Чем ближе подбирался вечер, тем больше я нервничала. Часам к пяти позвонил Малиновский с сообщением, что он ждет меня возле какого-то имидж-салона, чем поверг меня в совершенную панику. До этого момента я робко надеялась, что все его вчерашние разговоры о кардинальном изменении моего внешнего вида - только пьяная болтовня и в худшем случае дело ограничится только новыми очками. Теперь было ясно, что предстоит кое-что посерьезнее и я совсем упала духом. Такого рода вечеринки я не любила просто до судорог, чувствовала себя совсем чужой и неподходящей к окружающей обстановке и совершенно терялась в обществе представителей светской и бизнес-элиты. Еще бы – красавцы и красавицы, уверенные и знающие себе цену - и я, закомплексованная дурнушка, невесть как оказавшаяся в их обществе. Тем более, что я хорошо помнила, чем закончился мой последний поход к стилисту, когда я решила измениться для Андрея…
Малиновский прямо излучал оптимизм и хорошее настроение. Не успела я поздороваться, как он втянул меня в салон и представил существу непонятного пола и возраста, поразившему меня сочетанием длинной интенсивно-салатовой юбки, красного кожаного пиджака с огромными переливающимися пуговицами и синими, торчащими дыбом, волосами.
-Вот, Марик, девушка, о которой я тебе говорил. У нас через два часа оооочень ответственный прием, так что будь добр, постарайся!
-Великолепно! Потрясающе! Невероятно! – отчего-то пришел в восторг стилист, оглядывая меня и разве что не облизываясь.- Повернитесь-ка!.. Поднимите ручку… Вот так! Ромочка, где ты откопал такое сокровище? Вот сюда, сюда, побородочек поднимите!.. Отличненько!
-Рома, - трагическим шепотом проговорила я, опасливо косясь на восторгающегося стилиста. – А ты уверен, что это хорошая идея?
-Не сомневайся даже, - Рома подмигнул мне и расплылся в улыбке. – Поверь мне, Марик свое дело знает… Кстати, Марик, нам нужно вечернее платье…
-Нет! – в ужасе замотала я головой.
-… и новые очки. Или линзы, - продолжал Рома, подходя к стилисту и присоединяясь к внимательному изучению моей фигуры.
Я почувствовала себя совсем скверно, непроизвольно съежилась и очень захотела оказаться подальше отсюда.
К сожалению, с моими желаниями никто не считался. Впрочем, ради Андрея я была готова на значительно большие жертвы, чем провести целый вечер перед толпой незнакомых людей в новом имидже, так что пришлось стиснуть зубы и терпеть.
Рома препоручил меня стилисту Марику, пообещал заехать через полтора часа и укатил.
Марик тут же занялся своими непосредственными обязанностями, усадив меня в кресло, сняв с меня очки и распустив волосы, сопровождая свои действия возгласами «Блестяще!» и «Великолепно!».
После довольно сложных манипуляций с моим лицом и волосами мне на выбор были предложены несколько платьев. Почти ничего не видя без очков, я наугад схватила первое попавшееся и несколько ошалев от всего происходящего, юркнула за шторку – переодеваться.
Марик тем временем откуда-то из недр салона кричал о том, что тут недалеко есть оптика, где продаются отличные контактные линзы. Мне уже было все равно, в новом платье я чувствовала себя неуютно, ткань неприятно холодила кожу, я плохо понимала, что происходит и действительно ли это происходит со мной.
Марик слетал за окулистом, они вдвоем вытащили меня из-за шторки и в два счета подобрали мне линзы. Я заморгала, щурясь на ставший слишком резким и четким мир, и не ощущая привычной тяжести оправы на носу, даже машинально потянулась к лицу, чтобы поправить несуществующие очки, чем вызвала добродушный смех окулиста и Марика.
-Ну, Катерина Валерьевна, а теперь извольте-ка пройти сюда, - потянул меня с кресла стилист. – Ну-ка, ну-ка, посмотрите на себя теперь!
Растерянная и непонимающая, я вдруг оказалась у огромного зеркала – от пола до потолка. В его загадочной глубине отражалась добрая половина салона, улыбающийся разноцветный Марик… и незнакомая девушка с огромными от изумления глазами, в которой я никак не могла узнать привычную Катю Пушкареву.
У этой девушки была матовая нежная кожа без всяких признаков усталости и синяков под глазами, приглушенный румянец, нежно-розовые губы, чуть тронутые блеском, огромные яркие глаза, казавшиеся просто бездонными, четкие линии бровей, разлетавшихся к вискам…
Темно-зеленое шелковое платье нежно обнимало ее хрупкую фигурку, спускаясь волнами до щиколоток, подчеркивая талию и мягко обрисовывая грудь, оставляя открытыми руки и плечи.
Волосы незнакомки приобрели насыщенный каштановый цвет, были собраны в высокую прическу, из которой игриво выбивались волнистые прядки, падавшие на лоб, щекотавшие ушко, спускавшиеся на шею…
Я непроизвольно протянула руку, дотронулась до зеркала, не веря своим глазам. Все это мираж, эта загадочная незнакомка не может быть мной! Отражение послушно повторило мой жест. Я провела руками по платью, ощущая прохладный струящийся материал, по волосам, перебирая пальцами свободные пряди, прикоснулась к щеке, ощущая непривычную бархатистость кожи… Я нерешительно улыбнулась отражению, с восторгом наблюдая, как в глазах загораются и сверкают шальные радостные огоньки. А ведь это я! ЭТО Я!!! Плавно повернулась – складки платья заволновались, повторяя мое движение, чуть приоткрыв ноги, обутые в легкие туфли на тонком каблуке…и только тут заметила в зеркале потрясенную физиономию Малиновского. Такого священного ужаса пополам с недоверчивым восхищением я на его лице не видела никогда. Марик гордо демонстрировал ему результат своих двухчасовых трудов, а Рома стоял столбом, изумленно таращась на меня, растеряв все свое остроумие.
-Ээээ…Ааааа… Ну… - наконец выговорил он, махая в мою сторону рукой и все никак не в состоянии оторвать взгляд от моего «нового имиджа», - Неплохо, я бы сказал… Марик, да ты просто волшебник! Да… А…а это точно та самая девушка, которую я к тебе привел? А то мало ли… Катюш, это ты?
Я радостно закивала головой, не в силах сдержать улыбку.
-Не знаю, Ром! Нет, правда не знаю! – я еще раз повернулась, стараясь заглянуть себе за спину. - Вроде я! А вроде бы и нет!
-Полная конспирация!.. Родная мать ведь не узнает!.. Ну Жданов! Ну, любитель экзотики!.. Вот уж не ожидал! – восхищенно бормотал Рома, бегая вокруг меня, как вокруг новогодней елки, и оглядывая меня со всех сторон. Потом, спохватившись, он покосился на часы, хлопнул себя по лбу и выразительно постучал пальцем по циферблату.
Приосанился, щелкнул каблуками и, озорно сверкая глазами, предложил мне руку:
-Прошу Вас, Екатерина Валерьевна! Карета подана!
Я засмеялась, уцепилась за него – исключительно для поддержания равновесия потому что хождение на шпильках все же не было моей постоянной практикой – и как могла плавно и грациозно последовала за Ромой к выходу.
Находясь под впечатлением от своего преображения, я даже забыла стесняться и нервничать перед незнакомыми людьми в битком набитом зале, где, собственно, и проходило мероприятие. Когда я понемногу пришла в себя, оказалось, что мы с Ромой уже внутри, и даже успели перекинуться парой фраз с некоторыми его знакомыми.
