Глава 4
Все не так, как раньше с нами было… С белых яблонь? Не поверишь - дым… Только сердце бьется. Не забыло, Что должно быть счастье не таким…
Верю – и не верю, право слово, Может, ты… приснился мне опять? Только сердце, знаешь, не готово Научиться прошлое прощать…
Серым цветом жизнь покрашена с рассвета, Желтым - листья, беспросветна - грусть… Только сердце для любви не сыщет цвета! Хочется зимы. В весну я не вернусь…
Все не так, как раньше, в жизни стало. Заключен с самой собой жестокий договор...
Помнишь? Помню. Сердце болью сжало... Только счастье не умею рисовать я до сих пор.
За окном торопливо опадали листья…
Сердце отсчитывало привычный ритм, а легкие мерно сокращались, отмеряя секунды существования в тоскливой пустоте ожидания неизвестных перемен,… Календарь лениво сбрасывал по очереди, словно ведя неведомый ей отсчет, никому не нужные серые листы, пропахшие вчерашним днем…
Молча подошла босыми ногами к широкой оконной раме, распахнула на всю ширину...Вдохнула утреннюю сырость, смахнула ладонью желтый кленовый листочек с карниза. На осиротевшем без вырубленных собратьев дворовом клёне жалостливо болтался на ветру последний листик. Почему-то в голову упорно лез такой любимый ею когда-то давно, словно в прошлой жизни, О.Генри…
«Упадёт последний лист - и я умру…»подумалось ей.…Жить незачем…Жизнь пуста, тосклива и безрадостна. В ней нет смысла.
В углу что-то приглушенно ворчало радио.
Тишину разбил на осколки телефонный звонок:
«Да?»
«Катюш, здравствуй… Ну, как ты? Мне…мне Миша звонил вчера вечером…Ты... уверена?»
«Юль, прости…Это не телефонный разговор. Я…я бы не хотела так…Лучше приезжай. Сама всё увидишь…»
«Прости…Прости, Кать. Я не подумала. Я приеду…Ну, пока?»
«Счастливо…»
Она просто лежала на голом паркетном полу и смотрела на лепнину потолка. Час, два или больше - она не знала, да и ей было абсолютно всё равно….Мрачные раздумья прервала трель дверного звонка.
-Здравствуй.
-…Рада, что ты приехала…Проходи.
Непривычно было слышать эхо от чужих слов в странно ожившей квартире. Она так прижилась с звенящей пустотой и звуком собственного голоса, что иногда невольно вздрагивала от вопросов. Они прошли на кухню, затемненную опущенными жалюзи на окнах.
Сдвинула кружево со стола, поставила две чашки и машинально принялась готовить кофе.
-Кать…
Кажется, где-то еще были корица и кардамон…
-Катюш, остановись…
Вот так…на кончик ножа…
-Катя!
Почти готово…
-О, Господи…Катенька…Очнись же ты наконец!
Где там чашки? Так-то лучше.
Села за стол, отпила глоток…
Удивленно взглянула на Юлиану, которая сидела, не прикасаясь к чашке.
-Катюш…
Вскочила, опрокидывая чашку на пол и разделяя ее на осколки фарфора.
-Боже…Юлиан, прости…Я совсем забыла, что ты не пьешь кофе…Прости, пожалуйста…
-Да ничего страшного. Что с тобой, и в правду, Кать? Ты словно сошла с ума…
-Нет…Я сошла с ума два месяца назад…
-Может, всё-таки расскажешь? Миша ведь и сам всего не знает.
-Ну, теперь-то ему всё известно. Может, ему просто легче сделать вид, что я ему ничего не говорила? Не знаю, я его никогда не понимала.
-Ладно…Прости. Но если что - ты же знаешь, я всегда рядом…
-Юль, давай не будем об этом. Я сама еще не знаю, как быть дальше…Когда я вспоминаю, с каким восторгом он обустраивал этот дом, хочется всё разбить, разломать и порушить…
Она обошла стол и двинулась в сторону гостиной, Юлиана пошла за ней следом.
Катя тихо опустилась на пушистый салатовый ковер, скрестив руки - словно воздвигая невидимый барьер…
- Он не говорил тебе, почему я подаю на развод? - в ее глазах блестела ледяная ярость.
