скульптуры – двух рук, из камня белее самой тонкой и нежной материи, и серого шара, местами выщербленного или ходом солнцестояний, или рукой неведомого мастера, казавшегося невыносимым грузом в чаше своей опоры, в тоже время став с ней единым.
Отец ответствовал, что фонтан уже стоял, когда он взял в руки свой первый меч, а тем временам он уже не упомнит счёт лун. Возможно дотоле не меньше вод утекло.
Учителя воинской доблести, неодобрительно качали головами, обрубая его расспросы наученьями, что негоже воину занимать свои помыслы подобными нелепостями.
Наставник духа, тишайший и добрейший старец, владеющий столь многими мудростями, приводящими юношу в трепет, впервые в жизни вышел из себя, строго-настрого запретив касаться этой темы; и думать о науках, которые более надобны наследнику древнего рода, которому предначертано героическое будущее. И в назидание заставил учить огромный отрывок из исторической оды, глаголящий о возведении града богоугодного Небесного Анте Ланттеса.
Не раз под покровом ночи юный Гри Орио совершал набеги на громаду Мемориуса, полный надеждами отыскать ответы. Но тайна либо была сокрыта бережно, либо и впрямь никогда не существовала.
Малыш уже приближался к источнику, как вдруг из кустов, ему наперерез вышел огромный зверь, и потянулся носом, пробуя на запах незнакомое прежде существо. Зашумели взрослые, заметившие грозного хищника, рядом с ребёнком; затопали, приближаясь шаги.
А дикая кошка улеглась у его ног, и заурчала, и он в детской наивности, не ведавший страха, протянул руку, поглаживая зверя за ухом. Кот зажмурился, а малыш радостно захохотал.
С тех пор, Гри Орио стал его лучшим другом, среди человеческого рода. Юноша мог спать, положив голову на тёплый мохнатый бок, а зверь лежал так часами, не тревожа покоя. Или спал сам, примостив голову на коленях у своего товарища.
И хотя, наречен он был Деймосом, нагоняющим ужас – для Гри Орио он всегда был Симом.
Более Гри Орио он был привязан только к своей драгоценной подруге, миниатюрной красавице, с чёрными гибким телом, и зеленющими глазами. У них появилось на свет, двое очаровательных деток, которых передали в свадебный дар, когда соединяли свои руки его тётушка, самая младая сестра отца, и его старшая сестра.
А в прошлый сезон дождей, сон навсегда смежил её веки. И следом с каждым днём всё тяжелели веки Сима. Он днями лежал в тени миндального дерева, не прикасаясь к пище и воде, которые приносил ему друг-человек.
Сердце Гри Орио сжимала грусть, его верный соратник и товарищ, с каждым днём уходил всё дальше от него, к той черте, за которой на Тропе Света ожидала его верная подруга.
Вчера гонец принёс радостную весть, в поднебесном Граде объявлен турнир, и лучшие из лучших отправятся в неизведанные дали. Но Гри Орио владела печаль. Прежде он не ведал иного для себя пути, и не мыслил большей радости.
Но теперь, поглаживая Сима, по жесткой шерсти, и рассеяно глядя, на фонтан, всё так же низвергающий воды в бесконечном круговороте им владело смятение.
Не потеряет ли он то, что ему дорого. И будет ли слава той наградой, которая достойна такой жертвы.


5.
Дубовая дверь была украшена вырезанными мастерским изразцом вензелями, за причудливым переплетением которых, ему мерещилось скрывается нечто гораздо большее. Стоит лишь расфокусировать взгляд и вздохнуть поглубже, устремив взгляд на дверь и в то же время за её пределы, как вязь рельефной резки превратится в иероглифы, безмолвно кричащие, о неведомой истории, случившейся во времена настолько древние, что они успели позабыться и стать легендой.
Если бы он смог их прочесть. Если, конечно, там что-то было написано.
Те несколько прохожих, взирали, как на сумасшедшего на мужчину, хватающего их за рукав, и тыкавшего пальцем в направлении двери, требуя ответа, что за слова вырезаны на двери; вырывали руки и, озираясь, торопились скрыться в ближайшей арке, между нависающими друг на друга домами.
Рыгор толкнул дверь и шагнул внутрь. Почти от самого входа, вглубь храма, тянулась длинная, полыхающая сотней фитильков дорожка. Подсвечники, в начале пути высотой не более, чем в два мизинца, по мере удаления вглубь святилища становились выше и массивнее, увенчанные сначала одним единственным огоньком пламени, потом удерживали в равновесии десяток пылающих фитильков. Казалось, что вокруг полыхала стена света.
У противоположной стены, свечи образовывали, что-то сродни алтаря, над плитой из бело-голубого камня зернистой фактуры, с высеченной в нём скульптурой. Две руки удерживали в ладонях шар, соприкасаясь в верхней его точке, кончиками пальцев. Он ощущал узловатость и силу пальцев первой руки и нежность и хрупкость другой, чувствовал массивность тяжелого шара, с лёгкостью убаюканную теплом ладоней.
Он протянул руку, прикасаясь к ожившему барельефу.
Деликатное покашливание сзади, прервало его молчаливый разговор с камнем. Позади него стояла фигура в длинном белом хитоне, со скрещенными на груди руками.

– Да прибудет, твой путь светел, - приветствовал его служитель храма, на странной смеси языков, этой страны и его родины. Он поднял ладони к небу, и устремил туда же свой взор.
– Да прибудет сила пройти этот путь с ясностью взора и мужеством сердца, - отозвался он в ответ.
Его взгляд устремился вверх, и он на несколько мгновений замер, пораженный. Конусообразный купол храма был выложен из разноцветного стекла: пурпурно-красного, голубого, оранжевого. Сквозь него небо, такое серое за стенами святилища, полыхало трепещущими красками жизни. Приглядевшись, юноша разглядел множество светильников плотно обрамляющих диаметр купола.
– Какая звезда привела тебя, путник, в наши края?
– Я приплыл из-за дальних морей, смотреть чужедальние страны, о которых рассказывали мудрецы нашей древности.
– И что же ты нашёл в пути своём?
– В моей душе печаль: ища столь многое, я не смог узреть малого.
– Не печалься, через мгновенье, свернув за угол, ты можешь найти мир. Главное не пропустить свой поворот, и своё мгновенье.
– Случайное течение может принести и потерю.
– Иногда, то, что кажется потерей и есть главная находка.
– Так говорил и мой наставник.
– Тебе выпал счастливый жребий, чужеземец. Не каждому сердцу дано быть наставленным на путь истины мудростью поводыря. Отсюда многие несчастья нашего мира.
– Моё сердце внимало ему, но нить его жизни оборвалась прежде, чем он успел разделить со мной то, что знал.
– Ты познал немало. Сумей же сохранить сие во благо.
– Да даруют мне боги мужество.
В ответ, длинные узловатые пальцы, начертали перед его лицом каблограмму, призванную привлечь высшую милость богов.
Мало надеясь на ответ, он всё-таки спросил.
– Ответь мне, о чём говорят письмена на вратах в твой храм.
Вместо ответа, старец коснулся сложенными ладонями лба и быстро забормотал на незнакомом наречии.


6.
В воздухе витал запах жасмина и ванили.
Сгущающиеся сумерки окрашивали горизонт золотисто-розовым сиянием. Шумел внизу океан, переливаясь багряными всполохами заходящего солнца. Пронзительно кричали альбатросы, то, проносясь у самой поверхности воды, то взмывая ввысь – под самые облака.
Стоя на корме судна, он любовался погружающимся в воду диском солнца, наслаждаясь покоем. Здесь не было других звуков – только голоса природы.
За спиной раздались шаги, он обернулся, и его губы, тронула улыбка.
– Здравствуйте. Как вам сегодняшний вечер?
– Диво, как хорош.
– Я искал вас в салоне, но безуспешно.
– А я и не хотела идти. Нянюшка заставила. Вам верно знакомы такие разговоры «приличной девушке подобает…» и всё такое…
Она наморщила лоб, и передёрнула плечами.
Он весело хмыкнул.
– Вижу, Вас это мало привлекает.
– Точнее совсем не привлекает. Но у меня нет другого выбора – нужно привыкать, – по её лицу скользнула тень, но почти сразу в глаза вернулась улыбка. – Хорошо хотя бы что это только на год.
– Многие бы с Вами не согласились. Люди находят особое очарование в разгоряченном воздухе веселья, блеске нарядов и обмене светскими любезностями.
– Возможно. Но вы тоже сейчас здесь, а не там, где блеск и суета праздника.
– Я моряк. Мне ближе по духу разговор океана. Иногда мне кажется, что я сбегаю с суши нарочно, чтобы отрешиться от суеты.
– Простите, я Вам помешала.
– Прошу Вас, не уходите. Я очень рад Вас видеть.
Она приблизилась к борту, и встала рядом с ним, заворожено глядя вдаль.
– Как красиво. Как бы я хотела, стоять вот так, смотреть на закат, и плыть…, плыть…, плыть до Англии до бесконечности, - он рассмеялась собственным словам. – Хотя это всё глупости. – Через год я буду так же стоят на борту, и торопить приближение отчего берега. Так что вперёд – навстречу берегам.
– Жених? – спросил он, чувствуя неприятный укол под рёбра.
– Увы. Приличной девушке …. И всё такое.
– Старая добрая Англия. Не грустите: он наверняка молод, хорош собой и богат.
– Не имею представления. Мой батюшка и тётушка, вдова моего дяди пришли к согласию устроить моё будущее.
– Поверьте, это будет несложно.
Она повернула к нему лицо, и он, не в силах противиться наваждению нежно коснулся каштанового локона, прильнувшего к щеке, заправляя его за ухо. – Вы необычайно хороши.
– Спасибо, - кажется, они оба перестали дышать. – Надеюсь, они не очень расстроятся, если их мечтам будет не суждено сбыться.
– Значит Ваше сердце несвободно, - чувствую, что замирает собственное, выдохнул он.
– Теперь, да.
– Благодарю, - прошептал он, касаясь лбом её лба, и считая удары сердца – то ли своего, то ли её.

Ему снилось, что он стоит на борту великолепной старинной шхуны, вглядываясь в кромку прибоя.
Вдалеке, на склоне холма, раскинулся неземной красоты город. Белокаменные стены башен разукрашены сине-золотистым орнаментом, крыши сверкают сонмом серебряных искр.
А по кромке песка бредёт девушка. И волны лижут её ступни, и ветер играет её волосами.
Она оборачивается и смотрит на корабль, и ему мерещится, что прямо на него.
Мужчина улыбается во сне, и его пальцы крепко сжимают подарок – цепочку с кулоном – щербинка нефрита между двумя соединёнными ладонями.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 5. Хранители
1.
Какие силы хранят наш мир от гибели?
Опираясь на сухую математику теории вероятности, человечество уже несколько раз должно было благополучно стереть себя с лица Земли.
Войны, эпидемии, техногенные катастрофы, природные катаклизмы...
Но погибшие схоронены, слезы вытерты, убытки подсчитаны...
И неугомонные люди вновь, очертя голову, несутся вперёд, раз за разом наступая на те же грабли.
Кому интересно учиться на чужих ошибках?
Совсем недавно мне подумалось, не может же эта свистопляска продолжаться бесконечно, однажды лимит везения окажется исчерпанным. Человечество в предсмертной агонии забалансирует над краем пропасти в и чаша весов неуклонно качнётся в сторону «не быть».
И в этот роковой час (смеюсь, вот что значит читать в детстве много фантастики) появятся они — всемогущие и мудрые. Готовые помочь и защитить. Окинут всевидящим оком бестолковые подслеповатые тыканья, называемые громким словом прогресс и их охватит печаль.
А вы бы стали спасать этот мир — спросят они. — в нём так много скорби и глупости.
Нет, наверное, нет, - признавая поражение дёрнется голова в кивке отрицания. И короткий невесёлый смешок выдавит признание. - Но всё же его жаль, пусть он бессмысленный и бестолковый, но другого у нас нет..
И, конечно, они спасут и помогут. Не знаю, что будет двигать ими в тот момент — гуманизм, дошедший до степени автоматизма, или обыкновенная, но так и до конца не познанная сила любви и сострадания.
Важна ли будет причина? Наверное, нет. Но мне хочется надеяться на второй вариант.
Не знаю, какая сила нас бережёт, но да пребудет она с нами всегда.


2.
Предрассветный воздух был полон свежестью тем более свежей и пьянящей в сравнении с изнуряющим пеклом дня. В сумерках, невидимые глазу перекликались цикады, но рассвет был уже близок, потому что линию горизонта уже обозначил аляповатый розовый мазок.
Её опять мучила бессонница, и она, отчаявшись совладать с ней, вышла на простор, решив скоротать последние часы перед побудкой на воздухе, и может, если повезёт сделать в блокноте несколько рисунков. Она спустилась к раскопу, и взобралась на огромный камень — когда-то, много веков назад — стену старинного жилища.
Зашуршали листки блокнота — неприступные крепостные стены, возвышающиеся над крышами одно — двухэтажных жилых построек, монументы — слава неведомым героям, неведомых эпох, спокойствие и величественность храмов причудливой архитектуры, ныне невиданные, пышные сады с затерянными беседками и скамеечками для двоих. Черные и коричневые грифельные линии, выполненные быстрыми, даже поспешными штрихами, дышали жизнью.
Огладив белый лист девушка задумалась. Ненадолго. Улыбнулась затаённой мысли, и карандаш заскользил по бумаге. Круг — лёгкой штриховкой превратился в шар, кривые линии — в изгибы пальцев, и вот на бумаге проступил образ древнего орнамента - двух ладоней сжимающих земной шар — символа любви, над которой не властно время.
Рядом зашуршал песок, и она торопливо захлопнула блокнот, прижимая к груди маленькую энциклопедию своих тайн.
- Гриша?
В светло-серых брюках и зелёной майке, за спиной гитара, волосы всклочены ото сна.
- Здравствуй, Юль.
- Здравствуй.
- Ты тоже не спишь?
- Такое дивное утро.
Неубедительная отговорка.
- Да, действительно.
Рассеянный кивок.
- В который раз мы вот так встречаемся, на рассвете. Странно, ты не находишь.
- Немного. Мне отчего-то не спится. Наверное чужой климат.
- Наверное.
- Ты не обижайся на меня за... за тот поцелуй . Воспоминания сыграли со мной злую шутку.
Она заставляет себя пожать плечами. Для неё это ведь тоже только воспоминания, разве не так?
- Не бери в голову.
Он несколько секунд серьёзно смотрит на неё, и она готова поклясться, что он ждал иной ответ. Ей кажется, следует добавить, что-то ещё, но нужные слова не приходят в голову.
Но выражение его глаз уже меняется, губы расплываются в улыбке, той самой, из времён их беззаботной юности, и она непроизвольно улыбается в ответ, как прежде. Он кивает на блокнот:
- Ты до сих пор рисуешь?
- Под настроение.
- Покажешь?
Она прижимает блокнот к груди, но он опережает её, раньше, чем успевает сказать «нет».
- Прошу тебя. Гляди, я вот тут тоже кое-что намалевал. Так, глупости. Я ещё тот художник.
Он вытаскивает их кармана сложенный вчетверо листок и протягивает девушке, а сам тем временем делает вид, что занят поисками укатившегося по песку карандаша.
С разворота на девушку глядит знакомый эскиз.
Она молча протягивает ему блокнот. Он долго перебирает листки, и она слышит только его дыхание. Потом блокнот оказывается в её негнущихся пальцах.
Он опускается на песок у камня, подле её ног.
- Хочешь, я спою?
- Очень.
Вздрагивают струны гитары и, хриплый, немузыкальный голос негромко заводит песню. Только для них.


3.
Неизменно каждое утро на её парте, или в почтовом ящике оказывался букет полевых цветов.
Бог весть, где ему удавалось раздобыть их в сентябре, в столице, но факт оставался фактом: цветы – красные, фиолетовые, оранжевые каждый день улыбались ей разноцветьем глаз.
Олег предпринял ещё несколько попыток отвоевать утраченные позиции, но Григорий их попросту проигнорировал.
Ирина требовала подробностей, но Юлия отделывалась общими фразами, ни с кем не желая делиться чудом любви, с головой накрывшей её.
Они пересмотрели, наверное, все фильмы и спектакли, шедшие в ту пору в кинотеатрах, съели килограммы мороженого, и как подростки всегда держались за руки, переплетя пальцы.
Она чувствовала себя лёгкой и беззаботной пушинкой, радуюсь дождю и солнцу, утру и вечеру.
Он катал её на раме велосипеда по всему городу, а она, если погода была ненастная, держала над его головой зонтик, а если день выдавался погожий, выводила пальчиком на его плече причудливые узоры, а он, пытаясь казаться строгим, требовал прекратить баловаться. Но результат всегда оставался один – остановившись посреди дороги, они самозабвенно целовались: не обращая внимания на гудки машин, и ворчание прохожих, вынужденных обходить влюблённую пару.
В один субботний вечер, когда деревья уже окончательно растеряли листву, и небо всё чаще хмурилось тяжёлыми багровыми тучами, в дверь раздался звонок. Всю прошлую неделю девушке нездоровилось, гудели ноги, и к вечеру одолевали головные боли, не помогало ни малиновое варенье, ни ромашковый чай. Противная температура – 37,1 держалась с завидным упорством. Поэтому выходные девушка решила провести под одеялом, в компании книг и телевизора: Ирина укатила с очередным ухажером в загородный пансионат, а Григорий отправился во Псков, на свадьбу к другу детства.
Юлия собиралась поехать с ним, но внезапно одолевший вирус, спутал все планы. Григорий порывался остаться вместе с ней, но она велела ехать, убедив, что она вполне взрослая, и даже не при смерти, и с миссией заварить себе чаю и сварить картошки вполне справится.
Так что этим утром она совершенно никого не ждала; оторвала голову от подушки, и вновь уронила. Звонок повторился. Часы на тумбочке сообщали, что уже 10 минут одиннадцатого. Неохотно девушка вылезла из своего тёплого кокона, натянула халат и зашлёпала к двери. За это время звонок прозвенел ещё дважды.
За дверью оказался Олег, с букетом хризантем и объёмными пакетами.
– Привет, - поздоровался он.
– Привет, - отозвалась она, пропуская его в квартиру.
– Вот решил заглянуть навестить тебя, ты последнее время выглядела усталой, и Ирка проболталась, что ты приболела.
– Спасибо. Но тебе не следовало волноваться, так – лёгкое недомогание.
– Я не могу не волноваться, ты ведь мой друг.
Юлия почувствовала лёгкий укол совести. Последнее время, охваченная свалившимся на неё счастьем, она совсем позабыла о старом товарище – обмениваясь лишь короткими фразами об учёбе, здоровье родителей, да делах у общих знакомых.
– Я знаю, спасибо. Правда, из меня, как оказалось, друг не такой хороший.
– Ты просто влюблена, - грустно заметил Олег. – Хотя не понимаю почему.
– Почему люди любят? - улыбнулась девушка, пожав плечами. – Никто до сих пор не сумел дать ответа на этот вопрос, наверное, просто потому, что ответа попросту нет..
– Пошли лучше, подруга, пить чай, - предложил Олег, демонстративно поднимая вверх сумки. – Маман напекла обалденных пирожков в картофелем и грибами, да персиками.
Пока грелся чайник, Юлия переоделась в спортивное трико, и, хмурясь, вглядывалась в пустой экран мобильного телефона: Гриша обещал позвонить, как только доберётся, а по её расчетам он должен был уже приехать полчаса назад.
Решив, что он просто не хочет будить её, Юлия отбарабанила sms-ку «я люблю тебя» и, улыбнувшись своему отражению в зеркале, вернулась на кухню.
Олег уже успел похозяйничать: выложил на блюдо пироги, намыл фрукты, и достал чашки, и теперь крутил колёсико приёмника, выбирая волну.
– Объедение! – заметила девушка, откусив кусочек пирога. – Людмила Сергеевна каждый раз превосходит сама себя.
– Я передам маме, ей будет очень приятно. Знаешь, я порой сочувствовал нашим гостям, которые как ни пыталась соблюдать умеренность в еде, никак не могли оторваться от маминых лакомств.
– Точно, - девушка веселилась воспоминаниям. – В школьные годы мы умяли столько пирожков, что они вполне могли бы составить годовой запас комбината какого-нибудь небольшого города.
– А как она сердилась и обижалась, когда мы отказывались от угощения, сославшись на то, что перекусили в Макдоналдсе.
– Эх, весёлая была пора. Помнишь как мы всем классом сбежали с урока физики, что бы отправиться на премьеру «Титаника». А мы отстали ото всех, и пошли в парк, где катались на лодке…
- И кормили пирожками уток, - смеясь, закончила девушка. – Они тоже их оценили по достоинству и гнались за нами до самого берега.
– А одна даже залетела к нам в лодку, и я предложил зажарить её тут же на бережку, а ты меня пребольно стукнула тебя портфелем, и птица улетела.
– А вот и неправда, - затрясла головой девушка. – Я стукнула тебя совсем легонько, а выпустил ты утку потому, что она тебя клюнула. И замечу – правильно сделала.
Молодые люди весело рассмеялись воспоминаниям юности.
– Хорошо-то как! Я так скучал по таким нашим посиделкам.
– Я тоже. Ты мой самый-самый лучший друг.
– И всегда им буду. Скажи, Юль, почему ты предпочитаешь искать счастье где-то далеко? Когда тебе стоит только протянуть руку…
– Олег, я….
- Да, Юль, я люблю тебя. Не знаю, когда это произошло, мы же всегда были друзья – не разлей вода. Но, как оказалось, я не могу относиться к тебе, как к другу. И мне невыносимо видеть рядом с тобой другого.
Закусив губу, Юлия смотрела на старинного приятеля, она никак не ожидала такого признания.
- Ну, ничего, я терпеливый, и подожду ещё. Скоро ты разочаруешься в своём Григории, и вернёшься к старому, проверенному другу, который понимает тебя с полуслова.
– Олег, зачем ты так? Не заставляй меня испытывать чувство вины. Я не знаю, как долго продлятся наши отношения с Гришей, но я надеюсь - долго. Потому, что я очень люблю его. И тебя я тоже люблю, просто не так, как ты того хочешь.
– Мне следовало заговорить об этом раньше. Но я чего-то опасался, а может, до конца не осознавал, как сильны мои чувства, пока не появился он.
– Это ничего бы не изменило, - покачала головой Юлия.
– Не говори так, милая. Сейчас бесполезно рассуждать на эту тему. Будущее нас рассудит.
И я в отличие от твоего – этого! всегда буду рядом.
– У него есть имя, - напомнила девушка, стараясь не сердиться на товарища.
– Да какая разница! – хмыкнул Олег. – Где же он сейчас, когда ты болеешь?
– Во Пскове, на свадьбе у приятеля. И я вовсе не при смерти, чтобы вздыхать у моей постели.
Олег ухмыльнулся.
– Это он тебе сказал? И ты, стало быть, поверила?!!
– Да! У меня нет причин не доверять Грише.
– Блажен, кто верует, - Олег скептически покачал головой. – Жаль, что любовь, - он скривился. - Делает людей настолько слепыми. Вот и ты не хочешь замечать, что твой герой, далеко не такой идеальный, как ты себе навоображала.
– Ничего я себе не придумывала! Олег, давай прекратим этот разговор, иначе наговорим друг другу такого, о чем потом пожалеем.
– С чего бы мне жалеть о правде? Ничего будущее покажет, кто был прав.
– Олег, прошу тебя, уйди. В тебе говорит обида. Мы поговорим – в следующий раз.
– Во мне говорит желание уберечь тебя, чтобы никто не мог тебя обидеть. А от твоего хвалённого супермена...
Девушка оборвала его.
– Довольно! Олег ты знаешь, где дверь. Если будешь готов разговаривать спокойно – приходи, я всегда рада тебя видеть.
Губы Олега поджались, но он сдержался.
– До свиданья, Юль.
– До свидания, Олег.
Когда в прихожей хлопнула дверь, сердцем девушки завладела тоска, точно она всё-таки потеряла лучшего друга.


4.
Пальцы девушки легко порхали над тканью, плетя замысловатый узор. Тётушка измельчала каменным пестиком семена жёлтой лилии, которые были весьма полезны при хворях живота.
Близился весенний праздник Светлых Обетов. В этот день пары соединяли свои руки и сердца, а другие – объявляли о своём намерение соединиться.
С особым тщанием готовились к этим празднествам и стар, и млад – шили наряды, плели венки, чудодействовали над яствами. И целую ночь продолжались танцы, песнопения, гулянья. А потом, на утро, многим усталым ногам и головам требовалась помощь целебных соков природы.
Свечи отбрасывали на стены тени – горделиво расправленные плечи женщин, их сосредоточенные профили.
– Дитя, - нарушила тишину старшая женщина. – Мне приснился сон. Странный. Я бы сказала даже – страшный сон.
Игла, в пальцах девушки едва заметно дрогнула и вновь устремилась вперёд, бросая на ткань плотную вязь стежков.
Один раз тётушке приснился небывалый листопад – листья в нём были невиданного цвета – жёлтые, багряные, чёрные – они летели и летели, пока земля не покрылась зловещим разноцветным саваном. А вскоре случился пожар. Вспыхнула хижина на окраине селения, где жил безумный старец, большой почитатель сока из перебродивших ягод, который делал нрав буйным, а мысли вялыми. Было ли то случайностью, рождённой беспечностью угара, чья-то месть старцу, бывавшему часто несдержанным на язык, или назидание богов – так и осталось тайной. Но пожар, поглотивший ветхую хижину, поспешил перекинуться на соседние дома, утоляя свой неуемный голод. Все силы были брошены на борьбу с недавним другом – прежде разгонявшим мрак и утолявшим голод, вдруг превратившимся в жестокого и беспощадного врага. Нескоро, но людям удалось взять верх, отдав на откуп чудовищу ещё три дома, но спасся амбар с зерном.
Другой сон был о гигантской розе, которая рухнув на землю, сотрясла её. А через несколько дней воздух наполнился воем. Мужчины, рубившие в лесу деревья, вернулись в селение, неся на плечах товарища, раздавленного рухнувшим на землю стволом.
Было ещё много видений, предвещавших и столь же нерадостные события и отрадные свершения.
– Когда-то давно, моя прабабка, рассказывала мне удивительную историю, о поре, когда землю не посещала скорбь и слёзы. В те времена мир находился под защитой Тех Кто Призван Оберегать. И они, будучи почти равными богам, верой и правдой стояли на защите божественной гармонии. Покойны и радужны были те времена, ни сомнения, ни стремления, ни душевные томления не волновали течения времён. Но сердца Тех Кто Призван Оберегать тронула любовь, и боги прогневалась, ведь их любовь оказалась сильней почтения к ним - богам. И впустили в мир смерть, уничтожив гордецов. С той поры Те Которые Призваны Оберегать стремятся навстречу друг другу, но как только обретают, гнев богов настигает их, обрушивая на мир немыслимые несчастья.
– Красивая легенда, - девушка незаметно смахнула набежавшие слёзы, но тётка смотрела на пламя свечи.
– Мне приснилось, что Те Которые Призваны Оберегать встретились, и лазурь неба среди дня затянули тучи, чернее ночи.
– Милая, милая тётушка, - девушка вскочила со стула, бросилась к ней, и прижалась к спине. – Коли это было бы так, неужели ты думаешь, что наши Мудрецы, приближенные к Богам не ведали бы этого, и не указали бы путь спасения.
– Ты права, моя хорошая, - женщина тряхнула головой, прогоняя видение явственно стоявшее перед её мысленным взором. – Но как же сияли их глаза.
– Тётушка, прошу тебя не печалься. Хочешь я скажу, что значит твой сон? Близится день Светлых обетов, праздник любви и гармонии, а тебя в эту пору всегда охватывает сентиментальность.
Девушка присела рядом с тётушкой на корточки, и заглянула в глаза. Женщина зажмурилась, и, закрыв ладонями лицо, пробормотала.
Ты права, ты совершенно права.
Они вернулись к рукоделию. И Улия почти сразу позабыла о их разговоре. Нити под её пальцами превращались в узоры, а воспоминания - в умиротворенное сияние глаз.


5.
Приготовления к отбытию подходили к концу. Площадные торговцы едва ли не устраивали драку, за право выторговать у заморского гостя его товар – тонкой работы ковры, ткани, и пахучие специи. И в ларцы хлынули сверкающие каменья и перламутровый град жемчуга.
Часть сокровищ он без сомнений выменял на бесценное сокровище, бог весть каким чудом оказавшийся в лавке ростовщика - мастерски выполненный телескоп. И он предвкушал то мгновение, когда всевидящее око обратится к небесным далям.
Не с меньшим восторгом обнаружил он у другого заморского купца, чёрного как сама ночь, удивительное дерево, которое болталось на поверхности воды, словно ничего не весило. И воображение тут же нарисовало плавучий дворец, который, пущенный на гладь озера потешал бы гостей и дарил ему отраду в час печали. В несколько дней товар будет помещён на борт - и тогда без промедления в путь.
А пока он безо всякого аппетита поглощал недожаренные свиные рёбрышки с жёсткими бобами, запивая безвкусным хмелем в уродливой глиняной кружке.
Трактирщик несколько раз приближался к его столику, безошибочно разглядев в посетителе состоятельного человека, решив правдами и неправдами угодить ему. В конце концов Рыгор рявкнул, что бы его оставили в покое, пригрозив хозяину, что иначе тому недолго осталось разносить своё пойло.
Им владел даже не страх, а леденящее все члены оцепенение. Он, не дрогнувший в самые жёсткие шторма, перебывавший в десятках кровавых сеч, встречавшийся в неравном бою один против десятка недругов, сейчас сжав в ладонях кружку, с трудом сдерживал дрожь в пальцах.
Тот странный разговор в фантасмагорическом храме никак не покидал его мыслей. Воспитанный лучшими мыслителями своей страны, Рыгор с детства впитал в себя истину, что могущественные боги, дабы уберечь от фанатизма простолюдинов гармонию мира, придумали легенды. Но владеющему знанием, что есть правда, а что вымесел, вместе со свободой от ужаса быть изничтоженным разящим божественными орудием, был дан и груз ответственности, чья ноша зачастую более тяжела, чем тьма невежества.
Но после рассказа старца он уже не знал чему верить.
Давно, в тех краях, дорога к которым теперь уже навсегда сокрыта от человечества, произошло нечто настолько ужасное, потрясшее основы основ, что слабая память милосердно оставила одно скупое воспоминание – Гнев. И мир, взлелеянный прежде дыханием любви, и надёжно защищённый колыбелью ладоней Хранителей, лишившийся своей опоры, понёсся сквозь мрак и морок, обречённый, забытый, проклятый могущественной Силой. Но однажды Хранители вернутся, чтобы спасти и спастись. И вновь разделить печальную участь гибели. Уже семьсот поколений стоит храм, и нынче впервые человек из внешнего мира пришёл вопрошать о памяти, прежде бережно передававшейся из уст в уста только служителями культа. Последний час близок, душа его полна грусти – мир счастья был краток, но и спокойствия - этот несчастный мир стал чуточку лучше.
Он слушал, так и не найдя, что противопоставить повести этого сухощавого, уже немолодого человека, лицо которого внезапно осветилось бесконечным умиротворением; пройдя долгий путь, стоя на пороге вечности, он знал, что всё было не напрасно.
Как хорошо было бы проснуться, у себя во дворце, и обнаружить, что в послеобеденную пору ему пригрезилась странная сказка: о сумеречной стране, которой нет, о девушке, чей взгляд невозможно забыть, нога которой никогда не ступала на твердь этого мира.
Скорее - в путь! Прочь - за десятки дней пути! Но что-то подсказывало ему, что теперь он никуда не сможет уехать.
Он буквально вывалился за ворота храма, подслеповато загораживая ладонью глаза от факельной стены.

Его душой не владело удивление, когда он заметил её выходящей из лавки напротив, скорее он удивился бы, не встреть её. Девушку сопровождал рослый темнокожий слуга, тащивший необъятных размеров тюк. Пока слуга устраивал груз на крыше кареты, она щурясь разглядывала храм.
И вот заметила его. Однако, даже тень улыбки не осветила её лицо. Постояла немного застыв, а потом, пробудившись, взобралась в карету, и экипаж покатил прочь.


6.
Оркестр гремел кадриль. Стар и млад, разбившись на пары и взявшись за руки весело кружили по паркету.
Хрустальные люстры рассыпали электрический свет тысячами хрустальных брызг.
Официанты, как призраки скользили между пассажирами, разнося сладости и игристые вина.
Висячие сады увивали арочные проёмы, и через каждые три метра были расставлены кадки с пальмами.
За стеклянными дверями, в отдельных залах на дамасских диванах, расположились респектабельные господа, с коньяком, сигарами и картами. Там решались финансовые проблемы, плелись политические интриги, проигрывались состояния.
Он неспешно перемещался от одной группы гостей к другой, обмениваясь любезностями с дамами, и раскланиваясь с мужчинами.
– Скажите капитан Андерсон, это правда, что на борту Лузитании находится груз боеприпасов в помощь сражающейся с неприятелем Антанте.
Воцарилась пауза, даже оркестр смолк, музыканты, так некстати, принялись листать партитуры. Разговоры вокруг смолкли, десятки глаз с интересом повернулись в их сторону.
– Смею вас заверить, господа, эти слухи ни в коей мере не соответствуют действительности. Лузитания – гражданское судно, и наше адмиралтейство жёстко придерживается принципов разделения политических разногласий и безопасности наших пассажиров.
– А вы знаете, многие американские газеты в один голос кричали о высокой вероятности торпедных атак со стороны Германии, и даже настойчиво рекомендовали американским гражданам воздержаться от пересечения Атлантики.
Люди вокруг тревожно загудели, принявшись вспоминать передовицы, кричавшие об обострении военно-политического кризиса в Европе.
Он поднял руку, призывая к вниманию.
– Господа.. дамы. Прошу вас, успокойтесь. Да, Европа сейчас переживает не лучшие времена, но я не вижу повода для волнения. Между воюющими сторонами заключен пакт о свободной зоне для гражданских судов, и у Германии нет причин нарушать договор.
– От этих варваров никогда не знаешь чего ждать. Они способны на всё.
Люди согласно загудели «и долго они ещё будут отравлять воздух», «куда смотрит командование», «перебить бы их всех», «ничего, наша армия им покажет».
– Господа! Прошу вас. В любом случае, Лузитания снабжена спасательными средствами, каждый день мы получаем радиограммы от патрулирующих побережье кораблей. Могу вам сообщить, что вчера у побережья Ирландии была замечена германская субмарина, - по обеденной зале пронесся потрясенный вздох. - Но пока повода для волнения нет. Мы с капитаном Тернером уже обсудили сложившееся положение, и решили, что когда окажемся невдалеке от британских островов выйдем на мелководье и прибавим ходу, идя зигзагами. Господа, вы же знаете, ни одна субмарина в мире не в состоянии нас догнать.
И действительно, великолепная «Лузитания» сошедшая с верфи в начале века имела четыре паровые турбины, позволявшие ей развивать невиданные скорости, и однажды преодолела Атлантику менее, чем за пять суток. Так что вполне могла соперничать с новейшими боевыми линкорами. И, однажды, уже уходила от германского крейсера, развив максимальную скорость, и оставив незадачливого захватчика далеко позади.
Убедительная речь капитана успокоила пассажиров: вновь зазвучала лёгкая музыка, и зашумели разговоры.
Грег заметил девушку стоящую у стеклянных раздвижных дверей, ведущих на палубу, и подошёл поздороваться.
- Вы были очень убедительны капитан, - похвалила его няня девушки. - Да и разве возможно не поверить такому статному красавцу.
- Благодарю. Но я не сказал ничего такого, что не соответствовало действительности.
- Значит нам нечего опасаться? - карие девичьи глаза озорно блестели. - Мы ведь в надёжных руках.
- Неблагоприятная вероятность существует всегда. Но в нашем случае она ничтожна. Даже если откажут все турбины, и мы окажемся в окружении эскадры германских субмарин, вашим жизням ничего не угрожает. Между нашими государствами подписан пакт, обязывающий стороны не атаковать мирные суда без предварительного предупреждения, дающего достаточное время для эвакуации пассажиров.
- Спасибо за ответ, капитан. Теперь я совершенно спокойна.
Он никак не мог решить говорит ли она серьёзно, или флиртует с ним. Но как бы то ни было он получал небывалое удовольствие, даже просто стоя с ней рядом. И она, он готов был в этом поклясться, испытывала тоже самое, по крайне мере ему очень хотелось в это верить.
- Я сделаю всё, что бы оправдать Ваше доверие. А теперь позвольте пригласить Вас на танец.
Глядя в его глаза, она вложила ладошку в предложенную руку, и он притянув её к себе, закружил по паркету.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 6. Смятение.
1.
Иногда я ловлю себя на мысли, что смотрю на окружающий мир со стороны. Спроси меня кто, я окажусь не в силах объяснить, что не так. Но, останавливаясь среди спешащей толпы, или съезжая на обочину, я долго-долго вслушиваюсь, вглядываюсь – в лица людей, в строгие линии проспектов, в солнечные лучи, заблудившиеся в кронах тополей.
Порой меня приводят в замешательство буквы вывесок К-А-Ф-Е… Р-А-С-П-Р-О-Д-А-Ж-А.
Незнакомые буквенные символы складываются в незнакомые комбинации, которым, мой мозг, странным образом, находит ассоциации.
Удивительно, я даже могу разговаривать на этом чужом языке, мучительно пытаясь понять, о чём же веду речь.
Мне хочется крикнуть, мелькающим мимо меня лицам «Разве вы не замечаете, что здесь всё не так?! Ну же! Присмотритесь!» Но, конечно же, я молчу. Ведь я не знаю, как должно быть.
К счастью, господство этих фантомов надо мной кратко, и они исчезают, так же неожиданно как появляются. А я остаюсь в ожидании, зная, что они обязательно вернутся.
По правде, я не знаю, что на самом деле пугает меня сильнее, это чувство отверженности, или сопричастности. Когда рождённые воображением события, вплетаются в реальную жизнь. Когда, встречая человека, сразу знаешь, станет ли он твоим другом, врагом, или вы попросту походя, соприкоснётесь. Возможно это интуиция. Хотя… наверное, мне так проще думать.
Но пока я не хочу знать ответ. Что-то мне подсказывает – мне он мне не понравится.