Как человек, по долгу службы побывавший на нескольких таких полуделовых вечеринках, я могла сказать, что уровень был не ахти. Клуб, где происходило действо, был не самый модный и раскрученный, фуршет состоял всего из нескольких видов канапе и бутербродов, и официанты разносили только шампанское. Зато народу было много – представительные мужчины, все как один с дамами в вечерних нарядах. Встречались, правда, и женщины в строгих костюмах, но их было мало и вид у них был какой-то сосредоточенный и донельзя деловой.
Пока я осматривалась, Рома принес два бокала шампанского, шепотом посоветовав расслабится и получать удовольствие от вечера. Я на это ему возразила, что мы сюда пришли не развлекаться, а узнавать информацию об Андрее.
-Ну и где твоя Жанночка или как там ее? – нервно оглядываясь, спросила я.
-Пока не вижу, - кивая кому-то у противоположной стены, сказал Рома, активно обшаривая глазами толпу. – Что-то мир высокой моды очень изменился за последний год… я половины этих людей не знаю.
-Я тем более, - чувствуя на себе оценивающие взгляды, я опять ощутила себя не в своей тарелке.
-Пойду, осмотрюсь. Если что – кричи,- ободряюще улыбнулся мне Рома.
Я нерешительно кивнула, с большой неохотой оставаясь в одиночестве. Оглянулась вокруг – люди разбились на небольшие группки, негромко переговариваясь и потягивая шампанское. На меня поглядывали в ленивым интересом, но подойти и заговорить не спешили.
Я как никогда остро почувствовала свое одиночество и отчужденность от этого мира, в который я уже не чаяла вернуться – не помогло даже новое платье и отсутствие очков. Против воли вспомнилось «Зималетто», как девчонки наряжали меня на мой первый деловой ужин, куда я отправилась с Андреем, и каким презрительно-недоуменными взглядами одарили меня присутствующие на том злополучном мероприятии…
Ромы нигде не было видно, поэтому я решила дать себе передышку и спрятаться в единственном достаточно уединенном месте в этом клубе – в женском туалете. Там, на мое счастье, никого не оказалось. Я включила воду, намочила платок и прижала мокрую ткань к пылающему лбу. Я знала, что это будет непросто для меня, но все же не была готова к таким потрясениям… Это новое лицо, новое платье… Люди, смутно знакомые по прежним «зималеттовским» временам… Главное, чтобы все это оказалось не напрасным. Главное, чтобы мы нашли кого-нибудь,кто сможет рассказать нам об Андрее…
-Нет, ну это самый ужасный вечер в моей жизни! - раздался вдруг над ухом знакомый громкий голос с явными истерическими интонациями.
Хлопнула дверь и передо мной предстало жуткое видение из прошлого – Виктория Аркадьевна Клочкова собственной персоной. Сердце испуганно ухнуло в пятки, и ноги, и так нетвердо стоящие на шпильках, совсем подкосились. Я облокотилась на раковину, изо всех сил отворачиваясь от Вики, которая решительно подошла в зеркалу и щедро оторвала ленту бумажного полотенца в явном и неприкрытом раздражении.
-Скучища смертная, еды нет!- принялась перечислять свои беды Вика, обращаясь то ли ко мне, то ли к своему отражению. – Да еще я ноготь сломала!
Она тут же сунула пострадавший палец под струю воды, еще раз чертыхнулась и покосилась на меня. Ее темные глаза вскользь пробежались по моей прическе и платью, не задержавшись на лице. Видимо, решив, что ничего особенного я из себя не представляю, она вытащила из сумочки помаду, подкрасила яркие губы, провела руками вдоль платья, и так весьма плотно обтягивающего ее стройную фигурку, фыркнула и, тряхнув копной темных волос, стремительно вылетела из туалета.
Я выдохнула и опустилась на корточки. Ноги отказывались меня держать, сердце билось где-то в горле, ладони стали противно влажными, а пальцы подрагивали.
В таком виде меня и застал Рома, всунувший голову в дверь.
-Я так и знал, что тебя надо искать именно здесь! Пошли, кажется кое-что проясняется!..
-Здесь Клочкова!- несчастным голосом произнесла я.
-Какая еще Клочкова? –не понял Рома. – Быстрее, я тебя хочу кое с кем познакомить!.. Подожди… Клочкова? В смысле – Вика? Наша Вика?
Я кивнула, подняв на него полные слез глаза.
-Она тебя узнала? – быстро спросил Рома, присаживаясь рядом.
-Нннет… Кажется, нет, - пробормотала я.
-Тогда отлично. Что ты так испугалась? Народу тут много, ты хорошо замаскировалась, так что риск быть узнанной- минимальный. Тем более Викой.
-Ром, мне страшно! Это…я не могу, понимаешь? А вдруг она меня узнает? Или тебя увидит, будет с вопросами приставать, а я рядом буду, она заинтересуется, кто это с тобой по вечеринкам ходит… А я не выдержу!
-Так, я не понял! Кто вчера говорил, что мы должны найти Андрея? Что, уже не надо? Или ты можешь предложить другой способ?
-Нет…
-Тогда придется потерпеть. Кать, посмотри на себя!
Он рывком поднял меня на ноги, развернув лицом к зеркалу.
-Ну-ка, посмотри! Тебя же просто не узнать – эта красивая девушка не имеет ничего общего с Катей Пушкаревой, которая год назад работала в «Зималетто»! Вике просто некого узнавать, понимаешь? А я сейчас встретил одного человека, который может нам помочь в поисках Андрея… Ну же, Кать!
Ромин «нужный человек» оказался приятным молодым бизнесменом чуть за тридцать. Он галантно поцеловал мне руку, подмигнув Роме:
-Вы очаровательны, Екатерина Валерьевна! Рома, поделись секретом, где цветут такие пленительные цветы?
-Это очень редкий экземпляр, боюсь, больше таких нет, - развел руками Рома.
Я совсем засмущалась и попыталась спрятаться за его спину. Малиновский этот маневр разгадал и больно толкнул меня локтем в поясницу. Я быстро выпрямилась и непроизвольно подалась вперед, одарив Рому убийственным взглядом. Бизнесмен понял это по-своему, улыбнулся и указал на ближайший столик:
-Может, присядем?
Мы присели. Бизнесмена звали Аркадием Валерьевичем Мащенко, в свое время он активно сотрудничал с «Зималетто», у него были связи за рубежом со многими поставщиками тканей. Правда, поставки через Мащенко всегда стоили больших денег, поэтому во время президентства Андрея от его услуг отказались во имя жесткой экономии (между прочим, моя идея). Но о Малиновском он был хорошо наслышан, очень сожалел о банкротстве «Зималетто», живо интересовался новостями о старших Ждановых и о судьбе самого Ромы.
Скромно умолчав о своем теперешнем статусе, Малиновский охотно пожаловался на тяжкую долю производителей одежды, раздираемых конкуренцией, интригами и подставами.
-Вот вы как считаете, Аркадий Валерьевич, с исчезновением «Зималетто» стало труднее работать? – осторожно спросил он, потягивая шампанское и незаметно толкая меня под столом ногой.
Я вздрогнула и подняла глаза. Все время, пока Малиновский заливался о рынке легкой промышленности, я увлеченно рассматривала свои руки, непроизвольно вздрагивая при упоминании «Зималетто» и опасаясь возникновения на горизонте Вики.
-О да! Безусловно! Знаете ли, очень трудно стало находить надежных партнеров… все время боишься какого-нибудь подвоха. Фирмы возникают и тут же разваливаются! Очень сложно работать! – Мащенко поймал мой взгляд и улыбнулся. – Роман Дмитриевич, вам не кажется, что Екатерина скучает, слушая о наших производственных проблемах?
-Нет! – одновременно воскликнули мы с Ромой, осеклись и переглянулись.
-Видите ли, - осторожно начала я, - я тоже имела некоторое отношение к «Зималетто»… сразу перед его банкротством. Поэтому эта тема мне тоже близка, в какой-то мере.
