…….Удивлена? Шокирована? Растеряна? Какое-то пугающее спокойствие разлилось по телу ,когда она увидела его в проеме своей двери. Много прошло времени, старые раны уже не кровоточили. С тем же спокойствием к ней пришло и понимание того, что должно было случиться. Словно ее оперативная система переработала сразу всю эту бездну информации и выдала ей ответ, или впервые проснулась женская интуиция? Впрочем, разве это не такая же оперативная система? может только работает быстрее.
Только не смотреть долго в эти больные глаза, не обращать внимания на сеть морщинок на лбу, не гадать, сколько же ему пришлось пережить за последние месяцы. Не думать, не думать. Он не нужен ей, она не нужна ему, это просто наваждение, Он не может ее любить. Она видела сотни фотографий в журналах его с другой, веселого, довольного и вот он… Здесь? Здесь…Он только принесет ей лишнюю боль. Это неизбежно. Еще большую боль, чем раньше, если она опять ему поверит… Так нельзя. Дважды в одну и ту же воду. Однажды она уже поверила. « Где настоящий отчет, Кать?»… Третьего не дано. Жестоко это?
Но у него есть то, что ей сейчас стало дороже, чем он сам… Конечно, дороже!
И главное, как вовремя! Теперь она точно знает, что уедет, и никто никогда не догадается, никто не узнает, кто с ней был.
И у нее будет долгие две недели, чтобы удостовериться, чтобы собраться, чтобы забыться и запомнить все …Две недели, четырнадцать дней, триста тридцать шесть часов, двадцать тысяч сто шестьдесят минут….
Она отошла то двери и пропустила его в комнату…..
- Кать…
Колька?
- Пушкарева, хорош придуриваться, у тебя ресницы дрожат. Ушел он, ушел…
- Куда?
О, Господи, ну зачем ей это знать?
- За врачом…Ты уже тут минут двадцать валяешься…
Открыть глаза… Кабинет? Директорский? Наверное, почти как в Москве……:
- А как я здесь оказалась?
- Президент доставили, лично. – Колька вздохнул и выпалил :- Морду не бей сразу, ладно? Он, похоже, все еще в тебя влюблен…
- Коля… - взмолилась она. - Уведи меня отсюда, пожалуйста…
- Ты уверена? Голова не кружится?
- Коль, ты идиот? Ты не понимаешь?
- Да все я понимаю…- Пока Катя, судорожно сжимая раскалывающиеся виски , пыталась встать, Николай вышел из кабинета и оглядел коридор:
- Чисто.. Пошли.- Себя в охапу и бежать!
- Э…Катерина Валерьевна..
- Ну что еще? – бежать, скорее, Господи, скорее! Колька…
- Во-первых, вы забыли пакеты…
- Да черт с ними! - Я больше никогда сюда не приду…
- А как же жизненно необходимое платье для вечера?
- Коля! - опять взмолилась она.
- А я их и оплатить успел, между прочим. - Коля демонстративно вернулся и забрал ее покупки.
- Ну, теперь пошли?
- Э…Кать…
- Коля, я сейчас набью тебе морду!
- Лучше застегнись…- ехидно улыбнулся Колька.
- Ты о чем? - уточнила Катя.
- О блузке.
- Он что меня видел в таком виде? – расстегнутой на все пуговицы?…но…она была в платье, а потом…
- Собственно, он на тебя ее надел…Ты бы видела, как он ломанулся, когда ты рухнула..… Быстрее, чем я…Видимо, имеет опыт по выведению тебя из подобных состояний, а Пушкарева? – съехидничал Коля, когда они вышли из магазина.
- О, Господи! – бежать, быстрее, в машину и домой! Домой!
- А что вы так смущаетесь, Катерина Валерьевна? - с пафосом в голосе спросил Николай- Само существование одного молодого человека убеждает меня в том, что он не открыл для себя ничего нового…
- Коля…- с угрозой в голосе ответила Катя, садясь за руль и заводя машину, - Я таки набью тебе морду!
- А я еще не верил, что ты грохнулась от первого поцелуя…
- Коля…
- Нет, ты мне лучше просто объясни, как я мог ни разу в жизни не попытаться к тебе по приставать?
- Коля…
- Мне просто нет прощения, ты такая.….
- Коля…
- Да не гони ты так, Пушкарева…- успокоил ее Колька. - Питер –город не маленький…Считай, что оторвались..
- Коля…
- За рулем, между прочим, реветь запрещено.
Правильно, за рулем запрещено, а вот, закрывшись в номере, спрятавшись ото всех, можно не только реветь…Можно еще вспомнить… Зачем? Зачем, Господи? Ну, ведь не вспоминала, не думала, даже не мечтала…Почти. Кроме тех моментов, когда целовала Даньку на ночь…
Даньку?
- Мама? Мамочка? Как вы там? Как дела? - голос звенит, но это не от слез…
- Катенька…да все в порядке.
- А что запыхалась? - которые просто ручьем текут, но это…
- Из ванной бежала.
- Почему? – это просто соринка, это другой раствор для линз, это…
- Отмывала Даньку и Дусю.
- От чего? – это просто я…
- От зеленки… Я ему утром рассказывала, как ты и Колька ветрянкой болели, помнишь? И ведь нашел место, где она стоит… себе размалевал лоб, ручки, а кошка вся…даже усы и хвост…
- Мамочка…- я переоценила себя…
- Ты там как, Катюш? Когда возвращаетесь? Как планировали?
- И даже раньше…- я не могу даже воздухом с тобой одним дышать…
- Ой, хорошо. Данька просит тебя «цем».- я не смогу тебе сказать…
- И его… тысячу раз. Я так соскучилась за вами…
- И мы, Катенька, ну до встречи…- и не скажу.
Я никогда тебе не скажу, слышишь?
