Это редактированный вариант "Маленького ангела".
Надеюсь, он понравится вам не меньше, чем первый...
Маленький ангел.
(к 115 серии. Прощание.)
Маленький ангел лежал на облаке и внимательно рассматривал свою картинку. Он её только что закончил и сейчас просто задумчиво любовался. Получилось даже лучше, чем он думал. Ему было счастливо и немного страшно. Рисовать могут только Старшие. Важно и серьезно водят они кисточками по полотну и никогда, никогда не дают свои краски! А ему тоже хотелось порисовать. И однажды, когда самый вдумчивый художник, почти прижимаясь к мольберту, водил взглядом по следам своей кисти, маленький ангел украл у него несколько заветных бутылочек, стоящих у самого края. Какое счастье! Спрятавшись за свое любимое облачко, и секунду посидев без движения, пытаясь успокоить бьющееся сердце, он медленно отвел от груди крепко сжатые руки и раскрыл ладошки. Ну вот, кисточку забыл! И всего два бутылька… и такие разные. Одна красочка просто лучилась ясным светом и от одного взгляда на неё хотелось вскинуть руки и легко закружиться в безудержном веселье. Малыш посмотрел на неё несколько секунд и зажмурился. Красиво, только глаза быстро устают. Какой же это цвет?… - Солнечный! Сам того не зная, он точно угадал: этим цветом старшие рисовали ослепляющие лучи. Отставив искрящийся бутылек, он взял в руки второй. Серый и бесцветный, как свет луны.. Да, с этим повезло меньше. Будь у него время повыбирать, он бы ни за что не взял его, даже если бы ему разрешили взять целых сто красок! Вот если бы зеленый или розовый… Или голубой! Он так бы хорошо смотрелся с солнечным! Что же делать? Ангел приблизил бутылочку к глазам и стал внимательно её рассматривать. Одно слабое мерцание… Жаль... И даже захотелось плакать. Он зря все это затеял.
Но на следующий день он проснулся необыкновенно счастливым. Его картина будет нарисована! Он разбавит эти два цвета друг в друге и все-таки нарисует свою сказку! Серый цвет придаст для солнечного контуры, а солнечный поделится с ним своими переливами. Закрыв глаза и представив конечный результат, маленький ангел принялся за работу.
Каждый день он прилетал к своему тайному убежищу, бережно доставал два бутылька и водил пальчиком по листку, выдранному из старой тетрадки. Сначала красочки не слушались его рук. Прозрачный цвет соскочил в угол неприметной фигурой, и не хотел даже сдвинуться с места. А солнечный скакал по всему листку, лишь изредка останавливаясь отдышаться у тихого настороженного пятна. Руки отчаянно тряслись, пытаясь усмирить несовместимое, и уже не верилось, что все получится. Пролетавшая мимо тучка расстроено покачала боками и уронила на ангела несколько веселых капелек – может это поднимет ему настроение? Но ангел только испуганно вскрикнул: одна из капелек, звонко приземлившись на круглый лобик, стекла по носу и упала на лежащий внизу лист! - Ах! И крепко зажал глаза ладонями. Страшно смотреть на то, что безвозвратно изменилось! Немного разведя руки, он осторожно посмотрел между пальцами. И порывисто вскочил! Сердце забилось от восторга! Капелька упала точно между двумя цветами. Серая граница разбилась, и в маленький образовавшийся разрыв неуверенно потекли светящиеся струи. И всё вокруг испуганно замерло. Это невероятно красиво! Малыш осторожно провел пальчиком по образовавшемуся ручейку, еще больше закручивая это проникновение. Серый цвет запульсировал острыми искорками, будто не веря происходящему. А солнечный завороженно притих: ему стало хорошо и странно. Ангел рассмеялся! Все, о чем мечтал, начало сбываться! Он слился с этими цветами и продолжил это неожиданное смешение. И маленькое сердце билось все сильнее и сильнее, не переставая удивляться тому, как же славно получается!