Мащенко почему-то расцвел в улыбке, но тут у него заиграла веселенькая мелодия мобильника. Извинившись, он взял трубку.
-Да! О, ты уже в Москве? Замечательно!.. Ты подумал над моим предложением? Тебе ведь надо расширять рынки сбыта, сидя в одной России далеко не уедешь… Я понимаю, что пока еще мало средств, но ведь можно взять кредиты. Ты говорил, что среди банкиров у тебя есть связи… В общем, давай встретимся и все обсудим… А почему бы и нет? Сейчас как раз подходящее время. Заодно и развеешься, ты ведь давно в Москве не был? Ничего не хочу слышать! Здесь такие очаровательные девушки! - он выразительно посмотрел в мою сторону. – Так что пиши адрес, я тебя жду, слышишь? Да знаю я, что ты не любишь такого рода мероприятия… слушай, пора уже забыть прошлые обиды и жить дальше! Откуда такая нелюбовь к публичной жизни? Все, обижусь, если ты не приедешь. Пиши адрес!... Жду!
Мащенко спрятал телефон, виновато развел руками.
-Извините, старый друг. Только-только прилетел в Москву. Кстати, это один из немногих людей, с которыми я не боюсь иметь дело. Фирма у него пока маленькая, занимается только реализацией тканей, на собственно производство не хватает мощностей… Но потенциал у него есть, я в таких вещах никогда не ошибаюсь!.. Роман Дмитриевич, насколько я знаю, вы сейчас отошли от нашего бизнеса?
Рома настороженно кивнул.
-Так вот, может, подумаете о возвращении? Вы талантливый маркетолог, я об этом весьма наслышан. Я как раз планирую освоить рынки Восточной Европы. Ваш опыт и связи нам бы очень пригодились – может, все-таки подумаете?
Рома явно был застигнут врасплох и растерялся. Я судорожно соображала, как снова вывернуть разговор на Ждановых и «Зималетто», но тут случилось то, чего я опасалась.
Переливающейся молнией в зал влетела Клочкова с бокалом в руках, судорожно оглядываясь по сторонам. Заметив Мащенко и Рому, она изобразила радостное изумление и танцующей походкой приблизилась к нашему столику.
Я вжалась в спинку диванчика, стараясь совсем спрятаться за Роминой спиной, Мащенко растянул губы в дежурной улыбке, а Рома не придумал ничего лучше, как криво ухмыльнуться и изобразить бурную радость от встречи:
-Викуся, родная, ты ли это? – он даже привстал, приветствуя девушку, впрочем протянутую руку не поцеловал, а дружески потряс.
-Рома? – Вика недоверчиво уставилась на него и бесхитростно спросила. – А ты чего здесь делаешь?
Тут ее глаза обратились на меня. Я сделала вид, что подавилась шампанским и быстренько спряталась под платком, закрыв им половину лица.
-Сколько лет, сколько зим! – продолжал между тем Малиновский. – А ты все такая же умница и красавица, ничего не поменялось!
Мащенко с любопытством следил за беседой, явно забавляясь ситуацией.
-Мы с Викторией одно время работали вместе, - пояснил ему Рома. – Она тогда в «Зималетто» занимала должность…
-Я была помощником президента компании! – заявила Вика, бесцеремонно усаживаясь за столик рядом с Мащенко. – Знаете, я сделала все, что могла, чтобы помешать банкротству «Зималетто»! Никто меня не хотел слушать, а ведь я предупреждала, правда, Рома? И Кире я сто раз говорила – не надо так доверять Андрею… это бывший президент, Андрей Жданов, вы наверное про него слышали?
Приступы кашля у меня усилились. Мащенко услужливо подвинул мне стакан с водой, но я лишь отмахнулась. Вика с неудовольствием покосилась на меня и продолжила, обращаясь к Мащенко.
-Аркадий, вы подумали? – в ее голосе прорезались жалобные интонации. – Вы же сами говорили, что вам очень нужен помощник – ну этот… специалист по связям с общественностью. Так вот – я могу! Я все-таки не даром проучилась два курса в МГИМО! Да, конечно, я сейчас очень востребованная модель, у меня отбоя нет от предложений, фотосессий и показов, но для вас я всегда могу найти время! Аркадий, вы же обещали подумать! – Вика схватила Мащенко за рукав пиджака.
Бизнесмен явно с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
-Ого, Викуля, тебе было мало банкротства «Зималетто»? – иронично спросил Малиновский. – Я думал, это печальное событие навсегда отобьет у тебя охоту к административной работе…
-Ромочка, дорогой! – накинулась на него Клочкова, - а помнишь, как я всегда приносила тебе кофе? Всегда горячий и со сливками – как ты любишь? А… ведь скажи же, что я была хорошим помощником! Никогда не опаздывала, выполняла все распоряжения… Вела деловые переговоры, ведь правда? Рома, ну скажи же ему! Рома!!
Малиновский откровенно хохотал, Мащенко улыбался, но старался это скрыть.
-Вика, я еще не принял окончательного решения, - сказал он. – Как только я определюсь с кандидатурой, я тебе обязательно позвоню, обещаю.
Он склонился к ней, бережно поцеловав в щеку.
-Викуль, успокойся, признаю, что кофе со сливками у тебя получается отменно! - ласково произнес Рома. – Но на должность секретаря ты явно не тянешь, уж извини, так может хоть… Аркадий Валерьевич, у вас вакансия уборщицы есть? По-моему, Вике очень пойдет синенький халатик и косыночка!..
Вика надулась, всхлипнула, обиделась и наконец покинула наш столик, а я вынырнула из своего платка.
-Все в порядке? – заботливо спросил меня Мащенко.
Не успела я кивнуть, как вновь зазвонил его мобильный.
-Да!.. Уже подъехал? Отлично, сейчас я тебя встречу… Извините, - обратился он к нам. – Приехал мой друг, я должен его встретить... Да, не уходите далеко, я хочу вас познакомить. Роман Дмитриевич, подумайте над моим предложением, хорошо?
Он направился к выходу и я с облегчением вздохнула.
-Да, разговорчик получился веселенький, но неинформативный! – задумчиво протянул Рома, вставая и в удовольствием расправляя плечи. – Все из-за этой Вики, будь она неладна! Какого черта ее понесло на эту вечеринку?.. Может, Мащенковский друг что-нибудь знает? Любопытно, никогда не слышал о таком…
-Я пойду…
-Куда это?
-Мне надо умыться, лицо просто горит, - призналась я, неуклюже поднимаясь на своих шпильках.
Малиновский галантно придержал меня за талию, помог выбраться из-за стола. Я перевела дух и довольно храбро оглядела зал. Ага, вон и Мащенко с каким-то молодым человеком, наверняка тем самым другом, о котором он говорил… Что-то в нем есть такое знакомое, я его где-то видела?
… Мне показалось, что линзы вдруг исказили мое восприятие мира. Время замедлило свой ход до максимума, тихий гул разговоров, смех и звон бокалов отодвинулись, словно не имеющие никакого отношения к происходящему. В ушах гулко зазвучали удары сердца. Моего. И не только. Все расплылось перед глазами, лишь силуэт вошедшего человека оставался поразительно четким, прописанным до последней маленькой черточки.
Вдох. Выдох.
Знакомый поворот головы. Седые виски и черная густая шевелюра. Улыбка, с которой он обращается к своему спутнику. Знакомый прищур глаз. Полное отсутствие очков.
Вдох. Выдох.
И до боли знакомые интонации, этот голос, который снился мне по ночам, который я узнала бы из тысячи. Это…
Вдох. Выдох.
Андрей!..
Мой Андрей!
Кажется, я прошептала эти слова вслух.
Больше никого нет – только мы, и неважно, что вокруг люди, неважно, что будут потом говорить, неважно, все неважно… Прошлого больше нет, есть только невыносимо сладостное и пугающее настоящее, где он и я – еще не вместе, но больше и не врозь…
Вдох. Выдох.
