Автор: Ivanna название: Здравствуй, счастье!
Здравствуй, счастье!
Люди не просто стремятся к счастью. Они - ловят его за хвост, а потом боятся отпустить, ведь птица счастья - птица пугливая, может упорхнуть и не вернуться. Глупые, наивные, смешные… Они забывают: чего боишься, то случается, от чего убегаешь, то догоняет. Потому и наоборот: то, что держишь крепко-крепко - трепыхается, вырывается, а в итоге - улетает.
Он не мог теперь уже вспомнить, в какой миг это осознал. Скорее всего, именно тогда, когда ее не было рядом. О том времени он не любил говорить, достаточно того, что не хотел его забыть, вычеркнуть, оставить в прошлом. И - вы не поверите - он даже не думал, что то были черные дни его жизни (даст Бог, такие не наступят). Он благодарил судьбу (не подумайте, не такой уж он и фаталист) за то, что было то, что было. Вот уж, кто мог ожидать от него такой мудрости?
Когда он был одинок, он учился думать… Странно, не так ли? Оказывается, раньше он просто не умел, да и повода не было.
Думать было сложно, больно, неприятно. Как гвоздем по стеклу… Он не раз отступал, загонял мысли куда-нибудь подальше, мол, мне и без вас хорошо, замечательно просто, уйдите, ну, пожалуйста. Потом вытаскивал их и с мазохистским рвением рассматривал, чуть ли не под лупой. А вот когда его озарило понимание того, что же это за счастье такое, просто не знал, как реагировать...
Он любил, хотел ненавидеть, но любил. Ну не получалось у него ненавидеть, и даже - черт возьми - убедить в этом никого не получалось. Что ж, актер(из него), скажем честно, никудышный. Он, как щитом, прикрывался страхом - страшнее всего было посмотреть ей в глаза и прочесть в них приговор. Обжалованию не подлежит. Но страх отступил - перед надеждой, верой, любовью (всегда эта троица вместе, жаль, София - на прогулке).
Они встретились, и все оказалось на своих местах (скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается). Уравнение решилось, нашлась правильная(нужная) формула, теорема была доказана и знаки препинания (в)стали именно там, где нужно - казнить нельзя, помиловать!!!
И он почти постиг тогда сложную науку - как быть счастливым.
Ни в коем случае нельзя требовать от счастья постоянства, более того, строго запрещается спрашивать у себя: „Оно рано или поздно уйдет, и как же тогда я?”. Стоило лишь мысленно произнести этот подлый вопрос - фить... только его и видели, счастье-то. Машет тонкой рукой, нежно улыбается и не обещает вернуться.
Следующее правило - отпускать счастье на прогулки. Добровольно, без боя отпустишь (и без душевного скрежета, между прочим) - оно обязательно оценит. И не будет от тебя прятаться глубоко и надолго. И, наконец, главное - счастья нельзя ждать. Потому что счастье - не покупка дома, машины, не длинный счет в банке (только как дополнение к чему-то). Счастье нужно находить самому. Причем, даже там, где его, кажется, и в помине нет.
Совсем недавно они поссорились. Хотя - было ли это ссорой в традиционном представлении о ней? Кто знает(?), (П)по крайней мере, тарелки не стали летающими, и на развод никто подавать не спешил. Повод был, как всегда, пустячный. Теперь, даже трудно понять, от чего, собственно, ОН вспыхнул. Ах да, услышал что-то такое в ее разговоре с наставницей - подругой. Приторно-сладкое, смахивающее на желе, обсыпанное сахаром.
Нет, никакой ревности. Ей он доверяет, и мыслей крамольных даже у него не возникает. Он только не раз наблюдал, как это приторно-сладкое (мармеладное) на нее смотрит. И его, честное слово, каждый раз это безумно раздражает. Ну нельзя же так смотреть на чужую жену!!! А она - подумать только - воспринимает все как должное. Еще и говорит с леди Ю (так они называли Юлиану) об этом Мар-ме-ла-до-ве (дали же родители фамилию, удружили). Какой он умница, да какой у него ресторан замечательный, то да се…
Вы ожидали чего-то другого? Разве он отличался спокойным нравом хоть когда-нибудь? Вот и в этот раз:
- Слушай, может хватит, Кать? Меня от твоего Мар-ме-ла-до-ва тошнит уже! – когда он злится, он всегда вот так рубит слова.
В ответ - изумленно-недоверчивый, немного насмешливый взгляд:
- Жданов, тебя что, муха Цеце укусила? Так в Москве их вроде как нет (негативное влияние Малиновского).
А вот его глаза говорили... Да нет, не говорили, они кричали просто. Уж это они умели. Сейчас он ей все скажет:
- Ты знаешь, что твой Мишенька действует на меня, как красная тряпка на быка.
Похоже, Катерина вспомнила, чья она вообще дочь (Пушкаревы не дают себя в обиду):
- Да на тебя все так действуют. Как тряпки…красные…на быка. Вспомни, что ты устроил, когда…
Та-а-ак, сглупила ты, девочка. Об этом ему напоминать, точно не стоило. Она ведь обедала с Воропаевым. Деловой разговор в ресторане. Андрей тоже должен был присутствовать, но в последний момент планы изменились. И она задержалась!!! Видите ли, они общались. Мало того, она не только с ним обедала, еще и называла его: «Саша» и на «ты». Ну мыслимо ли!
Именно поэтому, если раньше он еще пытался сдерживаться, то теперь… Эх, разошлась душа казачья:
- Вспомню… Я сейчас все вспомню! Ты вообще с этим «кулинаром» говорить не смей, и слышать о нем ничего не хочу, а видеть - тем более!!! - сказал, как отрезал. Ух, Жданов, до чего ты грозен в гневе!
Пожалуй, если бы Катерина не знала его ТАК хорошо, она уже забилась бы куда-нибудь под стол или под стул, сидела там и только и делала, что изображала китайского болванчика: «Да, муж мой, как скажете, господин». К счастью, она его знала ОЧЕНЬ хорошо. И почему-то совсем не испугалась, не задрожала от страха, не поджала хвост, а посмотрела на него внимательно и… рассмеялась.
- Как скажешь, Жданов, завтра…
Он не ожидал, что она быстро успокоится, почти согласится, не будет его ни в чем убеждать. И вообще - смеха ее он тоже не ожидал. На ее веселость Андрей реагировал всегда одинаково. Ему тоже становилось весело. Но смеющихся бесенят он временно спрятал за недоумением. Сурово так сказал:
- Что завтра?