2.
Ирина прихорашиваясь крутилась перед зеркалом. У ног россыпью валялись тюбики с тушью, тональные карандаши, коробочки с тенями и румянами, с десяток блесков для губ. В данный момент девушка трудилась над прической, придавая волосам мокрый эффект.
Заметив Юлию, которая зашла переодеться, Ирина не замедлила покрасоваться.
- И как я выгляжу?
- Замечательно. Только боюсь, руины не оценят твоих усилий.
- Фу, какая ты злая, - скривилась Ирина. - Между прочим в лагере живут люди, и между прочим, ¾ из них — мужчины.
- Понятно, - Юлия рассмеялась. - Тогда у тебя есть шанс.
- Впрочем, всё это шутки, - отмахнулась Ирина. - Просто мы с Гришей собрались поехать в поселок. Пройтись по местным лавочкам, посидеть в кафе. Может мне удастся добыть парочку любопытных кадров. Что-то вроде «простая жизнь на пороге истории». Как тебе?
- Здорово, - излишне громко отозвалась Юлия, швыряя пропотевшую майку в пакет с грязной одеждой, и натягивая свежую.
- Я тоже так думаю, - хмыкнула Ирина. - Юль, но ты ведь на меня не сердишься?
- А должна? - обновить слой солнцезащитного крема, и скорей назад — к работе, до изнурения, чтобы ни о чем не думать, она и так уже успела себе навоображать предостаточно.
- Не знаю, - Ирина пожала плечами, скривившись, слишком резко дернув за волосок брови. - Мне показалось, за завтраком вы с Григорием так смотрели друг на друга.
- Вот именно тебе показалось. Мы с Гришей давние знакомые, теперь коллеги. Неизбежно нам придётся встречаться..., - она запнулась. - И разговаривать. Вот и всё.
- Да? Тогда ладно. Слушай, тебе что-нибудь привезти? Ну там крем, зубную пасту, или чего ещё? В этих поездках, как ни собирайся всегда обнаружишь, что забыла что-то важное.
- Нет, спасибо. Извини, Ир, я бы с удовольствием с тобой поболтала, но работа ждать не будет.
- Да, да, конечно. Но ты ещё раз подумай, я к тебе подойду, когда мы будем уезжать.
Юлия молча кивнула, и откинула полог палатки.
- Кстати, - остановил её голос Ирины. - Может получится, что мы с Гришей заночуем в поселке. Там есть такой замечательный мотельчик, никогда не подумаешь, что в здешней глуши можно встретить такое. Это просто чтобы вы не волновались, если к темноте мы не объявимся.
- Хорошо, - коротко кивнула Юлия.
Однако, какая тут может быть работа, если в голову лезут глупые мысли. На которые она во-общем не имеет права. Что с того, что они с Гришей перекинулись парой фраз, и обменялись улыбками, и она ощутила необыкновенную, уже позабытую лёгкость. Но по сути они давно чужие друг другу. Ей следовало помнить об этом. Вместо этого она вообразила себе, всё можно начать сначала, стоит только очень захотеть. И теперь сходит с ума, из-за того, что Григорий с Ириной сегодня уезжают из лагеря, и наверняка до завтра не вернутся. Ревность - страшная штука.
Ничего, и это мы переживём.
Как хорошо, что дни стоят жаркие, можно стряхнуть с ресниц влагу, словно надоевший пот, и кивнуть, на сочувствующую понимающую улыбку коллеги, воздевающего глаза к небу.
Между тем, Ирина сновала между археологами, и царапала в блокноте, по-видимому, собирая заказы. Потом увлекла под навес Олега, и они довольно долго проговорили, при этом Ирина отчаянно жестикулировала, а Олег, нервно, как показалась Юлии оглядывался.
Приближалось время обеда, и раскоп постепенно пустел.
- Юль, пошли обедать.
Григорий, перепачканный песком и потемневший от солнца, улыбающийся, потянул из её рук кирку. Девушка крепко вцепилась в черенок, и стараясь, чтобы голос звучал ровно сообщила:
- Я ещё немного поработаю.
- Как хочешь, конечно, - весело заметил Григорий. - Но я бы советовал ещё раз подумать. Судя по голодному блеску глаз, судьба обеда предрешена.
Ей удалось сдержать улыбку.
- Тогда подожду до ужина.
Она опустилась на колени, аккуратно сколачивая окаменевший слой песка.
- После обеда я уезжаю, - сообщил Григорий. - Ирина забыла какую-то жизненно необходимую вещь в мотеле, и хочет поскорее её забрать.
- И ты вызвался ей помочь? Как мило.
- Ревнуешь? - карие глаза лукаво заблестели.
Девушка фыркнула. И плотнее вгрызлась металлом в песок.
Григорий тихо засмеялся, и у девушки возникло жгучее желание запустить в него чем-нибудь тяжёлым, например, хотя бы этой киркой.
- Я вернусь к вечеру, - пообещал молодой человек. - Может возьмём по бокалу вина и ты нарисуешь мой портрет?
Может она просто превратно трактует слова Ирины. Потому что ревнует. Потому что любит. Конечно она до сих пор его любит. Разве могло быть иначе.
- Посмотрим, - буркнула она, желая казаться неприступной.
- Юлька, Юлька, - покачал головой молодой человек.
- Вот вы где, - подле них возникла Ирина. В цветастом сарафане, соломенной шляпке, и красных на каблуках туфлях, она выглядела мало похожим на человека, собирающегося за покупками в сельский магазин. Нет она определенно, придумывает себе, тем более Ирина всегда так одевается. - Гриш, время бежит. А тебе ещё нужно умыться и переодеться, и готова поспорить ты ещё не обедал.
- Ира, я скоро приду. Ещё несколько минут. Обещаю, мы успеем попасть на базарчик, о котором ты говорила.
- Хорошо, хорошо, - подняла Ирина руки, заметив выжидающий взгляд Григория. - Я тебя не тороплю. Я буду в палатке.
- Ну и энергии у этой девушки, - покачал Гриша головой, когда Ирина скрылась из виду. ­ От тарана и то проще укрыться.
- Наверное в её профессии без этого никак.
Она отряхивала с брюк песок, а он переминался рядом с ноги на ногу.
- Что? - спросила она, заметив на своём лице его взгляд.
- До вечера?! - то ли утвердительно, то ли вопросительно спросил он.
- До вечера, - согласилась она.
И его губы тронула радостная улыбка.
- До вечера, - вновь повторил он, и развернувшись заспешил прочь.
Однако, на этот раз, на полпути остановился и помахал ей рукой. Она подняла ладонь в ответ.


3.
Ночью выпал первый снег.
Во дворе весело визжали ребятишки, осыпая друг друга градом снежков. Дворники орудовали лопатами, расчищая дороги от внезапно свалившейся радости. Осень в этом году выдалась тёплая и затяжная, отопление ещё не включили, и теперь в окно тянуло холодом.
Завернувшись в верблюжье одеяло, она наслаждалась горячим шоколадом и лирической комедией о любви.
Олег позвонил по утру, извинялся за вчерашнее и предлагал привезти продуктов. Извинения были приняты, предложение отклонено.
Позвонили родители, рассказывали, что у них самое настоящие лето, и они стали неотличимы от местных жителей, такие же смуглокожие, только зубы блестят. Велели пить чай с мёдом, и лежать в постели.
Гриша позвонил ближе к полудню, сетовал, что жутко соскучился и устал. И когда они будут жениться, они сделают это в первую очередь для себя, без всей этой помпы, шума и суеты.
Смеясь, Юлия поинтересовалась, следует ли ей расценивать его слова, как предложение. Молодой человек в ответ удивился, заявив, что он считал вопрос давно решенным. Кстати, его угостили потрясающим вересковым мёдом, говорят он просто творит чудеса, так что, когда он вернётся, самолично напоит её чаем. Он постарается вернуться, как можно раньше, но на дорогах творится какой-то ужас, снега навалило столько, словно уже наступила зима.
Часам к четырём вернулась Ирина, в прихожей сразу стало шумно. Ирина громко распоряжалась обращаться с её чемоданами бережнее, и велела помочь ей снять пальто.
Юлия с тоской решила, что тишине в доме пришёл конец, но пока прикидывала имеет ли смысл притвориться спящей, Ирина выставила своих поклонников за дверь, дескать, мальчики, всё было замечательно, но она ужасно устала, и мечтает об одном: принять ванну и завалиться спать. Ухажёры попались упорные, и предлагали ей сделать массаж, и сварить кофе, и Ирина пообещала воспользоваться их предложением, но в другой раз.
­ Привет, подруга, - поприветствовала Ирина, входя в комнату, избавившись от хвоста.
Юлия в ответ помахала ей рукой.
­ Как ты тут? Всё болеешь?
- Так, больше дурака валяю. Мечта лентяя — проваляться два дня пузом к верху, выползая только умыться и выпить чаю.
На улице творится что-то невообразимое. На дорогах сплошь пробки и аварии. И взгляни, что у меня на голове?! В таком виде даже нельзя мусор вынести, не то что парням на глаза показываться. Что же, придётся отправить Борюсика и Глеба в архив, жаль, они мне почти нравились. Ну и ладно. Выходные прошли — так что самое время начинать новую жизнь.
Юля рассмеялась.
Сердцеедка!
На том и стою, - Ирина показала подруге язык, и скрупулезно рассматривая своё отражение в зеркале принялась устранять причиненные непогодой разрушения. - А как твой ненаглядный? Небось веселится и думать о тебе позабыл, - в тоне Ирины, как всегда при упоминании о Григории звучала ирония.
Почему-то Ирина с первого дня невзлюбила избранника подруги, хотя прежде правдами и неправдами пыталась устроить её личную жизнь. На попытки Юлии докопаться о причинах, Ирина шипела, что он ей не нравится, и точка, и Юлия ещё помянет её слова, когда его истинная натура проступит из-под обманчиво блестящей упаковки. Юлия вставала на защиту любимого, и после по несколько дней подруги не разговаривали друг с другом, тогда приезжал Олег и вступал дипломатическим посредником, восстанавливая мир. Разговоры с Гришей, тоже не принесли результатов, он предположил, что Ирину просто сердит, что в жизни Юлии кто-то появился, тем более без её участия, но скоро всё утрясётся.
­- Мы разговаривали, недавно, - всё-таки ответила Юлия, хотя по возможности старалась не обсуждать свою личную жизнь. ­ Электричка застряла на сортировочной станции, расчищают пути.
­ Ну конечно, - фыркнула Ирина. ­ Блажен кто верует.
­ Ир, ну ты чего?! - удивлённо спросила девушка, потрясённая уже не иронией, злостью в голосе девушки.
­ Да нет, просто так! - всё ещё не сбавляя тона выкрикнула Ирина, и тут же перешла на шепот. ­ Я просто хочу, что бы у тебя всё сложилось хорошо. Ты замечательный человек, и мне больно когда тебя обманывают.
­ Ир, - с укором покачала головой девушка. ­ Зачем ты так? Никто меня не обманывает.
­ Где же тогда сейчас твой верный возлюбленный?
­ Во Пскове, на свадьбе у товарища.
­ Чудесная отговорка, не находишь? И свадьба так удачно подвернулась именно в тот момент, когда ты заболела и не можешь никуда поехать.
­ Догадываюсь, к чему ты клонишь, не понимаю, только зачем. Я доверяю Грише. Если наши отношения перестали его устраивать, он бы сказал мне прямо, а не стал бы городить с три короба.
­ Какая же ты всё-таки наивная, Юль, - покачала головой Ирина. ­ Зачем ему расстраивать ваши отношения? Ты умница, красавица, сцен не устраиваешь, подарков дорогих не требуешь, да ещё готовишь вкусно, чего ему ещё искать, если только так — маленькую интрижку.
Ир, прекрати немедленно, - попросила Юлия. ­ Иначе мы разругаемся с тобой окончательно.
Может так оно будет лучше, но ты прозреешь, чем потом будешь рыдать в подушку.
Не хочу с тобой разговаривать!
Ну от чего же?! Ведь ты так доверяешь своему ненаглядному! Только вот что странно, почему он, собиравшись быть во Пскове, на свадьбе у товарища, очутился в подмосковном доме отдыха с расфуфыренной девицей модельной внешности.
Врёшь! - тихо сказала Юлия.
Тебе решать, - пожала плечами Ирина, и скрылась в ванной комнате.
Она ждала Гришу до поздней ночи, но он так и не приехал.


4.
– Сын мой, - завел разговор отец, когда закончилась пора трапезы, и женщины удалились в опочивальни.
Мужчины вышли на террасу, и расположились в плетённых креслах качалках.
Слуги принесли горячее вино, печеный сыр, и фруктовый лёд.
Отпущенные взмахом руки хозяина, они удалились, оставив отца и сына наедине.
– Я буду держать разговор недолгий, но серьёзный. Надеюсь на особое тщание, с которым будут восприняты мои слова.
– Вы же знаете, отец, Вы всегда были для меня примером и эталоном, быть достойным которого я прилагал все силы тела и духа.
– Хорошо. Тогда слушай. Совсем немного лун осталось до той поры, когда сыны нашей родины сойдутся в сражении на доблесть, и лучше отправятся к берегам мира. Жизнь вдали от родины полна лишений и опасностей. Я не раз держал повесть о своём путешествии, и тебе ведомо, что много славных воинов забрали чужие земли и воды. Сила стихий, будет охранять тебя, но сердцем моим владеет боязнь, вручать будущность только лишь раденьям и молитвам. Посему пришла пора заключить брачный союз, дать дыхание наследнику, дабы не прервался в веках наш славный род. Ты передашь ему силу и знание по возвращении, он станет нам с твоей матерью утешением и опорой, если твой путь прервётся вдали от родины.
- Будет ли оставшийся срок достаточным, для соблюдения церемониального обряда, осталось чуть более 10 лунных циклов.
- Я бы и сам воспротивился спешке, если время не было бы к нам так безжалостно. Я мечтаю увидеть глаза внуков, прежде чем ступлю на тропу света. А к той поре, когда корабли экспедиции пристанут к родным берегам, не ведаю отпущено ли мне встречать солнце. Я беседовал с мудрецами, и получил согласие на отправление обряда.
– Я принимаю Ваше решение, отец. Хотя в моём сердце нет покоя.
– Услышь мудрого совета, сын мой. Горячечная болезнь сердца – плохой советчик. Связуя судьбы, нам должно рассчитываться долгом и высшей целесообразностью, только это приносит в нашу жизнь гармонию.
– Да будет так, отец.
– Я верил, что ты сумеешь оценить верный совет. Ты можешь доверить другому человеку свою душу, но не свою судьбу.
– Возможно, ни то, ни другое мне уже не принадлежит. Но вы правы, отец, я поступлю так, как велит долг.
– Я нынче же отошлю гонца с вестью, о начале подготовки свадебных торжеств.
Гри Орио поднялся, и, сложив ладони на груди, склонил перед отцом голову.
– Теперь, отец, дайте мне дозволение покинуть Вас. Впереди, как верно сказано мало лун, и нужно быть достойным славы.

5.
Она с отчаянием подёргала ручку дубовой двери, но та, как и следовала ожидать не поддалась ни на йоту. Башмак девушки со злостью врезался в неподвижный массив, и она с чувством выругалась.
И что ей теперь делать?
Отец бухнул по столу кулаком и как отрезал — либо она надевает тогу цвета утренней зари и готовится к венчанию, или покров Чёрной девы, и навсегда покидает родительский дом, чтобы в лишениях и молитвах каменной кельи искупить грех ослушания.
И дадено ей было на думы три дня сроку в тишине опочивальни без человеческого лица, и пищи, дабы голодный желудок усмирил гордыню.
Заперев ослушницу, отец убыл на сход именитых вольных граждан, ежедекадно проходивший в городских купальнях: под клубы пара, свист веников, да журчание вязкого, да сладкого рубинового вина, на коих обсуждались дела городские, да падение нынешних нравов.
Следом убыла и маменька, её ожидала швея, и заморский доктор, лечивший при помощи целебных трав, да массажа спинные боли, одолевавшие последний год почтенную даму.
Иногда, слух девушки улавливал шаги, приближавшиеся к двери, и вновь удалявшиеся — слуги не осмеливались преступить строжайший запрет хозяина и проведать молодую госпожу — всеобщую любимицу.
Девушка ещё долго сидела закутавшись в толстое овечье одеяло, наблюдая за оплывающим огарком свечи, тенями мечущегося по стене.
Она утешала себя надеждой, что гнев родителя уляжется и он позволит ей самой решать судьбу, как некогда решал, сам отец с её матерью.
Усталость и голод понемногу клонили её в сон, но что-то каждый раз её будило, она прислушивалась, но в доме было тихо, лишь гулко стучало в груди перепуганное невесть чем сердце.
Вот гулко бухнула входная дверь и по коридорам разнёсся зычный голос отца, горланящего похабные песенки, ставшие в последнее время невероятно популярными и среди безродных рабов, и среди низшего сословия вольных горожан, и среди уважаемых сенатских заседателей.
Девушке оставалось только зажать уши: стыд пылал на её щеках.
Всегда после таких собраний отец громко бранился, ломал мебель, безжалостно терзал струны арфы, извлекая чудовищные звуки. В такую пору слуги хоронились по своим комнатам, не осмеливаясь попадаться на глаза хозяину, который придись ему что не по нраву был скор на расправу.
Лишь старая кормилица, жившая в их семье с той поры когда молод был ещё дед девушки не страшилась буйного нрава своего питомца. И тогда, усмирённый ласковой, но твёрдой рукой, тот засыпал до вечера непробудным сном.
Наконец, всё смолкло.
Но она долго не могла уснуть, ей мерещилось, то, что в замке поворачивается ключ, то, что скулит котёнок, которого забыли накормить.
Но вот благодать сна коснулась и её чела. И грезился ей в ту ночь статный чужеземец оказавшийся на её пути в минуту испытаний. Он, не спуская взора, протягивал к ней руку, но не молвил ни слова. Но когда она решила приблизиться, ноги словно вросли в землю, и неведомый голос наполнил скрипучим хохотом воздух «Никогда! Слышите никогда!».
Вот он оказался совсем рядом, и её пальцы почувствовали близкое тепло его кожи. Но вспыхнула молния, ослепляя; и на миг ей открылась истина. Но крик замер на её губах, и она застыла словно статуя, цепенея, без сил и желания шевельнуть ни единым чреслом.
А смех стал лишь едва различимым шепотом эха «Никогда. Слышите?! Никогда!»
Она вздрогнула, вытолканная на поверхность реальности, мучительно пытаясь вспомнить, свой странный сон. Но не помнила ничего, кроме лица чужеземца.
Небо по-прежнему было затянуто безрадостными серыми тучами, то и дело окропляющими землю редкими, моросящими каплями.
Она лежала, отвернувшись к стене, поджав под себя колени, мучительно пытаясь согреться.

На исходе третьего дня, в опочивальню заглянул отец, присел на край её постели и погладил по плечу.
- И каков твой удел, девочка? – его голос звучал ласково.
– Папенька, зачем вы со мной так? – тихо прошептала. – Я же всегда старалась быть вам примерной дочерью.
– И я надеюсь, и впредь всё так и будет, - голос отца звучал хотя и мягко, но упреждающе. – Я сегодня же распоряжусь начать приготовления: не тревожься дитя, у тебя будут лучшие шелка и роскошные каменья.
– Папенька не заставляйте покоряться вашей воле, всё во мне восстает супротив.
– Значит, ты отказываешься исполнить родительскую волю и стать почтенной мужней горожанкой? - Он стряхнул с девушки одеяло и развернул к себе лицом. – Неблагодарная!
Он замахнулся на дочь – та закрыла глаза, ожидая удара - но сумел сдержать гнев.
– Папенька, какая беда пришла в наш дом? – испугано наблюдая за отцом, грудь которого тяжело опускалась и вздымалась. Никогда прежде не случалось, что бы отец поднял руку на неё.
– Беда в том, что моим женщинам позволено много вольностей. Весь честной народ надо мной потешается. В их глазах я не муж, а женский прихвостень. Но с этим пора покончить. Я заставлю этот город уважать нашу фамилию, как водилось испокон времён.
– А коли возвратится Алейго? – цепляясь за последнюю надежду, напомнила девушка. – Ведь наши семьи связаны клятвой чести.
– Мальчишка сгинул в дальних землях. А девичья пора слишком коротка, чтобы тратить её на ожидание его – живого или мёртвого. Не упрямься дитя, разве желал я когда-нибудь тебе дурного?
Она покачала головой.
– Вот и умница, - отец одобрительно погладил её по голове. – Я знал, ты поступишь, как велит тебе дочерний долг.
Но в неё словно бес вселился. Говорило ли в ней упрямство той, что знала так мало запретов, стремление отомстить за своё заточение, даже ценой последующей неволи, иная какая сила:
Я не могу.
Она ещё на что-то надеялась. Что папенька как всегда махнёт рукой и уступит прихоти любимицы. Однако, против ожиданий, решимость отца определить судьбу дочери, только укрепилась.
– Если таково твоё желание, немедля я велю кормилице собирать твои вещи. Завтра уговорюсь с настоятельницей монастыря, и до конца декады ты покинешь нас.
– Папенька! Зачем Вы так со мной?
– Мне очень жаль. Мне всегда думалось, что вырастил хорошую дочь. Печально на склоне лет оставаться бездетным, но таково испытание богов и я с покорностью приму его.
С этими словами, он, более не удостоив девушку, ритуального отеческого поцелуя в лоб, поднялся и вышел из опочивальни. В замке вновь заскрипел ключ, отрезая её от внешнего мира.
На этот раз она не стала ни барабанить в дверь, ни сыпать ругательствами. Лишь плотнее завернулась в одеяло, и свернувшись в клубочек отвернулась к стене. Хотелось плакать, но слёз не было.


6.
«Мой милый племянник, надеюсь, в этот час тебе благоволит спокойное море и ясное небо. В Ливерпуле снова дожди, и меня, как и прежде мучает радикулит. Врачи прописывают мне припарки и травяные настои, но спасает меня только твой чудесный плед, подаренный на прошлое рождество.
Верю, ход твоего корабля стремителен и лёгок, и с каждой минутой ты всё ближе к родным берегам, а значит, очень скоро я смогу прижать тебя к своей груди. Ты же знаешь, я с каждым разом скучаю, всё сильнее, когда ты уходишь в море. Наверное, я всё-таки старею.
Но я полна надежд и любви к жизни, мы нужно успеть ещё так много. Мне так хочется видеть счастливыми вас, мои дорогие мальчики, опору и гордость моей старости, и, если даст бог, успеть понянчить внуков.
Поэтому обращаюсь к тебе с просьбой, может она покажется тебе в чём-то странной, конечно, ведь я сама всегда учила вас держаться на расстоянии от сплетен, и никогда не говорить за спиной человека тех слов, которых бы не хватило духу сказать в глаза.
Печально, но видимо, мне не избежать участи, почтенных матрон, по делу и нет, всюду сующих свой длинный нос. Как я смеялась над ними ещё пару лет назад, будучи твёрдо уверенной, что никогда не стану похожей на них. Но я так хочу, чтобы дорогие мне люди прожили такую же счастливую жизнь, которая выпала мне. Пишу эти строки, и смеюсь, я даже оправдываюсь, так же как они. Старая, выжившая из ума тётушка, знающая, что нужно окружающим лучше их самих.
Знаю, дела службы требуют от тебя массы времени и внимания, и всё-таки прошу тебя о помощи.
Дело в том, что как я уже говорила, я мечтаю о внуках. А мои дорогие племянники, кажется, вовсе не собираются связывать себя узами брака и продолжать род. Остаётся мне взять дело в свои руки.
Возьмём, к примеру, твоего брата, графа Кессера. Он уже через год разменяет 5 десяток, а до сих пор в голове лишь государственные дела, да бридж по выходным с сигарами и бренди. А у отца вашего, царствие ему небесное, в те же годы уже было трое отпрысков.
И ты, мой дорогой, бредишь морем, и мне кажется, что даже когда ты рядом со мной, на твёрдой земле, твой взгляд устремлён в бескрайнюю даль океана.
Поэтому, я взяла на себя смелость, немного поучаствовать в вашей жизни и написала письмо брату моего драгоценного возлюбленного Мишеля, Антуану. Он, может, ты помнишь, перебрался на другую сторону Атлантики почти 30 лет назад. За то время он женился, и у него родилась дочь. Теперь это вполне взрослая девушка, недавно ей миновал 20 год. Памятуя, какой статью и душевной силой отличался славный род, к которому я тоже имею счастье принадлежать, я решила, что если девушка унаследовала даже половину этой силы, она станет прекрасной женой и матерью. Поэтому попросила любезного деверя отпустить дочку к нам в Британию, не скрыв от него своих матримониальных планов. Он согласился.
И сейчас эта девушка плывёт на твоём корабле, в сопровождении своей нянюшки. К сожалению, её родители были вынуждены остаться в Америке, неотложные дела требуют их обязательного присутствия.
За сим, прошу тебя внимательней приглядеться к ней, попытаться узнать, верно, ли моё мнение, или же не стоит торопить ход событий.
И заклинаю тебя, постарайся, что бы ни эта девушка, ни твой брат не узнали об этой странной причуде старой тётушки.
Может быть, мы поговорим об этом под звон свадебных колоколов, или топот детских ножек. Дай-то бог, что бы всё получилось.
Ах да, среди всех этих сентиментальных размышлений, я так и не сообщила тебе имя нашей будущей, я надеюсь, свояченицы – Джулия Д’Армони.
Крепко целую, тебя мой дорогой.
P. S. Катарина обещала испечь к твоему приезду ежевичный пирог со взбитыми сливками».

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 7. Скольжение.
1.
Порой мне хочется раскинуть руки, набраться смелости, и взлететь.
Летать нисколько не сложно, и мир видится совсем иным, чем из иллюминатора стальной птицы.
Простор! Свобода!
Но миг восторга краток. И вот уже кажется, что ноги никогда не коснуться тверди, и до скончания времён ты так и будешь болтаться, между землёй и облаками, пока ветру не наскучит играться с тобой, и он не унесётся в иные дали. А тебе останется только несколько секунд свободного падения. С ускорением 9,8...
И ноги, всего мгновение назад натянутые как рублевой хвост хозяев поднебесья, становятся вялыми, и судорожно перебирают по воздуху, ища несуществующую точку опоры.
Но вокруг только воздух, воздух, воздух.... Прозрачный и неощутимый.
И уже не восторг, а страх отдаётся шумом в барабанных перепонках.
Облака шарахаются вверх, земной шар наползает навстречу тяжёлой громадой, птицы с тревожными криками кидаются в стороны...
Закрываешь глаза..., и к счастью в это мгновение просыпаешься.
... А вскоре вновь грезишь о кратком восторге полёта.


2.
- Чёрт!
Григорий врезал кулаком по металлическому корпусу ни в чем не повинного телефона-автомата, однако, на механического монстра это не произвело ни малейшего впечатления, он так и продолжал заливаться мелодичными переливами «аппарат абонента выключен, или или находится вне зоны действия сети». Молодой человек ещё раз набрал номер, но результат от этого не изменился. Он повесил трубку и вернулся к столику.
Ирина заправски орудовала пилочкой, время от времени поднимая руку, оценивая результат.. Когда молодой человек присел на стул напротив, она подняла голову.
- Ну что?
- Абонент временно недоступен.
- Не бери в голову. Это обычное явление. Позвоним позже.
- Как подумаю, что нам придётся торчать здесь до завтра! Чёрт бы подрал этих хулиганов! Спасибо, - кивнул он официанту, поставившему перед ним горшочек жаркого, от которого шёл восхитительный аромат. Официант осклабился и сообщил, если он понадобится сеньорам туристам, он будет на кухне, им нужно будет только нажать кнопку звонка на стойке.
- А по-моему вполне милое местечко, - девушка отпила коктейль, и зажмурилась от удовольствия. - Восхитительно. Попробуй, - она протянула бокал молодому человеку, но тот, отодвинул её руку, отказываясь.
- Брось, Гриш. Возьми пива, расслабься. Всё равно мы застряли здесь до завтра. Завтра придёт механик, и починит нашу машину. А пока давай получать удовольствие, за окном чудный день, на столе вкусный обед. А вечером, готова биться об заклад, тут бывают танцы.
- Ладно, - согласился юноша. - Только я ещё раз попробую позвонить.
Он поднялся, но Ирина удержала его, поймав за руку.
- Гриша, прекрати дёргаться. Ты звонил пять минут назад. Думаешь, за это время что-то изменилось? Кстати, Дэн рассказывал мне, что в этом кафе готовят потрясающую пахлаву. Давай закажем?
- Давай. Но я всё-таки попробую позвонить.
Ирина вздёрнула подбородок, с видом поступай как знаешь, и направилась к стойке делать заказ.
Надежд было немного, и, разумеется, телефонный оператор ответил доброжелательным, но бесповоротным отказам.
А вернувшись к столику, Григорий обнаружил, на скатерти-соломке кроме восточного лакомства, тёмно-коричневую бутылку коньяка и розу. Мальчишка-официант откупоривал бутылку, Ирина одобрительно улыбалась, и на острых скулах подростка, несмотря на южный загар проступал румянец.
- Милый, парень, - заметила Ирина, когда мальчишка пятясь скрылся за стойкой. - И такой любезный.
Она подняла бокал, приглашая выпить, звякнул хрусталь.
- Просто чудо! - Ирина прикрыла глаза, смакуя напиток, и отламывая маленькой вилочкой кусочек лакомства.
- Весьма недурно, - согласился с ней молодой человек. Он держал бокал у губ, но почти не пил, лишь слегка смачивая губы терпким напитком.
- Что со звонком?
- По-прежнему, тишина.
- Давай посидим ещё немного, а потом сходим к фонтану. Наш милый гарсон, сказал что вечерами там устраиваются массовые купания.
- Пойдём, - согласился Григорий. - Только сначала снимем комнаты на ночь.
- Отлично. Когда закончишь, захвати мне бутылку минералки без газа.
Пока Григорий заполнял у стойки формуляры, Ирина, отодвинув накрахмаленную занавеску наблюдала за происходящим на улице. Ребятня взметая столбы песка носилась вокруг обездвиженного фургона, однобоко просевшего на проколотой шине, под кустом, на противоположной стороне улицы дремал огромный лохматый пес, время от времени задиравший заднюю лапу, и ожесточенно теребивший себя за ухом, стряхивая надоевших насекомых.
Опустив занавеску, девушка допила коньяк, спрятала пилочку в сумочку, и закурила.


3.
В понедельник, несмотря на увещевания Ирины, и остаточные симптомы простуды, она собралась и поехала в институт.
Телефон Гриши молчал, как мобильный, так и городской.
Девушка испытывала смутную тревогу, но гнала тяжёлые мысли прочь. И в институт поехала для того, чтобы занять руки и мысли, хоть каким-нибудь действием, иначе ей грозило провести весь день гипнотизируя телефон, и сочиняя разные небылицы.
Олег, весело переговаривался с приятелями в вестибюле, и завидев девушку, замахал ей рукой, мол иди к нам. Олег, такой привычный и знакомый. Светлые волосы слегка растрёпаны, но серый костюм тщательно отутюжен. Всегда в хорошем расположении
духа, весельчак и балагур — душа компании, лучший друг...
Но Юлия замешкалась. Ей казалось, она смогла перешагнуть их субботний разговор, и относиться к Олегу, как прежде, как к лучшему другу, всегда готовому прийти на помощь, и желающего самого лучшего. Но сейчас, ей совсем не хотелось с ним встречаться.
Но он, оставив собеседников, уже спешил к ней.
­- Юль! Привет. Не ожидал сегодня тебя здесь увидеть. Ты зачем встала? Тебе выздоравливать надо.
-­ Здравствуй, Олег. Ты же знаешь, я не люблю рассиживаться дома.
­- Только в институт было идти вовсе не обязательно. Образование, не стоит таких страданий, - заметил Олег, почти слово в слово повторив Ирину, прочитывавшую с утра целую лекцию о вреде чрезмерного рвения.
­- Спасибо, за заботу, но мне правда так будет лучше.
­- Выпьем чаю? - предложил Олег. ­ У нас есть минут пятнадцать.
О Григории не было сказано ни слова. И девушка, снова, в который раз, упрекнула себя за то, что заподозрила Олега в личных мотивах, побудивших наговорить ей много нелицеприятных слов о её любимом. А он только хотел, что бы ей было хорошо. Да, он сказал, что любит её, но она надеялась это не помешает их дружбе, ей так не хотелось терять его крепкую руку и доверие. Но ещё больше, она уповала на то, что молодой человек поймёт, что его сердцем движет вовсе не любовь к ней, а давняя традиция делить печали и радости, новости и тайны, ослабшая в последнее время; и встретит девушку, которая подарит ему чувство полёта, такое же сказочное, как выпало ей, рядом с Гришей.
Ей нужно было согласиться, поговорить с ним по душам, дать почувствовать, что он по-прежнему важный человек в её жизни: несмотря ни на ссоры, ни на то, что её сердце отдано другому. Но она она не могла, просто не могла, по причине, которую не могла себе объяснить.
­- Нет, спасибо. Я пойду в аудиторию.
По лицу Олега скользнула тень, но он улыбнулся.
­- Хорошо. Тогда встретимся в аудитории.
И он отошел обратно, к приятелям, и они, обменявшись парой фраз направились в сторону кафе.
Аудитория была почти безлюдна. Девушка уселась на свое привычное место, и инстинктивно проверила телефон, хотя точно знала, что звонков не было. Разумеется дисплей был пуст.
Гриша появился за пять минут до начала занятий.
­ - Здравствуй, - улыбнулся он, легко прикасаясь к её губам.
- Здравствуй, - выдохнула она в его губы.
- Прости, я не мог приехать раньше. Электричку из-за снегопада остановили на перегоне, и продержали до глубокой ночи — чистили пути. И как назло у телефона села батарейка, ты наверное волновалась.
Она кивнула, прислонившись к его плечу.
­- Я больше никуда не поеду без тебя, - пообещал он.
­ - Это вовсе необязательно, - возразила она.
­- Но я так хочу, - он ласково коснулся кончика её носа. Её сердце сладко заныло от его слов и от прикосновения.
- Ну вот, совсем забыл, - он расстегнул молнию на дорожной сумке, и положил перед девушкой маленький букетик ярких красок лета — красных, оранжевых, синих. И упреждая её вопрос, замахал руками. - Даже не спрашивай. Должна же у меня быть хотя бы одна тайна?
Их пальцы переплелись, и не разрушили своего единства на коротком и таком бесконечном промежутке длиной в пятьдесят минут — академический час.


4.
Ирания крутилась перед подругами, демонстрируя роскошные складки свадебного наряда. Девушки, усевшись на траве полукругом, плели свадебные венки. Фиолетовые цветы, величиной с ноготь большого пальца – символ страсти, белые, растущие в тенистой прохладе прудов, размером с кулак взрослого мужчины – чистоты и верности, жёлтые, легкомысленные солнышки – радости и удачи, серебристые крошечные колокольчики – здоровья и многочисленного потомства, тугие, бутоны с плотно закрученными ярко красными лепестками – любви и нежности, и, разумеется, стебли душистых трав – разжигающие веселье, снимающие усталость.
– Думаете, Алин Ди сможет отвести от меня взор? Достаточно ли я хороша?
– Он едва ли дождётся завершения свадебного хоровода, - хором ответили подружки.
– Не скажет ли он, что моя талия не достаточно тонка, мои губы недостаточно алы, мои ноги недостаточно резвы?
– Он будет безмолвен, его уста онемеют печатью восторга.
– К ночи я стану взрослой, и полноправной селянкой, - девушка закружилась по полянке, закурлыкав под нос песенку «с милым вместе, с милым рядом – это лучшая награда»
– Да не крутись ты, хвост водяного чёрта, – старшая сестра, дёрнула девушку за руку, принуждая встать спокойно. – Клянусь свадебными богами, ты даже не переступишь черты брачного круга, если не дашь мне закончить.
Ирания застыла с выражением бесконечной муки на лице, и сестра тем временем натирала её кожу ароматными маслами, поливала её волосы, настоем душистых трав, призывая благость богов.
– Улия, - Ирания решила попытать подругу на предмет сердечных пристрастий. - Олеандр так смотрит на тебя, готова спорить, он подарит нынче тебе плод молочного ореха.
– Я не думала об этом, - поспешно ответила девушка, склоняясь над венком ещё ниже, так, чтобы волосы скрыли её пылающие щёки.
– Улия, ты поступаешь крайне не осмотрительно. Ты всего на два сезона свадеб младше меня, и даже не задумываешься о будущности. Ты же знаешь, стоит помедлить, и можно навсегда остаться печальной невестой.
– Знаю.
Разве могла она сказать подругам, что теперь, она не может ответить согласием ни одному из юношей. Что она выбрала свою судьбу, связав себя узами плоти и сердца.


В воздухе пахло цветами и пряностями. День близился к закату и жаркий солнечный день, постепенно уступал права тёплому, погожему вечеру.
Переливами заливистых мотивов переговаривались струны музыкантов, рассказывая удивительные истории о любви, ненависти, вражде и дружбе.
В начищенных до блеска огромных чанах клубился горячий хмельной напиток, который щедро разливался по вместительным глиняным кружкам.
Дети с шумом носились между взрослыми, забавляясь игрой в пятнашки. И к звукам поляны то и дело примешивался визг, малыша которого настигала очередь водить.
Молодые люди упражнялись в борьбе: одни кувыркались в траве, выясняя, чьи мускулы крепче, другие скрещивали палки, одновременно пытаясь устоять на узком бревне, укреплённом на высоте в половину человеческого роста, и не удержав равновесие, летели на землю, под свист и улюлюканье зрителей.
И, конечно, были танцы – кто во что горазд. Одни в вприсядку, выбрасывая коленца, другие изгибаясь, как молоденькое деревце на сильном ветру – приводя каждый член тела в движение, иные разбившись на группы – переплетая руки, то сходясь, то расходясь, а кто-то просто раскачивался из стороны в сторону – совершенно не обращая внимание на звуки музыки.
Солнце уже зазолотило вершины деревьев, озарив их красноватым отливом, когда духовный наставник селения поднял руку, и музыка стихла.
Зычный, хорошо поставленный голос прогремел над поляной.
– Милые мои дети, подданные наших справедливых богов, дети нашего благодатного края, возденем руки к солнцу и возблагодарим наших могущественных повелителей за радость встретить сегодняшний вечер, за их благоволение к нашим слабым душам и бренным телам, даровавшее нам счастье наслаждаться совершенством нашего прекрасного края, а не прозябать во мраке варварства.
Славься!!! Отозвалась толпа гулом.
Славься!!! Взметнулись к небесам руки.
Славься!!! Приникли сотни лбов к земле.
И наступила церемония соединения судеб. Пары приближались к наставнику, и целовали медное блюдо с солнцем, выкованным по центру, окружённое иероглифами, знаками силы вершащих судьбы всего сущего богов. Затем – символом нерушимости и единства - запястья им прочно связывал лоскут белой материи, а к плечам, на долю мгновения прижимался накалённый до красна металлический брусок, оставляя на всю жизнь неизгладимый след – два прижатых друг к другу окружия бесконечности. А потом, пары покидали праздник, чтобы первые часы единения остались бы не разделенными более ни с кем.
И вновь грохнули барабаны, и им ответствовали струны. И вновь гомон веселья понёсся по воздуху.
И вновь поднятая вверх рука наставника принесла тишину.
И вновь толпа вознесла славу и благодать богам.
Наступала пора тех, чьи запястья и сердца были свободны от обетов.
Толпа расступилась по краям поляны, а центр выступили девушки, незамужние и вдовые, чей срок скорби истек.
В сгустившихся сумерках, отблески костра освещали вышедших в круг девушек. Тихим шепотом переговаривались две струны, подпевала им тоненьким щебетанием дудочка.
Юноши, и умудрённые годами мужи, неся ожерелья из морских раковин и букеты цветов, двинулись к своим избранницам, чтобы заявить о своём намерении дать им будущее.
Едва первые ожерелья нашли своих обладательниц, как ночь наполнил топот копыт и конское ржание. И вот резвый скакун уже гарцует на задних ногах перед толпой, а всадник, возвышающийся монолитной громадой в седле, сдерживает буйный норов животного.
Подчинённый воле человека, спустя мгновение, конь уже важно вышагивает по кругу, вдоль притихшей толпы, пока всадник пристально вглядывается в лица.
Девушки жмутся за спины мужчин, а любопытные детишки стараются пробраться ближе, чтобы получше разглядеть происходящее, но взрослые шикают на них, отгоняя.
Первым нарушает молчание наставник, он щурится, пытаясь разглядеть гостя, но игра тени и света мешает ему.
– Добрый путь тебе, пришелец. Мы рады видеть здесь гостей, чьи намерения чисты. Если таково будет твоё желание, у нас ты найдёшь кров и пищу. Ты прибыл в момент радости, сегодня наши милостивые боги освещают пути сердец рабов своих. За что мы неустанно возносим им славу, - «Славься!» Нестройным шумом отозвалась толпа. – Прими же наш зов и раздели с нами этот миг.
Всадник не отозвался, по-прежнему отыскивая кого-то в толпе, но когда он проезжал мимо наставника, тот, наконец, сумел разглядеть, что накидка на нём была изумрудного цвета, с вышитым золотой нитью трилистником.
– Господин…, -прошептал наставник, склоняясь в колено-преклонном поклоне.
И люди поспешили вслед за ним, выразить своё почтение.
Всадник, наконец, рассмотрел ту, которую искал, и направил коня к центру поляны, где застыли девушки, ожидающие сватательных ожерелий, и мужчины, не успевшие назвать свою избранницу.
В мановение ока, освещённый круг опустел, сельчане поспешно и бесшумно ускользнули под защиту ночной тени, предпочитая наблюдать издалека.
Улия стояла, опустив голову, дрожа. А всадник, перебирал нити ожерелий, двумя знамениями украшающие шею девушки.
Люд молчал, протяжно ухнула в темноте ночная птица, и всё смолкло.
Пальцы мужчины сжались крепче… и разноцветные ракушки покатились по земле.
Она подняла голову, и взглянула на него, борясь с непрошеными слезами и страхом.
Вот железная хватка смыкается на её запястье и она взлетает в воздух.
Толпа расступается и вскоре смолкает даже эхо копыт, уносящих своих седоков в ночь.


