Палата :: Просмотр темы - Гори все синим пламенем /Добрый Жук/

Палата http://newhouse-palata.flyboard.ru/

Гори все синим пламенем /Добрый Жук/ http://newhouse-palata.flyboard.ru/topic772.html	Страница 1 из 1

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:21 ]
Заголовок сообщения:	Гори все синим пламенем /Добрый Жук/
Автор: Добрый Жук Название: Гори все синим пламенем Жанр: Действующие лица: Андрей Жданов, Екатерина Пушкарева Жданов тяжело вздохнул, глядя на нее. Катя стояла в опустевшем зале прямо, смело смотря ему в глаза, ничуть не смущаясь. Она была такая уверенная и спокойная. Сердце ёкнуло. Она больше не любит его. Она больше никогда не будет с ним. Она больше ему не принадлежит. Эти руки ласкает другой. К этим губам прикасаются чужие губы. Эти волосы ласково гладят не его ладони. И хотя он сам никогда не встречал с этой девушкой рассвет, теперь это было еще более фантастичным. Ярость и дикое желание тяжело и горячо нахлынули на него. Кулаки сами собой крепко сжались. Он еще раз шумно втянул в себя воздух и приготовился. - Как поживаете, Андрей Павлович? – начала она. Он тщетно пытался расслышать в ее голосе смятение и дрожь. - Катя? - только и смог выдавить он, расправляя впившийся в шею галстук. Она улыбнулась уголками губ, но промолчала. Подняла брови как будто в удивлении и, не отрываясь, смотрела ему прямо в лицо. «Жданов, ну скажи ей что-нибудь. Скажи, как она чудесно сегодня выглядит и как чудесно… ммм… пахнет сегодня. Как долго ты ее искал. Как безнадежно ждал. Скажи. Скажи. Скажи. Не молчи.» Но он боялся вымолвить хоть слово. Думал, что каждый его комплимент, каждое признание она расценит только как очередную ложь, как попытку получить от нее что-то. Весь ее вид сочился недоверием и надменностью. - Катя, - Жданов кивнул головой. – Катя. - Да. Это я, господин Жданов. Это действительно я, - спокойно и медленно произнесла она, словно разговаривала с умалишенным, и даже протянула ему ладонь, приглашая потрогать: «Да, это я, и не призрак.» Что-то надо было сделать, чтобы она сменила это холодное выражение лица, пронзительный блеск в глазах. Надо было начать извиняться. Продолжить разговор, который она прервала, как давно и как больно. Может, упасть перед ней на колени, ползти к ней, как к святыне, протягивать руки, молить о пощаде. Она будет ошеломлена, удивлена, и не сможет ему отказать. Но судорога железно свела его совесть. А разве? Катя покинула его. Она оставила его одного на поживу всем этим насмешникам и недоброжелателям. Растоптала дело его жизни. Бросила его на копья в такой решающий момент. Выставила дураком перед отцом, соперником, другом и подчиненными. А ведь она знала его страхи лучше всех. Или ему это только казалось? Леди Макбет с улицы строителей, двадцать пять, принесшая в жертву своей ненависти ТАКУЮ любовь, ТАКОЙ бизнес, ТАКОГО человека! И теперь молча смотрела на него, красивая, чужая, загородившаяся этим новым незнакомым лицом и одеждой, будто никогда не была она маленькой, пугливой, скромной Катенькой. Не пора ли было развернуть обертку этой неизвестной ему женщины? Он так резко встал, что стул жалобно загремел под ним. Зрачки девушки лишь на мгновение испуганно расширились. Но губы насмешливо улыбались. Дверь закрылась за последним выходившим из зала. В воздухе распространилась ватная тишина. Ноги Кати тоже стали ватными. Но ей надо было держать спину прямой, а взгляд невозмутимым. Мужчина напротив нее глубоко и шумно вздохнул. Кулаки его сжались. Он смотрел на нее пристально и молча. Уколол в глаза, погладил руку, скользнул по щеке и губам, запутался в волосах. Все тело девушки неприятно, томительно напряглось. Она чувствовала себя жертвой какой-то странной охоты. Статуей, застывшей в неудобной позе с согнутой для шага ногой, занесенной с ножом рукой. Ожидание действия. И страх перед ним. Надо было прервать молчание, которое затягивало их обоих страшной черной дырой. - Как поживаете, Андрей Павлович? – решилась начать Катя. И тут же порадовалась себе. Здесь может происходить всё, что угодно, она не потеряет присутствие духа. Наверное… - Катя? – холодно ответил ей вопросом Жданов, и чуть расслабившись, поправил галстук. Этот спокойный жест даже порадовал ее, губы сами сложились в улыбку. Он совершенно не изменился. Был такой же уверенный и самодовольный - Джеймс Бонд на подмосковной даче. Катя отдавала ему должное и в надменном восхищении подняла брови. - Катя, - повторил он, кивая. – Катя. Будто он забыл ее имя. Или, может быть, не верил, что это она стоит перед ним. Не бросает на него влюбленных взглядов, не ждет приказаний, не надеется на монаршую милость. Не маленькая нелепая помощница, просто чужая красивая женщина. - Да, это я, господин Жданов. Это действительно я, - протянув ладонь, словно договорила: «Снаружи я чужая и красивая. Внутри та же.» Жданов не отрывал от нее глаз. Взгляд был совершенно бесстрастным. Ни один мускул не вздрагивал на его гладковыбритом лице. А в голове у Кати мысли метались как сумасшедшие. «Как же ты боишься сейчас, Пушкарева! Трясет как в сорокаградусный мороз. Держи себя в руках. Этот человек… Вон, смотрит на тебя исподлобья. Он готовится начать свои привычные речи, просить прощения, хватать за локти… и лацканы. Сейчас будет мягким голосом убеждать тебя в том, что на луне можно дышать полной грудью. Не сомневаюсь, что в этот момент ему поверит сама строгая комиссия. Будут придыхания, тесные объятия, и ложь… Ложь, ложь, толстым слоем. Но признайся себе, Пушкарева, чего ты боишься еще больше? Что он сейчас не станет говорить свои привычные речи, не будет просить прощения. Всего-навсего спросит про… здоровье. И мило улыбнувшись, помчится на уже назначенное свидание. А потом на досуге будет с Малиновским и смехом обсуждать нелепую уродину. Так и будет… Так и бу-дет…» В этот момент лицо Кати просто осветилось ненавистью и презрением к себе и своим мечтам, а губы тронула насмешливая улыбка. Отчего тогда Жданов так вздрогнул и поморщился, сверкнул щелками глаз и резко поднялся? Лишь огромным усилием воли девушка заставила себя не сдвинуться с места, тоскливо подумав, что лацканам точно не жить. - Поговорим начистоту, Катенька, - тихим голосом начал Жданов. - Есть о чем? - О! Такая тема, тремя диссертациями не разгрести, - усмехнулся он. - Сегодня отчего-то у меня настроение такое - выяснить все вопросы с вами раз и навсегда, - милостиво кивнула девушка. - Как неожиданно и приятно, я в таком настроении с момента нашей последней встречи, - мужчина мягко приближался к ней, надо было только задержать ее. – Поговорим о том, что вы натворили. - Я!? Натворила?! – искренне удивилась девушка, и даже на мгновение потеряла весь свой неприступный вид. - Ну, не я же, - уговаривал ее Жданов, продолжая приближаться. Той пора было подумать об отступлении. И в пространстве, и в разговоре. – К чему вы устроили все эти страсти? Это публичное разоблачение. Этот фарс с аншлагом и отсутствием лишних билетов. Если кто-то еще не знает о моих прегрешениях, то это слепой, глухой и немой сумасшедший. Слова его были острые и жгучие. Они рождались и вылетали прямо в лицо Кате помимо его воли. Жданов уже не мог остановиться, будто крокодил, почувствовавший вкус крови. Зачем он нападает на нее, ведь потом опять придется извиняться… Эх. Но потом что-то начало меняться. - Неужели нельзя было просто выслушать меня, попытаться понять? С тех самых пор, как я узнал про этого Дениса, я не мог спокойно жить. Завидовал, ревновал, ненавидел, и боялся, боялся, боялся… Думаю, если расскажу, ты же немедленно избавишься от меня. А не расскажу сейчас, все равно потом узнаешь. И, возможно, будет в сто раз хуже. Девушка, посмеиваясь, покачала головой: - Ну-ка, и какое было ваше решение? В какую сторону склонилась чаша весов? – он не заметил неуловимого ударения на слове «ваше». - Да всё я понимаю, не делай такое лицо, - болезненно поморщился Жданов. – Пришлось ждать, надеяться, малодушничать. Но не было у меня другого выхода! Я должен был думать не только о себе, и даже не только о нас. У меня еще куча проблем была на шее. Компания, работники, акционеры, кредиторы, клиенты, родители!!! - Бедный. Вы еще забыли Киру Юрьевну упомянуть. Это-то самая крупная ваша проблема, - продолжала спокойным, почти жалостливым тоном Катя. – Надо же было как-то объяснить ваш спектакль, привести разумные доводы. Тем более что ей удалось некоторые объяснения получить от меня. Вот ужас-то. - Какой спектакль? В этом я был с ней предельно честен, - хотя он и засомневался при этих словах, но обратно брать их не захотел. Кира тогда, ослепленная своим горем, просто не поняла его. – Я так ждал, что пройдет вся эта чехарда с отчетом, мы хоть немного всплывем на поверхность, и сможем расслабиться, чтобы расставить все точки над «и». - Интересная последовательность у вас получается, Андрей Павлович, - Катя снова покачала головой. – Первым делом – самолеты... Сначала послужи мне, а потом я полюблю тебя. Невыносимая грязь. Катя порывисто обернулась, чтобы как будто уйти. Жданов почти подпрыгнул к ней, чтобы остановить. Его рука легла ей на плечо. Девушка не вырывалась. Она настороженно подняла на него глаза, не понимая, настало ли уже время мышонку бежать или еще можно помахать хвостом перед носом у этого кота. - Стоп, - твердо отчеканил Жданов. – Я что-то не пойму… Разговор завел я. И мне же приходится оправдываться? Нет, так не пойдет, Екатерина Валерьевна. Все эти долгие дни я не только хотел высказать вам все, но и послушать вас тоже очень желал. «Вас… желал… ах, послушать!» - молниеносно пронеслось в голове Кати. – «Ну, что я могу сказать?» - Что я могу сказать? – додумала она вслух и опустила глаза. Действовало безотказно. Потеряв ее взгляд, он ослабил хватку, неуверенно переступая с ноги на ногу. Знал бы он, как мучительно-тяжело ей сейчас подобрать слова. А хотелось побольней, хотелось в самую сердцевину. - Я не могла больше врать. Весь этот не распутанный клубок лжи, измен, подделок, вранья, недостойных взрослого честного человека. Вам, Андрей Павлович, не понять, что это такое. Когда ночью не можешь заснуть от собственной подлости, а утром не хочется открывать глаза. - Честная взрослая Катенька… Куда ж мне-то? - саркастически отвесил Жданов. - Хотели, чтобы я говорила, так не перебивайте сейчас. На самом деле мне трудно вообще находится с вами в одном помещении. Не думаю, что вам приятней. Так давайте не затягивать акт нашего общения. Он с каким-то странным восхищением посмотрел на нее, не в силах поверить, что у этой маленькой уродины нашлись такие слова своему, пусть бывшему, но начальнику. Иначе почему тогда так скривились его губы в горькой усмешке? «Вот уж, правда!» - наверняка подумал сейчас он. - Сначала мне было легко переносить эти ежедневные муки совести. Ну, еще бы! Меня покупали таким изысканным способом. Уговоры, поцелуи, ласки, подарки. И столько внимания. Столько внимания! Любая девушка, не то что, такая как я, могла бы сойти с ума и положить всю себя. Я думала – любовь… Поделом мне. Жданов вдруг захотел что-то сказать. Уже протянул руку, чтобы начать предложение. - Молчите, ну не продолжайте же вы этот ужас! – почти выкрикнула она. – Каждое ваше слово не стоит ломаного гроша. Как же бы мне хотелось… Катя вовремя остановилась, чтобы не открыть себя. Хотелось бы ненавидеть тебя. Хотелось забыть. Если бы людей можно было вырвать из души, как розовый куст из рыхлой земли! Если бы у меня была мантия и волшебная палочка! Если бы я была не я! А ты не был бы собой! Катя поймала свое отражение в зеркальной поверхности выключенного телевизора. Поправила очки, встряхнула волосами. Залюбовалась лишь на мгновение, с некоторых пор она могла позволить себе такую слабость. - Теперь говорить мне все эти трусливые лживые слова будет легко. Теперь я мало, чем отличаюсь от среднестатистической женщины Андрея Павловича Жданова, не так ли? Мужчина только смотрел на нее сверху вниз, по губам гуляла глумливая улыбка. Да он просто издевался над ней! Такой красивый парень, и такой подлец… Он отступил от Кати на один шаг, только чтобы не спугнуть ее. Сейчас она была так рассержена! Он чувствовал ее злость телом, словно какого-то зверя, вонзившего клыки в его плоть. Надо было успокоиться. Отдышаться. Запрятать собственную бессильную ярость поглубже в карман. Если это последний разговор, у него не будет больше случая объяснить ей все. Но это не было похоже на объяснение. Скорее они объяснялись. У барьера. Чертовы дуэлянты от вечной догробовой любви! Сударь, да вы подлец! Стреляться! Здесь! Сейчас! Через платок! Жданов провел ладонью по лбу, проверяя, что голова еще цела. - Значит, я просто какая-то империя зла на ножках. Совратил. Обманул. Использовал. Конечно, я негодяй. Меня нельзя простить. Но можешь ты, наконец, понять, что всё пошло не так, как было задумано? Можешь услышать меня!? То, что я пытаюсь тебе втолковать? - Не сотрясайте воздух зря, - тихо ответила девушка, не глядя на него. – Я уже давно простила вас. И для этого мне не нужны ваши эти патетические эскапады... Но... - Ну, уж нет, сейчас ты послушаешь меня, - резко воскликнул Жданов, Катя даже вздрогнула, но он продолжал обычным шутовским тоном. – Вот, значит! Это сказка такая. Приходит такая серая мышка. Обитает тихо, незаметно, в каморке без окон. Плюёт на понты и моду, плюёт на косые взгляды окружающих. Плюёт на себя. Катя ошарашено воззрилась на него, отступив к краю стола. Ей даже пришлось схватиться за крышку рукой, чтобы не оступиться. - Слушаешь, внимаешь? Вижу. Слушай дальше. Второго такого выступления не будет, - злорадно осклабился Жданов и продолжал, - Умная до гениальности, скромная, как раскаявшаяся грешница, терпеливая, как Сизиф. Живёт в мире цифр. По крайней мере, уж они-то не называют ее уродкой, не тычут в спину пальцем, не смеются в лицо. Да! Ну не могу я назвать нашу героиню красивой. Ну, обязан я говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Скорее ей недостает шарма и опытности. Но некоторых это может только испортить. Катя пристально смотрела на Жданова, боясь пропустить хоть слово. И с каждым словом всё тяжелее становилась злоба в ее глазах. Губы чуть искривились. Он подумал, как ненавистен ей сейчас. Времени оставалось мало. Возможно, у него даже температура поднялась. - В этом мире цифр она госпожа. Там она скидывает мышиную шкурку. Там ей подвластно буквально всё. Взмах карандаша, и всё происходит так, как в «нельзя-казнить-помиловать»! Но как только она выныривает из этого мира, она снова маленькое серое создание, моль, призрак. Жданов перевел дух. Только на миг. Хотя Катя была так придавлена его сказочкой, что не смогла бы и рукой пошевелить, избавиться от этого наваждения. - Рядом живет, ну, скажем, красный молодец. Всем кажется, что его жизнь наполнена радостью, весельем, удовольствиями. Любимая работа, любимые женщины, верные друзья. И все-то ему удается. Одного нет в его жизни – простого человеческого смысла. Работу бездарно заваливает, женщин встречает однодневок... ну, - он помялся, чеша затылок, но исправляться не стал. – Себе он еще кажется серьезным и счастливым, для других превратился в источник удовлетворения потребностей. И тут он встречает нашу мнимую серую мышь. Дураааак! Ему бы бежать сломя голову от нее, как от погибели. Потому что был на его дороге камень – налево пойдешь, коня потеряешь, направо пойдешь, голову снимут, прямо пойдешь, в сети попадешь. И послушал красный молодец коня. - Прекратите... прекратите... ломать комедию! Мне противно слушать этот бред! – закричала Катя, отворачиваясь от него и мотая головой. - Нет, Катенька, наша сказка еще не окончена, - Жданов приблизился к ней, скрестив руки на груди. Самое лучшее было заставить ее плакать, растопить, растолкать. – День за днем, час за часом скромная, застенчивая повелительница цифр вливала в ухо нашему герою по капле, одна меньше другой, преданность, доброту, внимание, самоотверженность и... чего таиться? любовь. Он только вытянет руку, а она уже здесь, протягивает ему свою. Он еще не успевает задать вопрос, у нее готова куча разнообразных ответов. Молодец привык к ней, как к коже, как к воздуху. Они есть, их никто не замечает, и без них - мгновенная смерть! Что у тебя было по анатомии, Кать? - Вы бредите. Господи, это нелепость, глупость какая-то!! Что же вы хотите сказать, что это я виновата во всем!? – пораженно пробормотала Катя, привставая. Он стал беспощаден, уже заметив в ее глазах первые слезы: - А почему бы и нет!? Почему нет?! Жданов схватил ее за руку, повернул к себе спиной и насильно подвел к отражению в мутном сером стекле экрана телевизора. Всё, о чем он сейчас молился, было только желание не потерять самообладание. И остаться джентльменом, до конца. Когда Катя теплым телом прижималась к нему, это было трудновато. Она издала слабое подобие возмущенного стона, но освободиться побоялась. Да уж! Собственное лицо еще никогда не казалось Жданову таким зверино-хищным. Не будите спящего льва... Катя испуганно следила за всем происходящим как будто со стороны. Будто все это было не с ней. Одна, наедине с этим разъяренным, на мгновение потерявшим человеческий облик существом. Надо было что-то делать. И быстро! Но он держал ее так крепко, а знакомое тело было так рядом. Девушка боялась, что не выдержит этой близости первая. - Отпустите меня, Андрей Павлович, - осторожно попросила она. - Нет, я еще не закончил. Мы же должны выяснить, почему наша милая, такая незаметная, что почти прозрачная, героиня, виновата в том, что у красного молодца поехала крыша, - хохотнул Жданов. – Вот две руки, маленькие, мягкие ручки, привыкшие только к упругим клавишам компьютера. Впрочем, такие же, как у всех. Вот шея, белая, - он шумно вдохнул запах ее кожи, наклонив голову. – Мммм... Ничем она не отличается от остальных. Волосы, в косичках, хвостиках, или просто. Волосы, как волосы... – странно проговорил он, надолго прикрывая глаза. – Плечи, ха! числом два... Ну, может быть, чуть уже, чем у одних, и чуть шире, чем у других. Он гладил свободной рукой все те части ее тела, которые перечислял. Катя уже умирала от щекотки, смущения и страха. С ужасом она заметила, что одна из пуговиц ее пиджака расстегнулась, другая готовилась сделать тоже самое. Жданов видимо наслаждался ее безответностью. Привычным жестом хватался за лацканы, словно пытаясь снять с нее одежду. - Что у нас дальше? Ах да! Грудь... Но он не успел договорить. Пока Жданов был опьянен якобы ее прелестями, он ослабил хватку. Катя с оглушительным визгом вырвалась. Он прижал ладонь к губам, продолжая нескрываемо оглядывать ее, изредка указывая на Катю пальцем. - И так далее... и так далее, - кивал он, бессмысленно улыбаясь. Ей не оставалось ничего другого, как широко размахнуться и отвесить ему пощечину: - Опомнитесь же, наконец! Сначала на его лице проступила красная пятерня, потом он замотал головой, как пес, которому что-то попало в ухо. Потом осознанно посмотрел ей в глаза. Провел рукой по лицу, смахивая невидимую паутину. - Прости, - выдавил он. – Нашло что-то. Катя отошла в сторону, как можно дальше. Больше не хотела провоцировать его. Она могла поклясться чем угодно, что Жданов на короткий миг на самом деле потерял самообладание. Он был так близко, такой сильный, знакомый, свой. Но нет! Это был только фарс, комедия. Все ради того, чтобы объяснить свою нелепую теорию. - Конечно, прости, - сказал он еще раз. – Но я не кончил. Катя посмотрела на него, как загнанный зверь. Испуганная и растрепанная, она сама не понимала, как была сейчас прелестна. Просто подойти к ней. Прижать к груди. Сдавить до хруста костей. Мол, не доставайся же ты никому! Интересно, она уже допустила до своего восхитительного тела того, нового, делового, влюбленного? Жданов нахмурился. Не время для ревности. Ему голову нужно в холоде держать. И тут же снова принял свой шутовской вид – дурацкая наплевательская улыбка, приподнятая бровь, походка от бедра, мать ее! - Да, не кончил, - улыбнулся он еще шире, обнажая ряд блестящих белых зубов. – Пока рассказчик не даст отбой, шоу маст гоу он, как говорится. - Не собираюсь я больше выслушивать эту белиберду, - махнула рукой Катя. - Ты будешь делать то, что я тебе скажу, - серьезным глубоким голосом внезапно сказал он. Это он не собирался больше выслушивать ее отнекивания. – Если ты позволишь, я продолжу, - сквозь секундную грозу снова проступило солнце. Как же он наслаждался сменой страха и недоверия на ее лице. Ее судорожными рывками уйти, скрыться. Всё было, как раньше – он начальник, она его подчиненная. Как раньше и как никогда. Почему никто не сказал ему, как приятно бывает проявлять реальную мужскую силу и власть? Пусть совесть мелко свербит, и бывает обидно видеть выражение гадливости на лице Кати, но он не смог бы отказаться от такого десерта. Внутренне он уже плотоядно облизывался. Первый камень уже упал, теперь надо было ждать полного обвала. Жданову терять было нечего, за ним - сама Москва. - Я надеюсь, детальное рассмотрение предмета любви убеждает тебя в том, что в нашу безобидную на первый взгляд героиню можно вполне нормально втрескаться. По уши. Ну, например, при втором, более пристальном взгляде. Будь ты хоть мистером «вселенная», хоть отцом многодетного семейства. Сначала это происходит в голове, - он постучал себя по виску. - Маленькая, безобидная Катенька становится твоим продолжением. Без нее никуда. Нужен ее ободряющий и одобряющий взгляд. Нужно ее доброе, пусть неуверенное слово. Нужны ее подсказки, подпорки, простые слова «я здесь», «минуточку», «сейчас». А уже потом это происходит с твоим телом. Тебе никогда не понять, Кать, как заводишься, соблазняя такую умную девушку. Ну, как тебе это понять? Втюхалась в бессовестного плейбоя. Мелочного мачо с животными инстинктами и непомерным честолюбием. Нет, тебе не понять, как это - сводить с ума такую умненькую головку. Покорять саму повелительницу цифр. Рождать в ней такую совершенно безумную от любви и желания новую… - Всё! – подскочила девушка. – Я не могу больше. Инъекция под названием «кто-в-доме-хозяин» прошла. Жертва опять могла двигаться и разговаривать. Девушка схватила со стола свою сумку. Набросила на плечо. И направилась к выходу из зала. Эх, наверное, придется внутривенно вводить… Он нагнал ее у самой двери и размашисто развернул к себе. Так легко и безболезненно он не отпустит эту птичку. Однажды он уже разжал ладонь. Обрёк себя на муки. В конце концов любовь к ближнему начинается с любви к самому себе. Так и пора было о себе подумать. - Стой! – отрывисто окрикнул ее Жданов. – Я еще не закончил с тобой, Катюша, - добавил вкрадчиво. – Почему ты все время пытаешься убежать? Разве так поступают честные взрослые девочки? Ладони неприятно вспотели. Пульс рвался, как гонщик-рекордсмен. И еще что-то дрожало под руками. Жданов понял, что эта дрожь исходит от девушки. Она умоляюще воззрилась на него, поблескивая бусиками слез. Это означало только одно – ее защитный механизм давал сбой. Как говаривал Малиновский, сейчас бы она еще в обморок бухнулась, тогда полдела было бы уже сделано. Он не хотел ее мучить… Нет! Он страстно желал ее мучить! Как еще можно было растормошить эту фарфоровую куклу, чтобы из красивых, блестяще-новых оков вывалилась старая привычная Катенька. - Отпустите меня, пожалуйста, - тихим срывающимся голосом проговорила она. - Да никуда я тебя не отпущу! Ну что ты, в самом деле? В глаза смотри. Разве ты не понимаешь, что только не сегодня? Катя взглянула на него, будто видела в первый раз. Внимательно, молча. - Вы делаете мне больно, Андрей Павлович, - прошептала она, пытаясь высвободиться. - Вот удивила! – безжалостно усмехнулся он. – К этому-то ты, наверное, должна была бы привыкнуть. С тех пор, как решила для себя, кто такой есть Жданов. С той самой злополучной инструкции. Но вернемся к нашим баранам. Разговаривать в такой близости от нее было одновременно и мучительно-приятно и трудно. Мысли путались, как только она позволяла себе небольшое движение в его объятьях. Он надеялся, что Катя все же не закричит. Сюда не набегут люди, чтобы спасти ее. Тогда-то ему точно не избежать ареста… Или госпитализации. Крыша ехала на хорошей четвертой передаче. - На чем я был так немилосердно прерван? Да! Героиня наша не думала, что может вызвать любовь, страсть, бессонные ночи, сухость во рту и желание всегда быть рядом… На миг Жданов задумался и спросил, глядя на Катю: - Вот скажи. Когда ты еще не прочитала этот умалишенный бред Малины, как ты думала, за что я тебя люблю? Просто интересно. Ну, попробуй представить себе, что тогда я был влюблен в тебя. - Я… я… ничего… я… Она растерянно обводила глазами всю комнату, только чтобы не встретиться взглядом со Ждановым. Это было ему на руку. Он опять брал инициативу на себя. Не мог больше сдерживаться. Надо было помочь бедной растерянной девочке. Катя сама шла в сети. Хоть на чуть-чуть ослабить это давление. Ниже пояса. - Я… помогала вам… в компании… - полувопросительным тоном лепетала девушка. - Целовал тебя. Обнимал. Не отпускал от себя, - каждое действие он подтверждал новым поцелуем в шею Кати, - только потому, что ты мне помогала делать бизнес? Так почему же потом это так возмутило тебя? - Помогала вам… во всем… и с Кирой Юрьевной… и с… другими… - поморщилась она. - Что за бред? Нет никаких других, нет Киры. Забыли, всё!.. Прощайся уже с ними, Катюш. Я люблю тебя. За что? - Вам было трудно, - попыталась угадать девушка, отлепляя его голову от своей шеи в который раз. - Ну, не то, всё не то! Я люблю тебя. Точка. За то, что ты… Она набрала воздух, как глубоководный ныряльщик. - … люблю тебя… - А вот с этого места поподробней? – нахмурился Жданов. Катя видела, как сползает улыбка с его лица. Молчи. Вот сейчас больше ни слова. Странно, почему он так удивился? Ведь именно это он и хотел услышать. Или сказать. Ну, в общем, она избавила его. Он даже ослабил железное кольцо мускулов вокруг Кати, и ей удалось выскользнуть. Вызывается свидетель защиты, или может быть, обвинения. Все смешалось в этом зале. Все смешалось в ее жизни. Ииии! - Я люблю тебя, - прозаически, без выражения повторила она. – Это вы хотели сказать? Жданов кивнул медленно, как будто в трансе. Катина смелость набирала обороты на глазах. Она засомневалась. К чему Жданову вообще понадобилось это объяснение, если он не испытывал к ней никаких чувств? Но Катя должна была ответить откровенностью на откровенность. Не хотелось подставлять щеку, может, только вот губы. Она мысленно приказала "прийти в себя". Это же был тот самый человек! - Да, я любила вас. Вы не цените того Жданова, которого я любила. Хотя… Да не было никакого того Жданова. Всегда это были вы. Великовозрастный ребенок. Вы на самом деле мнили себя мачо, плейбоем. Впрочем, плейбоем вас назвать можно. Мальчишка, играющий в игры. Вы и этот ваш Малиновский. Весь мир для вас, как большой настольный хоккей. Как тяжело теперь, когда я понимаю это! Она отодвинула стул и села, рукой непринужденно указывая на стул напротив. Жданов помедлил, но потом все же сел. Пока Катя не собиралась убегать. И показывала ему это. - Хорошо. Буду говорить за того Жданова, которого, как казалось мне, я знала. Большее я, конечно, придумала. Возможно, он был первым человеком, который смотрел не на меня, а в меня. И ему, возможно, первому не пришло в голову мерить меня мерками остального мира. Он слишком часто называл меня по имени и говорил мне «спасибо». Неосознанно он прижимал меня к себе, чмокал в щеку, брал за руку. Иногда смущался после этого, но ему никогда не было это противно. Катя перевела дух. Схватила со стола бутылку минералки, налила в стакан и короткими глотками смочила горло. Жданов смотрел на нее с очень серьезным выражением лица. - Я полюбила его телом. Его мужскую красоту, его уверенную грацию, запах, остающийся на его пиджаке, на всем, к чему он прикасался, его близость. А уж потом – мозгами, когда я видела его смелым, решительным, справедливым, добрым и внимательным. Жданов закусил ноготь большого пальца и отрицательно покачал головой. - Ты еще забыла сказать – богатым президентом компании с хорошей родословной, - глухо сказал он, словно в раздумьи. Катя невесело усмехнулась: - Все это не имеет значения. Все равно того Жданова уже нет, если он вообще когда-то существовал вне моего воображения. Белые перья с крыльев облетели. Позолота облупилась… Я любила тебя. И больше, кажется, не люблю. «В конце-то концов!» - подбросило Жданова. Он протянул правую руку и схватил Катю за тонкие пальцы. - Кому врешь, Пушкарева?! Себе? Мне? Да побойся же ты бога! – зло выкрикнул он. – Стены эти пожалей, им столько лжи уже пришлось выслушать! Не любишь. Ну да! Не любишь. Ха-ха! Рассмеши меня, развлеки меня. - Отпустите меня, Андрей Павлович…. И возьмите себя в руки. Нас могут услышать, - погрозила она ему. Жданов снова уловил ее дрожь. Теперь она даже в голосе у Кати была. Он, запрокинув голову, громко рассмеялся. Он чувствовал, как в нем просыпаются все правильные инструкции Малиновского. Растоптать, задавить, снасильничать. Женщины это любят. Даже лучшие из них. Ну не рассыплется же она! - Мозги у тебя сильные, тут я не смогу ничего поделать. Если только не расколоть эту голову как орех и не пропылесосить самые пыльные уголки… Хорошо сказал, м-да. Он посмотрел на нее, прищурившись, все еще сжимая руку в своей. - Отчего тогда ты дрожишь? - Вы меня пугаете, - попыталась объяснить девушка. - А с чего тебе меня бояться, если сердце твое спокойно? Если ты меня больше не любишь, как говоришь? Потерпи еще немного. - Это ничего не даст. - Да ладно тебе, Пушкарева! Помолчи уже, я тебя понял. Говоришь не то, что чувствуешь. Не хочу больше выслушивать сказки. Сказочник сегодня я, ты не забыла? - О нет! – взмолилась она. Жданов встал. Не выпуская ее руки, выдернул девушку из-за стола. - Скажи теперь это, повтори, - тихим голосом просил он, прижимая ее к себе. – Приходишь сюда, такая красивая, вся в белом, обласканная стилистами и визажистами. Он снова начал распускать руки. Катя тщетно отталкивала его. Злость и желание. Желание и злость. В слабых проблесках разумности Жданов сам себе напомнил бутылку с зажигательной смесью. - Ведешь себя, как некоронованная королева, хозяйка жизни, снежная королева. - Мне больно, - сквозь сжатые зубы выдавила Катя. - Это хорошо. Это очень хорошо. Мы с Малиновским славно потрудились, чтобы изгнать мой светлый образ из твоей головки. Но мне в одиночку придется стараться отучить ваше тело от своего. Боль – самое действенное оружие. Он почти зубами оттянул тонкую кожу чуть пониже скулы. - Ай! – выкрикнула Катя и забарабанила кулаками по спине Жданова. - Но она подействует только в том случае, если это твое «не люблю» было чистой правдой… Что это за туалетная вода, Катенька? Она сводит меня с ума. - Кошмар, вы бредите! – испуганно пролепетала девушка ему в шею. - Отнюдь, я в трезвом уме. Пока. Он попытался найти ее губы. Катя отчаянно уворачивалась. - Ну повтори это теперь. Три раза для убедительности, - злорадно выдохнул Жданов. – Давай, чего ж ты молчишь? Когда я сделаю вот так… и еще вот так… и вот это. Говори… Говори… - Андрей… не... навижу… Но она уже сдавалась. Безвольно опустила руки. Обмякла в его объятьях. Видимо, это было уже сверх меры. Такой диалог она поддерживать не смогла. И Жданов легко, с бьющимся где-то в ушах сердцем, получал ее в свою власть. Шум в голове был такой, как будто она плыла под водой. И кто-то в этой воде заполошно колотил одной ржавой железкой по другой. Быстро-быстро. Это ее сердце с бешеной скоростью толкало кровь. Теплый язык Жданова снова и снова проникал в ее рот. Руками он уже потянулся к пуговицам е одежды. Умелый, гад! Казалось, он и в таком отчаянном положении не терял своих навыков. Как ловко у него всё получалось! Обнимать, целовать и раздевать одновременно. Он на миг оторвался от нее, смахнул листы бумаги, приподнял девушку и посадил прямо на стол, так что ее лицо было вровень с его. Катя чуть не рассмеялась, какое деловитое выражение было в глазах Жданова, как сосредоточенно и внимательно он всё проделывал. Откинув в сторону левый борт ее пиджака, его рука скользнула прямо на талию Кати. Другой он крепко держал ее за шею, приближая к себе. Чувствуя, как его ремень впивается ей в живот, девушка опять погружалась в вязкую жидкость, в полуобморочность. Ну, надо было что-то делать! Размахнуться, и снова дать ему пощечину было просто физически неудобно. Ее руки сами собой оказались обвитыми вокруг его шеи, и изредка ладони натыкались на мягкие волосы и теплый затылок. Как она могла так быстро сдаться на его милость? Очень жаркую, очень незнакомую. Ручной Жданов, тюфяк, не способный связать два слова, ступить два шага без сценария Малиновского, вдруг превратился в эту озверевшую, оголодавшую секс-машину. Такой нежный и нерешительный Андрей Павлович стал похож на Адама, которому только что Еву в целлофане принесли. Новенькую, скрипящую, краской пахнущую. Заворочавшееся возмущение и женская гордость успокоили новой дозой поцелуев, хороших, глубоких, французских. Жданов в приливе ломающей кости нежности прижал Катю к себе. Ноги ее разъехались на скользкой гладкой поверхности стола еще шире. - Если кто-то сюда зайдет? И увидит нас вместе? – тихо, быстро проговорила Катя, как только ее рот оказался свободен. - Плевать, Катюш… - посмотрел он на нее, растрепанный, с красными щеками, и снова потянулся к губам. Она невольно наклонила голову так, чтобы Жданову было удобно начать ее целовать. Пальцы запутались в его черных волосах. Глаза были полузакрыты. Но потом она вспомнила. Для чего тут осталась. Еще вспомнила, что она его больше не любит. И что он не любил ее никогда… «Что, уже пора?» – отрывисто подумалось ей. «Да. Ты же ненавидишь его.» «Но чувствую совершенно противоположное.» «Он опытный соблазнитель. Не попадайся на эту удочку вновь.» «А разве я когда-нибудь с нее соскакивала? Зачем он тогда всё это делает?» «Этот человек просто хочет тебя использовать. В очередной раз.» «Чтобы снять сексуальное напряжение? Согласна посодействовать.» «Поддашься ему, бывший помощник бывшего президента бывшей компании?» «Так не хочется… и ТАК хочется.» «Устроила ромашку, Пушкарева. Пре-кра-щай.» Как в последнюю минуту перед смертельным ударом о землю самоубийцы, перед Ждановым пронеслись их с Катей встречи. Ну, первый поцелуй он смутно помнил… На ум пришло только подростковое смущение и головная боль. И еще удивление от того, что эти… штуки у нее во рту ничуть не мешали получать удовольствие. Правда, это он понял уже потом, когда на самом деле начал получать удовольствие от поцелуев. Господи, какие предлоги придумывал он для себя, чтобы делать это почаще! Не понимал тогда, что открывал нового Жданова. Думал всегда, что - Индия, а оказалось - Америка... И когда Малиновский затащил его в постель к Кате, боялся … Чего боялся? Что у нее там всё не так устроено? Что она чистый и невинный ангел, аз есмь Пушкарева, который будет плакать у него на плече и просить прощения через каждый судорожный всхлип? Что он не сможет заставить своё натасканное на модельную красоту тело среагировать на бедную некрасивую девственницу? Она бесспорно ангел. И как любая женщина обречена быть ведомой в любви. Но ничуть не хуже любой другой женщины, она знала, как пользоваться этим. Во вторую ночь он уже смаковал ее умение. В третью ночь – наслаждался… Хотя о чем это он? Ведь третьей ночи не было. Просто он так часто ее себе представлял и видел во сне, что думал уже как о реальном событии… Украдкой, в тесноте кабины автомобиля, по гостиницам и друзьям. С проблемами на работе и с невестой. С постоянным страхом перед разоблачением. И все же это было самое лучшее время его жизни! Уж куда лучше, чем существование без нее. Катяа перестала вырываться. Обняла его за шею. Жданов еще мог на волоске контролировать себя, чтобы не сделать ей больно. Старался не слишком сильно прижимать ее к себе. Но почему-то чувствовал