Только не думай, что я тебе мщу.
Я тебе простила, правда.
Еще даже до того, как увидела тебя у двери.
Я тебя не знаю..не знаю…и видеть тебя больше не захочу…никогда…тебя…тебя...тебя…просто уткнуться в подушку.. завернуться в одеяло, а потом.. полотенце на глаза со льдом.. и очки вместо линз… и на вечерний прием…Анри жестоко подводить из-за собственной глупости…а потом домой…Я тебя вычеркнула из своей жизни…домой…
Топать за руку с сыном по дороге, вымощенной желтым кирпичом.
Они как раз уснули вчера на маковом поле.
Вместе с Львом и Тотошкой.
Завтра…
« Он, похоже, в тебя еще влюблен…»
«Кать… Катюш… Да что же это? Катенька, ну очнись же! Кать…»
Часть пятая. Лед.
Лед на глаза и линзы прекрасно скрадывают близорукость, а золотистые тени – легкую припухлость век, а вместе с персиковым платьем надета абсолютная уверенность в себе. Последний штрих - розовый блеск на губы и готова. Безукоризненный калькулятор в нарядной упаковке.
Что ты вы, язвите, Катрин… Анри, в отличии от некоторых, никогда не считал вас калькулятором в юбке.
И что с того? Суть не меняется.
Домой хочу…Домой!
Быть запыхавшейся счастливой мамой в джинсах и футболке и носиться по саду с сыном.
Вечеринка во французском консульстве не могла обойтись без сына блистательного дипломата Анри Дюбуа, а он не мог не воспользоваться такой возможностью возобновить старые связи и напомнить о себе, тем более, что после появления в его жизни одной очаровательной русской, он был просто влюблен заодно и в эту страну. Страна в сознании успешного европейца все еще казалась дикой, будоражимой катаклизмами, революциями и призраками прошлого, но сотрудничать с ее бизнесменами было делом перспективным и отнюдь не рискованным. Это ему нравилось. Сегодня у него была вероятность обговорить одно очень заманчивое дельце. Все должно было пойти, «как по маслу», так, кажется, говорят русские? Нужно будет уточнить у Катрин…Открыть магазин одежды русского дизайнера в Париже, эпицентре мод и тенденций, это горячит кровь… Как и эта женщина… Как всегда великолепна! Неприступна, но ведь не ледышка. Растает в его руках, как воск растает от огня…
Где же она? Она же всегда пунктуальна…
Анри взглянул на часы и боковым зрением увидел, как она входит в залу в компании своего кузена. А вот и его компаньон. Как всегда, во время.
- Коля! - вцепилась Катя в рукав Зорькина.
- Что?
- Посмотри…Это…- испуганный взгляд в противоположный конец зала.
- Ну, Жданов. Жив, здоров. Похудел, похоже, после нашей последней встречи, не находишь?
- Похоже, у меня теперь есть полное моральное право двинуть тебе в морду! – прошипела Катя.
- А у него есть моральное право узнать, что его сын сегодня выкрасил себя и Дусю зеленкой, разбил дедову чашку и потом час добровольно простоял в углу, - склонившись к самому уху, парировал удар Николай.
- А у мадмуазель Эльзы есть полное моральное право узнать о существовании мадам Беатрис, а мадам Беатрис просто обязана увидеть фотографию Клочковой в верхнем ящике твоего стола…- Ласково пропела ему Катюша.
- Ты что рыскала в моем ящике? - вытаращил глаза Колька.
- А думаешь, чтобы узнать это, мне нужно было «рыскать»? – ослепительно, по-девичьи улыбнулась она.
- Это был удар под дых, Пушкарева! – расхохотался Коля. - Только не вздумай падать в обморок! Второй раз за день моя бедная психика не выдержит!
- За что мне это?
- За воровство, дорогая. Наклей улыбку, к нам идет Анри.
Анри всегда удивляла странная зависимость его сотрудницы, а за одно и «владычицы грез», от своего кузена. Иногда они не виделись днями. Потом, при встречи, ругались, подчас, говоря друг другу жуткие вещи, но никто не обижался. А чаще они не расставались неделями. Он бы решил, что у них « роман», если бы не знал о родственных связях и не слышал пару раз подробных отчетов Николя о своих любовных победах, которые он рассказывал ей за обедами. Впрочем, в нашем мире, кого бы это удивило? Главное, что он был единственным его соперником.
Вот и сейчас, снова вместе, держит его под руку, быстрые взгляды, неспешный разговор…
Нет, определенно, эта женщина создана для него. Какая осанка! А глаза? Горят, как факелы в темную ночь. Как же они загорятся от любви?
Анри Дюбуа считал себя очень терпеливым человеком. Проницательным и хитрым. Ловким и коварным.
Женщины сочли бы его идеальным мужчиной.
Главным своим завоеванием он считал то, что он нашел контакт с ее сыном. Вот, где фитилек, нужно просто его вовремя поджечь…
Мужчина, который шел рядом с ним уже давно перестал считать себя идеальным. Он никогда не считал себя проницательным, а уж тем более хитрым. Ловкость и коварство ему были не нужны.
Женщины и так млели.
Зачем ему фитиль? Лед вскипает от взгляда.
- Моя дорогая Катрин, позвольте вам представить. Андрей Жданов, мой будущий деловой партнер. Моя очаровательна помощница.
- Добрый вечер… Катрин.
Вцепиться в Колькину руку левой, застывшей, как лед. Протянуть правую, теплую. Не огонь. Огонь спрятан глубоко-глубоко. Дистония. Улыбнуться. Вдохнуть, выдохнуть. Большим пальцем по запястью…Неужели он со всеми так здоровается?
- …Добрый вечер.
История шестая. Пламя.
