Автор: Добрый Жук
Название: Гори все синим пламенем
Жанр:
Действующие лица: Андрей Жданов, Екатерина Пушкарева
Жданов тяжело вздохнул, глядя на нее. Катя стояла в опустевшем зале прямо, смело смотря ему в глаза, ничуть не смущаясь. Она была такая уверенная и спокойная. Сердце ёкнуло. Она больше не любит его. Она больше никогда не будет с ним. Она больше ему не принадлежит. Эти руки ласкает другой. К этим губам прикасаются чужие губы. Эти волосы ласково гладят не его ладони. И хотя он сам никогда не встречал с этой девушкой рассвет, теперь это было еще более фантастичным. Ярость и дикое желание тяжело и горячо нахлынули на него. Кулаки сами собой крепко сжались. Он еще раз шумно втянул в себя воздух и приготовился.
- Как поживаете, Андрей Павлович? – начала она. Он тщетно пытался расслышать в ее голосе смятение и дрожь.
- Катя? - только и смог выдавить он, расправляя впившийся в шею галстук.
Она улыбнулась уголками губ, но промолчала. Подняла брови как будто в удивлении и, не отрываясь, смотрела ему прямо в лицо.
«Жданов, ну скажи ей что-нибудь. Скажи, как она чудесно сегодня выглядит и как чудесно… ммм… пахнет сегодня. Как долго ты ее искал. Как безнадежно ждал. Скажи. Скажи. Скажи. Не молчи.»
Но он боялся вымолвить хоть слово. Думал, что каждый его комплимент, каждое признание она расценит только как очередную ложь, как попытку получить от нее что-то. Весь ее вид сочился недоверием и надменностью.
- Катя, - Жданов кивнул головой. – Катя.
- Да. Это я, господин Жданов. Это действительно я, - спокойно и медленно произнесла она, словно разговаривала с умалишенным, и даже протянула ему ладонь, приглашая потрогать: «Да, это я, и не призрак.»
Что-то надо было сделать, чтобы она сменила это холодное выражение лица, пронзительный блеск в глазах. Надо было начать извиняться. Продолжить разговор, который она прервала, как давно и как больно. Может, упасть перед ней на колени, ползти к ней, как к святыне, протягивать руки, молить о пощаде. Она будет ошеломлена, удивлена, и не сможет ему отказать. Но судорога железно свела его совесть. А разве? Катя покинула его. Она оставила его одного на поживу всем этим насмешникам и недоброжелателям. Растоптала дело его жизни. Бросила его на копья в такой решающий момент. Выставила дураком перед отцом, соперником, другом и подчиненными. А ведь она знала его страхи лучше всех. Или ему это только казалось? Леди Макбет с улицы строителей, двадцать пять, принесшая в жертву своей ненависти ТАКУЮ любовь, ТАКОЙ бизнес, ТАКОГО человека! И теперь молча смотрела на него, красивая, чужая, загородившаяся этим новым незнакомым лицом и одеждой, будто никогда не была она маленькой, пугливой, скромной Катенькой. Не пора ли было развернуть обертку этой неизвестной ему женщины?
Он так резко встал, что стул жалобно загремел под ним. Зрачки девушки лишь на мгновение испуганно расширились. Но губы насмешливо улыбались.
Дверь закрылась за последним выходившим из зала. В воздухе распространилась ватная тишина. Ноги Кати тоже стали ватными. Но ей надо было держать спину прямой, а взгляд невозмутимым. Мужчина напротив нее глубоко и шумно вздохнул. Кулаки его сжались. Он смотрел на нее пристально и молча. Уколол в глаза, погладил руку, скользнул по щеке и губам, запутался в волосах. Все тело девушки неприятно, томительно напряглось. Она чувствовала себя жертвой какой-то странной охоты. Статуей, застывшей в неудобной позе с согнутой для шага ногой, занесенной с ножом рукой. Ожидание действия. И страх перед ним. Надо было прервать молчание, которое затягивало их обоих страшной черной дырой.
- Как поживаете, Андрей Павлович? – решилась начать Катя. И тут же порадовалась себе. Здесь может происходить всё, что угодно, она не потеряет присутствие духа. Наверное…
- Катя? – холодно ответил ей вопросом Жданов, и чуть расслабившись, поправил галстук.
Этот спокойный жест даже порадовал ее, губы сами сложились в улыбку. Он совершенно не изменился. Был такой же уверенный и самодовольный - Джеймс Бонд на подмосковной даче. Катя отдавала ему должное и в надменном восхищении подняла брови.
- Катя, - повторил он, кивая. – Катя.
Будто он забыл ее имя. Или, может быть, не верил, что это она стоит перед ним. Не бросает на него влюбленных взглядов, не ждет приказаний, не надеется на монаршую милость. Не маленькая нелепая помощница, просто чужая красивая женщина.
- Да, это я, господин Жданов. Это действительно я, - протянув ладонь, словно договорила: «Снаружи я чужая и красивая. Внутри та же.»
Жданов не отрывал от нее глаз. Взгляд был совершенно бесстрастным. Ни один мускул не вздрагивал на его гладковыбритом лице. А в голове у Кати мысли метались как сумасшедшие.
«Как же ты боишься сейчас, Пушкарева! Трясет как в сорокаградусный мороз. Держи себя в руках. Этот человек… Вон, смотрит на тебя исподлобья. Он готовится начать свои привычные речи, просить прощения, хватать за локти… и лацканы. Сейчас будет мягким голосом убеждать тебя в том, что на луне можно дышать полной грудью. Не сомневаюсь, что в этот момент ему поверит сама строгая комиссия. Будут придыхания, тесные объятия, и ложь… Ложь, ложь, толстым слоем. Но признайся себе, Пушкарева, чего ты боишься еще больше? Что он сейчас не станет говорить свои привычные речи, не будет просить прощения. Всего-навсего спросит про… здоровье. И мило улыбнувшись, помчится на уже назначенное свидание. А потом на досуге будет с Малиновским и смехом обсуждать нелепую уродину. Так и будет… Так и бу-дет…»
В этот момент лицо Кати просто осветилось ненавистью и презрением к себе и своим мечтам, а губы тронула насмешливая улыбка. Отчего тогда Жданов так вздрогнул и поморщился, сверкнул щелками глаз и резко поднялся? Лишь огромным усилием воли девушка заставила себя не сдвинуться с места, тоскливо подумав, что лацканам точно не жить.
- Поговорим начистоту, Катенька, - тихим голосом начал Жданов.
- Есть о чем?
- О! Такая тема, тремя диссертациями не разгрести, - усмехнулся он.
- Сегодня отчего-то у меня настроение такое - выяснить все вопросы с вами раз и навсегда, - милостиво кивнула девушка.
- Как неожиданно и приятно, я в таком настроении с момента нашей последней встречи, - мужчина мягко приближался к ней, надо было только задержать ее. – Поговорим о том, что вы натворили.
- Я!? Натворила?! – искренне удивилась девушка, и даже на мгновение потеряла весь свой неприступный вид.
- Ну, не я же, - уговаривал ее Жданов, продолжая приближаться. Той пора было подумать об отступлении. И в пространстве, и в разговоре. – К чему вы устроили все эти страсти? Это публичное разоблачение. Этот фарс с аншлагом и отсутствием лишних билетов. Если кто-то еще не знает о моих прегрешениях, то это слепой, глухой и немой сумасшедший.