сквозь тонкую ткань рубашки пуговицу ее брюк. Он провел рукой по спине под пиджаком, широко расставляя пальцы. Теплая, живая, отвечающая на его движения. Красота придавала ей уверенности. - Если кто-то сюда зайдет? И увидит нас вместе? – спросила его девушка. - Плевать, Катюш… - посмотрел он на нее, удивленный ее способностью здраво рассуждать и говорить. Видно, плохо он работает… Плевать на то, что они сейчас в самом сердце огромного многоэтажного здания. Пусть вечерело, но офис все же еще был наполнен людьми, и в комнату мог войти сейчас кто угодно. Испуг от этого был почти незаметен по сравнению с тем, как он боялся ее недовольства. Что она оттолкнет его. Обычная женщина. И он как на экзамене. Рука Жданова выскользнула из-под пиджака, только чтобы лечь на внутреннюю часть ее ноги, несмело начать подниматься вверх по бедру. Губы осторожно потрогали кожу шеи и спустились ниже, где сходился изящной галочкой вырез ее кофты. Он стащил с одного плеча Кати оковы пиджака, открыв еще одно восхитительное место для удовольствия. Круглое, смутно белело плечо. Так много разгоряченной розовой кожи! Неужели третьей ночи не было? Как, разве не было? Точно, что ли, не было? Ну, тогда ее следует устроить! - Катя, - он изящно вставил в поцелуй ее имя. – Если сегодня мы не будем вместе… Они почти лежали на столе. Пиджак был безжалостно отброшен в сторону. Смятым белым ворохом напоминал невестино платье. Пиджак Жданова валялся рядом, зацепившись за перевернутый стул. Это жениха. Все правильно. Катя замотала головой и принялась отталкивать от себя Жданова. Хмельное марево возбуждения застилало глаза. Тело мягко плыло по столу. Согнутые коленки дрожали от напряжения. Тяжесть Жданова на животе, на груди, в сердце. Она выпрямилась, он поддержал ее. Катя поправила сорванные лямки кофты и закрыла ладонями лицо, чтобы хоть на минуту отдохнуть от его прикосновений. Не видеть его. Настырный, наглый, с мокрыми настойчивыми губами. Руки теплые, как свежеиспеченный хлеб и пахнут также. Он застыл, глядя на Катю. Проверял, жива ли она еще после такой атаки. Склонил голову набок. Тяжело вздохнул, осторожно выдыхая. Покачав головой и двусмысленно показав зубы в улыбке, осмотрел приведенный в беспорядок костюм. Рубашка торчала из штанов, половина пуговиц была оторвана. Он слышал – одна из них неприятно хрустнула на полу. Правой рукой заправил выбившуюся прядь волос Кате за ухо. Задержал руку на шее, чтобы опять притянуть лицо для поцелуя. Катя отвернула голову. Сколько времени прошло с тех пор, как они начали этот бессмысленный бой? За окнами темнело, город включал огни высоток. Если она сейчас не избавится от него, он осуществит то, что задумал. Докажет свою непристойную теорему. Это будет означать конец ее карьеры в качестве счастливой женщины. Только белые страницы дневника будут слушать ее причитания. Но выпасть сейчас из этого блаженного состояния, пусть даже Катя болезненно раздваивалась, было так трудно. Без его ладоней на своей коже она просто замерзнет. Или еще чего лучше – упадет. Жданову явно не нравился ее отсутствующий взгляд. Он нахмурился. Облизал губы, испачканные ее новой дорогой помадой. Наклонился к ее уху. Девочка вроде бы созрела, пора было рвать. - Катенька, - медленно произнес в самую голову. Тыльной стороной ладони она провела по лбу. В воздухе висели ее имя, мягкое, пухлое, как неоновая вывеска ночного казино. И эхом звук его голоса пульсировал в ее ушах. - Подумай, стал бы я тебя обманывать, стал бы так долго уговаривать, стал бы я терпеть так долго – а это не просто, - он саркастически вздохнул, - если бы на твоем месте была другая, нелюбимая женщина. Сам дьявол не смог бы так вкрадчиво и осторожно выпрашивать душу грешника. Низкий бархатный голос, ветерок его дыхания. Глаза из-под растрепавшейся челки. Это действовало на самые кончики нервов. - Поедем туда, где нам никто не помешает, - продолжал он, склоняясь еще ближе. Близорукими глазами она видела, как двигаются его пересохшие губы, огромные, совсем близко, какие-то загадочные звери. Она вскинула на него испытующий взгляд. Если врал, то заслуживал Оскара. Может, пора было поверить ему? Но принцип костью торчал в горле, потеснив рыдания. Стоит уступить, и она не избавится от этой любви никогда. Жданов наиграется ей и бросит. Чтобы он там в ней не нашел, это пройдет. Все проходит, и это тоже пройдет. Если у него пройдет, то и у тебя, дурочка, тоже, - подсказывало измученное сознание. Нет! Я слишком сильно его… - … люблю… - услышала она сквозь мысли. – Я хочу любить тебя. Катя замотала головой. Она бормотала что-то тихое и жестокое. Короткое «нет». Она не смотрела на него, поправляя одежду, застегивая нижнее бельё. И все отрицательно качала головой. Это было сильно. Он с каким-то злым восхищением посмотрел на нее. - Нет? Не хочешь? Нет? – снова и снова спрашивал ее Жданов. Если он, добравшись до ее плоти, включив все свои двигатели, не смог растормашить Катю, приходилось отступать. После этой, достойной лучшего эротического шедевра сцены он мог бы заработать себе только сердечный приступ. Только не Катеньку. Орешек был очень вкусный, но не по его зубам. Жданов все-таки еще надеялся, что кому-то нужен. Ради кого-то имел право жить. Никчемная жизнь? Ну, уж какая есть! - Значит, нет, - кивнул Жданов. – Ну, нет, так нет. Свободна, Пушкарева! Как же ты свободна! Встретимся в рабочее время. Обсудим производительность труда в цехе упаковки. Поговорим о новых кредитах. Спокойно и деловито, как взрослые люди. Катя сосредоточила на нем свой взгляд. Он насмешливо посмотрел в ответ. Поднял с пола пиджак, встряхнул его, критически оценил его состояние и натянул, выправляя воротник рубашки. Потом подал ей руку, приподняв одну бровь. Катя, нахмурившись, посмотрела на нее, как на удава. Вот-вот обовьется вокруг ее шеи и снова начнет душить. - Да не бойся ты так. Солдат ребенка не обидит. Сколько ж можно уговаривать тебя? Ну не веришь ты мне. Так мне и надо. Видно, я очень сильно перед тобой провинился. И нет мне прощения ни в этой, ни в следующей жизни. Заполним заботами быт. Переквалифицируемся в управдомы. Она не приняла его руку. Только угрюмо сползла со стола. Нагнулась за пиджаком. Пока она не видела Жданова, какое же страдание проступило в его чертах. Лицо неестественно задергалось, глаза покраснели. Мальчик готов был расплакаться. Девочка, самая тихая и беззащитная во всей песочнице, не захотела с ним дружить. Сквозь муку, мужчина горько усмехнулся своим мыслям. Он не стал помогать ей приводить себя в порядок. Катя опять стала бы шарахаться от него. Этого он не вытерпел бы. Засыпая сегодня ночью, он хотел видеть ее лицо в тот момент, когда он добрался до мягкой кожи ее груди. А не теперь, когда она смотрела на него как на таракана, внезапно обнаруженного на стерильной кухне, в ее стерильной жизни. Засыпая… Спасительное забытьё… Для этого ему надо будет изрядно накачаться. Ну что ж, надо спешить. Время близилось к ночи. - Зачем?.. – хриплым голосом вдруг спросила его Катя. - Это всё?.. Ну как? Мы с тобой в конференц-зале, - особенно четко удалась ему эта «ц», как укол спицей, рука прижата к груди, - и провели небольшую конференцию. Лично я замечательно провел время, - рука вытянулась вперед. - Особенно некоторые весьма вкусные моменты, - сомкнулись указательный и большой пальцы. - Если что не так, извини. Не сдержался, глядя на твои вдруг открывшиеся прелести. Каждое слово сопровождалось гримасой боли на ее лице. Но Жданов тоже мог быть принципиальным. И гордым. Пусть не думает, что его окончательно размазало маленьким вагончиком по имени Катя. Он еще лапами пошевелит. Время покажет. А сейчас неимоверная усталость от долгой борьбы с чувственно непробиваемой девушкой вымыла из него все остатки жалости и человечности. - Я думаю, нам не стоит показываться на ресепшене и на стоянке вместе, - это было верхом всего, или низом. Ниже Жданову было уже некуда падать в глазах Кати. Она ответила ему пронзительным зорким взглядом. – Прости, что не предлагаю подбросить тебя. У меня есть еще дела. «Кроме тебя, Катя. Может быть, ты, наконец, поймешь, что мир не крутится вокруг твоей оскорбленной девичьей чести. И начнешь всё заново. И позволишь мне помочь тебе. Дело житейское. Я подожду. Но сейчас я пока не хочу тебя видеть.» - Надеюсь, тебя будет, кому подбросить. Или вызови такси. Я подожду, - Жданов протянул ей свой мобильник. – Ну, скажи что-нибудь. Не откусил же я тебе язык. Разное было, но такого не припомню. Она не сдавалась. Уж лучше бы залепила еще одну оплеуху, подумалось ему, для симметрии. Назвала его подлецом и сволочью. Ну что ты?! Эта не потеряла бы головы и в светопреставление. Железная девочка. Нюрнбергская дева. Она вышла первая, он за ней. Напрасно беспокоились попасться кому-нибудь на глаза. Офис уже затих. Вызвали оба лифта. Ее пришел первый. Она, держа спину невообразимо прямой, вошла в него. Пришел и второй лифт, призывно открыв двери. Но Жданов стоял, прислонившись к холодному металлу дверей, за которыми только что исчезла девушка. Не заботясь о том, что его может кто-нибудь услышать, Жданов издал громкий стон и ударил в дверь обоими кулаками. Он не видел, что Катя в этот момент измождено опустилась на пол. В белых штанах. Размазывая дорогую косметику и слезы по лицу. Надрывно, по-цыгански рыдая. Ну и чем вы там занимались? - Решали производственные вопросы… Разговаривали! Чем-чем? - Так долго?! Совет закончился в шесть. Сейчас… О! Жданов! - Вот так, Малина, вот так. - И до чего договорились? - Ну, как тебе сказать? Воз и ныне там. - Теперь тебе будет очень непросто договориться с Пушкаревой. Такой красавицей. - Спасибо, друг. Ты как всегда подбираешь нужные слова… Сам знаю! - Да ты, я слышу, злой там как собака. - И голодный как волк. Не хочешь выбраться куда-нибудь? - Что-что? - Пропустить бутылочку-другую? - Оооо! Андрюш. Да это серьезно. Отшила тебя она, наверное, по полной программе. - … - Ну, не молчи! Я хочу знать, как это было! - Не забывайся, Малиновский, это все-таки женщина, которую я люблю. Если не хочешь, чтобы я в столб впечатался, попридержи язык. - Всё-всё-всё!.. Умолкаю. Ну, точнее, готов тебя послушать. К сожалению, встретиться не получится. Ты же понимаешь, я не один. - Да уж, как всегда. Ни сна, ни отдыха измученной душе. Малиновский, а, Малиновский, продай секрет счастья, а? - Так я ж, Андрюш, не влюбленный. Не влюбленный я. На том, как говорится, и стою. Чтоб я позволил хоть одной из этих… красавиц завоевать своё сердце. Может быть, позже, когда мне потребуется теплая стеганая жилетка и стакан бульона вместо виски. - Хорошо же тебе живется на свете. Легко, беззаботно. Завидую. - Так, Жданов, мы, по-моему, не мою скромную персону разбираем. Если позвонил, так говори по существу. - Хэх! Существо не поддаётся никакому влиянию. Поступает, как правая нога захочет. - Я всегда тебя предупреждал. Она себе на уме. Не знаешь, что через минуту выкинет. Но ты хотел получить большую советскую энциклопедию, ты ее получил. Эээ… - Ты чего? - Жду, что ты начнешь меня обвинять. - В чем, Малина? - В том, что это я тебе Катьку навязал. - Успокойся. Кто ж виноват в том, что у меня хватило совести в нее влюбиться. - Жданов-Жданов. Это называется по-другому. Это называется… Хотя нет. Я уже ничего не понимаю во всей этой истории. Так все же до чего у вас дело дошло. - Лучше спроси, до чего оно не дошло. - Андрей! Андрюша! Что, прямо в офисе? С Катькой? - Малиновский! Анатомию моих с Катей отношений не будем разбирать! Ты лучше скажи, что мне сейчас делать. - Так чем всё закончилось? - Я пытался доказать ей, что люблю ее. Она мне упорно не хочет верить. Или что? Видно невооруженным взглядом, что она все еще любит меня! Я готов компанию заложить, это правда! Почему она так поступает? Сколько можно мне мстить?! - Не истери, Жданов! Возьми себя в руки. Точно въедешь в столб!.. Ты ей это говорил? Ты ее убеждал? - Да что только не говорил, как только не убеждал! Она как будто мимо меня смотрит. - Ну, а физическую силу применял? - Скорее это сила применяла меня самого. Конечно, я ж не железный!.. Весь на взводе, Малина! Я схожу с ума… Перед глазами все плывет… Мне никто не нужен, кроме нее. - Да что ж ты так убиваешься? Ну, чем она может быть лучше любой другой?.. - Рома, тебе не дано это понять. Надеюсь, пока не дано. Это такое чувство… - Да уж я вижу! Ну, давай я с ней поговорю. Если бы только она очутилась на моем месте, ни минуты бы не сомневалась. Такие люди гибнут! И из-за кого?! - Я что, похож на идиота? Если она меня не стала слушать, с чего ты взял, что она послушает тебя. Она ненавидит нас обоих. - Но ты говорил, что тебя она любит! - Любит! И за это ненавидит!.. Я не знаю, что мне делать. Может, правда, головой об столб? - Спокойно там! Андрюша. Если ты не смог ее убедить, значит, плохо убеждал. Значит, не все приемы испробовал. - Извращенец, Малиновский! - Ага! Значит, до этого все-таки дошло! - Ага. - И этого ей показалось недостаточным доказательством? - Это показалось недостаточным моему телу… А её голове и подавно… - Ни за что не поверю, что это не действует. Уж у тебя-то, Жданов! Просто мне кажется, ты рано отступил. И рано запаниковал. Хочешь ее? Тогда отбей. У ее собственной к тебе ненависти. Прям вот так! - А потом? - А потом женишься. А когда женишься - не обрадуешься. - Хватит ржать, Ромка! Погоди-ка, у меня тут входящий… - Что? - Перезвоню. Он сбросил звонок Малиновского и принял следующий. Номер был незнакомый. - Да. Слушаю. - А-андрей? – голос был женский, тоже незнакомый. - Да. - Андрей Павлович? - Да-да. Ну что у вас, говорите. - Звонят из кафе «Ромашка». У нас тут… девушка. - Да? Какая девушка? – удивился он. - Говорит, ваша помощница. Пока еще говорит. Жданов резко ударил по тормозам и свернул на обочину. - Что с ней? Что случилось?! Что вообще происходит?! – закричал он в трубку, не помня себя от ужаса. Что еще она там натворить успела? За такое короткое время. Часа не прошло, как они расстались. - Да пришла минут сорок назад. Заказала бутылку виски и выпила ее… Без стакана. Из горлышка. Даже не поморщилась. И одета так хорошо. Потрепано, правда. Жданов поперхнулся на вдохе, безумным невидящим взглядом окидывая приборную доску, до побелевших костяшек пальцев сдавливая руль. - Потом стала музыку заказывать. Начала приставать ко всем подряд мужчинам. Называла всех «Андрей Павлович». Устроила форменный дебош. Достала тут всех. У нее из сумочки мобильник выпал. Ну, я решила позвонить по родным-знакомым. Не хочется ведь милицию вызывать. Вроде приличная такая, - голос вдруг зазвучал откуда-то издалека. – Коля, ну держи же ты ее. Она щас со стойки навернется. Кошмар какой-то! – и снова обратился в телефон. – Ваше имя первое было в списке. Ну, я сразу вас набрала. В общем, как хотите, приезжайте и забирайте свою хулиганку. Она нам своим видом всех посетителей распугивает. - Да-да, конечно, - послушно залепетал Жданов. – Где вы находитесь? - В кафе «Ромашка», я же вам говорю. - Ну, хорошо, - проговорил он сквозь сведенные яростью зубы. – Где это ваша «Ромашка» находится? - Ааа! Здание модного дома «Зималетто» знаете? Высокое такое? - Знаю, - он уже заводил машину. - Там чуть-чуть проехать… - Еду! Держите ее до моего приезда, никуда не отпускайте, я вас умоляю. Я буду… скоро. Он сбросил звонок. Вырулил на дорогу и круто, залихватски развернулся. Отъехав уже порядочное расстояние от офиса, ему надо было спешить. Но тут он снова услышал верещание телефона. Номер не высвечивался. Сердце в груди сделало головокружительный кульбит. Сейчас ему скажут, что она разбила витрину и смертельно порезалась. Или упала со стола, на котором пьяно танцевала, и сломала себе шею. Он принял звонок. - Андрей! Это Михаил. Михаил Борщев. Катин друг. Машина круто вильнула на встречную полосу. Лишь на миг ослабив хватку, Жданов аккуратно выровнял ее. - Чем могу служить? – натянуто-вежливо спросил он. «Друг. Катин друг. Катин,» - свербело в мозгу. - Да, в общем-то, мы условились с Катей встретиться сегодня вечером. Её мобильный не отвечает до сих пор, - голос на том конце трубки тоже был вежливым, но не просящим. - И? - слабая улыбка мелькнула на лице Жданова. Значит, он не знал, где девушка. В этой игре Жданову сдали одни козыри. - Вы же должны знать, куда она отправилась после собрания? – почти утверждающе сказал Михаил. - С чего вы взяли? – не задумываясь, соврал Жданов, и пожав плечами своему отражению в зеркале заднего вида, мысленно извинился перед совестью. - На посту охраны мне сказали, что выходили вы почти друг за другом. «Разнюхал. Друг», - с досадой подумал Жданов. - Да, выходили. Но пошли в разные стороны. Насколько я понял, она собиралась вызвать такси. Дальнейший маршрут мне не известен. Надо было выбить из собственного голоса эту задорную удаль. Этот Борщев мог и заподозрить что-то. - Если бы я просил только для себя, - загадочно начал Михаил. – Вы же понимаете, что я хочу сказать? Он его раскусил. Нечего было юлить и изворачиваться. Сам Жданов первый в бутылку полез – «разные стороны», «дальнейший маршрут». И таким издевательским тоном. Дурак бы догадался. Особенно, если бы взглянул на часы. - Извините, Михаил. Но это дело касается только нас двоих. - Она уже почти стала отходить после того, что ты с ней сделал, - внезапно мужчина повысил голос. Не истерика – предупреждение. «Найду, говорит, и горло перережу.» - Это касается только нас… - Да как ты не понимаешь, подонок, что только делаешь ей больно? - снова зловеще стих. – И… я люблю ее. - Я тоже. - Но она не любит тебя. - Это – спорный вопрос. Я еще пока выясняю его. А вот тебя - точно нет. На другом конце установилось прочное молчание. Потрескивала связь. Ворочались тяжелые мысли. - Позвони Елене Александровне. Успокой. Они очень волнуются. Гримаса исказила лицо Жданова. Если он ей позвонит, то Пушкаревы запросто отряд ОМОН могут вызвать. Но Мишку уважал. - Хорошо. Наберу. - И слушай меня, Жданов! – отповеди было не избежать. – Если с Катей что-нибудь случится… - Никто не поймет тебя лучше, чем я, - перебил он его. - Можешь не продолжать. Давай, - палец уже дрожал на кнопке сброса. - Я тебя предупредил. Значит, никто не знал, где сейчас Катя. Никто во всей огромной Москве. Кроме Жданова. Андрея Павловича. Тридцать один год. Холост. Очень приятно. И он снова широко улыбнулся, козырнув зажегшемуся на светофоре зеленому свету.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:28 ]
Заголовок сообщения:
Жданов толкнул дверь кафе с идиллическим названием «Ромашка», намереваясь увидеть совсем не идиллическую картину. Оглядел зал встревоженным взглядом. В одной из отделенных от общего зала кабинок он заметил Катю. Прическа и макияж безвозвратно погибли. Один глаз был еще густо накрашен, с другого на щеку сползли длинные серые полосы. Почему-то на бывшем когда-то ослепительно белом пиджаке на левой стороне, как какая-то диковинная бутоньерка, проступающее сердце, алел отпечаток губ. Руки девушки подрагивали, сжимая стакан с какой-то прозрачной пузырящейся жидкостью. Изредка она притрагивалась к нему. Видеть Катю в таком состоянии ему еще не приходилось. Понятно, что он застыл, не приближаясь к ней, чтобы вполне насладиться этим зрелищем. Это было все равно, что Валерию встретить на концерте Сепультуры… Возможно всё, но верится с трудом. Жданов достал из кармана мобильный и набрал домашний номер Пушкаревых. Он молился только об одном. Чтобы трубку взяла ее мама. Рядового Петушкова с ним сейчас не было. А он сам был не готов к рекогносцировке. Небо вняло ему. Буквально через мгновение он услышал голос Елены Александровны: - Алло! Катенька! Девочка моя! - Здравствуйте, Елена Александровна. - Алло, кто это? Кто это? - Андрей… Андрей Павлович… Жданов. «Если вы еще помните,» - добавил мысленно. - "Хотя конечно..." - В чем дело? Где Катя? Вы что-нибудь знаете? – она была так взволнована, что даже не стала припоминать его давние грехи. - Все в порядке, не волнуйтесь, мы вместе. Нам надо обсудить кое-что по работе в «Зималетто», - начал успокаивать ее Жданов. «Отлично. Мы вместе. Сморозил, Жданов». - Двенадцатый час ночи! Где это видано?! Дайте ей трубку. Он еще раз посмотрел на Катю. Словно голова ее была свинцовая, она подперла подбородок рукой и сидела с таким несчастным пьяным видом, что Жданов чуть не рассмеялся в голос. Теперь уже ложь давалась не так легко. Но это было ради их же блага. Если бы сейчас родители увидели своё дорогое дитя, начинающую светскую львицу, умницу-красавицу, талантливую бизнес-леди ждал бы домашний арест суток на шестьдесят без права переписки. - К сожалению, она сейчас вышла. Я передам, чтобы она вам перезвонила. - И немедленно. Пусть скажет, может, за ней заехать надо. Так я пошлю папу, или Кольку. Или Мише позвоню. - Не беспокойтесь об этом, я сам довезу ее, - уверил он женщину, с ужасом представляя себе этот пушкаревский десант. - Андрей Павлович! – так тихо и строго произнесла она его имя, что он выпрямился. - Да-да? – он улыбнулся в пространство. - Я надеюсь, я могу вам верить? «Ну что вы, Елен Санна! Конечно. Об чём разговор?! Ведь это я! Не дам Катюшу в обиду,» - тоскливо подумал он, но вслух произнес: - Не волнуйтесь. Обещаю, все будет хорошо. Жданов повесил трубку. Медленно подошел к столику, за которым уже полулежала Катя. Спокойная. Безмятежная. Неопределенная улыбка гуляла на ее губах. - А, явились, - услышал он где-то сбоку. – Принимайте вашу красавицу. Он обернулся к миловидной низенькой женщине в костюме официантки. - Мы тут таких, конечно, не держим. Обычно повара выводят. Но то – мужчин. А тут. Дамочка, - она махнула рукой в сторону девушки. - Замечательно. Спасибо вам за ваше терпение и понимание, - чуть насмешливым тоном сказал Жданов и протянул ей скомканную пятисотку. – Что она пьёт? - Да налила ей минералки с лимоном. Думала, может, полегчает. Таблетки у меня не оказалось. - Сколько она выпила? - продолжал он свой допрос. - Не скажу точно. Пол-литра, может, и меньше. Но быстро и, видать, на голодный желудок, - женщина сменила повелительный тон на услужливый. Мужчина приличный, одет хорошо, машина дорогая, деньгами не обидел. И даже завистливо поглядела на пьяную девушку. – Сначала кидалась ко всем, прям с руками, а потом ей плохо стало. Села тут вот и сидит. Успокоилась. Так как кафе было полупустым, мужчина понял, что просто не осталось подходящих претендентов на роль Андрея Павловича. Катя скучающим взглядом окидывала зал. Взглядом наткнулась на ботинки Жданова. Рот расплылся в улыбке. Девушка медленно поднимала голову, оглядывая с ног до головы. Но когда увидела лицо, принялась махать рукой у себе перед глазами. Жданов усмехнулся. Она думала, что он ей кажется. - Бред… как… ой-то… - пробормотала она. – Сколько ж… надо выпить.., чтоб ты сгинул? Видение не собиралось исчезать. Она снова провела ладонью по лицу. - Андрей… П-п-павлович..? Андрей Павлович-ч-ч-ш. Андрей Павлович! – и протянула к нему руки. Андрей присел к ней на потертый диванчик. Глаза девушки были блаженно прикрыты. Горячее дыхание отдавало не самым дорогим и хорошим виски. Она обняла его за шею и вполне сносно смогла в четвертый раз произнести его имя. Он смотрел на нее некоторое время, вспоминая, что сам совсем недавно был таким же. Воспоминания были не самые приятные. И он знал, что вызывало это состояние. Значит, Жданов все-таки не ошибался. - Аа-а-ндрей Палыыыыч, - игриво проговорила Катя, обвив вокруг указательного пальца его челку. – Как прекрасно, что вы тут оказались. Я вас искала, ..кала..., …кала.., кала.. Как долго я вас искала. - Ты искала, я нашел. - Нет, вы не понимаете, - плаксиво сказала она. - Я вас искала бук…вально всю жизнь… Он поддержал ее голову, мягко опустив на свое плечо. - Искала.. а это всё были не вы… Устала жут..ко.. – девушка нахмурилась, но тут же рассмеялась, зажав ладонью рот. – Было так тррруууууудно… Меня даже хотели с милицией выводить. А пппотом мне плохо стало. Голова закружилась… Я ж вообще не пью. Ну вы ж меня знаете. Не понимаю, как вышло? Катя вздохнула так тяжело, будто устала переворачивать во рту булыжники слов. Она смущенно посмотрела на Жданова и потрепала по щеке. Он, не ожидая такого фамильярного жеста, часто заморгал. Он не узнавал Катю. Вроде не такая уж пьяная она была. Но неуловимо, поверх стакана она бросала на него такие неожиданные интимные взгляды, что он начал опасаться за ее душевное здоровье. - Звонил твоей маме, она очень волнуется, - он просто не нашел ничего лучше, что сказать. - Да? Ну, вы же наверняка предупредили ее, где я… и с кем? – она снова странно посмотрела на него. – Мама. Бедная мама. Вот она и дожила до беспокойных вечеров и ночей... Эх, да... - Тебе надо немного в себя прийти, и я смогу отвезти тебя домой, - предложил он, снимая ее руку со своего плеча. Девушка оглушительно, беспощадно пару раз хлопнула себя по щекам. - Я в совершеннннном порядке. И не собираюсь ехать домой. Она улыбнулась Жданову кончиками губ. - Мне кажется, вы мне что-то другое предлагали, когда на стол меня уложили, - он даже вздрогнул, когда она ему подмигнула. - Кать, ты в своем уме? Это же я, Жданов, - он помахал ладонью перед ее лицом. - В этом-то все и дело… в этом всё дело… Ах, Андрей… Палыч… И она вплотную придвинулась к нему, он почувствовал ее бедро рядом со своим. Смущенно оглянувшись, он не заметил, чтобы кому-нибудь было дело до них. Но вскоре кафе будут закрывать. И они невольно обратят на себя внимание персонала. - Я подумала над тем, что вы мне сказали. Подумала, - она то ли притворно, то ли на самом деле расстроившись, всхлипнула. – и решила начать всё с наччшала… Она сморщилась и потерла рукой лоб. - Но только… только… Снова неприятно сощурилась и закрыла глаза. - …с одним условием… Голова ее сделала неприятный круг на слабеющей шее. - е…если… Она еще раз широко распахнула глаза, потом закрыла и окончательно впала в забытье. - Мать честная, - пробормотал Жданов себе под нос, поднимая ее сразу же отяжелевшее тело. – Ну что за тургеневская девица? Чуть что, сразу в обморок…. Хотя… бутылка виски вполне нормальная для этого причина, Жданов… Он достал из кармана еще одну купюру и бросил ее на стол. Потом поднял Катю на руки. - Извините, - тихо позвал он официантку. – Видите сумку? Соберите в нее вещи и повесьте мне на руку. Та всё исправно исполнила. - Откройте мне дверь. - Ааа? – официантка вытянула руку. - Деньги за выпивку на столе. Жданов положил Катю на заднее сиденье. Сел за руль и задумался. Куда ехать? В лобовое стекло накрапывал дождик. Мужчина оглянулся на девушку. Безмятежное выражение лица, две руки по-детски оказались под щекой, коленки почти у подбородка. Он повернул ключ, заводя машину. Остановившись у подъезда, Жданов несколько минут сидел и думал. Если он сейчас заявится к ней домой, ситуация будет щекотливая. Елена Александровна не упустит случая обвинить во всем его. И тогда ему уже не удастся восстановить своё доброе имя в глазах Катиных родителей. Или как в юности. Прислонить ее, бездыханную, к двери, позвонить, а самому быстро ретироваться? - Ты совсем уже выжил из ума, Жданов, - заговорил он сам с собой. – Вот уже и сам с собой разговариваешь. Катя на заднем сиденье заворочалась и застонала. Он обернулся снова посмотреть на нее. Волосы ее разметались, одна рука была закинута за голову, другая покоилась на груди. Ну, куда он мог ее отпустить? - Думай о себе, думай о себе, думай о себе, - как заклинание твердил он. – Когда тебе еще представится такой случай побыть с ней? Она протрезвеет и снова пошлет тебя. Что бы сделал Малиновский на моем месте? – Жданов усмехнулся. – Ну, Малина-то уж не растерялся бы. Он покачал головой, с решительностью отгоняя от себя эти неблагородные мысли. И все-таки… Он порывисто вышел из машины, открыл дверь и буквально вынул девушку, как большую куклу. В лифте он снова смотрел на нее. Странно, что все перемещения, которые происходили с Катей, ничуть ее не беспокоили. Она поудобней устроилась на его руках, обвив своими его шею. На площадке он в растерянности замер. Ему надо было каким-то образом найти в кармане пиджака ключи и открыть дверь в квартиру. Но руки был заняты. Надеясь на то, что Катя все равно сейчас ничего не почувствует, он осторожно перекинул ее через плечо и смог войти. Воин-победитель с честно завоеванной добычей. Дали бы еще три дня на разграбление этого неприступного города… Сразу же, не разуваясь, Жданов прошел в комнату и аккуратно спустил спящую девушку на кровать. А потом встал над ней, уперев чуть дрожавшие от недавнего напряжения руки в бока и снова начал думать. - Вооот… Что ж теперь-то, господи? Раздеть… Или не надо… Или раздеть… Или… Он подсел к девушке и несмело попытался расстегнуть ее пиджак. Второй раз за сегодняшний вечер. Ощущения в теле не изменились. Она перевернулась, недовольно хмурясь, мешая ему осуществить задуманное. Судьба второй раз за сегодняшний вечер хотела оставить его тело ни с чем. - Катенька, надо раздеться, так будет легче… Да и умыться не мешало бы… - и он слегка потряс ее, намереваясь разбудить. - Миш… Мам… Что, уже пора? Ну… еще немножечко… Он пораженно уставился на нее, сомневаясь, правильно ли он расслышал. Поднимающееся раздражение придало ему решительности, и он еще сильнее затряс девушку. Та открыла сначала только один глаз, потом другой, поморщилась даже на неяркий свет от маленькой лампы у кровати. - Где я? – с хрипотцой выдавила она. - Катя, ау! Кать, тебе надо раздеться и умыться, потом ты снова сможешь лечь, - он поднял ее за руки. - Андрей… Палыч? – удивленно проговорила она. – Какой… дли… нный день… - Вот уж точно, и как давно начался. Вставай, я помогу тебе добраться до ванны. Но девушка твердо отстранила его руки, продолжая оглядываться. Посмотрела на сидевшего рядом мужчину. На оранжевый абажур. На кровать. Потом обернулась к Жданову и вдруг шаловливо погрозила ему пальцем. Он с ужасом понял, что сон ей на пользу не пошел. Она была такая же пьяная, как и в кафе. Зачем только эта долбанная официантка сунула ей воду? Развезло еще больше. - Ай-яй-яй, господин президент, куда вы меня притащили? Это что же? - Это моя квартира, Катя. Ну, хватит валять дурака! Я обещал твоей маме, что ты перезвонишь. Тебе надо собраться. - Ваша квартира? – будто бы приятно пораженная, повторила за ним Катя. – А это, может быть, даже ваша спальня? – добавила, обведя вокруг рукой. – А это, даже очень возможно, что ваша кровать? А если обещали, что ж к маме не привезли?– она засмеялась и откинулась на атласное одеяло. – Мечты сбываются… Она порывисто села, притянув к себе Жданова. - И лучше поздно, чем никогда. И также внезапно принялась целовать его. Он даже не смог ничего подумать, не смог приготовиться, сказать, образумить. «Разве тебе не этого хотелось, Жданов?» - блаженно подумалось ему. «Но в таком состоянии… Ей что Жданов, что не Жданов,» - не успокаивалась совесть. «Я думаю о себе, думаю о себе, о себе… Боже, как хорошо… ммм…» «Боже, как хорошо… ммм…» Под собой он почувствовал очертания ее тела. Она крепко прижимала его к себе, продолжая целовать. А потом вдруг случилось что-то, за чем он не смог уследить. Она оказалась сверху. Сидела на нем совершенно восхитительно. Слегка склонив голову, она смотрела на него некоторое время, и он мог поклясться, что в глазах ее не было ни капли безумства, только решительность и нежность. Еще немного смущения, и изрядная доля любопытства. Она заставила его молча, только движениями бровей и глаз снять пиджак. Заодно он двумя короткими рывками стянул с себя туфли. Они загремели в тишине, наполненной только их участившимся дыханием. Катя едва заметно усмехнулась его полной готовности. Но все же Жданов надеялся, что это ему показалось. Она закусила нижнюю губу, словно раздумывая, что с ним делать дальше. Снова наклонилась к губам, тронув их несколькими отрывистыми короткими поцелуями. Он прижал ее к себе. Но Катя тихо возмутилась такому самоуправству еле слышным стоном. Она выпрямилась и стала расстегивать оставшиеся пуговицы его рубашки. Легкие прохладные пальцы пробежались по обнаженной груди. От неожиданности всего, что происходило, от этих холодящих и обжигающих прикосновений, Жданов вздрагивал. Каждое судорожное движение сопровождалось непонимающей улыбкой. Он перестал верить в происходящее. Это ему снилось. Ну, не могло это быть реальным! Кто это рядом с ним? Девушка, которая никогда не перестанет его удивлять. Женщина его жизни. Самая большая любовь. Да ладно, что уж там? Единственная любовь. Он привык, что она смущенно прячет лицо на его плече, переполненная чувствами и нежностью. Но теперь она смотрела на него так смело и прямо. Она была хозяйкой положения и требовала сдаться ей на милость. Жданов с трудом сдерживал себя, чтобы не форсировать события. Она начала склоняться к нему. Он протянул ей свои губы. Катя легко оттолкнула его голову, заставляя лечь на спину. Будто сказала ему «лежи, дурачок, и не мешай». Она поцеловала его в шею, спустилась чуть ниже, на грудь. Мужчина закрыл глаза, ощущая, как к ее губам присоединился и язык. Но так он терял связь с реальностью, и что это на самом деле была Катя. Борясь с давящим сознание наслаждением, он открыл глаза. Было очень трудно прерваться сейчас. Но что-то было не так. Она, что, пыталась ему что-то доказать? Ему этого не требовалось, чтобы любить. Но Катя не дала ему времени собраться с мыслями. Она сбросила с себя свой пиджак, и под его руками оказалась ее теплая бархатная кожа. Плечи вздрагивали, пока она трудилась над его ощущениями. Она спустилась еще ниже, к мышцам живота. Руки искали пуговицу его брюк. Жданов не смог удержать тихий, глубокий стон. Это было уже слишком хорошо. И не реально. - Кхе… - он не смог сразу заговорить, горло предательски высохло. – Катя… Кать… - Молчи… Жданов… Просто молчи… - Но я так не могу… боже… - Что-то не так?.. Он открыл глаза, и уставился в потолок. Катя не хотела остановиться. - Что-то не так…ммм - и шумно втянул воздух сквозь зубы, она легко укусила его. Когда девушка принялась расстегивать его ширинку, Жданов резко сел и снял ее с себя. - Всё не так! – громко выкрикнул он прямо в лицо Кате. – А самое главное, это не ты, Катя. Он взял ее лицо в свои ладони. Смотрел в глаза, на губы. Мучительно хотел целовать, ласкать, любить. Она перестала улыбаться, и теперь он понял, что она абсолютно трезва. И внешне спокойна. - Вы теряете такую возможность, Андрей Павлович, - предупредила его Катя. - Я хочу делать это с тобой, а не с холодной мстящей дурой, которой кажется, что она холодная и… мстящая… Ванна там. Он встал, оставив ее на кровати с недоуменным выражением лица. Настойчиво думал, найдется ли в аптечке корвалол. Катя поднялась, не глядя на Жданова. Голова слегка кружилась, и очень хотелось пить. Но от опьянения почти ничего не осталось. Однако она старательно натыкалась на предметы мебели до того, как не исчезла за дверью в ванную комнату. Она прислонилась к закрытой двери спиной и перевела дух. Девушка просто не знала, что думать. Ну, в общем, она надеялась раскрутить его на еще одну бурную, жаркую ночь. Это, как и риск в бизнесе, у него получалось просто великолепно. Но что-то засбоило. Он прилежно позволил ей соблазнять себя, но потом сломался. Нет, скорее выпрямился. Она не смогла согнуть его. - Довела парня! – шепотом ругнулась она сама на себя, поймав измученный взгляд в зеркале. И тут же чуть не вскрикнула от ужаса открывшейся ей картины. Такой безобразной она не была еще никогда. Будто упала лицом на мольберт художника-абстракциониста. А волосы! Немудрено, что Жданов шарахнулся от нее. - Но ведь раньше его это не смущало… - усмехнулась она, включая воду. Осмотрев комнату, она обнаружила большое банное полотенце и длинный мужской халат. Приблизившись к нему, она осторожно погладила его ворс ладонью. Потом втянула запах, терпкий, знакомый. Тяжело вздохнула и принялась раздеваться. Какое-то движение отвлекло ее. Подняв голову, она нашла еще одно свое отражение. «Извращенец», - только