5.
На следующий день, ближе к полудню, дверь распахнулась и на пороге возникла, пышнотелая, с густо выбеленным лицом и нарумяненными щеками – двоюродная сестра отца.
– Ну, здравствуй, моя птичка, - проворковала она, давая знак рукой низкорослому рабу негру, внести корзинку со сладостями и ароматной водой.
– Здравствуйте, тётушка, - девушка прижалась в поцелуе к руке женщине, и её немедля обволок тяжёлый аромат восточных благовоний.
– Что же ты ослушничаешь, деточка? – неодобрительно заметила женщина, опускаясь в принесённое слугами кресло. – Негоже юной девушке нарушать волю родителей. Вот когда станешь сватать собственных детей, помянешь моё слово.
– Но тётушка, как быть, коли жених старше моего родителя?
– Принять отеческую волю, птичка моя. Старый дуб, хоть и неказист с виду, зато прочно цепляется корнями за землю, и юным деревцам, сподручней взрастать под его покровом.
– Но старый дуб, пусть и незыблем, но с лихвой черпает из земли жизненных соков, и молодым деревцам грозит пусть не гибель, но увядание и чахлость.
Тётушка протяжно рассмеялась.
– Коль деревце будет достаточно благоразумно, оно оплетёт могучие корни, лаской тонких побегов и не будет испытывать никакой нужды. А со временем, когда небесный огонь и земная тля сделают своё дело, деревце само станет твердыней. Поверь, моя птичка, своей немолодой, немало пожившей тётке, пережившей трёх мужей. Ни один из которых не был моим ровесником, разве что погодкой моего отца. И взгляни, похожа ли я на зачахшее, убогое деревце? Я езжу в золоченных экипажах, имею три смены блюд за обедом, и пять за ужином, мой дом каждый день полон гостей. Кавалеры, чего тут скрывать, даже моложе меня, сражаются за моё расположение и покровительство. Главное решить вопрос разумно с твёрдым сердцем и холодной головой, не оборачиваясь на химеры, сродни любви. А твой отец, деточка, более чем разумный человек, послушай его и сделай правильный выбор.
Лоб девушки нахмурился в глубокой задумчивости, тоненькие ниточки бровей сошлись к переносице, и она задумчиво впилась зубами в мякоть персика, вложенного предусмотрительной тётушкой ей в руку.
И владели ей безрадостные думы. И чем дольше она предавалась раздумьям, тем неоспоримей казалось правота тётушки. Жених, наречённый в младенчестве, безвестно сгинул за далекими морями, и она через год другой станет слишком старой для первого замужества. А значит, никогда не сможет дать продолжение их роду, потому как, та девушка, не ставшая женой до семнадцатой весны, навсегда остаётся, обречена на вышивание перед камином, приживалкой в доме родственников, да наставничество юных дев в матримониальных делах. Да и жених, избранный родителем, плох только тем, что навязываем волей отца, да восстают супротив него все мысли и чувства её. Ведь и все те девушки, ныне уже жены, с которыми некогда тешилась она детскими забавами, повернули свой выбор на умудрённых сединами почтенных мужей, и, родив наследников, наслаждались прелестями жизни и восхищением поклонников, порой месяцами не встречаясь со своими супругами.
И, на склоне лет, видя небо через бойницу кельи, да день изо дня закутанные в чёрные саваны лица Чёрных дев будет ли она столь же уверена, избрав добровольное заточение, смиренному рабству.
Да, отец и тётушка правы, а она просто вздорная, упрямая девчонка, желающая, чтобы всё вокруг подчинялось её хотению.
– Я поступлю сообразно добропорядочной дочери, - наконец, вымолвила она.
Тётушка удовлетворённо покачала головой и потрепала племянницу по щеке.
– Я была уверена в этом. Я скажу твоему отцу, что срок заказывать шелка, да каменья. А ты отдыхай, да угощайся, тебе предстоит едва ли не самый тяжёлой период незамужней жизни – подготовка в венчальной церемонии.
Стоило тётушке щёлкнуть пальцами, как в опочивальне появились слуги с факелами.
Они подхватили кресло качалку из красного дерева, с драгоценными инкрустациями и освещая своей госпоже дорогу, исчезли в глубине коридора.
Несмотря на полученное согласие, немой исполин конюх, перегородил ей дорогу, когда девушка возжелала переступить порог своей комнаты, и залязгал в замке ключом.
Через мгновение, его шаги зашаркали, удаляясь.
Девушка распахнула окошко, и вгляделась в чёрное, совсем не летнее небо, и в тот момент огненный росчерк молнии, расколол небо напополам.
Но ливень так и не обрушился на землю, небо горевало редкими, моросящими каплями, да танцевали в вышине оранжевые всполохи.


6.
Он не спал вторую ночь. Сначала педантично, даже с излишними подробностями заполнял судовой журнал, каллиграфически ровными строчками.
Потом неторопливо обходил корабль от капитанской рубки, до кочегарских топок, располагавшихся в десятках метрах под толщей воды. Заглядывал в каждый уголок, разговаривал с командой, помечал в блокноте, на что нужно будет обязательно обратить внимание ремонтной бригады по возвращении в порт.
Но всё равно, даже возвращаясь в каюту далеко за полночь, и еле держась на нога едва ли мог уснуть.
И тогда он вновь поднимался на палубу, и в полном одиночестве, лежал в шезлонге, и широко раскрытыми глазами смотрел в небо. Корабль, утомлённый бурным течением дня, спал крепким сном.
Скорее от усталости, чем на самом деле ему несколько раз мерещилось, что по палубе мечется её фигурка.
Смешно, но он предпочитал ретироваться, даже от этого бесплотного фантома воображения.
Он поднимался на командный пункт, и отпускал дежурного офицера отдыхать. Он так и стоял, глядя в непроглядную мглу через прозрачные перегородки капитанской рубки. Когда начинало светать, матрос приносил ему чай и пышущую жаром яичницу с помидорами и сыром — и он вздыхал спокойней. Начинался новый день.
Ему даже удалось ни разу не встретиться с ней. Но легче не становилось.
Вот и сейчас, он прищурясь разглядывал линию горизонта, а взгляд словно магнитом притягивала совсем другая картина.
Джулия стояла в обществе молодого человека, коммерсанта из Филадельфии, норовившего сжать её руку, увлечённо о чём-то повествуя. Девушка освобождала ладонь, но юноша был упрям.
Облачённая сегодня в чёрные блестящие кальсоны, и изумрудного цвета амазонку девушка выглядела необыкновенно хрупкой и женственной.
Больше всего на свете Грэг мечтал спуститься на палубу, прогнать прочь этого наглого мальчишку и воспользоваться древним обычаем, позволявшим капитану соединять браки.
Но это было невозможно. Девушка предназначалась другому, его брату и лучшему другу. А брат, исколесивший земной шар от Индии до островов Пасхи, побывавший во всевозможных передрягах, с головой кидавшийся в омут любовных приключений, разумеется сумеет по достоинству оценить выбранную тётушкой невесту. Ведь она образована, красива, восхитительна.
А он, как только справится о здоровье тётушки и поздоровается с братом, уйдёт в новое плаванье, к берегам Южной Африки, обещающее продлиться не менее полугода. А когда он вернётся всё будет решено — она будет женой брата, и он ни единым движением не проявит сердечной печали.
Картина внизу никак не менялась. Молодой человек развлекал девушку светской беседой. А её няня благосклонно наблюдала за ними, из под широких крыльев зонтика.
Прошла по палубе цветочница, предлагая пассажирам свой товар, и в руках девушки оказалась пурпурная роза на длинном стебле.
Кадык Грэга дёрнулся, и он заставил себя отвернуться.
Он распорядился подать себе обед в капитанскую рубку и доставить радиограммы о погоде в районе, и военные сводки.
Оставшись один он вытащил из внутреннего кармана мундира подаренный девушкой кулон, и долго смотрел на него: вспоминая блеск её глаз, манящих, зачаровывающих его, её голос, от которого затылок его обжигали тысячи мурашек, взволнованное биение пульса в тоненькой вене у основания ладони, рождённое его губами.
Хорошо, что рейс подходит к концу и через несколько дней корабль прибудет в порт. Манчестера.
Он наберётся мужества и ещё раз встретится с ней, чтобы вернуть подарок. Он будет официален и любезен, как и положено служащим Британского Адмиралтейства с пассажирами.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 8. Призраки ночи.
1.
С древних времен люди придавали ночи особое, мистическое значение.
Считалось что самые ужасные злодеяния задумываются и свершаются под покровом ночи.
В ночи привычные предметы обретают незнакомые контуры, даже шорох становится грохотом. В ночи немудрено испугаться собственной тени. Каждый звук становится зловещим — будь то топтание кошки в коридоре, или телефонный звонок.
В ночи свершаются ритуалы, зачинается жизнь.
Человек выходит из темноты чрева, и в темноту же уходит — сродняясь с землёй.
В ночи легче мечтается о прекрасном, но и острее проступают страхи, днём загнанные в глубины подсознания.
И всё-таки я люблю ночь: тёплое одеяло, горячий чай, и неспешные часы посвященные таким важным и приятным сердцу делам.

2.
Костяные браслеты бренчали в такт вырисовывающим в воздухе сложный рисунок рукам. Босые ступни отбивали по песку ритм.
Мужчины, приветствовали спектакль у костра аплодисментами, свистом и импровизированным оркестром состоящим из барабана, бубна, и трещетки.
Музыка становилась всё быстрее, вместе с ним ускорялся и танец. Всё более стремительно летали по невидимой арене фигурки, всё неуловимей становились движения рук. Стих последний бом барабана, и плясуньи, обессиленные, по восточному уселись на песок. Поляна взорвалась рукоплесканиями.
А потом народ хлынул жарить шашлыки, а Юлия незаметно отстала, желая побыть в одиночестве. Взобравшись на любимый камень девушка смотрела на яркие звёзды южного неба, буквально нависающие над головой, что казалось свод вот-вот обрушится. Неудивительно, что в средние века учёных, осмелившихся утверждать о бездонности небесного свода жгли на кострах. Даже сейчас ей кажется, стоит только найти гору повыше и головой упрёшься в небесную твердь.
Она так ждала. Пока небо не стало иссиня-чёрным. Вслушивалась не раздаться ли шум мотора. Напрасно. Он вновь обманул её, а она вновь понадеялась. Поверила. Над ухом зажужжала назойливая мысль, «а вдруг что-то случилось», но она отогнала её. Он сейчас там, где ему хочется быть, в отдаленном от лагеря поселке, с Ириной.
- Юль. Смотри, что я тебе принёс. Объедение. Приготовлено по-старинному тосканскому рецепту, - Олег протянул ей шампур.
Конечно, глупо было надеяться, что тебя оставят в покое, но попытаться всё-таки стоило.
- Спасибо, но я не голодна.
- Это потому, что ты не пробовала, - продолжал уговаривать Олег.
- Ладно, - девушка взяла из его рук шампур, откусила кусочек и послушно заработала челюстями. - Действительно очень вкусно.
- Юль, вы так здорово танцевали - правда-правда.
- Спасибо.
- Только ты вдруг погрустнела. Что-то случилось?
- Нет. Я просто устала. Думаю, мне следует пойти и лечь спать.
- Ну нет, - возразил Олег. - Спать отменяется. Спать мы будем когда вернёмся в скучный, пыльный город, и будем корпеть над скучными многонедельными отчетами. Пошли!
- Куда?!
Девушке вовсе не хотелось никуда идти, но Олег настойчиво звал за собой.
- К ребятам. В котле кипит пунш, а в десятках голов не менее горючая смесь походных баек: про гробницы фараонов, курганы кровожадных завоевателей, тени бесплотных монахов. После этого каждый шорох кажется зловещим, - он перешёл на низкий шёпот, и в конце фразы, выдержав драматическую паузу расхохотался. - Стандартная программа. Но мне нравится. Пошли.
Он протянул ей руку, и она вцепившись в неё сползла с камня на землю. Они стояли очень близко, но Олег даже не подумал отодвинуться. Юлия отгадала его намерение, и попросила:
- Олег, не надо.
- Ты не даешь мне шанса, почему? Я тебе совсем не нравлюсь?
- Ты мой друг.
В который раз она уже повторяет эту фразу?
- Друг, - соглашается молодой человек. - Но я не перестаю надеяться.
- Я ничего не могу тебе обещать.
- Ты всё ещё его любишь.
- Да.
- Но он сейчас не здесь, не с тобой!
- Это не имеет значение. Олег, пойми, дать тебе надежду нечестно, в первую очередь по отношению к тебе.
- Я готов рискнуть, Юль. Позволь мне поцеловать тебя. Если тебе не понравится я сразу отпущу тебя.
А почему бы и нет? Ты здесь одна, а он там с Ириной, что они там делают? Злые, неправильные мысли.
Может быть Олег прав? Стоит лишь крепче зажмурится. Губы всё ближе. Чужие губы.
В последний момент она ускользает...

3.
- Как прошла свадьба? - спросила Юлия.
Они поужинали жареной курицей с печенным картофелем, и теперь, устроившись на ковре рядом с диваном, наслаждались горячим чаем с мёдом и приправами — гвоздикой и корицей. Горячий напиток разогревал кровь, а за окном, в тёмном, вечернем небе кружил снег.
Голова Григория покоилась на коленях девушки, и она пятернёй зарывалась в его волосы, а он норовил прижаться поцелуем к её запястью.
Шумно. Многолюдно. Нервно. Но правда без драки. И я скучал, - он пригнул к себе её голову, прижимаясь к губам поцелуем
Значит отлично,- выдохнула девушка, едва выравнивая дыхание, после затянувшейся ласки.
- Да. Вот не думал, что Димка женится раньше всех из нашей компании. Он же ни одной юбки от шестнадцати до сорока не мог пропустить.
­- И вот попал под острый каблучок.
- Не знаю, надолго ли это. Но он выглядит довольным.
- Тогда и правда, все замечательно.
- Мне сегодня звонила Ирина, - вдруг нахмурившись вспомнил Гриша, между бровей легла складка, и девушка, не справившись с искушением, медленно разгладила её пальцами. - Не знаешь чего она хотела?
Девушка пожала плечами, а в голове вновь зазвучали отголоски разговора с подругой. Нет, она не будет думать об этом. Она будет доверять Грише, потому что она его любит.
­- Ну и ладно. Если что-то важное — перезвонит. Кончено,она твоя подруга, но общение с ней мне неприятно. Прости — ничего не могу с собой поделать.
Она потёрлась щекой о его щёку, поймав поцелуй.
- Ирина — сложный человек. Но она хорошая. Вот увидишь.
Он кивнул и взъерошил ей волосы.
Конечно. Не бери в голову, солнце. Всё будет хорошо.
Нега поцелуев кружит голову: то лёгкие, то требовательные, но их всегда мало. Как много можно выразить безмолвным движением губ. Как бы не разорваться от нетерпения охватить всё и сразу — бахрому ресниц, прозрачную кожицу век, разлёт бровей, кончик носа, жилку у основания шеи, дёргающуюся в сумасшедшей пляске, зарыться лицом в ладони, и припасть к живительному источнику губ, шепча «Я люблю тебя. Я так тебя люблю».
И как всегда некстати, проснулся мобильный телефон, настойчиво требуя к себе внимания. Глаза в глаза — разочарование и нетерпение, зажмуриться, успокаивая колотящееся сердце.
- Я сейчас, - его голос звучит незнакомо, она улыбается жестковатой, немного хищной улыбкой, у него дёргается кадык, но он всё-таки находит в себе силы подняться.
­- Да, - отозвался он, принимая вызов, и уже с совершенно другой интонацией. ­ Да, это я. Минуточку, - он оглянулся на девушку, приглаживающую приведённые им в беспорядок волосы, но на её безмолвный вопрос: «кто это?», обозначившийся только взлётом бровей, покачал головой, зажал динамик рукой и прошептал. ­ Я на минутку. ­ И вышел из комнаты.
А Юлия осталась в одиночестве. Сказочное настроение, владевшее ей всего несколько минут назад померкло, ей стало холодно и неуютно. Потянувшись она взяла с кресла плед, и закуталась в него, желая согреться, хотя прекрасно понимала, что её состояние вызвано вовсе не физическим холодом.
Впервые у любимого появились какие-то тайны от неё.


4.
Бесконечен был путь в тёмной ночи. Луна путалась в кронах деревьев, блестела на глянцевой поверхности листьев.
Поскок отлично выученного коня был лёгок и ровен. Они ехали в полном молчании, лишь от его тёплого дыхания колыхались шелковистые прядки у её уха.
И если в начале она подобно испуганной птахе, жалась к спине лошади, то после, закрыла глаза и преклонила голову ему на грудь, а он обнял её одной рукой, прижимая к своей груди, и она позвоночником чувствовала биение его сердца.
Она не спрашивала куда лежит их путь, не имело это никакого значения. Конечная остановка значила бы только приближение расставания. А сейчас под покровом ночи, можно было помечтать, что они совсем одни в целом мире, и им принадлежит этот мир до скончания времён. И можно не ведая ни сомнений, ни страха неторопливо скакать в темноту ночи — никуда не спеша, ничего не боясь, потому что завтра встанет солнце — только для них, и ни для кого другого.
В прохладном ночном воздухе витал аромат райских цветов, но её чувства сейчас не внемлели ничему другому только запаху его кожи и теплу сильных рук.
Ночь расступалась, обволакивая своими объятиями, заманивая в свои глубины. Это было сродни погружению под воду: захватывало дух, и не доставало сил прервать чарующее падение в неизведанное.
Спроси сейчас кто у неё, она бы не ответила что произошло сегодняшним вечером на поляне, да что там — она бы не вспомнила собственного имени. Будто всю свою жизнь ехала так — прижавшись к спине мужчины, неизвестно откуда, неведомо куда.
Но подошёл к концу и этот путь. Они оказались на берегу моря, и небо светилось тысячей крохотных факелов, и одной огромной лампой — извечными покровителями ночи.
Её спутник, пришпорив коня, повёл скакуна к воде. У самой кромки, животное замешкалось, протестуя тихим ржанием. Но пятки седока врезались в бока, и резкий окрик приказал двигаться вперёд.
Осторожно переступая, конь вошёл в воду, и затоптался на месте. Но всадник был неумолим, снова последовал короткий, властный приказ, и вновь ноги сжали круп животного. И лошадь понеслась вдоль кромки прибоя, осыпая седоков фонтаном мелких брызг.
И вот, твёрдо направляемый волей человека, конь всё дальше уходит от берега, приближаясь к скале, вырастающей громадой из морских вод. Тёплая, точно парное молоко вода, лижет ступни. Лошадь передвигается неспешно, давая сполна насладиться лаской вод.
И вот бездонным зевом распахивается перед ними вход в пещеру, оставляя позади и вокруг океан.
Лошадь карабкается по каменным уступам, пробираясь внутрь, и девушка с удивлением замечает, что стены пещеры венчают факелы, отчего внутри светло как в ясный вечер.
Мужчина спешивается, и следом стаскивает из седла свою спутницу.
Его глаза темны, и лишь отблески факелов изредка отражаются бликами от их поверхности.
Внезапно, он наматывает на руку её волосы, и откидывает голову назад.
Запомни - я никому не позволю связать твоё запястье брачной лентой. И тебе не позволю даже помышлять о подобном. Ты моя плоть, и так будет всегда, пока бьётся твоё сердце.
Я приму этот рок, как высочайшую награду. И пока тебе будет нужно, чтобы моё сердце билось, оно будет биться для тебя.
Я не ведаю кто ты, послана ли ты на удачу, или на погибель, но глядя в твои глаза я готов заплатить всеми земными богатствами, чтобы отыскать в них своё отражение.
И совершенство мира стало дрожью разгорячённой кожи под пальцами, а гармония мироздания — ритмичным движением двуединства к ослепительной вспышке света.
А где-то, чертя древние знаки над чаном с магическим зельем, беззвучно и безутешно плакала немолодая женщина.
Будущее было во мраке.


5.
Она сидела в коляске, рядом со швейной мастерской, и отдёрнув занавеску смотрела на храм, на ступенях которого несколько дней назад вновь повстречала ночного спасителя.
Здание белым пятном выделялась среди серых и жёлтых жилищ, крытых красной черепицей, и возвышалось над ними величественной громадой.
Утром маменька велела заложить экипаж, и они отправились к портнихе, заказывать свадебный гардероб, потому что нельзя терять драгоценного времени: свадьба дело нешуточное, а предстоит успеть слишком многое. Они должны достойно выглядеть в глазах почтенного общества. Маменька охала, и хваталась за сердце.
Швеи суетились вокруг неё вытаскивая новые рулоны ткани, кружев, подшивали, утягивали примеряли ленты и букетики сухих цветов. А она позволяла вертеть собой, как им вздумается.
Маменька тем временем проявляла самый живой интерес к происходящему: щупала каждый рулон ткани, мяла в пальцах кружева, нюхала баночки ароматических масел, по несколько раз заставляла работниц одевать и снимать с дочери платья, закреплять на ноге замысловатые застёжки туфель.
Наконец всё закончилось, и ей было позволено сесть. Теперь портнихи засуетились вокруг её матери, а девушка внезапно ощутила приступ головокружения — первой осознанной эмоции со вчерашнего вечера.
Сказавшись нездоровой, она попросилась выйти на улицу. Мать махнула рукой, строго велев ни шагу не ступать из коляски.
Кучер сжав поводья в руке, дремал на козлах. Она с тоской посмотрела в серое неприветливое небо, и проскользнула в коляску. Кучер всхрапнул, но не проснулся.
Сколько раз они с маменькой приезжали сюда чинить износившееся платья или заказывать новые, и она всегда с замиранием сердца любовалась грацией храма, мечтая заглянуть внутрь, но каждый раз увозимая прочь, так и не осуществляла желаемое.
Сегодня ей выпал шанс, осталось только воспользоваться им. Раздумьям здесь не было места.
Она выскользнула из коляски, и бросилась через улицу, к храму, едва не попав по повозку — послышалась брань. Оказавшись на другой стороне улицы, она обернулась — кучер по-прежнему спал — её бегство прошло незамеченным.
Провела ладонью по таинственным письменам на вратах, и толкнула дверь.
На мгновение её ослепил поток света, лившийся потоком от входа, вглубь святилища. Она подняла голову витражи сверкали тысячей отраженных солнц.
Она медленно двинулась внутрь, по пылающей дороге, а за огненной стеной царил сумрак, и нельзя было различить ни тени, ни движения.
Свечи подобно алтарю окружали скульптуру — изящные изломы двух ладоней, удерживающих громаду, кажущегося игрушечным белоснежного шара. Она замерла, безмолвная и потрясённая; прикоснулась ладонью к белоснежному камню, ощущая едва уловимое тепло.
Добрый путь тебе, девушка, - из тёмного ничто выскользнула фигура в длинном балахоне, даруя ей поклон.
Благодарю, - отозвалась она, возвращая приветствие. ­ И пусть свет зажжённый однажды не померкнет вовеки.
Длинные узловатые пальцы старика, в судороге вцепились в край одеяний.
Откуда тебе знакомо это приветствие, девушка, - хрипло спросил он.
- Это было не приветствие — чувство. В этом владении огней, это было первое, что затронуло моё сердце.
Откуда ты, дитя?
Я живу в городе, моё имя Ювеналия Лидия Иллиана Янина. Я была с маменькой у портнихи — здесь через дорогу, но улизнула. Я так давно помышляла заглянуть внутрь!
Ты дитя иной земли, - словно разговаривая сам с собой пробубнил старик, гладя девушку по щеке, но тут же очнулся от нахлынувшей задумчивости. - И что ты скажешь теперь, переступив порог? Нашло ли твоё сердце успокоение и отраду.
­ Отраду — да, но не покой. Теперь в самые горькие минуты, я буду вспомнить о незыблемости и единстве двух порывов: огня и пламени, надёжности и хрупкости, и горевать, над тем, что воплощенно в камне никогда не станет жизнью.
­ Ты ошибаешься. Скоро ты поймёшь. Только ничего не бойся. Храни и будь хранимой.
Старик смотрел ей вслед, промокая влажные от слёз глаза, полой балахона. А когда дверь в сумеречный день улицы захлопнулась, опустился перед монументом на колени и уткнувшись лбом в холодные каменные плиты забормотал молитву.

6.
Позолота на табличке гласила «Мадемуазель Ляфам де Шер»
На Джулию накатил приступ внезапного веселья, из за которого ей пришлось некоторое время простоять под дверью, стараясь придать лицу соответствующее моменту и месту выражение.
Как-то осенью она с родителями ездила в Нью-Йорк на ярмарку. Ей было тогда лет 12, и пока взрослые решали свои важные и серьёзные дела она ускользнула к фургонам, где клоуны веселили народ, акробаты крутились колесом и строили живую лестницу в небо. Там пахло жженой карамелью, и разноцветные петушки и белочки блестели сахарными боками, притягивая к себя ручки малышни. Воздушные шарики рвались к облакам, дёргаясь на длинных, упругих нитях, а торговцы выкрикивали такие дорогие детскому уху слова — «газировка!», «мороженное!», «сладкая вата!».
Зачарованная она бродила среди нескончаемого праздника, не зная где остановиться, и понимая, что ещё совсем немного и она разорвется от желания быть везде и сразу.
Бордовая кибитка притулилась вдали от общего веселья, и сюда шум праздника долетал лишь неровным гулом. К её пологу неровными стежками был пришит плакат, написанный вкривь и вкось на сильно искаженном английском «Кто есть смелый. Зайти сюда давай. Узнать будущего и прошлого — 5 центов» .
Джулия заглянула в платяной кошелёк, притороченный к поясу нарядным канатиком с бахромой, где хранились 2 доллара и 17 центов, и закусила губу, раздираемая непереносимым любопытством и отчаянным страхом. Победило любопытство.
Но в тот раз ей не удалось познать судьбы, когда она уже собиралась откинуть полог, сзади её обхватили мужские руки и над ухом пробасил голос отца.
- Вот она. Что за девчонка! Сущее наказание!
С той минуты мама ни на минуту не выпускала её руки из своей, решительно увлекая мимо мишеней, по которым тешащиеся бездельники палили из ружей и луков, мимо деревянных пони, везущих на своих спинах детишек по кругу, мимо зажигательных танцев под аккомпанемент банджо.
А по возвращении в поместье её ожидала грандиозная нотация, о том, как опасно маленьким девочкам убегать от родителей и заглядывать в кибитки к чужим людям. На свете полно злодеев, которые только и знают, что рыскать в поисках хорошенького ребенка, и учинить над ним свои тёмные дела. И что тогда делать им, родителям, без своей любимой малышки? В завершении разговора, домочадцы обнявшись ревели в три голоса. А с Джулии была взята нерушимая клятва, что она больше никогда не будет так пугать своих родителей, и на расстояние выстрела не приблизится к гадателям всяческого пошиба, потому как из всех шарлатанов эти самые наглые и беспринципные.
Джулия пообещала, но неудовлетворенное любопытство осталось.
Вот и сегодня, подслушав разговор, что на корабле путешествует потомственная гадалка, ноги словно сами принесли её к таинственной двери.
В конце концов она давно не маленькая девочка и вполне в состоянии противостоять козням даже самых изобретательных негодяев, к тому же нисколечко не верит во всю эту потустороннюю мистику. Это всё понарошку, забавный способ скоротать скучный вечер.
Внутри каюта была выдержана в самых что ни на есть книжных тонах — сладкий запах мускуса, испарения фимиама, тяжёлые чёрные портьеры, непонятного толка знаки на потолке и стенах, дремлющий на телефонном столике огромных размеров пушистый чёрный кот, только вместо свечей, потомственная гадалка сделала предпочтение в пользу лампад.
­- Входите, смелее, - донесся до девушки голос из глубины каюты, и она отодвинув занавесь шагнула в неизведанное.
Мадемуазель Ляфам де Шер оказалась женщиной лет пятидесяти — с выбеленным лицом, иссиня чёрными волосами и бровями, густыми пучками, обозначавшими её скулы; губы, подведённые ярко-вишнёвой помадой ярко алели на её лице, такими же кроваво-красными были и длинные остро отточенные ногти. Она заглядывала в толстенную книгу, в кожаном переплёте и что-то помешивала в дымящемся котелке.
Девушка переминалась на пороге с ноги на ногу, не в состоянии для себя решить попала ли она к настоящей предсказательнице, эли всё это просто блестящая инсценировка, рассчитанная на доверчивых посетителей, падких на внешние эффекты.
­- Проходи, девушка, - зычно поприветствовала гостью предсказательница. - Знаю ты сейчас гадаешь, можно ли мне верить. Не буду тебя ни в чём уверять, просто продемонстрирую тебе свои умения. Если ты решишь, что я всё-таки оправдываю своё название, я буду рада, что сумела тебе помочь, если решишь, что я обманщица — тоже печали немного, тогда мне останется только уповать, что мне удалось немного тебя развлечь. В любом случае 10 центов не столь высокая цена за несколько приятных минут проведённых в моих стенах.
Джулия выложила на столик перед женщиной плату, и уселась напротив. Гадалка же, проделав несколько пасов над чаном, потушила горелку и прикрыла зелье крышкой.
­- Чего же ты желаешь девушка? Узнать прошлое? Проведать будущее? Привлечь любимого, избавится от соперницы. Говори, я много умею.
- Я бы хотела знать будущее, это самый надёжный способ проверить ваши магические таланты.
Темные глаза сверкнули из под век и женщина согласилась.
­- Добро. Но готова ли ты принять будущее таким, каким оно должно быть? Ведь тебе придётся нести груз знания неизбежного рока.
­- Готова, - согласилась девушка, сердце взволновано трепыхалось в груди, но пока она воспринимала происходящее, как забавную игру.
- Ну что же, тогда протяни мне свою ладонь, - велела женщина. - Руки человека — зеркало
прошлого, настоящего и будущего. Люди сами того не ведая носят с собой свою судьбу.
Ладонь Джулии цепко сжали крепкие пальцы, и отточенные ногти заскользили по линиям. Но вместо того, чтобы излить на девушку ворох откровений о её тайном, сокровенном и грядущем, женщина ещё сильнее побелела под слоем пудры, лицо утратило твёрдость, став похожим на опару, из которой по выходным нянюшка лепила воздушные пирожки.
­- Этого не может быть, этого просто не может быть. Я устала, я очень устала. Мне это просто кажется. Сейчас я проснусь, и всё встанет на свои места. Это просто сон.
- Простите, что-то не так? - спросила девушка, ощущая тревожные толчки сердца.
Гадалка смолкла, и только испуганно взирала на девушку.
- Кто вы? - спросила она глухо.
- Джулия Д' Армони, - представилась девушка, понимая, что от неё хотят услышать нечто совершенно другое, но не зная, что именно.
- Да, конечно, Джулия, - женщина уже взяла себя в руки, и выпустила ладонь девушки из своих. - Простите меня за несдержанность.
- Так что там с моим будущим? - неуверенно спросила девушка.
- С будущим? - по лицу женщины волнами пробегали тени. - Я просто старая странствующая шарлатанка, иногда ради удовольствия и небольшого приработка развлекающая людей. Иногда мне это удается, иногда, как сегодня - нет. Простите великодушно, что отняла у вас время. Вот, возьмите ваши деньги, - она сгребла со стола мелочь, и втиснула в ладони девушки, зажимая ей негнущиеся пальцы. - И простите ещё раз.
- Но вы что-то там разглядели, - отчаянно выдохнула девушка, разжимая пальцы, медяки со звоном покатились по столу, падая на пол. - Ответьте мне!
- Ничего! Там ничего нет! - замахала на неё руками женщина. ­ Оставьте меня в покое. У меня разыгралась жуткая мигрень, мне нужно срочно прилечь и наложить лёд.
- Но я хочу знать, - упрямо повторила Джулия. - Прошу Вас, скажите.
- Нечего! Нечего тут знать! - замахала на неё руками Мадемуазель Ляфам де Шер. - Уходите немедленно.
Всё в ней протестовало, но у неё не было выбора, она видела гадалка, и ни за что не расскажет, какое же будущее открылось на её ладонях. И открылось, по-видимому, нечто ужасное, потому как женщину просто трясло.
Бросив последний взгляд на скорчившуюся в кресле фигуру, девушка вышла прочь.
А женщина, сжав виски, покачивалась из стороны в сторону, и как заклятие бормотала:
- Прошу тебя господи, пронеси!

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 9. Шансы.
1.
Каждый день нам выпадает десятки шансов переменить свою жизнь.
Выйти из дому на пять минут раньше, сойти на другой остановке, на обед пойти в соседнее кафе, вместо того, чтобы жевать бутерброд перед компьютером, согласиться на свидание с незнакомцем, ошибшимся номером, вместо двухчасового душещипательного обмена сплетнями с подружкой.
Плюнуть на нескончаемый ремонт и беспрерывный аврал на работе и укатить в отпуск, застрять в на такси пробке и опоздать на самолёт. А потом в растрёпанных чувствах, сидя в переполненном вокзальном кафе за чашкой чая, дожидаясь следующего рейса, позволить присесть за свой столик, случайному посетителю, которому не хватило места, разговориться словно сто лет знакомы, а через два часа узнать, что упущенный рейс разбился при посадке.
И как не беги, ты погибнешь в авиакатастрофе, даже если будешь обходить аэропорты за километр, просто самолёт врежется в твой дом. Ты можешь соблюдать правила, ни разу в жизни не превысить скорость, заслужить досадное прозвище «педант», но однажды пьяный придурок подрежет тебя на трассе, а съезд в кювет перегородит остановившаяся на перекур фура дальнобойщика.
Что помешало замешкаться трогаясь в путь всего лишь на пять минут, или выйти из квартиры, оставив без внимания вдруг затрезвонивший телефон. Никто не знает, какой выбор был верным.
Жизнь полна случайностей, которые сплетаются в события нашей жизни.
Сами ли мы выбираем свой путь, или безвариантно идём той дорогой, которую назначил нам рок, даже, принимая самые неожиданные решения, но в конечном итоге наш выбор фатален. И остаётся успокаивать себя расхожей аксиомой, что всё, что не делается — к лучшему.
К счастью, мы лишены возможности и проверить, и опровергнуть это утверждение.

2.
Ирина и Григорий вернулись в лагерь только к обеду следующего дня.
Юлия видела, как грузовик притормозил у штабной палатки. Ирина выскочила из кабины, и оживлённо жестикулируя, принялась, что-то рассказывать находящимся неподалёку археологам. Григорий обменялся с товарищами рукопожатиями, глазами рыща по раскопу. Отыскав девушку, взгляд молодого человека остановился.
Словно к ней это не имело никакого отношения, Юлия отвернулась, отжала кнопку паузы и продолжила надиктовывать на магнитофон рабочие заметки.
Через десять минут Ирина собственной персоной возникла рядом.
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Отлично. Как твои?
Разговаривать с приятельницей оказалось куда труднее, чем девушка себе представляла.
- Замечательно! Ты даже не представляешь, какой дивный вечер мы провели с Гришей.
Юлии захотелось чисто по базарному сорвать с головы подруги розовую панамку и вцепиться в волосы. Подальше от греха, она подняла с земли лопату, укрывшись под защитой крепко сцепленных на черенке пальцев. И даже сумела изобразить улыбку.
- Здорово.
- Я привезла тебе бусы! Такие классные. Я тебе из позже отдам.
- Как мило с твоей стороны.
Кажется она переборщила с иронией, потому как Ирина недоуменно уставилась на неё. А Юлия прикусив язык дала себе слово быть впредь более сдержанной. А Ирина уже щебетала, как ни в чём не бывало.
Про поход по местным лавочкам, где она не сумела удержаться и накупила целый ворох сувениров — ей-богу как та сорока, которой не под силу пролететь мимо блестящей безделушки, про тушеную говядину, подобной которой ей не доводилось пробовать ни в одном ресторане, про зажигательные танцы в парке до глубокой ночи - привет деревенским дискотекам времён далёкого отрочества, про мозоль, которую она всё-таки натёрла, несмотря на груду изведённого пластыря, про гостиницу такую по-домашнему уютную: с плетёнными креслами, балдахином над кроватью и букетами свежих цветов. Да, давненько ей не спалось так сладко.
- Нам прямо даже не хотелось уезжать, - закончила изливать свои восторги Ирина.
- Так остались бы, - удержаться от иронии не удалось. - Подумаешь — днём больше, днём меньше.
- А кто работать будет? - в тон ей хмыкнула подруга. - Хотя бы я не отказалась продлить себе выходные. - Тем более с таким спутником, - мечтательно вздохнула Ирина, вспомнив о чём-то приятном. - Ну ты меня ведь понимаешь?!
- Ещё бы! - пробурчала себе под нос Юлия.
- Ты что-то сказала? - очнувшись от грёз, переспросила Ирина.
- Нет.
- Ладно, я побежала. Переоденусь, и заскочу в медпункт, надо бы посмотреть, что там у меня с ногой, - к своему здоровью Ирина всегда относилась с особым трепетом.
- Беги, зализывать заработанные непосильным отдыхом раны, - Юля готова была откусить себе язык, но слово — не воробей.
- Какая ты сегодня злющая, бр-р, - Ирина показала подруге язык. - Всё я ушла. Целую.
Она чмокнула подругу в щёку, и ловко заскакала по ухабистой площадке раскопа.
Юлия сердито швырнула лопату на землю, и зашагала к палаткам. Нервы пошаливали, и поэтому она заметила Григория только когда налетела на него.
- Привет, - весело поздоровался он. - Куда так спешишь.
Придумать достойный ответ, что бы ему сразу стало ясно, что она не собирается тут с ним расстаиваться, не удалось, оставалось удивлённо взирать на букет полевых цветов, оказавшихся в его руках.
- Хочу немного посидеть в тени. Жарко, - хотелось злиться на него, но не получалось.
- Да, здесь самое настоящее лето, - словно прочтя её мысли сказал он. - Ты не сердись Юль, что я не смог вчера вернуться. Мы пробили колесо.
- Конечно, - беззаботно пожать плечами, лишь бы он не догадался, что её это задевает.
- Я пытался позвонить, но связи не было.
- Да, конечно...
- Юль, - шутливые искорки в глазах потухли, и теперь он был очень серьёзен. - Не знаю, что там наговорила тебе Ирина, но пожалуйста, попробуй доверять мне.
- Я очень этого хочу, Гриш.
- Всё в твоих руках, Юль. Я, конечно, могу биться головой о стену, надрывать лёгкие, что-то доказывая, но это не будет иметь смысла, если ты не захочешь сделать шаг мне навстречу. Подумай об этом... Ладно, я пошёл работать, итак изрядно побездельничал. Потом ещё поговорим.
Она кивнула, и рассеяно мигая, смотрела ему вслед пока он уходил. «Верь мне...» звучала в ушах его просьба.
Она постарается, очень постарается. Она ведь так его любит.
Несколько археологов отдыхали под навесом: двое сражались в шашки, один дремал, уронив голову на сложенные на столе руки.
- Держи, - заметив подругу Олег протянул ей бутылку минералки.
Юлия с удовольствием сделала несколько больших глотков, чувствуя как благодатная влага оживляет пересохшее горло.
- Кстати, - как бы между прочим поинтересовался Олег. - Как там наши голубки съездили в город?
- Олег тебе что больше нечем заняться? - последовал резкий ответ. - Тогда попробуй поработать.
В втиснув ему в руки полупустую бутылку с водой, Юлия зашагала прочь.