Слова его были острые и жгучие. Они рождались и вылетали прямо в лицо Кате помимо его воли. Жданов уже не мог остановиться, будто крокодил, почувствовавший вкус крови. Зачем он нападает на нее, ведь потом опять придется извиняться… Эх. Но потом что-то начало меняться.
- Неужели нельзя было просто выслушать меня, попытаться понять? С тех самых пор, как я узнал про этого Дениса, я не мог спокойно жить. Завидовал, ревновал, ненавидел, и боялся, боялся, боялся… Думаю, если расскажу, ты же немедленно избавишься от меня. А не расскажу сейчас, все равно потом узнаешь. И, возможно, будет в сто раз хуже.
Девушка, посмеиваясь, покачала головой:
- Ну-ка, и какое было ваше решение? В какую сторону склонилась чаша весов? – он не заметил неуловимого ударения на слове «ваше».
- Да всё я понимаю, не делай такое лицо, - болезненно поморщился Жданов. – Пришлось ждать, надеяться, малодушничать. Но не было у меня другого выхода! Я должен был думать не только о себе, и даже не только о нас. У меня еще куча проблем была на шее. Компания, работники, акционеры, кредиторы, клиенты, родители!!!
- Бедный. Вы еще забыли Киру Юрьевну упомянуть. Это-то самая крупная ваша проблема, - продолжала спокойным, почти жалостливым тоном Катя. – Надо же было как-то объяснить ваш спектакль, привести разумные доводы. Тем более что ей удалось некоторые объяснения получить от меня. Вот ужас-то.
- Какой спектакль? В этом я был с ней предельно честен, - хотя он и засомневался при этих словах, но обратно брать их не захотел. Кира тогда, ослепленная своим горем, просто не поняла его. – Я так ждал, что пройдет вся эта чехарда с отчетом, мы хоть немного всплывем на поверхность, и сможем расслабиться, чтобы расставить все точки над «и».
- Интересная последовательность у вас получается, Андрей Павлович, - Катя снова покачала головой. – Первым делом – самолеты... Сначала послужи мне, а потом я полюблю тебя. Невыносимая грязь.
Катя порывисто обернулась, чтобы как будто уйти. Жданов почти подпрыгнул к ней, чтобы остановить. Его рука легла ей на плечо. Девушка не вырывалась.
Она настороженно подняла на него глаза, не понимая, настало ли уже время мышонку бежать или еще можно помахать хвостом перед носом у этого кота.
- Стоп, - твердо отчеканил Жданов. – Я что-то не пойму… Разговор завел я. И мне же приходится оправдываться? Нет, так не пойдет, Екатерина Валерьевна. Все эти долгие дни я не только хотел высказать вам все, но и послушать вас тоже очень желал.
«Вас… желал… ах, послушать!» - молниеносно пронеслось в голове Кати. – «Ну, что я могу сказать?»
- Что я могу сказать? – додумала она вслух и опустила глаза. Действовало безотказно. Потеряв ее взгляд, он ослабил хватку, неуверенно переступая с ноги на ногу. Знал бы он, как мучительно-тяжело ей сейчас подобрать слова. А хотелось побольней, хотелось в самую сердцевину.
- Я не могла больше врать. Весь этот не распутанный клубок лжи, измен, подделок, вранья, недостойных взрослого честного человека. Вам, Андрей Павлович, не понять, что это такое. Когда ночью не можешь заснуть от собственной подлости, а утром не хочется открывать глаза.
- Честная взрослая Катенька… Куда ж мне-то? - саркастически отвесил Жданов.
- Хотели, чтобы я говорила, так не перебивайте сейчас. На самом деле мне трудно вообще находится с вами в одном помещении. Не думаю, что вам приятней. Так давайте не затягивать акт нашего общения.
Он с каким-то странным восхищением посмотрел на нее, не в силах поверить, что у этой маленькой уродины нашлись такие слова своему, пусть бывшему, но начальнику. Иначе почему тогда так скривились его губы в горькой усмешке? «Вот уж, правда!» - наверняка подумал сейчас он.
- Сначала мне было легко переносить эти ежедневные муки совести. Ну, еще бы! Меня покупали таким изысканным способом. Уговоры, поцелуи, ласки, подарки. И столько внимания. Столько внимания! Любая девушка, не то что, такая как я, могла бы сойти с ума и положить всю себя. Я думала – любовь… Поделом мне.
Жданов вдруг захотел что-то сказать. Уже протянул руку, чтобы начать предложение.
- Молчите, ну не продолжайте же вы этот ужас! – почти выкрикнула она. – Каждое ваше слово не стоит ломаного гроша. Как же бы мне хотелось…
Катя вовремя остановилась, чтобы не открыть себя. Хотелось бы ненавидеть тебя. Хотелось забыть. Если бы людей можно было вырвать из души, как розовый куст из рыхлой земли! Если бы у меня была мантия и волшебная палочка! Если бы я была не я! А ты не был бы собой!
Катя поймала свое отражение в зеркальной поверхности выключенного телевизора. Поправила очки, встряхнула волосами. Залюбовалась лишь на мгновение, с некоторых пор она могла позволить себе такую слабость.
- Теперь говорить мне все эти трусливые лживые слова будет легко. Теперь я мало, чем отличаюсь от среднестатистической женщины Андрея Павловича Жданова, не так ли?
Мужчина только смотрел на нее сверху вниз, по губам гуляла глумливая улыбка. Да он просто издевался над ней! Такой красивый парень, и такой подлец…
Он отступил от Кати на один шаг, только чтобы не спугнуть ее. Сейчас она была так рассержена! Он чувствовал ее злость телом, словно какого-то зверя, вонзившего клыки в его плоть. Надо было успокоиться. Отдышаться. Запрятать собственную бессильную ярость поглубже в карман. Если это последний разговор, у него не будет больше случая объяснить ей все. Но это не было похоже на объяснение. Скорее они объяснялись. У барьера. Чертовы дуэлянты от вечной догробовой любви! Сударь, да вы подлец! Стреляться! Здесь! Сейчас! Через платок! Жданов провел ладонью по лбу, проверяя, что голова еще цела.
- Значит, я просто какая-то империя зла на ножках. Совратил. Обманул. Использовал. Конечно, я негодяй. Меня нельзя простить. Но можешь ты, наконец, понять, что всё пошло не так, как было задумано? Можешь услышать меня!? То, что я пытаюсь тебе втолковать?
- Не сотрясайте воздух зря, - тихо ответила девушка, не глядя на него. – Я уже давно простила вас. И для этого мне не нужны ваши эти патетические эскапады... Но...
- Ну, уж нет, сейчас ты послушаешь меня, - резко воскликнул Жданов, Катя даже вздрогнула, но он продолжал обычным шутовским тоном. – Вот, значит! Это сказка такая. Приходит такая серая мышка. Обитает тихо, незаметно, в каморке без окон. Плюёт на понты и моду, плюёт на косые взгляды окружающих. Плюёт на себя.
Катя ошарашено воззрилась на него, отступив к краю стола. Ей даже пришлось схватиться за крышку рукой, чтобы не оступиться.
- Слушаешь, внимаешь? Вижу. Слушай дальше. Второго такого выступления не будет, - злорадно осклабился Жданов и продолжал, - Умная до гениальности, скромная, как раскаявшаяся грешница, терпеливая, как Сизиф. Живёт в мире цифр. По крайней мере, уж они-то не называют ее уродкой, не тычут в спину пальцем, не смеются в лицо. Да! Ну не могу я назвать нашу героиню красивой. Ну, обязан я говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Скорее ей недостает шарма и опытности. Но некоторых это может только испортить.