и подумала девушка, забираясь под душ. Под приятными теплыми струями воды было время расслабиться и подумать. Зачем она ломала эту комедию для него? Что теперь хотела доказать? Что не могла находиться с ним рядом и не протянуть руку, не опереться на него, не прижаться всем телом, не поцеловать? Да просто хотелось видеть его бесконечно долго, или знать, что в любой момент можно найти его глазами. Нет, не просто найти. Почувствовать его любящий взгляд на себе и ответить тем же! К чему ей понадобилась эта странная провокация? Она не знала. Стояла вся в мыльной пене, остервенело терла руки и грудь и не знала. Почему он оттолкнул ее? Ну, то, что она выглядела как ядерная война, это понятно. Девочка, наполненная виски. Да уж! Это не самый сексуально-привлекательный образ. Но Жданов не упустил бы такого развлечения, только для того, чтобы потом поделиться впечатлениями с Малиновским и хихикать у нее за спиной. Нет. Она отрицательно покачала головой. Эта мысль оскорбляет не только его, Катюш, но и тебя тоже. Какой же мужчина мог бы устоять перед искушением? Да, она, конечно, была не спецом в таких удовольствиях. Но она была женщиной. Иногда этого достаточно. Для Жданова, падкого до всего, что двигается, какая была разница, Пушкарева это или одна из его дежурных моделей. Но он просто отпихнул ее, прогнал. Почему? Она не знала. Намыливала лицо, смешно морщась, и не знала. Может быть, эта ночь и эти ласки сейчас были ей нужнее, чем ему. Она так соскучилась по нему. Так измучилась, представляя себе их ночи, их встречи. Но боялась показать это ему. Может быть, он любил ее, как говорил, или даже больше. Он был таким терпеливым, отзывчивым, когда она так мучила его. И не боялся это показать. Перед тем, как выйти из ванны, она долго стояла, прижавшись лбом к двери. Он там сейчас, как лев, сбежавший из зоопарка. Ходит из угла в угол, ждет ее, чтобы откусить кусочек повкуснее. Любовь всей ее жизни, мука всей ее жизни. Эх… Катя вышла, снова старательно изображая опьянение, и направилась в спальню. Но тут же, качая головой, прекратила претворяться. Жданов лежал на постели, полураздетый, уткнувшись лицом в подушку, и выглядел куда более напившимся, чем она сама. Мерно посапывая, он без зазрения совести спал. Девушка легла рядом, и долго смотрела на его успокоенное сном лицо. Морщины разгладились. Не было ни улыбки, ни гримас. Розовая посмертная маска. Посмертная маска ее любви. Это было последнее, о чем она подумала, прежде чем заснуть самой. Он открыл глаза. В темноте комнаты, из которой еще не отступила ночь, раздавались странные переливчатые звуки. Причем доносились они из разных мест комнаты. Один был более звонким, второй будто скрыт какой-то преградой. Так может звучать будильник, если его положить под подушку. Жданов протер глаза, все еще силясь понять, где он находится. Одна его рука затекла. Что-то теплое и пахучее расположилось на плече. Какой-то странный сон. И ведь он продолжался. Кто-то был рядом с ним, он ощущал дыхание, мягкость волос и чувствовал тяжесть тела. И еще слышал эти два странных настойчивых звонка. «Ну, конечно, телефон… Мой и…» Глаза уже привыкли к темноте, он посмотрел на женщину, которая так прильнула к нему. В беспорядке высохшие локоны, заманчиво распахнутый халат. Ее голова лежала на его плече, а правая рука на обнаженной груди. Она сладко спала. Эта была такая прекрасная картина. Она так умиротворяла, так завораживала. И вместе с тем Жданову стало страшно. Достаточно было просто провести рукой, и иллюзия семейного счастья исчезнет, как отражение в воде, по которой побежала рябь от налетевшего ветра. Он замер, не в силах пошевелиться, и проклинал последними словами уже оглушительно звонившие телефоны. Совесть и эгоизм боролись недолго. Сама девушка беспокойно задвигалась и сонным голосом пробормотала: - Ну что там?.. Сейчас... сейчас… Она открыла глаза, обвела взглядом комнату, но всё еще не двигалась. Приподняла руку, будто вдруг обнаружила, что обнимает крокодила. Так показалось Жданову. Молча поправила одежду. И пристально, серьезно посмотрела на Жданова. Видимо, на его лице все еще было написано этакое отупевшее восхищение и страх. - Звонят? – спросила она. - Ддда, - он обрел голос. – Твой – в коридоре на тумбочке, в сумке. Катя соскользнула с кровати. Тело его словно заныло от боли, как при мучительной ампутации. И сразу стало странно холодно. Когда она вышла, он бросился к собственному телефону, готовясь убить любого, кто мог бы оказаться на другом конце. - Алле! Да? – почти выкрикнул он в трубку. - Андрюш, это я, - услышал он голос Киры. – Ты спишь? Он перевел дух, справляясь с раздражением и удивлением. Кире-то что надо было от него в такое время? С таким глупым вопросом. - Теперь уже нет. - Прости, что разбудила. Но… - Ничего, не извиняйся, - выдохнул он, думая, что за вопросы она сейчас будет ему задавать. - … я не могла заснуть и вот… - Да?.. - терпение он показывал во истину ангельское. - И… я… ну я не знаю, я… Завтра хотела бы с тобой поговорить… - выпалила Кира. Жданов покачал головой. - Завтра, это будет завтра. Поговорим. В этот момент в комнату вновь вошла Катя. Жданов встретился с ней глазами. - Завтра, хорошо? - Да… Андрюш, но ты мне пообещал, не забудешь? - Нет, конечно. Завтра. Я сам к тебе зайду. Одними губами беззвучно Катя спросила его «Кира Юрьевна?», и он был ужасно зол на себя, что не кивнул ей тут же. Помедлил. Но Катя была спокойна. Господи, что только она могла подумать? - Я хочу обсудить возвращение Пушкаревой, Андрей. - Да-да, конечно. Завтра. Я зайду, - машинально повторял он, глядя на Катю. - Это очень странно и настораживает, ты так не считаешь? – продолжала Кира. - Да. Завтра. Сам. Катя стояла, скрестив руки на груди. Она смотрела на него с легким любопытством. Даже прижала палец к губам, вроде задумалась. - Ну, конечно, не настораживает сам факт возвращения, но… Какие могут быть условия? - Угу, завтра. Я у тебя, - пробурчал он в трубку. - Андрюш, ты... не один? - С чего ты взяла? - Ты совсем не слушаешь меня. Катя наклонила голову, спрашивая его «Ну, и что ты ответишь теперь?» - Нет, я не один. Кира молчала. Наверняка, хотела спросить, с кем он сейчас, скорее всего, даже догадалась. Но боялась услышать подтверждение своей догадки. - Нууу, пока, - попрощалась Кира. - Пока, - без выражения ответил Жданов и повесил трубку. Катя тут же начала разговор. Выражение ее лица было не понять. Был ли это тест? Прошел ли его Жданов? - Звонила мама. Я должна ехать домой. - Что, прямо сейчас? Жданов еще сильно надеялся снова оказаться с Катей в одной постели, пусть так по-пионерски. - Подбросите меня, Андрей Павлович? Как же ему было больно сейчас. Ночь заканчивалась. Не начавшись. Она просила его отвезти ее домой. Отчаяние наваливалось каменной плитой. Другого раза не будет. Он открыл глаза. В темноте комнаты, из которой еще не отступила ночь, раздавались странные переливчатые звуки. Причем доносились они из разных мест комнаты. Один был более звонким, второй будто скрыт какой-то преградой. Так может звучать будильник, если его положить под подушку. Жданов протер глаза, все еще силясь понять, где он находится. Одна его рука затекла. Что-то теплое и пахучее расположилось на плече. Какой-то странный сон. И ведь он продолжался. Кто-то был рядом с ним, он ощущал дыхание, мягкость волос и чувствовал тяжесть тела. И еще слышал эти два странных настойчивых звонка. «Ну, конечно, телефон… Мой и…» Глаза уже привыкли к темноте, он посмотрел на женщину, которая так прильнула к нему. В беспорядке высохшие локоны, заманчиво распахнутый халат. Ее голова лежала на его плече, а правая рука на обнаженной груди. Она сладко спала. Эта была такая прекрасная картина. Она так умиротворяла, так завораживала. И вместе с тем Жданову стало страшно. Достаточно было просто провести рукой, и иллюзия семейного счастья исчезнет, как отражение в воде, по которой побежала рябь от налетевшего ветра. Он замер, не в силах пошевелиться, и проклинал последними словами уже оглушительно звонившие телефоны. Совесть и эгоизм боролись недолго. Сама девушка беспокойно задвигалась и сонным голосом пробормотала: - Ну что там?.. Сейчас... сейчас… Она открыла глаза, обвела взглядом комнату, но всё еще не двигалась. Приподняла руку, будто вдруг обнаружила, что обнимает крокодила. Так показалось Жданову. Молча поправила одежду. И пристально, серьезно посмотрела на Жданова. Видимо, на его лице все еще было написано этакое отупевшее восхищение и страх. - Звонят? – спросила она. - Ддда, - он обрел голос. – Твой – в коридоре на тумбочке, в сумке. Катя соскользнула с кровати. Тело его словно заныло от боли, как при мучительной ампутации. И сразу стало странно холодно. Когда она вышла, он бросился к собственному телефону, готовясь убить любого, кто мог бы оказаться на другом конце. - Алле! Да? – почти выкрикнул он в трубку. - Андрюш, это я, - услышал он голос Киры. – Ты спишь? Он перевел дух, справляясь с раздражением и удивлением. Кире-то что надо было от него в такое время? С таким глупым вопросом. - Теперь уже нет. - Прости, что разбудила. Но… - Ничего, не извиняйся, - выдохнул он, думая, что за вопросы она сейчас будет ему задавать. - … я не могла заснуть и вот… - Да?.. - терпение он показывал во истину ангельское. - И… я… ну я не знаю, я… Завтра хотела бы с тобой поговорить… - выпалила Кира. Жданов покачал головой. - Завтра, это будет завтра. Поговорим. В этот момент в комнату вновь вошла Катя. Жданов встретился с ней глазами. - Завтра, хорошо? - Да… Андрюш, но ты мне пообещал, не забудешь? - Нет, конечно. Завтра. Я сам к тебе зайду. Одними губами беззвучно Катя спросила его «Кира Юрьевна?», и он был ужасно зол на себя, что не кивнул ей тут же. Помедлил. Но Катя была спокойна. Господи, что только она могла подумать? - Я хочу обсудить возвращение Пушкаревой, Андрей. - Да-да, конечно. Завтра. Я зайду, - машинально повторял он, глядя на Катю. - Это очень странно и настораживает, ты так не считаешь? – продолжала Кира. - Да. Завтра. Сам. Катя стояла, скрестив руки на груди. Она смотрела на него с легким любопытством. Даже прижала палец к губам, вроде задумалась. - Ну, конечно, не настораживает сам факт возвращения, но… Какие могут быть условия? - Угу, завтра. Я у тебя, - пробурчал он в трубку. - Андрюш, ты... не один? - С чего ты взяла? - Ты совсем не слушаешь меня. Катя наклонила голову, спрашивая его «Ну, и что ты ответишь теперь?» - Нет, я не один. Кира молчала. Наверняка, хотела спросить, с кем он сейчас, скорее всего, даже догадалась. Но боялась услышать подтверждение своей догадки. - Нууу, пока, - попрощалась Кира. - Пока, - без выражения ответил Жданов и повесил трубку. Катя тут же начала разговор. Выражение ее лица было не понять. Был ли это тест? Прошел ли его Жданов? - Звонила мама. Я должна ехать домой. - Что, прямо сейчас? Жданов еще сильно надеялся снова оказаться с Катей в одной постели, пусть так по-пионерски. - Подбросите меня, Андрей Павлович? Как же ему было больно сейчас. Ночь заканчивалась. Не начавшись. Она просила его отвезти ее домой. Отчаяние наваливалось каменной плитой. Другого раза не будет. Домой? – переспросил ее Жданов. – Домой... Значит, домой. Он смотрел на нее странным, тяжелым взглядом. С ног до головы. Как вздох осужденного на казнь перед тем, как палач выбивает у него из под ног табуретку. Катя закрылась от его напряженной попытки проникнуть ей в мысли, скрестив руки на груди. Он показался ей тигром перед прыжком. Последним отчаянным рывком. Над пропастью. Будь, что будет. После нас – хоть потоп. Девушка ни на шутку испугалась. Нельзя же было так играть у него на чувствах, на физиологии? Она уже пожалела, что вообще устроила весь этот концерт. Теперь, глядя в глубокие черные глаза, и пожалела. Пожалела, что не ушла сразу же, как только закончился совет директоров. Пожалела, что осталась, заговорила, слушала, отвечала на ласки и поцелуи. Пожалела, что пожалела. Ради чего? Чтобы понять себя, или просто поиздеваться над ним? Поиздевалась… Нечего сказать. - Не хочешь остаться, - утвердительно сказал Жданов. – Значит, не хочешь… Она выдавила слабую притворную улыбку. Если он сейчас выкинет что-нибудь, у нее не будет сил ему сопротивляться. Катя и сама бы этого хотела, та Катя, которую старательно душила Екатерина Валерьевна. Пока ее разум выигрывал у ее страсти. Но за Жданова она поручиться не могла. Этот странный блеск в глазах, сведенные насупленные брови, сжатые губы. Он готов был на… - Кать, думаешь, я смогу тебя отпустить? Думаешь, я способен. После всего, что ты мне сегодня позволила сделать? Или нет! После всего, что не позволила? Она слегка попятилась. Он раздвинул губы в улыбке. Неужели ему нравилось, когда она становилась беспомощной? Гораздо больше, чем когда она брала инициативу в свои руки? Этот мог сделать Кате больно. Решительность была во всем его облике. Новая Катя столкнулась с появлением нового Жданова. Этот мог смять и раздавить, как ребенок, ради собственного удовольствия. Жданов быстро подошел к ней. Но пока не прикасался. Остановился в миллиметрах. Это было так страшно и волнующе одновременно. «Да никуда я вас не отпущу, Кать,» - стояло у нее в ушах как будто из прошлой жизни. Теперь он мог прибавить зловещее «даже не надейся» к этой фразе. Но ей вдруг совсем расхотелось куда-то бежать. Катя неподвижно стояла, готовая к его сокрушительной страсти. Она даже ждала ее, если не сказать жаждала. Что-то там ей мама выговаривала. Днем она договорилась встретиться с Мишей. Что говорила мама, кто такой был Миша? Где находится «Зималетто» и как ее зовут? Бред какой-то! Но ответы действительно находились не сразу. Сейчас он схватит ее, сожмет в железное кольцо, будет жалить поцелуями, повалит на постель, будет жесток и требователен. - Не будет ли это достойным завершением этого дня? «Мамаааа… Мамочкааааа…» Жданов видел, как она вся мысленно сжалась, хотя внешне пыталась выглядеть спокойной. Она ожидала, что сейчас он придавит ее на постели своим телом, растопчет любую попытку к сопротивлению. И возьмет силой то, что и так причиталось ему по праву. По праву любящего! Да, очень хотелось. Быть твердым, наглым, решительным, действовать без оглядки на старушечьи принципы и ветхозаветные законы. Как раз по ветхозаветным законам он, как мужчина, мог позволить себе взять понравившуюся ему женщину. Но очень хотелось вызвать на ее лице улыбку, а не слезы, восторженные возгласы, не проклятия. Настал момент, когда он завис над пропастью. Следующий шаг будет означать одно. Либо он дотянется носочком до противоположной стороны, либо рухнет на острые камни. Он лишь чуть-чуть приподнял руку, и она тут же закрыла в глаза в непритворном страхе. Он невольно улыбнулся, глядя на нее. И тут же исчезли все его сомнения. Он стал спокоен и умиротворен. И прежде чем дотронуться до нее, он сказал: - Катя, еще немного, останься со мной. Я хочу тебе сказать… Жданов приблизился к ней. Обнял одной рукой за талию, внешней стороной другой провел по щеке. При первом прикосновении Катя вздрогнула, но глаз не открывала. Он представил, насколько она сейчас в его власти. Жданов отнял руку от бархата ее лица, скользнул под мягкую ткань халата, нашел теплую гладкую грудь. Ему самому захотелось закрыть глаза, такое предчувствие наслаждения накатило! Но, наблюдая за Катей, он понимал, от этого чувство обостряется. Жданов опустился, чтобы поцеловать ее чуть пониже скулы. Девушка разомкнула губы, резко втянула воздух, когда его прохладные пальцы и теплый язык начали ласкать ее. Руки Кати подрагивали, усилием воли она заставляла себя не поддаваться на его провокации. Но он мог поклясться, ничего более целомудренного и невинного он еще никогда в своей жизни не делал. Сам дрожал при этом как осиновый лист, как несовершеннолетний дефлоратор! Распадался на части, на молекулы, на атомы, те, которые чувствовали тепло и мягкость тела Кати, и те, которым это только предстояло. - Скааа… зать? – почти простонала девушка, когда ладонь Жданова усилила давление, и губы превратились в диковинный инструмент для удовольствий. - Да, - гулко пробормотал он ей в шею. «О чем она там?» Как у этой… девчонки еще хватает сил рассуждать? Он сам еле держался на ногах. - Хотел… щекотно… Андрей… - она рассмеялась, когда он полоснул ее по шее защитинившейся своей щекой. – что-то… сказать… Он оторвался от поцелуев, внезапно серьезно посмотрел на нее, двумя ладонями поддерживая её лицо. Одна из них была разгоряченная, как уголь, вернувшаяся только что из таких мест! Вторая – холодная, ей повезло меньше. - Хотел, Катя, да… Хотел сказать, - словно уговаривая, проговорил Жданов, увлекая Катю за собой на постель. В общем-то, брал он эту конструкцию именно как ложе любви…

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:44 ]
Заголовок сообщения:
Он распахнул на ней халат, и прохлада полутемной комнаты приятно легла на ее кожу. Его руки и губы ни на минуту не останавливали своего действия. Он гладил, ласкал все быстрее и ненасытнее. Катя закрыла глаза, запустила руки в его гладкие волосы, забылась под его телом. Наконец-то ей не надо было притворяться. Ей не надо было стыдится того, что она представляет себе другого мужчину. Ну, конечно, стыдиться-то было чего! Еще бы!.. А что вы думали?... Да, вооооот таааак… Но он оторвался от ее тела и лег рядом, лишь одной рукой продолжая ласкать ее. Долго смотрел на нее. В самые глаза, пока она не отвела их, окончательно смешавшись. Застыдилась своего румянца, дрожи, вздохов, стонов, того, что голова давала сбой, тело брало верх. Лишь бы он не догадался, что только ему, только с ним, только из-за него! - Я говорил тебе, что люблю. Тебя, только тебя и никого кроме тебя. Говорил, что жить не могу, что погибну, что погибаю! Что никто и ничто не нужно, если тебя рядом нет. Люблю твои руки, глаза, волосы, тело. Люблю смех и улыбку. Люблю твое лицо, когда ты не смеешься и не улыбаешься. Люблю каждое слово, которое ты произносишь. И каждую мысль, которая проносится в твоей голове. Даже если она далека от мыслей обо мне. Я просто лю-блю те-бя. Если хочешь, я повторю сотни, миллионы раз… Это все будет так банально, так скучно. Этим уже давно никого не удивишь. Господиии!.. Прости, что говорю так заученно. Я так долго думал над этим, с тех пор, как ты ушла. Но… Нет! Ничего этого не было. Вчера мы расстались с тобой. Сегодня – снова вместе. Просто была очень длинная ночь. Вместе, если ты позволишь. - Слова, слова, слова, - слегка усмехнулась Катя, но не могла рассердиться. Он показывал ей собственную душу. Хотелось верить. - Нет, не слова, Кать. Обещания. За каждым признанием я тебе обещаю, что это правда. И я готов на все, чтобы ты поверила… Ну, черт возьми, я не хочу звучать так патетично! Но не мной это придумано. Любовь, люблю, любимая! Это же только слова! Повисли в воздухе… Других нет, и этих-то не хватает… А я не знаю, как еще можно это сказать! Он перевел дух, потер ладонью лоб и продолжил: - Если я буду тебе говорить это все ежесекундно, повторять «люблю, люблю, люблю»? Это что-нибудь изменит? Если я поцелую тебя, вот так… или вот сюда… молча… И буду проводить с тобой все ночи напролет в безумных оргиях… Это хоть на миллиметр сдвинет тебя по направлению ко мне? Если я во всеуслышание буду говорить, что обожаю Екатерину Валерьевну Пушкареву, принесу публичные извинения, буду стоять на коленях. Это поможет тебе простить меня и забыть все, что было? Я пожму руку всем людям, которые окружали тебя, пока мы не были вместе. Я помирюсь с Зорькиным и буду каждый день обедать в «Мармеладове». И это всё, постепенно, шаг за шагом, что-нибудь изменит? Он был серьезен и возбужден. Но не так возбужден, как еще некоторое время назад. - Я требовал от тебя, и буду требовать, внимания, терпения. Ревновал и буду ревновать, теперь я знаю, что это такое…Буду изводить желанием… Ну, назови это страстью! Моя прошлая жизнь будет торчать отовсюду. То там, то здесь, тебе по нервам… Я не смогу полностью уничтожить ее. Для этого мне бы пришлось стать серийным маньяком… Я не смогу отказаться от некоторых своих друзей, которые тебе особенно неприятны. Мои родители, возможно, не примут тебя. У тебя не будет спокойной жизни! Кать! Она уставилась на него пораженно. Он как будто вычислял квадратуру круга… И потом всё внутри нее оборвалось. Он спросил, успокоенный: - Это всё вообще ВАЖНО тебе? Для того, чтобы меня любить? Ну, так важно тебе это всё? Не важно, если ты любишь. Ведь ты не перестанешь любить. Он смотрел на нее, приподнявшись на локте. На ее лице было непонятное выражение. Катя что-то обдумывала, потому что продолжала молчать. Она медленно подняла руку и провела ладонью по его плечу, ниже к руке, взяла его ладонь в свою и глубоко вздохнула. - Ты молчишь?.. Это громко? Далеко от реальности? Тебе кажется, я хочу тебя обмануть, запутать? Она замотала головой и пожала плечами. Жданов надеялся, что не напугал ее своим бурным театральным монологом. Вдруг ей показалось, что всё слишком гладко и надуманно. Но он говорил только то, что чувствовал. Только ему все равно было страшно. - Не важно, если ты любишь. Но тебе нет никакого дела, и если ты не любишь, - тихо сказала она. Катя уставилась в потолок, одной рукой прикрыв лоб. Волосы разметались вокруг ее головы неясным в темноте облаком. Она была спокойна. Неподвижна. Он отстранился от нее. На душе стало муторно, как будто он долго ходил по подвешенной в воздухе сетке. Голова гудела от усталости и изнеможения. Наступила та степень отчаяния, когда не хочется даже пальцем шевелить, чтобы хоть как-то изменить свою судьбу. Вот будешь с голода умирать, не откроешь рта даже для куска хлеба. - Андрей, я… Мы… Так всё неправильно… Он схватил ее лицо в ладони и принялся целовать короткими поцелуями щеки, губы, лоб, прикрытые веки. Он хотел задушить ее этими поцелуями, буквально заткнуть ей рот. - Подожди… подожди… - приглушенно бормотала Катя, пытаясь поймать его руки. - Я ждала твоего шага. Я хотела, чтобы ты сделал его первым... Я.. только пойми меня... Я надеюсь, что ты... простишь меня когда-нибудь за то, что я тебе сделала. За то, что я не поверила в собственные силы. За то, что я не верила тебе, даже когда не знала, что твоя любовь это… Он прикрыл ладонью ее рот, так что слово «ложь» не получилось. Но она отвела его руку, чтобы говорить. - За то, что ждет тебя дальше. Но не сейчас… Катя пододвинулась к нему поближе и провела ладонью по его щеке. Жданов боялся пошевелиться, думал, что это ее очередная игра. В темноте он плохо видел мысли на ее лице. Она так виртуозно научилась их скрывать. Да что там говорить? Это он и его друг научили ее. Значит, в том, что она сейчас извинялась, была его вина. Как же все запуталось! Закрутилось в один невообразимый колтун. - Ты скажешь это мне? – вдруг осмелел он. Сейчас или никогда. Она была спокойна, ласкала его щеку. – Скажи мне это. Скажи теперь! - Да, Андрей, я люблю тебя… Он получил разрешение! Он прощен! Здесь, сейчас. Можно. Жданов обнял ее так широко и обрадованно, что даже приподнял с кровати. Целовал ее долгим страстным поцелуем. Она с охотой ответила ему, скрестив руки на его шее, подавшись к нему всем телом. Своей обнаженной грудью он чувствовал ее тело. Банально, если бы желание не отбило у него всю память на числа, мог сосчитать удары ее сердца. Они учащались, сердце заводилось, как мотор. Это было восхитительно, нереально. Это была та же самая девушка, что совсем недавно плевала ему в лицо слова ненависти, хлестала его пощечинами, отказывалась от пережитого, отказывалась от любви. И эта же девушка теперь отдавала ему свое тело без колебаний, пусть и с большим предисловием… Он усмехнулся последний раз, прежде чем разум перестал соображать окончательно. Сегодня Катя не сдерживала себя, как в первую ночь и была более инициативна, чем во вторую. Она использовала все свои прелести, чтобы довести его до исступления. Она словно внезапно для себя открыла предназначение своих рук, губ, грудей, ног и лона. Самое главное, она поняла, что у нее был голос. Сколько раз, пока Жданов любил ее, она произнесла, прошептала, пробормотала, прокричала ЕГО имя. И все в этом мареве тел становилось далеким и игрушечным. Его прошлая жизнь, его настоящее, то, что его ждет дальше. Горячие скользкие объятия, срывающееся дыхание, суматошный стук сердец и частые вздохи. Катя откинулась на подушку, медленно приходя в себя после всего этого. Мужчину рядом она как будто узнавала впервые. Он был таким неистовым. Сорок лет ходил по пустыне, теперь не мог напиться… Нет, Жданов не был грубым с ней, но не был и излишне нежен. Он был мужчина, она была женщина. Так было заложено природой. Они не были ангелами. Ничего божественного. Только их разгоряченные тела. Но еще между ними, кроме взаимной страсти, тонкой, мягкой на ощупь, полупрозрачной розовой вуалью легла любовь. Она скрывала всю грязь и банальность, всю их телесность. Если они готовы были подарить друг другу свои души, разделить друг с другом свою жизнь, то почему бы им было и телами не поделиться? Особенно если это доставляет такое наслаждение. Катя было так приятно отдаваться. Андрей без колебания брал ее. Но и он дарил ей своё тело, он предлагал ей себя. В некоторых случаях давать во сто раз приятнее, чем брать. Минутное наслаждение быстро забывается, свет благодарности в глазах не меркнет еще долго. Если бы Катя могла толком соображать в этот момент, она бы поняла, как он предупредителен почти в каждом движении. Как расцветает его лицо, когда она получает свою порцию наслаждения. Как он готов потерпеть, чтобы Катя была довольна. Если бы она могла! Впервые девушка перестала думать о том, как это выглядит, и к чему может привести. Ей просто было не до э-то-го! Она натянула одеяло почти до подбородка, потому что чувствовала, как ее тело пылает красным от наслаждения, от усталости, от бесстыдства своего! От бесстыдства! Бесконечного бесстыдства счастливо влюбленной. Сейчас гормоны ее улягутся, и мелкие сомнения, горькие мысли снова смогут завладеть ее разумом. Пока что Жданов царствовал там безраздельно. Он обнял ее обнаженное тело под одеялом и прижал к себе спиной. - Ты сейчас растаешь? Протечешь между пальцев? – спросил он спокойным, довольным тоном. – Попробуй, вырвись. Она обернулась и внимательно посмотрела на него. Какое бесстыжее лицо! Как у кота, забытого на ночь в рыбном магазине. Катя невольно громко рассмеялась, разрезав жаркую тишину их уединенности. - Жданов, как же ты доволен собой! – покачала девушка головой. – Ты просто светишься как начищенная кастрюля. - Катюш, ну как ты можешь так говорить? – поразился он. – Разве так разговаривают хорошие скромные девушки? – он притворно пожурил ее, сопровождая слова короткими ласками. - По-моему, с твоей охотной помощью с сегодняшней ночи я не имею права носить это звание, - усмехнулась она. - Ты прекрасна, любимая моя, чтобы там ни было. И это была одна из самых лучших ночей, которые я провел, - он говорил вполне серьезно. - Одна? Одна из? – запальчиво спросила его Катя, изобразив на лице последнюю степень строгости. - Самая... Самая прекрасная, - быстро поправился Жданов, прижавшись губами к ее мягкой щеке. – Самым лучшим завершением такой сказочной, великолепной ночи будет только утро, когда ты проснешься рядом со мной. Внезапно девушка вскочила на кровати, как будто внутри нее развелась пружина: - Какой ужас! Мне нужно домой! Жданов от неожиданности вздрогнул и выпустил ее из рук. А может быть, он вздрогнул, потому что с замиранием сердца ждал этого? - Останься, Кать, предупреди, что приедешь утром, - попросил он. – Хотя… - Хотя, Андрюш… Маме и так пришлось говорить папе, бог знает что. Я вообще не представляю, какая я домой заявлюсь. - Ты заявишься домой, надеюсь, самой счастливой женщиной на земле. А я стану самым счастливым мужчиной на земле, когда ты будешь считать домом моё скромное жилище. Катя, уже начав, было, выкарабкиваться из-под одеяла, чтобы сбежать в ванную, замерла. Она обернулась к Жданову. Его лицо теперь было ей плохо видно – она была без очков. В предрассветном полумраке она с трудом различала его глаза. Утро. А что, должно было настать утро? Тогда всё это закончится. Они снова окажутся на разных сторонах большой реки, где в водах памяти замешены ненависть, сомнение, недоверие, ревность, подозрение, гордость. Он преодолел ее защиту, выманил слово, обещание. Он надеялся на завтра. А она? Она стояла перед большим зеркалом, смущенно осматривая свой испорченный костюм. Серые пятна покрывали белую ткань брюк и пиджака так живописно, будто были сшиты из коровьей шкуры. Вологодская порода. Или костромская?.. Жданов, прислонившись плечом к дверному косяку, снисходительно оглядывал ее. Он только что вышел из душа. На его бедрах было полотенце. Свет лампы забавно мерцал в его мокрых волосах. - Как же я в этом сейчас домой?.. – бормотала она, осматривая себя со всех сторон. - Выглядишь божественно, - ободрил ее Жданов, выливая воду из уха. – Я не хочу никуда тебя везти, Катюш, - добавил он, как капризный ребенок. Она укоризненно посмотрела на него. Но он был неисправим. Защитная реакция? Он не хотел ее слышать? Он думал о чем-то своем, когда смотрел на нее так задумчиво. - Я прошу тебя, давай не будем об этом, - почти умоляюще попросила она. «Да приди же ты в себя, Андрей. Уже светает. Жизнь продолжается.» - Мне нужно домой, Андрей, - вслух сказала она. – Ты должен понять. Это не шутки. Тебе ли не знать моего папу. - Да и маму… Мне нужно, чтобы ты осталась, - устало проговорил он, словно уже не надеялся, что она скажет «Конечно, да, сейчас я снова разденусь и буду твоей». Отчего после бурного всплеска эмоций всегда накатывала такая грусть и даже безысходность? Снова хочется раствориться друг в друге, но понимаешь, что момент близости может не наступить еще очень долго. Катя пожала плечами. - Ну, ты же понимаешь, что сегодня это невозможно, - уговаривала его Катя. – Но жизнь не заканчивается сегодняшней ночью. Ведь так? Она подошла, обняла его и нежно поцеловала. Он едва ответил. Только протер глаза и несколько раз молча кивнул. - Да, я сейчас… - он скрылся в ванной для того, чтобы одеться. Катя обошла комнату медленным шагом. Смотрела на взбитую постель. Не приспособление для сна, но ложе любви. На брошенную в беспорядке одежду Андрея. На чашку с остатками кофе, стоявшую на журнальном столике. На фотографию Киры Юрьевны. На кипу книг по управлению и экономике в углу за шкафом. Она подошла к окну, взглянуть на еще спящий город. Девушка прижалась лбом к прозрачному стеклу. Оно тут же слегка запотело от ее дыхания. Отстранившись, она кончиком указательного пальца нарисовала в получившемся мутном кружочке смешную рожицу. Забавно все получается. Помереть можно со смеху... Но ведь всё изменится! Всё обязательно изменится. Жизнь идет дальше. Она любила Андрея. Он любил ее. Были так смешны и нелепы ее попытки забыть Жданова, выкинуть из головы, заменить работой, новыми знакомствами. Что еще стояло теперь между ними, кроме ее оскорбленной девичьей гордости? Остальное можно было преодолеть. Она внезапно подумала про Мишу. Такого милого, почти родного, которого она так долго не хотела обижать и потому обидела так жестоко. В смутном предчувствии счастья Кате было трудно думать про него. Ей было жалко. Ей было стыдно. Миша будет страдать из-за нее... Но разве мало она страдала!? Разве мало терпела, чтобы, наконец, нащупать счастье?! Разве она не заслужила Андрея, Мишу и всех мужчин на земле, которые никогда раньше не признавали в ней женщину?! Разве она не заслужила себя?! Смелую, решительную, красивую. Не ту, которую выбирают, а ту, которая может выбирать сама. Она глубоко вздохнула и приняла беззаботное выражение. Андрей подошел почти бесшумно. Обнял ее, поцеловал в шею. Она чувствовала кожей, что он улыбается. - Я готов, - сказал он, целуя ее в шею. – И будь я проклят… Он открыл ей дверь, пропуская вперед. Катя вышла. Она сама подошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Потом обернулась к нему. Это была такая идиллическая сцена. Они, как супружеская пара, выходили из семейного любовного гнёздышка. Она вызывает лифт, смотрится в собственное отражение, поправляя макияж, он закрывает дверь, нашаривая в кармане ключи. Они могут ехать на уединенный ужин, или на шумную дискотеку, или просто пройтись по ближайшему скверу перед сном. С толку сбивал только грязный костюм Кати и предрассветная тишь за окном. Жданов даже зажмурился, чтобы не забыть эту картину. Он страстно желал, чтобы это повторялось каждый день. Так часто, чтобы он даже перестал замечать, насколько это замечательно. - Может, всё-таки я вызову такси? – нерешительно спросила его девушка. – Уже почти утро. Ты даже не поспал нормально. - Кать, ну что за разговоры? – удивился он, подходя к ней. – Как, ты думаешь, я тебя сейчас сдам совершенно незнакомому мужчине? Чтобы он тебя куда-то вёз? Одну? Он наклонился к ее губам, но она быстро повернула голову, и поцелуй пришелся в щеку. Он с притворной обидой посмотрел на нее. Осторожно, указательным и средним пальцем она поправила его чёлку. - Но ведь ты не выспался, - с укором сказала она. - Конечно, не выспался. Ты меня всего измучила – вдоль и поперек, - серьезно согласился он. – Ни минуты спокойной мне сегодня с тобой не было. Какой кошмар!.. – Жданов посмотрел на нее и улыбнулся. - Кать, спасибо тебе за заботу, но я уже взрослый мужчина, и сам прекрасно знаю, что мне надо делать, а чего нет. И я сам решу, когда мне спать, а когда… провожать любимую женщину, - он говорил мягко. Она не должна была найти в его словах повода для обиды, но должна была понять, что он любит ее, он заботится о ней, он никогда не бросит ее. - Я просто хотела как лучше, - несмело отозвалась девушка, но глаза ее теплели. - Вообще, хватит со мной спорить, Кать. У нас так мало времени осталось… Иди ко мне, - и он привлек девушку к себе, баюкая ее лицо в своих широких ладонях. В уголок губ, в подбородок, в тень от переносицы, к черту очки… В оба прикрытых в неге века, заколдовывая ее взгляд, чтобы он принадлежал только тебе… В щечку, чистую, полудетскую еще… В височек, чтобы почувствовать биение сердца… Оно уже успокоилось, изнеможенное, расслабленное, билось теперь только для того, чтобы поддерживать в теле жизнь. За бархатной мочкой уха… Рождая тихий смешок где-то в горле. В саму эту мочку, напоминающую самый вкусный деликатес в мире… В одну ладонь и в другую, такие теплые, мягкие, розовые… Каждый палец, каждую фалангу… В тонкое запястье, чтобы здесь снова поймать пульс, уже участившийся. Вверх по руке, покуда можно будет обнажить из-под упругой ткани, до горячего сгиба. Ласкать токую белую кожу по дороге, не пропустить ни одного сантиметра. Слышать ее замирающее дыхание, чувствовать, как она играет твоими волосами. В шею, там, где бьётся жилка. Чтобы понять - она уже твоя. Потом снова в губы. В губы, в губы, в губы… И это будет длиться вечно. Лифт работал вхолостую, открывая и закрывая двери. Слышались только его жалобные звонки, которыми он давал о себе знать. Жданов крепко прижал Катю к себе. Она прильнула к нему всем телом. Еще чуть-чуть… Он остановил машину. Взял ее за руку. Зачем он взял ее за руку? Чтобы было еще труднее оторваться друг от друга. Играла тихая музыка без слов, будто не радио, будто из воздуха. Катя чувствовала себя героиней какого-то фильма про любовь. Такие она никогда не жаловала. Эти вечные истории про Золушек и прекрасных принцев. Слезоточивые и нереальные. Не про нее, не для нее. И вот теперь она была Золушкой, и рядом сидел прекрасный принц. И он взял ее за руку, чтоб не отпускать. Зачем? - Андрей, я хочу тебе попросить кое о чём, - начала она. Трудно было спускать его с небес на землю. Все равно, что разжать пальцы, которыми из последних сил держишь тело любимого человека, чтобы он шлепнулся. Прямо на асфальт. Вдребезги. Катя даже поморщилась. Он оторвал мечтательный взгляд от ее руки, которую ласкал в своей