3.
Крупными хлопьями валился снег, прогибая сугробами бахромы до земли тёмно-зелёные ветви сосен. Нахохлившиеся снегири прятались под деревянным сводом, сооруженной для них кормушки и лениво, уже объевшиеся, клевали зёрна.
После сданных экзаменов, кто-то предложил махнуть на Урал, и провести каникулы в посёлке геологов.
Предложение было принято и дружно одобрено. И вот уже четыре дня молодёжь оккупировала выделенные гостеприимными хозяевами, несколько купе, в вагончике поезда, бог весть какими судьбами оказавшегося в этой глубинке.
Они проводили время с толком, излазили с камерой местность на десятки километров вокруг, отыскали в лесу корягу, как две капли напоминающую голову царицы Нефертити, натаскали целую груду разноцветных камней, которые передали геологам, в знак признательности за кров и радушие.
И было строительство снежной крепости, и её осада, стоическая оборона и героический штурм. А после, на развалинах белоснежных плит победители и побеждённые пили обжигающий чай и передавали друг-другу трубки мира — шампуры с кусочками мяса, с золотистой запеченной корочкой.
Катались на лыжах, а вечерами нестройным многоголосым хором, пугали представителей местной фауны.
А рядом возвышались горы.
Как на рекламном проспекте, вершины буравили небо, теряясь в вышине, и снег укутывал гранитные склоны белоснежным мехом, который искрился розово-голубыми песчинками, и скрипел, превращаясь в увесистые снежки, норовившие настигнуть зазевавшегося путешественника.
Горы манили к себе. Сердце сладко ныло, пораженное древними инстинктом — исследовать и покорять.
Парни вооружившись мотками верёвки каждый день осваивали новые 10 метров вертикальной громады, а девушки, с замиранием сердца следили за ними с земли, не поддаваясь на уговоры молодых людей - соблазняющих невероятными красотами, открывающимися сверху, как на ладони — попробовать.
А вечером, в горячо протопленном вагончике приходило время тихих разговоров и нежных прикосновений.
Весело и беззаботно текло время. И самой большой проблемой за всё время каникул для друзей стало решить, кому ехать в ближайший райцентр, пополнять запасы провизии. Никто не хотел покидать чудный уголок.
В результате длительных препирательств и жеребьёвки, в город отправилась сильная половина компании. Взамен девушки пообещали царский обед и сюрприз — они задумали вылепить из снега обеденный гарнитур.
Не хочется уезжать, - Гриша никак не желал выпускать руку девушки, несмотря на то, что остальные молодые люди уже забрались в грузовичок, и отчаянно сигналили.
Это же всего на несколько часов, - скорчив умоляющую рожицу, сообщила девушка.
Знаю, - кивнул он. - Но ничего не могу с собой поделать. Наверное это любовь.
Посмотрим, что ты скажешь отведав нашей стряпни, - то ли обещающе, то ли угрожающе предупредила Юлия.
Он не успел ответить, так как потерявший терпение приятель, сложил ладони рупором и заскандировал.
Гриша! Гриша!! Гриша!!!
Я скоро, - пообещал молодой человек, и заспешил к грузовику.
Девушки махали руками, пока автомобиль не скрылся из виду.
А после обеда лагерь накрыла лавина...


4..
Той ночью умер Сим. Гри Орио нашёл старого друга под сенью любимого миндального дерева: голова покоилась на лапах, и казалось, что он просто спит.
Гри Орио крепко обнял его за мощную шею, и зарылся в густую шерсть.
­- Спи спокойно. Ты был хорошим другом. Я буду помнить о тебе.
В первый раз, в ответ на его слова, не дрогнули жёсткие дуги усов, не навострились чуткие уши. Сим такой величественный и спокойный, замер в вечной неподвижности..
Простившись с другом, Гри Орио поднялся и не оборачиваясь зашагал к дворцу, чтобы отдать слугам распоряжение похоронить Сима на любимой лужайке.
А потом он кликнет ратников, и выместит горечь утраты в рукопашной схватке.
Однако, в приемной зале его ожидал отец, и велел следовать за ним, на веранду.
- Сегодня, на рассвете, из столицы прибыл гонец. Он привез дурные вести. Верховный жрец бога солнца наблюдал на небе явление хвостатого дьявола. Это уже третье знамение за три лунных цикла. А предание гласит, что здесь останавливается ход времен нашего славного царства. И лишь в одном наше спасение, искать новый дом у берегов ныне заселённых дикарями.
После долгого молчания Гри Орио спросил.
­- Это единственный выход? А если жрецы ошибаются? Помнишь, в прошлое цветение акаций, они вещали небывалую засуху, а урожай уродился как никогда богатый?
-Жрецы не ошибаются, сын мой, - сурово оборвал его отец. - Но язык богов, столь велик и совершенен, что не всегда понятен даже самым мудрым из нас.
- Но если и в этот раз знамение было услышано иначе, что то было угодно богам.
- Тогда мы вернёмся. Я знаю, ты не хочешь покидать нашу родину, я тоже того не желаю, никто не желает. Но сейчас нет иного пути. Если жрец ошибся, мы воротимся обратно, а значит случившиеся окажется ниспосланным богами испытанием, чтобы укрепить силу нашего духа. Но ныне верховный князнь Га Раан велел стягивать к причалам корветы,фрегаты и иные мало-мальски пригодные к преодолению морских просторов суда. Всем наделам и волостям обещана любая помощь в приготовлениях.
- Тогда возьмёмся за дело, и положимся на мудрость богов.
- Мы выходим в море в следующие полнолуние.
- Я займусь подготовкой кораблей. Если мы хорошенько потрудимся успеем достроить корабль стоящий в малой бухте, к югу от мраморного утеса.
- Добро. Я же займусь насущными нуждами — запасами еды и оружия. Неизвестно как долго продлится наш путь и к каким берегам прибьёт нас море, - отец замолчал, качая головой. - Неужели это происходит на моем веку. На склоне лет мне придётся созерцать иноземные просторы, вдыхать чужой воздух, и возможно упокоиться в чужой земле.
- Не печалься, отец. Мы вернёмся в нашу землю, и заживём счастливо, как прежде.
- Уповаю на это, - после некоторого молчания отозвался отец, но взгляд его был печален, он ни мало не верил в это.
Заложив руки за спину, отец подошёл к окну и залюбовался дивным садом. Гри Орио подошёл и встал рядом. У каждого были свои воспоминания.
- Иди Гри Орио. Через два дня, на рассвете ты мне скажешь, какой груз готовы принять наши корабли.
Молодой человек кивнул, и молча вышел


5.
Шпили мачт попирали облака, ветер трепал, наполняя жизнью жизнью небесно-голубые паруса, вощенные до блеска борта светились пойманным солнечным светом. Отшлифованная до перламутрового блеска слоновья кость складывала имя горделивого красавца.
На языке чужой земли, у берегов которой нынче был брошен его якорь, его имя звучало «ОНА», но в краю его родины, было наполнено совсем иным смыслом — ЛУЧ. И корабль действительно был частичкой солнца: лёгкой и стремительной.
Рыгор любил море, его сердце переполнял восторг и преклонение перед необъятной и своевольной стихией. Он мог до бесконечности, щуриться, вглядываясь вдаль, вдыхать то горький, то сладкий аромат морской пучины. И слушать бормотание седых волн, в ответ на заливистые переливы птичьих стай.
Более этого, он любил только чувство предвкушения скорого возвращения домой. Когда каждый следующий рассвет приближал его к земле родины.
Но и дома, напившись всласть ледяной воды горных источников, выспавшись вдосталь на шелковистой прохладе изумрудных трав, укрывшись только небом, им вновь завладевала маета поиска.
И вот сейчас, он вновь с нетерпением ждал минуты, когда можно будет отдать приказ поднять якорь, и оставить это тоскливое место, сзади по ходу — далеко далеко. Будь его воля, он убыл бы с первым рассветом, но корабельный астролог, настрого заявил, ближайшие дни не лучшее время для начала пути — и море и небеса пребывают во гневе.
Он уже тихо ненавидел этот город — невообразимое невежество, убожество и грязь, и дождь.
У него сдавливало грудь, там где билось сердце, и, мучаясь от бессонницы, ему чудились какие-то звуки, витающее в воздухе — он бросался им навстречу, и натыкался на пустоту, тревожную и неприветливую.
Обхватив глиняную кружку ладонями он прихлёбывал горячее вино с травами и смотрел на унылый пейзаж пристани. Пристань была захламлена ящиками, ветошью, и среди бродяг, греющихся у костров и рыскающих среди груд мусора, в поисках чем бы поживиться, сновали крысы. Несмотря на вечерний час шум стоял невероятный ржали кони, акали ослы, бренчали медные крышки, аккомпанементом скабрезным частушкам, пахло палёным, перекисшим вином и потом.
Он уже собирался отправится в свою каюту, запалить свечу из змеиного жира, отгоняющую злых духов и успокаивающую сон, и велеть юнге стелить постель, и подать ещё порцию вина, но его привлекло новое движение на копошащейся пристани. Меж царившего хаоса, с лёгкостью, скользила фигура, выискивая редкие островки чистоты, создавая иллюзию, что парит над унылой действительностью, не соприкасаясь с ней.
У борта «Луча» фигура замешкалась лишь на долю мгновения, и взлетела по трапу, и тут же из темноты раздался голос дозорного.
­- Стой! Поворачивай восвояси!
Мне нужен капитан, - донесся до слуха знакомый голос, и он совершенно непроизвольно улыбнулся, вспомнив необыкновенные глаза девушки, точенный профиль, каскад светло-каштановых шелковистых волос, трепет девичьих пальцев на колючих щеках. Последнее воспоминание было чужим, но он явственно ощутил тепло её кожи — он потер переносицу, прогоняя видение.
Капитан нужен всем, - нелюбезно отозвался дозорный. - Никого не велено пускать.
Оставь нас, - велел Рыгор дозорному, вступая в освещённый факелом квадрат у трапа.
Дозорный ухмыльнулся, но отступил в темноту.
Ночная гостья была одета в мужское, не по размеру просторное, платье, а густые волосы прятали широкие полы шляпы. Её макушка едва доставала до его плеча, а в этом бесформенном одеянии она походила на мальчишку — подростка. Его в миг охватило горячее, хмельное тепло.
- Чем могу быть полезен, - прокашливая вдруг охватившую горло хрипоту, спросил он.
От его вопроса девушка стушевалась, её плечи поникли, и она испуганно оглянулась назад, на пристань, и молодому человеку показалось, что она сейчас сбежит.
Но она осталась, и её слова оказались для него полной неожиданностью:
Возьмите меня с собой.
Куда? - переспросил он, решив, что неверно понял её слова.
На вашу родину, я знаю вы скоро отправляетесь в путь. Или куда угодно, это неважно, только подальше отсюда.
Я не могу этого сделать! - покачал он головой. - Вы не понимаете о чём просите.
Понимаю, - выдохнула она. ­ Но я не могу здесь оставаться. Я погибну, или сойду с ума. Прошу вас.
Я не могу выполнить вашу просьбу, - отчеканил он.
Её глаза наполнились слезами, его больно кольнуло сердце, но он решил оставаться непреклонным..
­- И не нужно плакать. Давайте-ка, утрите щёки, и я провожу вас до дому. И куда смотрят ваши родители - на улицах полно сброда.
­- Я сбежала, - тихо ответила она. Она сжала зубы, глаза затуманились воспоминанием, о ритуале сватовства, сопровождавшимся смешками, грубыми комментариями и с скрупулезным удостоверением достоинств невесты, и упрямо повторила. -­ И я снова сбегу - и утоплюсь. Жаль, вы не смогли мне помочь, мне казалось вам можно довериться.
Не старайтесь, меня не проймёшь трагичными выпадами. Отправляйтесь домой, вот увидите завтра вы посмотрите на мир в новом свете, и всё окажется не так страшно.
Может вы и правы. Но сейчас меня душат стены, меня отравляет этот воздух, и... , - она то ли всхлипнула, то ли икнула, и добавила совсем тихо. -­ И этот дождь... если бы вы знали, как я ненавижу дождь.
Рыгор не ответил, зная, что принятое решение доставить её под крышу отчего дома — самое верное.
­ - Прошу вас, - снова повторила она.
- Вы думаете за морем обретёте то, что не можете найти здесь? Поверьте это не так. Там вы будете не вольной горожанкой, а — в лучшем случае наложницей, в худшем рабыней.
Пусть так. Здесь меня ждёт ещё участь ещё горше, либо принудительное замужество, либо добровольное монашество.
Значит продавать своё тело иноземцам и служить заморским богам окажется вам в радость? - жестко спросил он. - Мне понятно Вас переполняет желание досадить своим родителям, обустраивающим Вашу жизнь по собственному почину, но в первую очередь, окажется, что Вы отомстите самой себе.
­Слова звучали отрывисто и резко, и, как отмечал, он достигали своей цели — заставляя девушку вздрагивать.
Однако, решимости ей его отповедь не убавила. И её следующие слова, вновь заставили его потерять дар речи.
­- Тогда сделайте меня своей наложницей или рабыней, как пожелаете. Я всё для вас сделаю. Только заберите меня отсюда.
Она верно сошла с ума, а может быть он лишился рассудка, надышавшись досыта отравленного воздуха этой земли.
Но прежде, чем решение схватить её за руку, перебросить через седло, и сдать с рук на руки отцу, сформировалась в его мозгу, она приблизилась к нему, и приподнявшись на цыпочки, прижалась губами к его щеке и прошептала:
­- Молю вас.
Он сжал её плечи, и встряхнув, заглянул в её глаза.
-­ Вы пожалеете, - прозвучало приговором.
Она покачала головой и возразила.
­ - Никогда.


Рыгор толкнул дубовую дверь и шагнул внутрь каюты, плеснул из графина в кружку вина и залпом осушил её. Скинул на стол куртку, вновь наполнил кружку и устроился в кресле качалке вытянув ноги.
- Вы так и будете стоять на пороге? - обратился он к девушке. - Или может мне всё-таки сопроводить вас домой? Решайте скорее, у меня был непростой день и завтрашний день обещает быть нелегче.
Девушка вздохнула глубже, и как в холодную воду шагнула через порог, прикрыв за собой дверь.
Он оглянулся через плечо, но даже если его удивило решение девушки он ничем этого не выказал.
- Налейте себе вина.
В ответ не раздалось ни движения, ни звука, словно девушки в комнате не было.
- Я велел Вам налить вина, - более жестче повторил он.
На этот раз оно отозвалась, в голосе слышалось смятение.
- Я прежде никогда не пробовала вина.
- Разве я спрашивал пили ли Вы прежде вино? Я отдал Вам приказ, и теперь ожидаю его исполнения. Вы же сделали этот выбор?
И вновь короткая пауза, в нависшей тишине он физически ощущал её напряжение и страх. Через минуту раздалась шаги, и послышался звук льющейся воды.
­ - А теперь - пейте! - распорядился он. - Пейте!
Девушка зажмурилась и сделала малюсенький глоток, едва смочив губы. Жгучая сладкая смесь обожгла гортань огнём, и она закашлялась, от чего на глаза навернулись слезы.
- Пейте! - снова приказал он, и когда девушка не подчинилась его приказу, поднялся и крепко схватил за локоть.-­ Хватит! Меня утомили эти игры. Мы немедленно отправляемся к Вашим родителям.
- Нет! - вскрикнула девушка, вырываясь, и встав на цыпочки сжала его плечи. - Прошу Вас! Я сделаю всё, что Вы пожелаете. Глядите! - она отстранилась, решительно схватила кружку и стремительно сделала несколько больших глотков. На этот раз у неё не было даже сил закашляться, она просто замерла, глотая ртом воздух.
Мужчина грубо схватил её за локти и притянул к себе, его лицо нависло над ней — челюсти сжаты, дыхание раздувает крылья носа.
- И как далеко Вы намерены зайти в исполнении моих желаний?
- Куда бы они меня не привели.
- Вы пожалеете об этом, - глухо предупредил он.
- Пускай!
- Вас ждет чужая земля, недобрые взгляды, и золотая клетка невольницы, чья судьба зависит от прихоти господина.
- Пускай.
- Безумие, - выдохнул он ей в лицо. Она застыла, но не отвела взгляда. - Вы понимаете — это безумие. Проклятая страна. Здесь все сходят с ума..
- Пускай! - в очередной раз, как заклинание повторила она.
Через мгновение мужская рука, закрутив на ладони шелковистые пряди, откинула назад голову девушки и жесткие губы настойчиво прижались к её рту.
Он ждал сопротивления такому бесцеремонному вторжению, но губы девушки раскрылись, встречая его нежностью.
Он ещё пытался сохранить остатки самообладания: быть решительным и напористым, дать ей понять, какое именно будущее её ждёт на его корабле, и в его стране. Но руки становились всё ласковей и нежней, и губы уже не требовали — искали новых поцелуев, не в силах утолить жажды.
Бесформенные мужские одежды скользнули к её ступням, и её руки взлетели, прикрывая наготу, он он развел её руки, ощущая холод ладошек, а когда встретил её взгляд, то глаза сияли ему навстречу.
И грубые холщовые простыни, стали нежнее тончайшего шелка, и узкая солдатская койка, самым роскошным ложем, и запах разгоряченных тел — дурманящем эликсиром любви волшебной, неиссякаемой, безграничной.

6.
Девушка выбралась из кровати и прислушалась. Тишину каюты нарушало только тиканье ходиков, да мерное дыхание нянюшки.
Стараясь ступать как можно тише, Джулия пробралась к плательному шкафу, и торопливо вытащила дорожный костюм: обтягивающие холщовые серые брючки, шёлковую белую рубаху и тёплую курточку, с меховой оторочкой. Разглядывая своё отражение в тёмной поверхности зеркала, она торопливо проводила щёткой по волосам, приводя в порядок разметавшиеся пряди.
Теперь к двери, и на простор — в прохладу ночи.
Нянюшка беспокойно шевельнулась, и девушка замерла на полдороге к бегству, вознося к небу молитву, чтобы та не проснулась. И вот комнату вновь наполнило мерное сопение.
Пушистый ковёр в коридоре поглотил шаги, ей никто не попался на встречу. Было около 4 утра.
Палуба была пустынна, и она никем не замеченная, пробралась на нос судна, оперлась на леер, и прислушалась к голосу моря.
Ей нужно было собрать разбегающиеся мысли в кучу, но они никак не желали упорядочиваться.
Как быстро стали сменять друг друга события в её жизни. Ещё десять дней назад она скакала во весь опор на сером жеребце, по необъятным полям, которые совсем скоро должны были заколоситься изумрудным ковром, и, разбив старинную китайскую вазу, воображая себя искусной фехтовальщицей, пряталась от заслуженного нагоняя от папеньки, в вышине могучего клёна. Неделю назад, она дулась в своей каюте, полная решимости, показать высокомерным английским снобам, что она свободный гражданин, свободной страны, поставить впросак хвалёных титулованных женихов, и вернуться на родину. А потом она заглянула в глаза Грега, и возвращение на милую родину перестало казаться таким желанным.
Её пугало то невероятное притяжение, возникшие между ними, и его невероятная способность угадывать её мысли и чувства, и собственная беспомощность, рождавшаяся от его близости. Попроси он и она была готова на всё, лишь бы быть с ним рядом.
И с Грегом, как ей казалось, происходило нечто похоже. Ей до сих пор иногда, чудился его приглушённый вопрос «Кто вы?». Она не могла вразумительно ответить ни в тот раз, не знала она ответа и теперь. Вся та нелепица, которая приходила в голову была совсем не тем, что она хотела сказать ему, и разумеется не тем, что он хотел от неё услышать.
Несколько дней она не ходила — парила. Могла вскочить на рассвете и часами прихорашивалась у зеркала, под добродушные смешки нянюшки. От глаза мудрой женщины не ускользнуло возникшее между её подопечной и статным молодым офицером притяжение. Но она не принимала это всерьёз - путешествие близилось к концу, и скоро внимание девушки всецело будет занято пошивом платьев, и светскими раутами, почему не позволить напоследок маленькое приключений. Так что тётушка только вздыхала, и пускалась в воспоминания — о давно минувшем романе своей юности, тоже моряком — который был могуч, как арабский скакун и бесподобно целовался. А если бы она была моложе... ах, как она понимает Джулию. Но, всё-таки нянюшка никогда до конца не забывала об отведённой ей роли, и просила свою воспитанницу быть чуть осмотрительнее, ведь среди пассажиров корабля могут оказаться и те, с кем в последствии придётся повстречаться в бальных залах.
Джулия кивала, соглашаясь, но думала только о Греге.
Они бродили по палубе и он рассказывал о морских походах, в которых ему довелось побывать, о людях, встречавшихся на его пути во время странствий, об обычаях, совсем не похожих на европейские, одни из которых он наблюдал, в других участвовал сам. А она ему об отцовской конеферме, поездке в Нью-Йорк, который ей ужасно не понравился, прошлой весной, их шалостях с ребятишками с соседних усадьб, которые вызывали у взрослых приступы головной боли.
А потом он стал её избегать. Всего лишь накануне вечером, они едва смогли распрощаться. В который раз благодаря друг друга за необыкновенный вечер. И вот уже два дня она не могла его увидеть даже мельком. Иногда ей мерещилось, что она ощущает его взгляд, но обернувшись - и внимательно высматривая его в толпе праздно шатающихся пассажиров - не находила.
Ночь была зябкой, девушка ёжилась, но возвращаться в каюту не спешила. Ей решительно нечего было там делать. Можно было почитать, но тогда ночник непременно разбудит нянюшку. А спать ей совершенно не хотелось, вернее что-то ей мешало. Как только дрёма смыкала веки, неясный страх вновь пробуждал. Она долго лежала вслушиваясь в тишину, задрёмывая и просыпаясь, пока не приняв тщетность попыток, оделась и выскользнула на холодный простор палубы.
От дыхания прохладный воздух клубился белёсым паром, и она на некоторое время увлеклась игрой, выдувая то большие, то маленькие облачка.
Потом у неё замёрзли ладошки, и чтобы согреться, она спрятала их в широких рукавах амазонки с меховой оторочкой.
Ночь была такой тихой, нежной, такой, какой представляла себе романтичная девичья натура, запоем глотающая книжные страницы, когда герой и героиня пройдя сквозь испытания и разлуки, вновь встречались, чтобы наконец обрести друг друга навсегда.
Стоило ей поверить — женские романы всё-таки не врали, из какой-то щели выползла тревога, сдавив сердце ледяными щупальцами. Её ли это сказка? Вдруг, однажды, открыв глаза, она обнаружит, что ей это всё пригрезилось — а на самом деле она по-прежнему живёт со своими любимыми родителями в их чудесном доме, а может — она давным давно замужем, у неё трое детей, и все помыслы её направлены на заказ новых образцов мебели из Парижа, да выбор достойной партии для своих детей. Она вглядывалась в ночь, и не находила ответа.
Здравствуйте мисс Джулия, - раздался за спиной уже ставший родным голос.
Она радостная обернулась, чувствуя, что с плеч свалилась огромная тяжесть. Хотела прижаться к плечу, но выражение его лица остановило её.
Что-то случилось? - спросила она.
Ничего такого, о чём бы Вам следовало волноваться, - последовал выдержанный, вежливый ответ.
Наверное ты прав, но я всё равно волновалась. Эти два дня показались мне таким длинными.
Я служащий компании и дела службы требуют моего присутствия. А я едва об этом не забыл. Вы красивая девушка, Джулия.
От его ровного тона к глазам подступили слёзы, и она вновь отвернулась к океану — звёзды расплывались пульсирующими белыми пятнами.
Простите, Джулия, это исключительно моя вина.
Зачем ты меня обманываешь? - она решила следовать за сердцем, которое подсказывало, что он далеко не так равнодушен, как хотел показаться, и потому что она очень этого хотела. - Что произошло за эти два дня?
Вы романтичная девушка, и принимаете всё близко к сердцу. Но в жизни всё далеко не так, как кажется на первый взгляд. Те дни, что мы провели вместе были чудесны, но они закончились. Когда-нибудь Вы поймёте, что я прав. Наша встреча - всего несколько дней в океане, далеко от земного притяжения, но на суше нас ждёт целая жизнь, совершенно иная жизнь.
Мне больно это слышать, - после показавшейся бесконечной паузы сказала она, её голос звучал спокойно. Она решила слушать своё сердце, а оно подсказывала ей, что настоящим Грег был тогда - мучительно допытывавшийся, кто же она, а не сейчас — такой сдержанный и великолепный в своём белоснежном мундире. - Признавать свои ошибки всегда нелегко. Но я приму эту тяжесть, в надежде, что тебя минует сия участь.
Отправляйтесь спать, Джулия, - то ли попросил, то ли приказал Грег.
Если бы она могла уснуть!
И ещё, - словно вдруг вспомнив, с подчёркнутой небрежностью, произнёс молодой человек, запуская руку в карман мундира. - Возвращаю Ваш подарок. Я не могу оставить его себе.
Дыхание девушки перехватило.
Я не беру назад подарков. Если тебе он не нужен — выброси в океан. Спокойной ночи, Грег, - она обогнула его и направилась прочь, сдерживаясь что бы не припустить бегом, и смахивая бессмысленные глупые слезинки.
Грег долго стоял неподвижно, там, где оставила его девушка, вслушиваясь, в тишину, теша себя сумасшедшим, непозволительным желанием вновь различить её лёгкие, приближающиеся шаги, стиснуть в объятия и никогда никому не отдавать.
Но его окружала тишина.
Он опёрся на леер, и закрыл глаза, останавливая пляшущие перед глазами блики звёзд. Потом крепко сжал в ладони подарок-талисман, и порывисто прижал его к губам.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 10. Раздумья.
1.
Я думаю о тебе в эту ночь. И в прошлую ночь, и в будущую мои мысли о тебе. От них нет укрытия и спасения.
Я вспоминаю твои глаза, твою улыбку. Я всё ещё тебя люблю. Хотя это не имеет смысла. Мы давно расстались, и порой наша любовь кажется остроумной, удачной выдумкой сочинённой в дождливый осенний день со скуки.
Окончательно увериться, что это всё же не фантазия, мне не дают множество подробностей, тончайшими нитями которых соткана наша история.
Хочу забыть, повторяю по сто раз на дню. И вновь вспоминаю. Мне нравится помнить о тебе.
Со временем краски должны были истереться, тонкая материя истончится, и крутые пороги течения разнести по дням — часам — минутам — последние истрепанные лоскуты.
Но нет, нити обрели небывалую прочность, и призрачная субстанция — легче и белоснежней, чем прежде.
Я смотрю на тебя - не могу не смотреть - и сердце замирает.
Пусть для тебя это ничего не значит. Пусть ничего не изменится. Просто позволь мне украдкой, иногда, смотреть на тебя.
Я постараюсь не увлекаться. Что бы не мешать тебе. Чтобы не омрачать счастливого течения твоей жизни. Но думаю, у меня не получится.
Я люблю тебя. Я так давно люблю тебя. И ничего не могу с этим поделать.
Ты слышишь?
Хотя это неважно.
Я тебя люблю.

2.
Лючано, маленький энергичный итальянец, с пробивающимся над верхней губой пушком, ловко обёртывал в гофрированную бумагу, собранные за сегодняшний день экспонаты. Под нос себе он курлыкал весёлый мотивчик, выкрикивая между слов песни кодовое название находки, и порядковый номер, который он тут же прилеплял на получающиеся пакеты разноцветными стикерами. Юлия сидела рядом, на раскладном походном стуле и записывала следом за ним в пухлую амбарную книгу.
- Люблю, когда дело спорится, - сообщил Лючано, любовно оглаживая вновь сформированный пакет. - А то бывает месяц-другой копаешься с какой-нибудь богом забытой пойме, и даже жалкой черепной коробушки не сыщешь.
- Здесь нам это не грозит. Скорее нам намекнут работать лопатами помедленнее, так как окажется, что наши находки попросту негде складировать.
- А я бы здесь остался ещё на сезон-другой. Чертовски не люблю уезжать по окончании сезона, тем более зная, что на будущий год мне сюда уже не вернуться. Не могу отделаться от мыслей, стоит мне уехать, и следующая группа обязательно отыщет нечто архиважное, что сделает переворот в мировой науке.
- Но и сидеть на одном месте и того не легче, - хмыкнула девушка. - А вдруг пока ты копаешься в однообразии берцовых костей и растрескавшихся глиняных черепках, на другом конце планеты твои коллеги, отыскивают в вечной мерзлоте следы цивилизации сгинувшей с лица земли задолго до появления нынешнего человека разумного.
- Да проблема....
- Поэтому в нашем институте мы спорим до хрипоты на какие направления исследовании подавать заявки.
- Скажу тебе по секрету, у нас порой доходит до драки, - захохотал Лючано.
- Значит, этот шрам на щеке ты заработал в бескомпромиссной схватке с коллегами, - девушка старательно изобразила на лице разочарование.
- Белиссима! - Лючано круговыми движениями воздел указательный палец вверх. - Этот разящая длань духа смерти, -и заметив любопытство на лице девушки принялся пересказывать давнее происшествие. - Копали мы лет пятнадцать назад могильник в Средней Азии. Всё как положено холодные ночи, песчаные бураны, иссушающие ветры. Могильник не сказать, что богатый, но со всеми приличествующими атрибутами. На стенах пентаграммы защищающие от расхитителей и арабская вязь повествующая о деяниях усопшего. А я тогда ещё студентом был; первый поход за древностями. И спешил прежде пощупать, а потом уже подумать. Вот я и налетел, как гордый орёл на..., гм-м, пожалуй это не для женских ушей. А дальше ничего не помню. Очнулся в медблоке на щеке повязка, голова трещит, такое ощущение, что во рту ни одного целого зуба не осталось. Оказалось, что ветра выдули горную породу, а мои беспокойные руки поколебали чутко дремавшую глыбу, о как я завернул!, и свергли со свода кусок глинобитной плиты. Вот тебе и месть духов.
- Да, не повезло, - сочувственно кивнула Юлия.
- Не повезло мне потом, - цокнул языком Лючано. - Когда на следующий день явился начальник экспедиции, и строго воспретил мне приближаться к зоне раскопок. Так что почти целый месяц я ездил в поселок за продуктами и чистил картошку.
- Это просто ужасно! - девушка не выдержала и рассмеялась.
- Смейся надо мной, смейся, - с трагичным выражением закивал головой Лючано, сам с трудом сдерживая улыбку.
- Чему веселитесь, товарищи археологии? - поинтересовался Григорий, появившись бесшумно, с целой охапкой древних артефактов, которые бережно высыпал на брезент.
- Я рассказывал Юлии, где заслужил свой шрам, - Лучано потёр свою щёку, и подмигнул товарищу. - Женщины тают перед рассказами о переделках в которых нам удалось уцелеть.
«Да неужели», - пробормотал Григорий, скептически изогнув бровь. Юлия лишь недоуменно пожала плечами, и углубилась в ровные колонки описи.
- Не очень увлекайся, - предупредил Григорий. - Результат может оказаться обратно противоположный. Женщины такие непредсказуемые создания.
- Я учту, - пообещал Лючано.
- Удачного дня, - пожелал молодой человек салютую от виска двумя пальцами.

- Слушай, белиссима, - обратился к девушке Лючано, едва Григорий отошёл. - Рассказывай, что у вас происходит с Григорием, - русское имя в устах итальянца непривычно резало слух.
- Ничего, - старательно выверяя сделанные записи отозвалась девушка. - Мы учились вместе в университете.
- А мне показалось, что у вас был роман. И он ещё до сих пор не закончен.
- С чего ты так решил? - надеясь, что в её голосе прозвучало достаточно удивления задала вопрос девушка.
- Ну я же итальянец. И во всех этих томных взглядах страсти, я как рыба в воде. Ладно, шучу. Просто Гриша как-то попросил принести меня из его сумки новую рубаху, и там я случайно наткнулся на ваше фото.
- Фото? - тупо переспросила девушка.
- Так точно. Хорошее такое фото. Кусты сирени, и вы в обнимку, его руки на твоей талии, твоя голова на его плече, вид у вас вполне счастливый. Вот я и решил... Извини, если я ошибся.
Юлия не ответила, прикрыв глаза она вспоминала. Она отлично помнила тот день...

Ирина не отвечала. Юлия захлопнула конспект и бросила телефон в сумочку. Подруга не исправима. Через пятнадцать минут, у них важная защита, к которой они готовились в течение последних двух месяцев. Педантичный профессор, запросто может их отправить на пересдачу в неведомом будущем, если они опоздают хотя бы на минуту.
А подружка застряла в кафе с ухажёром, по той простой причине, что вечером у неё уже назначено другое свидание, а упускать кавалера было не в её правилах.
Пожалуй, стоит двигаться в сторону аудитории, и попытаться уболтать профессора историей, что её напарница застряла в пробке.
Она даже не успела вскрикнуть, когда сзади её обхватили чьи-то руки, развернули на 180 градусов. Щёлкнула вспышка фотокамеры.
– Чудный снимок! – Санька Лосев, гитарист и КВН-щик с параллельного потока любовался изображением на дисплее. – Голубки!
Девушка резко развернулась, и потребовала от так неожиданно напавшего на неё мужчины.
– Вели своему другу стереть снимок!
– Какой снимок? – он недоумённо развёл руками. – Сань, о каком снимке твердит девушка?
– Не имею понятия.
– По-хорошему тебя прошу, удали эту фотографию.
– А что если я не хочу по-хорошему? Я же невыносимый тип, разве забыла!
От досады девушка кусала губы, сознавая, что этот раунд битвы ею проигран.
– И позволь поинтересоваться, что ты будешь делать с фотографией?!
– Вставлю в рамку, и поставлю на полку, - карие глаза смеялись.
Уголки её рта обиженно дёрнулись, но она заставила себя вздёрнуть подбородок.
– А может, будешь хвастаться перед дружками победой?
– Думай, как знаешь, - молодой человек казалось, утратил интерес к беседе. – И поторопись, а то профессор отправит на пересдачу.
– Но снимок…
– Hasta la vista, baby! – и приятели зашагали прочь под сенью расцветающей сирени.
Она топнула ногой, и вновь принялась набирать номер Ирины, постаравшись выкинуть происшествие из головы.
Она приняла правильное решение — поставить на их отношениях точку.
Но как сложно оказалось убедить себя в этом.
Она так и не смогла этого сделать, ни тогда, ни сейчас.