Катя пристально смотрела на Жданова, боясь пропустить хоть слово. И с каждым словом всё тяжелее становилась злоба в ее глазах. Губы чуть искривились. Он подумал, как ненавистен ей сейчас. Времени оставалось мало. Возможно, у него даже температура поднялась.
- В этом мире цифр она госпожа. Там она скидывает мышиную шкурку. Там ей подвластно буквально всё. Взмах карандаша, и всё происходит так, как в «нельзя-казнить-помиловать»! Но как только она выныривает из этого мира, она снова маленькое серое создание, моль, призрак.
Жданов перевел дух. Только на миг. Хотя Катя была так придавлена его сказочкой, что не смогла бы и рукой пошевелить, избавиться от этого наваждения.
- Рядом живет, ну, скажем, красный молодец. Всем кажется, что его жизнь наполнена радостью, весельем, удовольствиями. Любимая работа, любимые женщины, верные друзья. И все-то ему удается. Одного нет в его жизни – простого человеческого смысла. Работу бездарно заваливает, женщин встречает однодневок... ну, - он помялся, чеша затылок, но исправляться не стал. – Себе он еще кажется серьезным и счастливым, для других превратился в источник удовлетворения потребностей. И тут он встречает нашу мнимую серую мышь. Дураааак! Ему бы бежать сломя голову от нее, как от погибели. Потому что был на его дороге камень – налево пойдешь, коня потеряешь, направо пойдешь, голову снимут, прямо пойдешь, в сети попадешь. И послушал красный молодец коня.
- Прекратите... прекратите... ломать комедию! Мне противно слушать этот бред! – закричала Катя, отворачиваясь от него и мотая головой.
- Нет, Катенька, наша сказка еще не окончена, - Жданов приблизился к ней, скрестив руки на груди. Самое лучшее было заставить ее плакать, растопить, растолкать. – День за днем, час за часом скромная, застенчивая повелительница цифр вливала в ухо нашему герою по капле, одна меньше другой, преданность, доброту, внимание, самоотверженность и... чего таиться? любовь. Он только вытянет руку, а она уже здесь, протягивает ему свою. Он еще не успевает задать вопрос, у нее готова куча разнообразных ответов. Молодец привык к ней, как к коже, как к воздуху. Они есть, их никто не замечает, и без них - мгновенная смерть! Что у тебя было по анатомии, Кать?
- Вы бредите. Господи, это нелепость, глупость какая-то!! Что же вы хотите сказать, что это я виновата во всем!? – пораженно пробормотала Катя, привставая.
Он стал беспощаден, уже заметив в ее глазах первые слезы:
- А почему бы и нет!? Почему нет?!
Жданов схватил ее за руку, повернул к себе спиной и насильно подвел к отражению в мутном сером стекле экрана телевизора. Всё, о чем он сейчас молился, было только желание не потерять самообладание. И остаться джентльменом, до конца. Когда Катя теплым телом прижималась к нему, это было трудновато. Она издала слабое подобие возмущенного стона, но освободиться побоялась. Да уж! Собственное лицо еще никогда не казалось Жданову таким зверино-хищным. Не будите спящего льва...
Катя испуганно следила за всем происходящим как будто со стороны. Будто все это было не с ней. Одна, наедине с этим разъяренным, на мгновение потерявшим человеческий облик существом. Надо было что-то делать. И быстро! Но он держал ее так крепко, а знакомое тело было так рядом. Девушка боялась, что не выдержит этой близости первая.
- Отпустите меня, Андрей Павлович, - осторожно попросила она.
- Нет, я еще не закончил. Мы же должны выяснить, почему наша милая, такая незаметная, что почти прозрачная, героиня, виновата в том, что у красного молодца поехала крыша, - хохотнул Жданов. – Вот две руки, маленькие, мягкие ручки, привыкшие только к упругим клавишам компьютера. Впрочем, такие же, как у всех. Вот шея, белая, - он шумно вдохнул запах ее кожи, наклонив голову. – Мммм... Ничем она не отличается от остальных. Волосы, в косичках, хвостиках, или просто. Волосы, как волосы... – странно проговорил он, надолго прикрывая глаза. – Плечи, ха! числом два... Ну, может быть, чуть уже, чем у одних, и чуть шире, чем у других.
Он гладил свободной рукой все те части ее тела, которые перечислял. Катя уже умирала от щекотки, смущения и страха. С ужасом она заметила, что одна из пуговиц ее пиджака расстегнулась, другая готовилась сделать тоже самое. Жданов видимо наслаждался ее безответностью. Привычным жестом хватался за лацканы, словно пытаясь снять с нее одежду.
- Что у нас дальше? Ах да! Грудь...
Но он не успел договорить. Пока Жданов был опьянен якобы ее прелестями, он ослабил хватку. Катя с оглушительным визгом вырвалась. Он прижал ладонь к губам, продолжая нескрываемо оглядывать ее, изредка указывая на Катю пальцем.
- И так далее... и так далее, - кивал он, бессмысленно улыбаясь.
Ей не оставалось ничего другого, как широко размахнуться и отвесить ему пощечину:
- Опомнитесь же, наконец!
Сначала на его лице проступила красная пятерня, потом он замотал головой, как пес, которому что-то попало в ухо. Потом осознанно посмотрел ей в глаза. Провел рукой по лицу, смахивая невидимую паутину.
- Прости, - выдавил он. – Нашло что-то.
Катя отошла в сторону, как можно дальше. Больше не хотела провоцировать его. Она могла поклясться чем угодно, что Жданов на короткий миг на самом деле потерял самообладание. Он был так близко, такой сильный, знакомый, свой. Но нет! Это был только фарс, комедия. Все ради того, чтобы объяснить свою нелепую теорию.
- Конечно, прости, - сказал он еще раз. – Но я не кончил.
Катя посмотрела на него, как загнанный зверь. Испуганная и растрепанная, она сама не понимала, как была сейчас прелестна. Просто подойти к ней. Прижать к груди. Сдавить до хруста костей. Мол, не доставайся же ты никому! Интересно, она уже допустила до своего восхитительного тела того, нового, делового, влюбленного? Жданов нахмурился. Не время для ревности. Ему голову нужно в холоде держать. И тут же снова принял свой шутовской вид – дурацкая наплевательская улыбка, приподнятая бровь, походка от бедра, мать ее!
- Да, не кончил, - улыбнулся он еще шире, обнажая ряд блестящих белых зубов. – Пока рассказчик не даст отбой, шоу маст гоу он, как говорится.
- Не собираюсь я больше выслушивать эту белиберду, - махнула рукой Катя.
- Ты будешь делать то, что я тебе скажу, - серьезным глубоким голосом внезапно сказал он. Это он не собирался больше выслушивать ее отнекивания. – Если ты позволишь, я продолжу, - сквозь секундную грозу снова проступило солнце.
Как же он наслаждался сменой страха и недоверия на ее лице. Ее судорожными рывками уйти, скрыться. Всё было, как раньше – он начальник, она его подчиненная. Как раньше и как никогда. Почему никто не сказал ему, как приятно бывает проявлять реальную мужскую силу и власть? Пусть совесть мелко свербит, и бывает обидно видеть выражение гадливости на лице Кати, но он не смог бы отказаться от такого десерта. Внутренне он уже плотоядно облизывался. Первый камень уже упал, теперь надо было ждать полного обвала. Жданову терять было нечего, за ним - сама Москва.