Но однажды случилось непредвиденное. Накануне ангел очень долго не мог оторваться от картины. Она была уже очень близка к завершению. Серая не ежилась колючками, а солнечный почти перестал бояться. Все чаще он останавливался у серого пятнышка и уже без напряжения соприкасался с обволакивающими контурами, чтобы снова раствориться в них и отдохнуть от своих метаний. В тот вечер получалось особенно красиво, и ангел никак не хотел прекращать своё чудесное действо. Он любовался на свои чудесные красочки и думал, как же ему завершить эту картину, что же создать в итоге такое, чтобы все посмотрели и ахнули. Чтобы увидели прелесть слияния этих цветов. Налетевший ночной ветерок растормошил его и заставил вспомнить о реальности. Малыш очнулся, задрожал от холода и страха быть отруганным, и скорее побежал домой. А неубранный листок остался лежать на краешке облака, подрагивая от холодных порывов.
На следующий день ангел не пришел. Он простыл, лежал в кроватке, пил какие-то горькие отвары и думал о своей картине. Скоро он её закончит! А когда вернулся, его ждало ужасное зрелище. Вчерашний ветер выстудил волшебную картинку. Солнечный как обычно легко скользил по бумаге, но серая… она высохла. Она не стала убегать от ветра. Не спряталась за солнечным. Она просто высохла! Лишь присмотревшись, ангел увидел в глубине застывшего пятнышка несколько светящихся искорок. Ветер слишком быстро сковал края, и частичка солнечного осталась внутри. Забытый лучик бередил холодную поверхность, мучая, но и не давая умереть окончательно.
А солнечный не замечал потери! Ему было хорошо, он поборол ветер. Победно полетав, он привычно кинулся в уютный угол… И больно стукнулся. В чем дело? Покружив немного вокруг, он снова полетел по своим делам. И снова, возвращаясь и забывшись, больно стукнулся… Даже еще больнее, чем в прошлый раз. И он испугался. Сначала неловко, а потом яростно он принялся метаться вокруг недвижимой границы, снова и снова обдирая лучи о колючую поверхность. Яркие вспышки болью разрывали его тело, а он не замечал ничего, растрачивая всю свою энергию и превращаясь в бессильный сгусток. Маленький ангел, не касаясь, провел пальцами по замершим фигурам…
Нет, он закончит свою картину! Горячие слезы решимости покатились по его щекам и закапали на уже истрепанный лист. Может, влага снова спасет его сказку? Сначала ничего не происходило, но потом чудо, кажется, решило вернуться. Соленые капли разъели ядовитые комочки и серая измученно задрожала. Ну зачем, она ведь почти уже умерла. Солнечный вспыхнул тысячами огней и кинулся к ней. Если он спасет её – спасет и себя…
Андрей зашел в свой кабинет. Как он по ней соскучился! Месяц бесплодной ревности вымотал его душу, а сегодняшний день воскреснувшими надеждами довел его желание до предела.
- Кать…
Одетая… Не собиралась дожидаться? Он же говорил.. Что в одиннадцать. Значит, не ждала. Снова чего-то испугалась?
Услышав его голос, она испуганно повернулась:
- Вы вернулись? Уже…
Ей было бы сложно сейчас ответить самой себе – ждала она его или нет.
Накопившаяся усталость: физическая, моральная, – лишала её всякой воли для поддержания отстраненного равнодушия, которым она огораживалась последнее время. Да и зачем. Больше и не нужно. Нет впереди долгих дней борьбы. Этот – последний. Финиш уже близок.
С трудом прогнав от себя подступы слабости, Катя спросила:
- Как все прошло?
Жданов тоже вёл отсчет. Только не до финиша, а до старта. Он верил, что получит то, о чём грезил весь последний месяц. То, без чего его победа уже не представлялась полной. И хотя физически был измотан не меньше Кати, зато в душе царила надежда, а не боль. Сегодня воскрес его потерянный когда-то мир. И он не собирался с ним прощаться.