3.
Говорили, что тогда им повезло. Лавина прошла зацепив их лагерь только самым краем. Говорили, что просто чудо, что они все в тот момент оказались внутри вагончика, который сохранил тепло и воздух, облегчив работу спасателей.
Тогда никто не погиб. Покорёженный вагончик обошёл экраны многочисленных телекомпаний, редакторы каналов порадовали своих зрителей научно-популярными экскурсами в процессы лавинно-образования, щедро сдобрив их картинками низвергающейся вниз, несущей гибель снежной стихии.
Но она ничего из этого не видела. Аппараты жизнеобеспечения непрерывно трудились, впрыскивая в кровь физиологические растворы, и снабжая лёгкие кислородом. Больше недели провела она под опекой умных машин, улавливающих малейшее изменение — размашистой линией энцефалографа.
Им тогда повезло.
В пограничном состоянии сознания перед ней мелькали лица родителей, врачей, Гриши.
Они что-то говорили ей, но она не могла разобрать слов. А может она только снились ей.
Она пыталась заговорить с ними, но не могла даже поднять век, проваливаясь в целительный сон.
А однажды, по утру попросту открыла глаза, вдруг обнаружив, что различает предметы в своей палате, может шевелить пальцами, и без усилий говорить.
­- Ау! - выпустила она пробный шар, но никто не откликнулся.­ - Ау!
Палата была пуста. Сквозь занавески пробивалось серое утро, а может вытягивался за окно ускользающий день — было тихо и сумрачно, располагающая ко дрёме обстановка, но ей совершенно не хотелось спать.
Где-то в глубине коридоров сработал сигнал, сообщающий об изменении состояния пациента, потому как через пару минут в палату вбежала медсестра, а следом доктор и началась суета: с измерением пульса, прощупыванием лба, проверкой и перепроверкой показания приборов. И это не считая обрушившихся на неё вопросов. Помнит ли она, что с ними случилось, не болит ли и у неё чего, может ли она шевелить пальцами, не двоятся ли в глазах предметы.
У девушки даже закружилась голова от обилия движения вокруг неё, она закрыла глаза, и весело подумала, что желание увидеть человеческие лица благополучно прошло, и она бы ещё с радостью полежала бы немного в тишине. Вот бы только увидеть родителей и Гришу и всё было бы в полном порядке. Но как же всё-таки здорово вновь оказаться среди людей.
Удовлетворившись собранными сведениями, врачи собрались уходить, наказав девушке поспать, и предупредив, что сейчас не будут вкалывать ей успокоительное, пусть организм постарается теперь справляться с последствиями травмы самостоятельно. Но если вдруг боль станет нестерпимой, ей стоит только нажать кнопку вызова и медсестра сделает ей укол. А завтра, когда девушка уже немного окрепнет они проведут обширное обследование, но пока прогнозы самые оптимистичные.
Врачи вышли за дверь, и тут же в коридоре заспорили голоса, улыбнувшись, девушка узнала родителей. Ещё через полминуты они ввалились в её палату, на ходу застёгивая больничные халаты, и поправляя на лицах маски.
­- Здравствуй, птенчик, - мама присела на стул рядом с койкой, и бережно, опасаясь сделать больно, потрепала дочь по щеке.
­- Как ты нас напугала, - прогудел отец, сжимая плечо жены.
- Привет, ма, па, - она постаралась улыбнуться, но сморщилась, от улыбки саднило губы. - Я в порядке, хоть и немного потрёпанная.
- Видишь, жена, вот она — наша дочь. Никогда не теряет оптимизма.
- Иначе мне пришлось бы совсем туго. Особенно если сейчас мне удалось разглядеть своё отражение в зеркале.
­- Ты замечательно выглядишь, - заверила её мама, не удержалась и шмыгнула носом.
- Мам, ну ты чего? Видишь я уже в полном порядке.
Женщина замахала руками и улыбнулась.
- Не обращай внимания. Это от пережитого волнения.
- Слушай, жена, а может-таки дадим нашей дочурке зеркало. А то, как то она живенько пошла на поправку, вместо того что бы закатывать глазки, несчастно вздыхать, и позволить своим сентиментальным предкам над собой покудахтать.
- Ой, пожалуй, не надо, - хихикнула девушка. - Согласна лить слёзы, и лежать на подушках с самым, что ни на есть жалобным видом.
- Смотри жена внимательней, - добродушно пробасил отец. - Чтобы наша хитрюга исполнила обещание.
В ответ Юлия наивно захлопала глазами и выдавила на бис пару тяжёлых вздохов.
- Неплохо, - кивнул отец, - Но недостаточно убедительно. Я предпочитаю твою улыбку, это у тебя получается правдоподобнее.
И дочь не замедлила продемонстрировать желаемое.
- Пациент уверено идёт на поправку, - сообщил отец матери.
Пришла медсестра, смерить температуру, и расспросить о самочувствии, записала в свой блокнот и уже собиралась уходить, предупредив посетителей, что им можно посидеть ещё полчаса, а потом нужно дать пациентке поспать.
- Да, конечно, - кивнула мама. - Мы знаем. Мы сами медики.
- Сестра, - девушка задала давно не дававший ей покоя вопрос. - Скажите, а как там ребята? С ними всё в порядке?
- Да, не переживайте. Все живы. Все кто попал под обвал находятся в больнице, под наблюдением, но опасений за их здоровье нет. Труднее, пришлось с вашими приятелями, вернувшимися на стоянку геологов после схода лавины. Спасателям с трудом удалось их убедить сидеть спокойно и не мешать спасательной операции.
- А Григорий? - задала девушка свой главный вопрос. - Как он?
- Григорий? - медсестра наморщила лоб. - А такой высокий и темноволосый? Да не волнуйся ты так, деточка. Всё с ним в порядке. Проторчал в больнице 4 дня, а... вчера, кажется, прикатила сюда блондинка, шумная такая, совсем соображения нет, что в больнице, о чём-то они разговаривали, а потом видать вместе уехали, потому как здесь они больше мне на глаза не попадались. А ты что, девонька спрашиваешь? Друг это небось твой сердечный?
- Спасибо, - вежливо поблагодарила Юлия медсестру, оставив последний вопрос без ответа. На душе неприятно заскребли кошки, но она твёрдо решила не поддаваться на досужие домыслы. - Ма, можешь дать мне телефон, - попросила она. - Мне необходимо сделать несколько звонков.
- Это так срочно? - с сомнением спросила мама.
- Думаю, более чем.
- Хорошо, - сдалась мама. - Только недолго, тебе нужно отдыхать.
Всегда тактичные родители вышли из палаты, оставив дочь с телефонной трубкой и размышлениями.


4.
Звезды выделялись на фоне неба крупными яркими пятнами. На жёлтом лике луны явственно проступал мученический лик — оскал улыбки, разрез печально прищуренных глаз.
Ночь давно перевалила половину. Ещё немного и начнет светать.
Глубокий сон владел природой. Не вздохнет плеском гладь маленького соленного пруда, не ухнет ночная птица, не зашуршат листвою ветви.
Спали и они.
Темноволосая голова мужчины приютилась на девичьих коленях. Ладошка девушки прижималась к щеке, поросшей колючей несколько дневной щетиной.
Изнурительная подготовка к дальнему пути, продолжалась от первых лучей солнца, до глубокой ночи, пока смоляные факелы не превращались в тлеющие головешки. На исходе третей ночи, он пришпорив а коня, умчался из лагеря.
Он скакал не во дворец, где не был уже трое суток, а в маленький посёлок подле него. Там, в маленьком домике с резными ставнями жила та, которую в эту ночь он желал видеть более всего.
Скрипнула калитка, пропуская в палисадник гостя, и тут же распахнулась ставня, и лёгкая фигурка, перемахнув подоконник оказалась в саду.
Только спешившись на берегу пруда, мужчина крепко спеленал девушку в объятиях, впечатав хрупкие изгибы тела в свою мощь, требовательной лаской раздвинул губы.
А потом мгновенно уснул, когда усадив девушку на траву, его колени коснулись земли.
И уже она, сражаясь с неповоротливой громадой, устраивала его на своих коленях, и немного робея сначала, гладила его по густым чёрным волосам, пока сон не сморил и её.
Проснувшись, когда небо, запутавшееся в ветвях деревьев было уже серым, он смотрел на склонённый над ним профиль, и играл разметавшимися локонами.
Он не рассказал ей о пророчестве жрецов, не раскрыл печальную тайну, что даже все корабли империи, если не взять ни бочки воды, ни мешка хлеба не в состоянии принять на борт всех жителей.
Они вообще мало разговаривали. Что бы пересчитать сказанные друг другу слова, в короткие часы встречи, им вполне хватило бы пальцев на их руках.
Вот и сейчас он просто любовался склонённым над ним профилем, играл послушным медными прядями и вдыхал её запах, уговаривая свою совесть, что он полежит так ещё совсем немного, а потом обязательно будет работать не желая сил, все дни напролет. К тому же её сон так сладок - но под глазами залегли глубокие тени - так жаль будить её.
И он позволил ей поспать ещё чуть чуть, и сам задремал. И снились ему не дальние страны, не доблестные подвиги, и суровая радость покорения новых пространств, а лёгкая девичья фигурка, летящая ему навстречу, и взлетающие ему на плечи руки, и колдовские глаза, которые полны тайны, давно ставшей сутью жизни. И их неторопливый разговор, начатый с середины фразы, словно в продолжение некогда прерванного, который он слышал не ушами, но кожей.
А потом он кружил её на руках, подкидывая высоко в воздух и колокольчиками разливался её смех, и во сне он тоже, он готов был в этом поклясться, улыбался.
А потом он проснулся, растерянный, и ничего не помнящий, сон ускользнул, оставив горький привкус, что он почти узнал нечто очень важное.
Её глаза внимательно и печально смотрели на него. А может это просто утренние сумерки искажали черты лица.
И, конечно, он не задал волновавший его вопрос, что ей снилось, и не спросил не разговаривал ли он во сне, потому что губы хранили тяжесть невысказанных слов.
Он встал, и глядя на неё с высоты своего немалого роста, коротко обронил.
­- Я вернусь. А ты жди меня.
И пошёл прочь, туда, где верный конь дожидался своего хозяина, а в след ему неслись тихие слова.
- Я буду ждать. Всегда.

5.
День перевалил за полдень, секунды неуклонно ускоряли бег.
Рыгор, хмурясь, вглядывался в копошащуюся суету пристани, не мелькнёт ли, приближаясь, лёгкая девичья фигура. Но пристань шумела лишь многоголосием торговцев и покупателей.
Вчера вечером, когда страсть стала тлением нежности, он перебирал рассыпавшиеся по подушке медные пряди, с долей самодовольства отмечая багрянец на её скулах.
Давно ли эти пальцы впивались в его плечи, оставляя на коже свои метки — горячие белесые борозды, а сейчас, почти с робостью обнимают его торс, и лишь большие пальцы, живя своей жизнью, легонько поглаживали кожу, и странное дело, от этих прикосновений в его затылке растекалось тепло.
Он отослал слугу, справлявшегося не угодно ли чего господину, и велел не беспокоить его, если не приключится по крайней мере шторма.
Ему совершенно не хотелось двигаться, разве, что движением зрачков, за игрой теней сгущающегося вечера на её лице.
А по утру, когда темнота нехотя отступала от свой власти, собираясь вернуться к насущным делам он осторожно высвободился из обнимающих его рук, вдруг заметил, что она не спит, и взгляд прищуренных глаз серьёзен. Он склонился над ней, прикасаясь к губам, чувствуя, что вновь накатывает головокружение; она с охотой отозвалась на его поцелуй, но серьёзный блеск из её глаз не исчез.
Поспите немного. Ещё очень рано. А я поднимусь наверх, я должен посмотреть как идёт подготовка. Вечером мы отплываем.
Вместо того, чтобы повернуться на бок и закутаться в одеяло, она спустила ступни на пол, и поёжилась от ледяного холода, исходившего от его поверхности.
- Мне нужно вернуться домой, - неожиданно сказала она.
Его пальцы затягивающие шнуровку куртки замерли, и вновь продолжили своё занятие.
- Милости прошу! Не надейтесь, что стану задерживать Вас. Но прислушайтесь к совету: впредь будьте последовательней в своих желаниях, иначе однажды это может плачевно закончится.
Он приблизился к ней, и наклонился, словно намереваясь поцеловать, прожигая горячим злым взглядом. Он был был близок к тому чтобы ударить её, и лишь небывалым усилием заставил себя сдержаться. Но когда распрямился, собираясь развернуться и уйти, она вскочила и вцепившись в его плечи и отчаянно опровергла:
- Нет! Нет! Нет! Вы меня не поняли! Я вовсе не собираюсь возвращаться домой! Ни за что! Но мне нужно вернуться туда, что бы забрать Ириса. Моего кота, - пояснила она, заметив, что он не понимает о чём она говорит.
- Кота?! - недоверчиво переспросил он. - Какого черта!
Я не могу оставить Ириса. Я поила его молоком, когда его мама оставила его совсем котёнком, я отбила его у бродячей собаки — вот у меня даже шрам остался, - он повернула к нему локоть и продемонстрировала бледный, длиной в пол-мизинца рубец.
Он, хмуря брови, поглаживал её локоть, и на шее вздувались и опадали вены.
Я не могу его здесь оставить! Пожалуйста, разрешите мне взять его с собой!
Он выпустил её руку и отступил на несколько шагов; её глаза смотрели умоляющее, и он готов был позволить ей всё-всё на свете, лишь бы и впредь видеть их сияющий блеск. Но воину не пристали подобные слабости,он знал это так же твёрдо, что солнце встает на востоке, так же, что корабль должен выйти в море сегодняшним вечером. Но с языка срывалось другое:
- Я отплываю до заката. Если Вы вернётесь, я заберу Вас, приведи вы на борт хоть самого дьявола. Но не проведу в ожидании ни единого оборота клепсидры, - он развернулся и вышел прочь, оставив девушку в одиночестве.

Время текло неумолимо, ещё немного и сниматься с якоря будет поздно.
- Господин, - заговорил, приближаясь, стряпчий, неизменный помощник и спутник в бесчисленных походах. - Пора поднимать паруса. Команда уже на своих местах. Почему ты медлишь?
- Оставь меня, - велел он, понимая что обязан отдать приказ поднять якорь, но вместо этого тратил драгоценные мгновения на ожидание.
- Слушаюсь, - стряпчий поклонился, однако, удалился совсем недалеко, чтобы при малейшем жесте капитана ринуться исполнять приказ.
Вечер уже безоговорочно вступил в свой права. А девушки всё не было.
Объяснение могло быть одно, она ещё раз хорошо всё обдумала, и решила остаться с папенькой и маменькой, в своём привычном мире. Какая же сила удерживала здесь его? И почему он испытывает тоску, и не может покинуть постылый край постылой страны, с напряжением всматривается по сторонам, стараясь разглядеть движение. Он определенно утрачивает разум.
Ладонь поднялась вверх, чтобы рассечь воздух, тем самым давая команду уходить в море...


6.
Джулия бессмысленно шаталась по палубе, сетуя на себя, что поддалась на уговоры нянюшки, и позволила вытащить себя из каюты.
Настроение было отвратительное, и больше всего на свете ей хотелось залезть под одеяло и провести там, пусть и не весь остаток плаванья, но хотя бы сегодняшний день.
Но одеяло и подушка оказались бесцеремонно отобраны, а сама он поставлена на ноги, заправлена в платье и кашемировое пальто, и за руку выведена на палубу.
А ключ открывающий дорогу к вожделенному покою каюты, оказался схоронен в бездонном кармане нянюшкиного плаща.
А нянюшка донельзя гордая собой предложила воспитаннице наслаждаться чудным весенним деньком.
В довершении её бед объявился «давешний» знакомый - милый молодой человек, но довольно занудный, от общества которого несколько дней назад ей удалось отделаться не без труда.
Но нянюшка, обрадовалась его появлению, и предложила молодым людям прогуляться по палубе, и поболтать.
Юноша смотрел на неё с улыбкой, нянюшка смотрела на неё с улыбкой, матроны, отдыхающие в шезлонгах смотрели на них, вполголоса переговаривались, и тоже чуть заметно улыбались.
И Джулия приняла приглашение. Хорошо хоть, от неё не требовалось участвовать в разговоре, достаточно было коротких междометий, высказанных с нужной долей изумления.
Пытка продолжалось долго, правда наручные часики уверили, что всего полчаса.
Её спасли институтские приятели её спутника. Встреча оказалась неожиданной, и мужчины добрых пять минут трясли друг другу руки, обмениваясь восклицаниями «и ты тоже путешествуешь на этом корабле», «надо же мы в пути почти 6 дней, а встречаемся только сейчас» «на таком великолепном корабле это не удивительно».
Момент оказался подходящим и девушка, сославшись на головную боль, поспешила улизнуть. Кавалер порывался её сопроводить и в целости и сохранности вернуть под попечительство компаньонки, но девушка заверила, что прекрасно сама отыщет дорогу, а он пусть не переживает и общается с друзьями, которых давно не видел. Он согласился, но умудрился вырвать у девушки согласие на новую встречу.
Обычно неспешная прогулка и солнечная погода прогоняли душевную хандру, но сейчас простой и действенный рецепт не работал. Да и не замечала она ни солнца, ни неба, ни океана. Лишь давящую апатию, непреходящую тоску.

Погода испортилась в мгновение ока. Только среди лазурной голубизны полыхал теплом жёлтый солнечный диск, как тяжёлым залпом ухнул гром и наступили сумерки.
Тишина звенела и вибрировала, кроваво-оранжевые дуги молний, то сталкивались, то разбегались между темно-фиолетовых облаков.
Как всегда, перед лицом этой стихии, она испытывала суеверный ужас. Закрывалась рукой от вспышек, но не могла сдвинуться с места.
Толпа пассажиров толкаясь, торопилась покинуть палубу. Её штормило, в спешащем людском потоке, но она словно не осознавала, что происходит вокруг.
Один из пассажиров всё-таки замедлил ход.
Мисс, вам лучше покинуть палубу, сейчас разразится буря.
Она бессмысленно взглянула на говорившего, и вновь зажмурилась от огненной вспышки. Мужчина махнул рукой, и заспешил прочь, спрятаться под защиту залитого хрустальным светом салона, откуда, стараясь переспорить рёв стихии, набирала силу музыка — бубнили барабаны, ухали трубы, дребезжали клавесины, и предаться бездумному веселью.
Грег увидел её издалека, когда обходил корабль, проверяя все ли успели укрыться от непогоды, закрыты ли окна, убраны ли шезлонги и обеденные столики, и прибавил шаг. Он сразу понял, что творится с девушкой. Ему приходилось слышать о неконтролируемом ужасе перед лицом стихии, буквально парализующем людей, но видеть - ни разу.
­- Джулия! Это я — Грег! Вы слышите меня?
Она вцепилась в лацкан его мундира, и уткнулась в плечо. Его пальцы зарылись в её волосы, крепче прижимая к себе.
Он вдыхал запах её волос, и чувствовал, что она постепенно успокаивается, плечи уже не вздрагивают, и тело отяжелевает, расслабляясь в его объятиях.
Он взглянул на небо, и нахмурился, а затем подхватил лёгкую фигурку на руки, и унёс в тишину каютного отсека.
Едва они покинули палубу, на корабль обрушилась стена ливня.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 11. Бегство.
1.
Убежать бы, да некуда
Убежать бы, да некогда.
Стремителен времени бег.
Дни, месяцы, годы — обернёшься, а его уже нет.
Мы утрачиваем ритм времени, бежим ещё быстрее.
А потом замечаем, что опаздываем только сильнее.
Замыслы времени невозможно предугадать.
И если одним ни за что не успеть, кому-то никогда не опоздать.


2.
Ночью прошел дождь, и по утру на небе висела сизоватая дымка.
Во время завтрака разговоры за столом шли с особым энтузиазмом, тем более, что прогноз погоды обещал, что пик жары миновал и с сегодняшнего дня температура вернётся к своим обычным для этого времени значениям.
И работалось сегодня с каким-то особым куражом и азартом Сталкивающиеся воздушные потоки приятно холодили лицо, и не нужно было обильно втирать в кожу солнцезащитный крем, и можно скинуть с себя серую рубаху с длинным рукавом, остаться в футболке и наконец, в полной мере наслаждаться весенним теплом.
Они так увлеклись работой, что отчаявшийся дозваться их, повар включил громкую связь и заявил, что отказывается десять раз разогревать обед, и кто сейчас немедленно не явиться к столу — будет мыть за собой посуду сам, или вечером есть из грязной.
Юлия отряхнула от песка руки, и направилась к тенту.
Повар, напевая себе под нос, сновал между столиками, разливая по тарелкам суп, и проверяя на всех ли хватает приборов.
Кроме него под тентом находились Олег с Лиз^ сегодня была их очередь заниматься бумажной работой, и Ирина.
Ирина освободив себе небольшой уголок стола, возилася с ноутбуком. Она о чём-то беседовала с Олегом, но когда Юлия шагнула под навес, разговор уже подходил к концу. Олег вскользь поздоровался, и зашагал к душевым кабинкам, около которых уже собралась небольшая очередь.
- Вот посмотри, - Ирина с гордостью продемонстрировала сделанные фотографии, запуская слайд-шоу. - Как думаешь, редактору понравится?
- Это здорово, Ир, - восхитилась Юлия. - Ты настоящий талант.
- Эх, понимало бы ещё это моё начальство. А то ведь позвонило сегодня и устроило разгон, дескать я слишком долго тут прохлаждаюсь, и номер через две недели сдавать в печать. Сам бы попробовал так прохлаждаться.
- Надеюсь он подобрее сразу, как увидит твою работу.
- Твои бы слова, да моему шефу в уши! Короче завтра я уезжаю. Жаль, нам так и не удалось толком пообщаться. Ведь вернёмся домой, закрутимся, завертимся, и так толком ни разу и не соберёмся. Эх, жизнь!
- Тогда будем с пользой использовать оставшееся время. У нас есть ещё несколько часов.
Ирина кивнула, притулившись макушкой к предплечью подруги.
После обеда работали до сумерек. Раскоп словно прорвало, и они едва успевали очищать от векового налёта всё новые и новые находки. Понятно, почему никто не хотел прекращать работать. Лопаты весело вгрызались в песок, а Лиз и Олег театрально стонали, что им не доводилось столько писать и заворачивать со времён уроков труда в начальной школе.
Наверное, их не напугала бы даже тёмная ночь, можно было врубить прожекторы, ярко простреливающие пространство лагеря. Но комары, привлечённые электрическим светом, кружили тучами, полные намерения вкусно сегодня поужинать.
Начальник экспедиции дал приказ заканчивать работы, и лагерь погрузился в приятный полумрак, рассеиваемый мягким неярким светом.
Юлия подняла с земли, оставленную там ещё днём, рубаху, и встряхнула. Белый листок выскользнул из складок и мягко спланировал на землю.
Вчетверо сложенный листок в клетку. Воображая себя беззаботной школьницей, она развернула записку.
Перед глазами прыгали буквы знакомого почерка.
«Буду ждать в полночь у нашего камня. Я всё ещё надеюсь получить мой портрет»
Химический карандаш иступился под самое древко, но всё же обильно смоченный слюной оставил на послании размашистый ответ из двух фиолетовых, корявых букв.
Теперь, взбудораженная маленьким приключением, с пылающими щеками и бьющимся сердцем, она заспешила к палаткам. И нырнула в одну из них, где и жил адресат послания.
Замешкалась на минуту, но заметив на покрывале знакомую футболку, присела на край постели, провела ладонью, замечтавшись, разглаживая складки; и поспешно стряхивая наваждение, сунула записку между страницами книги, оставленной на подушке.
Её маленькое проникновение на чужую территорию осталось незамеченным, и она довольная вернулась в свою палатку.
Ирина сидела там, и старательно делала маникюр. Лиз лежала на спине, и вставляла короткие междометия в льющуюся потоком речь Ирины.
- Вот и герои исторического фронта, - поприветствовала Ирина. - Ты куда подевалась.
- Нужно было одно дело сделать, - уклончиво ответила девушка, - присаживаясь на свою постель.
- Так-так-так. А ну постой.
Ирина отложила пилочку и присела рядом с подругой.
- А ну покажи язык.
- Ты чего? - удивлённо взметнула брови Юлия.
- Нет ты покажи-покажи. Точно, так и есть. У тебя весь язык фиолетовый.
В доказательство, в руки Юлии оказалось втиснуто зеркальце. Взглянув на своё отражение, девушка закрыла лицом ладонями, и зашлась в беззвучном приступе веселья.


3.
Она долго сидела в тишине палаты, но потом всё-таки набрала номер.
В трубке шли гудки, она насчитала их с дюжину, но когда собиралась дать отбой, динамик запинаясь отозвался незнакомым женским голосом.
- Алло... Я Вас слушаю...
От неожиданности Юлия не нашлась, что сказать и повесила трубку.
Она не сразу повторно набрала номер, сжимая телефон в руках, и хмурясь вглядывалась в потолок.
- Слушаю, - отозвался тот же голос.
Ничего не понимая, Юлия поспешно пробормотала:
- Простите. Я, наверное, ошиблась номером, - и дала отбой.
На этот раз прежде, чем позвонить, дважды перепроверила номер.
Голос в трубке не изменился.
Где-то была ошибка, и Юлия решила выяснить где.
- Это снова я. Ничего не понимаю. Набираю нужный номер, а попадаю на Вас.
- Бывает. А куда Вы звоните?
- Грише... Это мой...
- А! Так что же Вы раньше не сказали? Здесь он. Только спит.
- Спит?
- Ну да, - незнакомка на том конце невидимого провода рассмеялась, и доверительно сообщила. - Жаркая вчера была ночка. Конечно, я не о температуре за окном. Думаю, Вы меня понимаете.
Однако, вопреки ожиданиям собеседницы, Юлия вовсе не понимала, о чём та говорит. Она была абсолютно уверена, что здесь какое-то недоразумение.
- А Вы собственно кто?
- Я? - переспросил голос. И с ноткой довольства просветил. - Его девушка. И, даже кажется, любимая.
- Кто?
- Подруга, ты что глухая? - ехидно полюбопытствовали в ответ. - Девушка я ему! А, - трубка разразилась шелестящим смехом. - Поняла! Ты, наверное, Юлия. Гриша о тебе много рассказывал. Да, много.
- Не понимаю, - холодно отозвалась девушка. Не нравился ей разговор, речь шла о чём-то очевидном, только Юлии никак не удавалось определить о чём.
- Мы с Гришей давно вместе. Между нами всякое бывало. Но в конце-концов мы всегда мирились. Каждый ведь не без греха. Я стараюсь не слишком стеснять его свободу, думаю, поэтому он ко мне и возвращается. Он объясняет это тем, что со мной он может быть собой: не притворяться и не строить из себя героя, потому что я не побуждаю его быть лучше, чем он есть, и принимаю несмотря на любые недостатки. Но думаю, что объяснение в том, что он любит меня.
- Зачем Вы мне это рассказываете?
- Просто, что бы Вы знали. И не строили себе воздушных замков. Он всегда ко мне возвращается.
- Это Вы так говорите. Но кто скажет, что думает сам Гриша.
- А Гриша не думает. Он спит, - незнакомка рассмеялась. - А Вы, милочка, поразмыслите, почему он сейчас не с Вами, в больнице, а здесь со мной.
- Я не знаю. Но я обязательно спрошу Гришу про Вас.
- Или просто не хотите знать. Конечно, порасспросите его. Может он Вам чего и порасскажет. Желаю удачи, пока он увлечён Вами. Но его надолго не хватает. А я пока побуду перевалочным пунктом, близким другом, любовницей. Называйте, как нравится. Но в конце-концов он будет моим.
- Прощайте
Юлия дала отбой. Пусть это и было совершенной нелепицей, менее муторно на душе не становилось.


4.
В поселке безраздельно царствовала суета. Кричали, толкаясь мужчины и женщины, споря за каждое место в телеге, растревожено ржали кони, упираясь в землю копытами, и наотрез отказываясь трогаться с места, даже под тяжёлыми ударами бичей, обрушивающимися на их спины. Словно сговорившись в один голос ревели дети, вырываясь из рук родителей, безучастные к окрикам и шлепкам. Срывая голоса, стражники требовали соблюдать спокойствие и порядок, но их призывы тонули панике, охватившей толпу.
Улия сидела на корточках подле тётушки, и в который раз пытаясь уговорить её ехать. Тётушка, наблюдающая с крыльца, очередной акт разыгрывающейся драмы, улыбалась уголками губ и отрицательно качала головой.
- Нет, милая, не уговаривай меня. Никуда я не поеду. Вся моя жизнь прошла здесь, и умереть я хочу тоже здесь.
- Тебе нет никакой надобности умирать, - горячо возразила девушка. - Ты лучший в округе лекарь, тебя непременно возьмут на корабль, несмотря..., - девушка осекалась и замолчала.
- Несмотря на мой преклонный возраст, - закончила за неё пожилая женщина. - Нет милая, поверь мне, прожившей долгую, счастливую жизнь, и научившуюся ценить и радости и горести, не стоит менять родную землю на лишний год жизни.
- Но..., - Улия пыталась возразить, но тётушка закрыла ей ладонью рот, и покачала головой.
- Не бери в голову, милая. Поцелуй тётушку, и отправляйся с миром. А я буду молится, за благополучный исход путешествия.
- Улия! Вот ты где! Я тебя всюду ищу.
В палисадник ворвался Олеандр, и наспех поздоровавшись с тётушкой девушки, потянул Улию к калитке.
- Пойдём! Мы должны торопиться!
Улия с мольбой оглянулась на тётушку, но та была непреклонна
- Иди милая. И не грусти - помни - мысленно я всегда буду рядом с тобой.
Девушка вырвала руку у Олеандра, и порывисто обняла тётушку, и смахивая слёзы затараторила.
- Я буду вспомнить о тебе каждый день. И каждый день, на закате буду бросать в воду цветы для тебя.
Тётушка ничего не ответила, просто взъерошила племяннице волосы на затылке, и мягко, но решительно отстранилась.
- Отправляйся, Улия. Роковой час и вправду близок.
Пока Олеандр буквально тащил её по тропинке к калитке, девушка неотрывно смотрела назад, на тётушку, а та глядела в небо, жмурясь от ослепительного солнца.
Оказавшись за калиткой, Олеандр потащил девушку не к обозам, не к лошадям, а к дому где он жил.
Едва они оказались внутри дома, как Олеандр сразу, без обиняков выпалил:
- Улия, мы должны пожениться.
- Что?! - переспросила девушка, уверенная, что ослышалась.
- Мы должны пожениться, - упрямо повторил Олеандр. - Это будет верное решение. Ты же слышала приказ, корабли в первую очередь будут принимать здоровых и сильных молодых людей, отдавая предпочтение детным парам, и связанным брачными узами.
- И поэтому мы должны пожениться? - уточнила Улия, на которую напал внезапный приступ непонимания.
- Не только, - нетерпеливо топнул ногой Олендр. - Но зачем рисковать? Мы поженимся и с полным правом поднимемся на борт.
- Я не могу, Олеандр, - просто отозвалась Улия. - Я уже связана клятвой пусть не освещённой, но от того не менее нерушимой.
- Ты полагаешь, что твой избранник, будет так же верен выбору? Очнись, Улия! Он наследник знатного рода, и никогда не даст своей клятвы простолюдинке вроде тебя. Он никогда не пойдёт наперекор воле семьи и жрецов. Ты же будешь лишь ублажать его прихоти, и то до той поры, пока не наскучишь ему.
- Это неважно, Олеандр. Это - мой выбор. Чем бы мне не пришлось за него заплатить.
- Но как же я? Я ведь люблю тебя! И готов простить и принять тебя, несмотря на твоё опрометчивое поведение на глазах всего поселка.
Улия рассмеялась легко — без обиды.
- Спасибо, Олеандр. Но мне этого не нужно.
- Подумай, Улия! Хотя чего тебе думать? Твой покровитель верно не обделит тебя местечком подле себя. А что прикажешь делать мне? У меня нет особых заслуг, перед господами. Дрожать до последнего за свою жизнь?
- Ничем не могу помочь, - холодно отозвалась девушка, направляясь к выходу.
Но Олеандр перехватил её, и резко дёрнул к себе, от чего девушка, не сдержавшись, вскрикнула.
- Ну уж нет, милая моя Улия, ты будешь моей женой.
- Что с тобой, Олеандр? - девушка безуспешно пытаясь вырваться. - Ты никогда не был таким.
- Меня ослепила любовь, - криво улыбнулся он. - К тебе, моя дорогая Улия.
­- Послушай, - девушка пыталась достучаться до его разума. - Священник откажется нас венчать, ты сам сказал, что мой опрометчивый поступок на глазах всего селения сделал меня недостойной благословения.
- Не волнуйся, милая, - глаза Олеандра блестели. - Я всё продумал. Мы ещё успеем доскакать до соседнего селения, где никто не знает, что другой мужчина - не муж - увозил тебя в ночь. И там произнесём обеты. Быть вместе всегда и всюду.
- Ты сошёл с ума, - устало проговорила девушка. - Я не смогу дать тебе эту клятву. Давай успокоимся и забудем этот разговор, словно его никогда не было. Ты по-прежнему мой лучший друг.
- И ты сможешь предоставить жизнь лучшего друга воле случая? Ради мимолётной прихоти страсти? Сможешь ли ты спать спокойно, зная, что загубила чужую жизнь, которую могла спасти?
- Прости, - только и смогла сказать девушка.
- Ты хорошо подумала? - вкрадчиво спросил Олеандр, крепче смыкая пальцы на её запястье.
Улия промолчала, но по её взгляду Олеандр всё понял..
- Что же. Пусть будет так. Пусть ты не будешь моей, но и другому ты тоже не достанешься!
Улия не успела уловить его движение, только почувствовала обрушившийся на лицо удар, и сознание заполнила темнота.


5.
В келье было сыро: вода сочилась из грубо-отесанных каменных глыб, из которых были сложены стены, срывалась каплями с потолка.
Крысы, размером со среднюю кошку, с толстыми малиновыми хвостами деловито сновали из одного угла в другой. Когда потолок обдавал их изморозью ледяных капель, они поднимали вверх узкие зубастые морды, злобно ощеривались, и торопливо семенили к зияющим разломам в кладке стен.
Балансируя на расшатанном дощатом столе, она держалась за ржавые прутья решетки маленького окошка, силясь разглядеть, что происходит там, за стенами мрачного монастыря. Но взору открывался только кусок серого неба, да силуэт старого высохшего бука, чёрные голые ветви которого торчали в сторону, как щупальца безобразного морского чудовища, сказки про которого, рассказывала ей темнокожая нянька. Она уверяла, что чудовище жило в водах той реки, где стояла их деревушка, и немало её односельчан было утащено им на дно. В глазах старой женщины, вывезенной из родных мест, когда она была моложе, чем сейчас Юви плескалась тоска.
Тоску чувствовала сейчас и девушка — и её чудовище стояло неподалёку, на страже её неволи.
Какой срок она отбывала своё заключение? Она уже потеряла счет. Иногда появлялись закутанные в чёрное монахини, и, не молвя ни слова, ставили перед ней кружку с чуть тёплым медовым напитком и ломтем зачерствевшего хлеба - это могло быть и один раз в день, и два, и три. Хотя, по большому счету, сколько бы ни прошло дней, это не имело значения.
Её сковывало равнодушное оцепенение. Она механически дремала — иногда час, иногда несколько минут — и не чувствовала себя ни уставшей, ни отдохнувшей; выпивала остывший приторный напиток, от которого пить хотелось ещё сильнее, и скармливала ломти хлеба, кишевшим в её тюрьме крысам. Во время кормежки звери переругивались, и девушка воображала, что они ведут с ней разговор, делясь последними известиями, а остальное время держали нейтралитет никак не замечая присутствия девушки.
В первый день, когда разгневанный отец привёз её сюда не сказав ни по дороге, ни на прощание, ни единого слова, и сдал на попечение главы монастыря, пожилой мрачной женщине, которую от остальных обитателей монастыря отличал чёрный, расшитый золотыми и серебряными нитями головной платок, настоятельница долго и уныло рассказывала о грехе и почитании бога, а девушка с напряженной спиной и сложенными на коленях ладонями, и глядела в одну точку слушала и не слышала об ужасных карах и и великой благодати, которую посылает мудрость господа своим рабам. И теперь великая благодать будет оказана и ей, Ювеналии, через месяц её чело укутает покров послушницы и с той поры для неё не будет высшего счастья, чем служение богу.
Но слова, такие прочувствованные и правильные, не находили своего благодарного слушателя. Перед внутренним взором девушки открывалась иная картина: небесно-голубые паруса развевает ветер, унося грациозный «Луч» к берегам неведомой ей родины. Тёмный силуэт на фоне неба, приставив ко лбу ладонь, прищурившись вглядывается в даль, и даже на миг не оборачивается назад — позабыв о ней.

6.
В жилом отсеке стояла тишина, сюда не долетали ни разрывы грома, ни дробь тяжёлых дождевых капель, обрушивающихся на палубу. Светильники горели ярким ровным светом, оранжевые абажуры создавали иллюзию тепла, а пушистые персидские ковры с восточными орнаментами скрадывали звук шагов.
Бережно удерживая свою драгоценную ношу, Грег постучал в дверь носком ботинка, однако за дверью не раздалось ни звука. Грег постучал настойчивее, но ответом по-прежнему было безмолвие.
Губы Грега сердито поджались, где чёрт возьми носит эту престарелую курицу, называющуюся нянюшкой? Ведь она не может не знать, что её воспитанница панически боится грозы!
Джулия, - тихонько позвал он. - Вы меня слышите, Джулия?
Девушка отозвалась неразборчивым стоном сквозь стиснутые зубы, и крепче прижалась к мужскому плечу.
У вас есть ключ от каюты?
В ответ девушка забормотала что-то на незнакомом языке, по крайне мере Грегу не удалось разобрать ни слова, но странное дело, он готов был поклясться, что девушка просит забрать её с собой и не оставлять одну.
­- Не беспокойтесь, Джулия, - тихо пообещал он. - Всё будет хорошо.
Оказавшись в своей каюте, Грег уложил девушку на постель, укрыл одеялом, и пощупал лоб. Лоб был холоден, дыхание ровно, а сомкнутые веки вздрагивали и трепетали. Он зажёг ночник на прикроватной тумбочке, проверил крепко ли заперты иллюминаторы, и задёрнул на них шторы.
Он присел на край кровати и провёл тыльной стороной ладони по щеке девушки - просто не сумел противостоять искушению.
­- Я очень боюсь грозы, - мучительным шепотом, через сомкнутые губы вырвалось у девушки признание. - Простите меня, Грег.
- Не стоит извиняться, Джулия. Вы вели себя очень отважно.
­- Вы смеётесь надо мной, да? - улыбка тронула губы девушки. - Вам хорошо, вы такой сильный и смелый и не ведаете, что такое страх. А я ужасная трусишка. Боюсь слёз моих родных, боюсь боли, и вот грозы тоже боюсь.
- Многие боятся Джулия. И ведут себя куда менее сдержано, чем вы.
- Спасибо, - шёпот благодарности сорвался с губ девушки, она безотчетно коснулась его плеча, и тут же торопливо отдёрнула руку, вспыхнув румянцем.
- И я тоже, подвержен страхам, просто научился их контролировать.
- Не может быть. И чего же Вы боитесь, Грег? Нет, можете не отвечать, - поспешно поправилась она. - Простите, я опять веду себя бестактно.
- Ну что вы, Джулия. Это не так. Просто для нас обоих будет лучше, если мы ограничим наше знакомство вежливыми приветствиями при встречах.
- Вы так изменились, Грег. И я не знаю нет ли в том моей вины. Если я чем-то обидела Вас - простите.
- Разве Вы можете обидеть, Джулия! - вырвалось у Грега, прежде, чем он успел подобрать нужные слова. - Вы - как луч солнца.
- Только свет этого солнца больше не радует взора.
Грег отвел взгляд и сменил тему разговора.
- Поспите Джулия. После пережитого потрясения Вам необходимо отдохнуть. А мне нужно взглянуть, всё ли в порядке с кораблем. И отыскать Вашу нянюшку. Не беспокойтесь, здесь Вы в полной безопасности.
Девушка хотела возразить, что она уже в полном порядке и пойдёт в свою каюту, потому что Марта наверняка уже вернулась в их номер, и не отыскав её, не находит себе места. Она даже приподнялась на подушках, но голова закружилась и она со вздохом опустилась на кровать, и веки тяжело закрылись, под тяжестью наваливающегося сна.
Она не могла утверждать наверняка, но ей померещилось, что губы Грега ласково коснулись её лба.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 12. Перекрёстки.
1.
(где автор развлекается бессовестным плагиатом, это признаёт, но не испытывает ни малейших угрызений совести)
Смейся, и весь мир засмеётся следом за тобой, плачь — и ты будешь плакать в одиночестве.
Идти по жизни смеясь.
Одинаково встречая горести и радости, потери и обретения, свободным от излишних страстей, добродетелей и пороков.
То что нас не убивает, делает сильней?
Только вдруг потом окажется, что один из поворотов всё-таки оказался смертельным..
Рассчитывай только на себя.
Не верь, не бойся, не проси...
Ни богатства, ни славы, ни любви.
Гордым легче?
Не оглядывайся в прошлое, не думай о будущем.
Поднимайся, падай, и вновь поднимайся.
Утром составляй планы, а днём делай глупости.
И находи, что но в некоторых поражениях больше триумфа, чем в победах.
Но куда бы нас не несло течение - всё будет так как должно быть.
Ведь каждый из нас достоин своей участи.