- Я надеюсь, детальное рассмотрение предмета любви убеждает тебя в том, что в нашу безобидную на первый взгляд героиню можно вполне нормально втрескаться. По уши. Ну, например, при втором, более пристальном взгляде. Будь ты хоть мистером «вселенная», хоть отцом многодетного семейства. Сначала это происходит в голове, - он постучал себя по виску. - Маленькая, безобидная Катенька становится твоим продолжением. Без нее никуда. Нужен ее ободряющий и одобряющий взгляд. Нужно ее доброе, пусть неуверенное слово. Нужны ее подсказки, подпорки, простые слова «я здесь», «минуточку», «сейчас». А уже потом это происходит с твоим телом. Тебе никогда не понять, Кать, как заводишься, соблазняя такую умную девушку. Ну, как тебе это понять? Втюхалась в бессовестного плейбоя. Мелочного мачо с животными инстинктами и непомерным честолюбием. Нет, тебе не понять, как это - сводить с ума такую умненькую головку. Покорять саму повелительницу цифр. Рождать в ней такую совершенно безумную от любви и желания новую…
- Всё! – подскочила девушка. – Я не могу больше.
Инъекция под названием «кто-в-доме-хозяин» прошла. Жертва опять могла двигаться и разговаривать. Девушка схватила со стола свою сумку. Набросила на плечо. И направилась к выходу из зала. Эх, наверное, придется внутривенно вводить…
Он нагнал ее у самой двери и размашисто развернул к себе. Так легко и безболезненно он не отпустит эту птичку. Однажды он уже разжал ладонь. Обрёк себя на муки. В конце концов любовь к ближнему начинается с любви к самому себе. Так и пора было о себе подумать.
- Стой! – отрывисто окрикнул ее Жданов. – Я еще не закончил с тобой, Катюша, - добавил вкрадчиво. – Почему ты все время пытаешься убежать? Разве так поступают честные взрослые девочки?
Ладони неприятно вспотели. Пульс рвался, как гонщик-рекордсмен. И еще что-то дрожало под руками. Жданов понял, что эта дрожь исходит от девушки. Она умоляюще воззрилась на него, поблескивая бусиками слез. Это означало только одно – ее защитный механизм давал сбой. Как говаривал Малиновский, сейчас бы она еще в обморок бухнулась, тогда полдела было бы уже сделано. Он не хотел ее мучить… Нет! Он страстно желал ее мучить! Как еще можно было растормошить эту фарфоровую куклу, чтобы из красивых, блестяще-новых оков вывалилась старая привычная Катенька.
- Отпустите меня, пожалуйста, - тихим срывающимся голосом проговорила она.
- Да никуда я тебя не отпущу! Ну что ты, в самом деле? В глаза смотри. Разве ты не понимаешь, что только не сегодня?
Катя взглянула на него, будто видела в первый раз. Внимательно, молча.
- Вы делаете мне больно, Андрей Павлович, - прошептала она, пытаясь высвободиться.
- Вот удивила! – безжалостно усмехнулся он. – К этому-то ты, наверное, должна была бы привыкнуть. С тех пор, как решила для себя, кто такой есть Жданов. С той самой злополучной инструкции. Но вернемся к нашим баранам.
Разговаривать в такой близости от нее было одновременно и мучительно-приятно и трудно. Мысли путались, как только она позволяла себе небольшое движение в его объятьях. Он надеялся, что Катя все же не закричит. Сюда не набегут люди, чтобы спасти ее. Тогда-то ему точно не избежать ареста… Или госпитализации. Крыша ехала на хорошей четвертой передаче.
- На чем я был так немилосердно прерван? Да! Героиня наша не думала, что может вызвать любовь, страсть, бессонные ночи, сухость во рту и желание всегда быть рядом…
На миг Жданов задумался и спросил, глядя на Катю:
- Вот скажи. Когда ты еще не прочитала этот умалишенный бред Малины, как ты думала, за что я тебя люблю? Просто интересно. Ну, попробуй представить себе, что тогда я был влюблен в тебя.
- Я… я… ничего… я…
Она растерянно обводила глазами всю комнату, только чтобы не встретиться взглядом со Ждановым. Это было ему на руку. Он опять брал инициативу на себя. Не мог больше сдерживаться. Надо было помочь бедной растерянной девочке. Катя сама шла в сети. Хоть на чуть-чуть ослабить это давление. Ниже пояса.
- Я… помогала вам… в компании… - полувопросительным тоном лепетала девушка.
- Целовал тебя. Обнимал. Не отпускал от себя, - каждое действие он подтверждал новым поцелуем в шею Кати, - только потому, что ты мне помогала делать бизнес? Так почему же потом это так возмутило тебя?
- Помогала вам… во всем… и с Кирой Юрьевной… и с… другими… - поморщилась она.
- Что за бред? Нет никаких других, нет Киры. Забыли, всё!.. Прощайся уже с ними, Катюш. Я люблю тебя. За что?
- Вам было трудно, - попыталась угадать девушка, отлепляя его голову от своей шеи в который раз.
- Ну, не то, всё не то! Я люблю тебя. Точка. За то, что ты…
Она набрала воздух, как глубоководный ныряльщик.
- … люблю тебя…
- А вот с этого места поподробней? – нахмурился Жданов.
Катя видела, как сползает улыбка с его лица. Молчи. Вот сейчас больше ни слова. Странно, почему он так удивился? Ведь именно это он и хотел услышать. Или сказать. Ну, в общем, она избавила его. Он даже ослабил железное кольцо мускулов вокруг Кати, и ей удалось выскользнуть. Вызывается свидетель защиты, или может быть, обвинения. Все смешалось в этом зале. Все смешалось в ее жизни. Ииии!
- Я люблю тебя, - прозаически, без выражения повторила она. – Это вы хотели сказать?
Жданов кивнул медленно, как будто в трансе. Катина смелость набирала обороты на глазах. Она засомневалась. К чему Жданову вообще понадобилось это объяснение, если он не испытывал к ней никаких чувств? Но Катя должна была ответить откровенностью на откровенность. Не хотелось подставлять щеку, может, только вот губы. Она мысленно приказала "прийти в себя". Это же был тот самый человек!
- Да, я любила вас. Вы не цените того Жданова, которого я любила. Хотя… Да не было никакого того Жданова. Всегда это были вы. Великовозрастный ребенок. Вы на самом деле мнили себя мачо, плейбоем. Впрочем, плейбоем вас назвать можно. Мальчишка, играющий в игры. Вы и этот ваш Малиновский. Весь мир для вас, как большой настольный хоккей. Как тяжело теперь, когда я понимаю это!
Она отодвинула стул и села, рукой непринужденно указывая на стул напротив. Жданов помедлил, но потом все же сел. Пока Катя не собиралась убегать. И показывала ему это.
- Хорошо. Буду говорить за того Жданова, которого, как казалось мне, я знала. Большее я, конечно, придумала. Возможно, он был первым человеком, который смотрел не на меня, а в меня. И ему, возможно, первому не пришло в голову мерить меня мерками остального мира. Он слишком часто называл меня по имени и говорил мне «спасибо». Неосознанно он прижимал меня к себе, чмокал в щеку, брал за руку. Иногда смущался после этого, но ему никогда не было это противно.
Катя перевела дух. Схватила со стола бутылку минералки, налила в стакан и короткими глотками смочила горло. Жданов смотрел на нее с очень серьезным выражением лица.