Она его передразнила:
- Что завтра? Пойду паранджу где-то покупать. Или попрошу Милко что-нибудь эксклюзивное создать. А потом позвоню Мише и скажу, что мой злой, ревнивый, страшный и ужасный муж…
Ой, и договорить не дал даже. Что за привычка? Выдал угрожающе - интимно (оказывается, бывает и так):
- Я тебе, дорогая, покажу, какой у тебя злой (шагнул к ней), ревнивый (протянул руки), страшный (схватил и даже разрешения не спросил) и ужасный (на полу что ли?) муж…Прямо сейчас.
… И, надо сказать, показал. Он все ей показал… Да так показал… В общем, не будем вдаваться в подробности. Ей однозначно - понравилось. И ему понравилось. Что он может, умеет так показывать. А больше всего ему понравилось то, что ей - понравилось. Потому такие показательные выступления он готов был устраивать часто, очень часто (и даже забыл об этом - приторно-сладком) - каждую секунду каждой минуты каждого часа каждого дня каждой недели каждого месяца каждого года. И так - всю жизнь. Нескучную, разнообразную жизнь.
Он не удерживал счастье, не привязывал к себе, не ждал его. Он знал, что найдет его и сам. На подоконнике, в цветочном горшке, под тумбочкой в прихожей, в ее волосах (странно, почему-то там счастье очень любило прятаться) или - стоило посмотреть в зеркало - в своих собственных глазах: «Здравствуй, счастье!».
По-моему, господин Жданов, вы уж очень себе польстили, когда решили, что из вас получится отличный домохозяин. Ну, разве что домашние ваши не слишком будут прихотливы… И не подумают от вас требовать невозможного.
… И котлетки вы обязательно пересолите (влюблены-с), и борщ сварите… так себе. Потому как – не ваше это дело, не ваше (в этом месте нужно вздохнуть и вспомнить о Мишеньке Мармеладовом…). Чего уж говорить об изысках кулинарных. Не-е-ет, не судьба вам. Хотя есть встречное, так сказать, предложение. Почему бы вам не открыть курсы. Вы там сможете читать лекции на темы:
1. «Как строчить на швейной машинке» (сдал вас Малиновский).
2. «Как развалить успешную компанию» (привет от Сашеньки).
3. «Как влюбить в себя и соблазнить страшилку» (без комментариев).
4. «Как в нее влюбится самому» (и снова - никаких комментариев).
5. «Как научиться ревновать: к фонарному столбу, то бишь финансовому директору подставной фирмы, кулинару» (привет из прошлого и недалекого будущего).
6. И гвоздь курса – тема «Как эффективно себя обманывать» (при поддержке бывшей невесты – Киры Воропаевой).
Если вы, господин Жданов, боитесь выступать перед аудиторией, возьмите в компаньоны Романа Малиновского. Уж поверьте, у него не меньше тем для лекций. Остановимся лишь на нескольких (на хронологию просьба не обращать внимания):
1. «Как заставить своего друга и начальника (два в одном) ввязаться в жуткую авантюру» (Эх, Палыч, Палыч, утираю слезу).
2. «Как вскружить голову любой барышне» (лектор за последствия ответственности не несет, так что страховки вам, господин Жданов, не видать).
3. «Как иметь много женщин, да так, чтобы при этом ни одна из них тебя не поимела» (любые попытки разобьются о глухую стену – привет от Викуси).
4. «Как временно превратиться в очень симпатичный фикус» (предусмотрен дополнительный курс практических занятий).
И просто необходимо «мальчиков» успокоить – ребята, не пропадете вы без работы. В крайнем случае, можете работать массажистами или сделать карьеру юмористов.
Каждый из нас получает шанс и возможность исправить свои ошибки. Главное – сделать это. Попросить прощения за то, что натворил 20 лет назад (даже мысленно), рассказать правду, о которой молчал, но которая кому-то была нужна, расставить точки над «і», завершить не начатый разговор с самым важным человеком для тебя, чтобы потом не гадать, «а что было бы, если…».
В этом к нам жизнь благосклонна. Если это необходимо, она раз, второй и третий даст нам шанс исправиться. А если не понимаем – просто носом ткнет, как несмышленых слепых котят…
История 1.
Телефон – это не роскошь, не обычное средство связи, он еще и искушение. Потому что, кажется, так просто – набрать несколько цифр и услышать голос… И забудешь о том, сколько километров, часов и дней, слов и обид вас разделяет. Не нужно никуда ехать, собираться, встречаться, смотреть в глаза. Нужно только позвонить. Если на это хватит решимости и сил.
Так-с, похоже, Малиновский - таки настоящий дуг. Он почувствовал настроение Жданова, правда, не совсем понял, с чем это связано:
- Жданыч, ты опять телефон гипнотизируешь? Кашпировский прям… Слушай, он уже для тебя как фетиш. Лучше бы ты на красоток с производства так смотрел. Тогда мы бы точно компанию с «низов» подняли. На голом девичьем энтузиазме. А вообще, нет,…не выйдет - мрачноватый у тебя взгляд. Прям крысы дохнут. О, а может, запатентуем новое изобретение? Так и вижу рекламу: «Магический ждановский взгляд убьет любую крысу лучше самого крутого капкана. Оплата - посекундная»!
Андрей так привык к часто бредовым, и лишь иногда не лишенным логики рассуждениям Романа Дмитрича, что, по обыкновению, зыркнул на него из-под бровей и слегка нахмурился… Но разве же Малиновского остановит такая мелочь? Какой-то там взгляд, от которого, правда, барышни всех возрастов штабелями падают и… крысы дохнут – от счастья. Потому он продолжил:
- А что – деньжат срубим! А там – на несчастных грызунах натренируешься, в цирке тебя покажем. И... это… опять же – с Воропаевым рассчитаемся. Зайдешь к себе, то есть теперь к нему, в кабинет, очи ясные распахнешь, ресницами взмахнешь, зыркнешь и… Каюк. Белые тапки и музыка. Никто нас ни в чем не заподозрит даже. Сердце прихватило, с кем не бывает? Э, брат, ты меня вообще слушаешь?
- Слушаю, Ромка, слушаю, хотя иногда очень сожалею о том, что язык тебе в детстве не укоротили. Ну, хоть бы на пару сантиметров. Вот было бы здорово, - в голосе Жданова появилась мечтательность.
Малиновский насторожился и временно закрыл рот, как будто боялся, что Палыч бросится исправлять ошибку врачей или родителей - не поймешь теперь чью… А тот и не думал даже – снова погрузился в созерцание телефона. Позвонить - не позвонить, говорить – не говорить, помнить ли – забыть. Ха, насколько бы легче было, если бы – забыть. Да только себя разве забудешь?