-Нет, но я надеялась, что ты мне скажешь?
-Это всё и смешно, и гадко одновременно…Я застала Борщова в его кабинете в «Мармеладофф» с какой-то девицей. И, можешь мне поверить, они отнюдь не меню дня обсуждали. Он пытался оправдаться, что-то объяснить, начал лгать. Я чувствовала себя, как в дешевом цирке! В конце концов, я не выдержала и сказала ему, что разведусь с ним в течении месяца, и что ему придется дать мне этот чертов развод, потому что я…я…
-Что? Кать! Да что ты могла сделать, ты ведь…
-Не перебивай меня, пожалуйста,…Я…Господи, …Я изменила ему, Юлиана.
-Катя,я...
-Подожди,дай же мне сказать! Это для него - удар ниже пояса, понимаешь? Он не простит мне этого, да и нечего прощать.
Я не жалею, слышишь? Я осознала, что никогда его не понимала.
Я…словно посмотрела на всё это со стороны: короткое знакомство, странные отношения – вроде и друзья, но как он на меня смотрел иногда! Как охотник на почти пойманную добычу…Кошка, которая словила мышь, но не ест ее и не отпускает, удерживая ее за хвост, играясь с ней в жестокую игру, проигрыш в которой равнозначен смерти!!! Предложение после двух месяцев знакомства? Да мы едва знали друг друга!!! Жизнь была вверх тормашками. Я не выдерживала, иногда просто уходила из дома, гуляла по улицам и пыталась успокоиться. Убеждала себя, что всё в порядке, что всё уладится, устаканится, проблемы есть у всех семей…Но главная проблема-то была в том, что мы семьей не были никогда, да и не могли ею стать!
И…однажды я не выдержала, у сбежала на три дня в Москву. Когда он позвонил, то я соврала, что буду у Кольки и Насти…
…Ее прорвало, словно хлипкую плотину…Иллюзорное счастье рушилось с грохотом, подобным звуку падающей из окон под Новый год итальянской мебели, пикирующей с 22 этажа на головы прохожим. И первой жертвой стихии стала Юлиана, которая приняла на себя ударную порцию Катерининых откровений…
...
Катя помнила этот день так, словно он никогда и не заканчивался…Через два дня после свадьбы они переехали в Петербург, готовить новый ресторан. Две недели прошли замечательно. Замечательно, потому что Катя почти не видела мужа – он пропадал на переговорах и в новом ресторане, уходил раньше нее, а возвращался за полночь. Разве нормальный мужчин бросил бы молодую жену одну в практически незнакомом городе? Спасла положение, как всегда, Юлиана – помогла ей за два дня устроиться на работу, по иронии судьбы снова в компанию модной одежды…Только теперь это был магазин Estee Lauder.
Она просто поняла, что еще немного – и не выдержит ее душа, вырвется из груди, и порушит все вокруг. Эту «счастливую» жизнь семейства Борщовых, эту модерновую золотую клетку, построенную специально для нее…
Взяла билет на поезд и рванула в Москву. Прикрылась от мужа именем женатого лучшего друга Зорькина, и пришла к нему…Она помнила, где он живет…Словно это было в прошлой жизни – после вечеринки ей с Малиновским пришлось вдвоем отвозить его домой, а она запомнила адрес…Она не знала, женат ли он, или свободен, есть ли у него кто-нибудь, да и, живет ли он всё еще там, она тоже не представляла…
Но ей повезло. А может, и нет…На часах стрелки сошлись в одну вертикаль, указывая на 6. Утра.
Консьерж смерил оценивающим взглядом и ничего не спросил. Лифт приветливо распахнул двери, но еще свежи были воспоминания. И она пошла пешком. В результате она раскраснелась, и выглядела растрепанной.
Он открыл лишь после третьего звонка, сонный, в старых джинсах и с голым торсом. От нахлынувших чувств она онемела на несколько секунд, но сразу же отмерла, как только он рывком втащил ее в темное пространство прихожей и захлопнул дверь. Лязгнул замок, и она ощутила легкий толчок в спину – он пытался сдвинуть ее в сторону кухни.