2.
Сначала девушки оживлённо болтали об обычных мелочах — косметике, диетах, нарядах, проблема выбора которых, как оказалось, одинаково остро стояла, что в Польше, где жила Лиз, что в России. И, конечно, о мужчинах.
Темы вечные и неисчерпаемые.
Юлии казалось, что она бодрствует, потому, как отчетливо слышала разговор, и весёлые междометия, которыми обменивались Лиз и Ирина. Но наверное, она всё же задремала. Потому что фоном, к беззаботному щебетанию стал примешиваться другой голос, похожий на шипение помех в испорченном радиоприёмнике.
Помни... Верь...
- Юль, ты слушаешь?!
Она вздрогнула, выныривая из полусна.
- А..? Простите, я задумалась.
- Хотелось бы узнать о чём, вернее о ком! - весело подмигнула Ирина.
- О работе я думала, - девушке вовсе не хотелось делиться тем, что сейчас занимало её мысли.
- И как зовут, эту твою работу. Видела бы ты сейчас своё лицо!
Юлия и правда думала о Григории, но не только. Ранние пробуждения и долгие ночные часы, когда в темноте различалось только ровное дыхание соседок, давали ей время о многом вспомнить, о многом передумать.
Конечно, многое забылось. И по прошествии лет выглядело не таким уж очевидным, как тогда. Но это всё проделки ненадёжной памяти, окрашивающей прошлое в розовые цвета.
Но теперь-то это уже не нужно. Она больше не собирается оглядываться назад, и попробует снова стать счастливой. Этим же вечером. Только почему именно сегодня, она как никогда прежде уверена, что тогда 5 лет назад допустила чудовищную ошибку? Промелькнувшая догадка была столь безумной, что девушка поспешила её отогнать, однако, она коварная, вернулась, и нахально угнездилась в мыслях.
- Юль, а со сколькими парням ты одновременно крутила роман? - Лиз, усевшись по-турецки с любопытством взирала на девушку.
- Ну, я в этом плане всегда была скучной, старомодной серой мышью. И больше, чем на один роман меня не хватало.
- А я как-то замутила с двумя ребятами. Боже, я чувствовала себя настоящей шпионкой, приходилось постоянно думать - что ты говоришь, кому говоришь, и прятаться с телефоном по углам.
- А по-моему это забавно, - заметила Ирина. - Ребята постоянно так делают, а мы почему-то стесняемся, когда это происходит с нами, и забиваем себе голову глупостями, словно совершаем, что-то преступное.
- Да мы такие, - согласилась Лиз. - А что по поводу тебя?
- Э... кажется это было 2 года назад и их было 6..., нет семеро. Точно. Я их за глаза ещё называла «набор неделька»
- Семеро? - удивлённо переспросила Лиз, с изрядной долей восхищения.
- Семеро, - подтвердила Ирина. - Панкрат, Виталик, Сергей, Чистоуст (прости господи, ну и имя), Петр, Себастян и Василий....
- Ого! - выкатила глаза Лиз. - Ну у тебя и память!
- Какая уж тут память! После того что случилось, век не забуду эти имена.
- И что же произошло?
- У нас в редакции организовался прелестный сабантуйчик. И я, не будь редкой вороной, возьми да утопи свой коммуникатор в туалете. Боже, это была катастрофа! Там была вся моя жизнь. Как говорят в фильмах про шпионов: коды, явки, пароли. Я две недели, прежде чем взять трубку ждала включения автоответчика, пропустила срок сдачи редакционного задания, выходила из дома не иначе как в длинном шерстяном платье, и стрекозиных очках. Да ко мне за всё это время не один мужчина не подошёл познакомится. Вдобавок они внезапно стали заявляться в гости, то по двое, то по трое одновременно. Это было ужасно! Неделю я жила у подружки,а потом уцепилась за рабочее предложение и укатила на месяц на Аральское море, делать репортаж для одного географического издания.
- Ты отважная женщина! - откомментировала Лиз.
- Да уж. Но теперь я зареклась. Больше двух, ну максимум трёх романов одновременно — ни-ни!
- Да, давненько я так не веселилась, - заметила Лиз, всё еще смеясь. - Ладно, пойду приму душ, и наведаюсь на кухню. Попробую разжиться у нашего буки-повара парочкой булочек и джемом.
- Здорово, посидели, правда? - Ирина по-кошачьи потянулась, и зевнула.
- А?... Что...? Да, конечно.
- Странная ты какая-то сегодня Юль. Случилось чего?
Дошедшие практически до точки кипения подозрения, сформировались в слова, и не замедлили прорваться наружу.
- Ирина, ответь, зачем ты тогда мне солгала?
- Когда? - слишком уж недоуменным, словно не раз отрепетированным, было удивление.
И Юлия решила не отступать.
- А что, это случалось не раз?
- Ничего не понимаю! О чём-ты?
Это же Ирка, её давняя подружка, с которой съедена не одна пицца и точно не менее тонны шоколада. Почему же она не верит вопрошающим интонациям и прищуренным, не понимающим глазам?
- Когда выдумывали истории про Гришу, и с как бы случайными подробностями преподносили их мне. А может и ему, что-то напридумывали.
- Юль, ты перегрелась на солнце? Послушай себя, что ты говоришь!
Юлия смолкла, прикусив губу. Действительно, что на неё нашло? Надо же было наговорить таких дикостей. Но вместо извинений, с губ срывались другие слова.
- Давай не будем, Ир. Я всё знаю, - и сама не зная почему добавила. - Олег мне всё рассказал.
- Придурок, - коротко ругнулась Ирина. Полезла в сумку за сигаретами и зажигалкой, но вспомнила, что находится в палатке, швырнула их на покрывало. - Опять он всё испортил. Так и знала. Мужикам ничего нельзя доверить.
- Как ты могла, Ир? - хотя признание не стало для неё неожиданностью, .Юлия была потрясена.
- А вот так, Юль! Не всем же быть идеальными. У нас, обычных людей, знаешь ли полно недостатков.
- Чем я тебя так обидела? Я не хотела...
- В том-то и проблема, Юль. Ты никого не обижаешь, у тебя даже мысли такой не возникает. А это, знаешь ли напрягает.
- Мне жаль, - тихо произнесла Юлия.
Ирина невесело рассмеялась.
- У тебя всегда всё складывалось отлично. Умница, красавица..
- Да и тебе грех жаловаться, - девушка потихоньку начала приходить в себя, и в голосе стала прорезаться агрессия. - Ты успешный фотограф, любишь свою работу. Да и мужчины толпятся, только что в очередь не выстраиваются.
- Мужчины! Не то всё, да и не так. Весело, приятно..., - она обречённо махнула рукой. - А те двое мужчин, где было бы и то и так, смотрели только на тебя. Почему?
- Я не знаю.
- Конечно, откуда тебе! У тебя же всегда всё легко.
- И поэтому ты решила и мне сделать плохо.
- Вот не нужно мне нравоучений! Но ты-то, ты-то мне поверила, значит не так уже прочны были ваши карамельно-шоколадные отношения. И я решила, что заслужила свой шанс.
Юлия не ответила, сжимая ладонями разламывающиеся от боли виски.
- И однажды мы с Олегом придумали наш замечательный план. Эх, Юлька, знала бы как он тебя любит! Всем бы было хорошо. Ты бы была с Олегом, я с Гришей. И мы бы были счастливы.
- Да, вы всё предусмотрели, кроме того, что мы с Гришей уже обрели друг-друга.
- Но ты ведь поверила нам, а не ему, - ядовито напомнила Ирина.
- Вы хорошо постарались. Разве я могла подумать, что давние, лучшие друзья могут обманывать. Хотя, чего там, ты права - вы тут ни при чём — я сама виновата. Я должна была верить любимому человеку, а не аргументам, даже если они столь очевидны, что невозможно отрицать. Ладно, проехали. А теперь расскажи, что случилось в ту неделю, после схода лавины.
- А разве Олег тебе не донёс, - тускло поинтересовалась Ирина.
- Я с ним вообще не разговаривала.
Ирина рассмеялась ровно и безэмоционально.
- Рассказывать собственно не о чем. Гриша проторчал всё-то время пока ты была без сознания в коридоре под дверью, не отлучался ни поспать, не переодеться. Изредка пил кофе, который я ему втискивала в руку. На уговоры отдохнуть не подавался. Смотреть на него было больно. Тогда я всыпала в кофе снотворное и заставила выпить. Неудивительно, что его свалило в два счёта. Я едва дотащила его до номера, пришлось даже Олегу позвонить. Вот в общем-то и всё.
- А что за девушка разговаривала со мной по его телефону.
- Горничная из гостиницы. Зелёные бумажки способны творить чудеса не только в кино.
Девушки помолчали.
- Хорошо, что ты завтра уезжаешь.
- Я тоже так думаю.
Говорить больше было не о чем. Юлия подхватила рубаху, и на ходу одеваясь вышла из палатки на свежий воздух.
Ночь дарила прохладой, а сердце бездумной лёгкостью.

3.
А через полчаса объявилась Ирина. В больничном халате, поверх с иголочки подобранного гардероба, и синих бахилах, поверх сапожек на высоченных шпильках, и как всегда шумная. Даже из простого входа в комнату она создавала столько шуму, сколько не удалось бы и ватаге, расшалившихся детишек. За то время, что девушки знали друг-друга Юлии так и не удалось разгадать этот секрет.
Хотя Юлия не ожидала её увидеть, очень обрадовалась.
- Привет.
- Привет.
Ирина уселась на стул рядом с кроватью и принялась выкладывать на тумбочку принесённые фрукты-сладости.
- Юлька, ну и номер ты выкинула. Перепугала всех до смерти. Даже я себя чувствую, словно по мне лавина прокатилась. А по тебе и не скажешь.
- Совсем не похоже? - удивлённо улыбнулась та в ответ.
- Вполне сносно, хотя бледновата. Но витамины это быстро поправят.
- Спасибо, на добром слове.
- Обращайся если, что, - Ирина подмигнула.
- Ириш, спасибо, что приехала. Если честно, не ожидала.
Та замахала руками.
- Даже слышать не хочу! Мы ведь подруги.
- Да, конечно.
- Хотя знала бы ты, как непросто оказалось достать билеты в эту дыру. В аэропорту, не протолкнуться, все куда-то летят, словно взбесились. Вовчик позвонил своему приятелю, а тот своему дяде, он у него начальник смены охраны аэропорта, мне сняли билет с брони, иначе чёрта с два я улетела бы. Правда теперь придётся ужинать с Вовчиком, да ладно, я это как-нибудь переживу.
- Да, скучно жить ты никогда не будешь, - рассказ Ирины развеселил девушку.
- А оно мне надо? - хмыкнула Ирина. - Нам ли быть в печали!
- Что верно, то верно. Не могу больше созерцать больничные стены. Любуюсь ими всего полдня, и размышляю, когда меня отсюда выпустят.
- Даже не думай об этом! Лежи и отдыхай. Понесла же тебя нелёгкая в эти горы. А я ведь отговаривала тебя. Как чувствовала, - Ирина подозрительно шмыгнула носом.
- Ну, Ир, будет тебе. Всё ведь обошлось.
- Да уж... Поражаюсь я тебе, Юль. Наверное, на твоём месте я бы хваталась за голову, стенала «о, ужас», и не падала бы в обморок только потому, что была прикована к постели электронными датчиками.
- А я такая бесчувственная, да? - с весёлым сожалением поинтересовалась девушка. - Знаешь, даже в самых ужасных событиях, есть смешные стороны. Может со стороны они звучат глупо и дико, но именно юмор помогает сохранить здравость и бодрость духа.
- И что же смешного в снежной лавине?
- Дурацкий зелёный свитер с розовыми медвежатами. Я одела его, потому что утром было очень холодно, и собиралась к обеду переодеться... Как подумаю, что спасатели и врачи видели меня в таком виде! - с губ Юлии сорвался смешок.
- Это ужасно! Бедные-бедные спасатели!
Когда они отсмеялись, Юлия наконец задала вопрос который не давал ей покоя.
- Ириш, скажи, а ты не видела Гришу?
- Слушай, можно я отдёрну занавеску, - вместо ответа спросила Ирина, поднимаясь и подходя к окну. - Сегодня удивительно солнечный день. По сравнению с нашими привычными серыми буднями — просто сказка.
- Конечно.
Ирина некоторое время повозилась с занавеской, и палату заполнил яркий дневной свет. Ирина стояла у окна, и разглагольствовала.
- Хотя на улице холодина, не дай боже. Я промёрзла до костей, хотя прошла всего от гостиницы до такси, и от такси до больницы. Что не говори, но минус 30 для меня чересчур.
- Ир, ты мне так и не ответила.
- Да? Извини. Так о чём ты хотела спросить?
- О Грише. Ты не знаешь где он? С ним всё в порядке?
- А! ... о Грише ... Думаю с ним всё в порядке. Ты мне лучше скажи, что тебе снилось, когда ты была без сознания. Я где-то читала, что в это время людям являются прелюбопытные сновидения.
- Ир, не меняй тему. Что-то случилось, да? Скажи мне.
- Ничего не случилось, - подруга замялась, избегая смотреть девушке в глаза. - Не бери в голову. Всё нормально.
Могли ли такие неуклюжие попытки уйти от ответа успокоить девушку? Нет, конечно. Только ещё сильнее взволновали.
- Ир, прекрати, пожалуйста. Будто я тебя не знаю.
- Слушай, Юль....

Но распахнутая дверь, пропустившая в палату нового посетителя избавила девушку от необходимости отвечать.
Румяный от мороза, с радостной улыбкой, в белоснежном халате Олег был вылитый доктор, если бы не целая охапка цветов, и пакет, из которого торчала ярко жёлтая ветка бананов.
- О, девчонки, вы уже гляжу щебечете. Небось перемываете кости отсутствующим? Привет, болящим.
- Привет.
Последовал очередной комплект вопросов: о самочувствии, настроении, особых пожеланиях. Неплохо, боевое, спасибо, ничего не надо.
Последовал длинный и подробный рассказ о событиях, имевших место с того рокового дня, когда возвращающаяся в лагерь молодёжь, услышала по местным новостям о сходе лавины, и до сегодняшнего утра, когда ему позвонили родители Юлии, и сообщили, что их дочь наконец, пришла в сознание. Потом пришла пора приветов от друзей и пожеланий скорейшего выздоровления. За сегодняшний день Юлия слышала это едва ли не в десятый раз, но в который раз кивала и улыбалась, хотя вспоминать о случившемся не хотелось. Обошлось — да и ладно.
Едва в речи Олега возникла пауза, Юлия не замедлила ей воспользоваться.
- Олег, прошу тебя, давай не будем больше об этом говорить.
- Как скажешь, - с готовностью согласился он. - О чём будем говорить?
- Сперва ответь на вопрос. Я спрашивала Ирину, но мне кажется она темнит.
- И о чём ты хочешь спросить. Если смогу я обязательно отвечу.
- Я спрашивала о Грише. Где он? Что с ним? Никто не может сказать, и я немного волнуюсь.
Ирина с Олегом обменялись быстрыми взглядами, которые, однако не ускользнули от внимания девушки, после этого Олег ответил.
- Не знаю, Юль. Но ты не переживай, уверен, с ним всё в порядке.
- Олег!
- Что?!
- Вот и ты теперь меня обманываешь.
- Юля, мы правда ничего не знаем, - встряла в разговор Ирина. - Знаешь, думаю нам лучше пойти. Ты едва не погибла, и сейчас тебе нужно отдыхать и набираться сил, и не нервничать.
- Разве я могу быть спокойна, зная, что от меня что-то скрывают. Случилось что-то ужасное, да? Ответьте мне!
Ирина с Олегом вновь переглянулись, но Ирина категорично покачала головой.
- Ответьте, - чувствуя что от дурного предчувствия начинает дрожать голос, взмолилась Юлия.
- Ир, по правде говоря, я считаю мы должны всё рассказать Юле. В конце концов, это касается и её. И она имеет право знать.
- Поступай как знаешь.
- Дело в том, - Олег неловко замялся. - Вчера днём в больницу приехала девушка. И между ними с Григорием произошла сцена... Весьма..., - молодой человек вновь споткнулся, подбирая определение. - личного свойства. А потом они уехали вместе. И с тех пор ни он, ни она здесь больше не объявлялись. А сегодня, когда я заехал в гостиницу, чтобы принять душ и часок отдохнуть, постучал в дверь его номера. В номере слышались голоса, но мне никто не открыл.
- А дальше?
- Не знаю. Мне позвонили твои родители и я сразу помчался сюда.
- Это не всё, Юль, - неохотно добавила Ирина. - Мне показалась, что я прежде уже встречала эту девушку.
- Да? - ответ был чисто механическим, и вовсе не относился к подозрениям подруги. Но Ирина истолковала иначе и продолжила.
- По-моему, я видела её с Гришей тогда, когда отдыхала на выходных за городом, а тебе он сказал, что едет к другу на свадьбу.
- Но ты ведь не можешь с абсолютной уверенностью за это поручиться.
- С абсолютной не могу, - согласилась Ирина. - В связи с давностью событий, и тем, что и в тот раз и вчера видела её только мельком. Но я зуб готова дать, что так оно и есть.
- Что же, спасибо, что рассказали. А теперь уйдите пожалуйста. Вы правы, я очень устала. Я хочу побыть одна и отдохнуть. Прошу вас.
- Да-да.
- Конечно.
В разнобой отозвались Олег и Ирина.
- Поправляйся. Мы завтра обязательно придём тебя навестить.
Рассказ друзей многое прояснял. В него вписывался и сегодняшний телефонный разговор, и секреты, появившиеся у Гриши от неё в последнее время.
У него была другая девушка, и может даже не одна.
Аргументы налицо.
Да нет же. Олег и Ирина ошибаются. Просто по-своему толкуют факты. На самом же деле всё иначе. Осталось теперь дождаться Гришу, и всё прояснить.
Только бы он пришёл поскорее.


4.
Гри Орио бродил среди копошащейся людской массы, ища, и не находя медную копну волос, огромные распахнутые глаза и гибкую фигурку, то стремительную в своих движениях, то грациозную плавностью линий. Он не мог думать ни о чём другом, только о том, что она до сих пор не пришла на берег.
Правая рука, верный помощник Ассандро, безуспешно пытался справится с людским волнением. Но толпа напирала, охваченная животным инстинктом выживания. Затаптывала своих друзей, родных, соседей, впрочем у этих обезумевших людей уже не было ни близких, ни товарищей, была лишь единственная движущаяся сила — спастись.
Гри Орио хмурясь вглядывался в безоблачную линию горизонта, солнце клонилось к воде, и хотя волны ещё не скоро поглотят солнечный диск, Гри Ори знал, на самом деле времени осталось гораздо меньше, если не сказать, что его уже совсем не осталось
Чувство долга на время отодвинуло на задний план глухую тревогу, вызванную отсутствием девушки. Гри Орио, разглядывал морские карты, делая на них едва заметные метки, тонкой иглой, одновременно пытаясь разобрать, что ему наперебой говорят Ассандро и старший жрец. Ассандро просил позволения дать приказ ратникам пустить в ход дубинки и копья, иначе народные волнения грозят перерасти в массовое побоище, жрец со своей стороны вещал, что пора, более немедля, отправляться в путь. И в том и другом случае Гри Орио ответил категоричным отказом — ещё не время. И Ассандро и жрец покинули его, недовольные. И Гри Орио, наконец, всецело углубился в изучение карты путей, по которой ему предстояло повести вверенные ему три корабля.
Много позже, он вновь призвал Ассандро, выглядевшего ещё более мрачным, чем прежде и на чём свет проклинающего, диких невоспитанных простолюдинов, от которых, они ещё хлебнут горя. Однако, суровый взгляд капитана заставил его замолкнуть, и внимательно слушать приказ.
Команды были розданы, расстановка сил определена, теперь можно было выпить по кружке вина. Слуги в мгновение ока принесли сладкий, вязкий напиток, и замерли поблизости с опахалами, разгоняя над господами застоявшийся горячий воздух.
- Никогда бы не подумал, что путешествие в заморские дали окажется мне в тягость. Ведь когда-то я мечтал исследовать пределы мира.
­- Это потому, что будущее нам неведомо. Нам не суждено вернуться героями, а долго скитаться по чужим землям, и возможно безвестно кануть в лету.
Молодые люди помолчали, сглатывая едкую горечь рока. Наконец, Гри Орио заговорил.
­- Ассандро, выслушай меня внимательно. Сейчас я должен на время покинуть корабль. Не спрашивай ни о чём, - пресёк молодой человек готовые посыпаться расспросы. - Не знаю, как долго продлится моя отлучка. Но в случае если я не вернусь к той поре, когда колба трижды пересыплет между своими чашами песок, ты примешь на себя командование и выведешь корабли в море. Запомни, и не смей нарушить моего приказа.
- Я буду ждать, сколько потребуется, - возразил Ассандро. - Если нам суждено спастись — мы спасёмся, нет — погибнем все вместе.
- Нет, - твердо оборвал его Гри Орио. - Ты выведешь корабли в море и спасешь людей. - лукавая усмешка на миг тронула уголки его глаз. - Но я собираюсь вернуться, мы ринемся на встречу ветрам и бурям, спасём несчастных обречённых и проживём долгую и счастливую жизнь, где бы эта жизнь не пустила корни, и все будут благодарить и почитать нас. Не тревожься мой верный Ассандро.
- Я с удовольствием тоже посмеюсь, когда дно последнего корабля ударится о прибрежный песок.
- Вот и хорошо. А теперь давай простимся, если нам более не суждено свидится.
Мужчины коротко и крепко обнялись. И Гри Орио на каждом шагу спотыкаясь о острые носки грубых ботинок, с трудом продрался через копошащуюся массу коленок и локтей, и вскочил на спину верного скакуна.
Он гнал резвого жеребца во весь опор, иной раз без надобности пришпоривая скакуна, вонзая пятки сапог в упругие бока. Он нёсся напролом через заросли кустарников, лишь крепче прижимаясь к спине коня, уворачиваясь от хлеставших над головой веток.
Знакомая деревня была безлюдна, лишь путались под копытами утки, да по воздуху тянуло медовым хмелем и печеными каштанами.
Гри Орио спешился у знакомого забора, не дожидаясь пока конь остановит бег, бросил поводья, и в несколько шагов преодолев маленький дворик, забарабанил в дверь.
За дверью послышались шаги, и Гри Орио почувствовал облегчение, но сразу же разочарование, едва дверь распахнулась, и на пороге оказалась совсем другая женщина.
­- Здравствуйте, господин, - женщина склонила в почтении голову с проблесками проседи.
- Мир тебе, добрая женщина. Я приехал узнать, где твоя племянница. И забрать её с собой.
- Но она ушла, - глаза на миг вспыхнули тревогой, но беспокойство быстро улеглось. - Со своим другом детства, Олеандром. Когда обоз тронулся к гавани, я видела в толпе Олеандра, значит Улия была где-то поблизости.
- Её не было ни на одном из кораблей, ожидающих в гавани.
- Возможно они немного заблудились или задержались в пути. Не тревожьтесь, с Олеандром Улии ничего не угрожает. Отправляйтесь назад и со спокойным сердцем и трогайтесь в путь.
- Не могу, пока не отыщу вашу племянницу.
Пожилая женщина долго молчала, щурясь глядя куда-то за плечо молодого человека. Наконец, она заговорила.
- Послушайте совета, старого, немало повидавшего в этой жизни человека, не испытывайте судьбы, позвольте событиям идти свои чередом. И тогда, быть может небеса сжалятся.
- Если бы я мог. Я стоял и смотрел как матросы натягивают канаты, как стар и млад штурмуют корабли, точно знал, что в ответе за судьбу этих людей, что без меня их шансы преодолеть водный предел невелики, а думал о вашей племяннице. И один единственный человек, оказался для меня важнее сотен. Пусть неправильно, но это так.
- Поверь, - материнским жестом женщина погладила его по щеке. - Всё так, как должно быть.
- Даже если для этого должна погибнуть империя? - спросил Гри Орио, прочтя грустную истину в глубине устремлённых на него глаз.
­- Даже вопреки этому. Иди, мой мальчик, и отыщи Улию.
Гри Орио остановился на полдороге.
- А как же вы?
Женщина отрицательно покачала головой, в уголках её губ ютилась покойная улыбка.
- Мне некуда спешить. Я уже прикоснулась к вечности.


5.
Юви привыкала к тишине. Тишина была её другом, в тишине было так славно вспоминать, так приятно мечтать. Тишина подхватывала мысли, нашёптывала образы, дарила радость.
В тишине так легко было обмануть себя и придумать счастье. Такое близкое и сладкое. В тишине можно было убедить себя в чём угодно, перемешивая желаемое и действительное, как картинки - взмахом головы.
Она уже любила тишину. Смирившись с уготованной судьбой, теперь она молила бога лишь о тишине.
Посторонние звуки ворвались в облюбованный мир грёз внезапно. Некоторое время она отмахивалась от них, как от досадного недоразумения, нарушающего привычное течение дня, но шум приближался, становясь всё явственней.
Громыхали открываясь двери, высокий, визгливый голос старшей настоятельницы посылал на чью-то голову немыслимые проклятия, и ему вторило роптание монахинь, и топот грубых башмаков. Юви прислушалась, и едва не задохнулась от подкатившего к горлу сердца, им отвечал отрывистый, властный мужской голос.
Наверное он мог быть и плодом её фантазии, очередным фантомом, выползшим из холодных каменных расщелин, но её щеки обдало жаром, и желудок скрутило узлом, прострелив до самой макушки.
Она продолжала неподвижно сидеть на кровати, поджав колени к груди, со спокойным удивлением отмечая, что сердце, после первого бурного всплеска, стучит легко и ровно.
Потом совсем рядом раздался протестующий вопль монахини «Довольно гневить бога. Вспомните, что вы в его храме». «Я не могу чтить бога, у которого такие прислужники», и далее после паузы, озвученной лишь стенаниями, и захлёбывающимися вздохами монахинь, град таких проклятий, которые ранее заставили бы девушку крепко зажмуриться и зажать уши, теперь же неспособные даже нагнать тень на её лицо.
Она не шелохнулась даже тогда, когда тяжёлая дверь её темницы с грохотом распахнулась и мужская фигура заполнила дверной проем.
- Мы уходим, - отрывисто произнес мужчина.
- Вы не посмеете! - визгливо возразила монахиня, вцепляясь в рукав непрошеного гостя. - Не во власти человека вмешаться в божественный промысел, судьба этой девушки предрешена.
Мужчина только повел плечом, стряхивая досадную помеху, и выжидающе смотрел на девушку. А она, уже на ощупь обувала башмаки, и стягивала с головы серый чепец, распуская по плечам волосы.
А потом, казалось, он целую вечность перекидывал её голову из стороны в сторону, сжав крепкими пальцами подбородок, цепко вглядываясь в лицо. Она послушно следовала за его движениями.
Никто не произносил ни слова, даже монахини притихли, слившись в своих бесцветных серых одеяниях со стенами.
Однако, когда взяв девушку за локоть, мужчина развернулся, намереваясь покинуть обитель, соляные столбы пришли в движение. Настоятельница, уперлась ему в грудь и замотала головой.
- Не пущу! Помоги мне, Господи!
Фанатизм придал ней небывалую силу, и на мгновение, ей удалось даже покачнуть ненавистного противника многократно превосходящего её в росте, молодости, силе.
­- Не оставь, Господи! Всё во славу твою, да исполнение воли твоей.
Но в этот момент, руки мужчины обхватили дочерь божью чуть ниже плеч, а подняли в воздух, и та ещё некоторое время возносила призывы к своему покровителю, барахтаясь в воздухе ногами. Наконец затихла, только глаза с нескрываемой злобой буравили богохульника.
- Не смейте нам мешать, - отчеканил мужчина. - Иначе я вынужден буду дать вам повод усомниться в покровительстве так почитаемого вами Бога.
Настоятельница оказалась на земле, и подвинулась, уступая дорогу.
В полном молчании молодые люди прошествовали по сумеречным коридорам, и живые тени скользили мимо - прижимаясь к стенам — уступая путь.
Уже затворив за собой тяжёлые ворота, она прижала ладошки к колючим щекам, мечтая, но не решаясь прижаться к его груди.
- Ты опоздала к означенному сроку, - сухо отметил он, отнимая её руки от своего лица.
- Прости, - руки вновь коснулись его лица, поглаживая кожу.
Он вновь отнял их от своего лица, крепко сжав в своих ладонях.
- Я больше не буду ждать, - пообещал он.
Высвободить ладошки не удалось, поэтому она привстала на цыпочки и прижалась губами к подбородку.
- Прости...
Минуту он стоял недвижимый, а потом руки крепко сомкнулись за спиной девушки, буквально впечатывая в свою мощь тоненькую девичью фигуру.

6.
Свежий ветер трепетал ноздри, дразня. Солнце било в лицо, щуря глаза. Тонкая материя одежды льнула к коже, лаская.
Она неслась, раскинув руки, по кромке прибоя, туда, где на изгибе береговой линии, мощная глыба утеса вспенивала белым следом набегающие волны, превращая их в белоснежные локоны облаков, клубящиеся у гранитной вершины.
Восторг наполнял лёгкие, и ей казалось, она не бежит — парит, едва касаясь земли...
Она улыбнулась, чудесному сну — старому знакомцу, после длительной разлуки вновь окутавшего её путами своих грёз. Сладко потянулась, перевернулась на спину, дрогнули невесомым выдохом губы, пальцы затеребили уголок подушки.
Вдруг на горизонте, там где береговая линия упирается в небо возникла тёмная точка, стремительно приближаясь к ней.
А потом она взлетает к облакам, подхваченная сильными, но такими ласковыми руками. И прозрачная лазурная гладь, сменяется изумрудной пышностью — закрученная водоворотом объятия.
Движение ещё кружит ей голову, и только мужские плечи не дают ей упасть. Она вглядывается в родное лицо, вдруг понимая, что мир теряет резкость, линии размываются — и ничего не остаётся кроме его глаз, потемневших и бездонных.
Она тянется, тщась в порыве дотянуться до кончиков его ресниц... и просыпается.
Сначала она даже подумала, что это просто продолжение сна. Потому что, поблёскивая в полумраке, на неё смотрели глаза мужчины.
Девушка зажмурилась. Но когда открыла глаза видение не исчезло.
- Грег? - она обнаруживает, что её пальцы вцепились в плечи мужчины, и к её огромному стыду руки никак не желают разжиматься.
- Джулия, с Вами всё в порядке? Вы, что-то бормотали во сне, я не смог разобрать. Вам приснился дурной сон?
- Нет! Вовсе нет! - щеки девушки вспыхнули румянцем.
- Ну будет Вам, Джулия. Гроза миновала, правда дождь хлещет, как из ведра.
А мужчина и не торопился отстраниться, и девушка остро воспринимала, как бьётся по рёбрам его сердце и вдуваются от дыхания крылья носа.
В другой ситуации, быть может она и задумалась, почему его медовые глаза черны, и мышцы узловатыми буграми проступают на шее, но сейчас все её мысли были сконцентрированы на его ладонях, мнущих кожу на её руках, чуть выше локтей.
От его прикосновений было больно, но она не попросила бы ослабить хватку ни за какие сокровища в мире.
Но он сам отпустил её, и торопливо отодвинулся на край кровати, выглядел он словно человек, очнувшийся от глубокого сна.
- Простите меня, Джулия.
- Наверное, мне лучше пойти, - слова даются ей с трудом. Она откидывает одеяло и смотрит по сторонам в поисках своих туфель.
Грег порывисто хватает её за запястье.
- Нет, Джулия. Уйти должен я. А Вы отдыхайте.
Заметив, что снова держит её за руку, поспешно выпускает её запястье — кулаки нервно сжимаются и разжимаются.
- Нянюшка должно быть меня обыскалась.
- Ваша нянюшка засела в розовой гостиной с такими же почтенными дамами, они запаслись бутылкой шерри и расписывают партию в бридж. Я уверил её, что с Вами всё в порядке.
- И всё-таки я пойду.
Джулия поднялась на ноги, и зажмурилась, сжав виски от подкатившего головокружения.
Грег подхватил девушку, и уложил обратно на подушки, и не удержавшись убрал с щеки непослушный локон - просто не мог сдержаться.
- Проклятая гроза, - шмыгнула она носом.
А безотчетным движением, погладила его по щеке, а он прижался к её пальцам и потёрся губами о её запястье.
- Это не правильно, Джулия, - как убедить её, если его самого раздирают противоречия, и он мечется между чувством долга, и собственным непослушным, потерявшим покой сердцем.
- Вы правы, конечно, вы правы, - горячечно забормотала она, отнимая руки. - Простите меня, Грег. Не знаю, что со мной происходит. Я постараюсь больше не досаждать Вам.
- Надеюсь, Вы не держите на меня зла. Желаю приятного окончания путешествия.
Он вышел из каюты, признавая, что попросту сбежал от неё. Но проведи с ней ещё минуту, окончательно сдался бы на милость колдовских глаз.
Почему судьба так несправедлива. Кулак со всей силы врезался в роскошную панель красного дерева, и светильник обиженно зазвенел хрустальными лепестками.
А Джулия, отчаянно кусая губы, зарылась лицом в подушку, поминая того идиота, который придумал, что любовь — это счастье.
Грег выскочил на палубу, и холодный воздух ударил в лицо, остужая разгоряченную кожу. Дождь уже едва моросил и воздух был влажен и тяжёл. Утром будет туман, отстранено подумал он.
Чтобы как-то занять себя, он решил обойти корабль, и взглянуть, как судно пережило удар стихии, но тут обнаружил, что оставил свою форменную фуражку в каюте.
Дилемма повесомее, чем «быть или не быть». С одной стороны — нарушение протокола компании, при несении службы неукоснительно находится при полном обмундировании, с другой — возвращение в каюту, и ещё одно испытание выдержки.
Слабая надежда, что девушка заснула, не оправдалась.
Она сидела на кровати, поджав колени к груди, и разглядывала зажатый в ладони, подаренный ею же кулон, найденный под подушкой.
Услышав шум она подняла глаза.
- Что с нами происходит, Грег?
- Я не знаю...
Он присел на край кровати, ещё ведя последнюю битву, но уже признавая поражение.
Кулон скользнул ему в руку, и он крепко сжал пальцы.
- Остановите меня, Джулия, - попросил он, привлекая девушку к себе.
Она не ответила...

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Она всё таки есть... совесть. Где-то очень глубоко и редко. Но кажется есть надежда

ЗЫ. Ежели найдёте опечатки, звиняйте

Глава 13. Мгновения
1.
Осталась секунда до...
Но выбрать ещё дано
Печаль или радость,
Бесчестье иль слава,
Любовь или жалость,
Но времени мало.
Осталась секунда до...
Но выбрать так нелегко
Рассудок иль страсти,
Сумбур или схема,
Богатство иль счастье.
Решить бы дилемму.
Осталась секунда до...
Как выбрать не скажет никто
Молчанье иль крики,
Подъём иль падение,
Сиянье иль блики -
Терзают сомнения.
Война или братство,
Покой иль движение,
Борьба или рабство.
Как выбрать решение?
Нам стрелки сдержать не дано,
Осталась секунда до...


2.
До назначенной встречи оставалось чуть больше часа.
Девушка немного послонялась по территории лагеря, между палаток, но там было слишком много людей. И едва стоило задуматься, как кто-нибудь весело желал доброго вечера.
Уже дымил небольшой костерок и хрипел попсой магнитофон.
Идти туда не хотелось.
Тогда она направилась к раскопу, осторожно прощупывая ногами путь в неярком освещении.
Добравшись до места, она похлопала по камню ладонью, и загадала, чтобы сегодняшней ночью никому кроме них с Григорием не пришла в голову мысль прийти сюда.
- Юль? - раздался из темноты голос, и в лицо ударил луч фонарика.
Она резко вдохнула воздуха, закрываясь от света. Гриша убавил освещение, теперь луч плясал плутая по песку, между их ног.
- Я тебя напугал?
Она покачала головой.
- Хорошо, что пришла.
- Давно ждёшь?
Он неопределённо пожал плечами.
- Никак не мог усидеть на месте.
- Чувствую себя лёгкой и беззаботной, - поделилась ощущениями девушка.
- Помнишь, - поддержал молодой человек. - Как в старые добрые времена. Только мы, и звёздное небо. Гляди, вон — Андромеда, а вон — Персей.
- И сейчас там кто-то так же смотрит на наше солнце, и рассуждает о том, если здесь - ну для него конечно же там - на том берегу звёздного океана, кто-нибудь, а если есть, смотрит ли этот кто-нибудь в небо, выискивая его солнце, - девушка рассмеялась воспоминаниям.
- Привет, братьям по разуму. Надеюсь там у вас, сегодня такой же чудесный вечер как и у нас. - Гриша закинул голову вверх и помахал далёким солнцам рукой.
- А я надеюсь, они умеют ценить это и быть счастливыми.
- Я думаю, так и есть. Счастье это просто, стоит только захотеть.
- Только мы всегда понимаем это поздно.
- Ты имеешь в виду, то что сейчас на дворе ночь? Шучу-шучу! Главное, чтобы мы всё-таки это понимали.
- Что с нами случилось, Гриша?
- Любовь, - просто ответил он.
Она подумала и согласно кивнула.
- Наверное мы сделали, что-то очень хорошее в прошлой жизни, если получили такую награду.
- Как думаешь, мы сумеем быть её достойными?
- Всё в наших руках.
- Рискнём? - он протянул ей руку.
- А ты не боишься?
- Чего?
Она неопределённо пожимает плечами
- Что опять придётся терпеть глупую, упрямую девчонку.
- Ты и правда глупая, девчонка. Конечно, я боюсь... опять жить без тебя.
- Тогда я буду с тобой.
- Ну вот, это совсем другое дело. Такой ответ мне нравится.
- Надеюсь, завтра ты будешь думать так же, - подмигнуть ему лукаво, и, сердце бьётся как сумасшедшее, так тебе и надо глупое сердце - с пробуждением тебя.
- Даже не сомневайся. А вот с тебя неплохо бы взять расписку.
Она вздёргивает нос, скрещивает руки на груди, и демонстративно отворачивается. Вся её проза говорит «ах, вот значит, ты как?!». Он в раздумье чешет подбородок, подхватывая продолженную игру, и бубнит себе под нос, правда достаточно громко, чтобы и она могла услышать.
- Между прочим довольно дельная мысль. Вопрос только в том, чем сейчас принято скреплять сделки подобного характера.
Девушка не выдерживает преувеличенно серьёзного выражения его лица, и, смеясь, предполагает:
- Кровью?
Выражение его глаз не меняется, только складка между бровей становится глубже.
- Нет, не то. Кровь, это несерьёзно. Здесь требуется, что-то повесомей.
- Так? - тихо вопрошает она, прижимаясь губами к его щеке.
- Убедительно, - признаёт он. - Но мне нужно время подумать.
Ни говоря ни слова, она привстаёт на цыпочки, и губы касаются уголка рта.
- Я принимаю твою гарантию, - игривость тона уступила место хриплым ноткам. - Но, помни, этот договор бессрочный. И залог не подлежит ни обмену, ни возврату.
- Думаю, на таких условиях мне остаётся только согласиться.
- Перестань болтать.
И нежность губ, весомым аргументом, ложится печатью на больше не нужные в этот миг слова.