Больно. Легкие раздирает воздух. Стук двух сердец отдается болью в каждой клеточке моего тела.
Еще не увидел, еще не понял…
И молнией пронзила мысль – а вдруг не узнает? А вдруг скользнет равнодушным взглядом и пройдет мимо?
Страшно… и невыносимо больше ждать! Предательское время еле ползет, отсчитывая медленные секунды.
Андрей!
Рванулась к нему, разрывая паутину времени… как тогда, на залитой дождем дороге. Голова закружилась, зал качнулся, уплывая из под ног. Надежная рука на талии. Поддержал, не дал упасть – Малиновский. Говорит мне что-то, но я не слышу.
Вдох. Выдох.
Он поворачивается в мою сторону. Я перестаю дышать, мир замирает в ожидании чуда… или смерти.
Его глаза скользят по толпе, по мне, убегают дальше… и вдруг резко возвращаются, впиваются в меня, расширяются от изумления, недоверия, отчаянной боязни ошибиться…
Он застывает на месте. Наши сердца бьются так сильно и быстро, что их стук почти сливается в одну нескончаемую дробь.
В его глазах – целый мир, полный бесконечной надежды и бесконечной тоски. В моих, надо думать, тоже.
Мы молчим – и вокруг нас молчит Вселенная, балансируя на зыбкой грани отчаяния и счастья. Куда же качнуться эти весы?
Вдох. Выдох.
Катя…
Андрей…
Ты любишь меня?..
А ты сомневаешься?..
Нет… да…
Да… нет…
Почему? Протяни руку, дотронься до меня, почувствуй мое сердце, как я чувствую твое… Загляни в мои глаза – они ведь никогда не лгали тебе. Люди могут обманывать, я сама много раз говорила тебе неправду – но мои глаза не лгали никогда. Только не отводи взгляд, только смотри…
Вот я, вся перед тобой. Смотри, как много боли и лжи было между нами. Мы виноваты оба… и тут уже ничего не исправить. Я знаю, и тебе все нелегко далось – я вижу твои седые волосы, усталые морщинки на лбу, грусть и тоску, поселившуюся глубоко в душе. Я виновата, прости.
Я виноват, прости.
Вдох. Выдох.
И вдруг – словно захлопнули двери в наш мир, разорвалась связь наших душ и глаз. Он отпрянул назад, задохнувшись, побелев как мел. Вселенная тяжко вздохнула и качнулась… Драгоценный миг был потерян навсегда. Я чуть не закричала в голос. Почему???
-… какая красивая пара, - долетел до меня голос Мащенко, который удивленно переводил взгляд с Андрея на меня и Малиновского.
Малиновского!
Пара!!
Я вдруг с ужасающей ясностью осознала, что сейчас увидел Андрей – я, Катя Пушкарева, в непривычном красивом платье, в прической и макияжем на модной вечеринке в клубе, а рядом со мной - Рома Малиновский, рука которого осторожно и бережно придерживает меня за талию...
Ты… С НИМ??!! Новая… изменившаяся… Ради НЕГО?! Катя… Почему??
Мы все еще стояли, не в силах пошевелиться, разбитые, уничтоженные, потерявшиеся среди безликой толпы. Тысячи километров больше не разделяли нас, но тем не менее пропасть между нами не стала меньше. Непонимание, смертельная обида, память о прошлой боли, предательство и ложь стояли между нами непроницаемой стеной – все то, что на миг показалось мне, наивной, несущественным и мелочным перед лицом нашей новой встречи. Я беспомощно наблюдала, как всколыхнувшаяся было любовь тонет в этом болоте, прячется на самое дно души, исчезает из его глаз, сменяясь угрюмой безнадежностью.
Страшно… вновь ошибиться, вновь обжечься… Больно… Опять… Катюша, ты обладаешь редким даром одним взглядом ранить меня в самое сердце. От тебя я не могу закрыться, не могу спрятаться. Любовь?.. Неужели?… Снова и снова… Зачем? Ведь я почти убедил себя, что все это лишь наваждение, почти научился не видеть тебя во сне, почти похоронил память о тебе…
Нельзя… Глупо… Убежать… Спрятаться…
Катя… Катюша… Я не хочу больше боли… ни тебе, ни себе…
Он вздрогнул, поднес руку к лицу, прогоняя наваждение, и опустил глаза. Все…
В каком-то оцепенении я молча наблюдала, как он отступил назад, небрежно кивнул удивленному Мащенко, что-то ему сказал – и мгновенно растворился в толпе.
Кинуться к нему, остановить, обнять так крепко, чтобы перехватило дыхание, и никогда больше не отпускать – не могу! Страшно… невозможно… Ему и мне… Что сказать? Что люблю? Вдруг – не поверит, вдруг – рассмеется в ответ, вдруг скажет – поздно?! Спросит – где я была весь этот год?
Андрей!.. Я больше не могу… Я смертельно устала жить без тебя… Почему ты бежишь от меня?.. Ты же видишь – я измучена, я умираю, мое сердце истекает кровью… Если ты уйдешь сейчас – я погибну, я задохнусь!.. Мое сердце больше не умеет биться в одиночестве, ему нужна твоя поддержка…
-…ну же, Катя!!! – Малиновский не просто кричал, он орал, тряся меня, растерянную и плачущую, за плечи. Кажется, еще немного, и он надавал бы мне пощечин.– Если мы сейчас его не догоним – все!!! Он опять убежит! Ты же знаешь Андрея! Угораздило же его так невовремя появиться! Катя, ау!!! Это твой последний шанс!!!
Глаза у него были совершенно бешенные.
Вокруг нас собралась сгорающая от любопытства толпа. Скучавшие до этого люди пялились на нас, предвкушая интересное зрелище, и оживленно переговаривались. Мащенко выскочил следом за нами, несколько испуганный, и все пытался понять, что происходит, но видимо безуспешно. Заметив его, Малиновский резко отпустил мои плечи, кинулся к нему и заорал:
-Где он остановился???
-Я…я… думаю, где и всегда… - нерешительно ответил Мащенко, опасливо пятясь от явно невменяемого Ромы.
-Где это???
Но мне был уже не важен его ответ. Огни такси, на котором уехал Андрей, давно погасли, затерявшись среди потока машин, и я с усилием сбросила сковывавшее меня оцепенение. Сердце колотилось так сильно, что казалось, сейчас выскочит из груди. Оно было мудрее меня, оно знало, куда идти, оно четко отсчитывало ритм…
Вдох. Выдох… Скорее, не успеешь, опоздаешь!..
Андрей!..
Вскочить, отбросить прочь мешающие туфли на дурацких шпильках… Сердце настойчиво отбивает дробь, рвется к нему, разрываясь от его боли, чувствуя ее как свою. Не справится!.. Нужно!.. Быть сильной, как всегда, за нас двоих…
Вперед бегом, мимо пылающих неоном витрин, мимо равнодушных людей, мимо ярко освещенных окон. Дыхание прерывается, воздуха не хватает… но я бегу изо всех сил, не чувствуя ледяного асфальта под босыми ногами, не чувствуя боли в напряженных до судорог мышц, не слыша истошного крика Ромы за спиной, не обращая внимания на удивленно оглядывающихся людей, на визг тормозов, на светофоры…
Я не вижу дороги, но мне даже не нужно выбирать направление – какая-то сила тянула и подгоняла меня вперед и вперед. Не осталось ни мыслей, ни чувств, ни желаний, кроме одного – торопись! Опоздаешь! Будет поздно!