Пропала… Еще минуту назад передвигалась между гостями, вцепившись в Зорькина, а теперь он стоит один. В руке бокал, вид задумчивый. Нелепый мальчишка остался в прошлом…
Куда ты опять пропала?
Нет… ни в другой комнате, ни в холле… Опять сбежала? Чего же ты так боишься? Глупый котенок.
Думаешь, я могу тебя забыть? Наверное, мог бы. Но - не хочу.
Не хочу…Ты –самое светлое, что у меня было. Моя победа, мое поражение. Моя боль, моя мечта. Моя.
По лестнице, в сад. Мрачные дубы, тоненькие березки… Сирень скоро зацветет. И воздух, влажный, тягучий. Питерский…Все к черту. Малина опять будет внушать днями, что ты меня не любишь, ты- наваждение, ты- такая как все.
И пусть.
Я просто не могу тебя забыть.
Не хочу…
Не верю.
Ты не могла забыть. Кто-то другой – мог бы. Не ты.
Чуть теплая ладошка в руке и холод в глазах. Обмануть хочешь? Не выйдет. Ты не способна на подлость, ты не умеешь обманывать.
Сможешь простить? Сможешь…твоего сердца хватит на двоих.
Где ты?
Не верю…
Ты не могла забыть…
Где ты?
За поворотом аллейки, на лавочке, обхватив плечи в закатном сумраке…
- Привет.
Сел рядом. Знала, что приду? Взгляд в одну точку. Не обернулась, ни дрогнула… Только плечи опустились еще ниже… Ты устала, да? Тебе плохо, но почему?
- …Привет.
- Красивое платье.
- Спасибо.
- Тебе идет.
- Я уже слышала.
- Тебе опять стало плохо?
- Там просто душно.
- Ясно.
Не верю…Села прямо и руки на коленки…Вопрос глупый. Бестактный. Я должен знать. Я должен знать о тебе все.
- Анри… у тебя с ним что-то есть?
- Это имеет значение?
- Я хочу знать.
- Я не хочу отвечать.
Не верю…
- Не хочешь прогуляться?
- Я гуляю.
- А по улицам?
- Нет.
Не верю..
- Как ты живешь?
- Все в порядке.
- У меня тоже.
- Я знаю.
Не верю…Знаешь?
- Я тебя искал.
- Зачем?
- А зачем ты сбежала?
Провела, увернувшись в халат. Чмокнула в щеку, словно… И пропала.
- Пожалуйста, давай уйдем отсюда.
- Я не могу.
- Кать…
- Прости, я не могу…
Не хочешь?
Просто накрыть твою руку своей рукой, а потом вверх, едва касаясь пальцами… до плеча, по шее… и рука привычно ложится на затылок, а твое лицо уже так близко и в нем - целый мир… и другого не нужно..
- Не нужно…
- Я тебя люблю…
Так близко…Зачем ты так пристально вглядываешься? Зачем? Не важно…
Встаешь, пытаешься уйти? Ну, нет.
Не сегодня.
Сегодня ты не уйдешь…
Рука еще мгновение просто лежащая на ее затылке, притянет лицо ближе, а она упрется руками в его грудь и задохнется от перестука сердца..
Взмах ресниц, и его губы накроют ее…
Тихий стон, и руки обхватят шею…
Она уйдет…
С ним….
И Колька выругается, наблюдая эту сцену через окно.
Но ничего не скажет ей утром в аэропорту.
Они будут молчать всю дорогу.
Она уткнется в журнал.
Он - в окно.
Андрей проснется один. Усмехнется. Почти привычка.
Засыпать счастливым, проснуться от холода.
Сгорает в его пламени и снова замораживает все в лед.
Зачем?
Не верит.
Любит, но не верит?
Не любит, не верит, но стала похожа на остальных, которым все равно кто?
Не поверит…
По крайней мере, он знает, где ее теперь искать.
История 7. Межсезонье.
Циклон, побродив по Средиземноморью, обрушил на маленький городок на берегу моря проливные дожди. Дуся, возмущенно фыркнув на подобное безобразие, перебралась в плетеную корзинку, стоящую в кладовке. Воробьи оккупировали скворечник и уже не будили Катю по утрам радостным чириканьем. Она просыпалась и засыпала под заунывную мелодию дождя.
По дороге, вымощенной желтым кирпичом, теперь уже маршировали деревянные солдаты Урфина Джюса. Данька готовился к обороне Изумрудного города. Вокруг Дусиного лукошка из кубиков была выстроена крепостная стена. В кладовку перебрался весь автопарк. «Блик» занял почетное место у «озера» в виде голубой миски, в которую бабуля любила собирать яблоки и груши, на случай прорыва обороны противником для отступления. Между кладовой и кухней была проложена железная дорога. Паровозик, периодически прорывал блокаду и доставлял обороняющимся ватрушки и конфеты. На конфеты Дуся смотрела скрептически, а Данька – старался, чтобы этот вид провианта, явно относящийся к скоропортящимся продуктам, не залеживался у склада (хрустальной вазочки, принесенной из гостиной), который, как полагается всем уважающим себя складам, располагался у вокзала. Ватрушками делились…Правда, иногда их перехватывал по дороге дед. Тогда приходилось идти в наступление и ябедничать бабуле. Деду доставалось от нее полотенцем, Данька получал лишнюю порцию конфет.
С виду все было так, как сложилось за долгие три года. Подумаешь, что Колька демонстративно перестал разговаривать с Катей. Никто на это не обращал внимания. Редко, что ли, они ругались? На работе они общались через секретарей, по домашним делам - через Даньку, собираясь за столом с родителями – поддерживали видимость тех прежних отношений. « Что-то вы сегодня плохо выглядите, Екатерина Валерьевна? Не спится? А, может, приснилось чего? Али пригрезилось? »…» «А вы, наоборот, так и дышите здоровьем… Кто же вам не дает мирно спать на этот раз?».