3.
Та весна выдалась тёплой и ранней. Несмотря на начало марта снег успел полностью растаять и солнце, не зная устали, радовало горожан солнечными днями.
Зимнее происшествие ничем не напоминало о себе, разве что сон стал беспокойным, из-за чего она по несколько раз за ночь просыпалась. Но объяснить кому-либо - да что там, себе - причин своего состояния она не могла. Отмахивалась — пройдёт.
Не проходило.
Друзья были предупредительны и заботливы. Чрезмерно. Это начинало раздражать. Очень.
Гриша практически не отходил от неё ни на шаг, словно боялся, что от неосторожного движения она рассыпется на части. Говорить с ним оказалось бесполезной затеей. Он соглашался, что пора перестать волноваться, но через несколько часов всё начиналось по новой.
В её присутствии Ирина, Олег и Гриша разыгрывали лучших друзей. Натягивали улыбки, обменивались малозначащими новостями, обещались скоро непременно встретиться.
Но она подмечала, как губы Ирины то и дело, помимо воли хозяйки поджимались, челюсти Олега обозначались желваками, а когда за «друзьями» закрывалась дверь у Гриши, от крыльев носа до уголков рта, резче обозначались мимические складки. Но, разумеется, ничего другого кроме «всё в порядке, моя хорошая» она не слышала.
Находясь в больнице, она так и не смогла завести разговор о сомнениях, которые всколыхнули в её душе разговор с друзьями. Когда Гриша через несколько часов после ухода Ирины и Олега, появился у неё в палате, вид у него был измученный, несмотря на то, что он отчаянно пытался казаться бодрым, и развеселить её. А она... ей было хорошо, только от того что он рядом.
Он сам завёл об этом разговор, когда, её уже выписали из больницы, и они собирали в гостинице вещи, чтобы ехать на вокзал.
О случившемся было сказано кратко: без клятв, заверений и оправданий. «Я кажется изменил тебе, солнце. Не знаю, как это произошло. Выпил кофе, а дальше словно отключился. Когда на утро пришёл в себя в гостинице, обнаружил в номере незнакомую девушку. Я спросил у неё как она там оказалась, а она только улыбнулась «мы же взрослые люди» Прости.»
Она приняла его объяснение, ведь так случившееся можно было списать на стечение неудачных обстоятельств. И тешить себя мыслью, что всё было не таким, каким казалось.
Как Юлия и ожидала, Ирина не поверила в честные побуждения Григория, толкнувшие молодого человека на признание. «Конечно, поступай, как знаешь», - сказала она тогда. - «Но прошу, гляди на вещи более реалистично, просто хотя бы для того, чтобы потом меньше разочаровываться.»
Она пыталась следовать совету. Наблюдала за друзьями-знакомыми-приятелями — наглядным подтверждением, что любовь явление временное, но уверенность, но лишь уверялась, что у них с Григорием всё иначе. Убеждала себя, что наличие или отсутствие счастья — результат более или менее удачного сосуществования. А сама была просто счастлива — без условий, оговорок и раздумий.
Однажды, уже в конце июня, они прогуливались в сквере недалеко от дома. Стояла чудная пора, когда воздух хранил остатки ночной прохлады, но чистое небо, раскинувшееся ковром над извилистыми дорожками парка, обещало ясный и жаркий пополуденный день. Была пятница; вчера был сдан последний экзамен; а назавтра они с одногруппниками собирались за город, варить уху и кататься на лодках. Жизнь была чудесна.
Пара молодожёнов фотографировалась на фоне бесформенной каменной глыбы, оставленной здесь чьим-то скульптурным гением. Невдалеке заливался гудком клаксона нарядный ярко-красный понтиак.
- Пойдём отсюда, - вдруг сказал Григорий.
- Куда? - Юлии совсем не хотелось уходить.
- В ЗАГС. Заявление подавать. У тебя паспорт с собой?
Она кивнула, а он уже уводил её по тропинке к выходу.
Через 10 минут всё было закончено. И они, стоя на крыльце дворца бракосочетаний, изучали памятную листовку с датой - 24 сентября - днём их свадьбы.
Уже вечером, сидя на кухне и потягивая молочный коктейль, Григорий вспомнил о важном.
- Кажется я так и не сделал тебе официального предложения. По всей форме: с цветами, шампанским и кольцом. Ну не болван ли?
- Теперь поздно, - рассмеялась она в ответ. - Я уже согласилась.
- О чём имеется официальный документ, - заметил он. - Подожди минутку.
Он скрылся в комнате, и вернулся, держа на ладони кольцо, с выгравированной датой их встречи 31 августа. Только года почему-то не было. Она было открыла рот, чтобы спросить, но он уже одел ей кольцо на палец, прижался к губам.
Впрочем разве это имело значение? Она ответила на поцелуй.
Могло ли это продолжаться долго? Тогда верилось, что да.
А потом наступил август...

4.
Гри Орио бродил по поселку, заходил в опустевшие дворы, барабанил в двери. Только в двух домах ему открыли сами хозяева. В одном доме это была пожилая пара, зазывавшая молодого человека немного посидеть с ними, и отведать дивной фруктовой пастилы, в другом одноногий мужчина, по годом чуть моложе отца Гри Орио, уже изрядно пьяный, и горланящий разудалые песенки о тяжёлой участи воина на чужбине — вдали от молоденькой жёнушки. От угощения Гри Орио отказался, а инвалида пришлось втащить в дом, у уложить на постель, потому что отворив дверь, и воскликнув «о, браток!», он потерял равновесие и стал заваливаться прямо на гостя. И хотя громко протестовал, пока Гри Орио укладывал его на прохудившийся тюфяк, и требовал немедля выпить с ним за встречу, захрапел едва его голова коснулась соломенной подстилки.
У этих людей Гри Орио не удалось ничего узнать про Улию.
Он заходил в опустевшие дома, звал девушку по имени, но никто не отозвался.
Стоя у калитки последнего дома, он размышлял о том, что вероятно тётя Улии была права, и обоз из деревни попросту замешкался в дороге, или прибился к другой эскадре кораблей, поджидающих мигрантов на побережье. Пора было уходить, но какая-то сила удерживала его здесь.
Несколько раз ему померещилось, что где-то рядом скрипнула калитка, то сдавленный голос звал на помощь, однако, бросившись на звук он натыкался на пустоту, лишь шумели листвой деревья, да лениво переругивались собаки.
За то время, пока Гри Орио бродил по посёлку, поднялся ветер. Короткие и сильные порывы взметали в воздух листву, полуобгоревшие головешки и прочий мусор.
Столбы пыли забивали глаза и рот. Молодой человек отплевывался и безжалостно тер глаза, но отделаться от вездесущего песка не удавалось.
Вышколенный жеребец дожидался хозяина там, где он его оставил, только беспокойно переминался с ноги на ногу, поднимал длинную узкую морду к небу, и оголял крепкие, ровные зубы в чуть слышном ржании.
Молодой человек задумчиво похлопал коня по крупу.
- Ну что, приятель, пора трогаться в путь?
Конь согласно фыркнул, и ткнулся мордой в плечо хозяина.
Гри Орио окинул поселок последним взглядом, и вскочил на спину лошади.
Резвый конь летел, как ветер, но для Гри Орио его бег был недостаточно быстр, и он подгонял его отрывистыми окриками и с силой всаживал каблуки в упругие бока.

Море волновалось, и над горизонтом тяжёлыми клочьями собирались тучи. Корабли покачивались у берега, и матросы ловко сновали по матчам натягивая паруса. Берег был заполнен стенаниями и ожесточенными стычками. Люди кидались в воду, и уцепившись за верёвочные лестницы карабкались на борт, но ратники, получили приказ, скидывали несчастных, которым удавалось взобраться вверх, обратно — в воду.
Жрецы вытянувшись в молитвенных позах выстроились вдоль бортов обращённых к берегу, и призывали примириться и готовиться достойно предстать перед богами.
Но люди не внимали их призывам.
Временами, для усмирения разбуянившейся толпы, на берег летели стрелы. И тогда к стонам отчаяния, примешивался вопль предсмертной агонии.
Когда Гри орио выехал на берег, ему наперерез бросились несколько несчастных, но узрев, что всадник не собирается сбавлять ходу кинулись врассыпную.
Поднявшись на палубу Гри Орио с холодком обнаружил, что людей на борту стало ещё больше. И чтобы продвигаться по кораблю приходилось идти прямо по живой копошащейся массе.
Ассандро стоял на рулевом мостике, и лишь этот крошечный пятачок, окружённый плотным кольцом ратников оставался последним свободным островком на корабле. Ассандро был хмур, и зол. Под глазом красовался синяк, а на щеке в подсохших кровоподтёках явственно проступал след зубов.
- Прости, Гри Орио, я ничего не смог поделать. Я отдал приказ стрелять в случае попыток штурма.
Молодой человек, знаком прервал его извинения.
- Как корабли пережили нашествие?
- Дали просадку от двух до четырёх пальцев от водяной линии.
- Плохо, - брови молодого человека сошлись на переносице в одну линию
- Они не слушают увещеваний. Они не верят, что корабли затонут, если вы примем на борт их всех. Они думают мы лжём, решив бросить их на погибель.
- Возможно они в чём-то правы. Слушай приказ, мой верный Ассандро. Освободи трюмы от продовольствия, оставь только воды, да минимум хлеба. За борт и тяжёлые сундуки, и каменные изваяния — всё, что окажется больше веса воина.
- Это кощунство! - Ассандро осмелился возразить господину. - Боги не простят нам.
- Выполняй приказ, - жёстко повторил Гри Орио. - А с богами пусть уговариваются жрецы.
- Жрецы воспротивятся, - угрюмо пробубнил Ассандро. - И тогда нам точно не избегнуть гнева.
- Дозволяю выкидывать за борт всякого кто осмелится перечить твоим действия. Будь то простолюдин, воин или жрец.
-Если мы возьмём всех их на борт, - Ассандро махнул рукой на кишащий людьми берег. - Мы не сможем пройти через пороги. Даже если вдобавок выкинем с корабля оружие и каменья, припасённые для обмена с варварами чужих земель.
- Мы должны постараться, - взгляд Гри Орио был спокоен, гипнотизируя старого товарища.
- Ты лишился разума, - покачал головой опытный воин. - Твоё желание продиктовано чувствами, не рассудком. А чувства худший враг воина. Здесь я бессилен помочь и помешать тебе. Но я исполню твой приказ.
- Ступай, - велел Гри Орио.
Оставшись один, мужчина всматривался в темнеющие тучи над горизонтом. Слова Ассандро были правдивы, и ещё несколько десятков лун назад такой спор между ними был бы нелепицей. Но сейчас дух Гри Орио был объят борьбой, и пока в этой схватке проигрывал воин.


5.
Вечер застал путников в небольшом городке. Двухэтажные домики из коричнево-красных глинобитных блоков прямыми лучами разбегались от городской площади.
Дети пихали обуглившуюся головешку, а старики, рассевшись на деревянных скамьях вокруг возвышения, где обычно проходили народные собрания, резались в кости.
Торговец, толкая перед собой тележку, извещал округу, что за четвертушку он готов до краёв наполнить молодецкую кружку, хмельной, ароматной брагой, лучшей в округе, а тому, кто осушит её единым махом, будет поднесена стопка поменьше — даром.
В остальном городок дышал чинной чопорностью провинциального поселения.
Площадь была вымощена мелким булыжником, меж стыков которого зеленела трава, и скакали воробьи, выискивая просыпанные горожанами крошки. На площади бок о бок тёрлись два храма. Один - белого камня, с высоченным шпилем, и зелёной чешуйчатой черепицей на конусовидной крыше, в бойницах которой колыхался колокол, наполняя вечер протяжным набатом. Другой — казалось построенный наспех, приземистый с вогнутой крышей, из жёлтого камня с арочными окнами, на крыше которого, в круговой оправе золотился крест, направленный во все стороны света; из глубин здания словно стараясь перекричать соседей раздавалось заунывное песнопение.
За долгое время проведённое вдали от дома, молодой человек не уставал недоумевать, почему жители здешних мест возносят молитвы к богам с такой тоской. Может из-за своей однообразной, скупой на радости жизни; или их жизнь такова именно потому, что и на богов, эти протяжные завывания не наводят ничего кроме тоски.
Юноша направил коня, к одной из групп, коротающих вечер в отдохновении, и обратился, на его взгляд, к самому старому и почтенному.
- Скажи, почтенный старец, я долго был в пути, и теперь желаю вкусно поужинать и остановиться на ночлег. Можешь ли ты мне помочь?
Азартный галдеж смолк, пять пар глаз впилось в прибывших. Стал тише и шум вокруг, появление чужаков, неизбежно привлекло всеобщее внимание.
Один из игроков, ухмыльнулся, обнажая почерневшие обломки зубов и проскрежетал.
- Гляди, Бумлуммилли, не продешеви. У этих чистеньких, гладкокожих чужаков наверняка бренчит в карманах. Видал какая у них ухоженная кляча. Глядишь и отвалят нам на пару кружек лекарства, - он с тоской посмотрел на кочующую по площади бочку.
- А может и не только, - загоготал другой. - Может господин всадник познакомит нас со своей подружкой. А ты девонька не смотри, что мы с виду такие неказистые, уж мы то знаем, как доставить женщине удовольствие.
Толпа отозвалась одобрительным рёвом, гиканьем, и оглушительным бренчанием по скамьям.
- Помолчите! - оборвал их старец, рассерженно вонзая свой посох в землю. - А ты, мил человек, не слушай их. Жизнь была к ним сурова, но они вовсе незлые, как может показаться.
- Конечно, мы добрые, - бушевал беззубый. - Особенно после пары кружек божественного нектара. Он прогоняет горести, и разрисовывает красками этот поганый мир. Две кружки - и ты в раю!
- Шак ван Арабетти! - прикрикнул старец. Некоторое время старики переругивались, перейдя на неразборчивую скороговорку местного диалекта.
Выговорившись Бумлуммилли, с прежним спокойствием обратился к путникам.
- Езжайте этой дорогой, - он махнул рукой, указывая направление. - В третьем доме по левую руку расположена таверна «Акулья пасть». Там вы найдёте стол и ночлег.
- Благодарю тебя, - юноша полез за кошелем, но старец сложил на груди руки, и покачал головой, отказываясь от платы. Приятели недовольно зароптали, но молодой человек уже погонял свою лошадь в указанном направлении.
Владельцем гостиницы оказался высокий альбинос, с голубыми глазами, вострым переломанным носом, волосам до плеч, и резко проступающими скулами.
Глаза глядели приветливо, но с лёгким металлическим оттенком, который говорил о бурном прошлом и силе духа.
Обменявшись рукопожатием, выражающим степень их расположения друг к другу, молодой человек велел принести тушеного фазана, хлеб с сыром и напитки — ему горячее пиво, девушке мёд с травами, и приготовить его спутнице ванную.
Щелчок хозяйских пальцев и мальчишка слуга унёсся на кухню, исполнять приказ.

Вода шипела мелкими пузырьками ароматной соли, которую хозяин гостиницы прислал от своего имени.
Девушка дремала, разомлев от горячей воды, и наконец, прекратившейся тряски, от которой её члены готовы были развалиться. Изредка она открывала глаза, и озиралась, силясь понять где она, но замечая в кресле у камина знакомый силуэт, успокоенно закрывала веки и погружалась в воду.

... Музыканты сбились с такта, трубы громыхнули на самой высокой ноте, и смолкли. Стены замка закачались, оплыли, и осели у ног дымкой миража...

Просыпайтесь, Юви.

Реальность вновь сжалась до пределов комнаты: четыре стены, постель, да кресло подле камина.
Только принц не исчез, всё так же держит её за плечо, но теперь не кружит в танце — будит.
Вода уже совсем остыла, но всё равно, от пристального взгляда мужчины, кожа девушки заалела краской.
Она думала он поцелует её, но он протянул ей полотенце и поднялся.
- Одевайтесь. Сейчас будем ужинать.
Стараясь не смотреть на мужчину, уверенная, что он бы посмеялся, прочти её мысли, девушка торопливо вытерлась и вновь натянула бесформенные монашеские одеяния, и для верности, стянув с кровати соломенное одеяло, накинула его на плечи.
Юви не могла припомнить, доводилось ли ей пробовать что-то столь же вкусное. Но сначала, преодолевая робость, она отламывала маленькие кусочки по одному от каждого яства — прожаренного до золотистой корочки фазана, ещё теплого хлеба, пахнущего свежим молоком сыра, бросая украдкой мимолётные взгляды на мужчину, расположившегося напротив и с удовольствием поглощающего ужин.
Поленья успокаивающе потрескивали. И она немного осмелела. Волосы мужчин отливали чернотой, а на щеках пробивались тёмные точки щетины. И от него не укрылся её взгляд, хотя Юви казалось, что он погружён в свои мысли и не обращает на неё внимания.
- Наслаждайтесь ужином, Юви, - с хриплым смешком напомнил он.
Пылая, как те поленья в камине, она вновь потянулась к блюду.
- Смелее, - ободрил мужчина. ­ Ужинайте вдосталь. Если понадобиться я прикажу принести ещё.
Некоторое время молодая женщина колебалась, сказывалось привитое с детства внушение, что воспитанная девушка, никогда не предастся обжорству в обществе мужчины. Но она была так голодна.
И вот уже молодые зубы азартно работают, впиваясь в ароматное мясо. Утолив голод, девушка к своему смущению обнаружила, что опустошила тарелку на добрую половину.
- Простите, - в который уже раз пробормотала она.
Но мужчина неожиданно развеселился.
- Вы так непредсказуемы, Юви. То ласковы, как море в штиль, то безудержны как буря, а в Вашем взоре то робость невинности, то распутство блудницы, - он заключил её лицо в ладони, наблюдая за игрой красок на скулах, и подрагиванием ресниц, и помолчав добавил совсем тихо. - Но я рад, что повстречал Вас.


6.
Невыносимо больно ощущать тяжесть рук у себя за спиной, осязать дыхание на изгибе шеи, Нужно обязательно сконцентрироваться на чём-то отвлеченном, и собрать волю в кулак, но не получается.
Смутные очертания парусника, на круглом стеклянном столике-стойке, блёклое пятно света, пробивающееся через синий бархат, стрелки часов, указывающие на третий час ночи.
Нет не хочу ничего видеть, не хочу ни о чём думать.
Завтра уже наступило, и нужно спешить запомнить всё до последней мелочи, до мельчайшего штриха. Говоришь завтра не наступает никогда? Оно превращается в сегодня? Но для меня завтра наступило. Значит ли это, что «сегодня» больше нет? Ну и бог с ним, с этим «сегодня». Знаю, я говорю глупости, ты даже можешь посмеяться надо мной, или ворчливо пожурить меня, я равно люблю когда ты улыбаешься, и сердишься.
- Надо идти.
Руки обнимающие за талию не шевельнутся, в голосе отчаянное веселье.
- Отпусти меня.
- Я тебя не держу. Тебе стоит сделать один шаг назад.
- Не хочу.
- Мы поступаем легкомысленно.
- Ну и пусть.
- Тебя наверняка хватились. Полагаешь, как скоро твоя нянюшка поднимет на ноги весь корабль, обнаружив, что я обманул её и ты вовсе не потчуешь в своей постели.
- Не в моей власти это изменить. Я лишь пленница, опутанная прочными оковами крепости.
- Неужели?! А мне показалось, ты взяла бастион штурмом, да так, что ни дозорный, ни воины, ни суровый комендант не успели заметить, как это произошло.
- Тогда отпусти меня.
- Не хочу.
- Но ты прав, мне действительно нужно идти.
- Знаю. Побудь со мной ещё немного. Несколько минут ничего не решат.
- Просто я не смогу уйти от тебя... никогда.
- Может именно на это я и рассчитываю.
- Тогда обними меня крепче.
- Повинуюсь Вашему желанию, мадам.
- Любому?
- Испытывай судьбу.
- Думаешь меня испугать? Или Это было приглашение?
- Тайное желание.
- Мне нравится, как это звучит.
- Дразнишься?
- А ты как думаешь?
- Я ведь могу и не сдержаться. Посмотрим тогда, кто кого.
- Не получится. Мне надо идти. Забыл?
- Куда?! Никуда ты не пойдёшь, пока я тебя не поцелую.
- Похоже у меня нет выбора.
- Женщина! Ты слишком много болтаешь...


- Если бы ты знал, как я боюсь открыть эту дверь Сейчас есть только эта ночь и мы. Мне кажется, что тогда всё безвозвратно поменяется
- Конечно, поменяется. Но только к лучшему.
- Я верю. Верю. Но ничего не могу с собой поделать. Скорее бы прошло это утро. Я так хочу увидеть тебя вновь, что скучаю ещё не простившись.
- Всего несколько часов. А потом я вернусь к тебе. Я всегда буду возвращаться к тебе — помни это.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Как говорится не прошло и полгода . Вы не поверите! Но мне было очень стыдно Правда-правда


Глава 14. Эхо.
1.
Я птицей в небо легко взлетаю,
Направив к солнцу крыльев размах.
Скользну на встречу тебе по краю,
Забыв о том, что такое страх.
Согрею губы дыханьем ветра,
Забытой песней, чуть слышных слов.
В твоих зрачках стану искрой света,
Хранящей нежность счастливых часов.
На мокрой гальке ликом растаю,
И в пенный след обращусь у ног.
Спасу, и мгновенье спустя потеряю.
Приняв, как награду, горький урок.
Дождём над твоей головой затоскую
И сладкой росой напою допьяна.
Тебя увлеку, закружу, заколдую:
То вспышкой, то танцем, то призраком сна.
Клубком свернусь на плече до рассвета,
Стирая усталость и хмурость бровей.
И полднем безоблачным, знойного лета,
Снежинкой сгорю на ладони твоей.
Я знаю ты помнишь — ничто не помеха,
Хоть встанет веков между нами стена.
Однажды, раскатом далёкого эха,
Шепну тебе: «Здравствуй. Встречай. Это я».


2.
Возвращение домой пришлось на самый разгар бабьего лета. И хотя уже было нежарко, но очень солнечно. Багряные краски тронули зелень листвы, превратив улицы в мольберт взбалмошного художника авангардиста.
По дороге они большей частью молчали. Пока в аэропорту царила предотъездная суматоха они шутили, смеялись, фотографировались на память, но едва самолёт оттолкнулся от земли, погрузились в молчание.
Юлия, прижавшись носом к иллюминатору, любовалась открывающимся видом: облаками, и землёй, расчерченной на прямоугольники, которые там, внизу, были дорогами, горами, полями. Григорий уткнулся в газету. Установившуюся тишину изредка нарушало появление стюардессы, предлагавшей обеды и напитки. Олег, сидевший впереди, перегнувшись через спинку кресла, несколько раз пытался начать разговор, но безуспешно.
А им самим не хватало духа заговорить. Она набирала в лёгкие воздуха, поворачивалась к нему и теряла запал, наткнувшись на сосредоточенный профиль, поглощённый изучением ровных бороздок строчек; а потом он опускал газету, и поворачивал голову, лишь за тем, чтобы проследить её взгляд, устремлённый в заоблачные дали.
Конечно, они понимали — одно дело короткие месяцы узнавания, после лет разлуки, вдали от дома, и совсем другое — возвращение туда, где всё началось и... закончилось. И с каждым уходящим днём, приближавшем момент, когда сезон во всеуслышание будет объявлен закрытым, мысли о будущем становились беспокойней.
За месяцы проведённые в лагере они почти не расставались, что, в общем, было несложно, учитывая что как-никак находиться им приходилось на ограниченном пространстве.
Попытки в первые дни изображать приятственную расположенность старых друзей с блеском провалилась. И разве только ленивый упустил возможность отпустить в их адрес добродушную шутку.
Гриша в ответ невозмутимо усмехался уголками глаз, а Юлия краснела до корней волос.
Жизнь была прекрасна.
Обменивались ли они днём взглядами через размеченную на участки площадку раскопа, пили ли вечером кофе, как бы случайно касаясь друг друга коленками и плечами, прощались ли в сотый раз у её палатки, желая спокойной ночи. А однажды устроили себе целые романтические каникулы. Тогда три дня подряд частил дождь, и раскоп потихоньку превращался в грязевое месиво. И начальник экспедиции, раздосадованный метаморфозами природы, предложил желающим съездить в «увольнение», до конца недели, а если погода не изменится, то и дольше.
В лагере остался только начальник экспедиции, посвятивший нежданно свалившуюся на него кучу свободного времени написанию отчёта. Юлия и Григорий. Олег тоже изъявлял желание остаться, а потом Гриша долго с ним о чём-то говорил, и Олег уехал со всеми сердитый и мрачный. За оставшееся время они с Олегом почти не общались, если только это непосредственно не касалось работы.
И не было более романтичного времени, чем то, когда предоставленные сами себе молодые люди долгие часы бродили по безлюдному лагерю под зонтом.
Но пришла пора возвращаться.
Миновав паспортный контроль, Григорий подхватил с ленты их сумки, и зашагал к стоянке такси.
- Ты живёшь там же? - пожалуй это был первый вопрос, обращённый к девушке за прошедшие три часа.
Она покачала головой и назвала адрес.


Такси медленно ползло по двору, подпрыгивая на ухабистом асфальте. Несмотря на будний день и послеполуденный час придомовая площадка была битком забита автомобилями.
В песочнице, под присмотром мам возились малыши, на скамейке обнималась пара подростков.
- Юль, приехали, - обратился молодой человек к девушке, когда такси остановилось у подъезда. - Юль.
Так хотелось остаться, но не хватало смелости сделать этот шаг. А вдруг он вовсе этого не хочет, а возродившуюся между ними нежность она сама себе придумала. А может она и сейчас всё себе придумывает, ведь несколько недель назад для неё не существовало ИХ будущего. От этих мыслей впору сойти с ума.
- Юль... . Всё в порядке?
- Спасибо, что довёз, - она выскочила из такси, и забрала у вышедшего покурить таксиста, свой чемодан.
- Юль?! - он вышел из такси следом за ней. - Постой. У тебя действительно всё в порядке? Ты сегодня сама не своя.
- У меня всё хорошо. Я всегда испытываю смешанные чувства возвращаясь туда, откуда надолго уезжала. Мне всегда кажется, что за время моего отсутствия, что-то бесповоротно поменялось.
- Конечно, всё меняется. Так и должно быть..
Она кивнула.
- До встречи.
- Обязательно!
Однако, никто не хотел уходить первым. Просто стояли и смотрели друг на друга. В конце концов оба не выдержали и рассмеялись.
- До встречи, - пообещал молодой человек, и смущаясь, словно в первый раз, коснулся губами её щеки.

Мамин дядя с женой, у которых Юлия останавливалась в те короткие месяцы когда оказывалась в городе, встретили её радостно. О том чтобы переодеться даже не было речи. Её потащили на кухню, где уже дожидался обед — борщ, с крупными кусками ароматной говядины, гора пирожков и домашние соленья с картошкой. Всё своё, натуральное, не то что суррогаты, которыми потчуют бедных людей в походных условиях. От них только изжога, да язва. И пододвигали к ней пирожки, со словами «кушай, деточка, а то худющая страсть - вон на лице только глаза остались». Хозяин дома сходил в кладовку за бутылью черносмородиновой наливки... Отказаться было невозможно.
Когда продуктовому изобилию был нанесён значительный урон, девушке наконец удалось ускользнуть в ванную.
Хорошо снова оказаться в центре цивилизации: наполнить душистой пеной ванну и погрузиться в горячую воду, не опасаясь, нетерпеливого стука в дверь ожидающих своей очереди. Как к священной музыке прислушиваться к рокотанию стиральной машинки, тщательно пережёвывающей грядную одежду. И перелистывать по диагонали детектив в мягкой обложке.
Удивительно, но спать совершенно не хотелось.
Щедро умастив кожу всевозможными кремами, она взобралась с ногами на подоконник, вглядываясь в быстро наползающие осенние сумерки. В доме напротив, шахматными клетками, вспыхивали окна, внизу, во дворе, скрещивали шпажные тени света фары.
За стеной, в гостиной работал телевизор, муж с женой о чём-то переговаривались, перемешивая слова со смехом.
Ведь счастье это так просто, вдруг вспомнилось ей.
Она набрала номер и спросила в вежливое ожидание автоответчика
«Привет. Я к тебе сейчас приеду. Можно?»


3.
Тем августом уныло лило с неба. В пику ранней весне, так же преждевременно пришла осень.
Горожане кутались в пиджаки и плащи. Улицы превратились в одну большую лужу, и редкому прохожему удавалось избежать каскада брызг, вылетающего из под колёс проносящихся автомобилей. Живым морем тысячи куполов зонтиков копошились проспекты.
Уныло было и на сердце. Одиночество плохо на неё влияло.
Гриша со студенческим отрядом отправился на летнюю практику, в экспедицию. И за минувшие три недели они виделись только один раз, и три раза разговаривали по телефону. Между ними лежало пятьсот с лишним километров: посёлок археологов располагался неподалёку от маленькой деревушки, а потому мобильная связь была не везде и не всегда.
Заботливые преподаватели с кафедры решили, что походные условия могут пагубно отразиться на здоровье девушки, и потому оставили её проходить практику в городе, разбирая и систематизируя архивы. Она пыталась возразить, что чувствует себя полной сил, и вполне готова трудиться наравне с остальными, но её всё равно оставили при институте.
Дни тянулись уныло и однообразно. Вечерами, торопливо пробравшись через непогоду, на скорую руку готовила себе простой ужин, и сидя на диване перебирала кнопки пульта.
День за днём ничего не происходило.
Хотя нет, вдруг не с того ни с сего в квартире начал звонить телефон. Раза два за вечер квартира наполнялась отрывистым трезвоном. На другом конце линии молчали, а потом вешали трубку. Через неделю она не выдержала и обратилась в телефонную компанию. Там развели руками — звонки поступали с номеров, зарегистрированных на разные организации, вероятно её номер набирался по ошибке. В такое однообразие случайных ошибок верилось с трудом, но у неё не было ни малейшей догадки, кто бы мог так неостроумно её разыгрывать.
В довершении ко всему, началось обострение ночных кошмаров. Теперь они приходили несколько раз за ночь, в результате чего утром она чувствовала себя разбитой и не выспавшейся.
Нервы шалили. Ей казалось, что вот-вот должно что-то произойти, но ничего не происходило.
А потом как-то позвонили родители, и сказали, что разговорились со своим давним знакомым, видным специалистом в области патологии сна, и рассказали о её кошмарах, так что пусть дочь покупает билет и прилетает в Берлин. Полная надежд, она села в самолёт.

Прошло две недели. Но несмотря на ежедневные долгие беседы с врачом, многочасовые прогулки по улицам и паркам на душе не становилось спокойнее. Психотерапия терпела неудачу за неудачей, каждый раз бессильная нащупать причину проблемы. Врач успокаивал, говорил, что постарается ей помочь, просто нужно время, вероятно много времени.
Но девушка чувствовала, что все усилия будут бесполезны. Пора было возвращаться.

А дома по-прежнему лил дождь. Деревья вдоль дороги стояли насквозь промокшие, поникшие и потускневшие, электрические пятна окон размывались в дождевых потоках, люди торопливо ныряли в подземные переходы и магазины, пытаясь быстрее скрыться от вездесущей воды.
Глухая тревога, ставшая её верной спутницей в последние дни, по мере приближения к дому становилась невыносимой.
Впилась ногтями в ладонь, чтобы хоть немного успокоиться — не помогло.
В окнах квартиры почему-то горел свет. Она нахмурилась, насколько она помнила, Гриша должен был вернуться только завтра. По крайней мере, ей казалось, что он так сказал ей, когда они разговаривали неделю назад. Наверное, она что-то напутала. Она слабо улыбнулась. Наконец, она увидит Гришу, и после этого, она уверена, от теперешнего психоза не останется ни следа.
Пока она рылась в сумочке, отыскивая ключи, дверь распахнулась, выпустив на улицу высокую, элегантную красавицу. Та, несмотря на непогоду была в лёгкой блузке, короткой юбке и в блестящих босоножках, на высоченной шпильке. Мельком скользнула взглядом по Юле, и нырнула в поджидающее такси.
Пока ехал лифт, полязгала ключом в почтовом ящике, и у неё в руках оказалась небольшая нарядная открытка, причудливые вензеля складывались в слово «Приглашение». От красочной картонки шёл аромат духов.
«Милый. Я так по тебе соскучилась. Хорошо, что ты смог вырваться пораньше. Жду в 10 часов у меня. Я приготовлю царский ужин и королевскую постель. Целую тысячу раз. P.S. Купи по дороге вина.»
С Гришей они столкнулись в дверях квартиры. Он собирался уходить. «На свидание», - отрешенно подумала Юлия. В сердце, как она и думала больше не было тревоги, только тупая боль и усталость.
-­ Юль? - Гриша показался ей растерянным. - Почему ты здесь? Ты же хотела задержаться в Берлине, и продолжить обследование. Что-то случилось?
Она пожала плечами и проскользнула мимо него в квартиру.
- Неважно, - он обнял ей, зарывшись лицом в мокрые волосы. - Здравствуй. Я так истосковался по тебе.
Она не ответила на поцелуй, о котором грезила весь последний месяц.
- Что случилось, Юль? - Гриша оторвался от её губ и теперь всматривался в её лицо, пытаясь прочесть ответ.
- Мы расстаёмся, - тихо ответила она.
- Что?!
- Мы расстаёмся, - повторила она ещё тише.
- Юля, что случилось?! - потребовал он ответа.
- Ничего. Просто мы расстаёмся. Уйди пожалуйста. Оставь сегодня меня одну. Завтра я перееду.
- Юля, ты не можешь вот так взять и уйти.
- Почему нет?
- Почему? Ты спрашиваешь почему? Я люблю тебя. Ты любишь меня. Но почему-то заявляешь, что уходишь. Объясни я не понимаю, что происходит.
- Неужели? Пусть будет по-твоему. Держи, - она протягивает ему открытку.
Он читает и хмурится.
- Всё равно не понимаю.
- Жаль, - совершенно неуместно она улыбается. - Уйди, пожалуйста.
- Хорошо. Но завтра мы об этом поговорим.
- Нет. Мы не будем об этом говорить. Ни завтра, ни потом. Тебя уже ждут царский ужин и королевская постель.
- Юля... Не знаю, что происходит. Но всё это какая-то чудовищная ошибка.
- Гриша! Уйди!! Пожалуйста...
- Завтра, - обещает он, склоняясь к её лицу.
Она закрывает глаза и качает головой. Вновь открывает их, когда за Гришей захлопывается дверь.
Она так хотела выплакаться в ту ночь. Но слёз не было. И не было больше никогда.


4.
Разобраться в царящей сутолоке казалось невозможным, но Гри Орио сопутствовала удача. После недолгих расспросов ему удалось найти односельчанина Улии, но тот, к сожалению ничем не мог помочь, с момента бегства из деревни он не видел девушки. Мало надеясь, он спросил об Олеандре, друге Улии, о котором упоминала её тётушка, и — получил утвердительный ответ. Да, тот был на берегу, когда обоз прибыл на берег. И потом, когда толпа ринулась на второй приступ. Гри Орио велел селянину следовать за ним, и они долго бродили по палубе, наступая на вездесущие локти и коленки, в поисках. Наконец, селянин указал на скорчившуюся у борта фигуру, прячущую лицо, в поджатых к груди коленках. Увидев кто почтил его своим вниманием, Олендр рассыпался в поклонах, и пожеланиях мира и милости богов, и клятвенно заверил, что они с девушкой прибыли на берег с остальными жителями деревни. Однако, когда началась паника, они потеряли друг друга. Он пытался отыскать её, но безуспешно, но господину не стоит тревожиться, коль девушки нет на берегу, она на борту одного из этих великолепных кораблей. Гри Орио слушал Олеандра, и видел, знал — тот лжёт. Гри Орио устал, Гри Орио был зол; скопившееся напряжение искало выхода, ему хватило бы слабого толчка, что бы сконцентрировавшись в сжатом кулаке прорваться наружу (чеша тыковку - опа, как завернула!). Но хватило двух слов скупо процеженных сквозь зубы «а теперь правду». И Олеандр скатился на колени, протягивая руки, норовя ухватить Гри Орио за полы куртки; он молил о пощаде.
Хотя, казалось что на палубе яблоку негде упасть, люд, учуявший, что дело может кончится расправой, уменьшился в размерах, отполз, вжался в своих соседей. И вокруг молодых людей в мгновение ока образовался совершенно очищенный от людских тел пятачок.
Но короткой и жесткой расправы, которой одни ждали с упоением, другие с опаской не случилось.
Гри Орио схватил обезумевшего от страха труса за шкварку, и поволок за собой по палубе, толпа расползалась, уступая дорогу.
Олеандр был брошен в ноги дюжих ратников, и не решался открыть глаза, прощаясь с жизнью. Но Гри Орио, вопреки ожиданиям, велел своим воинам беречь ничтожную жизнь труса, как зеницу ока, рисковать собственными, но любой ценой доставить его целым и невредимым на ту сторону моря. И пусть он там в спокойствии и неге доживает свой жалкий век.
Один из ратников, совсем юный отрок, обнажил меч, и страстно выкрикнул, что готов зарубить позорную собаку, если господин удостоит его такой чести. Но твёрдый окрик остановил воинствующего молодца.
Под пристальным взглядом военачальника, суровые войны тупили взгляды, и кивали — они исполнят приказ.
А потом Гри Орио и Ассандро распрощались.
Верный Ассандро получил настав не ждать более, и выводить корабли в море. Тот не спорил, и скрывая за грубостью севший голос, спросил какой ответ ему держать перед отцом юноши. Гри Орио посоветовал уповать, что дух вод окажется милосерден, и разнесёт суда на сотни лиг друг от друга, а если Ассандро случиться свидеться с кем-нибудь из своих былых соотечественников, пусть всем рассказывает, что во время шторма повелитель глубин призвал Гри Орио к себе, и юноша не смог воспротивиться зову.

В который раз за последние дни мужчина ехал знакомой дорогой, и конь помнил каждую тропу в этом лесу. Только теперь тот шёл неспеша, прислушиваясь и принюхиваясь к зловещим звукам леса. И никакие приказы, и понукания хозяина не в силах были уже убыстрить его ход.
Ни птиц, ни насекомых, ни поступи лесных зверей не было слышно, лишь завывал в темнеющем небе ветер, да вековые исполины тревожно шуршали в вышине, сопротивляющиеся напору злой и умелой руки, играючи прогибающей их ветви.
Никогда путь не казался ему таким долгим. Он уже начал задумываться, не сбился ли он с пути, когда конь выскочил на поляну перед деревней.


Мерзавец обманул его! Почему он поверил тому на слово, и не двинул для верности несколько раз по трусливой, поганой морде.
В сарае, куда, этот трус по его пламенным заверениям, отнёс бессознательную девушку было пусто.
Охваченный бешенством, он перевернул там всё вверх дном, потом ворвался в дом, и там тоже учинил настоящий погром.
На улице бушевал шквальный ветер, и Гри Орио приходилось низко наклонять голову, чтобы продвигаться вперёд, преодолевая сопротивление ветра.
Под ногами хлюпала вода, но с неба до сих пор не упало ни капли, хотя налитые чернотой тучи казалось вот-вот готовы свалиться на землю и раздавить её своей тяжестью.
Он шёл к маленькому домику с резными ставенками. Зачем? Он вовсе не искал последний приют, он не нуждался в человеческих лицах. Ноги сами вели его.
Она сидела на крылечке, распластанная хлесткими ударами ветра по двери. Глаза её были прикрыты.
Он подошёл и присел рядом.
- Она ушла тропой света, - ветер поиграл словами на кончиках губ, проглотил и унёс прочь. - Мы сидели и разговаривали. А потом она смолкла. Она и сейчас сидит там, у потухшего камина... мы так и не смогли развести огонь... ветер... и улыбается... я не смогла там оставаться.
- Идём отсюда, - он поднялся на ноги, и потянул её за собой.
Глаза зажглись светом узнавания, и погасли, уступив место пространному, непонятному выражению.
- Вы... зачем Вы вернулись...
- Хотел бы я и сам знать. Сейчас не время думать об этом. Идём.
- Куда... зачем... Везде едино.
Но всё же пошла за ним следом, не оглянувшись вспять.
Ветер переполнял лёгкие удушьем, слепил глаза слезами, тенями синевы отпечатывался на коже.
А над посёлком кружился целый ливень сорванных с ветвей листьев.
Скакун стоял опустившись на передние лапы, и уткнув морду в землю, теперь уже даже не землю — воду, и тихонько поскуливал.
Не уговоры, ни приказы не могли заставить его подняться.
- Зачем Вы вернулись, - вновь повторила она. - Оставьте меня. Если поспешите, ещё успеете на корабль, ожидающий вас в бухте.
- Поздно. Корабли вышли в море. Я отдал приказ.
- Нет! Приказ оказался нарушен; корабль как прежде стоит в бухте. Море неспокойно, и на борту вот-вот начнётся кровопролитие. Торопитесь, иначе сотни жизней останутся загубленными.
- Только если ты отправишься со мной.
- Вдвоём нам ни за что не поспеть.
- Тогда не будем спешить. Да не тревожься ты, девочка. Корабли благополучно доберутся до новых земель. Никто не посмеет ослушаться моего приказа. Разве, что эта упрямая кляча.
Огретое взмахом кнута, животное взревело, но на ноги так и не поднялось.
Рука мужчины вновь взметнулась вверх, но девушка его остановила.
Прошу Вас, не надо. Идёмте, куда скажите.