Показ, отчёт, компания – всё было собрано и прибрано в ожидании его новой жизни. Курок взведён, ноги размяты, судьи обласканы. До черты – подать рукой. Осталось только самое главное. Самое нужное, самое желанное.
- Отлично. Правда, отлично. Появилась надежда на новые контракты, на возможность расплатиться с долгами, так что… у нас всё, Кать, получится.
Ему тоже было несладко эти дни. Последний месяц, куда бы он ни ткнулся, его везде поджидала медленно надвигающаяся стена. И так со всех сторон, и уже не хватало воздуха. Ещё бы чуть-чуть и его бы раздавило насмерть.
Но она его спасла. Она – его Катя. Сжалилась над ним. И хотя, как раньше он не понимал – почему она его хотела уничтожить, как не понимал сейчас – почему решила спасти, всё равно – больше он не боялся. Он просто верил – теперь всё будет хорошо.
Ей бы такую уверенность.
Катя медленно подошла к нему.
- Я тоже так думаю. В Зималетто все будет хорошо.
Андрей улыбнулся. Сейчас, когда отчет был уже написан, когда более чем успешный показ был уже позади, меньше всего ему думалось о компании.
- В Зималетто? У нас с вами, Кать… Всё будет хорошо.
Но Катя только горько усмехнулась: опять он… за свои игры…
Его рука сама потянулась и легла на шарфик, провела по столько раз терзаемому им воротнику.
- Все в порядке?
Грустно улыбнувшись, она вскинула на него взгляд.
- Вы об отчете? Да.. Я его закончила, завтра сделаю копии и раздам всем членам правления.
Жданов неловко покрутил поданную ему папку и быстренько переправил её куда-то в сторону. Не об этом он сейчас спрашивал, не об этом думал. Совсем не об этом.
- Вы… в очередной раз, Катюш… меня спасаете.
С мягкой настойчивостью, спокойно, уверенно, игнорируя Катино удивление, потянулся к её сумке. Через секунду сумка была там же, где и отчёт…
Весь его вид, каждое его движение рассказывало, нашептывало о том, что его действительно сейчас беспокоит.
Скользнул ладонью по тёплой щеке, провёл по воротничку, обнял за талию, за затылок…
- Кать…
И привлек к себе.
Огорошенная, она даже не сразу успела возразить. Может, до последнего думала, что он не решится её поцеловать, ведь отчёт уже у него. И только почувствовав его губы, она стала отбиваться.
- Не… не нужно!
Андрей удивлённо отстранился.
- Что не нужно?
Недоуменно улыбаясь, сжал её локоток. А Катя словно окаменела: стояла, не двигаясь, и смотрела куда-то ему в грудь.
- Кому не нужно, Кать?
В глаза было страшно, а совсем в сторону – невозможно.
- Вам?
А зацепиться взглядом за край расстёгнутой рубашки, за маленькую светлую пуговку, мелькнуть по шее и колючему подбородку и чуть задержаться на линии губ, – было очень даже возможно и почти безболезненно.
- Или мне?
Она растерянно подняла на него глаза.
- Мне нужно как раз именно вот.. вот это…
Зачем ему сейчас… это? Он ведь уже получил то, что хотел.
- Я хочу, Кать…
Ей нужно уходить. Сейчас.
- Ну, впрочем, вы сами знаете, чего я хочу. Поехали, а?
Она оторвала свой завороженный взгляд от его губ и неуверенно помотала головой: нет…
…Нет?… Но… Может быть… Последний раз…
А он не мог больше ждать. Не мог! Её молчаливое возражение совсем не убедило его. Отбросив все сомнения, он провел дрожащим пальцем по её щеке; только так, как это мог делать он – прошептал её имя, и склонился над ней в поцелуе.
Последний раз…
Катя чуть притормозила его порыв. Осторожно сняла с него очки. Ласково провела ладошкой по лицу. Принесла на кончиках своих холодных пальцев легкий пульс. Ей не было сейчас страшно, что он услышит стук её сердца. Она подарит себе его прощальный поцелуй. Всего лишь поцелуй... Целый поцелуй! И только потом уйдет.