Среди документов Кате все чаще стали попадаться документы со знакомым до боли логотипом. Анри был безумно увлечен идеей открытия этого магазина, ведь, как ему казалось, это должно очень порадовать Катрин, так скучающую по Родине после последней командировки, и отчаянно торопил события. Катя худела, сменила линзы на очки, потому что «от компьютера у нее стали болеть глаза», отмалчивалась и уклонялась от всех его и Доминик попыток вытянуть ее пообедать или поужинать.
У нее было много дел. Анри отнес ее хандру на межсезонье и продолжал всю туже свою игру, ненавязчиво опекая ее, и в то же время ни на минуту не выпуская из виду. Ее исчезновение тем вечером с вечеринки Колька доходчиво объяснил дистонией, а Жданов, как она потом узнала, отзвонился ему утром и оправдался неожиданным делом. Ее репутация перед Анри была столь безупречна, что одновременный уход с его будущим компаньоном ничуть ей не повредил.
В день, когда дождь неожиданно закончился, и небо стало вновь голубым под робкими лучами солнца, Катя пришла к Кольке в кабинет. Протянула ему все документы, которые ей передавала все эти дни его длинноногая секретарша.
- Спасибо. Тут все в порядке? - спросил он, указав глазами на папку.
- Абсолютно.
- Отлично.
Потом помолчали. Катя отошла к окошку полюбовалась на вымытые дождем каштаны, окружающие офис Анри …Тихо окликнула Зорькина, зарывшегося в бумаги…
- Коль…
- У?- промычал он.
- Я.. взяла билет в Москву. – чуть слышно прошептала Катя.
- Зачем? - поднял он на нее глаза.
- Затем. - Твердо ответила она.
- Ты уверена? – он встал из-за стола и подошел к ней ближе.
- Нет…но я так больше не могу.
- Понятно, - вздохнул он.
- Коль…что он со мной сделает, а?
- Я бы тебя просто прибил, Пушкарева. - Колька обнял ее за плечи и прижал к себе. - Не знаю…Поорет. Но.. мне кажется, что влюблен в тебя. На том и успокоится…. Меня больше волнует, что с тобой сделают его родители, что скажет Кира, Малиновский. Тебе потом долго придется раны зализывать, ты понимаешь?
- Понимаю…
- Уверена?
- Я больше так не могу. Пока не видела – могла. Забила в себе все, что было. А теперь - не могу.
- Ты хоть не вздумай с этой новостью в Зималетто прийти… Уж лучше тогда сразу на дверях объявление повесить…- усмехнулся он.
- Я просто пойду к нему…
- Домой?
- Домой.
- А ты хоть знаешь, где он живет?
- Знаю, Коля, знаю…
- А Даньке скажешь?
- Нет. Пока – нет. Потом, когда увижусь с ним, то все расскажу.
- Ясно.
Она отстранилась от плеча своего лучшего друга и ушла.
- Удачи тебе, - проговорил ей в след Колька.
История 8. Монетка.
Когда двери лифта закрылись, и осталось только нажать кнопку звонка, ее обуял дикий страх. Что она делает? А вдруг он там не один? А вдруг ему не нужен ни Данька, ни она? И вообще, разве для того она уезжала в другую страну, привыкала к другому языку, быту, работе, чтобы однажды оказаться у этой двери? Может, удирать, пока не поздно?
Опять удирать… Опять? Опять пытаться не думать, не вспоминать, запереть все свои эмоции в чулан и похоронить... до новой случайной встречи? До открытия магазина?
Что же есть простой и действенный способ узнать, что ей делать. Выпадет орел - звонит, выпадет решка - уходит.
Одна беда. Ни в карманах пиджака, ни в кошельке, ни в сумочке не нашлось ни одной монетки.
Потоптавшись еще пару минут, пересчитав ступеньки лестницы, она позвонила.
Долго ждать не пришлось.
Андрей распахнул дверь.
Смерил ее тонкое платье под льняным пиджаком гневным взглядом, пропустил в комнату.
Он видимо был занят.
На диване стояла дорожная сумка, и он впихивал в нее груду вещей, которые лежали там же на диване.
Он видимо переодевался.
Джинсы были уже на нем, а рубашка еще валялась на кресле.
Катя замерла там же в прихожей, опустила глаза, стараясь не смотреть на него.
- Нам нужно поговорить, - еле слышно прошептала она.
- Поговорить? - переспросил он с издевкой. - Неужели вы решили со мной поговорить, дорогая Катрин? Вот уж неожиданно. – Подошел ближе, уперся рукой в стенку в паре сантиметров от нее. – У меня есть предложение по лучше. Почему бы нам не поиграть в традиционную молчанку? Это же ваша любимая игра?
Подхватил ее на руки, затащил в спальню, швырнул с размаха на кровать. Изумленная, она подскочила, словно неваляшка, но он опять швырнул ее туда. Улегся сверху, завел ее руки за голову, сжал до боли так, что она уже не могла пошевелиться.
- Отпусти меня! Нам нужно поговорить!
- Зачем? Придумали новую игрушку? С разговорами?
- Прекрати! – взмолилась она. - Нам, правда, нужно поговорить!
- Знаешь, нам нужно было поговорить три года назад. Но ты не хотела меня слушать! Почему, Кать? Почему? – руки ослабили хватку лишь на мгновение, чтобы она поняла, какой болью ему далось ему это почему. Знает? Господи, но..
- Я…
- Ты не верила мне? Не хотела ни верить, ни слушать…
- Я…
- Ты ведь и сейчас мне не веришь? Зачем ты пришла сюда? – он тряхнул ее, что было силы и треснув, расстегнулась заколка, собирающая волосы на затылке.