ладони. - Я слушаю, - просто сказал Жданов. - Нам… ну, то есть, мне… Мне нужно время, чтобы всё обдумать. Я прошу… тебя, давай пока не будем афишировать наши отношения в «Зималетто». Я не хочу лишних разговоров в связи с тем, что мне теперь предстоит. Он недоумевающе смотрел на девушку. В глазах было только удивление и еще – боль. Но Кате надо было быстро, и не откладывая, причинить ему эту боль. Это было неизбежно. И заслуженно. - Я бы не хотела, чтобы все думали превратно о моей причине возврата в компанию, - продолжала она, изредка чуть крепче сжимая его ладонь, словно ободряла. – Сейчас мне понадобится поддержка всех работников. Всех, Андрей. Ты меня понимаешь? Вид у него было такой, будто он не только не уразумел смысл всего, ему сказанного, но и слова не разбирал. Забыл русский язык. - Андрей… - извиняющимся тоном продолжала Катя. – Наступает такой сложный этап… Твой отец, он так надеется на меня. Я правда не знаю, чем заслужила такое бесконечное доверие и уважение… Но, прости, я не могу его подвести. Согласись, что в последнее время это происходило слишком часто. Он оторвал взгляд от ее лица. Посмотрел в окно. Сидел молча, и как-то весь осунулся. Иногда по его губам пробегала нервическая улыбка. - Это… Я… Ну, у меня нет другого выхода, - тихо добавила Катя, всей кожей ощущая его обиду и боль. - Скажи, ты знала это с самого начала? – вдруг спросил он ее. - Что это? – ошарашено спросила девушка, сбитая с мысли. - Ну, окончание нашей сегодняшней встречи, что всё будет так… Что ты начнешь меня цитировать. Того, каким я был некоторое время назад. И каким перестал быть ради тебя, - говорил он, Катя пристально смотрела на то, как двигаются его губы. - Прости… Прости… но… - Да ладно, чего уж? – немного раздраженно прибавил Жданов, однако, не выпуская ее руки. – Я согласен на все, лишь бы ты была со мной. Мне будет трудно сдерживаться. Рядом с тобой безнадежно влюбленный мужчина... – он пожал плечами. - Но я понимаю, что ты просто человечек такой, заботливый, добрый, вечно во благо других, никогда для себя. Сам твоей добротой пользовался… Тут уж тебя не переделать. Тем более мне. Разве я заслужил?.. – он на мгновение задумался. - Но скажи… Она напряженно вглядывалась в его лицо, ожидая следующего вопроса. Что еще он ей приготовил? Он что думал, ей легко теперь говорить все это? Домой, сбежать, скрыться, под одеяло, не думать, спать. - Скажи. Твоя просьба, она относится только к работе? Ведь так? - в его голосе была дрожащая надежда. – Ведь мы сможем быть вместе… ну, прости за выражение, вне офиса? Тебе не нужно время, чтобы обдумывать, быть нам вместе или нет? Просто обдумать то, как преподнести эту новость остальным? Катя с трудом сдерживала подступившие к горлу слезы. Вот дурочка! Не нужно было начинать этот разговор прямо сейчас. Дождаться утра, холодной головы, деловой обстановки. Что она должна была ему ответить? Ночь была чудесная, но надо жить дальше. Обязательства, долги, обещания. - Андрей… - Андрей… Я приняла предложение Павла Олеговича только потому, что чувствую свою вину перед ним. Ты понимаешь меня? И знаю, что если бы у тебя была такая возможность, ты поступал бы также… Хотя, может быть, тебе не пришлось бы наступать себе на горло… - Работа. Компания. Господиии, я как будто самого себя слушаю! - Мне очень трудно сейчас. Я согласилась восстановить компанию, потому что твой отец считает меня единственным подходящим человеком. Но все эти люди, они ненавидят меня. Каждый по разному поводу. А мне надо быть такой, чтобы не давать поводов. - Но разве моей любви тебе недостаточно? - Я всего лишь прошу тебя не форсировать события. Давай не будем строить наше счастье на таком зыбком фундаменте. - Разговор влюбленной женщины… - Не упрекай меня, пожалуйста. Не обижайся. Ты забываешь, кто был главным виновником всего этого… - Катя, я не могу жить без тебя, ни дня, ни часа… Ты мне только скажи. Я могу хоть на что-то надеяться? - Я не хочу ничего сейчас обещать. И как ты вообще, Андрей, смеешь во мне сомневаться? - Я не в тебе сомневаюсь, я в себе сомневаюсь… Ты просишь время, чтобы подумать. Да что тут думать-то?! - Мне нужен сейчас каждый работник. Мне нужно завоевать поддержку всех членов совета директоров. Мне нужно поправить не только финансовые дела и внешний успешный имидж, мне необходимо и внутри наладить нормальную рабочую обстановку. - Что ты говоришь?! Ты только послушай, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ?! - И мне самой это нужно. Разобраться в себе. Показать себе, на что я способна. - Ты способна на то, чтобы сделать себя счастливой, а вместо этого… - Хорошо, а что ты предлагаешь? Прийти завтра, держась за руки, демонстративно целоваться перед Машей Тропинкиной, обсуждать меню вечера? Или может быть, обрадовать твоих родителей? Маргарита Рудольфовна будет в восторге! - Ну, зачем ты так, мама просто не знает тебя… - Вот! Вот. Именно поэтому я прошу тебя подождать. Дать мне время кем-то стать в глазах твоей мамы, отца. Закончить ту часть моей жизни, которая была вне тебя и без тебя. Позволить тебе сделать то же самое. Если ты любишь меня… - Приехали… - Да, если ты любишь меня, ты согласишься со мной. Ведь я люблю тебя. Не смей сомневаться. - Я не стану… я, конечно… Я люблю тебя. Такую… красивую… такую разумную… Но это так больно. И я понимаю… Кать… теперь я все понимаю… - Теперь мне всё понятно, - медленно сказал Жданов. Катя, глядя на него, еле сдерживала слезы. Вот-вот они должны перелиться за край ее век и испортить всю картину. Она так старательно выстраивала этот образ, только чтобы он ничего не заподозрил. Ведь он сомневается в себе. Значит, любовь может пройти, кончиться, истончиться, как сосулька весной, стать ветхой и дырявой, как нищенское рубище. А она не хочет доставлять ему неприятности. Не хочет мучить его. Она уже и так порядочно испортила ему жизнь. Она слишком любит его для этого. И только от своей большой любви Катя сейчас пыталась отказаться от Жданова. Чуточку потерпеть, и комок в горле растворится. Тогда она снова сможет говорить и убедит его в правильности своих мыслей. Почему же он молчит? Пусть говорит! Так ей будет легче собраться с мыслями и переждать этот мучительный приступ рыданий. Весь этот безумный день, как многосерийный фильм. Падения и взлёты, свет и тьма, жесткие слова и мягкие губы, удары и ласки. Мгновения весны. Затуманенным взором Катя смотрела куда-то сквозь Жданова, сквозь окно машины, сквозь прозрачный спокойный воздух, сквозь время. Все должно когда-нибудь кончаться. Сердце перестает биться. Легкие больше не дышат. Все, ты мертва. Зато у него будет биться сердце, и он сможет дышать полной грудью. И, наконец, кто-то сделает его по-настоящему счастливым. Но так не хочется его отпускать, разжимать душу, чтобы он вышел оттуда. Как? Вышел? Да его надо спиртом оттирать, вот уж точно, так крепко и глубоко въелся! Пустил корни и цветы. Разве я не заслужила этого счастья? Трусиха! И дура! - Теперь мне всё понятно, - выдавил он. Комом в горле стояло возмущение, негодование и острое, как рыбья кость, воспоминание. Если ей было хоть на полмизинца также больно, как ему теперь, то он заслуживает смертной казни. Через вечное молчание. Через самое страшное наказание. Никогда не видеть и не встречаться с Катей. Игра, превратившаяся в жизнь. Так, наверное, маленькие девочки играют в дочки-матери. Только что кутали куклу, ее и за ноги можно было потаскать и вниз головой, и уронить прямо на пол. А потом оглянуться не успевают, баюкают живых маленьких людей. Вот и закончилась его езда автостопом по чьим-то рукам, трофеем за красоту, наградой за сексуальность. Первый раз приз дали ему, а он не смог его удержать. Он смотрел на девушку, и отчаяние набрасывало на него свое толстое ватное, удушливое одеяло, сковывало волю, давило на сердце. Не переживай, Жданов! Хотя нет, совет неверный. Это надо будет пережить. Все когда-нибудь заканчивается. А пока будешь жить, словно на минном поле. Каждое движение выверять, как разведчик в тылу врага. Присматривать сам за собой. Нельзя доставить ей неудобство. Ни одни лишним взглядом, ни одним словом. Чтобы ей не было так неприятно находиться с тобой рядом. Но ведь она говорит, что любит тебя. Просто жалеет. Надо отпустить. Тем более что сегодня ты получил такой подарок. Теперь третья ночь – реальность. Она была и уже ничто, кроме времени, не сможет стереть ее из памяти. Если бы она могла повториться, один, два, много раз, она бы потерялась во множестве еще более бурных и страстных любовных ночах и днях. Но почему она не может повториться? Неудачник! И кретин! - Знаешь, что я сделаю? – спросил он, сжимая ее руку в своей еще крепче. - Что? – обыденным голосом спросила она, уже не давясь плачем. - Не буду обращать внимания на твои слова, - также ответил ей он. - На какие слова? – нахмурилась она. - Дааа, ты мне сегодня их много наговорила, и все разные, - усмехнулся он. - Ну, так на какие? - Ну, вот на этот твой бред – давай не будем, чтобы комар носа не подточил, ты погоди, я карьеру сделаю, - перечислил он. - Что ты говоришь? Это не мои слова! – с легкой улыбкой воскликнула она. - Да? Ну, тогда надо поискать здесь еще кого-нибудь, может, за сиденья кто завалился, - обернулся он вокруг и развел руками. - Ну, и что дальше? – голос ее почти замирал, пальцы нервно барабанили по подлокотнику. - Ничего, приеду по утру за тобой. Поедем по делам. Нашим, кстати, теперь общим делам. Потом пообедаем где-нибудь. «Лиссабон» не предлагаю, - быстро, осторожно, но с любопытством заметил он. - Ну отчего же, можно и в «Лиссабон», можно даже в Марьино, - не моргая, заявила она. - Аа.. Как не стыдно! Подслушивала, - он погрозил ей пальцем. - Если бы я не была такой, я никогда бы не вывела вашу компанию на чистую воду, - прищурившись, отомстила она. - И как это было бы прекрасно! Ты себе не представляешь! Ты никогда бы не сбежала от меня. Но тогда, возможно, что я никогда бы не понял, как сильно тебя люблю, - мечтательно проговорил он. - Так это было плохо... или хорошо? – спросила она, взвешивая на чаше весов невидимые части. - Это было, - кратко ответил он. - Ну, и мы поедем обедать?.. – вызвала она его на продолжение разговора. - Да, мы поедем обедать, потом – в офис, немного поработаем. Но не в ущерб нашим отношениям, согласна? – говорил он. - То есть? - То есть я смогу называть тебя «Катенька» при всех, как в старые добрые времена, - и он улыбнулся ей. - Очень старые... – она тихонько рассмеялась. - И может быть, даже положить тебе руку на плечо, - он изобразил этот жест. - Нуууу, может быть, - кивнула она, как бы раздумывая. - Может быть, даже поцеловать... в ручку, спокойно, в ручку, - отшутился он. - Ну, если только в шариковую, - продолжила шутку она. - Ты не можешь запретить мне себя любить, - тихо и серьезно сказал он. - Да, это не в моих силах, - покачала она головой. - И поэтому вечером ты позвонишь домой, и успокоишь родителей, - сказал он. - Зачем? – удивилась она. - Для того, чтобы они не волновались, почему ты не ночуешь дома, - проговорил он, придвигаясь к ней. - Почему? - Потому что ты будешь со мной, - тихо закончил он, внимательно глядя ей в глаза. - С чего ты взял, что я сделаю это? – без любопытства спросила она. - Потому что мне это необходимо, - убедил ее он. - Ты так уверен в этом... – спокойно проговорила она. - Нет, прости, прости, я не то хотел сказать! – быстро начал исправляться он. - Да? – она вернула ему взгляд. - Потому что это необходимо тебе, - исправился он. - Интересно, - ее губы тронула полуулыбка. - Ты не сможешь скрываться, Катюш, - уверенно сказал он, приподнимая ее голову за подбородок. – Ты первая не выдержишь. Это не в твоем характере. Ты же уже сделала шаг. И ты, такая смелая, не сможешь шагнуть назад. - Мы можем причинить много боли, - прервала она его размышления. - Как мы научимся друг другу доверять, если не доверимся остальным? – спросил он ее назидательно. - Но... страшно же, - она опустила голову. - Зато счастливы будем, - он легко встряхнул ее, схватив за плечи. - Тебе придется ответить на множество вопросов, - предупредила она его. - Да гори оно всё синим пламенем! – рассмеялся он. - Я думаю.., - сказала она. - Нечего думать, я заеду за тобой утром, часов в одиннадцать, - спокойно распорядился он, целуя ее руку. - Андрюш, ты слышал, что я тебе говорила? – спросила она, прикладывая руку к его лбу. - Именно! Именно! – воскликнул он, снимая ее ладонь и снова целуя. – Послушай, спать очень хочется, уже утро почти. - Я пошла? – неуверенно спросила она. – Нет, постой... – он притянул ее к себе и коротко, по-свойски поцеловал. – Ну, пока, люблю тебя. - Тоже... люблю... – сказала она, выбираясь из машины, всё еще не понимая, что произошло. – В одиннадцать. Будь готова. Я позвоню, - напомнил он ей. - Я тебя обожаю, - пораженно воскликнула она. - Знаю, Катюш, знаю, - сказал он, открывая ей дверцу. - Я подожду, пока ты поднимешься, - пообещал он. – Махнешь мне рукой?

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:46 ]
Заголовок сообщения:
Назойливый переливающийся звон тормошит ее в сладком сне. Вернее, в полном черном забытьи. Снов нет. Только томная тянущая ломота во всем теле. Она не беспокоит, просто напоминает о том, что тело накануне перетрудилось. Луч солнца заглядывает в окно. Девушка переворачивается под одеялом. Она не хочет пробуждения. Опять приходят надоедливые правильные мысли, которые мешают просто жить. Еще немного. Глаза закрываются сами собой. Еще так рано. Или поздно. Утро или еще ночь продолжается. Катя издает раздраженный возглас, без слов, только какое-то неразборчивое ругательство. Она сбрасывает с себя одеяло. Ставит ноги на пол, нащупывая тапочки. Солнце расцвечивает веселыми пятнами ее цыпляче-желтую пижаму. Звонок мобильника разрывается, призывает ее к ответу. Еще невидящими сонными глазами Катя рассматривает комнату. Где она его вчера оставила? Вон он подскакивает на столе. Рядом с открытым дневником. Неужели ей еще хватило сил что-то писать, когда она заползла домой? Девушка надевает очки и нетвердым шагом подходит к столу. «Я сказала ему это» выхватывает ее взгляд ряд красиво выведенных огромных букв. Что «это», кому «ему»..? - Алло? – хриплым голосом говорит она и несколько секунд просто прочищает горло, не слыша слов в трубке. - Катька, привет! - Колька, я тебя убью. Я так хорошо спала. Глаза натыкаются на стрелки будильника. Всего только полдесятого. Сколько она спала? Три часа, четыре, может быть час. Не помнит… - Ну, что ж делать, Пушкарева. Вставай, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры… надень очки и… - Прекрати паясничать, - коротко обрывает она. - Эээ, да. Я звоню, собственно, чтобы получить от тебя цу, мой генерал, - бодрым голосом говорит Зорькин и ждет. - Какие еще цу, ты о чем? - Цу от исполняющей обязанности президента «Зималетто», Пушкарева, - выговаривает он ей. - О, господи, и ради этого надо было поднимать меня так рано?! Зорькин, у тебя мания величия или как его… это… излишняя работоспособность, - последнее слово ей удается сказать только по слогам. Девушка выдвигает верхний ящик. Где-то у нее же были какие-то таблетки от головной боли. - Всё равно сейчас я ничего не смогу тебе сказать, собрание назначено на час дня, а до этого нам надо показаться в суде с Андреем. Разделаться с… - Катюха, что я слышу!? – притворно поражается Зорькин. - Что еще? – спрашивает девушка, потирая один глаз. - Ты назвала Жданова Андреем! - Не будь идиотом. Не я его так назвала, его родители так назвали, - отвечает она. - Так, признавайся, Пушкарева, что у вас произошло вчера? – спрашивает он, без особого любопытства. - Просто поговорили… о делах, - спокойно отвечает Катя, переживая все же, что буква «д» сильно звучит как «т». - О делах? Ну да, конечно. Ладно, если не хочешь, не рассказывай. Твоя личная жизнь меня не интересует, - безразлично отзывается Зорькин. - Какая еще личная жизнь? Я же говорю – о делах говорили, - раздражается она. – Всё, хватит надоедать мне с утра пораньше. Чтобы был в «Зималетто» к часу дня. Иии это не обсуждается, господин финансовый директор, - быстро перебивает она его возражения. – Коль, мне нужна будет поддержка. Ты же понимаешь. Я там как в волчьем логове… - Христиан ко львам, Пушкарева… Да я и не отказываюсь, хотя… - Что задумался? Клочкова? Она замечает свой абсолютно испорченный белый костюм, небрежно наброшенный на спинку стула. Ужас, такое впечатление, что она спускалась в угольную шахту. И по дороге кто-то приложил ее ярко-красной помадой прямо в грудь. - Ну, называй ее Вика. Разве это так трудно? Ведь Жданова ты уже Андреем называешь. И не знаю, что такого у вас произошло вчера. Наверное, он заслужил, - при этих словах девушка чувствует, как краснеет ее лицо, и дрожат коленки. – И я тебя попрошу. Вика. Просто скажи один раз. - Ладно-ладно, Ви-ка, - соглашается она. – Ну, так ты о ней сейчас подумал? - А то о ком же? Пушкарева, - почти зло выпаливает он, - мне не очень-то улыбается встречать ее каждый раз… вот так по-свински… - Ну, она-то точно заслужила это, - убеждает его девушка. – Ладно, не расстраивайся. Я тебя избавлю от этой неприятности. - Хотелось бы знать, как? – удивляется Зорькин. - Да уволю ее просто, - усмехается она. - Не советую с такого непопулярного шага начинать свою карьеру, - говорит он ей. – Пушкарева, у тебя и так будет дел по горло, чтобы еще тратить время на Вику… - Хорошо, хорошо, - прерывает его Катя. – Ты своё цу получил? - Ну, вроде да, - неуверенно отвечает он. - Свободен до тринадцати ноль-ноль, - она вешает трубку, натягивает халат и шаркающей, непроснувшейся походкой бредет в ванную. «Надеюсь, мне не придется объяснять родителям, где я была всю ночь», - трусливо думает она. - Катенька, доченька, - слышит она с кухни голос мамы. - Да? Мама подходит к ней, наклоняется близко, будто целует ее в щеку и быстро, тихо говорит: - Папа ничего не знает. Он вчера принял немного настойки своей… Так что спал как младенец. Девушка выдыхает. Одной проблемой меньше. Но мама странно смотрит на нее. Она увлекает ее в ванную. Катя принимается чистить зубы. Елена Александровна, прикрыв дверь, смотрит на ее отражение в зеркале. Прямо в глаза. - Ты мне расскажи. Ты вчера была со Ждановым? Он мне звонил. Ну, как она может отнекиваться? Надеясь, что мама не станет расспрашивать подробности, она отрывисто кивает. - Ой, Катенька. Хотела бы я знать, что у вас там происходит! Этот гадкий человек столько беды тебе сделал, - она качает головой и гладит дочь по плечу. - Мама, - нетерпеливо говорит девушка, с укоризной смотря на мать. – Мы… обсуждали деловые вопросы… Ничего личного, только бизнес. Она не выдерживает спокойного проницательного взгляда Елены Александровне и отводит глаза. - Мне не очень нравится, что ты снова общаешься с ним вот так, наедине, - огорченно произносит мать. - В любом случае, мне придется с ним работать… – начинает она, но обеспокоенное выражение лица матери сбивает ее с мысли. – Ну, что ты так переживаешь, мам? Всё будет нормально. Я… контролирую ситуацию. - Ну, хорошо-хорошо, - успокаивает она дочь. – Я только не хочу, чтобы тебе снова плохо было. - Уж об этом-то я позабочусь, - двусмысленно говорит она. - Ну, и слава богу! Значит, сон мне не в руку снился… Вот смотри, будто бы живем мы на краю большоооого леса и всё волки воют-воют там… Неприятный сон. - Ну, мам, - улыбается она, обнимая мать. – Ну, что такое? - Давай, умывайся, и завтракать. Я тебе сырники приготовила. Она закрывает за собой дверь. Катя смотрит в глаза собственному отражению. «Волки. Точно… Еще не время…» Она снимает халат и пижаму. Надо торопиться. Андрей обещал заехать за ней в одиннадцать. Сквозь шум воды она думает, как нереально это кажется. «Не поверю, пока не увижу собственными глазами... Жданов приехал рано. Он заглушает мотор и расслабленно откидывается на кресле. Не отрывая взгляда, он следит за дверью в подъезд. Она приоткрывается, его сердце замирает. Но это всего лишь молодая женщина с ребенком, тащит орущего мальчугана за руку, уговаривая его не кричать. Потом появляется старушка с авоськой, спешащая в магазин. Каждый раз сердце его летит в пропасть и останавливается дыхание. Он чувствует себя как первоклассник перед первой контрольной. В руке нервно вертит трубку телефона, не решаясь набрать номер. Светящиеся в полумраке салона цифры показывали 10:42. У нее еще есть время. Когда он ехал домой, он мечтал только о спасительном сне. Но когда голова опустилась на подушку, он не смог заснуть. Только лежал и следил за тем, как солнце тихо входит в комнату. Всё думал и думал. О ее возвращении, о первом взгляде. Не понятно, был ли он слишком горячим, или слишком холодным, чтобы так обжечь. О ее холодности и о том, как трудно она таяла в его руках. Сейчас он ждет ее и так боится встретить, опять почувствовать эту слепящую страсть и нежность одновременно, желание или запереть ее навсегда, или бегать по улицам и всем докладывать о своём счастье. Жданов набрал номер. - Да? – спросила Катя в трубку. - Привет, - сказал он. - Привет, - отозвалась она в унисон. - Я уже жду тебя, ты не забыла? - Нет, конечно, - Жданов услышал, что она улыбнулась в трубку. – Я сейчас спущусь. - Поторопись, - попросил он. – Я очень соскучился. - Да, - коротко и ясно, очень спокойно и очень открыто. Он целует воздух около телефонной трубки. Смотрит на дверь в подъезд, не отрываясь. Сердце колотится прямо в горле, ладони намокают. Он закусывает нижнюю губу. Он закрывает глаза, но только на миг, потому что он боится пропустить ее появление. Дверь приоткрывается, слышен тихий скрип и удар. Жданов открывает глаза. Катя стоит на крыльце, ее легкое платье и свободную прическу подхватывает ветер. Она щурится на утреннее солнце и, прикрыв глаза ладошкой, ищет его машину на стоянке. Потом машет рукой. Она улыбается. И пока она не видит его лица, Жданов стирает со лба холодный пот. Ее улыбка так много значит для него. Он выходит из авто и открывает ей дверцу. Подав руку, помогает сесть. С затаенным дыханием поправляет тонкую ткань ее одежды. Запрыгивая на сиденье водителя, первым делом мягко, но настойчиво привлекает ее к себе, чтобы поцеловать. Катины губы вкусные и ароматные, мягкие, теплые, податливые. Она кладет ладонь на его щеку, продлевая поцелуй. Жданов даже слегка удивлен. - Привет, - смеется она, шутливо отталкивая его. Он только смотрит на нее. Молча. - Что с тобой? – спрашивает Катя. – Ты какой-то странный. - Странный? – удивляется он. – Да, возможно… Я просто очень рад тебя видеть. - Я тоже, - улыбается Катя. Она видимо чувствует себя неловко под его пристальным молчаливым взглядом. Но в глубине ее глаз тоже есть что-то настороженное, ждущее. - И еще, - он снова наклоняется к ней, она чуть откидывается, он целует ее глубоко, жалеет, что до ночи еще так долго. - Андрей, - отстраняется Катя. – У нас много дел. Надеюсь, ты еще помнишь об этом? Он улыбается и заводит машину. - С тобой мне легко всё забыть, Катюш. Они едут по московским улицам. Изредка Жданов отрывает руку от рычага передач, чтобы найти ее ладонь. - Поработаем, Кать, - задорно говорит он. - Как в старые добрые времена, - она смотрит на него. Им быстро удалось решить все судебные формальности. Катя думала, из-за того, что Жданов не перебивал ее и не вмешивался в разговор. Всё больше кивал с каким-то отсутствующим выражением на лице. Однако, когда пришло его время говорить, оказалось, что он не упустил ни одной детали. Говорил уверенно и по делу. Пару раз вызвал смущение у девушки, потому что чересчур уважительно называл ее «Екатерина Валерьевна» перед адвокатами, и чересчур тепло смотрел на нее при этом. И еще иногда под столом пытался найти ее руку. Когда они простились с Филиным и Рулиным и вышли из здания суда, ей ощутимо стало легче. Катя теперь очень сильно сомневалась в том, что им удастся скрыть свою любовь от окружающих. И тут же улыбнулась себе мысленно, потому что не назвала это «отношениями». Когда она увидела его и почувствовала рядом, Катя убедилась в том, что ночное приключение не было плодом ее разгоряченного сознания. Вот он сидел рядом. Во плоти. В бежевом костюме, загорелый, свежий и вкусно-пахнущий, он был похож на чашку кофе с молоком по утру. Без которой нельзя себе представить свой день. Он улыбался ей, целовал ее, брал за руки. Ничего не изменилось, он был таким же нежным и любящим, как и вчера. Даже яркое солнце не спугнуло его. Как хорошо было бы не прятаться? Вместе открывать глаза. Вместе собираться на работу. Садиться в его машину, не оглядываясь, что их может кто-нибудь заметить. Вместе приезжать и хором здороваться с сотрудниками. «Не сейчас, не сейчас», - твердила благоразумная Екатерина Валерьевна. Весть об их любви будет сродни тому, как если бы они вдвоем подложили под «Зималетто» бомбу. Девчонки из женсовета, и так любящие посплетничать, просто не дадут ей проходу. А Вика? Кира Юрьевна? Родители Андрея!? И все эти молчаливые взгляды, шепот, стрелы указательных пальцев и кивающие головы. Катя не была готова ко всему этому. Подождать. Подождать. Они должны подождать. Подождать... и волнение немного уляжется, перестанет кружиться голова, и восхищение от каждой проведенной рядом с ним минуты перестанет отрывать от земли в невесомость счастья. Сквозь новые страстные поцелуи в машине он бормотал странные слова: - Екатерина Валерьевна, я всегда знал, что вы ааатличный специалист… Я преклоняюсь перед вами… Готов работать под вашим началом… Кать.. Катя.., - прошептал он задыхающимся голосом. – Поедем… ко мне… сейчас… Люблю… тебя… Его рука скользнула к ее груди, ниже на талию. Он осторожно приподнимал ее легкое платье, чтобы добраться до белоснежной кожи ноги. - Андрей… Сейчас? К тебе? - обеспокоено отвечала она, одергивая подол. – Не забывай, что сегодня сложное совещание. Я думаю, что, вряд ли кто-то, кроме тебя, одобрит мои действия. Самое важное сейчас – распределить должности и всё устроить так, чтобы людям было легко работать. - Я надеюсь, ты не собираешься предложить им то, что даришь сейчас мне, - и он снова наклонился для поцелуя. - То, что ты берешь, не спрашивая, - насмешливо поправила она его. Катя улыбнулась прямо в его губы. Она только на мгновение представила себе целующейся с Александром Юрьевичем Воропаевым. Странно. Неприятного чувства не было, только смутное, прохладное любопытство и легкое смущение от самой мысли. - Я… не намерен… ни с кем… тебя делить, - перемежая слова короткими поцелуями, предупредил Жданов. - Но ты же не забыл, о чем я тебя просила? – тихо спросила она, когда он перестал наслаждаться вкусом ее губ. Он, нахмурившись, посмотрел на нее. Катя отвела глаза, не смогла выдержать этот взгляд. Он не забыл, он думал и боялся. Это она поняла сразу. - Хорошо, Кать, как скажешь,- глухо сказал он. – Но пока ведь нас никто не видит… Он обнял ее одной рукой, другой ласкал ее шею. На этот раз поцелуй длился долго, был глубоким и вызывал дрожь во всем теле. Внезапно звонок телефона пронзил их уединение. Жданов принял его: - Да, - сказал он. – Да, привет, Кир. Катя встрепенулась. Вот уж точно всё, как раньше. Он и она, машина на обочине. Звонок Киры Юрьевны. Она даже улыбнулась, почти обрадовалась. Будто Жданов никогда не исчезал из ее жизни. - Да, я еду. Конечно... Извини, я забыл. Да, во время. Были, с Катей. Да... Да. Всё в порядке. Ну, перестань, Кира. Да, перед советом. Он сбросил звонок и завел машину. С сожалением посмотрел на Катю, темные глаза сверкали, руки с силой сжимали руль. - Поверишь ли, первый раз я жалею о том, что надо ехать на работу, - усмехнулся он. – Мне тебя так не хватает, Кать, уже сейчас. Я не знаю, как смогу без тебя целый день. - Но я же рядом буду, - мягко ответила она. - И мне придется сдерживать порывы поцеловать тебя. Тяжелее этого не может быть ничего, - грустно отозвался Жданов. - Я прошу тебя, чтобы пока никто ничего об этом не узнал, - сказала ему Катя, кладя ладонь на его руку. Он неуверенно кивнул. - Увидимся на совете? – спросил он уже, когда она вышла. - Да, - улыбнулась Катя. Воспоминание о губах Жданова она внесла в коридоры «Зималетто». А он не сказал ей, что один человек уж точно знает об их восстановленной связи. Пока Жданов метался по квартире, с беспокойством поглядывая на часы, ему звонил Малиновский. И он ничего не смог с собой поделать. Счастье лилось из него через край, по телефонным проводам, по воздуху. И еще испуг и растерянность. Ну, нужен ему был дружеский совет… Он у него просто спросил: - Ну, чего ж ты вчера не перезвонил, Жданыч? Колись-колись-колись! И Жданов не сдержался. Он раскололся. Будто Малиновский в лучших своих традициях направил ему в лицо свет допросной лампы. Он рассказал ему, что был с Катей. Всю ночь. Морщился, дрожал, мысленно проклинал себя и рассказывал. Ждал, что скажет ему лучший друг. А тот сначала долго молчал. Андрей не стал настаивать, он терпеливо слушал тишину. - И что теперь? – странным голосом спросил Малиновский. - В каком смысле? – раздраженно переспросил Жданов вместо ответа. – Ты знаешь, меня терзает тот же вопрос. - Ну, в смысле, что ты теперь будешь делать? – исправился Роман, говорил так, будто подталкивал его к чему-то. - Я? Буду делать? Теперь? Я должен что-то делать? – нахмурился Жданов. - А ради чего тогда всё это? Такие жертвы! – насмешливо сказал Малиновский. - Какие жертвы? Ты меня вообще слушает, Ром? Я вернулся к Кате. И она приняла меня. Мы провели вместе ночь. Я люблю ее!.. - А она, конечно же, любит тебя, - Малиновский уже обрел дар речи. – Ну, я так, собственно, и думал. Я только не надеялся, что ты так быстро сориентируешься. Или что это, Андрюш, ход конём, а?.. О, стратег! - Малиновский, о чем ты? – удивился Жданов. - Я только подумал об этом, только настраивать тебя начал, а ты уже сделал! Мо-ло-дец. Все ж могу считать себя причастным? Ведь моя же школа. Кем она сегодня тебя назначит? Замом? Финансовым директором? Директором по связям с общественностью? Про меня не забудь, Ждан! - Ты не так понял меня. Всё произошло на самом деле. Мы были вместе. И дела компании, ее назначение здесь совершенно не при чем, Ром… - Да я всё понимаю! Теперь Пушкарева такая... такая… мм… - Какая такая? – Жданов начал закипать. - Ну – такая… красавица… Это ж совсем другое дело. Ты знаешь, честно тебе скажу. Вчера, когда я ее увидел, у меня просто-таки вся жизнь перед глазами промелькнула. - А? – тупо выдавил Жданов, совершенно не понимая, что происходит. - Я жил с закрытыми глазами. Я не понимал, что не всё то золото, что блестит. Вот, к примеру, возьми Клочкову. Блестит? - Угу… - он, кажется, уже всё понял, в отличие от Малиновского. - Но разве ж это золото? - Допустим, и что? - А вот Пушкарёёёёёёва – совсем другое дело. Просто какая-то подпольная модница! Кто бы мог подумать? И только я начал строить планы по ее соблазнению… - Ты идиот, Малина, и не лечишься. Как ты себе это представляешь? – зло выпалил Жданов. - Она, наверное, еще держит на меня зло, а, Андрей. Как думаешь? – поинтересовался Малиновский. – Но, женщина – существо отходчивое. Твой пример еще раз подтверждает это. И потом, кто может устоять перед обаянием холостяка с достатком, в самом расцвете сил, не лишенного известной доли привлекательности и интеллекта? - Прекрати паясничать! Иначе… при распределении тебе достанется место Короткова. Молчи и слушай, - Жданов был на грани нервного срыва. Но кого можно было винить в том, что твой друг такой непробиваемый чурбан, только себя самого. Как там было – скажи мне, кто твой друг..? Вот примерно в этом духе. - Мы опять вместе… Ну, мы просто вместе. Я и Катя. Но она просила меня, чтобы это не стало достоянием общественности. Тебе я говорю первому и единственному. Ты был свидетелем этого с самого начала. Заметь, я уже не говорю – инициатором… Я думаю, что разница небольшая, если и теперь ты будешь в курсе. Мне необходимо было хоть кому-нибудь рассказать. - Спасибо за доверие, - саркастически выдал Малиновский. – Но ты бы лучше Киру обрадовал и родителей. - Ну, слушай же! – раздраженно перебил его Жданов. – Сегодня я должен буду делать вид, что ничего не произошло. Теперь и тебе придется делать вид. - Так это всё не из-за назначений? – непонимающе пробормотал Малиновский. - Допёр.., - сказал Жданов и прицепил к фразе смачное ругательство. - Это всё – чистые порывы сердца? Это всё – любовь? «Так и не допёр», - подумалось Андрею. - Доберусь до тебя и откручу голову, вот подожди, Малина, - пригрозил ему Жданов. - Я буду нем как рыба, Жданыч. Сделаю, всё, что ты попросишь.., если ты замолвишь словечко перед Екатериной Валерьевной… Обо мне, - и на другом конце трубки раздались притворные рыдания. - Малиновский! Я тебе рассказал только потому, что ты мой друг. И я надеюсь, ты меня понимаешь. Правильно. - Без базаров, Жданов! Но все же… - Ромка! Я тебя предупредил. Он повесил трубку. И почему-то подумал, что Малиновский не поверил ему. Как же тогда так получилось, что Катя поверила ему, если он не смог даже лучшего друга в этом убедить? И Жданов тут же пожалел, что не сдержался. Это могло стать проблемой… Ох, лишь бы он держал язык за зубами! И Малиновский тоже... Выйдя из лифта, Катя встретила на ресепшене Машу Тропинкину. - Ой, Кать! Привеееет! – она наклонилась через стол и чмокнула ее у щеку. - Сегодня что, какое-то большое собрание? - С чего ты взяла, Маш? – удивилась девушка, откуда женсовет смог уже что-то узнать. - Да так, просто Воропаев уже здесь, у Киры Юрьевны сидит. И она тут, когда проходила, звонила Андрею Павловичу, тоже на какой-то совет звала. А ты-то приглашена, что ли? - Да, приглашена, - загадочно улыбнулась она, раздумывая, сказать или нет. - Ой, а что будет, а? Расскажи пожалуйста. Мы вчера тебя ждали-ждали, но ты у Жданова там задержалась, и мы уже разошлись. Ой, каламбурчик! - рассмеялась Тропинкина громким заразительным смехом. – Мы ждали, а ты со Ждановым… Что, наговориться, небось, не могли? Все дела решали? Ведь он так долго тебя не видел. Катя не знала, куда девать глаза. Хорошо, что Маше показалось, будто она опять скрывает профессиональные секреты. - Ну ладно тебе, Кать. Сегодня-то уж ты никуда не сбежишь. С тебя – полный рассказ! Девочки просили так тебе и передать. Сегодня после работы – в «Ромашку». Ты, наверное, уже всех нас там позабывала. Вон какая стала. Важная, красивая. - Ну, Маш, ну не мели чушь, я такая же. Ну, прикупила пару новых костюмов, но я прежняя. И теперь, думаю, у вас всех будет куча времени, чтобы расспросить меня обо всем, - Катя снова улыбнулась и положила руку девушке на плечо, тоскливо думая о том, что в «Ромашке» она вряд ли пройдет фейс-контроль. - Да, Тропинкина, теперь-то уж у тебя будет классный защитник, - ядовитым тоном выдала проходящая мимо (Мимопроходящая… случайна палучилась!!! клинусь!!!) с чашкой кофе Клочкова. Катя резко обернулась к ней. Если она что-то и знала, то сказать ей об этом могла только Кира. - Пушкареву-то назначили исполняющим обязанности президента компании, - добавила Вика, осторожно прихлебывая горячий напиток. Маша переводила глаза с Клочковой на Катю, словно смотрела какой-то теннисный матч. - Вика, здравствуй, - просто сказала Катя. – Вижу, ты уже наслышана о вчерашнем собрании акционеров. - Да уж, новость что надо, - с апломбом ответила Клочкова. – Теперь женсовет у нас премии каждую неделю будет получать. Ну, а я вот щас кофе допью и пойду, заявление по собственному напишу. - Ну, зачем же так скоропалительно? – усмехнулась Катя. - А чего мне ждать? Воропаев меня вон на производство сослал. Еле вырывалась каждый день! А от тебя-то чего мне ждать? – и она смерила надменным взглядом Катю. Та широко улыбнулась, но совсем не злобно. - Дождись окончания совета, я думаю, можно будет для тебя что-нибудь придумать. - Кать, это что, это правда, что ли? – пролепетала Тропинкина, указывая пальцем на Клочкову. - Ну, можно же будет ей подыскать какую-нибудь синекуру в офисе, - извиняющимся тоном сказала Катя. - Да я не про Клочкову, - махнула Маша рукой. – Тебя, правда, что ли и.