Они на секунду встретились глазами, и он почему-то вспомнил их первую ночь. Тогда она смотрела на него также. Отчаянно, мудро, распахнуто … Беззаветно...
У Жданова перехватило дыхание. От осознания того, что она идёт к нему сама, тёплая волна накрыла его с головой.
…Наконец-то она вернулась!
…а Маленький ангел лежал на облаке и внимательно рассматривал свою картинку. Он её только что закончил и сейчас просто задумчиво любовался ею. Получилось даже лучше, чем он думал.
Он длился целую вечность – их поцелуй. А может всего минуту? Но если и так, то это была самая длинная, самая бесконечная минута в мире. Ещё никто и никогда не успевал стольким поделиться за такой маленький промежуток времени. Ведь разве можно за минуту выплеснуть всю накопившуюся за месяц тоску?
Не готовые раскрыть свои сердца настежь, они безмолвно пытались объяснить всё то, о чём не могли сказать вслух. Он почти обиженно снова и снова «кричал» ей о том, как он изнемог вдали от неё. Она тихо ловила его обиду и позволяла себе думать, что хотя бы сейчас он не врёт. Вздрагивала от спазмов его истосковавшейся души и оголодавшего тела. Маленькими осторожными порциями утоляла его жажду и бесстыдно, безоглядно, насыщалась сама.
Хватит ли ей этих глотков на всю оставшуюся жизнь? Судорожных, украденных напоследок у судьбы глотков. Таких коротких. Не захлебнуться бы.
С усилием оторвавшись от сладкого источника, она обняла ладонями руки Андрея и наклонилась к ним. От её легкого дыхания, от невесомых прикосновений, у него поползли мурашки – он испугался этой бережности.
- Вы меня сейчас поцеловали, Кать, как будто прощаетесь.
Она пораженно посмотрела на него. Как он смог понять? Он не должен был догадаться. Не сейчас. Чуть позже. Ещё чуть-чуть…
Но будто в ответ на его слова зазвонил телефон, – пора, Катюш… Она вздрогнула. Уже?… Отчаянно прижавшись к Андрею, ухватила его за лацкан. Не хо-чу! Не хочу никуда уходить!
Жданова звонок тоже не очень обрадовал:
- Мне сейчас очень хочется разбить этот телефон.
Но для него он был не более, чем досадным и кратковременным недоразумением.
- И вместе с ним все телефоны на свете.
На глаза навернулись слезы. Она улыбнулась сквозь горечь. Да ей каждый раз хотелось разбить телефон! Только сейчас звонят ей, а не ему.
Звонят ей. Чтобы сообщить приговор. Почти смертельный. И нет пути назад. И нет никаких отсрочек. Даже последнее слово уже сказано.
Катя подняла трубку.
- Я слушаю.
А Жданов продолжал парить в небесах. Он пребывал в абсолютной уверенности насчет исхода сегодняшнего вечера и сейчас просто терпеливо пережидал, когда закончится эта мелкая досадность. Счастливо склонившись над своей маленькой Катей он, как всегда любил – опёрся о неё лбом. Мысли витали где-то высоко-высоко. И далеко-далеко отсюда. Там, откуда он не собирался пока спускаться.
Катя съёжилась под окружившим её горячим пологом Ждановской безмятежности и, по-прежнему не отпуская его пиджак, другой рукой ещё крепче сжала ледяную трубку. Донёсшийся сквозь пространство голос Потапкина радостно известил:
- Катерина Валерьевна? Вас такси ждет!
- Спасибо… Я спускаюсь.
Всё. Пора. Тихое отчаянье.
- Меня такси ждет.
- Такси?!
- Мне пора.
- Какое такси, Кать?
Сначала немного опешив, Андрей решительно сжал её руку, и мягко отобрав трубку, положил её на место. Ну что за глупости? При чем здесь такси?
- Куда вам пора? Домой еще рано. Поедемте куда-нибудь. Ну… туда, где нас никто не
побеспокоит. А?
Катя снова прилипла к нему взглядом. Жадно. Грустно.