- Нам нужно поговорить, - она упрямо мотнула головой, и волосы рассыпались по подушке.
- Поздно. Я все знаю, - черные глаза в миг превратились в челочки и заворожено и зло следили, как взволнованно вздымается ее грудь, под платьем, как от изумления приоткрылись ее губы, покрытые бледным блеском…
- Ты не понимаешь…- она попыталась вывернуть руки, но только прижималась к нему еще ближе, а он удерживал ее все сильней.
- Конечно, я слепец! За то, все понял Малиновский! Идиот! Совесть его мучила! Так мучила, что месяц не решался мне все это сообщить. А у тебя, между прочим, была такая возможность, так, что с разговором вы опоздали, дорогая Катрин, и не на месяц, а почти на три года!
- Андрей, я…
- Я не хочу тебя слушать! Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Понимаешь? - тряхнул ее еще раз, навалился сверху, что уже не вздохнуть, ни сказать что-то…
- Я…
- Ты все это время растила моего сына! Моего! И не удосужилась мне сказать! Почему? Почему? Я же любил тебя! Я с ума сходил, когда ты пропала! Я искал тебя по всей Москве!
- Любил? - Любил? Все, да? Ну что ж…все так, все…Терять уже нечего. - Когда ты меня любил? Когда я писала тебя липовые отчеты, ты меня, конечно, любил! И тогда, когда привозил меня домой, а сам ехал к Кире, ты тоже меня любил? И тогда, когда приезжал с ней утром, тоже любил? И тогда, когда переписывал открытки Малиновского, тоже любил? - из глаз сыпались слезы, а он не обращая внимания на них, отпустил ее руки и начал целовать ее щеки и лоб, и сжимать грудь под тонким платьем..И тогда, когда приходил ко мне, а Кира готовилась к свадьбе, ты меня тоже любил?
Вмиг, всколыхнулось то, что она прятала долгие годы, что копилось и откладывалось на душе. То что, казалось, забылось, когда она увидела глаза своего сына. То, что не могла ни простить, ни отпустить…
- Я же сама тебе повесилась на шею! Как и в первый раз! Конечно, ты меня любил! Да еще и как! Все вы одинаковы!
- Все? – оторвался от самого сладкого местечка, поднял на ее изумленные глаза.- Все? И многих вы пропустили через себя, прежде чем понять это?
- Достаточно! – ее еще несло волной боли и обиды, когда она проговаривало это фальшивое свое «достаточно». А потом стало очень холодно. Он перекатился на спину и безразличным голосом спросил:
- У меня через четыре часа самолет. Ты полетишь со мной?
- Да. - Равнодушно пожала плечами она.
- Отлично. Я закажу тебе билет.
Потом он считал до ста, стоя под ледяным душем и прощаясь с мечтой.
Она скрутилась на кровати с еще теплыми простынями и тихо плакала.
Он спросил у своего отражения в зеркале: « Что же мы наделали… Что я наделал?»
Она спросила у самой себя: « Что же я наделала?»
Четыре часа ледяного молчания прошли куда быстрее, чем пять минут.
Ее бледность придавала ей вид загадочной и от того еще более прекрасной француженки.
Его сухие холодные глаза равнодушно скользили по сторонам.
Две дамы, летевшие тем же рейсом в креслах напротив, сошлись, что они были прекрасной парой.
История8. « Итяне !».
Тишину автомобиля, несущегося по вечернему шоссе с сумасшедшей скоростью в направлении моря, нарушила возня мобильника в Катиной сумке. Колькин голос, вырываясь из динамика, прижатого к уху, разносился по салону.
- Знаешь, Пушкарева, - без всякого приветствия, как впрочем, и обычно, начал он. – Вы, женщины, бессовестные и коварные созданья. От вас сплошные проблемы! Вы даже…
- Коль, что стряслось? - перебила его поток умозаключений Катя.
- Ах, что стряслось? Дуся родила котят. Четыре штуки! Именно тогда, когда дома остались я и Данька! И это все душераздирающее зрелище свершилось на наших глазах. Ребенок в истерике! Любимую кошку выкручивало, выламывало, она орала, как ненормальная, а самое главное, что вместо пушистых кисё появились «итяне». Это кто? Я понять не могу.
- Инопланетяне. Почему ты его не увел?
- Уведешь его, как же…- в трубке еще что-то гремело и шипело, но Колькины вопли заглушали этот «задний» фон. - Где он только про них услышал? И вообще, мать, ты хоть периодически следишь за тем, что ребенок смотрит по телеку? А то наш лексикон обогатился фразами «А ты меня любишь?» и « Мазилы, откуда у вас только ноги растут?»… Я еще скажу этим предкам, чтоб думали, когда смотрят сериалы и футбол о том, с кем они их смотрят!
- Коль, а где мама?
- Тетя Лена и дядя Валера отбыли с официальным визитом в какое-то предместье Парижа, где обнаружился сослуживиц месье Пушкарева. Грозились посетить какое-то жутко знаменитое военное кладбище. Даньку я с ними не пустил.
- А надолго?
- К выходным будут. А вообще, Пушкарева, твой отец стал вылитым французом, раньше, перед тем, как опрокинуть рюмочку, он не придумывал для этого столько цветистых поводов… - Раздался грохот, Колька гаркнул : « О, Черт!», что-то еще громко откуда-то свалилось, а потом он спокойным тоном ее спросил, - Ты там, как? Жива?
- Коль, у тебя каша горит…
- Откуда ты? Черт! Ладно… Так ты жива?
- Нет, -так же спокойно ответила она.
- Все так плохо?
- Ага.
- Когда ждать?
- Минут через сорок…
- Чего? - заорал он. - Дома бардак! Все, мы с Данькой сваливаем… Вернемся утром, кошку заберем и вообще…
- Коля. – все так же не повышая на него голос ответила Катя. - Успокойся. Накорми Даньку. И Дусю тоже. И про себя тоже не забудь. Я скоро.