о. назначили? - Правда, правда, Павел Олегович, - скромно, и даже зарумянившись, ответила Катя. - Нууу… нууу… ты даешь, подруга! Никому ничегошеньки не сказала! Такая новость!! Да тут не в «Ромашку» надо идти. Тут на Новый Арбат надо ехать! УУУ, Катюха! Ну, я тебя поздравляю! – выражение лица девушки менялось с недоуменного на восторженное. Вика только окинула пару презрительным взглядом. - Предлагаешь ждать от тебя милости? – она прямо посмотрела на Катю. Катя молчала и смотрела на нее чуть насмешливо. - Да, и чтобы не прохлаждаться, приготовь конференц-зал, Клочкова, - услышали все трое мужской голос. – Я надеюсь, ты еще не забыла, что надо делать, что такое кофе, как заварить чай. В дверях стоял Воропаев собственной персоной. Он быстрым взглядом обвёл всю немую сцену. На Маше даже не остановился. На Клочкову вздёрнул одну бровь и насмешливо улыбнулся синхронно поднятым кончиком губы, пальцем указал на конференц-зал. Кате подарил широкий белозубый оскал иезуита, приблизился к ней и протянул руку к ее ладони. Для поцелуя. - Здравствуйте, Екатерина Валерьевна, - сладким тихим голосом сказал он. – Как почивали? Отдохнули после вчерашнего триумфа? Мысли завертелись в ее голове со скоростью света. Почему он хочет это знать? Почему спрашивает? Что задумал? Ей казалось, что этот человек читает ее лицо, будто книгу, будто ее дневник, где уже отмечено «Я сказала ему это». Она так старательно наносила макияж с утра, закрашивая круги под глазами и следы Ждановских поцелуев на шее. Неужели он чувствовал что-то, что было скрыто? Не зря маме снились волки. Вот типичный представитель! И она тоже изготовилась играть с ним. Катя подала ему руку, не менее любезно улыбнулась и ответила: - Доброе утро. Спасибо за проявленную заботу. Отдохнула. И спала бы куда крепче, если бы не была назначена исполняющим обязанности президента «Зималетто». - А вам, видимо, нравится повторять ваши новые регалии. Нуу! Ведь это уже не секретарь, и даже не помощник президента… Катя! – он пригрозил ей пальцем. – Вы страшный человек! Я уже давно понял, что вас нельзя недооценивать. И всё равно недооценил. Воропаев, мягко взяв ее руку, стал склоняться к тыльной стороне. Она с ужасом почувствовала, как сквозь его сухие губы на одно неуловимое мгновение проник язык и щекотнул ее кожу. Но она сдержалась, не вырвала ладонь. Она, не мигая, смотрела в его глаза, выдерживая взгляд. Только держала эту снисходительную улыбку свысока, милую, сдержанную, почти добрую. Она скрывала за ней желание закричать, как будто ее медленно обнимал своими душащими кольцами огромный зеленый удав. И только, наконец, оторвавшись от гипнотизирующей глубины взгляда Воропаева, она увидела еще одну пару глаз. На них с нескрываемым отвращением смотрел Жданов. Ты смотришь так…» «А как я должен смотреть на это?» «Холодно!» «Ну, извини. Мне трудно сдержаться». «Но ты должен понять. Он… Он же ненавидит меня». «Так и мне раньше казалось. Но теперь…» «Я не знаю, что ему нужно. Веришь?» «Пытаюсь, очень стараюсь…» «Ну, ему явно что-то нужно!» «Разреши мне! Ну, разреши же мне!» «Нет, я прошу тебя». Безмолвный разговор глазами закончился. Жданов почувствовал, что снова может двигаться. С трудом, но может. Ему нужно было всего лишь непринужденно пройти мимо. Сказать Маше «добрый день», кивнуть остолбеневшей Клочковой, поздороваться с Александром, не заметить Катю. Улыбку, улыбку на лицо, кретин! И он выдал ее, чудом державшуюся на судороге лицевых мышц. - Привет, Андрюш, - весело обернулся к нему Воропаев, выпуская Катину руку из своей. – Подтягиваешься, чтобы получить свой кусочек пирога? - Но ты ведь тоже здесь, СашеНЬКА, - он продолжал заморожено, презрительно улыбаться. - Ну, я вряд ли могу надеяться на что-то, не так ли, Катя? – он обернулся к девушке и снова протянул к ней руку. Простой человеческий жест. – А у тебя еще есть шанс. - У нас обоих был шанс, - отрезал Жданов. – Мы оба его упустили. - Ты не можешь запретить мне налаживать контакты с новым руководством. В конце концов, в ближайшее время именно от Екатерины Валерьевны будет зависеть мое финансовое благополучие. Еще одно слово от него, и Жданов будет готов двинуть Воропаеву прямо в челюсть. Это было написано на его лице. И свободно угадывалось другими. - Господа, господа, Андрей Павлович, Александр Юрьевич, - прервала их дуэль Катя. – На совете директоров всё будет решено. Жданов подарил Кате полный муки и непонимания взгляд. Еще чуть-чуть и он бросится на Воропаева. Он не сможет наблюдать его глумливую улыбку разъехавшихся губ. Катя отвернулась, не смотрела в его сторону. Даже отступила, когда он проходил рядом. Если бы был в помещении кто-нибудь более проницательный, чем Воропаев, обязательно почувствовал бы напряжение и искры, пробежавшие между этими двумя. Уже уходя с ресепшена, Жданов посмотрел на Катю, чуть обернувшись назад. Он звал ее, давал ей понять, что хочет еще раз поговорить, прежде чем им придется разыгрывать двух абсолютно посторонних друг другу людей. Первый экзамен он безнадежно проваливал. «Приди ко мне». «Здесь нельзя, полно народу. До совета – считанные минуты». «Нам надо поговорить». «Нет, не проси. Ты обещал». «К черту обещания, Кать, я готов убить этого подонка, и без видимых причин!» «Я не могу». «Я требую». «Ну.., хорошо…» Катины глаза метнулись в сторону коридора к президентскому кабинету. Он едва заметно кивнул ей. Твердость во взгляде, в движениях. Что она, собственно, такого сделала? Сказала Воропаеву пару слов. Посмотрела холодным расчетливым взглядом. Но Жданов и этого не смог вынести. Он не знал, что будет так трудно. Не назвать эту женщину своей. И видеть, как другие мужчины, пусть даже те, кого она ненавидит, будут подходить так близко, прикасаться... к ее коже! Это было невыносимо! И так мучительно… Жданов, сам изменявший бесчисленное количество раз, знал, как это делается. Недоверия к Кате не было. Просто все должны были знать, что эта женщина принадлежит только ему. И оставили попытки. Он, забыв об обещании Кире зайти, о трезвонившем Малиновском, скрылся за дверью в приемную. Когда Катя вошла в президентский кабинет, она недоумевающее оглянулась – там никого не было. И потому она очень испугалась, когда кто-то неожиданно твердо схватил ее за локоть. Видимо, Жданов стоял за дверью, поэтому-то Катя и не увидела никого. Но к чему этот драматизм? Он молча увлёк ее за собой в каморку. Она была уверена, что на запястье, там, где он держал ее, точно останется синяк. Жданов аккуратно втолкнул ее внутрь, зашел сам и тихо притворил за собой дверь. - Андрей, я же просила тебя, - взмолилась она. – Что другие подумают? - Послушай, а тебе не важно, что подумаю я? – тихо, еще владея собой, спросил он, медленно приближаясь. На скулах нервно играли желваки. Так он смотрел на нее раньше, когда она делала вид, что встречается с Колей. Но тогда он был по большей части пьян и несдержан. Теперь же трезв и зол. Катя вытянула руку перед собой и также медленно отступала, пока спина ее не уперлась в стену. Он подошел и, заперев ее с обеих сторон вытянутыми руками, пристально посмотрел в глаза. - Скажи, тебе не важно, что Я могу обо всём этом подумать, Кать? – еще раз спросил Жданов. Катя не боялась его гнева. Он никогда бы не смог причинить ей физическую боль. Но она боялась именно его ласк. Потерять голову сейчас, когда ей нужен трезвый ум! Нет, она этого не допустит. И Катя попыталась выскользнуть из-под руки Жданова. Но он одним коротким движением перехватил ее за талию и прижал к себе. Вся эта сцена представилась ей в одно мгновение лишь предлогом, чтобы затащить ее сюда, подальше от людских глаз. - Что он хотел от тебя? – спросил он, щекоча ухо дыханием. - Просто поздоровался, обычная болтовня, - закрывая глаза, пробормотала Катя. - Обычная болтовня? Что-то раньше я не замечал, чтобы он целовал тебе руки, - сказал Жданов, крепче прижимая Катю. - Руку, Андрей. Только руку… Ты же не собираешься меня ревновать к Воропаеву? – удивилась Катя, пытаясь высвободиться. - Мне просто не понравилось, как он смотрел на тебя, - он полоснул ее губами по щеке, по телу девушки пробежала приятная волна. Чувствуя, что теряет самообладание, Катя обернулась к Жданову лицом. Попытаться, что ли, переубедить его и как можно быстрее вырваться? Это было так опасно. Если вдруг кто-нибудь зайдёт? Но когда она встретилась с ним глазами, она поняла, что так легко не выберется. Там, в самой черной глубине была такая злость, и такая любовь, и тут же почти собачья искательность, а рядом отеллова ревность. Катя чуть не расплакалась от умиления и чуть не рассмеялась от потехи. «Мой Андрей», - подумалось ей ни с того ни с сего. - Ведь он мог тебя обидеть, как делал это всегда, - Жданов говорил тихо, мягко, ласково, немного по-мальчишески. – Я никому не позволю тебя обижать. - Не знаю, как мог меня обидеть этот поцелуй по этикету, - она пожала плечами, беря его лицо двумя ладонями и приближаясь губами к его губам. Теперь Жданову надо было крепко держать Катю, потому что ноги ее превратились в желе и подкашивались. Но прежде чем прерваться, она всё же позволила ему глубокий поцелуй, игру двух влажных языков, четырех горячих губ и танец рук. Наконец, преодолев взаимное притяжение частей тела, Жданов уткнулся лицом Кате в шею и издал такой полный муки стон, что она даже вздрогнула. - Я так не могу, Катюш, это выше моих сил, - проговорил он, руками схватив ее за легкий шарфик. - Ты обещал мне, Андрей, ты обещал, - уговаривала она его, тяжело дыша. - От того, что никто не знает о наших отношениях, они не становятся крепче, - начал он, игнорируя ее слова. – Как бы я хотел признаться во всем. Чтобы никто не смел приближаться к тебе с дурными намерениями. - Отношения не станут крепче, если мы раструбим о них по всему «Зималетто». А Воропаев всего лишь подошел поздороваться. - Ты его не знаешь, Катя. Этот играется и не наиграется всю жизнь. И люди для него – игрушки, - продолжал он, неопределенно глядя перед собой, словно мысленно рассматривал Александра. - Но ведь ничего не произошло! – рассердилась она. – Разве я дала тебе повод? - Мне не нужен повод. Я хочу просто, чтобы все наши знали о нашей любви. Неужели это так страшно – признаться? Ведь это касается только нас двоих, не все ли равно, что подумают остальные? - Тогда нет и разницы, знают они об этом или нет, - рассудительно сказала Катя. - Разница есть. Как есть разница между свободным и несвободным человеком, - глаза Андрея выражали решимость - Ты обещал мне, Андрей, - не найдя других слов, снова напомнила девушка. - Да… обещал. Обещал. Аааа, чёёёрт!!! – воскликнул он и порывисто вышел из каморки, оставив ее одну. Он сбавил темп в кабинете. Катя услышала звонок телефона и его короткие слова: - Да, Кир, я иду. Андрюш, я хотела поговорить, о вчерашнем совете и о сегодняшнем… - Кира сидела за своим рабочим столом, крепко сцепив пальцы, смотрела на него, говорила, но он не видел и не слышал ее. Он мерил кабинет широкими шагами, руки были уперты в бока, на лице было сосредоточенное выражение. - Что такое, Андрей? Что-нибудь случилось? Что-нибудь в суде? Ты что-то узнал? – обеспокоилась Кира. – Андрей, ну не молчи же! - А?.. – он остановился так внезапно, будто кто-то нажал в его голове тормоз. – Да-да, конечно, конечно, как скажешь, Кир, как скажешь, - пробормотал Жданов и размашистым жестом поправил очки. – Только если можно, не сейчас… - Жданов! Да в чем дело? Что с тобой?! – почти крикнула она. Так наотмашь бьют истеричных дамочек. Он посмотрел на нее странно, провел ладонью по лицу, как будто стирал какую-то прилипчивую паутину, мешавшую ему смотреть. Кира глядела на него, нахмурившись. - Ничего, всё нормально. В суде всё прошло хорошо. Катя как всегда виртуозно со всем справилась. Она отличный специалист, - еле слышно пробормотал Жданов. Видно было, что он постоянно думает о чем-то. Что-то не дает ему покоя. Ладони сжимались в кулаки и разжимались, он беспрестанно поправлял очки, и время от времени почесывал переносицу. Кира глубоко вздохнула и уронила руки на стол. О чём, о чём? О ней, конечно, тут не было никаких сомнений. Стоило ей появиться, и он снова потерял голову. Что она могла сделать против Пушкаревой? Она перепробовала уже всё – обольщение, холодность, ревность, терпение, обман и любовь. Надо решиться и поговорить, вскрыть нарыв, может, тогда ей станет легче? Правду говорить легко и приятно. А слушать? - О чем вы вчера говорили с ней, Андрюш? – спросила Кира. Она с трудом придала голосу непринужденный тон, как будто всё это было ей мало интересно. - Вчера? – Жданов смотрел на нее немного смущенно и растерянно. – Мы говорили, да. - Ну, так о чем же? – она чувствовала себя взрослой тетей, пытающейся разговорить застенчивого ребенка. Он широко улыбнулся ей, но молчал. - Она ставила тебе условия? Заставляла что-то делать? Или не делать?.. Теперь с ее возвращением нам придется быть начеку. Компания в ее руках. За ней нужен глаз да глаз, - она встала и подошла к Андрею. У него снова был такой странный отсутствующий взгляд, мимо нее. - Условия? Да, она поставила одно условие, которое мне невыносимо, - медленно и задумчиво сказал он. - О, боже, Андрей! Что она хотела? – спохватилась Кира. «Я помогу, я здесь, я рядом, обопрись на моё плечо. Я выслушаю, пойму, промолчу или дам совет. Что тебе надо. Я буду этим. Как ты хочешь, чтобы меня звали..? Да, они были вчера вместе. Несомненно. Говорили. Возможно, она даже позволила ему поцеловать себя. А может, и что-то большее… Именно поэтому теперь у него такие затуманенные глаза. Она его приворожила, заколдовала, оплела. Но чем, господи, чем? Как? Почему? Кто она, и кто он? Андрей ведь такой!.. такой… какой?» - Не важно. Ничего серьезного не происходит. Я прошу тебя, будь терпимей к ней, - немного раздраженно ответил Жданов. – Она не меньше тебя хочет процветания компании. - Что-то раньше, когда она проворачивала свои махинации, ты… - Я прошу тебя, эта тема исчерпана, Кира. Ты же умная женщина. Не уподобляйся Клочковой. Не думай про Катю так, - рука его взлетала и падала, он пытался ей доказать недоказуемую теорему. - Прости, только я не понимаю, почему ты всё время пытаешься ее защитить? – она со злостью засунула руки в карманы и села на диван. Но ты ведь знаешь, почему... Нет! Нет! Не желаю этого знать!!! Очень больно, когда сначала в тебе не чают души, а потом испытывают полное презрение. Нееет! Презрение необходимо заслужить. Тут – равнодушие, пустое место, ноль. Ничего не значащие, пустые слова, только отдающие былой теплотой и любовью. Мучительно. Невыносимо. Ужасно… - Я не хочу об этом говорить, - устало проговорил Жданов и сел рядом. – На совете, я очень тебя прошу, поддерживай Катю. Это ей очень нужно сейчас. Это для общего блага, Кира! Кира насмешливо усмехнулась, только для того, чтобы скрыть муку в голосе и рвавшиеся наружу всхлипы. - Ей это нужно. Наверное. Она же назначена на самый высокий пост в «Зималетто» с самыми широкими полномочиями. Она показала нам всем, - Кира сжала ладошку в кулак и потрясла им грозно. - Она на коне, мы все ее подчиненные. И ты тоже, Андрюш, - сказала она слегка язвительно, положив руку на его колено. - Я первый согласился ей помогать. Она – верный человек. Отец прав. Вот ты увидишь, Кира, - он говорил с ней, был рядом, но опять смотрел сквозь. Неисправим! Кира мысленно махнула рукой и только ждала вечернего уединения, чтобы вдоволь выплакаться. Но пока ведь Андрей был рядом с ней. И целый день был впереди. Да, он говорит о Пушкаревой, думает о ней, но сейчас-то стоит и смотрит на нее, на Киру. Она позвонила, он пришел. Андрей повернулся к ней и осмысленно посмотрел в ее глаза. - Слушай, Кирюш, а ты зачем звала меня? - Хотела побольше узнать, как у вас прошел разговор с Пушкаревой. Но ты полностью подчинен её, я бессильна что-то вытянуть из тебя, - весело, с вымученной улыбкой проговорила она. - Уверяю тебя, ничто не угрожает нашему и без того уже шаткому положению. Наоборот… Он не станет открывать ей душу. Жданов говорил только о делах. А Кире было слишком стыдно расспрашивать его о большем. Гордость, как бы унижена она ни была, еще трепыхалась на дне ее измученной души. – Тогда я просто использую тебя в качестве моего сопровождающего в конференц-зал, - она улыбнулась Жданову, указав на часы. Приближалось время совета. Жданов сдержанно кивнул, предложил Кире руку, но снова, казалось, погрузился в глубину своих мыслей.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:47 ]
Заголовок сообщения:
В коридоре Малиновский мялся, не решаясь войти в конференц-зал. Он ждал Андрея, а тот не отвечал на его звонки. Ему нужны были указания, как действовать. И каковы последние новости. Дверь туда была открыта, за длинным столом, рассматривая бумаги, уже сидела чета Ждановых-старших и адвокаты. Воропаев сидел в отдалении и с кем-то тихо разговаривал по телефону, изредка загадочно улыбаясь. Вот странно, подумал Роман, так опростоволоситься перед всеми и выглядеть при этом таким самодовольным. Будто он не продул в казино круглую сумму американских денег, а выиграл миллион за стирку «Тайдом», ей-богу! Рома был в приподнятом настроении. Только что он наблюдал забавную сцену в приемной. Началось всё с того, что он увидел выходившую из кабинета президента Катю. Она с кем-то говорила по мобильнику, деловым тоном давала инструкции. - Поднимайтесь немедленно. Уже почти все в сборе и собрание вот-вот начнется. Коля, мы не должны давать этим людям повод обвинять нас в отсутствии пунктуальности и некомпетентности. Вика? Что Вика?.. Ну да, конечно, она тоже здесь. Она здесь работает. Прекрати это мальчишество! Ну, не съест же она тебя, в конце концов. Каждый день будешь шифроваться? Проходя мимо Малиновского, она не ответила на его открытую улыбку. Только сдержанно кивнула, как бы говоря ему «добрый день» и бодро прошагала на ресепшен. Ни тени смущения на лице, ни одного неверного движения. Королева и шут. Встань с колен, Малиновский, встань и отряхни брюки! Но если бы она знала о том, что Роману известно всё о минувшей ночи, она не была бы так холодно-невнимательна к нему. Хотя… Как знать? Возможно, тогда ни он, ни Жданов не дожили бы до конца совета директоров. Их обоих Пушкарева уволила бы без содержания. И по статье. Через несколько мгновений, когда Роман дотягивал вторую нервную сигарету, из приемной донеслись странные крики. - Зорькин! Никки! Привет! Ну, это же я. Твоя Викки, - истошно надрывалась Клочкова, ибо кричала именно она. - Вика, - строго и твердо звучал голос Пушкаревой. – Вика, возьми себя в руки. Отойди. Общение с тобой в наши сегодняшние планы, прости, не входит. - Ой, посмотрите на нее, - услышал он голос своей бывшей секретарши Шурочки. – Работник в поиске удачного нанимателя. Клочкова, эта должность тебе не светит. Для нее нужно хотя бы… три курса МГИМО. - Отстань, каланча! У тебя вот нет начальника. Что ж ты за секретарь такой без начальника. И таких тут держат? Коленька. Коля, ты обещал мне работу. Ну, вспомни, вспомни! – всё не унималась Клочкова. – Вспомни, как хорошо мы с тобой всё решили. Теперь или никогда, Коля. Теперь или никогда! - Клочкова, - довольным, срывающимся на хохот голосом говорил кто-то. – Специалист по финансовым директорам. Новая должность такая. Ой, как не стыдно! - Коля, я помощником хочу к тебе. Помнишь, помнишь? Ты обещал! – Вика не обращала внимания на сыпавшиеся на нее замечания. - Пожалей его, Вик. Коле потом кошмары будут сниться… после твоей помощи, - услышал Рома Тропинкину и новый взрыв хохота. - Боже мой! И куда только от людей гордость девается? – вставила Амура. - Вот так и появляются Моники Левински, - не отстала от нее Светлана. - Девочки, Федя! – тщетно попыталась успокоить всех Пушкарева. – Вика, дай пройти. Тебя пока еще никто не увольнял. И не собирается. Можешь не заниматься поиском работы. Время не совсем подходящее. Ну и тюфяк этот Зорькин, усмехнулся Рома, даже сам не может с Клочковой разобраться. Воздух был наполнен смехом женсовета. Заинтересованный, он подошел и приоткрыл дверь в приемную. Катя и в конец испуганный парень пытались проникнуть в президентский кабинет, который буквально грудью (и какой, ммм!) защищала Вика, растопырив руки в разные стороны, и всё пыталась поймать взгляд Зорькина. Амура, прибежавшая поглазеть из ресепшена Маша, Света с Татьяной из бухгалтерии, Шура, Ольга Вячеславовна и даже примкнувший к ним Федя стояли тесной группкой и вовсю потешались над Клочковой. Чуть поодаль стоял, должно быть, Пушкарев-старший, и почему-то единственный не находил во всем происходящем ни капли смешного. Малиновский узнал его по прямой спине, седым волосам и сосредоточенно-строгому выражению лица. Было заметно, что он волнуется, и ему очень неловко во всей этой ситуации. Он постоянно поправлял узел галстука и переводил непонимающий взгляд с женсовета на Клочкову и обратно. - Коля, ну скажи, Коль. Ну, скажи ты им всем, что всё так и было, - кричала Клочкова и заламывала руки, то и дело пытаясь сцепить их у бедного Зорькина на шее. – Нам же было так хорошо вместе. Ты же хочешь, чтобы я на тебя работала. У тебя… У тебя работала. Я всё буду делать, всё буквально. Чай, кофе…тттайский массаж… -Уууу! – послышалось подзадоривание женсовета. Малиновский вслух рассмеялся. Но Вика не замечала колких слов в свой адрес и хохота присутствующих. Она будто помешалась. Даже Катя уже не знала, что ей делать – сохранять начальственный дух и прекратить эту комедию, или веселиться с остальными. Она только растерянно смотрела то на Клочкову, то на своего нового финансового директора. - Коль, ну сделай ты с ней что-нибудь, наконец. Так мы никогда не попадем в конференц-зал, - не выдержала Катя. Зорькин, до этого терпеливо сжимавший плечи, сносивший все выпады Вики, вдруг выпрямился, отстранил от себя Катю, набрал в грудь воздуха и, аккуратно взяв Вику за плечи, приблизил к себе. Все в приемной замерли. Смех мгновенно стих. Зорькин на глазах у всего «Зималетто» смачно, со вкусом, влажными звуками целовал Клочкову прямо в густо накрашенные губы. - О-о! – услышал остолбеневший Малиновский возглас Феди, первого, кто пришел в себя от увиденного. Хохот грохнул с новой силой, потому что Вика от поцелуя впала в полный ступор и стояла теперь с самым потерянным выражением на лице. - Принята, Клочкова, - держа себя за живот, еле выговорила Татьяна. - Хорошее резюме, Вик, - так же хохоча, выдавила Шура. Зорькин даже не обернулся на беснующийся женсовет. Выглядел очень серьезным. Ну, точно, как важный финансовый директор. Он мягко отодвинул Вику в сторону, и скрылся с Пушкаревой в кабинете президента. Не в силах больше сдерживать бивший его истерический смех, Малиновский тихо прикрыл за собой дверь. Он очень жалел, что этого не видел Жданов. Такой спектакль пропустил! Жданов с Кирой уже приближались к конференц-залу, когда им на встречу буквально выпал Малиновский. Он так заразительно смеялся, что Жданов даже осмотрел себя подозрительно. Уж не нашел ли его непутевый друг что-нибудь смешное в его костюме? Но тот только махал руками и не мог перевести дух. - Ой, привет, Кир, здорово, Жданыч… - только и смог выговорить тот, протягивая Андрею руку для пожатия и продолжая смеяться. – Такую комедь сейчас наблюдал! Это что-то! Эх, жаль, вас не было! Викуся… А Зорькин… Уй!!! Кира театрально закатила глаза. - Ну что Вика еще выкинула, Ром? – скучающе спросила она. - Да она-то как раз была… в своём репертуаре… А вот Зорькин… - и Малиновский снова оглушительно расхохотался. Тут же вбежала совершенно растрепанная Клочкова. Как только Малиновский заметил ее, у него снова начался приступ гомерического смеха. Он весь сотрясался, а голова болталась на плечах, словно отделенная от тела. Вика растерянно несколько мгновений смотрела на него, а потом бросилась на шею к Кире. - Кирочка, Кира, спаси меня. Меня здесь все ненавидят. Все просто! – запричитала она и на глазах ее появились непритворные слезы. - Что случилось, что такое? – ошарашено спросила Кира, машинально поглаживая Клочкову по спине. - Они все, - она взмахнула рукой в сторону Малиновского, - ненавидят меня. А сейчас еще Пушкарева уволит меня ко всему прочему! А Зорькин… Этот вообще!.. – и Вика снова разразилась рыданиями. - Да что произошло, в конце концов, хоть кто-нибудь объяснит? – не выдержала Кира, глядя то на ничего не понимающего Жданова, то на веселящегося Романа, то на хнычущую Вику. - Малиновский, хватит ржать! – отрывисто приказал Жданов. – Что у вас там случилось? - Да просто сейчас Зорькин на глазах у всех так нашу Викусю приложил… - пробормотал сквозь смех Рома. - Что!? – взметнулась Кира, чуть отстраняя прилипшую к ней Клочкову. – Он что, ударил тебя, да? - Ударил? Кира… Нет… - говорил Малиновский, справляясь с истерикой. – Он ее поцеловал. - Поцеловал? – нахмурился Жданов и легко заулыбался. – Перед всеми? - Я бы даже так выразился – он ее беспардонно лобызал… Перед всеми… Перед женсоветом… Ой, мне дурно. Дайте мне воды! - и Рома зашелся новой партией хохота. Кира тоже сначала лишь улыбнулась, а потом, глядя на Вику начала громко смеяться. - Но, дурочка, разве ты не этого хотела? – спросила она у нее. - Этого? – возмутилась Клочкова, высвобождаясь из ее объятий. – Конечно, этого! В который раз стать посмешищем на глазах у всех! Спасибо, Кир, за понимание. Да как он вообще посмел! Я не такая! Кира! Скажи им всем! Эти дурынды… Стояли, пялились и ржали, как табун лошадей… - Ну, прекрати, Вика, - без тени улыбки сказал ей Жданов. – Это хороший знак, это значит, что для тебя в «Зималетто» еще не всё потеряно. Можешь работать массовиком-затейником на полставки. - К тебе, Жданов, я в последнюю очередь за советом обращусь. Еще посмотрим, кому тут и кем работать, ииии… сколько ему будут платить за это, - мстительно выпалила та. - Андрюш, - обратился к нему Малиновский. – Андрюш… эээ… И тут Жданов заметил, как странно смотрел на него Ромка. Улыбка еще играла на его губах, но была откровенно натянутой, а смех уже прекратился. Он едва заметным жестом указал на Киру и вопросительно поднял брови. Жданов также незаметно отрицательно покачал головой и закатил глаза. Тот кивнул ему, как будто с чем-то соглашаясь. Они были похожи на двух бейсболистов, один готовится кинуть мяч, второй – его поймать. И будто разговор не прерывался этим секундным неловким молчанием, Малиновский продолжил: - Андрюш, я звоню тебе, звоню… Кто приучил тебя не брать трубку? - Прости, Ром, был важный разговор. Откровенно было не до тебя, - полушутя-полусерьёзно ответил Жданов. - А если бы моей жизни что-то угрожало? А ты бы не ответил? Не жалко друга-то? – насмешливо поинтересовался Малиновский. - Ну, Малина, если только полк разгневанных поклонниц… Хотя я думаю, что ты справился бы, - и Андрей широко улыбнулся. И пока Кира была занята разговором с Клочковой, всё еще пытаясь успокоить ее и ободрить, Малиновский наклонился к Жданову и тихо-тихо прошептал: - Я не понял… Ждан… Ты же… - Тсс! Рома… - яростно прервал его Жданов. – Так получилось… Долго объяснять. - Ну, ты даешь! – искренне восхитился Малиновский. – Но ведь утром… - Тихо ты… - Но утром же… - Да, и что? - Ну, это значит, что ты… - Тише говори… - что ты… что Катя… - Малиновский… ты так орёшь, сейчас точно услышат… Они отошли в сторону. - Я думал, что у вас все нормально. И что на совете ты будешь сидеть рядом с ней. И что ты вообще теперь всегда будешь рядом с ней. И тут… такое… Ну, то есть Кира… - Я же говорю тебе, она взяла с меня слово, что это не станет известно… И вот… Он кивнул в сторону бывшей невесты. - Значит, у меня совсем нет надежды… - Это еще почему? - Ты не сможешь выпросить мне местечко в офисе. У тебя нет никакого влияния на нее. Она крутит тобой, как хочет. Да, Павел Олегович, конечно, назначил ее исполняющим обязанности президента «Зималетто» временно. А вот, боюсь, в сердчишке твоём она давно уже гендиректор. И на долго. И пользуется этим. Эх, Жданов-Жданов… - Тебе не придется ничего выпрашивать. Катя отлично понимает, что потрясения компании сейчас не нужны, кадровые перестановки не оправдывают себя. Взгляни на результаты деятельности Воропаева только.., - и Жданов многозначительно покачал головой. – Постой, что ты только что сказал? – опомнился он. - Андрей, при чём тут эта производственная чепуха? Я тебя спрашиваю, почему ты не с Катей? – возмущенно прошептал Малиновский. – И откуда ты вообще знаешь, что она это всё не специально затеяла? Может, она продолжает тебе мстить? - Ээ, нет, Малина. Даже не думай! Я тебя не слушаю… Не слушаю я тебя! – он даже сам удивился, как пугала его эта мысль. – Нет, ну нет же… Да нет! - Позволил ей водить тебя за нос? Слушаешься ее во всем? Катя – прекрасный специалист. Я люблю Катю. Она любит меня. Я дал ей слово, - Малиновский умело передразнил Жданова. - Отстань, Малиновский, я прошу тебя. Отстань от меня и всё! - Нет, ну я не настаиваю! Но возможность-то есть, - крикнул Роман уже вдогонку Жданову. Он оставил позади переговаривающихся Киру и Вику, Малиновского, так и застывшего в легком наклоне. Жданов увлёк за собой поток воздуха и ворвался в конференц-зал так, что бумажки на столе нервно задрожали, как чьи-то белые крылья. Да. Все уже были в сборе. Зорькин, Валерий Сергеевич, Воропаев, адвокаты и родители. Взглядом Андрей нашел глаза Кати и как сквозь вату услышал ее слова: - СозвонИмся, Миш! (с) Филумена Она повесила трубку. - Привет, Катюш. - Привет. Рада тебя слышать. Только… - Я могу тебя поздравить? - Не сглазь. Первый день. Я вся на иголках. А откуда ты узнал? - Я звонил сегодня Юлиане. И… - Нууу, ты что-то недоговариваешь… - Да, признаюсь, я вчера с Еленой Александровной разговаривал. Когда ты не пришла на встречу. - Прости, пожалуйста, Миша. Я… я забыла совсем. Закрутилась с этим президентством… И вообще… Всё так неожиданно, ты понимаешь? - Я… понимаю. Я просто хотел пожелать тебе ни пуха, ни пера. - Ну, и что я должна тебе ответить на это? Как ты думаешь? - Да ладно, Кать, я ВСЁ понимаю. Теперь у тебя такая ответственная должность, работы по горло. - Миша, это не так, как ты думаешь! - Просто пошли меня к черту, Катя. Так положено. - К черту… Но всё равно я… Мне это всё не по душе. - Я еще хотел бы тебя попросить… - Да? - Ты только не пропадай совсем, хорошо? Ты же знаешь, что я всегда буду рад тебя видеть в ресторане. Забегай хоть время от времени. - Я… не понимаю, к чему этот похоронный тон? - Ты всё понимаешь, ты самая умная девушка, самая замечательная. - Вот это-то мне и не нравится. Я сейчас не могу долго говорить, у меня совет директоров. Вся эта рабочая суета. Так что ты извини… - Ну, перестань. Не извиняйся. - Нам надо будет еще поговорить. Позже. - Да-да, обязательно. - В ближайшее время, как только я… ну, разгружусь немного. Тут на самом деле много работы. - Я ни капельки в тебе не сомневаюсь. Кстати, передавай привет Зорькину, Валерию Сергеевичу, и маме. Они тоже могут… в любое время… - Хорошо. Но Миш… - Всё, Катя, всё. Я нормально. - Я перезвоню. Слышишь? Обязательно. - Ага, созвОнимся. - СозвонИмся, Миш! (с) Филумена Жданов ворвался в зал так стремительно, что даже поднял небольшую бумажную бурю на столе. Он вонзил в Катю чернильно-черный сгустившийся взгляд. Она поежилась. Такой яростный, жесткий, многозначительный. К сожалению, а может быть, и к счастью, при таком скоплении народа всё, что ему оставалось, это многозначительные взгляды. Она дернула бровью, как бы спрашивая его, что же такое произошло. Но он уже не смотрел на нее. Его глаза купали в ненависти ее мобильник. Она тут же поняла. Жданов что-то услышал, когда вбежал. Ее последние слова. Это имя. Не то, чтобы она испугалась, но, закусив губу, думала, как можно было поправить положение. Вид у ее возлюбленного стал такой, что несдобровать было не только ей самой, но и всему совету директоров. Ей сделалось страшно даже за мебель, и даже за Воропаева! Вслед за Ждановым в зал вошла Кира и Малиновский. Вика нерешительно замялась у двери с опаской, как на диковинного зверя, поглядывая на Зорькина. В руках ее был поднос с пустыми кофейными чашками. Кира даже не посмотрела на Катю. Малиновский же, напротив, сразу начал глазеть. И почему-то постоянно посматривал на всё еще стоявшего Жданова. Словно ожидал какой-то реакции на его появление со стороны Кати. С нескрываемым интересом, как на корриде. Бык на арене – ваш ход, тореадор! Она с трудом держала себя в руках. Кто тут был бык? Вновь прибывшие начали рассаживаться. Катя выжидательно смотрела на Андрея. - Андрюш, - сказала Кира. – Ты так и будешь стоять? Садись, - она отодвинула стул рядом с собой и взяла его за руку. Он так вздрогнул от прикосновения, что это было заметно не только Кате и Малиновскому, даже Зорькин воззрился на него с видимым интересом. Словно его выдернули из каких-то совсем нездешних мыслей, очень далеких от производственных вопросов. Жданов нервно поправил очки, оглядел весь зал тяжелым взглядом. Неопределенно переступил с ноги на ногу и, вынув ладонь из руки Киры, сел рядом. Он был мрачен. Не смотрел на Катю. Что-то невпопад ответил Павлу Олеговичу, сосредоточившись на крышке стола. Маргарита Рудольфовна обеспокоено посмотрела на него. - Андрей, у тебя всё нормально? Ты не заболел, мальчик мой? – заботливо поинтересовалась она. - Нет, мам, всё хорошо. Почему ты спрашиваешь? – рассеянно ответил он, всё еще пряча глаза от Кати. А она так хотела дать ему понять, что этот звонок и это имя ничего не значат. Тщетно. Оставалось только внушать ему эту мысль на расстоянии. - Ты как-то странно выглядишь, уж не температура ли у тебя? – продолжала Маргарита. - Ну что ты без повода паникуешь, Марго? Андрей, - Павел Олегович жестом призывал сына собраться. Катя тоже встревожено окинула его взглядом. Ну, если уж до этого дошло? - Нет, мама, все в порядке, - выдавил Андрей сквозь зубы, словно через силу. - Мальчик боится, что ему не хватит властных полномочий. Всё расхватают, прежде чем он откроет рот, - усмехнулся Воропаев. – Нервы, всё нервы… - добавил он мечтательно. - Саша, перестань! – строго и раздраженно прикрикнула на него Маргарита. - Кира, пощупай у него лоб, деточка, - попросила она, тут же сменив тон на заботливый материнский. Катя нахмурилась. Она понимала, что это издержки семейного бизнеса. Но это были взрослые люди! Ради чего они все здесь собрались? Теперь только ей надо было встать, согнуться пополам и заявить отцу, чтобы он ее пожалел. К примеру, у нее заболел живот. Или голова. Или… сердце… Потому что Кира встала и приложилась ко лбу Жданова прямо губами, аккуратно зажав его голову в своих руках. Тот мягко отстранился и внимательно посмотрел на Киру. Только что не отмахнулся, как от назойливой мухи. Но Катя... сердце... воды… Дрожащими руками она наполнила стакан и залпом осушила его. Почему он сел рядом, почему пришли они вместе, почему он позволил Кире прикасаться к себе, почему он не смотрит на нее. О! Она сойдет с ума! И эта боль и подозрение никогда не иссякнут. Пока они не признаются… - Всё в порядке? – выдавила она. Пора было прекращать этот лазарет. – Мы можем приступить к обсуждению? - Не раньше, чем я переговорю с вами, Екатерина Валерьевна, наедине, - Жданов резко встал. Он вытянул ее в кабинет буквально силой, крепко схватив за руку чуть повыше локтя. Жданов старался не причинить ей боль. Но всё же видел, как она пару раз недовольно скривилась, то ли от двусмысленности всего происходящего, то ли от боли. Он не стал выяснять. У него было мало времени, и не было настроения. Он был в ярости. Он ничего уже не понимал. Малиновский сказал ему такое, от чего внутри всё мелко дрожало. Только подумать об этом! Это было так неприятно, неожиданно, это не могло быть правдой, и всё-таки какая-то мысль возвращалась снова и снова. Возможность есть. Почему бы и нет? Ведь он почти получил подтверждение. - Андрей… Павлович, я не понимаю, к чему всё это? – озираясь по сторонам, спросила Катя. - Я так не