А он всё никак не хотел понимать.
- Кать.. Мне просто очень хочется побыть с вами вдвоем. Правда… Сегодня ни о чем другом не мог думать… Только об этом.
Она опустила взгляд.
- А мог бы о другом…
Вдохнула, собираясь с силами.
- Завтра же очень важный день, вам нужно выспаться, Андрей Палыч, и…
Хотела поправить ему пиджак, но он, совсем некстати, перехватил её движение и переплелся с ней пальцами. Ещё один его любимый жест. Их любимый жест. Такой многозначительный жест. Вызывающий у неё совершенно определённое желание: остаться с ним и никуда не уходить.
Остаться… И не уходить…
По сжатому кулачку пробежала дрожь.
- И-и.. отчет… успеть изучить… прочитать…
Он, не споря, улыбнулся и умиротворённо ответил:
- Да я почитаю, у меня целая ночь впереди.
…Его голос… Хриплый… Обволакивающий… Заставляющий забывать обо всем на свете…
- Да и потом я все равно не смогу заснуть. И совершенно не потому… что завтра совет директоров.
Её щеки коснулся его короткий поцелуй. Не прерывая своих пояснений, Андрей продолжил прерванное телефонным звонком занятие. А Катя уже мысленно прощалась с ним…
…Его глаза… Которые так нежно умеют смотреть. Иногда лучистые, а иногда почти черные.
- Я ничего не запомню!
…Гладкая... Колючая... Его кожа…
- Я буду думать.
…Лоб, который он смешно морщит, когда удивляется.
- Только о вас.
…Уголки рта, сладко подрагивающие в усмешке…
- Так что, Катенька, ...
…Его губы…
- Отчет придется представлять…
Он собирал своими ласками все её сомнения и растапливал остатки сознания.
- Екатерине Валерьевне Пушкаревой. Потому что шеф… Шеф влюбился!
Она впитывала его слова, собирала каждый драгоценный кусочек той сказки, которыми он одаривал её взгляд, услаждал её слух, осыпал шею, лицо, губы, – а Жданов не жадничал. Оплавленный его одержимостью, окружающий мир расплылся и спрятался за пеленой. В голове не осталось больше ни одной мысли. Только одно всепоглощающее чувство.
- И потерял остатки разума!
…Серая растворилась в мягких всполохах солнечного. Она знала, что все равно исчезнет. Ветер иссушил её почти дотла. Слезы ангела, нечаянно вдохнувшие в неё последний глоток жизни, только сбили затухающее дыхание. Что же, тем лучше, все будет ярче и быстрей. Лишь на несколько минут она подвижно слилась со счастливым солнечным. Последний раз они вместе заискрились мириадами малюсеньких звездочек…
Она до боли вжалась в него. А он заключил её в кольцо своих рук и крепко прижал к себе, вскинув голову к невидимым небесам, с упоением подставляясь сбивающему с ног счастью. С упоением – и эйфорической бездумностью.
- А где настоящий отчет, Кать?
Роковая ошибка. Глупая, дурацкая, отрезающая все и без того искромсанные пути, ошибка…
На её зажмуренное лицо набежала тень. Надрыв перешел в тугое напряжение. Сказка закончилась, не успев и начаться.
Как всегда…
Вдохнув его запах, она вынырнула из-за воротничка рубашки и медленно отстранилась. Взяла со стола сумку.
От-чет. От-чет. Волосики растрепались на её лбу. От-чет.
- Вот. Здесь, у меня. Хотите посмотреть?
Андрей продолжал светиться. После такого полного ощущения её тела, страх потерять её на какой-то миг исчез, и он даже не понял, что сейчас натворил.
- Нет-нет-нет, Кать. Кошмары на ночь… Ну их.
Разулыбался.
- Я сегодня хочу смотреть исключительно на вас.
Он снова врёт. Кошмары? Да…
Катя полуутвердительно спросила:
- На меня…
- Да!
И горько продолжила:
- …перед сном тоже не стоит…
Вырвалась и резко дернулась к выходу.