Андрей усмехнулся и впервые нарушил молчание:
- Кто такая Дуся?
- Кошка. Лучший Данькин друг, - ответила она и уставилась в окно.
Еще сорок минут тишины, нарушаемые лишь просьбами указать дорогу и ответами, куда свернуть на перекрестках и он остановил машину около ее дома. Почти стемнело, оглушительно пахло морем и зеленью и весной, в груше щебетали воробьи, а где- то на улице весело заливалась лаем собака.
Катя вышла из машины, подождала его у калитки и пошла к дому. Едва она открыла дверь и бросила ключи на тумбу, к ней примчался Данька с воплем « Мамууууууля!» . Она подняла его на руки, а он рыдал у нее на плече, попутно что-то бессвязно рассказывая про « итян», Дусю, про то как было страшно и что Ох ругался, а чаще всего просто заводил протяжное « Мамууууля!». Мамуля успокаивающе гладила его по спине, а он прижался к груди и горько плакал.
Зорькин в футболке с Чипом и Дейлом, такой же, как у Даньки, с полотенцем и чашкой в руке, примчался следом за Данькой, проворчал « Здрасти» и скрылся. Андрей истуканом стоял около дивана.
- Даня, Даня, солнышко…- позвала малыша Катя, когда фонтан слез начал иссекать. – Послушай меня, через две недели твои инопланетяне превратятся в самых настоящих котят, а пока они просто еще очень маленькие, и не видят ничего, понимаешь? Все малыши такие.
- И я? – еще большим плачем зашелся он.
- Нет, ты был куда милее, но котята рождаются именно такими, - улыбалась ему Катя.
- Плавда? – на всякий случай спросил Данька.
- Правда, - успокоила его мама.
- А две недели - это сколько? - уточнил малыш.
- Это четырнадцать дней.
- Это больше чем десять? – нахмурился он.
- Это десять и еще четыре.
- Ну, ладно. Я подожду. – Данька вытер слезки ладошкой и огляделся по сторонам. – Пливет, Андрей.
- Привет. – Андрей сел в кресло напротив дивана и робко смотрел на все, что происходило у него на глазах.
- Даня, солнышко. Я хочу сказать тебе кое- что…
- Ау? - малыш уже улыбался и ей и Андрею.
- Андрей, ты его вспомнил, да?
- Да.
- Он… твой папа.- как можно спокойнее ответила Катя.
Данька внимательно, словно оценивающе посмотрел на Андрея и просто кивнул.
- Ты рад, что познакомился с ним?
- Ага, - улыбнулся Данька.
- Хочешь познакомить его с Дусей и с котятами?
- Они станут котятами через десять и четыре дня, а пока они итяне, - упрямо мотнул головой Данька и протянул Андрею ладошку. – Пошли, Андлей.
Маленька ладошка спряталась в большой руке, и Данька утащил его в кладовку. Катя откинулась на подушку и стащила с себя зареванный Данькой пиджак.
- Коля…- чуть слышно позвала она Зорькина. - Ты Даньку кормил?
- Не успел, - буркнул тут же появившийся Колька.
- А каша сгорела?
- Ага.- он опустился на диван рядом с Катей. – Кать…
- У тебя все пузо в каше, ты видел? - все тем же ровным голосом спросила она.
- О, черт! Ладно… Кать…
- Пошли кашу варить, дядюшка Ох…- она встала и пошла на кухню. Зорькин послушно поплелся следом. - Обогатил лексикон ребенка ругней? Хорош, воспитатель.
- Я, между прочим, нянька лишь по надобности…
Потом Катя кормила одновременно всех мужчин молочной кашей, а Данька и Коля рассказывали, перебивая друг друга про Дусю и итян.
Потом она выкупала Даньку и вручила его, уже наряженного в пижаму Андрею вместе с книжкой про Изумрудный город и показала ему, откуда читать. Он читал, но сонный Данька еще час назад с таким удовольствием игравший с ним, хныкал и требовал мулю. Муля у окна нашлась в комнате, следующей после детской, и потопала к нему. Она улеглась на кровать с Данькой и спокойно читала ему про то, как Страшила придумал нарисовать деревянным солдатам добрые лица, и они превратились в веселых добряков… Андрей сидел на полу у кровати и слушал сказку, закрыв глаза. Данька заснул уже через пару страниц. Катя осторожно встала и ушла. Через пару минут вернулась и глазами позвала его.
- Я постелила тебе в гостевой комнате. Она следующая после Данькиной. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответил он. Она ушла в свою комнату, а он рассеянно смотрел ей в след.
«Спокойной ночи…» Насмешка?
Она что решила, что он может заснуть?
Взять и заснуть?
На простынях, которые пахнут травой и летом и ею?
В нескольких метрах от нее?
Спокойной ночи…
А ведь как спокойно…
Ветер шелестит ветками дерева …
Глухой рокот моря доносится до распахнутого окна…
И где-то рядом видит сладкие сны его сын.
Сын?
Сын…
Он ждал чего-то другого… Ослепительная, всепоглощающая мечта обернулась ровным теплым сиянием, которое окутало его в тот самый момент, когда Данька растянулся перед ним на аллейке в парке. Только и всего.
Только?
А большего и не нужно.
Большего…
Восемь часов он позволял себе непростительную роскошь ненавидеть ее.
Больше не получается.
Ненавидеть можно было женщину выкрикивающую ему «Достаточно!»…
Женщину, которая кормила кашей его сына можно было только любить.
Только?
Тут уж точно большего и не нужно…
Как теперь жить?
Где теперь жить?
Не важно.