Ягода-Малина не вытерпел. Да что же это? Если он молчит больше 5-ти минут, он себя чувствует плохо:
- Ладно, мой дорогой друг, считай, что я уже простил твой выпад в сторону одного из моих главных… достоинств. Вот она – настоящая дружба – я все тебе простить готов, ну прям не Роман Малиновский, а верный Санчо Панса. Вот только Дон Кихот маленько подкачал. Да… Жданов, ау! Опять на телефон пялишься? Упс…, - в глазах зималеттовского Санчо Пансы мелькнул проблеск мысли, - Палыч, я надеюсь, что ты своей Дульсинее Ужасной позвонить надумал? (если бы Малиновский был крысой, тут бы и закончилась его бренная жизнь - Андрей на него так посмотрел. И врагу не пожелаешь). Поддерживаю! Позвони и выскажись, объясни, какую она нам подлянку подсунула, может, полегчает, или у нее совесть проснется, и она доверенность отзовет? А хочешь, я? Уж я-то с ней побеседую, побеседую… - откуда этот кровожадный блеск в очах бывшего вице-президента?
Андрей не хотел, чтобы Малиновский с ней беседовал! Рома догадался, кому Жданов хотел позвонить, но, похоже, не догадался, зачем. Или попросту свои догадки проигнорировал. Он вообще ничего не понимал о новой ждановской душе, совсем потерялся в его чувствах. И даже представить не мог, ЧТО Андрей хотел сказать Кате…
Что он сможет все изменить, что он не хочет больше жить без нее. Что ему необходимо каждое утро видеть и чувствовать ее рядом.
Да чего уж там, в своих мыслях, он признавался ей во всем, рассказывал, убеждал, уговаривал. И она ему верила…
Малиновский устал смотреть на это молчаливый диалог с телефоном. Обиженно так протянул:
- Ладно, Андрюш, я смотрю, ты сейчас где-то далеко – на Канарах, небось, кости греешь, пока твой соратник пытается тебя подбодрить и доказать, что жизнь не так плоха. Пойду я кофе, что ли, поищу в этом захолустье, а ты прочувствуй пока мое отсутствие, проникнись, так сказать.
Ромочка, неужели, ты этим думал Жданчика огорчить? Наивный. Похоже, Андрей Палыч только того и ждали… Номер, кнопка вызова, гудок… Еще один… Еще… В ответ – четыре буквы, ее голос дотронулся до его души, он даже почувствовал движения ее губ. Но что было в этом знакомом и далеком «алло», он так и не успел понять. Малиновский! Вернулся! С кофе! Черт! Бы его! Побрал!
Андрей поник и отключился. «А вдруг перезвонит сама?» - наивная надежда. «Ладно, значит, будет попытка номер 2. Обязательно перезвоню! Хотя, вдруг – не судьба?».
Рома понял, что он пришел не вовремя. Спрятал понимание за улыбкой:
- Держи свой кофе. Андрюш, ты без меня вообще бы пропал! Умер от скуки, безысходности, голода и жажды.
- Я скоро от твоей болтовни умру! – раздраженный голос. Плюс фирменный ждановский взгляд. И плескалось в нем что-то такое… И посчитать это что-то благодарностью смог бы разве что слепой бесчувственный чурбан. У Романа Дмитрича со зрением было все в порядке, с чувствами, вроде как, – тоже. Да и чурбаном его опреленно не назовешь (разве что фикусом - иногда). Потому верный друг и соратник, господин Малиновский, решил, что безопаснее сделать вид, что он так – мимо пробегал, кофе вот принес…
А Катерина в это время – изучала телефон. Она не верила, боялась, а где-то глубоко-глубоко – надеялась. «Да, он просто ошибся номером, потому и отключился. А может, это очередная жестокая шутка? Могла и Кира звонить с его телефона». Немного успокоилась, и сердце перестало выскакивать, поутихло. Но этот телефонный звонок разбудил в ней то, что она еле заставила уснуть. Да и не сон это был – так, полудрема.
История 2.
- Ну что, Жданыч? Пойдем, я тебя выгуляю, что ли, после тяжелого трудового дня! А то ты скоро забудешь нормальные человеческие лица, ведь жизнь твоя сейчас - сплошное производство. Ни свежего ветерка нового увлечения, ни радостного предвкушения приятного вечера в компании старого друга, ни песнопений под луной, - Малиновский, как всегда, пытался привлечь к себе внимание бывшего президента «Зималетто».
Можно даже сказать, что у него это получилось. Жданов отвел глаза от папочки, которую методично изучал уже битых полчаса и обратил внимание на своего неутомимого друга. Откуда только энергия берется? Спустили с высот на землю - минус второй этаж - а ему все нипочем. Глазки сверкают, игрушки на новом месте уже определил. Душа поет! А сердце плакать, похоже, не собирается. Да и вообще, дурной это тон. Вот и ждановское - не плачет. Так, ноет… Иногда.
Длинные сильные пальцы теребили, гладили папочку, нежно вели по краю, останавливались где-то ближе к центру, замирали, а потом - продолжали свое неспешное движение. И как папочке удалось остаться равнодушной? Непонятно!
- Ау, любезный, я могу и обидеться! Сколько можно меня, твоего лучшего друга, не замечать?
- Что, Малиновский?
- Повторенье - мать ученья. Для особо одаренных. Предлагаю сходить куда-нибудь, поужинать, людей посмотреть, себя показать. Ведь есть же что показать!!! Барышням понравится! В конце концов, если сам не хочешь, то хоть меня поддержи. Ну что за дела? Я так домой рано ехать не хочу!
- А ты позвони своей какой-нибудь красотке... и… закатись с ней - ну хоть куда.
Роман Дмитрич задумался, приложил пальчик к подбородку. Не помогло. Почесал затылок… И - на тебе - результат.
- Нет, не получится. Я теперь больше наядами увлекаюсь, а на примете пока никого нет. Да и новая жизнь начата. Всех моделей из сердца - вон, из записной книжки - тоже.
Жданчик лениво улыбнулся - совсем как раньше, у Ромео даже сердце защемило (неужто пробил этот панцирь, за которым прятался настоящий Андрей?):
- Ну ладно, только, чур, клуб выбираю я. Мы с тобой теперь простые менеджеры, так что и поедем в место попроще. А то я нашествия какой-нибудь Шестиковой не выдержу, - и лицо перекосилось даже.
Малиновский расцвел:
- Друг мой милый, да с тобой - куда угодно - хоть в тундру, хоть в Сахару, хоть на Соловки… Ой, пожалуй, на счет последнего - я погорячился. Выбирай - а я на все согласный!!!
И вот они здесь... Откуда-то приятно и ненавязчиво играет джаз, людей немного, а тем, что расположились за столиками, явно не до случайных посетителей.
- Хорошее место.
- Рад, что ты оценил. А знаешь, сколько подобных спокойных и замечательных мест в Москве!
- Малиновский, зачем мне знать? Ведь для этого есть ты, - Эх, вот это, Андрей Палыч, вы зря. Потому что сразу вспомнилось время, когда именно Малиновский подсказывал, где найти тихие ресторанчики… И не только.