- Я полюбила его телом. Его мужскую красоту, его уверенную грацию, запах, остающийся на его пиджаке, на всем, к чему он прикасался, его близость. А уж потом – мозгами, когда я видела его смелым, решительным, справедливым, добрым и внимательным.
Жданов закусил ноготь большого пальца и отрицательно покачал головой.
- Ты еще забыла сказать – богатым президентом компании с хорошей родословной, - глухо сказал он, словно в раздумьи.
Катя невесело усмехнулась:
- Все это не имеет значения. Все равно того Жданова уже нет, если он вообще когда-то существовал вне моего воображения. Белые перья с крыльев облетели. Позолота облупилась… Я любила тебя. И больше, кажется, не люблю.
«В конце-то концов!» - подбросило Жданова. Он протянул правую руку и схватил Катю за тонкие пальцы.
- Кому врешь, Пушкарева?! Себе? Мне? Да побойся же ты бога! – зло выкрикнул он. – Стены эти пожалей, им столько лжи уже пришлось выслушать! Не любишь. Ну да! Не любишь. Ха-ха! Рассмеши меня, развлеки меня.
- Отпустите меня, Андрей Павлович…. И возьмите себя в руки. Нас могут услышать, - погрозила она ему.
Жданов снова уловил ее дрожь. Теперь она даже в голосе у Кати была. Он, запрокинув голову, громко рассмеялся. Он чувствовал, как в нем просыпаются все правильные инструкции Малиновского. Растоптать, задавить, снасильничать. Женщины это любят. Даже лучшие из них. Ну не рассыплется же она!
- Мозги у тебя сильные, тут я не смогу ничего поделать. Если только не расколоть эту голову как орех и не пропылесосить самые пыльные уголки… Хорошо сказал, м-да.
Он посмотрел на нее, прищурившись, все еще сжимая руку в своей.
- Отчего тогда ты дрожишь?
- Вы меня пугаете, - попыталась объяснить девушка.
- А с чего тебе меня бояться, если сердце твое спокойно? Если ты меня больше не любишь, как говоришь? Потерпи еще немного.
- Это ничего не даст.
- Да ладно тебе, Пушкарева! Помолчи уже, я тебя понял. Говоришь не то, что чувствуешь. Не хочу больше выслушивать сказки. Сказочник сегодня я, ты не забыла?
- О нет! – взмолилась она.
Жданов встал. Не выпуская ее руки, выдернул девушку из-за стола.
- Скажи теперь это, повтори, - тихим голосом просил он, прижимая ее к себе. – Приходишь сюда, такая красивая, вся в белом, обласканная стилистами и визажистами.
Он снова начал распускать руки. Катя тщетно отталкивала его. Злость и желание. Желание и злость. В слабых проблесках разумности Жданов сам себе напомнил бутылку с зажигательной смесью.
- Ведешь себя, как некоронованная королева, хозяйка жизни, снежная королева.
- Мне больно, - сквозь сжатые зубы выдавила Катя.
- Это хорошо. Это очень хорошо. Мы с Малиновским славно потрудились, чтобы изгнать мой светлый образ из твоей головки. Но мне в одиночку придется стараться отучить ваше тело от своего. Боль – самое действенное оружие.
Он почти зубами оттянул тонкую кожу чуть пониже скулы.
- Ай! – выкрикнула Катя и забарабанила кулаками по спине Жданова.
- Но она подействует только в том случае, если это твое «не люблю» было чистой правдой… Что это за туалетная вода, Катенька? Она сводит меня с ума.
- Кошмар, вы бредите! – испуганно пролепетала девушка ему в шею.
- Отнюдь, я в трезвом уме. Пока.
Он попытался найти ее губы. Катя отчаянно уворачивалась.
- Ну повтори это теперь. Три раза для убедительности, - злорадно выдохнул Жданов. – Давай, чего ж ты молчишь? Когда я сделаю вот так… и еще вот так… и вот это. Говори… Говори…
- Андрей… не... навижу…
Но она уже сдавалась. Безвольно опустила руки. Обмякла в его объятьях. Видимо, это было уже сверх меры. Такой диалог она поддерживать не смогла. И Жданов легко, с бьющимся где-то в ушах сердцем, получал ее в свою власть.
Шум в голове был такой, как будто она плыла под водой. И кто-то в этой воде заполошно колотил одной ржавой железкой по другой. Быстро-быстро. Это ее сердце с бешеной скоростью толкало кровь. Теплый язык Жданова снова и снова проникал в ее рот. Руками он уже потянулся к пуговицам е одежды. Умелый, гад! Казалось, он и в таком отчаянном положении не терял своих навыков. Как ловко у него всё получалось! Обнимать, целовать и раздевать одновременно. Он на миг оторвался от нее, смахнул листы бумаги, приподнял девушку и посадил прямо на стол, так что ее лицо было вровень с его. Катя чуть не рассмеялась, какое деловитое выражение было в глазах Жданова, как сосредоточенно и внимательно он всё проделывал. Откинув в сторону левый борт ее пиджака, его рука скользнула прямо на талию Кати. Другой он крепко держал ее за шею, приближая к себе. Чувствуя, как его ремень впивается ей в живот, девушка опять погружалась в вязкую жидкость, в полуобморочность.
Ну, надо было что-то делать! Размахнуться, и снова дать ему пощечину было просто физически неудобно. Ее руки сами собой оказались обвитыми вокруг его шеи, и изредка ладони натыкались на мягкие волосы и теплый затылок. Как она могла так быстро сдаться на его милость? Очень жаркую, очень незнакомую. Ручной Жданов, тюфяк, не способный связать два слова, ступить два шага без сценария Малиновского, вдруг превратился в эту озверевшую, оголодавшую секс-машину. Такой нежный и нерешительный Андрей Павлович стал похож на Адама, которому только что Еву в целлофане принесли. Новенькую, скрипящую, краской пахнущую. Заворочавшееся возмущение и женская гордость успокоили новой дозой поцелуев, хороших, глубоких, французских. Жданов в приливе ломающей кости нежности прижал Катю к себе. Ноги ее разъехались на скользкой гладкой поверхности стола еще шире.
- Если кто-то сюда зайдет? И увидит нас вместе? – тихо, быстро проговорила Катя, как только ее рот оказался свободен.
- Плевать, Катюш… - посмотрел он на нее, растрепанный, с красными щеками, и снова потянулся к губам.
Она невольно наклонила голову так, чтобы Жданову было удобно начать ее целовать. Пальцы запутались в его черных волосах. Глаза были полузакрыты. Но потом она вспомнила. Для чего тут осталась. Еще вспомнила, что она его больше не любит. И что он не любил ее никогда…
«Что, уже пора?» – отрывисто подумалось ей.
«Да. Ты же ненавидишь его.»
«Но чувствую совершенно противоположное.»
«Он опытный соблазнитель. Не попадайся на эту удочку вновь.»
«А разве я когда-нибудь с нее соскакивала? Зачем он тогда всё это делает?»
«Этот человек просто хочет тебя использовать. В очередной раз.»
«Чтобы снять сексуальное напряжение? Согласна посодействовать.»
«Поддашься ему, бывший помощник бывшего президента бывшей компании?»
«Так не хочется… и ТАК хочется.»
«Устроила ромашку, Пушкарева. Пре-кра-щай.»