Вдох… Выдох… Смахнуть слезы, застилающие глаза… Стиснуть зубы, подавить мучительный стон…
Я падала, поднималась и вновь бежала. Запуталась в подоле нового платья – прочь! Резкий треск рвущейся ткани – и я снова свободна. Вперед, бегом! Безумный, нереальный марафон с судьбой, которая упорно сталкивала нас и так же упорно разводила в разные стороны… Нет! Я не позволю! Не в этот раз!
Андрей!… Пожалуйста, дождись меня!.. Ты не можешь еще раз уйти! Я умру, если ты уйдешь!.. Какая-то часть меня знала, что это не просто красивая метафора – мое сердце больше не сможет биться в одиночку. Оно просто остановится. Я не смогу без тебя!… Дождись!..
Я плакала. Слезы и мое хриплое дыхание – вот что осталось реального в обезумевшем мире. Небо – бездонно-черное, нет звезд, нет луны… нет ничего, пустота и мрак. Зловещий провал, откуда кто-то недобрый наблюдал за мной, за моей безрассудной попыткой обогнать само время, один на один со своими страхами и отчаянием. И зловещий шепот, доносящийся ото всюду – не успеешь, поздно! Жутко и мерзко, а я даже не могу заткнуть уши, чтобы не слышать… не могу зажмуриться, я могу лишь бежать, бежать, бежать… Вперед, где угадывается слабый пульс моего самого родного человека. Его сердце тоже рвалось ко мне… я знала, я чувствовала… Дождись, только дождись!
Вдох… Выдох…
Кого молить, кого проклинать? Что случилось с нами? Как можно любить настолько сильно и быть такими слепыми? Почему мы всегда говорим на разных языках, почему бродим в темноте непонимания? Люди, обстоятельства, но главное – мы сами ломаем робкие ростки нашей любви, топчем их, а потом заботливо выращиваем вновь. Сталкиваемся – и вновь разлетаемся, раненные в самое сердце осколками нашей неправильной любви…
Вдох… Выдох…
Нет больше сил… Легкие горят огнем, ног и рук я давно уже не чувствую… Больно…
Я падаю - сознание мутится, перед глазами мелькают разноцветные пятна.
Я тяжело дышу, как рыба, выброшенная на берег.
И понимаю, что у цели.
Гостиница. Маленькая, окруженная симпатичным безлюдным сквериком.
Там Андрей. Я знаю. И знаю то, что я не опоздала.
Из стеклянных дверей выбегает знакомая фигура с дорожной сумкой через плечо. Оглядывается по сторонам, кого-то нетерпеливо ждет.
И захожусь в истерическом припадке беззвучного смеха. Андрей!.. Уезжаешь… Опять… А у меня нет сил сделать несколько шагов, отделяющих меня от него. Нет сил даже позвать его по имени. Я обогнала время – но ничего не выиграла!
И вновь торжествующий мерзкий шепот – не сможешь, не успеешь! Он уедет… на этот раз навсегда! Это твоя судьба – смирись же наконец! Не пытайся ее обмануть!
Подъехало такси… Андрей закидывает сумку в багажник, нерешительно берется за ручку передней дверцы. Медлит… Оглядывается по сторонам – и вдруг смотрит прямо на меня. Сердце радостно замирает, против воли поверив в невозможное. Увидел! Заметил!
Нет… Слишком темно…
Не осталось сил даже на слезы. Я беспомощно смотрю, как он садится в такси… и понимаю, что проиграла. Смирись!
Голова наливается невыносимой тяжестью, глаза против воли закрываются…
Вдох… Выдох… Все реже и реже… Почти не больно…
Не борись!.. Ты сделала все, что могла! Ты ничего не сможешь изменить! Этой любви не должно было быть! Слышишь, колесо твоей судьбы уже завершает круг, и в твоей жизни не может быть Андрея! Так предначертано!
Я еще сопротивляюсь. Но времени так мало, его уже почти совсем не осталось. И нет сил… Я выложилась по максимуму и до финального рывка мне не хватило совсем немного.
Андрей… Прости!.. Я не могу!..
Милосердное забвение мягко качает меня на своих волнах, унося все дальше… Последняя мысль – а смогу ли вернуться? – кажется даже немного нелепой. В самом деле – а какая разница?..
…Резкий визг тормозов выдернул меня из небытия. Туман перед глазами неохотно рассеялся, тут же ударил яркий свет фар… Было такое чувство, что небо обрушилось мне на голову, придавив к земле, или что я упала с огромной высоты. Свет бил по глазам, и я зажмурилась, услышав вдруг:
-ЖДАНОВ!!!
Голос несомненно принадлежал Малиновскому.
Отчаянная надежда – я рванулась вперед… не получилось, хотела крикнуть – не вышло даже стона…
Хлопанье дверцы. Торопливые шаги. И голос… голос Андрея – напряженный, удивленный и встревоженный.
-Малиновский? Что ты здесь делаешь?
-Слава Богу! Я не опоздал!.. Жданов, да ты знаешь кто после этого? Ты чего ведешь себя, как закомплексованный подросток?
-А вот об этом не тебе судить! Я с тобой вообще не хочу разговаривать!
-А придется, друг мой! Ты когда уезжал, о Кате подумал?
-Что?! При чем здесь Катя?..
-А ничего!!! А еще имел наглость утверждать, что любишь ее!
-Ах, какие мы стали сентиментальные! Теперь ты уже ее защищаешь? Какое тебе до этого дело? Зачем ты вообще приперся?! Отстань!! Возвращайся к ней, раз вы теперь такие большие друзья!
-Слушай, Жданов! Мне плевать, как ты относишься ко мне, понятно? Но не переноси этот негатив на Катю! Если б ты не был таким придурком…
-Все, Малиновский, разговор окончен. Мне нужно ехать.
-Прекрасно! Прекрасно, Жданов! Езжай! Скатертью дорога! Только знаешь ты кто? Ты трус, Жданов!.. Давай, садись в свое такси!.. А она между прочим за тобой рванула, когда ты как последний идиот сбежал из клуба! Пешком! В смысле, на своих двоих! Причем босиком!!!
На несколько секунд воцарилась тишина.
-К-к-как босиком? – выдохнул Андрей с изумлением… и ужасом.
-Молча!!! Ты бы ее лицо видел, после того, как ты в такси укатил… Да не стой ты столбом, Жданов! Надо что-то делать! Она уже один раз из-за тебя чуть под колеса не угодила…
-ЧТО?! О, Господи!.. Малиновский, подожди... Что же делать?.. Ну позвони ей! Мобильник у нее есть?
-Звонил! Миллион раз звонил – абонент недоступен!
-Рома, я тебя убью!!
-А я-то тут при чем?
-А не мог сразу сказать?!
Сознание опять предприняло попытку меня покинуть. Мир качнулся – но теперь все было по-другому. Все во мне ликовало. ОН НЕ УЕХАЛ!!! Мы выиграли этот марафон… Мы…успели…
-…КАТЯ!!!
Чьи-то руки оторвали меня от холодного асфальта, ощутимо встряхнули. Боль накатила огненной волной, я застонала, возвращаясь в реальность. Нет сил противостоять противной слабости, их едва хватает на то, чтобы дышать.
-ОТОЙДИ ОТ НЕЕ, УБИРАЙСЯ! – то ли крикнул, то ли прорычал срывающийся от волнения любимый голос.
И я оказалась в его руках. Такие знакомые, уютные, теплые – я даже не подозревала, настолько успела замерзнуть, лежа на асфальте.
-Катюша!.. Катенька!.. Что… с тобой? – он уже не кричит, он тихо испуганно шепчет, боясь потревожить меня, причинить боль.
Бережно прижимает меня к себе, баюкает как ребенка, отводит с лица растрепавшиеся волосы, не удержавшись, проводит пальцами по моему лицу – закрытые глаза, нос, мокрые щеки, губы… Его руки ощутимо дрожат, я всей кожей чувствую его страх за меня.