Номер в отеле. Канун Нового Года. И она - рядом, котенок: мягкий, податливый, нежный, беззащитный, беззаветно любящий. И он - идиот, который вовремя не оценил, не понял, не остановил. Ваш поезд ушел, господин хороший…
Андрей достиг высот в мастерстве прятать свои мысли. Тем более - от лучшего друга - язвы и циника. Которого обедом и ужином не корми - дай позубоскалить. Ну что ж, мы это тоже умеем. Держись, Малиновский…
- Ромка, а ты никогда не думал о бессмысленности своей жизни?
Бывший вице-президент пил какой-то экзотический коктейль с удивительным названием «Поющая обезьянка лезет на дерево» (это название вызывало у нашего дон Жуана та-ки-е приятные ассоциации, он только вспомнить не мог, с чем). Вопрос Жданова заставил его закашляться. «Поющая обезьянка» расшалилась.
- А почему это я должен был об этом думать?
- Да ты сам посуди. У тебя цель в жизни есть? Нет… Разве что уложить в свою постель побольше красоток, купить машинку подороже (впрочем, сейчас это тебе не грозит). Да получить двойную порции картошечки с котлеткой, ведь морепродукты уже надоели. Ты же не любил никогда, не хотел создать семью, вырастить дерево, построить дом, родить сына.
Малиновский оскорбился:
- Вот рожать сына я бы точно не хотел. А что это ты меня перевоспитывать взялся? На себя бы посмотрел. Благодаря перетрубациям в компании хоть немного отошел. А то - Рыцарь Печального Образа, блин. Про смысл жизни мне рассказывает, - Роман завелся.
А Жданов не ошибся. Он знал, как отвлечь Малиновского от своей скромной персоны. Теперь тот битый час будет рассуждать о том, что все люди разные, и есть те, которым никакие дома, деревья, пирожки и поястоянство не нужны. Им - нужна свобода. Потому что только так они могут светить для себя и для других. Дарить радость и любовь - пусть даже всего одну ночь.
Андрей именно этого и хотел. Не вникать в знакомый монолог Казановы, слушать джаз, медленно потягивать джин с тоником, думать, вспоминать, мечтать. Впрочем, в том, что он мечтает, Жданов не желал признаваться даже себе. Ему больше нравилось считать, что он просто воспроизводит несуществующую реальность (формулировку придумал сам - звучит ведь посерьезней, чем «мечтает» - это уж совсем сказки для девиц).
Она сидит у него на коленях, а он гладит ее по волосам, по спине - никому не отдам, потому что в тебе - весь мой мир. Они - в машине, она по-детски трется о его плечо лбом и ласково целует в щеку. А он ведь даже не понимал насколько это трогательно и замечательно. Хотя - стоило посмотреть на себя в зеркало - его улыбка ему бы не солгала. А у Ромки в квартире... Ой, кажется, об этом лучше не вспоминать. А то тот же Ромка что-нибудь, да заметит.
- И вот этот человек называет мою жизнь бессмысленной. Да я же приношу радость - всем-всем-всем. У кого хочешь, спроси…
Жданову явно сейчас было не до радости, которую всем-всем-всем- дарит Малиновский (кстати, он мог бы и поспорить на этот счет). Потому что Андрей Палыч смотрел на входную дверь... И появилось ощущение, что это все когда-то уже было.
А пара, созерцанием которой был поглощен Жданов, похоже, не замечала никого. Легкая счастливая девушка (в полумраке ведь не видно глаз), сияющий, как начищенный медный пятак, молодой человек. И - не отрывает от нее взгляда, такого увлеченного, даже влюбленного взгляда. А она - почти купается в волнах его восхищения, кокетливо поворачивает головку, поднимает руку, что-то рассказывает, улыбается из-под опущенных ресниц.
Конечно, ресницы Жданов додумал сам. В полумраке ведь - не видно, а за очками - тем более. Хотя… это были уже другие очки. Да и вся она была - другая. Сначала он не понял, что же изменилось. Лицо? Волосы? Одежда? Все… И ничего. Он уже видел эту уверенность, женственность, мягкость. О, черт, он видел это, когда она верила, что он ее любит. Так неужели? Она влюблена в этого?
- Жданов, а ты куда, собственно, смотришь? - Ромка завертел головой, - знакомые какие-то?
«Малиновский ее не узнал. Ха, куда ему… Да кто же это с ней? Вот сейчас подойду и выясню! Все выясню! Она поговорит со мной, даже если этого не хочет. Что это? За талию приобнял, в глаза заглядывает… Так, Жданов, успокойся! Она, похоже, вычеркнула тебя из своей жизни, и неплохо, надо сказать, справляется. Ничего… извини, Кать, но я с тобой поговорю. Чего бы мне это не стоило».
- Э, Палыч, ты куда это? Барышня понравилась? Так это не повод к ней приставать. Она со спутником - видишь? Или ты поздороваться? - преданный друг был полон решимости не отпускать Жданова, пока не узнает, кто это. Нет, девушка, не поразила его воображение. Но что-то неуловимо знакомое он разглядел, и стало… любопытно.
- Малиновский, не притворяйся слепым. Это Катя, не видишь, что ли?
- Какая Катя?
- Катя… Пушкарева, - и мысленно: «Моя Катя».
Рома потрогал ждановский лоб:
- Брат, да у тебя, никак, жар. В постельку пора, микстурку и градусник в зубы. Блондинку под бок! Совсем плохой стал… Какая же это Пушкарева?
Но все же присмотрелся (насколько это было возможно) - парочка сидела за столиком неподалеку. Опредленно, похожа. НО! Эта девушка была симпатичной, а Пушкареву Ромео таковой назвать не мог бы даже под пытками. Однако… это была Екатерина Пушкарева. Малиновский даже рот приоткрыл от удивления. Это его, конечно, не украсило, зато развеселило Жданчика. Его удивила Ромкина реакция - почему он Катю не узнал? Она ведь не изменилась… почти.
А Роман Дмитрич был полон энергии:
- Жданов, ты к ним подойти хочешь, да? А знаешь, я с тобой! Пожалуй, мне есть, что сказать Екатерине Валерьевне, - и этот шут гороховый встал, поправил рубашечку… Его остановила неприкрытая угроза в голосе Андрея:
- Сядь! Я без тебя сейчас пойду, - он силой заставил Малиновского сесть, хоть тот и трепыхался, - и не устраивай тут театр, массовик-затейник. Я пойду один. Мне с Катей нужно поговорить и разобраться, что это за хмырь с ней сидит!
- Палыч, ты меня не удержишь. Или идем вместе, или никто не идет! - Малиновский закусил удила. Он не даст Жданову снова наступить на те же грабли.
Рома и сам не мог понять, почему так противится разговору Жданова с Катериной. Но точно знал: сейчас допустить его нельзя. Потому что будет только хуже (вот уж, кто бы мог подумать, пророк - Малиновский).