Ошарашенная таким неожиданным приемом, она ругала себя последними словами, усаживаясь на софу в уголке. «А чего ты, собственно, ждала, Пушкарева? Ой, то есть Борщова,…Что он тебя потащит в спальню и зацелует до смерти? А что, если ему на меня наплевать? Что, если он…меня,…боже мой,…больше не любит???!»
Словно в ответ на ее вопрос, на нее с укором глядели два карих глаза.
-Если уж ты меня всё равно разбудила, то придется тебе пить со мной кофе…Выдержишь?
Впервые за последние десять минут она почувствовала облегчение…Шутит - значит, не всё потеряно! Выдержит ли она кофе? Да она готова весь день пить кофе, лишь бы он был рядом…
-Посмотрим…- улыбнулась, пытаясь скрыть волнение и внутреннюю дрожь…
-Ну, тогда ладно, - улыбнулся в ответ уголками губ. Внезапно посерьезнел:
-Но учти, что нам предстоит долгий разговор…
Молча кивнула. Вопросы невысказанным грузом висели в тишине, пока он возился у плиты. Она тайком разглядывала его – он почти не изменился.
Обернулся, держа в руках две чашки.
Потянулся к сахарнице, занес ложку над чашкой и вдруг отложил ее, совершенно спокойно глядя на рассыпавшийся по столешнице сахарный песок…
-А я ведь даже не знаю, сколько сахара ты ложишь в кофе.
-Не волнуйся. Я его вообще не пью.
Удивленный взгляд провоцирует объяснение.
-Не люблю…
Он стал удивительно серьезным.
-Пойдем.
Потащил ее за собой в гостиную, усадил на диван, сам сел на пол.
-Скажи, твоё «не люблю» относилось ко мне? Или всё же к кофе?
-Андрей, я…
-Подожди, дай же мне сказать. Я хочу еще раз попросить у тебя прощения. За всё что сделал и за всё то, особенно за то, чего я не сделал…
Взгляд споткнулся о золотой ободок на безымянном пальце. Спрашивать было глупо.
Но он спросил.
-Ты счастлива?
-Андрей, ну что ты…
-Нет, ты не понимаешь, что ли? Ты счастлива? Я просто хочу знать, что с тобой всё в порядке, что ты просто, по-человечески счастлива…Ну? Понимаешь?!
Она молчала. Молчание нагнетало ауру этой странной встречи…
Наконец, встала с кресла, прошла к окну…
-У тебя отсюда вид красивый.
Поднялся тоже и остановился напротив.
-Кать, ответь же…
Показалось, или в глазах блеснули слёзы?
-Андрей, не надо…
Посмотрел на нервно сжатые губы.
-Это всё, о чем я прошу. Ответь.
Резко отвернулась. И так же резко пересекла комнату…
-Неужели ты, правда, не понимаешь? Если бы все было идеально, была бы я здесь?
Он не ответил.
-Я…просто хочу понять. Хочу понять, Андрей, что между нами было. Что осталось. И что делать дальше. И есть ли это «дальше» для нас вообще?
-Что ты хочешь от меня услышать? Я устал убеждать тебя в том, во что ты не веришь. Я устал талдычить тебе все время одно и тоже, но ты не хочешь слышать моих слов!!!
-Жданов…
-Нет, не перебивай! Я не боюсь говорить о том, что было. Но о том, что будет - не могу! Я и сам не знаю, есть ли у нас завтра? Спрашиваю себя. Спрашиваю тебя…
Но ты молчишь! Ты боишься? Тогда кого? Меня? Или себя?
Намагниченная черта между ними. Рубикон...
Тянет. Пора переступить…Кто первый?
Протягивает руку…Сделаешь это? Сможешь, вот так? Первая?
Несмело тянется маленькой ладошкой навстречу…А надо? Для тебя это важно?
И перейден Рубикон…И руки отогреваются вместе с сердцами…
Ушла?
Глаза в глаза…Ближе невозможно…
Сбежала.
Одинокая хрустальная слезинка сбежала по щеке…
Искал.