Но он её поймал. Уже привычным захватом. Уже который раз. И уже который раз он ничего не понимал.
…Малыш уставился на серое недвижимое пятно. Ткнул в него пальчиком. Ну же! Попытался перемешать красочки. Бесполезно. Серая казалась куском наждачки. Солнечный метался по листку…
- Кать!
Его глухой голос полоснул тупым ножом.
- Вы что, прям так уйдете?
…Не оборачиваться, не верить, не смотреть…
На её плечи легли тяжелые руки. Обжигающие даже сквозь пальто. Нежно, размеренно, мягко, Андрей прильнул к её шее, опалил горячим дыханием, зарылся где-то между волосами и воротником. Последние отчаянные ласки. Он не хотел её отпускать!
Но она уже попрощалась с ним…
Больше всего сейчас она была похожа на запрограммированный механизм. Механизм, который уже выполнил свою программу. Глаза были пусты, а сердце – закрыто на ключик. Действие выполнено, программа завершена.
Жданов отказывался принимать этот факт.
Поведя плечами, Катя попыталась скинуть накинутые на неё оковы – не удалось. Тихо, почти в беспамятстве, запротестовала:
- Нет.. Нет, нет! Нет. Ну не здесь.. Нет..
Он воспринял всё по своему… Не здесь?
- Я понимаю.
Не здесь… Она не хочет его делить, даже гипотетически. Что же, ещё немного, и он станет окончательно свободен. Совсем скоро он будет принадлежать только ей.
Пережить бы только поскорее это «скоро».
…а ангел все бил и бил пальчиком по картинке. Ну же…. Ну же!…
- Потерпите еще чуть-чуть. Осталось всего каких-то несколько часов. Как только пройдет Совет директоров, Кира исчезнет из моей жизни! Раз и навсегда.
На «вы». Я уважаю ваши желания.
- Я тебе обещаю.
На «ты». Не бойся. Верь мне…
- Ты мне веришь?
Несанкционированный, нечестный вопрос.
Механизм дал лёгкий сбой. Катя обернулась и пронзительно посмотрела на Андрея.
Он спрашивает… Верю ли я?! Верю ли я ему?!!!
- Я всегда вам верила.
Да, верила. Всегда. Сейчас особенно. Как можно не верить глазам…
- Больше, чем кому бы то ни было.
…и сердцу. А на факты можно не обращать внимания. Это мелочи. Мелочи… А ведь ты так и не рассказал мне о письме. Но сейчас это уже не важно.
- Мне пора.
Ну почему ему кажется, что она прощается не на несколько часов? Почему кажется, что она по одной обрывает ниточки между их сердцами? Удушливая тоска сдавила грудь.
- Не пущу…
Он рос в большом цветнике. Вместе с другими красивыми цветами. Однажды ветер занес в цветник зернышко и уронил рядом с ним. Росшая рядом роза брезгливо поморщилась – это что еще за сорняк. Но ему сначала было все равно. Поднимающийся из земли стебель не мешал ему, наоборот: за эту веточку всегда можно было спрятаться. От надоедливой розы, например. Или от ветра. Странно, конечно, ведь она такая маленькая. А потом оказалось, что на неё можно опереться, а она при этом не повиснет, а только незаметно прильнет. Как-то её чуть не вырвали, только он не понял – кто. Он проспал это ужасное событие, не замечая её надломленного стебля. А когда привычно к ней потянулся, она не склонилась в ответ. Как назло, подул сильный ветер. Стало совсем холодно, тепло шло только от корней, где они еще чуть-чуть соприкасались. Но и эту малость унес особенно сильный порыв. Вырвав веточку из земли, он бросил её рядом с красивым цветком. Иней пополз по его оголенным корням. Цветок с надеждой потянулся к лежащей веточке, но она уже не могла его согреть.
- Ты меня любишь?
Посмотри на меня! Скажи мне это! Скажи!!!
Схватил за воротник, почти грубо развернул к себе, обхватил за плечи, заглянул прямо в глаза.