А Андрей знал, что не хочет, чтобы Катя вообще видела Малиновского. И что поговорить он хочет с ней, наедине, а еще - дотронуться, убедиться, что это - не сон… Но этот ее кавалер его явно раздражает… Что он так пялится?
Катерина пришла в этот клуб с Мишей… Ей не очень хотелось, но… Новая жизнь - это новая жизнь. Надо же с чего-то начинать? Почему бы и не с похода куда-нибудь с Мишей? Он ТАК на нее смотрел… А ей было приятно, радостно… И немного больно и стыдно от того, что ей хотелось видеть совсем не эти глаза… Другие. Два темных омута, тонуть в которых было и сладко, и горько, и страшно. Кате казалось, она никогда не выплывет.
Они зашли, сели за столик. Миша был внимателен, весел, предупредителен. Рассказывал о чем-то. А ей было немножко неуютно. Она слушала увлеченного Мишу вполуха… И чувствовала, что упустила что-то очень важное. Пару раз осмотрелась. Из знакомых - никого. Правда, света не достаточно, могла и не узнать кого-то. Но почему так неспокойно?
Екатерина сидела спиной к выходу, и не видела, как один мужчина тащил под руку второго, который даже пытался упираться.
Она вдруг, сама не понимая зачем, обернулась, но дверь уже закрылась.
История 3.
Ничего не бывает случайно и не вовремя.
(обычное наблюдение)
Это непросто, когда в голове – столько вопросов. И они кружатся в сумасшедшем хороводе, и мешают, и нервируют. А избавиться от них – нереально. Точнее, это можно сделать единственным способом – ответив. Но самому – невмоготу, а разобраться, посоветоваться, обсудить – не с кем.
Андрей сидел, подперев тяжелую от вопросов голову рукой, и думал. И не слишком радостными были его мысли. Хотя, если бы их могла подслушать Катерина… Кабы, кабы да кабы…
«Эх, Жданов, Жданов, опять тебе Малиновский малину испортил. Если бы не было рядом этого чуда, ты уже поговорил бы с ней. И появилась бы определенность. Ведь сколько можно гадать: любит – не любит, мстит – не мстит, быть - не быть … вместе нам, в конце концов? Так нет же… Да ладно, к лучшему все. Во-первых, представляю этот разговор – за спиной Ромео маячит, вместе с этим ее… кавалером. Откуда взялся только? Ладно, откуда бы ни взялся, лучше ему держаться подальше. Отодвиньтесь, сударь (что-то я церемонюсь), хоть сквозь землю провалитесь, место занято. А занято ли? Ведь ей явно скучно с ним не было (не видел Палыч Катерину с «сударем» в самолете – там она точно «не скучала» - прим. авт.). Она даже их с Малиновским не заметила».
Все же замечательно, что у каждого человека – есть обязанности, обязательства, работа. Вот и для Жданова – работа была последнее время просто спасением. Он что-то методично, даже с душой, организовывал, устраивал, улучшал. Малиновский только плечами пожимал да у виска крутил (когда Палыч не видел). А у бывшего президента «Зималетто» все горело в руках. И все получалось. Эх, где же ты, рвение такое, раньше было-то? Заглядывало бы в гости хоть иногда, не стал бы Жданов «бывшим». Но ведь лучше поздно, чем никогда?
А Кира периодически зазывала в «болото». К себе, то есть. Поужинать, винца выпить, разговоры поразговаривать. Жданов несколько раз даже соглашался. И вполне комфортно себя чувствовал (если не сравнивать), пока она не зажигала две свечи и не включала романтическую музыку. Как только он ловил в ее взгляде ожидание большего, он даже не пытался ей это «большее» дать. Просто уходил в себя. А на лбу табличка: «Вернусь не скоро. Просьба не беспокоить». Возвращался - и правда, не скоро, да и удивляет, что он вообще возвращался.
Иногда он соглашался на уговоры лепшего друга. Ездил на какие-то тусовки, танцевал, улыбался. И тот, кто не знал Андрея Жданова, даже считал, что он зажигал… Да видели бы вы, как он зажигает!!! 01 – ни сна, ни покоя не было, когда он зажигал. Вот и сегодня:
- Ну что, милый мой товарищ, куда-нибудь закатимся? – Малиновский совершил какой-то неописуемый пируэт, танцуя, подошел к Андрею и шепнул на ушко, - ведь нам та-а-к хорошо вдвоем! Эх, Жданов, до чего меня твоя свобода радует! Не надо мне теперь одному прозябать по бильярдным, клубам да ресторанам.
Жданов насторожился и отодвинулся:
- Неужели я что-то пропустил? Когда это ты был одинок? А как же девушки? Маша, Саша, Юля, Оля… Кто там еще? Извини, сил нет перечислять, разбитые сердца считать.
- В остроумии упражняешься? Ну, давай! Всегда к твоим услугам. Так что – едем? Андрюшка, давай, не пожалеешь, у меня на примете такие цыпочки! Пальчики оближешь, - Рома даже причмокнул в предвкушении.
А Жданов посмотрел на него изумленно. Как мало нужно человеку для счастья! Он не уставал поражаться Ромашкиной непритязательности. А вот ему… Да нет, не стоит об этом.
- Нет, Ром, я сегодня – пас.
- Работать, что ли, будешь?
- Отдыхать. Дома.
- С виски или как?
- Или как. Ты что забыл – я же в завязках, - это «в завязках» Жданов произнес так, что Малиновский не выдержал – расхохотался. Но не отступил:
- Что, будешь думу горькую думать о судьбе своей тяжкой или строить коварные планы по свержению великого и ужасного ВАЮ?
- Не угадал. Лягу спать. Знаешь ли, не каждый день хочется каких-то гуляний. Иногда возникает желание побыть дома, помолчать. Выспаться я, может, хочу. Понятно излагаю?
Рома покусал губки, как бы обдумывая, понятно ли Палыч излагает:
- Э-э-э, ну, не совсем, конечно. Но и я ведь не жираф… Понял, не пристаю… Пойду гулять один. Как кошка, то есть кот. Все, пока, Андрюшка! Я ретируюсь. Надеюсь, до дома тебя провожать не надо.
- Какая забота! Не надо, я уж как-нибудь сам.
Хлопнула дверь. Ромео виртуозно толкнул ее ногой. Да уж, сначала танцевальные па, теперь вот это. Хм… Но Андрею некогда было удивляться. Он спешил домой, сам не зная, почему и зачем. Сидеть и смотреть на огонь в камине? Уставиться в телевизор? Про сон - это сказка для Малиновского. Не хотел он спать, да и вообще сон последнее время не приносил забвения. Ему ничего не снилось. Как будто проваливался в темную дыру. И сквозь сон думал: почему же не снится ничего? А раньше она приходила ночью. Однако неизвестно, что лучше, ведь тогда просыпаться было больно.