-Катенька!..
Я хочу успокоить его, сказать, что все хорошо – и не могу. Его страх перерастает в панику, когда он прерывающимся голосом кричит Малиновскому:
-Ты вызвал «скорую»?!
-Да!
-И где она?! Где можно столько времени ездить??
-Да не кричи ты! Кате и так плохо…
Его руки непроизвольно крепче обнимают меня, защищая от всего мира. Он прижимается лбом к моей щеке, судорожно вздыхает и опять вздрагивает. Я не сразу понимаю, что он плачет. Мое сердце вновь разлетается на тысячи осколков. Его слезы убивают меня – нет, хватит боли! Неужели еще не достаточно? Андрей…
-Прости… прости, Катюша, прости!..
За что? Ведь ты не уехал… Не бросил меня… Теперь мы сможем наконец поговорить… все выяснить. Найти общий язык…
Я пытаюсь улыбнуться ему… получается не очень, но он замечает. Прерывисто облегченно вздыхает:
-Ты слышишь меня, Кать?
Я с усилием поднимаю ресницы, и смотрю прямо на него. Родное, любимое лицо… беспокойная складка на лбу… в темных от волнения и горя глазах - ТАКАЯ любовь и ТАКАЯ вина, что я задыхаюсь. Мокрые дорожки слез на щеках… он их не вытирает, в упор глядя на меня с затаенной болью и надеждой.
-Прости… - хрипло шепчет он.
-Ты… прости… - выговариваю я, и это последнее усилие добивает меня.
Далеко-далеко заунывно воет сирена. Любимое лицо расплывается перед глазами, и я проваливаюсь в темноту.
Очнулась я как-то внезапно – просто открыла глаза и все. Взгляд уперся в идеально белый потолок. Некоторое время я просто бездумно смотрела на него, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям.
Где я ? Что произошло?
С усилием я повернула голову и постаралась оглядеться. Приоткрытое окно, белые занавески, тумбочка возле кровати, какой-то странный стеклянный шкаф… и приглушенный, но все равно узнаваемый «больничный» запах лекарств.
Я вздрогнула, вспоминая. Свой безумный бег наперегонки с судьбой, вовремя приехавшего Малиновского, Андрея, державшего меня на руках, его «Прости»…
Значит, я все-таки в больнице. Сколько я здесь пролежала? Где Андрей? Сердце тут же заныло в тоске – мне просто до безумия захотелось увидеть его, услышать его голос, осознать, что это был не мираж, что он уже никуда не исчезнет из моей жизни. Или исчезнет?
В душе всколыхнулось беспокойство. Я попыталась дать знать о себе:
-Эй, - голос сорвался, такой слабый и неуверенный, что я даже чуть испугалась. Откашлялась и попробовала снова:
-Здравствуйте… Здесь есть кто-нибудь?
Ответом мне была тишина.
Забеспокоившись еще сильнее, я попробовала сесть на кровати. Голова тут же закружилась, накатила слабость, руки подломились и я упала обратно на подушку. Зато со стороны закрытой двери послышались шаги, и в комнату неторопливо вошел крупный мужчина в белом халате с добродушным усталым лицом.
-Здравствуйте, Катерина Валерьевна! – улыбнулся он, подходя к кровати. – Ну, как себя чувствуем, а?
-Хорошо, - неуверенно ответила я, испуганно рассматривая посетителя. – А кто вы?
-Разрешите представиться, Степан Витальевич Палатин, ваш лечащий врач, - любезно улыбнулся он мне, попутно делая какие-то записи в блокнот. - Мы с вами уже виделись, правда при несколько более драматичных обстоятельствах… только вряд ли вы помните.
-А что со мной случилось? – спросила я, наблюдая за его манипуляциями.
-Несколько необычная реакция на стресс, - не отрывая глаз от блокнота, ответил Палатин, - ну и побегать вы решили по Москве, марафон, так сказать, пробежали… А с непривычки это, хочу вам сказать, не шутка. Ну-ка, ну-ка, посмотрим.
Он послушал мое сердце, посветил лампочкой в глаза, проверил рефлексы и, видимо, остался доволен.
-Отлично, Катерина Валерьевна! Отдохнули, выспались – почти как новенькая стали! Ножки скоро заживут, уж вы с ними в следующий раз поаккуратнее… Хотя тот нервный молодой человек и обещал всю жизнь носить вас на руках, но думаю ноги вам еще пригодятся…
-Какой молодой человек? – резко вскинулась я. – Андрей? Где он? Мне можно его увидеть?
-Тихо, девушка, не все сразу! Андрея вашего я отправил спать… дай Бог памяти… да, два часа назад в ординаторскую, когда он поутих немного. Шутка ли – почти двое суток просидел у вашей палаты, отказывался уходить и все порывался прорваться внутрь, но персонал у нас вышколенный – не пустили.
-Двое суток? – пораженно повторила я.
-А что же вы хотели? Организм ваш ослаблен, нервная система расшатана, общая усталость, этот марафон босиком по Москве плюс наши успокоительные средства…
-А… мои родители? – я схватилась за голову. – Они, наверное, меня ищут! И…
-Ваши родители здесь, на первом этаже в приемном покое устроились, с ними еще один молодой человек…
-Коля!
-Это который в очках? Нет, он уехал к вам домой за вещами… а это тот молодой человек, который вместе с…эээ… ах, да… Андреем доставил вас сюда.
-Рома? Малиновский?
-Вам виднее. Он недавно приехал, сидит сейчас в вашими родителями… Галочка, - обратился он к заглянувшей медсестре, - я думаю, можно позвать родственников Катерины Валерьевны. Вы как, в состоянии принимать посетителей?
Я торопливо кивнула.
Уже через пять минут в маленькой палате стало тесно. Мама и папа чуть не задушили меня в объятиях, наперебой рассказывая, как они перепугались, когда поздно ночью раздался телефонный звонок и незнакомый мужской голос сообщил, что я в больнице.
Обладатель «незнакомого мужского голоса» скромно стоял в дверях в букетом цветов, растерянно и немного виновато улыбаясь, глядя на эту семейную сцену.
-Это тебе, - протянул он мне букет, когда наконец мама и папа от меня чуть отодвинулись. – Наверное, надо вазу поискать… И еще вот, - Рома вытащил из кармана открытку.
Сердце против воли замерло, вспомнив события годичной давности. Открытка… Дешевая глянцевая открытка с веселенькой надписью «Выздоравливай, Катюша!»
Заметив мое потемневшее лицо, Малиновский забеспокоился, погрустнел, сунул букет в руки мамы и попятился к двери.
-Я пойду… а то дал страшную клятву Андрею, что разбужу его, как только ты очнешься… пойду за ним… иначе он мне до конца жизни не простит…
-Рома! – окликнула я его.
Он вскинул на меня глаза.
-Спасибо, - просто сказала я, улыбнувшись ему самой солнечной улыбкой, на которую была способна.
Я в самом деле была ему очень благодарна. За все. За то, что в нужный момент оказался рядом. За поддержку, за утешение, за советы. За то, что подарил мне веру в любовь Андрея. Ну и конечно, за то, что в тот вечер был на моей стороне против козней судьбы, и в конце концов помог выиграть эту битву…
Малиновский понял. Вернул мне улыбку, кивнул родителям, и скрылся за дверью.
Наступила нехорошая тишина. Мама преувеличенно тщательно выстраивала на тумбочке принесенные из дому продукты, папа, сдвинув брови и грозно сверкая глазами, поглядывал на дверь, за которой скрылся Малиновский.
-Мам! Пап! – умоляюще протянула я, схватив их за руки. – Что случилось? Почему такие лица?