могу, Кать… Екатерина… Валерьевна, - тут же начал извиняться он, хотя не смог смягчить свой голос. - Не нужна эта показуха, это лишний повод дать остальным поговорить. Мне нужна поддержка всех членов совета. И в том числе Киры Юрьевны. Ты… вы мне обещали! – чуть не плача воскликнула девушка. – Вы Кирино лицо видели, когда… вытащили меня из-за стола? - И сделал бы это снова! Хорошо, что ты послушалась и пошла, - облегченно, но жестко выговорил он. – Причем здесь Кира? У нас всё кончено. Только ты не даешь мне об этом заявить открыто… Скажи. Он тебе звонил? Он спросил это неожиданно даже для себя самого. Катя посмотрела на него, подняв голову. - Это всё из-за моего звонка? – без удивления спросила Катя. - Так это ТЫ ему звонила?! – почти с ужасом воскликнул Жданов. – Ну, знаете! Это уже переходит… всякие границы! – он угрожающе покачал головой и подошел к ней так близко, что пуговицы его распахнутого пиджака касались ее груди. - Почему ты так со мной разговариваешь? Я, по-моему, не давала тебе права так со мной говорить! Ты, кажется, не мой отец, вообще не мой родственник. И теперь даже не мой начальник! Даже совсем наоборот! Я не позволю такого обращения с собой! Ты не мой муж, в конце концов! Она говорила не громко, но с большим возмущением. Прижигала его каждым словом. Ты мне никто, ты не смеешь, я свободна. В какой-то момент он даже залюбовался тем, как она могла быть решительна и беспощадна иногда. Сколько в ней было скрытой страсти, достоинства, гордости. И это всё могло бы достаться ему. Нет! Что это он?.. Всё это уплывало из-под рук к какому-то мифическому Мише! И сама Катя была на вёслах. Жданов так хотел бы сейчас не сдерживать свое тело. Возбуждение уже диктовало ему последовательность движений. Провести ладонью по ее волосам, отодвинуть челку со светлого лба. Откинуть локоны с длинной шеи. Дотронуться губами. Только чтобы она продолжала говорить. Поносила его последними словами. Чтобы чувствовать сквозь тонкую кожу вибрацию ее голоса. Чтобы знать, она здесь – под губами, в его власти, и сама - власть. Его солнце, встающее каждое утро. И оно никогда не остынет. Его луна, нет, скорей его медовый месяц. И он никогда не кончится. Но потом он прекратит этот поток слов, чтобы она опять издавала только стоны и повторяла его имя. Шея, грудь, изгибы рук, дрожащие колени, ни одного сантиметра без ласки. Чтобы она забыла все цифры и графики, маркетинговые стратегии и коэффициенты рентабельности, всех Зорькиных и Михаилов на свете. И после он не отпустит ее. Он уложит ее голову на своё плечо, обнимет обнаженное разгоряченное тело, и терпеливо будет охранять ее сон. Не сомкнет глаз. А с утра все по плану – цветы, французские булочки и дымящийся кофе в постель. Обыкновенное среднестатистическое счастье. Неизменно повторяющееся. И не надоедающее. Он очнулся только, когда Катя осторожно, с излишней нежность похлопала его по щеке. - Андрей, что с тобой? – обеспокоено спрашивала она. – У тебя такой взгляд странный. - А? Что? Кать… - опомнился Жданов. - Может быть, ты действительно заболел? – и она приложила руку к его лбу. - Губами, - попросил он без особой надежды. – Сделай это губами. - О боже, - немного раздраженно сказала она. – Андрей, приди в себя, здесь кругом люди, нас могут услышать, сюда могут зайти. - Вчера тебе было всё равно, когда ты уже готова была отдаться мне прямо на столе, - каждое слово, каждое воспоминание пульсировало в его теле новыми волнами желания. Стало горячо, ладони вспотели, руки дрожали. Она посмотрела на его лоб и отвернулась. - Тебе неприятно? – нахмурился он. – Я тебе неприятен? - Ты – нет. Но… почему ты опять с ней? - Встречный вопрос! – с вызовом воскликнул он. – Почему ты звонила… ему? И к чему это заигрывание с Воропаевым? Это всё сводит меня с ума, я не могу себя контролировать. Теперь, когда мы снова вместе, пусть так… наполовину… я никому тебя не отдам. - Это бред. Ты видишь только то, что хочешь видеть. Или то, что тебе подсказывают. Миша сам мне позвонил, слышишь? Сам. Я… Мне… надо… - Надо? Тебе надо? Но твои слова о доверии, о любви? – почти обиженно сказал Жданов. - Всё здесь, - и она указала на левую грудь. Он невесело усмехнулся. Протянул руку и принялся ласкать мягкую плоть через одежду, через Катино сопротивление, пусть и было оно очень слабым. Схватил ее за руки и притянул к себе. Он заявлял свои права. Потом наклонился к ее губам. Был мягок и настойчив одновременно. Она тесно прижалась к нему и сдавалась. Он начинал ей верить. - Катя… Катя… - шептал Жданов. – Скажи... Напрасно… Ой, как напрасно!.. Зачем ты с ним говорила?... - Нет! – крикнула она, стирая его поцелуй и отскакивая от него. – Нет! Ты же сумасшедший… Это вообще не тот Андрей, которого я знаю… - Видели твои глаза, что руки брали, - проговорил он с нежной усмешкой, снова делая к ней шаг. - Нет! Ты сейчас успокоишься, мы… мы успокоимся... И вернёмся в конференц-зал. Нам надо обсудить дальнейшую работу компании… - Конечно, - какие нелепые слова, да хоть бы она уволила его прямо сейчас. - Всё остальное мы обсудим позже. - Обязательно, - уж он об этом позаботится. - Вечером, ночью… Когда пожелаешь… - Как же я теперь успокоюсь?.. - Ты мне нужен. И не только это странное неуправляемое существо, не дающее мне покоя. - Да? – он взял ее руку за мизинец. - Да… Еще мне нужен тот умный решительный Жданов, который был моим идеалом в работе. - Был? - Ну не мучай ты меня! - Хорошо. Как скажешь. Я готов, Екатерина Валерьевна. Всё, чтобы скоротать время до вечера. Но я не смогу смотреть на тебя, - признался он. - Потому что если посмотрю, я не удержусь от соблазна поцеловать тебя в шею. Она поцеловала кончик указательного пальца и прижала его к губам Жданова. Вытерла следы помады с его щеки. Потом вышла в конференц-зал. Он чуть задержался, чтобы успокоиться. «Ты не мой муж, в конце концов!» - эхом звучало в его голове. Он нахмурился. Покачал головой. А потом его лицо просветлело, будто бы он нашел одно прекрасное и единственно верное решение. - Ну, конечно… Вот кретин! - …И нам придется нарастить производственные мощности путем скупки убыточных предприятий. Я надеюсь, что государство поможет нам получить кредиты на выгодных условиях. Именно так мы сможем получить стабильный доход и дополнительные средства для выхода… из кризиса. Я также готова предложить… В любое другое время Малиновский бы откровенно скучал от речей и планов, обсуждавшихся на совете. Но сегодня он будто сидел в цирке на представлении. И кого тут только не было. И клоуны. Это Вика разлила минеральную воду прямо на брюки Зорькина, когда он попросил у нее стаканчик. И дрессированные пудели, голубые щенки. Это Кира всё уговаривала Милко не реагировать так бурно на каждое новое предложение Пушкаревой. «Сидеть! Лежать! Ну, иди сюда, скушай сахарку». И слоны. Как два мастодонта Ждановы-старшие терпеливо внимали информации, только переглядывались изредка. Им хватало одних взглядов, чтобы понять друг друга. И эквилибристы. Сама Кира балансировала под куполом на тонкой ниточке между неподдельным интересом к обсуждению и раздражением к Кате, желанием высказать свои предложения и нежеланием находится в одном помещении с Пушкаревой. И шпагоглотатели. Воропаев наглотался их где-то, а теперь выдавал одно за другим острые, как лезвия, замечания. Не хватало только Кристины для легкого искрометного, немного сумасшедшего конферанса. Малиновскому даже ничего не хотелось делать, вставлять какие-то реплики. У него были самые лучшие места, чтобы с интересом и ничего не упуская, наблюдать за происходящим. Его отвлекал только Жданов. Время от времени взгляд его друга недвусмысленно затуманивался, он подпирал голову рукой и так бессовестно пялился на Пушкареву, что Малиновскому просто стыдно за него было. Он уже устал подталкивать Андрея локтями под бок, чтобы тот особенно не забывался. Кира уже несколько раз смотрела на Жданова с нескрываемой мукой. К тому же траектория взглядов Андрея была самая разная. То на губы посмотрит, то в глаза, то на грудь, то на руки, то откинется в кресле и уставится вообще на ноги. И улыбается как дебил, чуть ли не со слюной в уголках рта, бормочет что-то себе под нос. Даже Катю это сбивало, когда она встречалась с ним взглядом. Тогда ее уверенный голос терял свою громкость, и она слегка запиналась, теряла мысль. «Уж что-то, а посмотреть ты, Жданов, можешь, гад!» Ромка даже завидовал ему в этом иногда. Когда они вернулись со своего тет-а-тет в президентском кабинете, Малиновский не увидел ничего странного во внешнем облике Кати. Даже косметика не особо пострадала. Но все-таки щеки ее раскраснелись. Целовались. Ну, скорей всего Жданов снасильничал! Это уж непременно. Чтобы Катя позволила себе подобное в двух шагах от родителей Жданова, от Воропаевых, от конференц-зала, полного народу? Малиновский, это утопия. И Роман заметил пристальный ненавидящий взгляд Киры. Она явно тоже что-то почувствовала. Бедная, бедная Кира. Бывшая невеста, если бы только знала, что делал сегодня ночью твой бывший жених. Малиновский с доброй жалостью посмотрел на девушку. «И чего только Жданову нужно было?» - подумал он. – «Спортсменка, комсомолка, активистка и просто красавица!» И жалость медленно перешла в любование. - Я думаю, что предложение дельное, - высказался Павел Олегович после того, как Катя закончила говорить. Малиновскому показалось, что она мысленно отерла пот со лба. Хоть она и не позволила себе улыбнуться в открытую, слова Жданова-старшего ее подбодрили. Она смотрела более уверенно. - Возможно, - сдержанно согласилась Кира. - Но кто же будет этим заниматься? Нам придется привлекать еще одного сотрудника. Необходимо составить список предприятий, произвести их осмотр, договориться с властями и с банками. Это большой фронт работ. - Я готова заняться этим, - Пушкарева снова встала. – Составить первоначальный план. Список уже имеется. Его было не трудно сформировать. После планирования будет легко распределить полномочия между сотрудниками. Андрей… Павлович… И Роман Дмитриевич… показавшие себя с таким успехом на производстве… Насколько я понимаю, ускоренный план выпуска текущей коллекции – ваших рук дело? – обратилась она к обоим менеджерам по производству. Но Жданов, казалось, не услышал ее. Всё молчал и смотрел, смотрел и молчал. Рома толкнул его под столом ногой и ответил: - Ну, это, Катерина Валерьевна, громко сказано. Целиком и полностью его, - и он указал на Жданова. Тот поправил очки за дужку и смущенно улыбнулся, не сводя глаз с Пушкаревой. Немного даже зарделся. - Ну, теперь это не имеет значения. Коллекцию всё равно не удастся выпустить раньше срока… из-за поломки станка, - и он поверх очков посмотрел на Воропаева. - Это не важно, - отрезала Пушкарева. – Главное, воля к победе, и стремление оптимизировать работу компании. Жданов снова посмотрел на Катю и так тепло улыбнулся ей, что сидящий рядом Малиновский даже взмок. - Что это значит? Что вы переводите Андрея и Романа с производства в офис? – с легким вызовом произнесла Кира. - Дааа… - нерешительно начала Пушкарева. – Они понадобятся мне здесь. Вы что-нибудь имеете против? Малиновский замер. Такого оборота он не предполагал. В общем-то, он ждал, что его хотя бы не уволят. А вот о возвращении он и не помышлял. Ах, Ждан, хорошо потрудился… А Катька-то отходчивая. Надо ж было! Ведь обидел он ее страшно, на всю жизнь обидел. А она… И сердце его зашлось от умиления. Кира долго молчала. - Пожалуй, нет. Только… куда же вы их поместите? Было немного странно и неловко, когда о тебе говорили в третьем лице и вот так распоряжались твоей судьбой две девчонки. Но горе побежденным!.. Молчи и слушай. - Почему бы вам не вернуться в кабинет Романа Дмитриевича? – спросила Катя, глядя на Жданова. Он оглянулся на Малиновского и охотно кивнул: - Это было бы очень удобно. Мы… согласны. Роман выдохнул. Падая с крыши стоэтажного здания и пролетая мимо надписи «двадцать восьмой этаж», он подумал: «Ну, еще можно жить!» Жданов вытягивает ноги под столом и расслабляется. Катя… Катенька… Катюша. Как в старые добрые времена. Она говорит умные слова. Перекладывает важные бумаги. Она решит все вопросы. Он поможет ей. Кто теперь у кого в помощниках? Эх, Палыч-Палыч. Знал ли ты, когда она впервые вошла в твой кабинет, что этой девушке ты будешь готов ноги целовать? Да что там ноги? Следы ее ног! Он слушает течение ее приятного голоса, и в каждой фразе ему слышится только одно: «Я люблю тебя». «А очень?» «Очень». «Я тоже». Каждый звук цветет в воздухе диковинными заморскими цветами. Спокойствие и уверенность в том, что это не прекратится. И нега в теле, которое уже предвкушает будущее наслаждение. Волна дрожи и нетерпения поднимается от коленок вверх, задерживается внизу живота и растекается в голову, в руки, в каждый палец. Вечером, ночью, уже сегодня. Округлости ее тела, каждая складка, каждый изгиб – он мысленно гладит и ласкает их, руками, губами, языком. А ради чего все эти нелепые приспособления созданы? Если бы она заглянула сейчас в его мысли, смогла бы она говорить также складно и дальше? Страсть смеется над интеллектом, вспоминает он. Да уж, и гомерическим смехом. - Мы должны искать новые пути для преодоления кризиса. Пора менять стратегию фирмы, отношение компании к покупателям, модельный ряд. Я предлагаю… Кира чему-то возмущается, но Жданов даже не прислушивается к ее словам. Он смотрит на то, как двигаются губы его любимой. Вот смокнулись и разгладились. Вот приоткрылись, освежаемые быстрым движением язычка. «Я люблю тебя». Он смотрит на часы. Прошел всего час с небольшим с тех пор, как он последний раз прикасался к ней. И тело просит новой дозы, уединения, тишины и вздохов. Он даже не чувствует, как Малина пихает его под столом, больно наступая ему на ногу. Жестами осторожно показывает, что не надо так откровенно глазеть на Катю. Что он там говорил? Посмел сомневаться в ее правдивости? Но ведь это невозможно. Она принадлежит ему. Она сама отдалась ему. Она любит его, наконец. Что было раньше в его жизни, ради чего он жил? Вставал по утрам. Дышал. Ел деликатесы. Пил дорогие аперитивы. Посещал самые модные клубы. Встречался с самыми блистательными женщинами своего круга. У него была компания и уважаемая должность в ней. У него была невеста. У него были любовницы. У него были мимолетные страсти, которые успокаивались после одной бурно проведенной ночи. Где сейчас его спокойствие? Почему ему всего мало? - Я не собираюсь поддерживать это, - выпаливает Кира в ответ на предложение Кати. – Это предательство по отношению к нашему имиджу. - А О чём это вы говОрите? – интересуется Милко. Его лицо сведено в гримасе отвращения, руки скрещены на груди. – МЕня никто не хОчет спрОсить? Что я об этом дУмаю? Я не нАмерен… Отец протирает глаза, устало взглядывая на Жданова. Отец молчит, и не ясно, поддерживает ли он одну девушку или вторую. Все ждут, смотрят, что произойдет. Милко нудно причитает, наклоняясь к Кире. - Кира, Милко, это предложение не лишено смысла. Призыв вполне обоснованный. Станем демократичнее к клиентам. Тем самым сможем расширить их круг, - медленно, со значением говорит отец и смотрит на него. – Андрей, что ты думаешь по этому поводу? Ты всё молчишь-молчишь… Что-то надумал? Он даже теряется в какой-то момент. Совершенно не ожидал от отца, что тот вплетет его в разговор. Да, не Катенька, а папа прочитал его мысли и приказал не отвлекаться. Павел Олегович уже давно поглядывает на него. Может, догадался, как Жданов сейчас далеко?.. Вернее глубоко… Он набирает воздуха в грудь и придвигается к столу, чтобы принять более рабочую позу: - Я поддерживаю Екатерину Валерьевну. Видите ли, я согласился с ее назначением и обязался помогать ей всесторонне. Новый, близкий к широкому потребителю стиль продаж будет нам только на руку, - он часто кивает и смотрит на Катю. Та незаметно пропускает улыбку. - Еще бы, другого я от тебя и не ждала! – резко говорит Кира. – Имидж компании давно сформирован. Не нам с вами его менять. Это отрицательно скажется на впечатлении от работы компании у преданных, старых клиентов. - Рискнуть можно. Иначе мы потеряем и старых клиентов тоже, ты не боишься? – он парирует выпад Киры. Она волнуется и очень раздражена. Руки теребят золотой паркер. Она не может смотреть ему в глаза. Щеки краснеют пятнами. Кира говорит: - Ты и… Екатерина Валерьевна теперь можете ввязываться в любую авантюру. Вам не привыкать! Но я это не поддерживаю. - Кирочка, успокойся, деточка, - мягким материнским тоном говорит Маргарита. – Мальчики знают, как лучше. Жданов видит, что причиняет Кире боль, но это не зависит от него. Она бесится только потому, что он вместе с Катей, что он за ней, что он рядом. Все равно, говорит ли он про работу. Кира подозревает. И не без повода. Если двое любят друг друга, всегда найдется кто-то третий, кто будет страдать. Закон жизни. Он виноват. Но, снова вспоминает он, страсть еще и абсолютно эгоистична. Ему не дела до чужих мучений. Мало ли он сам страдал? - Есть мысль поставить этот вопрос на голосование, - предлагает Катя. Право, она слишком терпима к Кире, несмотря на видимое к себе предубеждение той. - Это ни к чему. Я знаю, что проиграла, - сдается Кира. – Но учтите, Пушкарева, я буду строго контролировать этот процесс. - Вот именно вам я и хотела поручить это, - мягко улыбается Катя и у Киры нет слов. Какая же она разумная, возлюбленная его. Воропаев поднимается, собирает вещи, засовывает в карман мобильник, берет папку под мышку. - Я не намерен больше наблюдать этот маразм, - ленивым, скучающим тоном выдает он. – Я ухожу. Павел Олегович, не в моих принципах критиковать вас. Но в данном случае я думаю, вы совершаете большую ошибку, позволяя им претворять в жизнь их сумасшедшие бизнес-теории. Он козыряет и подходит к двери. Жданов кривит губы. Сашка ему неприятен сейчас как никогда. Надутый павлин. Делает вид, что ему доступно тайное знание. А на самом деле облажался по полной. - Я принимаю твоё предупреждение. Но тебе давали возможность поправить дела. А вместо этого ты предпочел… - он приостанавливается и кивает, - предпочел вернуться на государственную службу. - Я удаляюсь. Кира, пока, - он возвращается чмокнуть сестру в шею. – Я надеюсь, ты сообщишь мне об исходе совета. Хотя… я не думаю, что произойдет что-то из ряда вон. Екатерина Валерьевна, - кивает он Кате. – Большой брат смотрит на вас, - и грозит ей пальцем. Дверь за ним закрывается. Жданов думает, чем он может сильно удивить Воропаева. И собирается с духом. Жданов-старший внимательно всматривался в лица всех присутствующих на совете. И был весьма недоволен. Кира была явно раздражена чем-то, мало рассуждала, больше действовала на эмоциях. Катя была суха и деловита, но иногда неуверенно спотыкалась. Александр внес неприятное оживление, когда нарочито театрально встал и покинул конференц-зал, выказав полное неуважение к новому президенту. Павел Олегович мог бы понять такое отношение, если бы молодой Воропаев был смещен несправедливо, на пике карьеры. Но ему не стоило так себя вести после собственного фиаско. Роман Дмитриевич, который, впрочем, никогда особо серьезно не воспринимал собрания акционеров, молчал. Вид у него был такой, словно он пришел по контрамарке на политические дебаты. Смотрел, вроде было местами интересно, но он молчал, явно ждал исхода борьбы. Милко в штыки воспринимал все предложения нового руководства просто из-за своей хвалёной гениальной вредности, и еще потому, что Пушкарева ему никогда не нравилась. Да, ему было трудно смириться с девушкой, которая несмотря ни на что проявляла решительность и силу. Даже несмотря на более чем обидные замечания талантливого дизайнера. Отец и друг Пушкаревой, на привлечении которых к работе компании она настаивала, пока отмалчивались. Видимо, чувствовали себя не в своей тарелке. Конечно, старые члены совета не очень-то располагали к себе. Один Павел Олегович сделать ничего не мог. Он не смог убедить в правильности своего решения даже свою жену. Маргарита, конечно, согласилась с ним. Но это было только видимое согласие, в душе она его не поддерживала. Согласия и объединения не было в этом зале. Радовало хотя бы то, что Катя не собиралась сдаваться. Упорно и терпеливо она пыталась всем показать эффективность предлагаемых перемен. Жданову-старшему Катя откровенно нравилась. Ее мягкая манера убеждать, ее тонкая игра на тщеславии и честолюбии, ее взвешенные аргументы в пользу собственных предложений, уверенная подача материала. Уж она-то не допускала недоделок и непроверенной информации. Почти идеальный руководитель, даром, что такая молодая. И женщина. Павел Олегович мысленно тяжело вздохнул. Если бы можно было избежать этого, не приглашать Пушкареву на пост президента, если бы было иное решение!.. Он сам стал бы во главе компании. Но к этому моменту Жданов-старший уже получил урок. Упорство и стремление вверх, сила и рвение были ему уже заказаны. Он, конечно, не списывал себя со счетов бизнеса, но шагать семимильными шагами современных молодых дельцов, возможных конкурентов компании, он бы уже не смог. Ничего, Павел Олегович был уверен, что Кате удастся воплотить свой план, очень и очень перспективный. Он еще раз оглядел зал. Всё складывалось не очень гладко. Но больше всех его беспокоил собственный сын. Андрей, в отличие от остальных, сразу заявил о своей приверженности плану Кати. Но что-то было в этом фальшивое. Что-то не давало Павлу Олеговичу покоя. Иногда он читал такое отсутствующее выражение лица у сына, что диву давался, как тот еще мог впопад отвечать на внезапные вопросы отца. Мечтательность и романтизм, неуместные в данный момент. Взгляд, подолгу задерживающийся на Екатерине Валерьевне. Тяжелые вздохи, ленивые движения, закушенная нижняя губа, неопределенная улыбка. Он только и делал, что менял руки, подпирая подбородок. Жданов-старший вырвал из маленького ежедневника лист бумаги написал короткий вопрос «Андрей, что с тобой происходит?» и передал записку сыну через Малиновского. При этом Павел Олегович не спускал с Андрея глаз. Вот Рома толкнул его под бок локтем. И пребольно. Жданов-младший поморщился, потирая ушибленное место. Посмотрел на друга с немым удивлением. У него было лицо человека, которого разбудили в быстром сне. И сновидение было приятным, только вот к реальности не имело никакого отношения. Малиновский передал ему листок. Сын, разворачивая его, одними губами задал вопрос «что это?». Потом прочёл записку и сразу же вскинул глаза на отца. Он немного смущенно улыбнулся, и пожал плечами. «Что ты имеешь в виду?» - спрашивал его взгляд. Жданов-старший кивнул в сторону Пушкаревой и вопросительно поднял брови. Его сын посмотрел в ту же сторону. И снова появилась эта странная дымка в глазах, неделовая нежность и внимание. Но не к словам. Да он просто получал удовольствие, глядя на нее! Раньше отец замечал такое выражение лица у сына только в неформальной обстановке и только когда рядом была Кира. Андрей тут же перевел взгляд на отца. И снова улыбнулся. И незаметно для окружающих указал на Катю, а потом поднял большой палец. «Она просто класс, отец!» - как бы говорил он. Она? Что она? То, что она говорит? То, что собирается сделать? Или то, как она выглядит? То, какой она стала? Павел Олегович посмотрел на Пушкареву еще раз, внимательно. Да, девушка изменилась. Стала более модной, более стройной, более уверенной в себе. Пугливый зверек, в редкие моменты поражающий своей деловой хваткой, превратился в настоящую леди. Бизнес-леди. И вместе с тем она не потеряла своей мягкости и трогательности. Раньше она нравилась Жданову-старшему за свой ум и сообразительность. Теперь он понимал, что она может нравиться и как женщина. А умная женщина может нравиться вдвойне сильнее. Но Андрей? Нет, этого не могло быть! Он же собирался жениться на Кире… Свадьба расстроилась. Однако Маргарита уверяла его почти каждый раз, когда они заговаривали о детях, что это временные трудности. Они просто проверяют чувства друг друга. Андрей так свыкся со своим холостым положением, рассуждала она. Ему нужно было время, чтобы принять мысль о женитьбе. Кира прекрасная женщина. Идеальная кандидатура для их сына. Умная, красивая, добрая. Кто же еще, как не она, имеет право стать женой Андрюши? Жданов-старший не был слеп. Со временем отношения между Кирой и его сыном не становились лучше. Даже наоборот. Может быть, дело было вовсе не в привычке Андрея к холостой жизни, а просто в том, что он не любил Киру? И любил кого-то другого? И любил он… И Павел Олегович вновь проследил за сыном. Он смотрел на Катю, та возвращала ему взгляд. Такой же теплый и нежный, такой далекий от всех производственных вопросов на свете. И на какой-то момент Жданов-старший сам перестал слышать и видеть что-либо вокруг себя, кроме этого безмолвного диалога глазами. Если бы он умел, и это было бы уместно, он бы присвистнул. Я больше так не могу. Я этого не вынесу… Смотрят друг на друга, а такое ощущение, будто за руки держатся. Неужели это всё? Неужели конец? Только не подать виду. Спина прямая, руки перед собой, голос спокойный, говорить только по делу. Не нападать на Пушкареву! Нападать на ее план! Я не должна… Кира крепко сжала пальцы в кулаки, снова заметив пристальный взгляд Андрея на Пушкареву. Он, практически не отрываясь, смотрел на нее. И этот блеск в глазах мерцал, как луч света на лезвии ножа, которым Жданов резал душу Киры. Девушка тяжело вздохнула и сосредоточилась на том, что говорит и.о. Изменение стратегии. Новая политика. Новое отношение к клиентам. Новые клиенты. Всё мертвое, всё не по делу. Вот если бы сейчас Пушкарева просто сказала: «Я вернулась украсть у тебя Жданова. Взять его. Каждую минуту, каждое мгновение. Он живет и дышит только для меня. Отойди. Не борись. Бесполезно». Тогда боль и ревность набросились бы на Киру большим голодным зверем, чтобы терзать ее внутренности и мозг. Но потом это прошло бы. Наверняка прошло. Должно было бы пройти. Ведь он никогда не смотрел на нее вот так, с такой любовью и нежностью. Никаких сомнений уже не осталось. А значит, не было и надежды. Сейчас она еще жива. Вокруг люди. Она их видит. Слышит их разговор. Но что будет потом, когда рабочий день закончится? Она сядет в машину. Взревет двигатель. Кира доедет до своей квартиры, запрется в ней и… Что? Что дальше? Тишина? Его чемодан у кровати, аккуратно собранный? Потом пьяный омут? Жизнь без него? Для чего жить? Список телефонов в справочнике, как список кандидатур, кому можно было бы себя предложить, кем можно было бы заполнить пустоту, разорвать тишину, быть кому-то нужной. О, как же она боялась ненужности! И никак не могла представить рядом с собой других мужчин. Андрей – самый лучший. Она никогда не найдет ему замены. Всё остальное – такое нелепое, собрание качеств, лишь приближенных к идеалу. Руки, ноги, голова, мысли, желания, возможности. Но не его. О, как же она боялась бесполезного сравнения! Она начнет думать о том, что они сейчас вместе, целуются, лежат в постели. На тех же простынях, на которых раньше Жданов любил ее. Говорят о простых житейских вещах. Пушкарева готовит ему завтрак, он подходит к ней сзади, обнимает ее и целует в шею. Эти мысли исправно работающей дрелью будут сверлить ее разум день за днем. На работе, на отдыхе, когда она будет засыпать, и когда будет просыпаться. О, как же она боялась бессильной ревности! Пусть Кира будет окружена мужчинами, пусть у нее даже появится постоянный поклонник, но на самом деле она на всю жизнь останется одна. Сторожить былую любовь. Она обречена. О, как же она боялась такого одиночества! Она поймала на себе встревоженный взгляд Малиновского. Он смотрел на нее, слегка сдвинув брови. И когда она встретилась с ним глазами, Рома покачал головой и дернул губами, как бы призывая ее улыбнуться. Что-то понял по ней. Неужели ей не удается скрывать свои мысли? Но, наверное, всё проще. Жданов уж точно поделился радостью со своим другом. Иначе эту странную заинтересованность не объяснить. Наверняка Малиновскому было известно что-то, о чем она могла только догадываться. Потому-то он с таким вниманием и следил за Кириной реакцией. Ей оставались только подозрения, страшные картины измены Жданова. Хотя никакой измены не было. Он просто любил Пушкареву. - Кира Юрьевна, Кира Юрьевна, что с вами? – услышала она ненавистный голос. - Что? Я.. Вы что-то спросили? – очнулась она. - Я всего лишь хотела узнать ваше мнение по поводу расширения размерного ряда, - Катя смотрела на нее с долей заботы, которая взбесила Киру еще больше, чем обычная холодность. - Моё мнение? Моё мнение. Вот оно. Хватит притворяться. Но видно же всё! Имейте совесть, скажите всем. Андрей…

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:48 ]
Заголовок сообщения:
Андрей… Выдох застрял где-то в районе горла. Закупорил рот шершавой горячей пробкой. Катя схватилась за край стола, чтобы не опрокинуться обратно. Как разряды молний летали по залу взгляды. Кира смотрела то на нее, то на Жданова. Тот резко поднялся и успокаивающе просмотрел на Катю. Он как бы говорил ей «тихо, всё в порядке». Но Кира была готова на крайности. В ее глазах Катя заметила блеснувшие слёзы. Холодное оружие? Почему бы и нет! Еще один острый взгляд от Жданова. Настороженный – от Малиновского. Молчание. Всё длилось доли секунды, но Катя вдруг почувствовала себя неимоверное уставшей. - Кирочка, девочка моя, что с тобой? Тебе нехорошо? - раздался внезапно перепуганный голос Маргариты Рудольфовны. – На тебе лица нет! Рома, подай же ей воды. Андрюш, ну держи же ты ее, она сейчас в обморок упадет. - Нет, постой, мама, - твердо произнес Жданов. – Ты что-то сказала, Кира? Договаривай. Катя хотела прервать этот допрос. Но слова не шли, голос пропал, на грудь давила бетонная плита стыда и страха. Она только умоляюще глянула на Жданова, но тот был непреклонен. - В чём мы должны признаться? – спросил он тихо, пока все недоуменно глазели на эту сцену. Катя только заметила, как Кира тяжело вздрогнула, когда он произнес твердое «мы», будто ударил наотмашь. Андрей наклонил голову низко-низко и исподлобья смотрел на Киру. Еще немного и она разрыдается прямо на глазах у всех. Катя впервые молила о силе для враждебной ей, чужой женщины. Малиновский налил воды в стакан и неуверенно, немного смущенно протянул его Кире. Но та даже не заметила этого жеста заботы. Она все еще переводила безмолвный взгляд со Жданова на Катю. - Кира, ну договаривай же, - прервал напряженную тишину Павел Олегович. – Мне показалось, или ты собралась в чем-то обвинить Андрея и Екатерину Валерьевну? Голова Жданова дернулась по направлению к отцу. Он посмотрел на него несколько странно. Катя вдруг испугалась, что слишком уж двусмысленно прозвучала его фраза. Возможно, вскоре им уже не придется признаваться в своей любви? И так все уже в курсе. Колька, Малиновский, Кира. И Павел Олегович явно что-то подозревал. Теперь стоило только сказать отрывистое «да», и остальные догадаются. Но тут был папа. Папа. Что он скажет?! - Екатерина Валерьевна… со всем уважением к вам, Павел Олегович, здесь только временно. Ее действия должны… вывести компанию из кризиса. Но нововведения, которые она предлагает, будут иметь… продолжительный резонанс. Не уверена, что положительный во всем. Я бы попросила ее не забываться... А тебя, Андрей, не защищать так оголтело прожекты бывшей секретарши. Это выглядит, по меньшей мере, странно. Как будто вы сговорились. Против «Зималетто»… - и Кира замолчала. Катя облегченно выдохнула, к телу возвращалась чувствительность. Горячая испарина, покрывшая лоб, остыла. Потом девушка переглянулась со Ждановым и украдкой оглядела всех присутствующих. Черты Андрея разгладились. Он снова стал спокоен. И даже снисходительно усмехнулся, будто это и ожидал услышать. «А ты, что, сомневалась, что ли, а, Катюш?» Хмурился только Павел Олегович. Но было непонятно, почему? Папа, посмотрев на нее, пожал плечами. Уж он-то ничего не понял. - Возможно, ты плохо поняла, Кира, - сдержанно начал Жданов-старший. – Я буду контролировать процесс через еженедельные отчеты. Ты, конечно, можешь подозревать Андрея в каком-то злом умысле или невольном недомыслии. Он уже дискредитировал себя однажды. Но во мне ты можешь быть уверена. Я такого не допущу. Екатерине Валерьевна же я доверяю даже больше, чем собственному сыну. - Я думаю, нам необходимо говорить конструктивно, безо всяких то да сё, - почти весело произнес Андрей и вышел из-за стола. – И считаю, что даже голосованию не стоит подвергать этот новый пункт в стратегии компании. Я хотел бы внести свои предложения по поводу повышения доходности фирмы. Я тут кое-что приготовил. Вот, прошу обратить внимание. Жданов подошел к доске и вывесил на ней аккуратно вычерченные графики и схемы. Никакой суетливости. Он вел себя настолько достойно, что Катя поразилась его выдержке. У нее самой еще тряслись поджилки. Всё выглядело именно так, как должно было. Андрей выносил новый вопрос на обсуждение, а вовсе не пытался отвлечь внимание всех от невольного срыва бывшей невесты. Проходя мимо нее, он как бы случайно задел ее плечо своей рукой, только для того, чтобы девушка посмотрела ему в глаза. В какой шпионской школе его научили так скрывать свои эмоции? Ведь в глубине его взгляда бушевала такая буря, что знаменитая встреча в кафе «Элефант» постыдно меркла. «Конец собрания. Только ты и я. У меня найдутся слова, чтобы убедить тебя. И чтобы ты разрешила мне назвать тебя своей. Чтобы больше никто не заставлял нас ходить по канату над пропастью людского осуждения. В этом нет ничего постыдного. Кать, чьё мнение для тебя важней, в конце концов? Не помню, когда я в последний раз тебе говорил?.. Ну, лишним не будет – я тебя люблю». Кира нарочито громко бросила ручку на стол. Но смолчала. Она не поднимала глаз от стола. Кате было ее по-настоящему жалко. Но она ничего не могла поделать. Любовь это такое число, которое на три не делится. Маргарита Рудольфовна хотела попросить сделать хотя бы небольшой перерыв. Честно говоря, она вообще не собиралась так долго присутствовать на совете директоров. Необходимо было проследить за этой выскочкой, бывшей секретаршей ее сына. Но вникать в дела она не была намерена. А теперь голова побаливала, так что рука привычным жестом тянулась к виску. Она все меньше понимала слова, всё отвлеченней следила за происходящим. В зале чувствовалось гигантское скопление отрицательной энергии. Будто за столом сидели не люди, а одинаково заряженные магниты – плотным невидимым шариком между ними перекатывалось раздражение. В такой обстановке она решительно не могла соображать! А ей надо было подумать. К тому же Кирочка ее так напугала, так напугала! Так побледнела вся, так почернела как от горя прямо на глазах. Маргарита Рудольфовна теперь очень сомневалась, что отношения между ней и Андреем наладились. Тот почти не смотрел на Киру. И его совсем не взволновало то, что происходило с ней. Ни слезы в глазах, ни этот странный полускандальный выпад. Более того, он во всем поддерживал эту ужасную женщину, которую по каким-то только ему известным соображениям, Жданов-старший назначил и.