Главное, что теперь есть, зачем жить…
Андрей встал с кровати, натянул джинсы, вышел из комнаты. Детская…
За окном сереет, Данька раскрылся, скрутился клубочком и сладко сопит во сне. Поднять одеяло, накрыть его…Так привычно, словно он знает, что нужно делать, словно он делал это всю жизнь…
В этом серой предутренней дреме видны разбросанные игрушки и подаренная им шхуна стоит на комоде… Может в этом и ответ?
Ведь она же все-таки приехала ему сказать… Пусть с опозданием на три года, но приехала…
Еще одна дверь… Только прикрыта…
Спит? Спит… Так же сбросив одеяло, как и его сын.
Это ведь и ее сын…
И белый кролик рядом с подушкой…
Может в этом и ответ?
Что же так растревожило твое сердечко, что ты приехала?
А ведь приехала…
И как же теперь тебя ненавидеть?
Можно только себя ненавидеть…
Накрыть, укутать, что бы ты не замерзла, чтоб не хмурилась, чтобы тебе снились такие же сладкие сны, как и ему..
Вниз, по лестнице… Невозможно…
Сидя на крыльце дома, который он мог никогда не увидеть, встречать рассвет, уставившись в желтый мяч под старой отцветающей грушей…
- Сидишь? - окликнул его Зорькин.
- Сижу, - буркнул Андрей.
- Я хотел тебе сказать…- начал он, глядя на Андрея сверху вниз, - я придушу тебя своими же руками, если ты обидишь Даньку или Катю..
Андрей недоуменно поднял глаза на взлохмаченного типа в смешной вымазанной чем-то футболке, а потом опустил их. Он имел право сказать ему это.
- Я не собираюсь делать им ничего плохого.
- А хорошего?- уточнил Зорькин.
- Не знаю я! Я еще не понимаю ничего!
- Если ты считаешь, что я тебя пожалею, то зря.
Коля ушел в дом, но через пару минут вернулся и протянул ему альбом для фотографий.
- Это Данькины. И шел бы ты еще спать. Когда он проснется, то все пойдет кувырком…
- А ты куда?- Андрей взял альбом и рассеянно смотрел, как Зорькин уходит.
- Пройдусь…
Вернулся наверх, включил прикроватную лампу, осторожно открыл первую страницу…
Проснулся он, оттого, что вдруг ему что-то теплое и тяжелое свалилось на грудь, начало беспорядочно ерзать, лезть в глаза и дергать за нос…
- Даня, только будить не так, как меня! – с криком слетела в комнату Катя.
Андрей поднял Даньку на вытянутых руках, и тот заливался довольным визгом.
- И завтракать! Быстро.
- Муля звала кусать,- улыбаясь, сообщил Данька. - А ты соня. Я уже итян смотрел и на глушу слазил. Там скоро будут пицы…
- Птенцы? У воробьев? – спросил Андрей.
- Ага.
- А Дуся их не ест?
- Зачем?- недоуменно уставился на него Данька.- Дуся ест молоко и ватлушки.
- Умная кошка, - рассмеялся Андрей.
- Пошли сколее. Муля ждет, - потянул его с кровати Данька.
Пришлось ускоряться. Ходить, для Даньки означало бежать.
- Доброе утро, - в джинсах ладно обтянувших все округлости, в футболке, с хвостом на затылке, быстро снует между плитой и столом, где уже что-то вкусно пахнет, но то, что на печке пахнет еще вкусней.
- Доброе, - она поставила еще одну тарелку на стол и обернулась к Даньке. – Где Ох? Поищи. Он же не переживет, если пропустит завтрак.
- Ох-охоххххх….- громко завопил Данька и помчался искать Колю.
- Кто такой Ох?- спросил Андрей.
- Зорькин. Это его Данька так прозвал, - ответила Катя, нарезая булку.
- Кать…- он подошел к ней поближе, обнял за плечи.- Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
- Нет, - ответила она и сунула ему в руки плетеную корзинку с хлебом.
- Мууууууууля, мы идем….- Колька внес на плечах хохочущего Даньку и усадил его за высокий стул.- И что у нас там вкусное- превкусное…
Когда перед Данькой осталась только чашка молока, а остальное было плотно утрамбовано мулей в животик, зазвонил телефон. Катя пошла брать трубку и вернулась уже в голубом коротком платье , с узлом туго стянутых на затылке волос и туфлях на высоких каблуках.
- Коля, мне нужно уйти,- сказала она. - На тебе посуда, магазин и кошка. Андрей – на тебе Данька, он сам расскажет, куда его можно повести погулять, но мороженное ему нельзя, на уговоры не поддавайся. Учти, что в двенадцать его нужно привести домой, потом помыть, покормить и уложить спать. Чем покормить, найдешь. Я буду к ужину.
- Что, «моя дорогая Катрин», Анри без вас опять не дышится? - спросил Колька, подкладывая себе омлет. - Как же хорошо быть в отпуске…
- Не паясничай, Коля, лучше переоденься. Пока,- наклонилась, чмокнула Даньку в макушку и ушла.
Андрей рассеянно смотрел ей в след.
- Она всегда такая? - спросил он.
- Какая? – уточнил Коля с набитым ртом.
- Класивая, плавда? – мечтательно вздохнул Данька.
Она вернулась уже вечером и обнаружила Кольку, сидящего на веранде в плетеном кресле. Ноги – на соседнем, в руках «Волшебник Изумрудного города», на столе - гора фантиков от конфет и ваза с яблоками.
- Наслаждаемся жизнью? – спросила она, сбрасывая его ноги с кресла.
- Имею полное моральное право, - протянул ей яблоко Коля, и захлопнул книжку.
- Как дела? – яблоко вернулось в вазу. Катя устало села в кресло.