Как в последнюю минуту перед смертельным ударом о землю самоубийцы, перед Ждановым пронеслись их с Катей встречи. Ну, первый поцелуй он смутно помнил… На ум пришло только подростковое смущение и головная боль. И еще удивление от того, что эти… штуки у нее во рту ничуть не мешали получать удовольствие. Правда, это он понял уже потом, когда на самом деле начал получать удовольствие от поцелуев. Господи, какие предлоги придумывал он для себя, чтобы делать это почаще! Не понимал тогда, что открывал нового Жданова. Думал всегда, что - Индия, а оказалось - Америка... И когда Малиновский затащил его в постель к Кате, боялся … Чего боялся? Что у нее там всё не так устроено? Что она чистый и невинный ангел, аз есмь Пушкарева, который будет плакать у него на плече и просить прощения через каждый судорожный всхлип? Что он не сможет заставить своё натасканное на модельную красоту тело среагировать на бедную некрасивую девственницу? Она бесспорно ангел. И как любая женщина обречена быть ведомой в любви. Но ничуть не хуже любой другой женщины, она знала, как пользоваться этим. Во вторую ночь он уже смаковал ее умение. В третью ночь – наслаждался… Хотя о чем это он? Ведь третьей ночи не было. Просто он так часто ее себе представлял и видел во сне, что думал уже как о реальном событии… Украдкой, в тесноте кабины автомобиля, по гостиницам и друзьям. С проблемами на работе и с невестой. С постоянным страхом перед разоблачением. И все же это было самое лучшее время его жизни! Уж куда лучше, чем существование без нее.
Катяа перестала вырываться. Обняла его за шею. Жданов еще мог на волоске контролировать себя, чтобы не сделать ей больно. Старался не слишком сильно прижимать ее к себе. Но почему-то чувствовал сквозь тонкую ткань рубашки пуговицу ее брюк. Он провел рукой по спине под пиджаком, широко расставляя пальцы. Теплая, живая, отвечающая на его движения. Красота придавала ей уверенности.
- Если кто-то сюда зайдет? И увидит нас вместе? – спросила его девушка.
- Плевать, Катюш… - посмотрел он на нее, удивленный ее способностью здраво рассуждать и говорить. Видно, плохо он работает…
Плевать на то, что они сейчас в самом сердце огромного многоэтажного здания. Пусть вечерело, но офис все же еще был наполнен людьми, и в комнату мог войти сейчас кто угодно. Испуг от этого был почти незаметен по сравнению с тем, как он боялся ее недовольства. Что она оттолкнет его. Обычная женщина. И он как на экзамене.
Рука Жданова выскользнула из-под пиджака, только чтобы лечь на внутреннюю часть ее ноги, несмело начать подниматься вверх по бедру. Губы осторожно потрогали кожу шеи и спустились ниже, где сходился изящной галочкой вырез ее кофты. Он стащил с одного плеча Кати оковы пиджака, открыв еще одно восхитительное место для удовольствия. Круглое, смутно белело плечо. Так много разгоряченной розовой кожи! Неужели третьей ночи не было? Как, разве не было? Точно, что ли, не было? Ну, тогда ее следует устроить!
- Катя, - он изящно вставил в поцелуй ее имя. – Если сегодня мы не будем вместе…
Они почти лежали на столе. Пиджак был безжалостно отброшен в сторону. Смятым белым ворохом напоминал невестино платье. Пиджак Жданова валялся рядом, зацепившись за перевернутый стул. Это жениха. Все правильно.
Катя замотала головой и принялась отталкивать от себя Жданова. Хмельное марево возбуждения застилало глаза. Тело мягко плыло по столу. Согнутые коленки дрожали от напряжения. Тяжесть Жданова на животе, на груди, в сердце. Она выпрямилась, он поддержал ее. Катя поправила сорванные лямки кофты и закрыла ладонями лицо, чтобы хоть на минуту отдохнуть от его прикосновений. Не видеть его. Настырный, наглый, с мокрыми настойчивыми губами. Руки теплые, как свежеиспеченный хлеб и пахнут также. Он застыл, глядя на Катю. Проверял, жива ли она еще после такой атаки. Склонил голову набок. Тяжело вздохнул, осторожно выдыхая. Покачав головой и двусмысленно показав зубы в улыбке, осмотрел приведенный в беспорядок костюм. Рубашка торчала из штанов, половина пуговиц была оторвана. Он слышал – одна из них неприятно хрустнула на полу. Правой рукой заправил выбившуюся прядь волос Кате за ухо. Задержал руку на шее, чтобы опять притянуть лицо для поцелуя. Катя отвернула голову. Сколько времени прошло с тех пор, как они начали этот бессмысленный бой? За окнами темнело, город включал огни высоток. Если она сейчас не избавится от него, он осуществит то, что задумал. Докажет свою непристойную теорему. Это будет означать конец ее карьеры в качестве счастливой женщины. Только белые страницы дневника будут слушать ее причитания.
Но выпасть сейчас из этого блаженного состояния, пусть даже Катя болезненно раздваивалась, было так трудно. Без его ладоней на своей коже она просто замерзнет. Или еще чего лучше – упадет.
Жданову явно не нравился ее отсутствующий взгляд. Он нахмурился. Облизал губы, испачканные ее новой дорогой помадой. Наклонился к ее уху. Девочка вроде бы созрела, пора было рвать.
- Катенька, - медленно произнес в самую голову.
Тыльной стороной ладони она провела по лбу. В воздухе висели ее имя, мягкое, пухлое, как неоновая вывеска ночного казино. И эхом звук его голоса пульсировал в ее ушах.
- Подумай, стал бы я тебя обманывать, стал бы так долго уговаривать, стал бы я терпеть так долго – а это не просто, - он саркастически вздохнул, - если бы на твоем месте была другая, нелюбимая женщина.
Сам дьявол не смог бы так вкрадчиво и осторожно выпрашивать душу грешника. Низкий бархатный голос, ветерок его дыхания. Глаза из-под растрепавшейся челки. Это действовало на самые кончики нервов.
- Поедем туда, где нам никто не помешает, - продолжал он, склоняясь еще ближе. Близорукими глазами она видела, как двигаются его пересохшие губы, огромные, совсем близко, какие-то загадочные звери.
Она вскинула на него испытующий взгляд. Если врал, то заслуживал Оскара. Может, пора было поверить ему? Но принцип костью торчал в горле, потеснив рыдания. Стоит уступить, и она не избавится от этой любви никогда. Жданов наиграется ей и бросит. Чтобы он там в ней не нашел, это пройдет. Все проходит, и это тоже пройдет. Если у него пройдет, то и у тебя, дурочка, тоже, - подсказывало измученное сознание. Нет! Я слишком сильно его…
- … люблю… - услышала она сквозь мысли. – Я хочу любить тебя.
Катя замотала головой. Она бормотала что-то тихое и жестокое. Короткое «нет». Она не смотрела на него, поправляя одежду, застегивая нижнее бельё. И все отрицательно качала головой. Это было сильно. Он с каким-то злым восхищением посмотрел на нее.
- Нет? Не хочешь? Нет? – снова и снова спрашивал ее Жданов.
Если он, добравшись до ее плоти, включив все свои двигатели, не смог растормашить Катю, приходилось отступать. После этой, достойной лучшего эротического шедевра сцены он мог бы заработать себе только сердечный приступ. Только не Катеньку. Орешек был очень вкусный, но не по его зубам. Жданов все-таки еще надеялся, что кому-то нужен. Ради кого-то имел право жить. Никчемная жизнь? Ну, уж какая есть!
- Значит, нет, - кивнул Жданов. – Ну, нет, так нет. Свободна, Пушкарева! Как же ты свободна! Встретимся в рабочее время. Обсудим производительность труда в цехе упаковки. Поговорим о новых кредитах. Спокойно и деловито, как взрослые люди.