о. президента компании. Уму было непостижимо! Еще вчера она попыталась убедить своего мужа, что решение его было скоропалительным и неверным. Лучше бы он выбрал Кирочку, или даже этого несносного Малиновского. Уж, по крайней мере, Роман был давним другом Андрея, контролировать его было бы легче. Павел говорил ей буквально с пеной у рта, что требуется не номинальный руководитель, но способный. Она качала головой, делала вид, что слушала его и думала. О бедной Кирюшечке, о бедном своем Андрюше, запутавшихся, потерянных детях, оказавшихся в руках опытной матёрой интриганки. Этой Пушкаревой. Теперь эта Екатерина Валерьевна, еще недавно выгнанная с позором из компании, почистила перышки и триумфально вернулась. С новым планом, как окончательно прибрать «Зималетто» к своим рукам. Маргарита конечно же согласилась со своим мужем, но только для виду. На самом деле, на душе у нее было ой как неспокойно… Она стояла так прямо и говорила так уверенно, что у Маргариты Рудольфовны не осталось никаких сомнений в ее коварных замыслах. Только подумать! Она могла убедить даже Киру в том, что Андрей был в нее влюблен. В нее?! Даже сейчас, в модном платье, с новой прической, с макияжем, она не смогла бы привлечь ее сына. Кто угодно. Кто угодно, только не Пушкарева. В ней не было шика, блеска, воспитания, манер. Куда ей было тягаться с Кирой, умной, доброй, красивой, всегда поддерживающей Андрея?!. Жданов встал и подошел к доске, которая висела прямо за спиной у Пушкаревой. И на какой-то короткий миг Маргарите Рудольфовне стали видны глаза сына, вернее, выражение, в них застывшее. Он одарил эту пигалицу нежным и любящим взглядом, задержался на губах, пробежался по волосам и как будто с сожалением отвел глаза. Лукавая полуулыбка пряталась в складках его рта. И она с ужасом заметила, что Пушкарева отвечает на эту улыбку и тоже смотрит на Андрея взглядом, полным талого снега. Маргарита Рудольфовна чуть не задохнулась, пытаясь сдержать возмущение. Неужели это продолжалось? Неужели ее сын все еще был очарован сомнительными прелестями этой кокетки? И игнорировал Кирочку? Не обращал внимания на слова собственной матери? На ее увещевания? На здравый смысл, наконец? Неужели Пушкарева смогла так крепко привязать его к себе? Ведь ее не было так долго. Она, как мать, думала, что знает собственного сына. Надеялась, что если и было какое-то мимолетное чувство, оно уже прошло. Под давлением времени и обаянием Киры. О, боже! Скольким в этом зале было известно об этом? Ее родственникам? Ее ужасному отцу? Ее нелепому другу? Паше? Нет. Нет и нет! Это было ужасно и не должно было стать достоянием общественности. Это был бы такой позор. Знакомым придется объяснять, где же теперь Кира, и кто это такая рядом с их сыном. Им придется знакомиться с ее родителями. Посещать их с визитами. Справлять с ними семейные праздники. Мирится с их привычками и всегда ждать подвоха. Или еще, к примеру, придут они в ресторан, а Пушкаревы сядут напротив, закажут при тебе домашнюю лапшу, да и начнут ее кушать! Стыд и позор. Пятно на ее светской карьере. Паша не выдержит. У него слабое сердце. Она сама не выдержит. Эти дети вгонят их в гроб, и будут танцевать на их могиле. И тень кружевного катафалка замаячила на горизонте. Маргарита Рудольфовна громко сглотнула, прижав к губам белоснежный платок. Она промокнула им выступившие бисерины пота на лбу и с отчаянием чувствовала, как щеки краснеют уже сейчас. Ее откровенный широко открытый взгляд на Андрея взволновал мужа, сидевшего рядом. - Марго, - услышала она. Павел Олегович наклонился к ее уху и шептал. – Ты так внимательно слушаешь, но видимо не одобряешь. - А? Что? Паш, мне что-то нехорошо… Не пора ли прерваться? Минут на тридцать. Голова что-то разболелась… Видимо, давление. Он коротко кивнул и сделал знак рукой Андрею. Тот прекратил говорить и посмотрел на мать. - Андрюш, я бы… хотела… немного передохнуть, - попросила Маргарита Рудольфовна. - Да, конечно, мам, как скажешь, - сын приблизился к ней и заботливо взял за руку. За его плечом Маргарита Рудольфовна увидела Пушкареву. Она даже соблаговолила сделать вид, что волнуется за нее. Сейчас она любила несчастную уродину также мало, как та, по мнению Маргариты, любила ее. Артистка погорелого театра с арсеналом отвратительных приспособлений, посмотрите на нее! Может, показалось? Воропаев вышел из конференц-зала, и лицо его тут же изменилось. Улыбка, которую он только что дарил своей сестре, медленно сползла с его губ. Он прислонился спиной к двери, которую только что захлопнул за собой и закрыл глаза. Он был в бешенстве. Как, ну, как Павла Олеговича угораздило перепоручить все дела этой… этой… Пукарррррёвой? Как он мог допустить, чтобы она привела в компанию своего дружка и папашу? Почему на всё это спокойно смотрела Кира и Маргарита Рудольфовна? Хотя, он сам себе горько усмехнулся, разве они могли что-то сделать? Ведь Жданов встал грудью за свою ручную обезьянку, Павел Олегович закрыл глаза на ее прошлые проступки, а у него самого не было права голоса. Он его… в карты проиграл. Если бы Воропаев был чуть решительней, точно послал бы киллера к Ветрову за то, что тот втянул его в эту азартную авантюру. Подумать только! Он сам всегда людьми вертел. Как ложкой их мешал в большой кастрюле. А теперь вот пришлось выбираться из самого центра водоворота. Хорошо, что ноги и руки остались целы. Пострадал только имидж. Теперь ему уже не удастся убедить Павла Олеговича в том, что он достоин уважения и доверия. После такого провала ему еще долго не светит заполучить влияние на политику «Зималетто». Болван! Какой же болван! Всё само приплыло к нему в руки. Александр руководил компанией, которую по кирпичикам возводил его отец. И так опростоволоситься было просто глупо. Некоторое время спустя он оглянулся и глубоко вздохнул. Надо делать вид, что всё хорошо, всё прекрасно, как никогда и как ни у кого. Вы спросите, как я? Да лучше всех, ну! Воропаев достал из кармана трубку, и, зажав под мышкой папку с немногочисленными бумагами, принялся ее набивать. В коридор из приемной президента выглянула Клочкова. Вот кто мог бы помочь ему вернуть хорошее расположение духа. Александр широко улыбнулся ей и с ленивой грацией двинулся навстречу. Вика тут же сменила любопытное выражение лица на раздраженное. Левая ее нога принялась отбивать ритм на ковре, правая рука уперлась в бок. Она насмешливо улыбалась. - Ну, и кто теперь из нас побитая собака, а, Сашенька? – спросила она, нарочно как можно ласковей назвав его имя. - Не обольщайся, Клочкова, я-то буду продолжать получать платежи, как учредитель, а вот тебе посоветовал бы купить электронный микроскоп. - Это еще зачем? – озадачилась Вика и даже удивленно посмотрела на него. - Чтобы рассматривать собственную зарплату, - сказал Воропаев, приближаясь к ней вплотную. На губах его играла обворожительная улыбка. – А ведь моё предложение остается в силе. Клочкова нерешительно застыла, пока он проводил внешней стороной руки по ее щеке. Чуть смущенно, тревожно отвела взгляд, но отодвигаться не стала. Только вид у нее был такой, будто она ждет удара. - Мои влиятельные друзья еще не теряют надежды помочь тебе поправить финансовое положение, - шепотом выдохнул Воропаев прямо в ухо девушке, наслаждаясь ее замешательством. Но она резко дернулась, не позволив ему обнять себя. - Что такое? Что такое? – также тихо проговорил он, еще жарче выдыхая прямо на ее кожу и сдавливая ее локоть железными пальцами. – Или у тебя появился поклонник, который сможет содержать тебя? Она смотрела на него затравленно и молчала. - А! Я что-то припоминаю. Этот нелепый молодой человек, друг Пушкаревой… Уж не на него ли ты глаз положила, дорогая? Вика, уверяю тебя. Одному ему с твоими аппетитами не справиться. Молод слишком. Ненадежен. Тебе нужен запасной аэродром. Я готов предложить тебе посадку в Париже, Мадриде, Лондоне. Подумай хорошенько! - Отстань, Воропаев… - также тихо и отрывисто, закипая, выдавила Клочкова. – Ты тут больше не распоряжаешься. И уж тем более я тебе не позволю говорить мне, что делать. Отстань, слышишь? Или хочешь, чтобы я вызвала охранника? Чтобы тебя вывели? - О! Не забывайся, Вика, - снисходительно, но сквозь сжатые зубы попросил он. – Не веди себя так, будто это тебя назначили руководить «Зималетто». Клочкова смотрела на него с вызовом. Как только она поняла, что может держать его на расстоянии, а он не пытается овладеть ей, забавная, смешная храбрость моськи засветилась в ее глазах. Она выдернула свою руку из его цепких пальцев и одарила взглядом, полным презрения и ненависти. Если могла, точно бы прихлопнула тапком. Как муху. Девушка фыркнула и ретировалась на ресепшен. - Я не прощаюсь, Клочкова! – крикнул он ей вдогонку. Пусть идет. Сегодня у Воропаева не было желания задирать ее, как обычно, пока она не начнет издавать душераздирающие крики. Ему было уже все равно. Единственное, что волновало его сейчас, была возможность как следует выпить в ближайшем приличном баре. Главное, чтобы там не оказалось игральных автоматов… Да уж. Он уже рисовал себе картины бедности, когда ему придется выпрашивать подачки у нового президента. Придется завести себе богатую поклонницу или, хуже того, жить на милость сестер. И чем тогда он будет отличаться от Клочковой? Воропаев, ты жигало… Будешь вставать рано утром и готовить завтрак, неизменно втыкая в вазочку ненавязчивую розу. Будешь руки целовать и двери распахивать. Отчитываться за каждый шаг. Райская жизнь тебя ожидает, однако. И он снова невесело усмехнулся. Ну, ничего. Сейчас он позвонит одному знакомому, завтра, будто невзначай, – другому. И дела пойдут. Дела завертятся. Он еще окажется на коне в этом здании! Они еще все узнают!.. И Павел Олегович, и Андрей, и даже его сестра. Подумав об этом, он вспомнил, что большую записную книгу со всеми своими контактами оставил на прежнем рабочем месте. Как и другие важные вещи. Значит, было еще одно дело. И Воропаев направился в президентский кабинет. Оставить им любимый бюст Бонапарта он не мог. Такого бонуса к его увольнению они не заслужили! Как только был объявлен перерыв, Катя вышла в президентский кабинет. Она надеялась, что Жданов не последует за ней сразу, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Его отвлекла Маргарита Рудольфовна. Она крепко держала его за руку, и на ее лице не было и следа недомогания. Только раздражение и большая тревога. Что ж, мать волнуется за сына, это так в порядке вещей. Хотя чего за него волноваться? Он жив, здоров и к тому же довольно упитан. Катя усмехнулась своим мыслям и направилась к выходу. Если бы она в этот момент обратила внимание на конференц-зал, она бы заметила, что в ее сторону обернулось несколько голов, несколько пар глаз. Королева покидает своих подданных. Все свободны, можете подняться с колен. Катя плотно прикрыла за собой дверь. И тут же лицом к лицу столкнулась с Воропаевым. Он стоял, облокотившись на стол, потягивая трубку. На столе стоял недопитый стакан с коньяком. По крайней мере, именно этот напиток напоминала густая маслянистая жидкость чайного цвета. Катя холодно вздернула кончик губы и, покачиваясь на каблуках, остановилась. - Александр Юрьевич, что вы здесь делаете? – она надеялась, что мороз в ее голосе пробирал его до костей, но, видимо, что холод Воропаеву был уже ни по чём. – Вы же вроде бы покинули наше почтенное собрание. - Собирал свои вещи, - он неопределенно махнул рукой в сторону открытой коробки. В ней Катя заметила бюст Наполеона и фото Алекса. Вот уж воистину тиран и хулиган! - Внимательно всё осмотрели, не осталось ли чего? – Катя качнула головой. – Мне не хочется начинать свою работу в окружении вещей отрекшегося от поста… неудачника. Она до самого последнего звука не была уверена в том, что произнесет это слово. И тут же пожалела. В глазах Воропаева была бездна, рот нервически дернулся. Она не знала, что Воропаев сделает в следующий миг в ответ на ее слова. - Нашел бутылку в ящике, почти нетронутую, - он поднял со стола стакан с коньяком. – Я надеюсь, вы не будете возражать, что я открыл ее? Может быть, хотите выпить? - Нет, спасибо, я не пью, и к тому же у меня мало времени. Собрание акционеров вот-вот продолжится, - отказалась Катя. - Что у вас, Екатерина Валерьевна, перерыв, перед тем как вы снова начнете рвать «Зималетто» на части? – задумчиво, медленно проговорил Воропаев. - Я прошу вас не высказываться в таком тоне. Вы добровольно покинули пост, - сказала Катя. – Государственная служба оказалась для вас важнее дела собственного отца. Ей не были известны подробности его ухода, но что-то подозрительное в этом было. Но она не стала блефовать. Что ему от нее было нужно, в конце концов? Возможно, он даже догадался о ее мыслях, потому что в насупленных бровях и колючем взгляде мелькали неприятные искорки. Искал слова, чтобы ударить ее побольнее? - Да, но когда я отказался от президентства, я не рассчитывал на то, что меня смените вы, - брезгливо и язвительно выдавил он и шагнул к ней. Она уговаривала себя даже не сморгнуть на каждое его неожиданное движение. Но почему-то ее посетило тоскливое чувство, что неплохо было бы уже прийти Жданову. Катя снова улыбнулась и скрестила руки на груди. Вся ситуация и это многозначительное молчание Воропаева начинали ее раздражать и пугать. Он приблизился к ней почти вплотную и оценивающим взглядом окинул с ног до головы. - Вы… Катя… Вы… Скажите, как вам это удалось? - Что именно? – спросила она его и держалась изо всех сил, чтобы не поправить нервно свою одежду. Она не должна была показывать слабость перед этим человеком. - Вот так обвести всех вокруг пальца? – до Кати донеслось его пахучее дыхание, алкоголь и дорогой табак. Он был от нее на расстоянии вытянутой руки. - Не понимаю, о чем вы, - продолжала она. - Ну, понятно, Павел Олегович, он вас плохо знает. Ну, Кира, она вынуждена терпеть вас, потому что идет на поводу у Жданова. То же и с Малиновским, верным оруженосцем. Но как вы со Ждановым сговорились? Умозаключения Воропаева были ей непонятны. Катя низко наклонила голову и молчала. Она не хотела провоцировать его на действия. Только пищала загнанной маленькой мышкой где-то в глубине души одно лишь имя. Андрей, Андрей, Андрей. Неужели он не появится здесь? Ведь он наверняка видел, как она уходила. - Как вы смогли приручить его? Как он согласился поделиться с вами властью, отдать ее вам. Почему не борется за себя, почему кричит на всех перекрестках, какая вы хорошая, какой способный руководитель? Тут что-то не так… Признайтесь, вы с ним сговорились окончательно разорить компанию, - он говорил тихо и твердо, подходя всё ближе, пока не загнал Катю в угол у входа в каморку. - Когда вы говорите, Александр Юрьевич, такое ощущение, что вы бредите, - отвечала она не менее твердо, но все-таки отступала. - Не… пудрите мне мозги, - почти вскричал Воропаев, - я не стану смотреть вам в рот и слушать! Я не ваш верный пес, Екатерина Валерьевна, вы ошиблись. Она оценивала ситуацию, чтобы сбежать. Но попытка была бы неудачной. Впереди был массивный стол. Кресло было развернуто так, что Воропаев всё равно смог бы достичь ее и схватить. За спиной была стена. Чуть вправо – дверь в каморку, уж оттуда точно не было никакого выхода. Прямо перед ней стоял сам мужчина. Теперь она заметила, что белки его глаз чуть покраснели, губы были сведены лишь подобием улыбки, скорей какой-то гримасой злости и опьянения. Он протянул к ней руку, и она мучительно захотела закричать. Воропаев схватил ее за подбородок, не больно, даже чересчур аккуратно для человека, так взбешенного. Приблизил ее лицо к своим губам. - Не верю вам, никогда не верил… Признайтесь, что вы задумали? - Для чего вам это? – храбрилась Катя. – Даже если мы что-то задумали… - Это не важно… У меня обостренное чувство справедливости… Просто мне не понятно, к чему Жданов начал эту игру, почему он вывел вас в дамки. - Игрок здесь вы, Александр Юрьевич, не согласны? - решительно проговорила она. Катя с ужасом почувствовала, как его тело тяжело наваливается на нее. Это было так не похоже на Воропаева, что она не смогла скрыть удивление. Никаких полутонов не осталось, тьма заполоняла ее сознание. - Или, может быть… - до Воропаева вдруг как будто стало что-то доходить. И она это почувствовала. Он оглядел Катю сверху вниз. - Пушкарева, вы… - и его рот сам собой расплылся в улыбке. – Не может быть… А-ха-ха-ха-ха-ха! – рассмеялся он, наконец. – Вы, Катя, вы… что, его обаяли!? И… он… О, господи! отдал вам руководство!.. Вам…? Вы…? Она тщетно пыталась оттолкнуть Воропаева. Его горячее дыхание опаляло ей кожу, и без того сжигаемую горячкой стыда. Закрыв глаза, она молилась о том, чтобы не разрыдаться. - Согласен, - внезапно прошептал он. – Согласен с ним, Катя. Теперь я даже завидую Жданову. Какую девушку отхватил, а? Не поделится ли правами члена совета со мной? И он размазал горячий мокрый поцелуй по ее щеке. В следующее мгновение давление на ее тело прекратилось, чужие руки уже не сдавливали ей плечи. Она открыла глаза. Жданов, войдя в кабинет тихо, словно солнечный луч, схватил Воропаева за пиджак и оттаскивал от Кати. Молча. Тихо. Но смотрел он на нее. Так, что девушке захотелось провалиться сквозь землю. Как нелепо всё получилось. И ведь слушать ее не захочет! Упрямый, как не знаю что… Катя стояла, вся сжавшись, похожая на маленькую красивую птичку, напуганную когтистой лапой кота. Она прижала ладони к пылавшим щекам и с ужасом взирала на происходящее. Жданову казалось, будто он смотрит кино на экране большого телевизора. Взгляд раскладывал каждое движение, словно со стороны. Андрей двигался медленно, через силу, как бывает во сне или под водой. Звуки доносились, как сквозь пуховую подушку, слишком низкие и растянутые, чтобы быть реальными. Он оттащил Воропаева от девушки. Развернул его. Отвел руку назад и с выпадом ударил того в челюсть. Абсолютно серьезно, предельно сосредоточено и совершенно спокойно. Это просто надо было сделать. Эмоции здесь были не при чем. Только когда глаз выхватил из общей картины красную струйку крови, вытекшую из уголка рта Воропаева, Жданов пришел в себя. Звуки ворвались в уши, давя на барабанные перепонки. Проклятия Воропаева, когда он утер кровь и странно посмотрел на окровавленные пальцы, успокоительные слова Кати, когда она подбежала к Жданову и попросила его прекратить, его собственные рычащие угрозы в адрес Александра, когда он снова обрел голос, и ярость захлестнула его. - Жданов, ты сумасшедший!.. Ради кого?!. Да я тебя уничтожу, сволочь… Разотру в порошок!.. Погоди только… Кретин!.. Ммм… и ради кого!!!??? – Воропаев дико вращал глазами и всё еще не мог поверить в то, что Жданов его стукнул. - Андрей, я прошу тебя, не надо… Не стоит того… Я прошу… Не надо, - Катя подбежала к нему и начала хватать за руки, он снимал с себя Катины руки и не смотрел в ее сторону. – Андрюш, всё хорошо. Он мне ничего не сделал. - Еще одно движение и я размажу тебя по стенке, Воропаев! Только попробуй! Я спущу тебя с лестницы! Выведу отсюда силой! Еще одно только неверное движение в сторону Кати. Убирайся немедленно вон!!! – неистово закричал Жданов, указывая на дверь. - Да что она такое, чтоб так о ней печься, Жданов!? – громко и без вопроса выкрикнул Воропаев, отступая к двери лишь на шаг, его взгляд метался между глазами Жданова и его кулаком. – Что она с тобой сделала, чтоб ты так бросался на ее защиту?! - Андрюш, я умоляю тебя, не трогай его… - лепетала Катя, прижимаясь к его груди. – Нелепость… и глупость какая-то… Андрей… Он же выпил, ты не видишь? - Катя, погоди, всё НЕ хорошо. Почему ты все время допускаешь, чтобы тебя унижали все, кому не лень? - тихо обратился он к ней, не отрывая глаз от Воропаева. – Послушай, это не твоё собачье дело!.. Ведешь себя как подонок, веди, но не с моей… - Жданов лишь на мгновение замялся, подыскивая слово, и мысленно собрался. – не с Екатериной Валерьевной… - Отчего же нет? Что такое она тебе?!… - Воропаев криво ухмыльнулся. Его рот наполнился кровью. Выглядел он при этом как персонаж дешевого фильма ужасов. Слишком красное варенье... слишком всё наигранно... - Я… не обязан отчитываться перед тобой, - проговорил Жданов сквозь зубы, чувствуя, как приклеенная к нему страхом девушка напряглась. – Убирайся вон. И в ближайшее время не советую тебе тут появляться! Воропаев еще что-то хотел ответить, но тут заметил будто что-то новое. Остановился, оглядел их двоих. Вот уж на самом деле интересная картинка, наверное! Рабочий и колхозница. Катя обвила Жданова руками, не давая ему ввязаться в драку. Он, сначала еще пытавшийся вырваться, теперь просто стоял, приобняв ее за талию. Привычным заботливым жестом. Так по-хозяйски. Воропаев указал на Катю пальцем и недоуменно посмотрел на Жданова, потом осклабился и качнул головой, силясь поверить в увиденное. Потом махнул рукой, будто говорил, бог с вами, безнадежный случай, чего с сумасшедшими связываться. - Жданов, если честно, не ожидал от тебя такого, - тихо и почти спокойно проговорил Воропаев, чуть спотыкаясь, подходя к столу, чтобы забрать коробку со своими немногочисленными пожитками. Катя в его руках легко дернулась, как будто одно движение воздуха от Воропаева было ей неприятно. Жданов крепче прижал ее, рукам даже стало горячо от близости ее кожи. - Ты никогда не производил впечатление мужчины, - добавил Александр, направляясь к двери, он деловито утирал кровь белым платком. Катя крепче сжала ладонь Андрея, боясь, что он снова полезет к Воропаеву. Но он не двигался, только очень внимательно смотрел на того. - Кому, как не тебе, знать об этом, СашеНька, ты же всегда только делал вид, - колко заметил Жданов. – А как же Кира? – спросил Воропаев, обернувшись уже у самой двери. Но реакции на его слова не последовало. Он сдержанно усмехнулся и тут же поморщился, от боли, возникшей в губе, и аккуратно прижал пальцы к ране. - Совет да любовь… - и Александр подмигнул испуганной Кате, выходя вон. - Ты не сопротивлялась ему, Кать, - сказал Жданов, когда тишина в кабинете стала совсем невыносима. – Он… лапал тебя, хватал за руки, а ты и не сопротивлялась. Катя сидела в кресле за столом, Андрей стоял, облокотившись на косяк двери в каморку. Сколько это длилось, она не знала. Уже несколько раз в кабинет заглядывали Малиновский и Зорькин. Катя с каким-то издевательским нетерпением ждала Киру. Девушке не хотелось отвечать. Она была уверена, что слова не подействуют на Жданова сейчас. Она достаточно насмотрелась на разборки Маши и Феди. И потому хотела дать Андрею время, чтобы хоть немного отойти от всего, что произошло. Странно, но у нее самой сердце билось довольно ровно. Вот если бы только не присутствие Жданова! Она развернула кресло к окну, откинулась назад и прикрыла глаза. Не стоило отвечать. Ему же всё равно было виднее! Затылком она чувствовала его тяжелый взгляд и молчаливую злобу. Ну, нет, не к ней, а к остальному миру. За то, что Жданов не может спрятать ее от всех, запереть в каморке, застегнуть на молнию в кармане, и доставать тогда, когда ему захочется вновь полюбоваться ей, разгладить складочки. Катя резко развернулась и встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Она улыбнулась ему кротко и приблизилась. Он боялся пошевелиться, это было заметно. Только смотрел очень сосредоточенно, сдвинув брови. - Почему ты так долго не приходил? Знаешь, как страшно мне было… - сказала она тихо, обнимая его за шею. Ладонью она провела по его плечу. Его запах, вкус его губ, мускулы рук… Когда она в последний раз ощущала их? Час назад, два, три? Она уже начала забывать их. Припав к Жданову в поцелуе, Катя снова чувствовала себя так, словно после долгой жажды глотала живительную влагу. И ей очень захотелось приблизить вечер и их уединение. Жданов все еще стоял, не меняя позы, даже губами почти не шевелил в такт ее поцелую. Она слегка отстранилась от него. Посмотрела на него с интересом, чтобы проследить за его реакцией. Но как только она прервала поцелуй, он схватил ее и развернул спиной к стене. На его лице волнение и нерешительность боролись с раздражением и гневом. Она простым и нежным жестом, подушечкой большого пальца попыталась расправить его нахмуренную бровь. - И что он от тебя хотел? – спросил он, отдергивая голову, не давая ей прикоснуться к своему лицу. – Оставь меня… Иначе… мне очень трудно будет сохранить холодную голову… Так что же он от тебя хотел? - От меня? - спросила Катя, словно не понимала, что он имеет в виду, и улыбнулась. Своей улыбкой она хотела успокоить его, но он заковал себя в злость. - Ну, Сашка же не Клочкову сюда затащил, не Шуру, не Тропинкину, не, прости господи, Милко… А именно тебя… - Никто меня сюда не тащил, я пришла сама! – непритворно разозлилась Катя, не понимая, к чему Жданов устраивал этот спектакль. – Когда я вошла, он уже был здесь. Сказал, что собирает свои вещи. Признаюсь, я совершила недопустимое. Вступила с ним в разговор, хотя видела, что он пьян, что разозлен. Я провоцировала его. Но не ты ли недавно обвинял меня в том, что я всё всем прощаю? Могу же и я сорваться?! - Когда люди срываются, ну, когда они ругаются, они, наверное, не пытаются поцеловаться, тебе так не кажется? – без выражения проговорил Жданов, рассматривая свои ногти. «Почему бы и нет,» - подумалось Кате, и она жалостливо посмотрела на Жданова, вдруг догадается. Сейчас важнее всех слов на свете был бы его поцелуй, его руки на ее теле, их объединенное дыхание и мысли в унисон о том, что ждет их ночью. Но Андрей был такой уверенный, такой холодный. Просто-напросто делал вид, что не принадлежит ей до кончиков волос. Не верю! - Так что же он хотел от тебя, Катюш? – он упорно продолжал этот неуместный диалог. Катя сдалась. - Ну, чтобы я призналась ему. Что я такое с тобой сделала, Андрей, что теперь ты за меня горой… - но не удержалась и добавила с легкой беззлобной издевкой, - Ведь ты за меня горой? Жданов как будто смутился, опустил голову и вздохнул: - Я за тебя… Я с тобой… Кать… Но я жутко ревную… Его лицо как-то просветлело, когда он признался. - Я ревную так… что сам себя боюсь… В глазах темнеет, в ушах, как колокола… Ну, это значит, что ты, наверное… ну, не виновата, что ли… - пробормотал он еле слышно голосом, прерывающимся от муки. – Я боюсь, что ты исчезнешь, как уже было недавно… Что тебя кто-нибудь у меня украдет. Кто-нибудь, кто никогда не обижал тебя так, как я. Что тебе понравится кто-то более успешный, удачливый, чем я. Или мне придется вновь отвоевывать тебя у твоей гордости, у памяти твоей, побеждать эту твою месть, тратить время на убеждения. Я жутко тебя ревную, но только потому, что очень сильно тебя люблю… - Ты так говоришь, будто стесняешься этого, будто ты сделал что-то плохое, - с легким возмущением воскликнула Катя. – Никто, тем более не Воропаев… - Да не всё ли равно? – вдруг сказал он и, шагнув к девушке, заключил ее в свои объятия. Он нашел самую мягкую живую точечку на ее шее и принялся ласкать ее языком. – Слушай.., Кать, что ты со мной сделала?.. – шептал Андрей, прислушиваясь к ее тихим стонам. – Стою я в конференц-зале, перед всеми, говорю умные слова, а в голову всякая ерунда лезет, ей-богу. И вот такая… ерунда… и такая… еще… - Это щекотно… вот здесь щекотно… - пробормотала Катя, и из горла ее вырвался смешок, хотя она планировала сказать ему, в который раз, что они должны быть осторожны. Глаза ее были закрыты, поэтому девушка не поняла, куда вдруг делись прикосновения Жданова, пока не открыла их. Он смотрел чуть-чуть насмешливо на ее вытянутые, приглашающие к поцелую губы, на недовольство, что он так смотрит на нее, а не падает к ее ногам. Катя приподняла брови. Уголки губ поехали вслед за ними. - Что такое, Андрей? - Я тут думал… и придумал кое-что… - начал он. - Что именно? - Ну, как-то же надо решать… - он закусил верхнюю губу. - Что решать? – удивилась Катя. - Моё.. ну, то есть, наше… наше положение… - Положение? Он посмотрел на пол, себе под ноги, потом на свои светлые брюки. А потом почему-то махнул рукой. Странное поведение, подумала Катя, как и весь сегодняшний долгий день. - Моё… ну, то есть, наше… наше положение… - пробормотал он. - Положение? – недоуменно отозвалась Катя и посмотрела на него с удивлением. - В смысле… моё… в смысле… наше… - говорил он. И к собственному отвращению Жданов чувствовал такое смущение и нерешительность. Что такое, почему он не может сказать прямо? Почему он стал таким амёбоподобным перед столь важным шагом? Почему в голову полезли всякие невеселые мысли? Вдруг она откажет ему? Вдруг начнет говорить, что сейчас не время, что они не должны, они не могут? Или просто рассмеется ему в лицо заливистым издевательским смехом? Он уже слышал шуточки Малины по этому поводу. «Жданов, тебе что, скучно? Ну, так заведи себе хомячка! Зачем же сразу в загс?!» Или так. «Она тебя бортанула? Что, под зад коленкой? Ну, это не больно… Коленкой не больно… Расслабься Жданыч!» Он старался не думать о том, какая реакция будет у его родителей, но еще страшнее ему было подумать, какая реакция будет у родителей Кати. Он же в их глазах подонок и сволочь! То, что ему сейчас хотелось сделать, было еще не самым трудным. Он глянул себе под ноги, оценивая, какое будет у Кати впечатление, если он сейчас встанет перед ней на колени. Потом оглядел свои светлые брюки. Да не всё ли равно, чистый там пол или грязный, не все ли равно, что она скажет потом. Что скажут его родители, Кира, Ведь она любит его, значит, не сможет ему отказать. А ее осторожность и скрытность, ее желание прятать их отношения он победит одним удачным глубоким поцелуем. Да гори оно всё синим пламенем, словно заклинание проговорил он мысленно. С тех пор как он вернул ее любовь, ничего невозможного для Жданова уже не было. И ему вдруг стало не страшно повернуться спиной ко всему миру. Просто он смотрел в глаза главной женщине своей жизни. Что еще нужно? И он аккуратно опустился на одно колено. Катя оторопело отступила, огорошенная таким странным жестом. - Что…? Ты… что делаешь, Андрюш? – пролепетала она, прижав ладонь к губам. - Катенька, послушай меня внимательно, очень тебя прошу. Не перебивай, хорошо? Я… и сам собьюсь… - он неопределенно качнул головой, почему-то покрываясь краской. – Я… хотел… бы, чтобы ты… ты… поняла, как я на самом деле сильно тебя люблю. Что я… никогда больше, слышишь, не причиню тебе боль. Я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы ты простила меня. - Андрей, ну, зачем ты так, я же уже простила тебя, - Катя отвела глаза, будто начиная что-то понимать, и синхронно зарумянилась. Жданов надеялся, что от удовольствия. - Ну, ладно… Будем считать, что так… - разрешил он, не думая, о чем говорит, и снова набрал в грудь воздуха. – В общем, дело в том… что… Ситуация складывается таким образом… что… Да, боже ж мой! Короче, Кать, я хочу, чтобы ты… стала моей женой. Он заметил, что она уже раскрыла рот для того, чтобы возразить ему. Он вообще-то не знал, кто бы устоял перед таким предложением, но вот Катя могла и устоять… - Нет, подожди, не говори ничего! – он быстро поднялся с колена и схватил ее под локти. – Не отказывай сразу, Катюш, я тебя умоляю. Я понимаю, что был идиотом и кретином. Мне надо было уже давно сказать тебе это… эти главные слова… Но я всё не мог…, даже не то чтобы решиться… Мне просто мысль такая в голову не приходила. Представляешь? Ха-ха… - он издал нервный смешок и поправил очки. - Ну, это только потому что я такой непутевый… у тебя… Это самое верное решение всех наших проблем… Катенька, если ты любишь меня… Выходи за меня замуж… Она стояла, не шевелясь, скрестив руки на груди, чуть склонив голову, с тихой милой полуулыбкой на губах и явно наслаждалась его замешательством. Да уж! Когда еще можно увидеть первого из списка самых престижных московских женихов вот в таком виде, коленопреклоненного, в пыли, мямлящего слова любви, придумывающего себе всё новые и новые обидные прозвища, только чтобы она не сразу прогнала его. Да что там говорить! Самое интересное, что самый желанный московский холостяк вдруг захотел жениться. И как мальчишка дрожал, ждал… чего? милости? приговора? Плечи сами собой втягивались, словно Жданов готовился принять удар. «Ну, что она затихла? Что такого я тут наговорил? Может, что-нибудь не то? Вот дурак! Опять всё испортил!» Жданов молчал и боялся посмотреть Кате в глаза. Девушка же никак не могла согнать с губ эту расслабленную счастливую улыбку. Она мешала ей начать говорить, она перепутала все ее мысли, она заставляла ее тело медленно плавиться в слабом, легком огне наслаждения. То, что он сейчас произнес, было так божественно, так приятно, так неожиданно, что Кате не осталось времени на то, чтобы привыкнуть к этим чувствам. Она посмотрела на него еще раз, все еще силясь принять серьезный вид, но губы снова предательски расплылись. Сейчас он вдруг подумает, что она смеется над ним. И перестанет на ней жениться. От этой нелепой, глупенькой мысли Катя начала улыбаться еще шире. Жданов нервно переминался с ноги на ногу, заложив руки за спину. Наверняка, его волновала именно эта ее пресловутая улыбка. И молчание. А она просто не могла выдавить из себя хоть пару звуков, потому что боялась сорваться на сумасшедший визг. В груди у нее все сдавило, как перед взрывом, словно восторг плотной щекочущей волной рвался наружу. Ноги подкашивались, тело само просилось в объятия этого мужчины. Такое могло присниться только во сне, в наркотическом опьянении. Он предложил ей руку и сердце. Жданов стоял перед ней на коленях. Он умолял стать его женой. Когда она впервые увидела его в тот день, когда впервые подумала о нем с любовью, когда считала его самым лучшим, когда видела с другими, когда он предал ее, могла ли она мечтать, что он предложит ей это? Как после этих слов она могла продолжать спокойно жить? Надо же было как-то теперь покинуть этот кабинет, разойтись. Надо было разговаривать с людьми, которые и понятия не имеют о том, что произошло. Надо делать вид, что они чужие друг другу. Не на долго. Такую новость они не смогут утаить. Это были уже не тайные интимные ночи. Это была общая жизнь. Была бы общая жизнь, если бы она теперь сказала ему короткое «да». - Почему ты молчишь? – не выдержал Жданов. – Скажи что-нибудь... – попросил он. «Как только обрету способность связно выражать свои мысли, любимый», - подумалось Кате. - Я… - и смешок перебил ее речь. - Что?.. – настороженно спросил Андрей, нахмурившись. Он шумно сглотнул. - Я… не… - и снова Катя не смогла ответить. - Ты не?... – в голосе Жданова закралась нотка разочарования. - Ну, я не… могу… - и Катя опять прыснула в ладошку. - Не можешь?... – черты Андрея разгладились, даже как-то охладели. – Не можешь. Может быть, не хочешь? Я тебя прошу, если ты опять волнуешься из-за остальных… Это нелепо… Кать. Ну, неужели ты не видишь. Все уже и так всё знают! - Да я не… - и Катя покачала головой. - Я не хочу слышать никаких нет! – почти выкрикнул Жданов, своевольно хватая девушку за руку. – Я просто хочу, чтобы ты дала мне ответ, раз и навсегда. - Как интересно, Андрей… Павлович… - в тот самый момент, когда он дотронулся до нее, и Катя овладела собственным телом. Жданов снова следил за ее губами. Она заметила, он делал это часто. Не мог поцеловать, так хоть мог следить за тем, как они двигаются. - Требуете ответа, но заранее запрещаете говорить «нет», - она аккуратно высвободила свой локоть. Она обошла его и села в красное кресло. Он повернулся к Кате в каком-то оцепенении. На его лице застыло такое выражение, словно он готовился к самому худшему. Кате стало так стыдно за своё поведение и так жалко его. Она вскочила и, обняв его за плечи, прижалась всем телом. Катя держала его лицо ладонями и быстро-быстро говорила: - Глупый, глупый… Ну, если ты такой проницательный… и смог понять… что не для кого уже ни тайна… То… почему? почему?! ты не видишь… что я… я… за тобой… Андрюш… я… только… с тобой… Люблю… Жданов сам теперь улыбался, когда слышал ее восторженный и немного сердитый лепет. - Ну так скажи мне… Ответь на мой вопрос… - попросил он. - Я знаю способ получше, - лукаво промурлыкала Катя. Догадавшись, он протянул к ней губы, и Катя сама принялась целовать их. Тягучие, медленные, мягкие и упругие, сладкие, как будто он только что выпил сахарный сироп. И тут же неуловимые, быстрые, настойчивые. Такие скромные и тут же такие похотливые. Сколько она еще сможет удивляться его умениям? - Ну, так что? – не унимался он, спустившись губами ниже, и делал там что-то такое, от чего мурашки пробегали по телу нестройными щекочущими волнами. - Что… что? – удивилась Катя, закрыв глаза и растворяясь в неге. - Ты согласна? - Всё-таки ты очень настырный, Жданов, - ласково ответила Катя, поглаживая ладонями его волосы. - Просто скажи… - он вставил слова между поцелуями. - Может быть, ты подскажешь, что? - Просто скажи «да»… - Да. Да. Да. Да. Да. Да!