Лифт. Дверь. Машина. Звонок. Телефон. Жданов, где твой телефон? Отец.
- Привет, Андрей, как ты?
- Нормально, пап.
- Что на работе?
- Знаешь, похоже, мне необходимо было попасть на производство, чтобы многое понять.
- Сын, я рад за тебя. Похоже, действительно тебе это на пользу. Только ты главное не упусти.
- Пап, ты о чем?
- О чем? Ты сам все знаешь и понимаешь, - Андрей уловил в словах отца мягкую полуулыбку, - У тебя все получится.
Ему не пришлось догадываться, о чем говорил отец. Да уж, странно, что он сказал это только сейчас. Ведь заметил-то определенно раньше. Что ж, спасибо, па. Самое время сделать один звонок. Контрольный (ха-ха). Без лишних мыслей по поводу правильно ли - неправильно, хорошо зная - зачем.
- ЕленСанна, добрый вечер! Я понимаю, что вы не хотите меня слышать… Да, Катя все подписала. Мне она не для того нужна… Не из-за работы. Не кладите трубку, я вас умоляю…
И столько в его голосе было спокойной уверенности и какой-то даже обреченности, что ЕленСанна, мать обиженной дочери, не только выслушала его, но и сказала, где Катя сейчас. Правда, умолчала о том, с кем…
А Жданов даже не спрашивал у себя, что Катя делает в ресторане, почему, она там. Какая разница, ведь главное, что он знает, где ее искать. И он ее увидит. Скоро. Очень скоро. Их разделяют какие-то 15 минут… Он здесь бывал раньше. Тихо, спокойно, по-домашнему. Лишь вошел, и увидел ее.
Миша пригласил, она - согласилась. Как просто. Огромный букет. Как приятно. Внимание - как чудесно. Чего-то, правда, не хватает… «Пушкарева, прекрати, не хватает ей чего-то. Дневничок почитай. Вспомни, как это, когда всего хватает, сердце замирает, ноги подкашиваются. И чем закончилась твоя «история любви» - тоже вспомни».
Он делился планами, она увлеченно кивала, периодически бросая реплики. Миша потянулся к Катиной руке. И ненавязчиво так положил на нее свою. (Знал бы он, чем ему это угрожает).
- Знаешь, мне кажется, я знаю тебя очень давно.
Смущенная улыбка - вместо ответа.
- Ты так хорошо улыбаешься. Мне нравится на тебя смотреть, когда ты улыбаешься. И когда не улыбаешься - тоже.
… Ну конечно, она была не одна. С ней - все тот же. Знакомые все лица. Хоть не Зорькин - и на том спасибо. Да нет, уж лучше бы Зорькин.
Остановился, наблюдая. Воркуют, голубки. На секунду он пожалел, обо всех вечерах, проведенных без нее, о скучных холодных ночах, пустых, наполненных суматохой, днях. Вспомнил ее прохладную нежную руку на своем лбу, лепестки пальцев в своих реках, такой родной запах чистой кожи. «Стоп. Вот если, Жданов, ты будешь продолжать в том же духе, тебе только и останется, что вспоминать. Потому что ее у тебя украдет этот… С улыбкой приклеенной. Если еще не успел». Что ж, придется прервать их беседу. И, надо сказать, сделает он это с превеликим удовольствием. Извините, господин хороший. Губы Жданова растянулись в улыбке. Так он улыбался обычно перед тем, как ввязаться в драку. Но сегодня у него - другие планы.
Посмотрел на нее - и черты лица смягчились…
Катерина заметила тень, подняла глаза… А ведь она ожидала чего-то такого. Может быть, поэтому, почти не удивилась. Во все глаза смотрела на Андрея, а мозг фиксировал детали: «Осунулся немного. Побрит. Трезв. Что он здесь делает? Зачем я ему, и откуда он узнал, где меня искать?» Она сделала вид, что забыла - если Жданову что-то действительно нужно, он сделает все, чтобы это «что-то» получить. Похоже, в этот раз ему было «нужно», и мама не устояла.
- Привет, Кать. (Схватить, прижать…)
- Добрый вечер, Андрей… Палыч. Чему обязана? (Г-ди, дай сил!)
А Миша ничего не понимал. Вот уж кому можно было посочувствовать. Тем более, ему никто ничего не собирался, похоже, объяснять. Оставалось только наблюдать.
- Кать, нам надо поговорить. (Целовать - лоб, щеки, губы, шею...)
- Не о чем, да и ни к чему это. Говорили уже. Хватит. (Ничего нового я все равно не услышу).
- Давай отойдем. Это важно. (Что может быть важнее? Если я сейчас до тебя не дотронусь, я с ума сойду).
- Я занята. Между прочим, мы разговаривали. (Зачем? Опять! Сначала! Я не могу так больше).
- Вижу. Но это действительно важно. (И если ты сейчас не уйдешь со мной, я… ).
Миша не выдержал. Да что это? Да кто это? Что ему надо?
- Вы что не слышите? Девушка не хочет с вами разговаривать!
А Жданов как будто оглох, даже глаз от нее не отвел.
- Вас не спрашивают, молодой человек. (Не лез бы ты).
- Миша, не вмешивайся, пожалуйста. Я сама разберусь. (А еще лучше… уйди).
В этот раз они были поразительно единодушны.
- Кать, пойдем, - и протянул руку. (Я тебя все равно уведу).
- Я. Никуда. С вами. Не пойду. (И попробуй мене заставить).
- Ну ладно, значит, будем здесь разговаривать. (Твой красавчик меня не остановит).
Миша не понимал… Вообще ничего. Но чувствовал, что Катю он потерял. Нет, не так! Он потерял надежду на то, что она будет с ним. Хрупкое стеклышко мечты разбилось.
Андрей не собирался отступать. Он уже присел к ним за столик. И его не остановило даже гневное:
- Уйдите, наконец! Я не хочу и не могу вас видеть. Что вам еще надо? (Неужели тебе мало? Почему, для чего ты здесь)?
А он ответил очень просто:
- Ты… Мне ты нужна. И все… Я люблю тебя, Кать. (Люблю, хочу, не могу… без тебя). Могу повторить сто раз, хочешь? При всех, - он улыбался. Улыбался так, что всю душу ей переворачивал, - Нет, ты мне можешь не верить, конечно. Но от этого ничего не изменится. Вот вы, молодой человек, верите, что я ее люблю?
Миша не верил, он - видел. Сам любил - потому не мог обманываться, делать вид, что не заметил. Но самое печальное - он видел и то, что она тоже любит. Слепой бы увидел.
Он не сказал ничего, просто встал и ушел. А они - и не заметили даже.