Катя сосредоточила на нем свой взгляд. Он насмешливо посмотрел в ответ. Поднял с пола пиджак, встряхнул его, критически оценил его состояние и натянул, выправляя воротник рубашки. Потом подал ей руку, приподняв одну бровь. Катя, нахмурившись, посмотрела на нее, как на удава. Вот-вот обовьется вокруг ее шеи и снова начнет душить.
- Да не бойся ты так. Солдат ребенка не обидит. Сколько ж можно уговаривать тебя? Ну не веришь ты мне. Так мне и надо. Видно, я очень сильно перед тобой провинился. И нет мне прощения ни в этой, ни в следующей жизни. Заполним заботами быт. Переквалифицируемся в управдомы.
Она не приняла его руку. Только угрюмо сползла со стола. Нагнулась за пиджаком. Пока она не видела Жданова, какое же страдание проступило в его чертах. Лицо неестественно задергалось, глаза покраснели. Мальчик готов был расплакаться. Девочка, самая тихая и беззащитная во всей песочнице, не захотела с ним дружить. Сквозь муку, мужчина горько усмехнулся своим мыслям. Он не стал помогать ей приводить себя в порядок. Катя опять стала бы шарахаться от него. Этого он не вытерпел бы. Засыпая сегодня ночью, он хотел видеть ее лицо в тот момент, когда он добрался до мягкой кожи ее груди. А не теперь, когда она смотрела на него как на таракана, внезапно обнаруженного на стерильной кухне, в ее стерильной жизни. Засыпая… Спасительное забытьё… Для этого ему надо будет изрядно накачаться. Ну что ж, надо спешить. Время близилось к ночи.
- Зачем?.. – хриплым голосом вдруг спросила его Катя.
- Это всё?.. Ну как? Мы с тобой в конференц-зале, - особенно четко удалась ему эта «ц», как укол спицей, рука прижата к груди, - и провели небольшую конференцию. Лично я замечательно провел время, - рука вытянулась вперед. - Особенно некоторые весьма вкусные моменты, - сомкнулись указательный и большой пальцы. - Если что не так, извини. Не сдержался, глядя на твои вдруг открывшиеся прелести.
Каждое слово сопровождалось гримасой боли на ее лице. Но Жданов тоже мог быть принципиальным. И гордым. Пусть не думает, что его окончательно размазало маленьким вагончиком по имени Катя. Он еще лапами пошевелит. Время покажет. А сейчас неимоверная усталость от долгой борьбы с чувственно непробиваемой девушкой вымыла из него все остатки жалости и человечности.
- Я думаю, нам не стоит показываться на ресепшене и на стоянке вместе, - это было верхом всего, или низом. Ниже Жданову было уже некуда падать в глазах Кати. Она ответила ему пронзительным зорким взглядом. – Прости, что не предлагаю подбросить тебя. У меня есть еще дела.
«Кроме тебя, Катя. Может быть, ты, наконец, поймешь, что мир не крутится вокруг твоей оскорбленной девичьей чести. И начнешь всё заново. И позволишь мне помочь тебе. Дело житейское. Я подожду. Но сейчас я пока не хочу тебя видеть.»
- Надеюсь, тебя будет, кому подбросить. Или вызови такси. Я подожду, - Жданов протянул ей свой мобильник. – Ну, скажи что-нибудь. Не откусил же я тебе язык. Разное было, но такого не припомню.
Она не сдавалась. Уж лучше бы залепила еще одну оплеуху, подумалось ему, для симметрии. Назвала его подлецом и сволочью. Ну что ты?! Эта не потеряла бы головы и в светопреставление. Железная девочка. Нюрнбергская дева.
Она вышла первая, он за ней. Напрасно беспокоились попасться кому-нибудь на глаза. Офис уже затих. Вызвали оба лифта. Ее пришел первый. Она, держа спину невообразимо прямой, вошла в него. Пришел и второй лифт, призывно открыв двери. Но Жданов стоял, прислонившись к холодному металлу дверей, за которыми только что исчезла девушка. Не заботясь о том, что его может кто-нибудь услышать, Жданов издал громкий стон и ударил в дверь обоими кулаками. Он не видел, что Катя в этот момент измождено опустилась на пол. В белых штанах. Размазывая дорогую косметику и слезы по лицу. Надрывно, по-цыгански рыдая.
Ну и чем вы там занимались?
- Решали производственные вопросы… Разговаривали! Чем-чем?
- Так долго?! Совет закончился в шесть. Сейчас… О! Жданов!
- Вот так, Малина, вот так.
- И до чего договорились?
- Ну, как тебе сказать? Воз и ныне там.
- Теперь тебе будет очень непросто договориться с Пушкаревой. Такой красавицей.
- Спасибо, друг. Ты как всегда подбираешь нужные слова… Сам знаю!
- Да ты, я слышу, злой там как собака.
- И голодный как волк. Не хочешь выбраться куда-нибудь?
- Что-что?
- Пропустить бутылочку-другую?
- Оооо! Андрюш. Да это серьезно. Отшила тебя она, наверное, по полной программе.
- …
- Ну, не молчи! Я хочу знать, как это было!
- Не забывайся, Малиновский, это все-таки женщина, которую я люблю. Если не хочешь, чтобы я в столб впечатался, попридержи язык.
- Всё-всё-всё!.. Умолкаю. Ну, точнее, готов тебя послушать. К сожалению, встретиться не получится. Ты же понимаешь, я не один.
- Да уж, как всегда. Ни сна, ни отдыха измученной душе. Малиновский, а, Малиновский, продай секрет счастья, а?
- Так я ж, Андрюш, не влюбленный. Не влюбленный я. На том, как говорится, и стою. Чтоб я позволил хоть одной из этих… красавиц завоевать своё сердце. Может быть, позже, когда мне потребуется теплая стеганая жилетка и стакан бульона вместо виски.
- Хорошо же тебе живется на свете. Легко, беззаботно. Завидую.
- Так, Жданов, мы, по-моему, не мою скромную персону разбираем. Если позвонил, так говори по существу.
- Хэх! Существо не поддаётся никакому влиянию. Поступает, как правая нога захочет.
- Я всегда тебя предупреждал. Она себе на уме. Не знаешь, что через минуту выкинет. Но ты хотел получить большую советскую энциклопедию, ты ее получил. Эээ…
- Ты чего?
- Жду, что ты начнешь меня обвинять.
- В чем, Малина?
- В том, что это я тебе Катьку навязал.
- Успокойся. Кто ж виноват в том, что у меня хватило совести в нее влюбиться.
- Жданов-Жданов. Это называется по-другому. Это называется… Хотя нет. Я уже ничего не понимаю во всей этой истории. Так все же до чего у вас дело дошло.
- Лучше спроси, до чего оно не дошло.
- Андрей! Андрюша! Что, прямо в офисе? С Катькой?
- Малиновский! Анатомию моих с Катей отношений не будем разбирать! Ты лучше скажи, что мне сейчас делать.
- Так чем всё закончилось?
- Я пытался доказать ей, что люблю ее. Она мне упорно не хочет верить. Или что? Видно невооруженным взглядом, что она все еще любит меня! Я готов компанию заложить, это правда! Почему она так поступает? Сколько можно мне мстить?!
- Не истери, Жданов! Возьми себя в руки. Точно въедешь в столб!.. Ты ей это говорил? Ты ее убеждал?