- Ну?… Ты меня любишь, Кать, а?
Отвернулась, мучительно мотнула головой. Но ответила. Тихо…
- Люблю.
Только что с того. Какое это теперь имеет значение.
…Любит… Как заклинание прокручивая в мыслях это слово, Андрей склонился над Катей. Маленькая, освобождённая только что пружинка, выпрямилась и царапнула изнутри его сердце.
…Любит… Закачался, прильнул, задохнулся.
…Любит…
Откинувшись, отведя назад руки, чтобы не дай бог не слиться с ним снова, она пережидала эту пытку. Губы предательски дрожали, тело ломило от желания сдаться на волю и суд этих уверенных в своей правоте движений, заведённые руки сводило судорогой… Но она уже всё решила: она уже попрощалась с ним.
С силой собравшись, Катя сжалась в комочек и отвернулась.
Но он снова вцепился в неё, и жарко прижавшись губами к уху, хрипло прошептал:
- И я люблю тебя… Слышишь? Я тебя люблю!
Воздух совсем ушел из груди. Андрей стоял, не дыша, боясь разорвать легкие, сгорающий от переполнявших его чувств.
А Катя кивнула головой – да, конечно, любишь – оборвала последнюю ниточку и убежала.
Совсем разбушевавшийся ветер унес измятый стебель. Красивый цветок остался один.
…истерзанный листок разорвался надвое и освобожденная серая высохшим лепестком полетела вниз. Солнечный остался один…
Осознание произошедшего долго не приходило к нему. Он стоял посреди кабинета (всего лишь кабинета? а только что казалось, что все чудеса мира проплывают под ногами), раскачивался под ударами сердца и невидяще смотрел на захлопнувшуюся дверь.
Глаза постепенно заполнял смысл, но этот смысл ему совсем не понравился.
- Жданов, что происходит?
Или понравился?
Закрыл лицо, попытался скинуть наваждение – нет, бесполезно…
Ну же, расслабься, откинься в кресле, налей виски.
Да какое виски!?
Оглянулся, упал в кресло и замер в неловкой позе, боясь пошевелиться. Словно забыл, как нужно правильно ходить, сидеть, дышать, жить.
Сколько можно убегать от самого себя.
- Пора признаваться… Ты ей больше не врёшь.
…Солнечный свернулся оборванном клочке бумаги затухающим кольцом. Только внутри на этот раз было пусто… И не с кем стало поделиться светом…
- Ты влюбился…
…Ангел отвел глаза от удаляющегося лепестка. Но ведь еще остался солнечный… Только почему он больше не сияет?…
- Жданов, ты первый раз в жизни влюбился!
Вбил это знание кулаком в стол. Больно. Но, кажется, стало немного легче дышать. Он снял с себя оковы, которые навесил сам. Теперь он знает - он любит!
- Отлично!!!
Вот только что ему делать с этим фактом? Плакать или смеяться?
…Солнечный вдруг посмотрел в глаза маленькому ангелу…
- По уши... В Катю Пушкареву…
…Ты не понял. Я светил только для неё…
Катя выбежала в коридор и остановилась, прислонившись спиной к стене. Рядом с дверью, за которой остался он. Правильность принятого решения не блистала очевидностью, но думать об этом было невыносимо. Мыслей было нечестно мало. Желаний невыносимо много.
- Что же я делаю?… что ты делаешь, Пушкарева!
Один бог знает, как же ей хотелось сейчас остаться.
Но она больше не позволит себя использовать.
Катя протянула руку и еще одна разделяющая их дверь закрылась.
- Это был последний… последний твой поцелуй, господин Жданов…
Маленький ангел горько заплакал. Ему было жаль чудесную картинку, которую он так хотел, но не смог нарисовать.
…А в это время прямо под плачущим малышом, на Земле разлетались две судьбы. Неподвижный мужчина одиноко сидел в кресле и смотрел в никуда. А маленькая женщина растворялась в темной пустоте…
Маленький демиург не знал, что этими красками боги рисуют судьбы…
|