-Ничего, ты только не волнуйся! – непонятно почему обеспокоилась мама. – Просто мы переживаем, Катенька! Доктор говорит, что это у тебя нервное…
-Конечно! – пробурчал папа, вставая и беспокойно меряя шагами палату. – Стоило этому… Андрею Палычу появиться на горизонте, как ты опять угодила в больницу!
-Пап, это же совсем другое!
-Другое! А по-моему, так то же самое! И дружок этот его здесь крутится. Цветы подарил!
Папа смахнул с тумбочки ни в чем не повинный букет. Была бы его воля, он бы наверное с удовольствием запустил им в Малиновского.
-Рома очень… он хороший человек! Мам, пап, правда! Я…
-Хороший?! – папа даже подпрыгнул от возмущения, резко повернулся ко мне и выговорил сквозь стиснутые зубы. – А когда он своему дружку советовал тебя… использовать ради своей компании, он тоже был хорошим? Или когда ты из-за него три месяца в больнице пролежала, плакала целыми днями, есть отказывалась, засыпала только после укола – он был хорошим?!
-Валер, тебе нельзя волноваться, - поспешно остановила его мама. – И Катеньке тоже!
Папа осекся, тяжко вздохнул и добавил уже тихим голосом, правда звенящим от скрытой ярости:
-И чего опять им надо? Только-только жизнь наладилась… и вот – снова здорово! Оставили бы они нас в покое.
-Папулечка, ты же ничего не знаешь! – в отчаянии прошептала я. Ну как им объяснить, чтобы они поняли?! – Я… я люблю АндрейПалыча, понимаешь?
При этих словах папа презрительно фыркнул, а мама тяжко вздохнула. Глаз она на меня так и подняла.
-Мам! – я попыталась достучаться хотя бы до нее. – Вы ведь знаете… И что самое главное – он меня тоже любит! Понимаете? Любит! По-настоящему! И все это время… еще тогда, в «Зималетто», любил.
-Любил?! Это теперь так называется?! – удар кулаком по неповинной тумбочке. Папин сдерживаемый гнев все-таки прорвался наружу.
-Валер! – мама предостерегающе схватила его за руку. – Успокойся, пожалуйста!
-Ну хорошо, хорошо, - папа глубоко вздохнул, провел рукой по лицу, успокаиваясь. Взял стул, сел поближе к кровати, в упор глядя на меня усталыми беспокойными глазами. – Пойми, дочка, мы же для тебя стараемся! Мы с матерью не можем больше видеть, как ты мучаешься из-за этих…
-Ведь все уже хорошо было, все наладилось! – поддакнула мама из-за его спины. Нагнулась, нежно взяла меня за руку. – Мы же не слепые, видели, как ты по нему убивалась.
-И только когда жизнь вошла в нормальную колею, черт принес опять этих… - папа явно не мог подобрать подходящего определения Андрею и Роме, поэтому именовал их кратко и емко – «эти».
Я смотрела на них – таких искренних, обеспокоенных, переживающих за меня – и понимала, что бессильна им что-либо объяснить. Мои родители давным-давно уяснили, что для меня хорошо, а что плохо, и разубеждать их было делом зряшным. Да и что я могла сказать? Что мне нет жизни без Андрея? Для папы это глупости. А мама… мама может и поймет, но останется на стороне папы. Он-то всяко лучше знает, что нужно его дочери…
Сказать, что Малиновский несколько раз за последние дни буквально спас мне жизнь? Рассказать родителям о привидевшемся мне Андрее во время грозы? Или о невыносимо длинном тягостном времени, когда я не жила, а лишь существовала в режиме ожидания, не замечая красок жизни, лишенная ее света и смысла? Только потому, что рядом не было его… Улыбалась, что-то говорила родителям, как-то пыталась поддерживать видимость нормальной жизни, убеждала саму себя, что все хорошо и все наладилось. А они наивно решили, что так оно и есть. Думали, что защитили меня от боли и обид, а на самом деле обрекли на бесцветное, бессмысленное, серое существование… Господи, какая пропасть непонимания между нами!
А мама все говорила и говорила, стремясь убедить меня:
-…ведь может обмануть еще раз! У этих людей нет ничего святого! Откуда ты знаешь, зачем они появились? Вдруг опять какие-то интересы, вдруг ты опять нужна для каких-то там дел?
Я пропускала половину ее слов мимо ушей, потому что за закрытой дверью уловила какое-то движение. Кто-то бежал по коридору – и я знала, кто именно. Сердце сладко замерло в ожидании, а потом забилось сильнее и быстрее.
-Андрей!
Я всем телом подалась к двери, которая в тот же миг резко распахнулась, с силой ударившись о косяк, и на пороге возник Андрей собственной персоной – взлохмаченный, помятый, с двухдневной щетиной и в рубашке, застегнутой через пуговицу. Впрочем, слишком долго он себя рассматривать не дал – не останавливаясь и не обращая никакого внимания на вскочивших родителей, он подлетел к кровати, с размаху бухнулся на колени и прижал меня к себе.
-Катюш! – выдохнул мне в волосы. – Ты… как ты?
Я счастливо вздохнула, крепко обхватив его сильные плечи. Не удержалась, провела рукой по лохматому затылку, зарылась пальцами в отросшие волосы. Он вздрогнул от этой нечаянной ласки, нежно провел рукой вдоль моей спины, уткнулся лицом в мою шею и шумно выдохнул. Я наконец-то ощутила то, что ощущает, наверное, человек, долго шедший по пустыне без воды и еды и вдруг набредший на оазис. Полное и абсолютное счастье. Под его чуткими пальцами я вновь почувствовала себя настоящей, живой. Здесь, он здесь, мой Андрей, мой любимый! Неужели это на самом деле происходит со мной? Неужели это не сон? Невероятно…
-Молодой человек! – отрезвляюще прозвучало где-то над ухом.
Андрей с сожалением оторвался от меня, не разжимая, впрочем, рук, и непонимающе уставился снизу вверх на папу, грозно возвышавшегося над нами.
-Что?.. А… Здравствуйте, Валерий Сергеевич! – Андрей даже улыбнулся, хотя по его лицу было понятно, что окружающее его не волнует совершенно, и наплевать, кто перед ним – мой отец или Президент России.
Папа и мама смотрели на эту сцену с изумлением и негодованием, достойным кисти художника.
Мама опомнилась первая, робко потянула папу за рукав.
-Валер, может, выйдем на минутку?
-Что?! Ну уж нет! - папа был непреклонен. Даже приосанился и скрестил руки на груди. – Ни за что не оставлю нашу девочку наедине с этим…
-О, да тут просто семейная идиллия! – послышался сзади голос Малиновского.
Обозрев развернувшуюся картину военных действий, сообразительный Рома тут же изобразил глубокую задумчивость, почесал подбородок и вдруг хлопнул себя по лбу.
-Ох, совсем забыл! Валерий Сергеевич, там внизу вас Коля дожидается! Он вещи принес, просит, чтобы вы помогли донести. Жалуется, что вы толком не объяснили, что именно брать, так что он взял все, что под руку попалось… Елена Александровна, он там спрашивает, какой халат надо было взять – желтенький или зелененький в цветочек. А то он в итоге взял оба… и еще пижаму на всякий случай!
Я с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться и на всякий случай спряталась за Андрея.
Папа, кажется, растерялся, хлопая глазами на несшего околесицу Малиновского.
Этим тут же воспользовалась мама.
-Ой, мамочки! А ведь я действительно не сказала, какой именно брать! Бедный Коля, представляю, какие он торбы приволок… Валер, пойдем скорее, надо ему помочь.
-Подожди, что-то я не понял… - попытался сопротивляться папа, но его уже выводили из палаты, незаметно подталкивая к двери.
-Пошли, пошли! Ты ведь знаешь Кольку – вовремя не проконтролируешь, потом половины вещей не досчитаешься!
-Но… - эти слова были сказаны уже за дверью.