Катя, как завороженная, смотрела на Андрея. А он… Он понял все про них. Не ошибся он в ней, в ее чувствах. Получил безмолвные ответы на главные свои вопросы. И знал, что теперь все станет на свои места. Но ему было необходимо еще одно, маленькое подтверждение.
- Кать, посмотри на меня, - попросил тихонько.
А она ведь и так глаз от него не отводила.
- Ты меня любишь, - нет, он не спрашивал, он помогал ей это сказать. Да и ответ ему был не нужен. Только ее любовь… Навсегда.
Они ждали, и готовились, но когда ЭТО началось, оказалось, что готова только она. Да и то – не полностью. Потому что – очень страшно, да так страшно, что иногда забываешь о том, что и больно тоже. К тому же, сначала не боль даже чувствуешь, а изумление…
Началось.
Ночью… Тихо-мирно спали и…вот.
Хотя, надо ли скрывать? Он весь последний месяц спокойно спать не мог. Проснется, посмотрит на свою радость, ласточку свою, свое сокровище, счастье свое… Все ли нормально? (Странно, раньше он за собой такого не замечал). Спит спокойно. Ну тогда и ему можно. Осторожно обнимет ее, легонько прижмет к себе. Да нет, не ее уже. Их…Самых близких, самых родных.
- Жданов, а что это с тобой? Ты сегодня – прям конкурент солнцу. Нет, я, конечно, привык к твоей сияющей физии, но не до такой же степени! Пожалей мои глаза. Никакие темные очки не помогут, - Малиновский картинно сделал руку козырьком, как бы закрываясь.
Изогнутая бровь, и:
- Завидуешь, Малиновский?
- Да нет, что ты… Нам, ветреным да безалаберным, не понять тихого семейного счастья, - прозвучало это как-то неуверенно. Рома, похоже, и сам себе не поверил. Но привычно улыбнулся, - Так поделишься радостью? Давай угадаю… Выгодный контракт! 25 поцелуев вместо 20 от Екатерины свет Валерьевны! Внеплановый отпуск! Или… что?
Андрей расплылся в улыбке. Солнечной, немножко недоверчивой, улыбке. Малиновский почти ослеп. Сощурился и заявил:
- Ну, Жданов, не томи. Ты же лопнешь сейчас, я ль тебя не знаю? Что за новость? Расскажи своему лучшему другу, а?
Жданов набрал воздуха побольше и по-мальчишески выпалил:
- У нас будет ребенок! Я Катю в больницу возил. Подтвердили, - он говорил, и ему было страшно, а вдруг это шутка?
Секунд 10 Роман Дмитрич молчал. Потом трагически всхлипнул:
- Ну, все, потерял я друга – окончательно и бесповоротно, - голос стал серьезным, и даже торжественным, - Андрюха, я тебя поздравляю!
Началось… Катерина заворочалась, открыла глаза.
Тик-так, тик-так… 04.30 .
Рано еще, а спать уже не хочется. Осторожно встала. Чаю выпить, что ли? Самое время. Улыбнулась своим мыслям, обхватила рукой живот (ну как ты, там, лапулечка?), прошла на кухню. Тихо шипел чайник, неспешно текли мысли, слегка тянуло внизу живота. А… вдруг, уже?
Сколько книг было прочитано, на скольких занятиях они побывали! Их учили, готовили, предупреждали, им подробно рассказывали, как это должно и может быть. Она еще смеялась над Андреем, который все воспринимал очень, очень серьезно: «Дорогой, ты будешь примерным папочкой». Но вот теперь она не понимает – уже или еще нет? Заварила чай, достала лимон.
- Давай я, - полусонный голос.
Она – шепотом:
- Ты почему проснулся?
Смешок, а карие глаза смотрят очень внимательно, пытаясь понять: уже или еще нет?
- Ты сама знаешь. Как ты?
Заботливо поправил прядку волос – она постоянно падала ей на глаза. Подошел, обнял. Когда-то ему мешал живот прижимать ее к себе так, как он привык – крепко-крепко. Теперь он не представлял, как он ее будет обнимать, когда эта выпуклая часть ее (или их?) превратится в маленький пищащий комочек.
Она удобно устроилась в его руках.
- Нормально все. Просто как-то… странно.
- Думаешь, уже?
- Не знаю, не похоже…Хотя, я ведь не представляю, как это.
Андрей слегка отодвинул ее, заглянул в глаза. Как всегда, увидел в них нежность и трогательность, но боли не было. Тихонько спросил:
- Ну что - будешь чай свой пить, или врачу позвонить?
- Чай пить. Звонить рано еще. И вообще – ночь, да и не чувствую я ничего такого. Иди, ложись.
- Нет, Екатерина Валерьевна, так легко вы от меня не отделаетесь. Мужа, значит, в кровать отправляешь, а с малышом тут что, секретничать будете?
- Ну, хочешь, с нами оставайся, - уговорил, мол.
- А куда я от вас денусь? И хотел бы – да не смогу, но главное - не хочу! - внезапно стал очень серьезным, - Ты мне веришь?
Он еще спрашивает. Если бы не верила, разве сидела бы с ним вместе, то ли утром, то ли ночью, на кухне. Пила бы разве чай с лимоном? Обнимала живот? И размышляла бы – уже или… еще?
Тик-так, тик-так… 06.30.
Он ходил из угла в угол. Получалось всего 7 шагов. 7 туда и 7 – назад. 14, 21, 28… Он ждал. Что может быть хуже ожидания, когда не знаешь, как там она, что там с ней. Звонок. Нервно достал телефон. Катины родители.
- Андрюш, ну что там?
- Не знаю, ЕленСанна. Ее увели 40 минут назад. И ничего пока.
С боем к трубке прорвался Валерий Сергеевич … Рядом сопел Зорькин:
- Мы приедем сейчас.
Кошмар, какой. Андрей представил, как мерить шагами (всего 7) небольшое помещение будет еще кто-то. И как Пушкарев - старший всех врачей подряд будет за руки хватать, вопрошая, что с его дочерью.
- Нет! Не надо! Дайте трубку ЕленСанне… Слышите, не нужно приезжать. К ней все равно не пустят, а я вам, как только... так сразу и позвоню. - Не волнуйся, Андрюш. Не будем мы ехать, разве не понимаю я? Отца там только с Колей не хватало.
Жданову полегчало даже… Он не то, что не хотел тестя увидеть на пару с другом семьи Николаем Зорькиным. Всегда рады. Ну ладно, почти всегда. Но не сейчас… Когда он так напряженно ждет.
Секунды отсчитывались очень медленно, почему-то казалось, что они ползут. Стоит ли тогда говорить о минутах…
… - Кать, а ты кого больше хочешь? - он улыбался, а у нее от его «Кать» мурашки по коже бегали. Всегда. Иногда это, между прочим, было неудобно.