- Справился, - ухмыльнулся Коля. - Кормешка- это вообще был шедевр. Переодеваться и мыться потом пришлось обоим. А вообще, нормально, потянет.
- И где они?
- Пошли пускать блик.
- А… ясно. А мама звонила?
- Угу, послезавтра будут. Экскурсия по кладбищам закончилась. Полковник Пушкарев и майор Ильин вдрызг пьяны.
- А кошка?
- Если итяне ее не сожрут, то в полном порядке.
- Пойду схожу…- Катя вытянула шпильки из волос, устало покрутила шеей.
- Кать.. А что случилось-то? – спросил Колька.
- В смысле? – уточнила она.
- Что вы ходите, как два зомби?
- Тебе показалось, - она встала из кресла и ушла.
- А..ну, конечно, показалось….- проворчал Коля и открыл снова книжку.
Море было тихим и ласковым, пляж – исчерчен следами чаек. Катя сняла туфли, едва начался песок, и несла их в руках.. Данька гонял по берегу и довольно визжал. Андрей бродил по колено в воде, тягая за собой блик. Она шла к ним по кромке воды, и легкий бриз ерошил волосы…
- Дань, смотри, что я нашел…- Андрей нагнулся и вытянул из воды что-то большое и блестящее. Ракушку? Выбрался из воды, сел на колени перед Данькой.
- Ух ты..- восхищенно промолвил малыш. – У меня такой еще нет.
- Нравится?
- Ага. Только в мой калман не влезет.
- В мой влезит. Кидай на рубашку.
- Кидать нельзя. Я положу.- Данька приготовился бежать к топчанам, на которых лежали их вещи, но увидел маму и с воплем « Мамуууууля! Смотли!!!!» кинулся к ней. Андрей пошел следом.
- Ух, какая… Наутилус,- склонилась над ладошками с ракушкой Катя.
- Кто?
- Ракушка называется наутилус.
- А… - Данька гордо демонстрировал новое свое сокровище, Катя оторвала глаза, почувствовав еще одни взгляд. Выпрямилась, вздохнула.
- Привет.
- Привет.
Блик был вынут из воды и отправлен сушиться. Данька встретил знакомого мальчишку с собакой и гонял с ними вместе по песку.
Андрей и Катя медленно брели по берегу в сторону дома.
- Ракушка называется наутилус. Их тут часто выбрасывает во время штормов, но обычно они битые. Очень красивая, да?- чтоб не молчать спросила она.
- Кать, я хочу еще раз тебя спросить…
- Не нужно, - перебила она. - Это лишнее. Пойми, я не собираюсь запрещать тебе видеть Даньку. Раз уж я так решила, то слово не изменю. Бог знает, чего мне это стоило, но.. Ты можешь приезжать, когда хочешь. Ты сможешь забирать его в гости в Москву или к родителям, когда он подрастет. Сейчас он просто маленький, переезды ему не пойдут на пользу.
- Ты считаешь, что это правильное решение?
- Это лучшее решение, которое сейчас может быть. Нет смысла втягивать ребенка в наши отношения, - отвернулась она к морю.
- Почему ты такая упрямая? –раздраженно спросил он, развернув ее к себе.
Она вскинула на него гневные наполненные слезами глаза, но ничего не сказала. Примчался Данька и протянул ей еще горсть мелких ракушек.
- Муля, делжи..
Умчался дальше.
- У меня к тебе есть еще просьба…- начала Катя, оставив без внимания его вопрос, легко высвободившись из его рук.
- Какая?
- Ведь у твоих родителей здесь есть дом? Будет лучше…
- Я понял, - вздохнул он.
- Просто здесь сплетни – любимое занятие. А я и так дала им слишком много тем для разговоров, - устало улыбнулась она.
- Ясно.
На них опять стремительно несся Данька, таща за собой пожилого усатого господина со старинной фотокамерой в руках.. Господин почтительно раскланялся с Катей, пожал руку Андрею, долго и цветисто передавал им просьбу Даньки их сфотографировать.
Довольный Данька тут же взобрался Андрею на руки. Господин жестами попросил Андрея стать ближе к Кате и обнять ее. Тот подошел. Она вздрогнула, когда он положил ей руку на талию, и вымученно улыбнулась в объектив.
Вечером, когда Андрей уже ушел, а Данька мирно сопел в кроватке, к Кате зашел Колька.
- Кать.. Чего происходит? Я понять ничего не могу.
Она отвернулась от окна и уселась на кровать.
- Ничего не происходит. Все в порядке, Коль…- устало ответила она.
- Кать…- он сел рядом, провел рукой по ее руке. – Помнишь, когда ты донашивала Даньку? Я корчил из себя клоуна и пытался тебя развеселить, а ты плакала. А я злился и думал, что это от того, что я болван, и даже насмешить тебя, у меня не выходит. А ты говорила, что когда ты плачешь тебе легче. Помнишь?
- Помню.
- Поревела бы, а?
- Не могу.- устало ответила она. – Я бы и рада, но не могу. Не могу…Давай спать, Коль. Поздно уже. Спокойной ночи.
- Кать…- начал он, а потом махнул рукой. - Ладно. Спокойной ночи, - ответил он и ушел.
Пожилой господин, через несколько дней передал Даньке пакет с черно-белыми фотографиями. Одна из них была упакована в плотный коричневый пакет и отослана в Москву. Вторая - в красивом паспарту была установлена Данькой рядом со шхуной и ракушкой-наутилусом.
Еще одна спряталась в ежедневнике Катерины Валерьевны.
Тихий вечер, пляж.
Довольный Данька, сверкающий ямочками на щечках, устало прижавшаяся к Андрею Катя, заворожено - грустный Андрей.
КОНЕЦ 1 ЧАСТИ.
_________________ -У него очень воинственный вид.
-Наверное, хочет заказать еще одно пирожное...
|