Улия была права. Корабль Ассандро ещё долго стоял в бухте, даже когда остальные корабли стали игрушечными макетами на горизонте. А когда якорь всё же был поднят, за штурвалом стоял совсем другой капитан. А морское дно бережно упокоило доблестного воина с колотой раной меж лопаток. Но и вероломцам не суждено было увидеть новый рассвет, судьба уготовила жестокую гибель, затеряв корабль в бескрайних морских просторах.

Прошла целая вечность, а рассвет никак не приходил. А может он давно настал, просто за непроглядной чернотой небес это невозможно было разглядеть.
Ничего не было видно дальше вытянутой руки. Двигался ли мужчина, шедший впереди, по древнему инстинкту наития, свойственному всякому воину, или шел просто ради движения, девушка не задумывалась, просто следовала за ним.
Они не чувствовали ни холодного ветра, ни ледяной воды, поднявшейся уже выше щиколоток; продирающее до костей окоченение уступило месту равнодушной нечувствительности отупения.
Земляное море плескалось буро-зелёными перекатами, и ноги постоянно запутывались о что-то тяжёлое и влажное. Один раз она остановилась, и нагнулась, чтобы взглянуть. В растительном месиве щерилась мертвенным оскалом крыса, а чуть поодаль покачивался на воде игольчатый землеед.
Больше она не останавливалась и не смотрела под ноги.

Казалось пути не будет конца. И не верилось, что когда-то было иное - только мгла, ветер, и бесконечное дорога. А иные образы - оранжевый, полыхающий теплом шар, зовущийся Солнцем, пенистые, с солоноватым привкусом пузырьки большой воды, зовущейся Морем, разноцветье красок, разноголосица звуков, букет ароматов имя которому Жизнь — причудливые грёзы.
Но всё же пришёл конец и их пути.

Усадьба была выстроена на холме, поэтому вода, подтопившая долину ещё не успела сюда добраться, но уже плескалась совсем рядом, поглотив две из семи ступеней, вырубленных в земляном валу, и ведущих наверх. Резные врата, были распахнуты, ведь им больше не нужно было служить защитой от непрошеных гостей.
Прежде, чем шагнуть по ту сторону стены, она обернулась. Позади было Ничто, и воображение налетев на его твердь, отказывалось рисовать контуры невидимых предметов. Пустота была невыносима. Стены, вставшие на их пути, были едва ли не последним оплотом материального, в мире утонувшем в ночи. Развернувшись, она кинулась под их защиту.
И наткнулась на грудь мужчины, истуканом замершим позади.
- Я так любил приходить сюда в минуты, когда солнце озаряет долину, и заливает зелёные кущи золотистым свечением. Теперь ничего этого не будет.
На несколько следующих шагов она была его поводырём, уведя в арочный зев ворот.
Ветер и здесь успел изрядно похозяйничать. Поникли сломленные молодые деревца, а их собратья постарше и покрепче, сдержавшие натиск, обиженные, рассержено шумели обглоданными подчистую ветвями.
Буря стихла внезапно, уступив место новому монстру — тишине. Но та тишина была не спасительной — мёртвой.
И она заговорила, не для того, чтобы услышать ответ - чтобы разрушить зловещее наваждение.
- Неужели закончилось?
- Не думаю. Это затишье - дурной знак.
- Зачем мы пришли сюда? Спасения нет. Какая разница раньше или позже. Давайте остановимся здесь.
Не дожидаясь ответа, она опустилась на землю, уткнувшись лбом в его колени. Он остался стоять.
- Я хочу тебе кое-что показать. Ты в состоянии пройти ещё немного? Или я понесу тебя.
- Я пойду, - ответила она, поднимаясь.
Это совсем недалеко, - пообещал он. - Скоро мы отдохнём.

Белоснежный камень дышал спокойствием.

Две руки коснулись мрамора, повторяя изгибы изваяния.

Солнце вернулось через семь дней, и отразилось от зеркальной глади океана.


5.
Мужчину разбудил неясный далёкий шум. В комнате было сумеречно, но серый рассвет медленно пробивался сквозь закрытые ставни. Огонь в камине потух, и в помещении было довольно зябко.
Он сел и прислушался: шум не стихал, рокоча далёким, глухим гулом на одной ноте.
Голова мужчины вновь опустилась на подушку, и он перевернулся на бок, прижавшись грудью к спине девушки, мерно посапывающей рядом. Округлое плечо белело в темноте, и он не сдержавшись прижался к нему губами, представив как совсем скоро кожу девушки покроет нежный, золотистый загар.
Почувствовав ласку, она чуть дёрнула плечом, и сонно улыбнулась. А мужчину охватило жгучее желание немедленно разбудить её, и согревать дыханием каждую клеточку, пока его имя не превратится в стон на его губах. Посмеиваясь над собой, из-за внезапной страсти, которую пробудила в нём кареглазая колдунья, с медными волосами, он склонился к завитку, щекочущему девичье ушко, скользнул губами по подбородку, чувствуя, как шум в ушах нарастает, девушка повернулась к нему лицом даря сонным, но полным желания поцелуем.
Шум перерос в грохот, и рождён он был вовсе не страстью. Что-то происходило там, на улице.
Он высвободился из обнимавших его рук, и успокоил умоляющее бормотание «не покидай меня».
- Я сейчас вернусь.
Так и не размежив веки она переметнулась на его подушку, и прижала её к груди. А он подошел к окну и раскрыл ставни.
Казалось шум шёл отовсюду. Бренчала, подпрыгивая, оставленная подле дома телега, испуганно ржала, вставая на дыбы, лошадь, заключённая в жёсткие тиски сбруи, дребезжала посуда, составленная после ужина на пол. Стены домов ожили, меняя свои линии подобно туго натянутой тетиве лука, задетой случайным касанием. Плохо закреплённые ставни хлопали, ударяясь о стены, как крылья сказочного дракона.
Некоторые жители уже проснулись, и улица испуганно перекликалась.
Медлить было нельзя. На город надвигалась смертельная опасность, когда земля ходит ходуном, обрушивая вековые постройки, унося многие и многие жизни. Ему доводилось видеть подобное лишь раз, когда над губами начал пробиваться первый пушок, но он до сих пор помнил опустошение и смерть, расстилающиеся по земле скорбным саваном.
- Юви, просыпайтесь!
Он сдернул с девушки одеяло, поднимая.
- Что? Что случилось? - ещё не проснувшись недовольно пробурчала девушка.
- Нам надо идти. Одевайтесь.
- Куда? Зачем? - со сна ей никак не удавалось понять чего от неё требуют.
Ей хотелось вернуться назад, в постель, и, что ещё лучше, чтобы сильные руки прижали её к груди.
- Позвольте мне поспать ещё немного.
- Нет времени! - он встряхнул её. - Ну же, Юви, проснитесь!
Он поспешно подобрал с пола разбросанную одежду, запихал её в руки девушки, по прежнему стоявшей неподвижно. Сам же торопливо затягивал шнур на брюках, крепче застёгивал ремень куртки.
- Поторопитесь, Юви! - прикрикнул он, заметив, что она барахтается в бесформенных одеждах.
Наконец, она справилась с платьем, и завозилась, обувая туфли. Едва она была готова, он схватил её за руку и буквально вытащил в коридор. Она едва поспевала за его размашистым шагом, а потому пролетела лестничный пролет не касаясь ступенек. Приземлившись на ноги, она вскрикнула от боли. Мужчина протащил её ещё несколько шагов, и только после этого остановился. Девушка присела на корточки, потирая ушибленную ногу.
Он присел рядом, и взяв ступню в ладони осторожно повращал её.
- Больно?
Сжав зубы девушка кивнула.
Он снова принялся мять её ногу пальцами, недовольно хмурясь.
- Сидите смирно, и терпите, - велел он.
Боль от резкого рывка спиралью охватила ногу, добралась до груди, сдавила череп. Из глаз брызнули слёзы, она торопливо размазала их по щекам кулачком.
- Ну всё, всё, - грубовато успокаивал он. - Сейчас забинтую вам ногу, будете бегать, как ни в чём ни бывало.
Ловкими движениями, длинный лоскут оторванный от подола юбки, стянул повреждённую ступню.
- Готово. Идти сможете?
Девушка кивнула. Однако, встав на ноги, поморщилась от боли, и неуверенно прихрамывая сделала несколько шагов. А через несколько секунд взвизгнула, только теперь не от боли, а от неожиданности, потому что мужчина взвалил её себе на плечо.
- Помолчите, Юви, у нас мало времени.
Они спустились в стойло при таверне, где постояльцы оставляли своих лошадей, но загон оказался пуст. Болталась бечева привязи, и у входа валялась переломанная надвое балка ограждения. По-видимому, напуганный творящимся жеребец, взбрыкнул и ускакал прочь. Природа чувствовала приближение беды.
- Проклятие!
Молодой человек окинул взором конюшню, но там не было даже мула.
- Что происходит? - потемневшее лицо мужчины напугало Юви.
- Земля пробудилась ото сна. Скоро на этом месте будет лишь груда камней и воронье.
Юви шмыгнула носом.
- Правильно говорила монахиня. Я — великая грешница. Это всё из-за меня.
Словно в подтверждение её слов пол качнулся, толкнув её в объятия мужчины.
- Не говорите глупостей, - резко оборвал её он. - У этого мира хватает собственных грехов. Идём.
Он вновь подхватил её на руки и они вышли наружу.
На улице полыхали факелы, возбуждённые люди одетые наспех, а то и вовсе в спальных пижамах, бестолково метались из стороны в сторону. Небо над крышами было красным, и в этом зареве скучившиеся облака напоминали лик разгневанного бога.
«Конец света!», «Это конец света!», - раздавались в толпе возбуждённые выкрики. - «Покайтесь, люди!»
Они двигались через невразумительное движение человеческого муравейника, и народ расступался, обтекая их стороной.
- Мы умрём, - спросила она. И в вопросе не было надежды.
- Не знаю. Думаю, да.
- Это я виновата, - вновь повторила она. - Оставьте меня здесь, и уходите. Вы ещё можете спастись.
Мужчина не ответил.
- Прошу Вас — спасайтесь! - жалобно прокричала она, колотя кулаками по спине. Но он продолжал идти, словно не чувствуя её ударов и не слыша мольбы.
Позади них, с каменного портика сорвалась скульптура, поставленная во имя какого-то бога, её телеса, соприкоснувшись с землёй, разлетелись на десятки мелких обломков. И следом, словно по команде друг за другом стали валиться на землю другие фигуры.
Земля ходила ходуном, люд выл, а молодой человек медленно, но упорно продвигался вперёд, перешагивая через груды камня и искалеченных тел.

Когда они оказались за городом, взору предстал завораживающий пейзаж. Над тёмным силуэтом горы висел малиновый шар, а над вершиной тяжёлыми волокнами клубился дым.
Мужчина ошибся, это не земля пробудилась ото сна, а прогневались духи гор.
Он остановился, вглядываясь вдаль.
- Дальше пути нет.
Ни злости, ни сожаления не было в этих словах. Она неторопливо запустила пальцы в его чёрные, густые волосы, приглаживая растрёпанные пряди.
Мне страшно, - спокойно призналась она.
- Не бойся, - попросил он. Она спряталась у него на груди, а он обнял её, твердо намеренный защитить от окружающего мира. - Ты же знаешь я с тобой. Я всегда с тобой.

С небес крупными хлопьями посыпался пепел...


6.
Весеннее утро текло в безмятежной неге. Утренний туман рассеялся, день обещал быть безоблачным. На палубе вновь появились столики и шезлонги, и сновали друг за другом официанты, разнося напитки и кушанья. Над водой носились альбатросы, зорко высматривая добычу.
Пассажиры переговаривались в весёлом оживлении, приближался британский берег, где многих ждали родственники и друзья.
Закончив утренний обход корабля, Грег присоединился к Джулии, ловящей ветер на носу корабля.
- Здравствуй.
Карие глаза девушки лукаво блеснули.
- Мы ведь сегодня уже здоровались. По меньшей мере раз десять.
- Ну и пусть, - его голос лился обволакивающим шепотом. - Просто мне нравится приветствовать тебя.
- Тогда, здравствуй, - согласилась она, протягивая ему руки.
- Ты похожа на сирену, вынырнувшую из пучины на радость и погибель морским путникам.
- Я не хочу тебя губить. Может только заколдовать, закружить голову. Чтобы ты всегда смотрел на меня, как эту минуту.
- Полагаю, тебе уже это удалось. Выяснилось, что я крайне слаб перед твоими чарами.
- Снип, снап, снуре! - смеясь заключила девушка, посыпая молодого человека невидимой волшебной пыльцой.
Грег церемонно предложил спутнице локоть, и она с лёгким реверансом, продела ладонь в сгиб его руки.
Они неторопливо прогуливалась по палубе, и их то и дело останавливали. Мужчины поздороваться и поинтересоваться последними сводками с полей сражений, дамы — между прочим восхититься кораблем, и пофлиртовать.
Нянюшка заметив их, радостно помахала рукой, и вернулась к чаю и беседе с двумя чопорными матронами, присматривающими поверх лорнетов палубу, за своими воспитанницами, беседующими с двумя джентльменами.
Джулия помахала в ответ.
- Твоя няня мало похожа на строгую воспитательницу.
- Так оно и есть. Я всегда была её любимицей. И она больше потакала моим шалостям, чем стращала.
- Я бы на её месте не спускал тебя глаз.
Джулия гнала тревожные раздумья, что нынешняя их идиллия с Грегом может скоро закончиться, едва на берег будут брошены сходни. Но смотрела на умиротворённое, счастливое лицо Грега и ругала себя за глупые мысли. Мужчина увлечённо рассказывал о походе на Карибское море: о гигантских змеях, студенистых медузах, хищных рыбах в два человеческих роста, и о местном деликатесе — щупальцах осьминога, тушёных в виноградных листьях со специями, после которого всю команду два дня мучила жажда.
А он весело хмыкал над её повестью, как она восьмилетний сорванец, как и многие дети стала клянчить у родителей домашнее животное, проявляя при этом недюжий напор. Недели три все разговоры начинались и заканчивалась вздохами по маленькому живому комочку. Наконец родители сдались, но поставили хитрое условие, дочь сама займётся поисками, но её друг не должен ни лаять, ни мяукать, ни чирикать, быть небольшого размера, отличаться умеренным аппетитом, и не путаться под ногами.
- И тогда я притащила крысу, - смеясь призналась девушка.
- Крысу?!
- Угу! Вот с таким, - девушка от души продемонстрировала длину, никак не меньше метра. - Хвостом.
Лицо молодого человека подозрительно задёргалось, и не сдержавшись он неприлично хихикнул.
Джулия надула губы.
- Тебе смешно! Но мамина подруга, тогда гостившая у нас, с перепугу грохнулась в обморок. И меня оставили без сладкого на два дня. Откуда мне было знать, что она боится мышей!
- Это было жестоко, - стараясь казаться серьёзным, кивнул Грег.
- С той поры заводить разговоры о маленьком друге не имело смысла.
- Бедняжка, - Грег чуть сильнее сжал лежавшие у него на локте пальчики, большее, что он мог себе позволить на виду у сотен глаз. Лицо его просветлело. - Придумал! В одном из портов к нам прибилась кошка. А потом выяснилось, что наша приблуда беременная. Шеф-повар поначалу вопил и божился, что не потерпит живности на своей территории. А после ничего, свыкся. Назвал кошку Симой. В лотках теперь всегда первое, второе и десерт. Кажется, кошачье семейство стало его лучшими друзьями. Я поговорю с ним, и уверен, ты наконец, получишь четвероногого друга.
- Правда?!

Долго ли мог длиться молчаливый диалог глазами?
Этот вопрос так и остался неразрешённым. В борт ударило что-то тяжёлое и корабль дрогнул. В недрах корабля раздался глухой хлопок, однако, пассажирам на палубе он показался оглушительным взрывом..
На какое-то время на палубе стало совершенно тихо, а потом пассажиры заговорили хором наперебой.
- Боже! Мы натолкнулись на айсберг.
- В этих широтах не бывает айсбергов.
- Пассажиры «Титаника» тоже были в этом уверены.
- Мы все погибнем, боже мой!
- Нас торпедировали, честью клянусь!
- Точно, торпеда!
- Дёрнула же меня нелёгкая пустится в путь. А ведь меня предупреждали!
- Неужели германцы осмелились?!
- Ничего наша армия сотрет их в порошок!
- Вам милочка это не поможет. К тому времени вы будете кормить рыб.
- Ах! - несколько дам, прижав руку к сердцу осели в обмороке.
Почти бегом Грег несся по палубе, к капитанскому мостику, расталкивая взбудораженную толпу. Джулия спешила следом, проклиная пышные юбки, от которых не было ничего кроме неудобства.
На капитанском мостике посеревший лицом капитан, растерявший свои любезные улыбки, отдавал отрывистые приказы.
Офицеры торопливо козыряли и спешили занять посты.
- Что ты здесь делаешь, Джулия? - заметив девушку, Грег протолкался к ней.
- Нас действительно торпедировали?
- Да! Спускайтесь на палубу, сейчас начнётся эвакуация.
- А как же ты?
- Не сейчас. Только после того, как убежусь, что все пассажиры благополучно разместились в шлюпках.
- Я никуда не пойду, - замотала головой девушка.
Грег схватил её за плечи, и буквально потащил за собой.
- Не говори глупостей! Живо на палубу, и делай то, что тебе прикажут.
- Без тебя я никуда не пойду.
- Это не обсуждается, - рявкнул он.
За препирательствами, девушка не заметила, как они оказались на палубе.
Корабль уже успел дать крен, на правый борт, и начало неуклюже оседать на нос. Изысканная корабельная улица сравнимая с проспектами роскошных кварталов, теперь более походила на захламленные проулки гетто. Мебель беспорядочной грудой съезжала по навощенной палубе вниз, перегораживая проходы; два офицера, забыв о хороших манерах сыпля проклятиями, сбрасывали за борт ставшие бесполезными мусором — стулья, столики, шезлонги . Ещё три офицера, вооружившись рупорами требовали прекратить панику и организовано следовать к шлюпкам, где их ожидают служащие компании, и спасательные средства. Поводов для волнения нет. На землю передан сигнал о бедствии, и через пару часов к ним придут на помощь конвойные английские крейсера, по обыкновению ожидающие трансатлантические суда у берегов Ирландии.
Но люди уже утратили способность слышать. Обезумевшая толпа, кидалась от борта к борту, словно от этого сутолока у шлюпок могла стать меньше.
Грег практически вынес девушку к одной из шлюпок, и сдал с рук на руки одному из офицеров, отгонявших осатаневших людей, лезущих и в без того переполненную шлюпку.
- Проследи, что бы эта леди села в шлюпку.
- Слушаюсь, - козырнул тот в ответ.
Грег молча кивнул и заспешил прочь, не обращая внимания на девушку выкрикивающую вслед его имя.
Она забилась в руках державшего его офицера, но тот держал крепко.
- Отпустите, - потребовала она.
- Никак не могу, - отрапортовал тот. - У меня приказ.
Может воспользуйся она испытанным девчачьим приёмом и впейся зубами в руку обидчика, он бы её отпустил. Но этого не понадобилось, потому как толкание у спасательного бота уже переросло в свалку.
Офицер выпустил девушку, и вцепился в штанину лезущего в лодку, расталкивая детей и женщин, молодого человека.
- Прекратите немедленно, неужели не видите канаты вот-вот оборвутся!
В ответ полетело короткое, но весьма ёмкое ругательство а адрес самого офицера, его матери, и всего хваленного британского флота.
Но офицер и не думал отступать. Он мертвой хваткой вцепился в ногу хаму, и постепенно стал одерживать верх, оттаскивая того от столь вожделенной цели.
- Ах, ты, британская мразь!
Рассвирепевший мужчина поднявшись на ноги со всего маху двинул офицеру в челюсть. Ответ не заставил себя ждать, и вот уже драчун, цепляясь за леер, оттирал рассечённую губу рукавом сюртука и с ненавистью цедил:
- Вы сволочи решили нас угробить. Только ничего у вас не получится, - он продемонстрировал окружающим увесистую дулю. - Я не собираюсь подыхать!
И он вновь полез к шлюпкам, и снова был остановлен мощным ударом.
Больше он не предпринимал попыток, а сидел прижавшись к борту и тихо смеялся о чем-то своём.
Однако, давку уже было невозможно остановить. Пинками, щипками, тычками люди пробивали себе дорогу к спасению. И страховочные тросы обрывались, вышвыривая на водную гладь суденышки спасательных лодок. Люди оказывались в воде, кричали, плакали, звали на помощь, а некоторые, потеряв надежду дождаться места в шлюпках, сигали с борта вниз.
Джулия воспользовалась возникшей потасовкой устремилась следом за Грегом, стараясь не потерять из виду чёрную макушку. Он успел где-то потерять свою фуражку, и теперь встрёпанные волосы отсвечивали иссиня-чёрным в солнечном потоке.
Впрочем, сейчас вся палуба была большой свалкой. Были здесь и потерявшие владельцев шляпки и шарфики, разбитые бокалы тончайшего хрусталя, брошенные лорнеты, раздавленные курительные трубки, тяжёлые нити ожерелий — растоптанные, изломанные. С каждой секундой корабль всё больше напоминал адскую горку, чья вершина всё выше и выше задиралась в облака. Так что продвигаться вперёд приходилось крепко вцепившись в поручни, скорее соскальзывая вниз, чем шагая.
- Грег!
В какой-то момент мужчина всё-таки услышал её, и остановился. Джулия тоже остановилась, глотая так некстати навернувшиеся слёзы.
- Почему вы не в шлюпке, Джулия?
- Потому что моё место здесь.
- Ваше место там где безопасно! Вы понимаете, Джулия, как рискуете?!
- Да! И прекратите на меня орать.
- И что мне теперь с тобой делать?! А? Глупая девчонка!
- Ничего. Просто позволь быть рядом.
- Нет, Джулия! И ещё раз нет! Немедленно одевайте спасательный жилет, прыгайте за борт, и ждите, пока одна из шлюпок подберёт Вас.
Он отцепил от борта спасательный жилет и протянул его девушке.
- Джулия, поторопись.
- А ты? Без тебя я никуда не пойду.
- Я капитан, - жестко напомнил он. - А капитан должен до последнего оставаться с гибнущим судном. Я должен постараться успеть спустить на воду хотя бы ещё несколько шлюпок. Одевайте жилет, Джулия, это приказ.
- Нет.
- Думаешь, кому-нибудь станет легче если ты погибнешь?
- Мне всё равно.
- Одевай жилет, ненормальная, - уже не сдерживаясь заорал Грег.
Теперь они висели почти вертикально над землёй, почти под облаками, вцепившись в поручни. Казалось минула вечность, хотя после первого взрыва минуло не более 10-ти минут.
- Значит я сумасшедшая, что с того? А с сумасшедшими лучше не спорить.
- А я не собираюсь спорить! Прошу тебя одень жилет, и прыгай в воду. Я только попытаюсь спустить шлюпки, а потом последую за тобой. Пожалуйста, Джулия.
- Обещаешь?
- Да. Я тебе обещаю.
- Хорошо, - согласилась она. - Но помни....
Закончить фразу ей не удалось. Корабль сотряс второй взрыв, сбрасывая их вниз, с многометровой высоты.
Когда они вынырнули на поверхность, огромная махина лайнера долю секунды нависала над нами, а потом начала стремительно оседать, заглатываемая ненасытными водами.

- Ничего не бойся, - последняя просьба прозвучала, как приказ.
А я ничего и не боюсь, когда ты со мной.

Через несколько минут гигантская воронка поглотила корабль.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Глава 15. Вчера, сегодня, завтра.

Они задремали на диване: она обхватив его за шею, он обнимая её талию. Сон был зыбок, но почти осязаем — тёплый ветер ласкал кожу, шумел прибой, ноздри щекотала горько-сладкая смесь неведомых цветов. Но потом океан вдруг потемнел, и стал всё свирепей нападать на сушу, закрывая гребнями волн небо. Вода была повсюду, невозможно было узреть в навалившейся темноте ни клочка земли, оставалось только отчаянно барахтаться, уповая, что стихия вскоре отступит, и до хруста сжимать пальцы в своих ладонях, что бы нечаянно не упустить, в пучину единственную связующую с жизнью нить.
Наконец тело ощущает земную твердь. От воды остался только влажный песок, на каменных плитах. И воздух пахнет уже не солью и цветами, а серой и гарью. Вокруг суетится толпа, то перешагивая через них, то наступая; от царящего вокруг шума можно оглохнуть, но невозможно разобрать слов. Верно от топота тысяч ног, земля содрогается, ходит ходуном. Неба по-прежнему не видно, над головой висит рыжая с чёрными прогалинами пелена, сыплясь на землю чем-то колким. Растерев на ладони крупинки,оказывается, что это песок. В мгновение ока, он заполняет всё вокруг: землю, волосы, одежду, скрипит на зубах, норовит набиться в лёгкие. И мир вокруг тонет в оглушительном грохоте. Все куда-то бегут, бегут и они. На пути всё чаще попадаются изломанные глыбы, совсем недавно - неколебимые колонны, невозмутимые статуи; да бездвижные тела — мужчины, женщины, дети. Она закрывает глаза. Воздух в очередной раз прорезает шипение, и она падает. Тут же вскакивает,чувствуя себя бесповоротно потерянной: мечется, ища утраченное. Но вокруг лишь обезумевшая толпа, да с багряного неба сыплются кровавые хлопья. Земля вновь уходит из под ног...
Она не испытывает ни боли, ни страха, лишь неодолимую необходимость подняться, и идти к Нему, где бы он ни был.
Она распрямляет спину... и её вновь накрывает волна. На этот раз бороться нет сил, а судорожные взмахи руками - последние всплески инстинкта самосохранения. И какое счастье, вновь оказаться под защитой любимых рук, склонить на грудь голову, и растаять в глубине зрачков.
- Нет!!!
Её крик прорезал ночную тишину, стоном безграничного отчаяния. Мужчина, коротающий истекающую ночь у окна, затушил тлеющую сигарету, и бросился к девушке. Опустился рядом с ней, тряхнул за плечо.
- Юль! Проснись. Ну же просыпайся!
- Нет!!!!
Он тряс её за плечи, а она плакала, что-то бормоча во сне. Мешая знакомые слова, с каким-то незнакомым наречием. Или всё-таки знакым?... Григорий мотнул головой, прогоняя странное чувство дежавю.
- Юль! Просыпайся!!! Это сон, просто страшный сон. Я с тобой.
- Нет!!!
Где-то там, на грани сна и реальности, шла борьба не на жизнь — на смерть. И пока кошмар одерживал верх.
- Юль! - он прижал девушку к груди, спеленав в объятиях. Она дрожала; краем сознания молодой человек отметил, что его тоже трясет.
- Юль! - выдохнул он прижимаясь к её ледяным губам, хотя бы таким способом надеясь передать капельку своего тепла.
Удивительно, но она затихла, лишь изредка всхлипывая, и бормоча под нос что-то неразборчивое. Кажется «я всегда буду тебя ждать». Что это: английский? Староитальянский?
Господи, о каких глупостях я думаю. Юлька, Юлька, я так тебя люблю. Слышишь? Я тебя люблю. Нет, не обращай внимания на мой лепет, отдыхай.
Но тёмные ото сна глаза, распахнувшись, уже смотрят на него.
­- Здравствуй, солнце.
- Я тебя разбудила?
- Нет. Тебе приснился кошмар.
Её лицо омрачает тень.
- Что тебе снилось?
Она испугано вздрагивает и прячет лицо у него на груди.

Они гуляли по сумеречному парку.
Ранний час бодрил прохладой. В предутреннюю пору здесь было малолюдно: только бегала по пустым аллеям одинокая бегунья, да подкармливал уток в пруду немолодой мужчина.
После раскаленных песков, запах зелени, особо остро переполнял лёгкие свежестью.
Шаг был неспешен, и лёгкая полудрёма, клонила голову девушки на плечо спутника.
Шаги шелестели по посыпанным мелким гравием тропинкам, да разливались трелями невидимые глазу пичуги, сокрытые пышной сенью крон.
Больше ничто не тревожило покоя предрассветного часа.
Пробуждение оказалось внезапным. На небосклон выкатилось солнце и воздух наполнился звуками. Зашуршали шинами пролетающие мимо велосипедисты, приветственным многоголосием заругался собачий хор. Вывезенный на утреннюю прогулку малыш проснулся, и залился плачем «не скучай мама», по недолгому размышлению к нему присоединились ещё два заливистых голоса.
Детишки постарше не отставали. И предлагали взрослым более широкий диапазон важных проблем, от мороженого, которое было необходимо съесть немедленно, иначе «случиться непоправимое, и ваш бедный ребёнок останется без мороженого», до «мама, давай возьмём собачку».
Новый день вступал в свои права.

В кафе, оказавшимся открытым в этот ранний час, было пустынно.
На столике в два счета выросли две огромные тарелки яичницы с ветчиной и помидорами, шоколадный коктейль и чашка кофе.
- Тебе тоже следовало взять чего-нибудь горячего, - проворчал Григорий, отпивая из чашки дымящийся напиток. - А то пальцы, как ледышки.
- Не ругайся, папочка, - карие глаза уставились на него, и невинно заморгали.
- Пользуешься моими слабостями? - весело вздохнул он.
- Даже не думала, - помотала головой девушка, даря молодого человека самым что ни на есть честным взглядом.
- Хитрюга, - покачал он головой, посмеиваясь. - Кстати, ты мне так и не рассказала, что тебе приснилось.
- Какая-то ерунда, - быстро ответила она. - Не имеет значения.
- А мне кажется имеет.
- Почему тебя так интересуют мои сны.
- Потому что это касается тебя. А значит и меня.
- Прошу не надо так переживать. Ничего стоящего того, чтобы об этом говорить.
- Юль... Зачем ты так. Я же вижу, что это не так.
- Зачем ты меня мучаешь?
- Я хочу понять и помочь, насколько это будет в моих силах. Что бы ты больше не боялась.
- Не думаю, что здесь кто-то может помочь...
- С тобой это не впервые?
Вспоминать, не то что говорить об этом, было невыносимо. Но глаза напротив смотрели на неё, ожидая ответа.
- Не впервые. Но здесь действительно нет ничего стоящего упоминания. Просто дурацкий сон. Обострение старого учебного синдрома.
- Как это?
- Со мной уже было такое. Когда я училась в университете. Депрессивный психоз, как сказал мне врач. Распространенное явление среди жителей мегаполисов. Это всё из-за суеты, сжатых пространств, и стрессов.
- И чем всё закончилось? - вопрос прозвучал пронзительно резко, что девушка даже вздрогнула от неожиданности.
- А ничем. После института я уехала с экспедицией, отправлявшейся в верхнее течение Енисея, и проработала там почти полгода.
- И всё?
- Всё. Кошмары разом прекратились. Как отрезало.
- Но сейчас всё началось заново?
Юлия кивнула.
- И давно?
- С первого дня, как мы разбили лагерь, - после заминки, почти шепотом выдавила она.
- И что тебе снится, Юль?
- Не хочу об этом говорить. Поверь подобной ерунды тебе ещё не доводилось слышать.
- Позволь мне самому это решать.
- Хорошо, - рассердилась девушка. - Ты сам напросился. Только не вздумай смеяться.
Он даже не удостоил её ответом.
- Мне снился остров. Берега его омывают тёплые волны океана. Холмы и долины утопают в изумрудной зелени лесов. Там есть горячие источники, и ледяные озёра, не прогревающиеся даже в самый жаркий день. Дворцы и храмы выстроены из белого и бледно-голубого камня, а крыши выложены серебристой черепицей. Наверное так выглядит Библейский рай, - она смолкла, подбирая слова для дальнейшего рассказа.
- Продолжай, - не выдержал он.
- А потом, что-то происходит. Всё вокруг окутывает мрак. Нависающие тучи, кажется так и норовят рухнуть на землю, и раздавить всё живое. А потом... потом...
- Что потом? - рука мужчины в судороге сжала пальцы девушки, лежащие на столе, но та даже не заметила.
- А потом... кругом вода.. вода... всюду вода. На земле, в небе. И темно — так темно, что ничего не видно. А потом... уже нет ни воды, ни земли, ни неба..., и даже темноты, её тоже нет... Довольно, не хочу больше об этом.
- Это всё? - в родном голосе звучат незнакомые жёсткие нотки.
Она отрицательное качает головой.
- Продолжай. Я должен знать.
И она начинает рассказывать вновь. На этот раз о городе, где так мало солнца, о храме, в котором за факельной тропой света, таится непостижимая тайна мироздания, о паруснике лёгком, как луч света, и о пепельно-кровавом снеге, укрывшем землю поминальным саваном.
- Разве это не глупо? - отмолчавшись спросила она, смахивая навернувшиеся слёзы. И хотя она тянула уголки губ в улыбке, веселья в её голосе было чуть.
- Я так не думаю, - глаза потемнели до черноты, и от крыльев носа, к уголкам рта резким складками прорезались морщины. - Хочешь, знать, что снится мне?
Отгородиться бы ширмой спасительного незнания: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
Когда он заканчивает свой недлинный рассказ, она беззвучно плачет, больше не утруждая себя условностью вытирать слёзы.
- Так не бывает. Это просто глупые сны. Депрессивный синдром.
- Коллективная галлюцинация.
- Наверняка мы об этом читали, а наше подсознание спроекцировало вымышленную реальность на настоящую.
- А ты сама как думаешь?
- Я очень хочу, чтобы так оно и было.
Они помолчали некоторое время. Наконец, она заговорила.
- И что теперь нам делать?
- Уедем куда-нибудь в Сибирь, отыщем в тайге какую-нибудь станцию поменьше: метеорологическую, или астрономическую, тут уж как повезёт, - непонятно было шутит он или говорит всерьёз.
- Думаешь, это поможет?
Не знаю, но попытаться стоит.
А если это снова повторится? - она закрыла лицо ладонями.
- Встретимся снова, лет этак через сто, - внезапно он развеселился, что при данных обстоятельствах, на её взгляд, выглядело совершенно диким и неуместным.
- Это несмешно.
- Несмешно, - согласился он. - Не бери в голову раньше времени. А пока ты будешь вязать мне носки, сидя в кресле-качалке у камина, я стану ходить на охоту на зайцев, а вечерами мы будем крутить ручку настройки радиолы и танцевать по жарко натопленной гостиной.
Теперь приступ веселья перекинулся и на неё. Она смеялась и никак не могла остановиться. Он придвинул свой стул к ней поближе, и обнял за подрагивающие плечи.
- И не забудь про кота, - всхлипывая от смеха, выдавила она из себя.
- Ни за что, - пообещал он.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.

Послесловие...

В бесконечно далёкой точке пространства-времени Создатель взирал на один из миллионов сотворённых им миров. Между ним, и той маленькой планеткой, лежали тысячи и тысячи парсеков звёздной пыли, но он видел его как на ладони. Он был похож на многие другие миры, раскиданные в разных уголках необъятной Вселенной, но в то же время совершенно уникален.
Жизнь там шла своим чередом: горести чередовались радостями, войны миром, катастрофы затишьем; рассветы закатами.
Но внимание Создателя было обращено вовсе не на это. Его взор был прикован к двум людям, в который раз на его вечной памяти, клявшихся друг другу в любви.
Он и Она. Сколько времени минуло с той поры, когда они бросили вызов ему – Творителю всего сущего – не сосчитать. Они нарушили Его заповеди – почтения, умиротворённости, покорности – и перевернули свой маленький мир, дав ему начало. Из-за их самоуверенности, заносчивости, гордыни... нет, любви, наконец, признал Создатель, их мир был таким, каким был. Но в тот день, много веков назад, он был вне себя, он рвал и метал. «Вам придётся дорого заплатить за мятеж!», – дал он слово. Мужчина, поднял на него глаза, полные решимости (и откуда в нём это взялось?) и ответил «Мы готовы!». А женщина, его возлюбленная, поддержала его, в её глазах полыхало пламя. «Вы никогда не будете вместе, а тем более счастливы», – пообщал Создатель. «Но мы будем любить друг друга вечно», – дали они клятву. «Посмотрим», – бросил он в ответ и обрушил на мир страшные бедствия. И двое влюблённых погибли.
А он вновь взялся за работу — за переустройство мира, в соответствии со своей Волей.
И не сумел.
Гремучая смесь, противоречивых человеческих чувств - увы, всё-таки увы, неведомых ему — проросла в землю, растворилась в воздухе - заполнила каждую пору этого мира - и новые поколения, сами того не ведая, вдыхали её, идя по стопам своих прародителей.
Создатель держал данное слово на протяжении многих (и, правда, сколько же их прошло на самом деле?) сотен тысяч лет.
Он не хотел выпускать их души в бренный мир, но стоило ему на долю мгновения упустить их из виду (у него ведь кроме них целая Вселенная!), как они рвались навстречу жизни. Тогда он ставил между ними множество препятствий. Разделял их социальным положением, расстояниями, предрассудками, всем тем, что имело такое большое значение на пути влюблённых сердец друг к другу в их мире. Но стоило отвлечься всего на миг, и преграды на их пути рушились, и они снова обретали друг друга. И тогда, дабы сдержать своё слово, он насылал страшные бедствия, и влюблённые гибли. Но вновь и вновь устремлялись в мир живых, что бы встретиться и погибнуть.
Шли годы, перерастая в века, а затем в тысячелетия. Менялось лицо планеты, менялись люди, менялась сама жизнь. И лишь любовь двух сердец оставалась неизменной и неподвластной могуществу Создателя. Она была сильнее Времени и больше Вечности. Даже его Воли оказалось слишком мало, что бы сломить и уничтожить её.
Ну что ж. Впервые, и возможно лишь однажды, ему придётся нарушить данное некогда слово. Он бросил на двух любящих (и так любимых им его детей) прощальный взгляд...

«Будьте счастливы», – прошептал он в бесконечность.

_________________
Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.