Этот разговор, конечно же, был обычной игрой. Потому что он лучше всех знал, что она просто хочет ребенка от него. И не столь важно, кто родится - мальчик или девочка. Она немного сощурилась и авторитетно заявила:
- Если родится мальчик, и он будет такой же обаятельный, черноглазый и… энергичный, как его папа, - легонько хлопнула его по руке, - боюсь, что я не справлюсь. И потом, вы будете вместе ходить на футбол, на рыбалку, а я? Останусь, одинока, позаброшена…
- А если родится девочка, и она сможет из меня веревки вить, как ее мама, и смотреть такими же глазищами, и вы будете секретничать, и ходить вместе по своим женским делам, а я? Буду грустить - одинок, позаброшен, - он ее дразнил, - Выход один - рожать двойняшек: и мальчика, и девочку. Никому не обидно, и все при деле.
Она рассмеялась, обняла его и прошептала на ушко:
- Какой вы умный, господин Жданов. Не вам ведь быть беременным, а потом - рожать.
Но Андрею явно понравилась эта идея. Он протянул мечтательно:
- Кать, это же идеальный вариант. Ты подумай, а уж я постараюсь…
А теперь он боится и ждет, и радуется, и надеется, и подгоняет время. И ходит. Туда (7 шагов). Обратно (и снова 7). Посмотрел на часы. Всего 30 минут прошло, а ему казалось, раз в пять больше. «Ну что ты, как мальчишка, Жданов, успокойся. Она справится, она же сильная, твоя маленькая замечательная девочка». Сначала он хотел присутствовать при родах, помогать ей. Но Катерина была против, она даже испугалась:
- Ты что? Не надо…
А он понял: она права. Разве он сможет на это смотреть спокойно? Как ей будет больно, как она… (бог мой) будет рожать? В лучшем случае он помешает врачам работать своими криками: «Да сделайте же хоть что-нибудь!!!». В худшем - от страха за нее - хлопнется в обморок, как барышня.
Тик-так, тик-так… 07.20
Если бы кто посчитал, сколько Андрей намотал километров за это время… Остановился, присел, запустил руки в волосы, через минуту достал телефон.
- Малиновский!
Тот еще спал - ну конечно, на работу-то к 9.00.
- Брат, ты не мог ну хоть на полчасика позже позвонить? - однако, понял, что ворчать не время, - Что случилось?
- Я в роддоме.
Ромка с утра всегда плохо соображал, но в этот день решил Жданова удивить.
- Как… Что… Уже?
- Я ничего не знаю, мне кажется, скоро двинусь. Когда это закончится?
- Может, тебе прогуляться пойти? Все равно ведь ничем не поможешь?
Роман Дмитрич понял, что сглупил, когда услышал в телефонной трубке рык:
- Ты что - идиот? Я прогуливаться буду, пока Катя рожает?
Малиновский покаялся:
- Хочешь, я приеду?
Жданов прикинул, выдержит ли он общество лучшего друга, и решил, что свое - точно больше не выдержит.
- Приезжай.
Роман добрался в рекордные сроки:
- Палыч, да не бегай ты. У меня уже голова от твоих хождений… по мукам кружится.
- Да. Вот и Катя говорит, что дурацкая привычка, - так и не остановился.
Хм, случай, конечно, тяжелый, и пациент скорее мертв, чем жив. Это понимаешь, стоит лишь глянуть в эти полубезумные глаза. Малиновский смотрел на Жданова и представлял, что когда-то и он будет сидеть вот так в роддоме и ждать. Где-то глубоко в душе, он очень надеялся, что будет.
- Да успокойся ты, и сядь. Кофе хочешь?
- Отстань от меня со своим дурацким кофе. Она там рожает, а я буду кофе пить, да?
Малиновскому стало смешно. И, правда, как же так?
- А Катины родители?
Жданов махнул рукой:
- Слава богу, моя теща - человек здравый… Они дома ждут.
Так они и коротали время. А оно как будто начало течь быстрее. Совсем чуть-чуть…
Андрей выпалил:
- Кстати, я не помню, говорил ли. Но тебе ребенка крестить.
Вот этого Ромка точно не ожидал. Что Катерина, которая была с ним довольно-таки холодна с тех пор, согласится на его роль крестного отца.
- А…
- Между прочим, отказываться не принято.
- Да я и не собирался. А Катя? Она согласна?
Жданов хмыкнул:
- Она и предложила. Сам знаешь, я бы об этом и не заикнулся. Она сказала, что если родится девочка, то такой крестный уж точно в обиду ее не даст, а если мальчик - он тебя оценит, особенно в подростковом возрасте, когда девочками начнет интересоваться.
Малиновский ушам своим не верил.
Но ему стало так тепло и радостно… А ведь он сам от себя такого не ожидал.
Катерина тоже не контролировала время. Она жила от одного приступа боли - до другого. В промежутках - замечала действительность, смотрела на врача и акушерку, которые были рядом. Они как-то странно переглядывались. Как будто у них Отношения…
«У, ч-черт, Пушкарева, какие отношения… Делай свое дело. Дыши, дыши, слушай, что говорят. Ну, Жданов, получишь ты у меня».
«Какие идиотские цветочки на обоях… Розовые вместе с голубыми. Это что, чтобы никого не обидеть?»
«Тужься! Я и тужусь, а что я делаю, по-вашему? Как не туда? Да понимаю я, что через рот ребенка не родишь. Но не понимаю, как по-другому…».
«Как хочется спать… спать… спать…»
«Пос-лед-ний раз, говорите? Хорошо, я постараюсь, честно. Жданов, подлец, я… Да я месяц с тобой разговаривать не буду. А-а-а-а. Как это? Что? Куда?».
Минута темноты.
- Смотри, кто?
Спрашивают… Да какая разница, кто.
Послушно открыла глаза. Видит крохотное розовое, даже скорее, красное тельце… Очень-очень маленькое.
- Мамочка ну, смотри же, кто у тебя?
Выдохнула:
- Девочка, - и более уверенно, - Девочка!
Увидела, как с ее малышкой что-то сделали, а потом - положили ей на живот. А у Катерины руки дрожали, и девочка была скользкой, и страшно было, что… доченька? Упадет. Наверное, она улыбалась и плакала…
Тик-так, тик-так… 9.00
- Папочка, у вас - девочка. Три двести. Красотулечка, - акушерка улыбнулась, - можете пройти.
А ноги не гнулись, и мыслей не было никаких. Вообще. В голове - пусто. Он стоял и смотрел… На два своих сокровища. Светящееся усталое лицо, спутанные волосы, малышка (дочурка? Да, доченька…) на руках. Крохотный теплый комочек, их продолжение, их любовь..
_________________ Добро всегда побеждает зло. Поэтому, тот кто победил и есть добро.
|