Рука сжимает запястье, а пальцы вибрируют от ощущения ее пульса…
Ждала…
Отводит глаза, забрала руку…
Люблю…
Легким касанием заставляет посмотреть на себя…
Помню…
Легкий поцелуй скрепляет на губах невидимый договор…
Прорвана плотина, сложен к ногам весь мир, а барьеры и границы, все те нелепые препятствия, которые они пытались воздвигнуть между собой, рушатся сами по себе под ударной волной нежности…И мир суживается до одной точки под названием Здесь, а время останавливает свой ход на отметке Сейчас…
Утро. Оно всегда разное, вы не замечали?
Оно похоже на людей. Оно так же умеет хмуриться, насупливая брови-тучи и улыбаться, слепя улыбкой из ожерелья солнечных бусин и ниток,… Оно бывает мокрым и сырым, как подушка от ночных, непрошенных, слёз…И бывает сухим, как глаза, в которых больше нет места слезам.
Для нее утро приняло облик серого листа ватмана…
Она проснулась неожиданно, в пять часов утра…Сутки? Здесь? С ним?
Я сошла с ума, да? Это невозможно, ведь так?
Но все вопросы были ни причем. Просто слишком нежно обнимали его руки даже во сне. Слишком долго – секунда без звука его голоса. Просто это невозможно - жизнь без его любви…
Она шла по просыпающемуся городу. Ноги сами принесли ее туда, где всё начиналось. Серая башня. Тюрьма или храм?
Ну, вот и всё…Это конец? Здесь всё и закончится, да? Так нужно?
Ее утро было серым листом ватмана. И краски в ее собственных руках…
Холодное стекло. Холодная пустота, которая требует заполнения немедленно.
И холодные слова, которая провожали ее в новую жизнь…
Ты можешь быть счастливым ровно настолько, насколько заслуживаешь этого…
Миша просто решил хоть раз, пусть и не с той, с кем планировал, по назначению использовать свой кабинет в «Мармеладове»…
Она приехала в самый интересный момент. Распахнутая дверь подсказала ему, кто здесь побывал…
Она знала его привычку, работая у себя в кабинете, запирать двери. Он любил быть один. Ему нравилось, а она не возражала. И была только лишь рада отсутствию лишнего общения с законным мужем. Но иногда он был нужен ей- хотя бы просто поговорить. И у нее не связке всегда был ключ. Она входила без стука, чтобы не тревожить его лишний раз….
Зря. Надо было учиться стучать. Она начала понимать это, еще работая в Зималетто, а до осознала сейчас, созерцая Мишу с милейшей Эльвирочкой на ее любимом кожаном диване…
Она ушла, не захлопнув двери.
…
-Ну, вот. А потом я позвонила Коле и просила его, если что, прикрыть меня. Он ничего не спрашивал, я ничего не рассказывала. Процесс развода я начала на третий день. А потом…потом умерли мама с папой. И…мне стало не до него. Но вчера он приходил, уговаривал дать ему шанс, оправдывался. А мне хотелось смеяться. Я была готова рассмеяться ему прямо в лицо…Я слишком хорошо умею отличать правду от лжи…Слишком хорошо. Всю жизнь страдала, принимая желаемое за действительное. А теперь от того, что слишком ясно вижу, что он соврал и почему. Наш брак был невозможным с самого начала. Я об этом знала, но заставляла саму себя молчать. Он не знал, а я не говорила. Но он понял. Он хочет свободы….Всем им нужна свобода…Просто и банально- свобода. Громкое слово, лишенное смысла. Сколько их у мужчин, таких «свобод»?...
-Кать…Прости. Мне нужны твои документы…
Захлопнулась за Юлианной входная дверь, и словно с этим звуком где-то глубоко внутри закрылся, захлопнулся огромный фолиант неотвеченных, неразрешимых вопросов, свинцовыми дугами висевших в воздухе.
Ночь пришла неожиданно. Так же, как и утро…
Серая поверхность стала чуть ярче…Каким цветом ты раскрасишь новую жизнь?
Она заснула, и снились ей бирюзовые облака, розовое море и карие глаза…Ключ, оттягивающий карман, неизвестно почему ставший черным когда-то белый кожаный диван и предрассветная мгла. И башня из стекла и бетона. Начало всего. Конец всему.
Итог ее жизни уместился бы в одном слове.
Падение…
А за окном торопливо опадали листья…
_________________ Листья желтые над городом кружатся...
|