- Да что только не говорил, как только не убеждал! Она как будто мимо меня смотрит.
- Ну, а физическую силу применял?
- Скорее это сила применяла меня самого. Конечно, я ж не железный!.. Весь на взводе, Малина! Я схожу с ума… Перед глазами все плывет… Мне никто не нужен, кроме нее.
- Да что ж ты так убиваешься? Ну, чем она может быть лучше любой другой?..
- Рома, тебе не дано это понять. Надеюсь, пока не дано. Это такое чувство…
- Да уж я вижу! Ну, давай я с ней поговорю. Если бы только она очутилась на моем месте, ни минуты бы не сомневалась. Такие люди гибнут! И из-за кого?!
- Я что, похож на идиота? Если она меня не стала слушать, с чего ты взял, что она послушает тебя. Она ненавидит нас обоих.
- Но ты говорил, что тебя она любит!
- Любит! И за это ненавидит!.. Я не знаю, что мне делать. Может, правда, головой об столб?
- Спокойно там! Андрюша. Если ты не смог ее убедить, значит, плохо убеждал. Значит, не все приемы испробовал.
- Извращенец, Малиновский!
- Ага! Значит, до этого все-таки дошло!
- Ага.
- И этого ей показалось недостаточным доказательством?
- Это показалось недостаточным моему телу… А её голове и подавно…
- Ни за что не поверю, что это не действует. Уж у тебя-то, Жданов! Просто мне кажется, ты рано отступил. И рано запаниковал. Хочешь ее? Тогда отбей. У ее собственной к тебе ненависти. Прям вот так!
- А потом?
- А потом женишься. А когда женишься - не обрадуешься.
- Хватит ржать, Ромка! Погоди-ка, у меня тут входящий…
- Что?
- Перезвоню.
Он сбросил звонок Малиновского и принял следующий. Номер был незнакомый.
- Да. Слушаю.
- А-андрей? – голос был женский, тоже незнакомый.
- Да.
- Андрей Павлович?
- Да-да. Ну что у вас, говорите.
- Звонят из кафе «Ромашка». У нас тут… девушка.
- Да? Какая девушка? – удивился он.
- Говорит, ваша помощница. Пока еще говорит.
Жданов резко ударил по тормозам и свернул на обочину.
- Что с ней? Что случилось?! Что вообще происходит?! – закричал он в трубку, не помня себя от ужаса. Что еще она там натворить успела? За такое короткое время. Часа не прошло, как они расстались.
- Да пришла минут сорок назад. Заказала бутылку виски и выпила ее… Без стакана. Из горлышка. Даже не поморщилась. И одета так хорошо. Потрепано, правда.
Жданов поперхнулся на вдохе, безумным невидящим взглядом окидывая приборную доску, до побелевших костяшек пальцев сдавливая руль.
- Потом стала музыку заказывать. Начала приставать ко всем подряд мужчинам. Называла всех «Андрей Павлович». Устроила форменный дебош. Достала тут всех. У нее из сумочки мобильник выпал. Ну, я решила позвонить по родным-знакомым. Не хочется ведь милицию вызывать. Вроде приличная такая, - голос вдруг зазвучал откуда-то издалека. – Коля, ну держи же ты ее. Она щас со стойки навернется. Кошмар какой-то! – и снова обратился в телефон. – Ваше имя первое было в списке. Ну, я сразу вас набрала. В общем, как хотите, приезжайте и забирайте свою хулиганку. Она нам своим видом всех посетителей распугивает.
- Да-да, конечно, - послушно залепетал Жданов. – Где вы находитесь?
- В кафе «Ромашка», я же вам говорю.
- Ну, хорошо, - проговорил он сквозь сведенные яростью зубы. – Где это ваша «Ромашка» находится?
- Ааа! Здание модного дома «Зималетто» знаете? Высокое такое?
- Знаю, - он уже заводил машину.
- Там чуть-чуть проехать…
- Еду! Держите ее до моего приезда, никуда не отпускайте, я вас умоляю. Я буду… скоро.
Он сбросил звонок. Вырулил на дорогу и круто, залихватски развернулся. Отъехав уже порядочное расстояние от офиса, ему надо было спешить. Но тут он снова услышал верещание телефона. Номер не высвечивался. Сердце в груди сделало головокружительный кульбит. Сейчас ему скажут, что она разбила витрину и смертельно порезалась. Или упала со стола, на котором пьяно танцевала, и сломала себе шею. Он принял звонок.
- Андрей! Это Михаил. Михаил Борщев. Катин друг.
Машина круто вильнула на встречную полосу. Лишь на миг ослабив хватку, Жданов аккуратно выровнял ее.
- Чем могу служить? – натянуто-вежливо спросил он.
«Друг. Катин друг. Катин,» - свербело в мозгу.
- Да, в общем-то, мы условились с Катей встретиться сегодня вечером. Её мобильный не отвечает до сих пор, - голос на том конце трубки тоже был вежливым, но не просящим.
- И? - слабая улыбка мелькнула на лице Жданова. Значит, он не знал, где девушка. В этой игре Жданову сдали одни козыри.
- Вы же должны знать, куда она отправилась после собрания? – почти утверждающе сказал Михаил.
- С чего вы взяли? – не задумываясь, соврал Жданов, и пожав плечами своему отражению в зеркале заднего вида, мысленно извинился перед совестью.
- На посту охраны мне сказали, что выходили вы почти друг за другом.
«Разнюхал. Друг», - с досадой подумал Жданов.
- Да, выходили. Но пошли в разные стороны. Насколько я понял, она собиралась вызвать такси. Дальнейший маршрут мне не известен.
Надо было выбить из собственного голоса эту задорную удаль. Этот Борщев мог и заподозрить что-то.
- Если бы я просил только для себя, - загадочно начал Михаил. – Вы же понимаете, что я хочу сказать?
Он его раскусил. Нечего было юлить и изворачиваться. Сам Жданов первый в бутылку полез – «разные стороны», «дальнейший маршрут». И таким издевательским тоном. Дурак бы догадался. Особенно, если бы взглянул на часы.
- Извините, Михаил. Но это дело касается только нас двоих.
- Она уже почти стала отходить после того, что ты с ней сделал, - внезапно мужчина повысил голос. Не истерика – предупреждение. «Найду, говорит, и горло перережу.»
- Это касается только нас…
- Да как ты не понимаешь, подонок, что только делаешь ей больно? - снова зловеще стих. – И… я люблю ее.
- Я тоже.
- Но она не любит тебя.
- Это – спорный вопрос. Я еще пока выясняю его. А вот тебя - точно нет.
На другом конце установилось прочное молчание. Потрескивала связь. Ворочались тяжелые мысли.
- Позвони Елене Александровне. Успокой. Они очень волнуются.
Гримаса исказила лицо Жданова. Если он ей позвонит, то Пушкаревы запросто отряд ОМОН могут вызвать. Но Мишку уважал.
- Хорошо. Наберу.
- И слушай меня, Жданов! – отповеди было не избежать. – Если с Катей что-нибудь случится…
- Никто не поймет тебя лучше, чем я, - перебил он его. - Можешь не продолжать. Давай, - палец уже дрожал на кнопке сброса.
- Я тебя предупредил.
Значит, никто не знал, где сейчас Катя. Никто во всей огромной Москве. Кроме Жданова. Андрея Павловича. Тридцать один год. Холост. Очень приятно. И он снова широко улыбнулся, козырнув зажегшемуся на светофоре зеленому свету.
|