Малиновский галантно пропустил их вперед, подмигнул нам, нарисовал в воздухе сердечко и тактично прикрыл дверь.
-Что это было? – Андрей поднял бровь, лукаво глядя на меня. Его рука осторожно и бережно путешествовала вверх по моей спине, поднимаясь к шее, где отчаянными короткими ударами бился пульс.
Я только улыбнулась, в свою очередь обрисовывая пальцами контуры его лица, вспоминая, как делала это, наверное, тысячу лет назад, открывая для себя те маленькие изменения, что появились за истекший год. Боже, как я по нему соскучилась! Он закрыл глаза, прильнул к моим ладошкам, ловя губами мои изучающие пальцы.
А он изменился… Этой морщинки не было раньше… Горькая складка у губ… Заострившиеся скулы, запавшие глаза. Седые виски. Отросшая прядь волос падает на лоб, свежий шрам на щеке… чувствуется даже сквозь колючую щетину.
-Где ты был? – шепнула я, прижимаясь лбом в его лбу, как когда-то давно, в прошлой жизни, в нашу первую ночь.
Я чувствовала, как он хмурится, но он не отстранился. Его рука переместилась на мою шею, провела вдоль подбородка к ушку, там замерла в нерешительности… ожидании.
-Потом, - он с трудом сглотнул, и повторил, – все потом…
Он ласково, но твердо приподнимает мой подбородок и находит губами мои губы. На секунду я почему-то пугаюсь, он тоже медлит… целует меня очень осторожно, словно спрашивая разрешения. Господи, этот миг мне снился долгими одинокими ночами тысячи раз, чего же я сейчас боюсь?
Я отвечаю ему, и постепенно меня увлекает безумный водоворот нахлынувших чувств. Они вновь накрыли меня с головой, унося в нереальный волшебный мир, принадлежащий только нам двоим. Я вновь ощущаю преступную сладость его губ, силу его рук, запутавшихся в моих волосах, я словно рождаюсь заново… для нашей любви. Он понимает это, и уже не сдерживается, подхваченный той же волной страсти, он настойчив, дерзок, порывист… и я так его люблю!
-Я люблю тебя! – шепчу я в его губы и ощущаю его ответную улыбку.
Следующие несколько дней были наполнены разными волнующими событиями и хлопотами – и это несмотря на то, что врач запретил мне нервничать и велел побольше отдыхать, а еще лучше – спать. Медсестры очень старались в точности исполнить это предписание, но все их попытки запретить доступ в мою палату посторонних не увенчались успехом.
Помня печальный опыт выдворения Андрея от дверей моей палаты, когда я лежала без сознания, они даже не пытались остановить его, когда он влетал ко мне с очередным букетом, иногда поздно вечером, а иногда вообще ближе в полуночи. И выгнать его оттуда не мог даже главврач, один раз лично явившийся в палату в ответ на многочисленные жалобы персонала. Хотя желаемого результата визит не дал, зато теперь все – начиная от лечащего врача и заканчивая санитарками – приобрели полезную привычку стучаться и спрашивать «Можно?», прежде чем войти в мою палату. Признаю, в тот раз мы с Андреем действительно позабыли, где находимся, но рядом с ним я совершенно теряла голову, не в силах противостоять его прикосновениям, поцелуям и страстному шепоту. А он просто сходил с ума – по его собственному выражению – когда приближался ко мне ближе, чем на метр. Но после этого инцидента мы решили держать себя в руках – хорошо, что это был всего лишь главврач, а не мои родители.
Они до сих пор смотрели на Андрея искоса и демонстративно не здоровались. Молча уходили, когда он появлялся на пороге моей палаты, но больше не пытались вести со мной душеспасительные беседы. Смирились. Тем более, что мое выздоровление шло такими быстрыми темпами, что врач только восхищено качал головой, и обещал выписать уже через неделю.
…Вечерами, когда выключали свет и из коридора больше не доносились посторонние шумы, мы с Андреем разговаривали. Я рассказывала, как жила этот год без него, а он говорил, почему бросил «Зималетто» на растерзание Воропаеву, почему скрывался ото всех и что делал. Мы сидели так близко друг к другу, что я чувствовала его дыхание на своей щеке, слушала, задумчиво перебирала отросшие пряди волос, и время от времени легонько прикасалась губами к его заросшей щеке.
-Что это? – тихонько спросила я, очерчивая губами заметный шрам на скуле.
-Это?.. Порезался… Бутылкой. Понимаешь, Катюш, мне тогда почти все равно было… После того, как я понял, что ты меня никогда не любила, а только использовала… - вздрогнул и прижался ко мне, отгоняя плохие воспоминания, - я не в себе был. Не помню даже, о чем думал в тот вечер… поехал почему-то на вокзал… машину бросил… голова тяжелая была… выть хотелось, только луны не было… сплошная чернота. Там компания какая-то была, пьяные все, оборванные. Вот… я даже не помню из-за чего… но полез в драку. Один из них меня бутылкой приложил, осталось напоминание.
Я целую и целую шрамик, как будто мои губы способны забрать всю прошлую боль. Он коротко вздыхает, возвращая мне поцелуй, скользит губами по щеке к виску, а оттуда к ушку. Я улыбаюсь и шутливо отталкиваю его, напоминая о нашем уговоре. Он недовольно ворчит, ругая больничные правила и врачей, имеющих привычку вламываться в палату в самый неподходящий момент.
Остальное я уже знаю – как Андрей торговался с кассиршей, не желавшей продавать окровавленному клиенту билет, как перепутал поезда и в итоге оказался высаженным на какой-то станции (как позже выяснилось – где-то под Ростовом), как выбросил мобильный телефон, решив начать свою непутевую жизнь заново с чистого листа.
-Не хотел я никого ни видеть, ни слышать, - мрачно говорил он. – Решил, что Андрей Жданов – бывший президент «Зималетто», в итоге разваливший компанию, подведший родителей, жестоко обошедшийся с Кирой, и наконец, смертельно обидевший единственную девушку, которую он по-настоящему любил, умер. Что он никому не нужен – даже самому себе и всем противен… Я ведь не винил тебя, Кать. Ни одной минуты, даже когда понял, что ты положила на стол акционерам реальный отчет, даже когда думал, что ты использовала меня… Я сам виноват. Я заслужил… и до сих пор, если честно, до конца не верю, что ты… ты… вот здесь, со мной. Кать…
Я накрываю ладошкой его губы, отрицательно качая головой, слова, которые ранят его и меня, тонут в ней.
-Не надо…
-Кать…
-Пожалуйста, не говори этого… Я очень виновата перед тобой…
-Ты?! – он даже усмехнулся. – Нет, Катюш! Если я кого-то и обвинял, так это Малиновского… Так было легче… свалить часть вины на кого-то другого. Но сам я… первые месяцы я не знал, куда деваться от ненависти к себе. Стал пить… деньги были… Надирался до зеленых чертей… Пытался спать как можно меньше… во сне было еще хуже… И все ждал, когда меня станут искать. Не стали. Ни родители. Ни Кира. Я тогда окончательно понял, что прошлый Андрей Жданов умер. А я и в самом деле почти умер… много раз…
Тогда я плакала, затыкала уши, мотая головой и крича, что не могу больше этого слышать. Он виновато целовал мои мокрые щеки, беспомощно гладил мои ледяные руки, согревал их своим дыханием, и все шептал «Прости…», хотя просить прощения следовало бы мне, а не ему.
Я не знала… даже не чувствовала… а он каждый вечер где-то далеко, напившись до потери координации, кричал в черное пустое небо «КААААТЯ!!», шел на съемную квартиру и пил еще и еще, чтобы не видеть снов, чтобы забыть о том, что я сделала… что он сделал… а забыть не получалось, и становилось только хуже.
_________________ Листья желтые над городом кружатся...
|