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:49 ]
Заголовок сообщения:
Андрей… Выдох застрял где-то в районе горла. Закупорил рот шершавой горячей пробкой. Катя схватилась за край стола, чтобы не опрокинуться обратно. Как разряды молний летали по залу взгляды. Кира смотрела то на нее, то на Жданова. Тот резко поднялся и успокаивающе просмотрел на Катю. Он как бы говорил ей «тихо, всё в порядке». Но Кира была готова на крайности. В ее глазах Катя заметила блеснувшие слёзы. Холодное оружие? Почему бы и нет! Еще один острый взгляд от Жданова. Настороженный – от Малиновского. Молчание. Всё длилось доли секунды, но Катя вдруг почувствовала себя неимоверное уставшей. - Кирочка, девочка моя, что с тобой? Тебе нехорошо? - раздался внезапно перепуганный голос Маргариты Рудольфовны. – На тебе лица нет! Рома, подай же ей воды. Андрюш, ну держи же ты ее, она сейчас в обморок упадет. - Нет, постой, мама, - твердо произнес Жданов. – Ты что-то сказала, Кира? Договаривай. Катя хотела прервать этот допрос. Но слова не шли, голос пропал, на грудь давила бетонная плита стыда и страха. Она только умоляюще глянула на Жданова, но тот был непреклонен. - В чём мы должны признаться? – спросил он тихо, пока все недоуменно глазели на эту сцену. Катя только заметила, как Кира тяжело вздрогнула, когда он произнес твердое «мы», будто ударил наотмашь. Андрей наклонил голову низко-низко и исподлобья смотрел на Киру. Еще немного и она разрыдается прямо на глазах у всех. Катя впервые молила о силе для враждебной ей, чужой женщины. Малиновский налил воды в стакан и неуверенно, немного смущенно протянул его Кире. Но та даже не заметила этого жеста заботы. Она все еще переводила безмолвный взгляд со Жданова на Катю. - Кира, ну договаривай же, - прервал напряженную тишину Павел Олегович. – Мне показалось, или ты собралась в чем-то обвинить Андрея и Екатерину Валерьевну? Голова Жданова дернулась по направлению к отцу. Он посмотрел на него несколько странно. Катя вдруг испугалась, что слишком уж двусмысленно прозвучала его фраза. Возможно, вскоре им уже не придется признаваться в своей любви? И так все уже в курсе. Колька, Малиновский, Кира. И Павел Олегович явно что-то подозревал. Теперь стоило только сказать отрывистое «да», и остальные догадаются. Но тут был папа. Папа. Что он скажет?! - Екатерина Валерьевна… со всем уважением к вам, Павел Олегович, здесь только временно. Ее действия должны… вывести компанию из кризиса. Но нововведения, которые она предлагает, будут иметь… продолжительный резонанс. Не уверена, что положительный во всем. Я бы попросила ее не забываться... А тебя, Андрей, не защищать так оголтело прожекты бывшей секретарши. Это выглядит, по меньшей мере, странно. Как будто вы сговорились. Против «Зималетто»… - и Кира замолчала. Катя облегченно выдохнула, к телу возвращалась чувствительность. Горячая испарина, покрывшая лоб, остыла. Потом девушка переглянулась со Ждановым и украдкой оглядела всех присутствующих. Черты Андрея разгладились. Он снова стал спокоен. И даже снисходительно усмехнулся, будто это и ожидал услышать. «А ты, что, сомневалась, что ли, а, Катюш?» Хмурился только Павел Олегович. Но было непонятно, почему? Папа, посмотрев на нее, пожал плечами. Уж он-то ничего не понял. - Возможно, ты плохо поняла, Кира, - сдержанно начал Жданов-старший. – Я буду контролировать процесс через еженедельные отчеты. Ты, конечно, можешь подозревать Андрея в каком-то злом умысле или невольном недомыслии. Он уже дискредитировал себя однажды. Но во мне ты можешь быть уверена. Я такого не допущу. Екатерине Валерьевна же я доверяю даже больше, чем собственному сыну. - Я думаю, нам необходимо говорить конструктивно, безо всяких то да сё, - почти весело произнес Андрей и вышел из-за стола. – И считаю, что даже голосованию не стоит подвергать этот новый пункт в стратегии компании. Я хотел бы внести свои предложения по поводу повышения доходности фирмы. Я тут кое-что приготовил. Вот, прошу обратить внимание. Жданов подошел к доске и вывесил на ней аккуратно вычерченные графики и схемы. Никакой суетливости. Он вел себя настолько достойно, что Катя поразилась его выдержке. У нее самой еще тряслись поджилки. Всё выглядело именно так, как должно было. Андрей выносил новый вопрос на обсуждение, а вовсе не пытался отвлечь внимание всех от невольного срыва бывшей невесты. Проходя мимо нее, он как бы случайно задел ее плечо своей рукой, только для того, чтобы девушка посмотрела ему в глаза. В какой шпионской школе его научили так скрывать свои эмоции? Ведь в глубине его взгляда бушевала такая буря, что знаменитая встреча в кафе «Элефант» постыдно меркла. «Конец собрания. Только ты и я. У меня найдутся слова, чтобы убедить тебя. И чтобы ты разрешила мне назвать тебя своей. Чтобы больше никто не заставлял нас ходить по канату над пропастью людского осуждения. В этом нет ничего постыдного. Кать, чьё мнение для тебя важней, в конце концов? Не помню, когда я в последний раз тебе говорил?.. Ну, лишним не будет – я тебя люблю». Кира нарочито громко бросила ручку на стол. Но смолчала. Она не поднимала глаз от стола. Кате было ее по-настоящему жалко. Но она ничего не могла поделать. Любовь это такое число, которое на три не делится. Маргарита Рудольфовна хотела попросить сделать хотя бы небольшой перерыв. Честно говоря, она вообще не собиралась так долго присутствовать на совете директоров. Необходимо было проследить за этой выскочкой, бывшей секретаршей ее сына. Но вникать в дела она не была намерена. А теперь голова побаливала, так что рука привычным жестом тянулась к виску. Она все меньше понимала слова, всё отвлеченней следила за происходящим. В зале чувствовалось гигантское скопление отрицательной энергии. Будто за столом сидели не люди, а одинаково заряженные магниты – плотным невидимым шариком между ними перекатывалось раздражение. В такой обстановке она решительно не могла соображать! А ей надо было подумать. К тому же Кирочка ее так напугала, так напугала! Так побледнела вся, так почернела как от горя прямо на глазах. Маргарита Рудольфовна теперь очень сомневалась, что отношения между ней и Андреем наладились. Тот почти не смотрел на Киру. И его совсем не взволновало то, что происходило с ней. Ни слезы в глазах, ни этот странный полускандальный выпад. Более того, он во всем поддерживал эту ужасную женщину, которую по каким-то только ему известным соображениям, Жданов-старший назначил и.о. президента компании. Уму было непостижимо! Еще вчера она попыталась убедить своего мужа, что решение его было скоропалительным и неверным. Лучше бы он выбрал Кирочку, или даже этого несносного Малиновского. Уж, по крайней мере, Роман был давним другом Андрея, контролировать его было бы легче. Павел говорил ей буквально с пеной у рта, что требуется не номинальный руководитель, но способный. Она качала головой, делала вид, что слушала его и думала. О бедной Кирюшечке, о бедном своем Андрюше, запутавшихся, потерянных детях, оказавшихся в руках опытной матёрой интриганки. Этой Пушкаревой. Теперь эта Екатерина Валерьевна, еще недавно выгнанная с позором из компании, почистила перышки и триумфально вернулась. С новым планом, как окончательно прибрать «Зималетто» к своим рукам. Маргарита конечно же согласилась со своим мужем, но только для виду. На самом деле, на душе у нее было ой как неспокойно… Она стояла так прямо и говорила так уверенно, что у Маргариты Рудольфовны не осталось никаких сомнений в ее коварных замыслах. Только подумать! Она могла убедить даже Киру в том, что Андрей был в нее влюблен. В нее?! Даже сейчас, в модном платье, с новой прической, с макияжем, она не смогла бы привлечь ее сына. Кто угодно. Кто угодно, только не Пушкарева. В ней не было шика, блеска, воспитания, манер. Куда ей было тягаться с Кирой, умной, доброй, красивой, всегда поддерживающей Андрея?!. Жданов встал и подошел к доске, которая висела прямо за спиной у Пушкаревой. И на какой-то короткий миг Маргарите Рудольфовне стали видны глаза сына, вернее, выражение, в них застывшее. Он одарил эту пигалицу нежным и любящим взглядом, задержался на губах, пробежался по волосам и как будто с сожалением отвел глаза. Лукавая полуулыбка пряталась в складках его рта. И она с ужасом заметила, что Пушкарева отвечает на эту улыбку и тоже смотрит на Андрея взглядом, полным талого снега. Маргарита Рудольфовна чуть не задохнулась, пытаясь сдержать возмущение. Неужели это продолжалось? Неужели ее сын все еще был очарован сомнительными прелестями этой кокетки? И игнорировал Кирочку? Не обращал внимания на слова собственной матери? На ее увещевания? На здравый смысл, наконец? Неужели Пушкарева смогла так крепко привязать его к себе? Ведь ее не было так долго. Она, как мать, думала, что знает собственного сына. Надеялась, что если и было какое-то мимолетное чувство, оно уже прошло. Под давлением времени и обаянием Киры. О, боже! Скольким в этом зале было известно об этом? Ее родственникам? Ее ужасному отцу? Ее нелепому другу? Паше? Нет. Нет и нет! Это было ужасно и не должно было стать достоянием общественности. Это был бы такой позор. Знакомым придется объяснять, где же теперь Кира, и кто это такая рядом с их сыном. Им придется знакомиться с ее родителями. Посещать их с визитами. Справлять с ними семейные праздники. Мирится с их привычками и всегда ждать подвоха. Или еще, к примеру, придут они в ресторан, а Пушкаревы сядут напротив, закажут при тебе домашнюю лапшу, да и начнут ее кушать! Стыд и позор. Пятно на ее светской карьере. Паша не выдержит. У него слабое сердце. Она сама не выдержит. Эти дети вгонят их в гроб, и будут танцевать на их могиле. И тень кружевного катафалка замаячила на горизонте. Маргарита Рудольфовна громко сглотнула, прижав к губам белоснежный платок. Она промокнула им выступившие бисерины пота на лбу и с отчаянием чувствовала, как щеки краснеют уже сейчас. Ее откровенный широко открытый взгляд на Андрея взволновал мужа, сидевшего рядом. - Марго, - услышала она. Павел Олегович наклонился к ее уху и шептал. – Ты так внимательно слушаешь, но видимо не одобряешь. - А? Что? Паш, мне что-то нехорошо… Не пора ли прерваться? Минут на тридцать. Голова что-то разболелась… Видимо, давление. Он коротко кивнул и сделал знак рукой Андрею. Тот прекратил говорить и посмотрел на мать. - Андрюш, я бы… хотела… немного передохнуть, - попросила Маргарита Рудольфовна. - Да, конечно, мам, как скажешь, - сын приблизился к ней и заботливо взял за руку. За его плечом Маргарита Рудольфовна увидела Пушкареву. Она даже соблаговолила сделать вид, что волнуется за нее. Сейчас она любила несчастную уродину также мало, как та, по мнению Маргариты, любила ее. Артистка погорелого театра с арсеналом отвратительных приспособлений, посмотрите на нее! Может, показалось? Воропаев вышел из конференц-зала, и лицо его тут же изменилось. Улыбка, которую он только что дарил своей сестре, медленно сползла с его губ. Он прислонился спиной к двери, которую только что захлопнул за собой и закрыл глаза. Он был в бешенстве. Как, ну, как Павла Олеговича угораздило перепоручить все дела этой… этой… Пукарррррёвой? Как он мог допустить, чтобы она привела в компанию своего дружка и папашу? Почему на всё это спокойно смотрела Кира и Маргарита Рудольфовна? Хотя, он сам себе горько усмехнулся, разве они могли что-то сделать? Ведь Жданов встал грудью за свою ручную обезьянку, Павел Олегович закрыл глаза на ее прошлые проступки, а у него самого не было права голоса. Он его… в карты проиграл. Если бы Воропаев был чуть решительней, точно послал бы киллера к Ветрову за то, что тот втянул его в эту азартную авантюру. Подумать только! Он сам всегда людьми вертел. Как ложкой их мешал в большой кастрюле. А теперь вот пришлось выбираться из самого центра водоворота. Хорошо, что ноги и руки остались целы. Пострадал только имидж. Теперь ему уже не удастся убедить Павла Олеговича в том, что он достоин уважения и доверия. После такого провала ему еще долго не светит заполучить влияние на политику «Зималетто». Болван! Какой же болван! Всё само приплыло к нему в руки. Александр руководил компанией, которую по кирпичикам возводил его отец. И так опростоволоситься было просто глупо. Некоторое время спустя он оглянулся и глубоко вздохнул. Надо делать вид, что всё хорошо, всё прекрасно, как никогда и как ни у кого. Вы спросите, как я? Да лучше всех, ну! Воропаев достал из кармана трубку, и, зажав под мышкой папку с немногочисленными бумагами, принялся ее набивать. В коридор из приемной президента выглянула Клочкова. Вот кто мог бы помочь ему вернуть хорошее расположение духа. Александр широко улыбнулся ей и с ленивой грацией двинулся навстречу. Вика тут же сменила любопытное выражение лица на раздраженное. Левая ее нога принялась отбивать ритм на ковре, правая рука уперлась в бок. Она насмешливо улыбалась. - Ну, и кто теперь из нас побитая собака, а, Сашенька? – спросила она, нарочно как можно ласковей назвав его имя. - Не обольщайся, Клочкова, я-то буду продолжать получать платежи, как учредитель, а вот тебе посоветовал бы купить электронный микроскоп. - Это еще зачем? – озадачилась Вика и даже удивленно посмотрела на него. - Чтобы рассматривать собственную зарплату, - сказал Воропаев, приближаясь к ней вплотную. На губах его играла обворожительная улыбка. – А ведь моё предложение остается в силе. Клочкова нерешительно застыла, пока он проводил внешней стороной руки по ее щеке. Чуть смущенно, тревожно отвела взгляд, но отодвигаться не стала. Только вид у нее был такой, будто она ждет удара. - Мои влиятельные друзья еще не теряют надежды помочь тебе поправить финансовое положение, - шепотом выдохнул Воропаев прямо в ухо девушке, наслаждаясь ее замешательством. Но она резко дернулась, не позволив ему обнять себя. - Что такое? Что такое? – также тихо проговорил он, еще жарче выдыхая прямо на ее кожу и сдавливая ее локоть железными пальцами. – Или у тебя появился поклонник, который сможет содержать тебя? Она смотрела на него затравленно и молчала. - А! Я что-то припоминаю. Этот нелепый молодой человек, друг Пушкаревой… Уж не на него ли ты глаз положила, дорогая? Вика, уверяю тебя. Одному ему с твоими аппетитами не справиться. Молод слишком. Ненадежен. Тебе нужен запасной аэродром. Я готов предложить тебе посадку в Париже, Мадриде, Лондоне. Подумай хорошенько! - Отстань, Воропаев… - также тихо и отрывисто, закипая, выдавила Клочкова. – Ты тут больше не распоряжаешься. И уж тем более я тебе не позволю говорить мне, что делать. Отстань, слышишь? Или хочешь, чтобы я вызвала охранника? Чтобы тебя вывели? - О! Не забывайся, Вика, - снисходительно, но сквозь сжатые зубы попросил он. – Не веди себя так, будто это тебя назначили руководить «Зималетто». Клочкова смотрела на него с вызовом. Как только она поняла, что может держать его на расстоянии, а он не пытается овладеть ей, забавная, смешная храбрость моськи засветилась в ее глазах. Она выдернула свою руку из его цепких пальцев и одарила взглядом, полным презрения и ненависти. Если могла, точно бы прихлопнула тапком. Как муху. Девушка фыркнула и ретировалась на ресепшен. - Я не прощаюсь, Клочкова! – крикнул он ей вдогонку. Пусть идет. Сегодня у Воропаева не было желания задирать ее, как обычно, пока она не начнет издавать душераздирающие крики. Ему было уже все равно. Единственное, что волновало его сейчас, была возможность как следует выпить в ближайшем приличном баре. Главное, чтобы там не оказалось игральных автоматов… Да уж. Он уже рисовал себе картины бедности, когда ему придется выпрашивать подачки у нового президента. Придется завести себе богатую поклонницу или, хуже того, жить на милость сестер. И чем тогда он будет отличаться от Клочковой? Воропаев, ты жигало… Будешь вставать рано утром и готовить завтрак, неизменно втыкая в вазочку ненавязчивую розу. Будешь руки целовать и двери распахивать. Отчитываться за каждый шаг. Райская жизнь тебя ожидает, однако. И он снова невесело усмехнулся. Ну, ничего. Сейчас он позвонит одному знакомому, завтра, будто невзначай, – другому. И дела пойдут. Дела завертятся. Он еще окажется на коне в этом здании! Они еще все узнают!.. И Павел Олегович, и Андрей, и даже его сестра. Подумав об этом, он вспомнил, что большую записную книгу со всеми своими контактами оставил на прежнем рабочем месте. Как и другие важные вещи. Значит, было еще одно дело. И Воропаев направился в президентский кабинет. Оставить им любимый бюст Бонапарта он не мог. Такого бонуса к его увольнению они не заслужили! Как только был объявлен перерыв, Катя вышла в президентский кабинет. Она надеялась, что Жданов не последует за ней сразу, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Его отвлекла Маргарита Рудольфовна. Она крепко держала его за руку, и на ее лице не было и следа недомогания. Только раздражение и большая тревога. Что ж, мать волнуется за сына, это так в порядке вещей. Хотя чего за него волноваться? Он жив, здоров и к тому же довольно упитан. Катя усмехнулась своим мыслям и направилась к выходу. Если бы она в этот момент обратила внимание на конференц-зал, она бы заметила, что в ее сторону обернулось несколько голов, несколько пар глаз. Королева покидает своих подданных. Все свободны, можете подняться с колен. Катя плотно прикрыла за собой дверь. И тут же лицом к лицу столкнулась с Воропаевым. Он стоял, облокотившись на стол, потягивая трубку. На столе стоял недопитый стакан с коньяком. По крайней мере, именно этот напиток напоминала густая маслянистая жидкость чайного цвета. Катя холодно вздернула кончик губы и, покачиваясь на каблуках, остановилась. - Александр Юрьевич, что вы здесь делаете? – она надеялась, что мороз в ее голосе пробирал его до костей, но, видимо, что холод Воропаеву был уже ни по чём. – Вы же вроде бы покинули наше почтенное собрание. - Собирал свои вещи, - он неопределенно махнул рукой в сторону открытой коробки. В ней Катя заметила бюст Наполеона и фото Алекса. Вот уж воистину тиран и хулиган! - Внимательно всё осмотрели, не осталось ли чего? – Катя качнула головой. – Мне не хочется начинать свою работу в окружении вещей отрекшегося от поста… неудачника. Она до самого последнего звука не была уверена в том, что произнесет это слово. И тут же пожалела. В глазах Воропаева была бездна, рот нервически дернулся. Она не знала, что Воропаев сделает в следующий миг в ответ на ее слова. - Нашел бутылку в ящике, почти нетронутую, - он поднял со стола стакан с коньяком. – Я надеюсь, вы не будете возражать, что я открыл ее? Может быть, хотите выпить? - Нет, спасибо, я не пью, и к тому же у меня мало времени. Собрание акционеров вот-вот продолжится, - отказалась Катя. - Что у вас, Екатерина Валерьевна, перерыв, перед тем как вы снова начнете рвать «Зималетто» на части? – задумчиво, медленно проговорил Воропаев. - Я прошу вас не высказываться в таком тоне. Вы добровольно покинули пост, - сказала Катя. – Государственная служба оказалась для вас важнее дела собственного отца. Ей не были известны подробности его ухода, но что-то подозрительное в этом было. Но она не стала блефовать. Что ему от нее было нужно, в конце концов? Возможно, он даже догадался о ее мыслях, потому что в насупленных бровях и колючем взгляде мелькали неприятные искорки. Искал слова, чтобы ударить ее побольнее? - Да, но когда я отказался от президентства, я не рассчитывал на то, что меня смените вы, - брезгливо и язвительно выдавил он и шагнул к ней. Она уговаривала себя даже не сморгнуть на каждое его неожиданное движение. Но почему-то ее посетило тоскливое чувство, что неплохо было бы уже прийти Жданову. Катя снова улыбнулась и скрестила руки на груди. Вся ситуация и это многозначительное молчание Воропаева начинали ее раздражать и пугать. Он приблизился к ней почти вплотную и оценивающим взглядом окинул с ног до головы. - Вы… Катя… Вы… Скажите, как вам это удалось? - Что именно? – спросила она его и держалась изо всех сил, чтобы не поправить нервно свою одежду. Она не должна была показывать слабость перед этим человеком. - Вот так обвести всех вокруг пальца? – до Кати донеслось его пахучее дыхание, алкоголь и дорогой табак. Он был от нее на расстоянии вытянутой руки. - Не понимаю, о чем вы, - продолжала она. - Ну, понятно, Павел Олегович, он вас плохо знает. Ну, Кира, она вынуждена терпеть вас, потому что идет на поводу у Жданова. То же и с Малиновским, верным оруженосцем. Но как вы со Ждановым сговорились? Умозаключения Воропаева были ей непонятны. Катя низко наклонила голову и молчала. Она не хотела провоцировать его на действия. Только пищала загнанной маленькой мышкой где-то в глубине души одно лишь имя. Андрей, Андрей, Андрей. Неужели он не появится здесь? Ведь он наверняка видел, как она уходила. - Как вы смогли приручить его? Как он согласился поделиться с вами властью, отдать ее вам. Почему не борется за себя, почему кричит на всех перекрестках, какая вы хорошая, какой способный руководитель? Тут что-то не так… Признайтесь, вы с ним сговорились окончательно разорить компанию, - он говорил тихо и твердо, подходя всё ближе, пока не загнал Катю в угол у входа в каморку. - Когда вы говорите, Александр Юрьевич, такое ощущение, что вы бредите, - отвечала она не менее твердо, но все-таки отступала. - Не… пудрите мне мозги, - почти вскричал Воропаев, - я не стану смотреть вам в рот и слушать! Я не ваш верный пес, Екатерина Валерьевна, вы ошиблись. Она оценивала ситуацию, чтобы сбежать. Но попытка была бы неудачной. Впереди был массивный стол. Кресло было развернуто так, что Воропаев всё равно смог бы достичь ее и схватить. За спиной была стена. Чуть вправо – дверь в каморку, уж оттуда точно не было никакого выхода. Прямо перед ней стоял сам мужчина. Теперь она заметила, что белки его глаз чуть покраснели, губы были сведены лишь подобием улыбки, скорей какой-то гримасой злости и опьянения. Он протянул к ней руку, и она мучительно захотела закричать. Воропаев схватил ее за подбородок, не больно, даже чересчур аккуратно для человека, так взбешенного. Приблизил ее лицо к своим губам. - Не верю вам, никогда не верил… Признайтесь, что вы задумали? - Для чего вам это? – храбрилась Катя. – Даже если мы что-то задумали… - Это не важно… У меня обостренное чувство справедливости… Просто мне не понятно, к чему Жданов начал эту игру, почему он вывел вас в дамки. - Игрок здесь вы, Александр Юрьевич, не согласны? - решительно проговорила она. Катя с ужасом почувствовала, как его тело тяжело наваливается на нее. Это было так не похоже на Воропаева, что она не смогла скрыть удивление. Никаких полутонов не осталось, тьма заполоняла ее сознание. - Или, может быть… - до Воропаева вдруг как будто стало что-то доходить. И она это почувствовала. Он оглядел Катю сверху вниз. - Пушкарева, вы… - и его рот сам собой расплылся в улыбке. – Не может быть… А-ха-ха-ха-ха-ха! – рассмеялся он, наконец. – Вы, Катя, вы… что, его обаяли!? И… он… О, господи! отдал вам руководство!.. Вам…? Вы…? Она тщетно пыталась оттолкнуть Воропаева. Его горячее дыхание опаляло ей кожу, и без того сжигаемую горячкой стыда. Закрыв глаза, она молилась о том, чтобы не разрыдаться. - Согласен, - внезапно прошептал он. – Согласен с ним, Катя. Теперь я даже завидую Жданову. Какую девушку отхватил, а? Не поделится ли правами члена совета со мной? И он размазал горячий мокрый поцелуй по ее щеке. В следующее мгновение давление на ее тело прекратилось, чужие руки уже не сдавливали ей плечи. Она открыла глаза. Жданов, войдя в кабинет тихо, словно солнечный луч, схватил Воропаева за пиджак и оттаскивал от Кати. Молча. Тихо. Но смотрел он на нее. Так, что девушке захотелось провалиться сквозь землю. Как нелепо всё получилось. И ведь слушать ее не захочет! Упрямый, как не знаю что… Катя стояла, вся сжавшись, похожая на маленькую красивую птичку, напуганную когтистой лапой кота. Она прижала ладони к пылавшим щекам и с ужасом взирала на происходящее. Жданову казалось, будто он смотрит кино на экране большого телевизора. Взгляд раскладывал каждое движение, словно со стороны. Андрей двигался медленно, через силу, как бывает во сне или под водой. Звуки доносились, как сквозь пуховую подушку, слишком низкие и растянутые, чтобы быть реальными. Он оттащил Воропаева от девушки. Развернул его. Отвел руку назад и с выпадом ударил того в челюсть. Абсолютно серьезно, предельно сосредоточено и совершенно спокойно. Это просто надо было сделать. Эмоции здесь были не при чем. Только когда глаз выхватил из общей картины красную струйку крови, вытекшую из уголка рта Воропаева, Жданов пришел в себя. Звуки ворвались в уши, давя на барабанные перепонки. Проклятия Воропаева, когда он утер кровь и странно посмотрел на окровавленные пальцы, успокоительные слова Кати, когда она подбежала к Жданову и попросила его прекратить, его собственные рычащие угрозы в адрес Александра, когда он снова обрел голос, и ярость захлестнула его. - Жданов, ты сумасшедший!.. Ради кого?!. Да я тебя уничтожу, сволочь… Разотру в порошок!.. Погоди только… Кретин!.. Ммм… и ради кого!!!??? – Воропаев дико вращал глазами и всё еще не мог поверить в то, что Жданов его стукнул. - Андрей, я прошу тебя, не надо… Не стоит того… Я прошу… Не надо, - Катя подбежала к нему и начала хватать за руки, он снимал с себя Катины руки и не смотрел в ее сторону. – Андрюш, всё хорошо. Он мне ничего не сделал. - Еще одно движение и я размажу тебя по стенке, Воропаев! Только попробуй! Я спущу тебя с лестницы! Выведу отсюда силой! Еще одно только неверное движение в сторону Кати. Убирайся немедленно вон!!! – неистово закричал Жданов, указывая на дверь. - Да что она такое, чтоб так о ней печься, Жданов!? – громко и без вопроса выкрикнул Воропаев, отступая к двери лишь на шаг, его взгляд метался между глазами Жданова и его кулаком. – Что она с тобой сделала, чтоб ты так бросался на ее защиту?! - Андрюш, я умоляю тебя, не трогай его… - лепетала Катя, прижимаясь к его груди. – Нелепость… и глупость какая-то… Андрей… Он же выпил, ты не видишь? - Катя, погоди, всё НЕ хорошо. Почему ты все время допускаешь, чтобы тебя унижали все, кому не лень? - тихо обратился он к ней, не отрывая глаз от Воропаева. – Послушай, это не твоё собачье дело!.. Ведешь себя как подонок, веди, но не с моей… - Жданов лишь на мгновение замялся, подыскивая слово, и мысленно собрался. – не с Екатериной Валерьевной… - Отчего же нет? Что такое она тебе?!… - Воропаев криво ухмыльнулся. Его рот наполнился кровью. Выглядел он при этом как персонаж дешевого фильма ужасов. Слишком красное варенье... слишком всё наигранно... - Я… не обязан отчитываться перед тобой, - проговорил Жданов сквозь зубы, чувствуя, как приклеенная к нему страхом девушка напряглась. – Убирайся вон. И в ближайшее время не советую тебе тут появляться! Воропаев еще что-то хотел ответить, но тут заметил будто что-то новое. Остановился, оглядел их двоих. Вот уж на самом деле интересная картинка, наверное! Рабочий и колхозница. Катя обвила Жданова руками, не давая ему ввязаться в драку. Он, сначала еще пытавшийся вырваться, теперь просто стоял, приобняв ее за талию. Привычным заботливым жестом. Так по-хозяйски. Воропаев указал на Катю пальцем и недоуменно посмотрел на Жданова, потом осклабился и качнул головой, силясь поверить в увиденное. Потом махнул рукой, будто говорил, бог с вами, безнадежный случай, чего с сумасшедшими связываться. - Жданов, если честно, не ожидал от тебя такого, - тихо и почти спокойно проговорил Воропаев, чуть спотыкаясь, подходя к столу, чтобы забрать коробку со своими немногочисленными пожитками. Катя в его руках легко дернулась, как будто одно движение воздуха от Воропаева было ей неприятно. Жданов крепче прижал ее, рукам даже стало горячо от близости ее кожи. - Ты никогда не производил впечатление мужчины, - добавил Александр, направляясь к двери, он деловито утирал кровь белым платком. Катя крепче сжала ладонь Андрея, боясь, что он снова полезет к Воропаеву. Но он не двигался, только очень внимательно смотрел на того. - Кому, как не тебе, знать об этом, СашеНька, ты же всегда только делал вид, - колко заметил Жданов. – А как же Кира? – спросил Воропаев, обернувшись уже у самой двери. Но реакции на его слова не последовало. Он сдержанно усмехнулся и тут же поморщился, от боли, возникшей в губе, и аккуратно прижал пальцы к ране. - Совет да любовь… - и Александр подмигнул испуганной Кате, выходя вон. - Ты не сопротивлялась ему, Кать, - сказал Жданов, когда тишина в кабинете стала совсем невыносима. – Он… лапал тебя, хватал за руки, а ты и не сопротивлялась. Катя сидела в кресле за столом, Андрей стоял, облокотившись на косяк двери в каморку. Сколько это длилось, она не знала. Уже несколько раз в кабинет заглядывали Малиновский и Зорькин. Катя с каким-то издевательским нетерпением ждала Киру. Девушке не хотелось отвечать. Она была уверена, что слова не подействуют на Жданова сейчас. Она достаточно насмотрелась на разборки Маши и Феди. И потому хотела дать Андрею время, чтобы хоть немного отойти от всего, что произошло. Странно, но у нее самой сердце билось довольно ровно. Вот если бы только не присутствие Жданова! Она развернула кресло к окну, откинулась назад и прикрыла глаза. Не стоило отвечать. Ему же всё равно было виднее! Затылком она чувствовала его тяжелый взгляд и молчаливую злобу. Ну, нет, не к ней, а к остальному миру. За то, что Жданов не может спрятать ее от всех, запереть в каморке, застегнуть на молнию в кармане, и доставать тогда, когда ему захочется вновь полюбоваться ей, разгладить складочки. Катя резко развернулась и встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Она улыбнулась ему кротко и приблизилась. Он боялся пошевелиться, это было заметно. Только смотрел очень сосредоточенно, сдвинув брови. - Почему ты так долго не приходил? Знаешь, как страшно мне было… - сказала она тихо, обнимая его за шею. Ладонью она провела по его плечу. Его запах, вкус его губ, мускулы рук… Когда она в последний раз ощущала их? Час назад, два, три? Она уже начала забывать их. Припав к Жданову в поцелуе, Катя снова чувствовала себя так, словно после долгой жажды глотала живительную влагу. И ей очень захотелось приблизить вечер и их уединение. Жданов все еще стоял, не меняя позы, даже губами почти не шевелил в такт ее поцелую. Она слегка отстранилась от него. Посмотрела на него с интересом, чтобы проследить за его реакцией. Но как только она прервала поцелуй, он схватил ее и развернул спиной к стене. На его лице волнение и нерешительность боролись с раздражением и гневом. Она простым и нежным жестом, подушечкой большого пальца попыталась расправить его нахмуренную бровь. - И что он от тебя хотел? – спросил он, отдергивая голову, не давая ей прикоснуться к своему лицу. – Оставь меня… Иначе… мне очень трудно будет сохранить холодную голову… Так что же он от тебя хотел? - От меня? - спросила Катя, словно не понимала, что он имеет в виду, и улыбнулась. Своей улыбкой она хотела успокоить его, но он заковал себя в злость. - Ну, Сашка же не Клочкову сюда затащил, не Шуру, не Тропинкину, не, прости господи, Милко… А именно тебя… - Никто меня сюда не тащил, я пришла сама! – непритворно разозлилась Катя, не понимая, к чему Жданов устраивал этот спектакль. – Когда я вошла, он уже был здесь. Сказал, что собирает свои вещи. Признаюсь, я совершила недопустимое. Вступила с ним в разговор, хотя видела, что он пьян, что разозлен. Я провоцировала его. Но не ты ли недавно обвинял меня в том, что я всё всем прощаю? Могу же и я сорваться?! - Когда люди срываются, ну, когда они ругаются, они, наверное, не пытаются поцеловаться, тебе так не кажется? – без выражения проговорил Жданов, рассматривая свои ногти. «Почему бы и нет,» - подумалось Кате, и она жалостливо посмотрела на Жданова, вдруг догадается. Сейчас важнее всех слов на свете был бы его поцелуй, его руки на ее теле, их объединенное дыхание и мысли в унисон о том, что ждет их ночью. Но Андрей был такой уверенный, такой холодный. Просто-напросто делал вид, что не принадлежит ей до кончиков волос. Не верю! - Так что же он хотел от тебя, Катюш? – он упорно продолжал этот неуместный диалог. Катя сдалась. - Ну, чтобы я призналась ему. Что я такое с тобой сделала, Андрей, что теперь ты за меня горой… - но не удержалась и добавила с легкой беззлобной издевкой, - Ведь ты за меня горой? Жданов как будто смутился, опустил голову и вздохнул: - Я за тебя… Я с тобой… Кать… Но я жутко ревную… Его лицо как-то просветлело, когда он признался. - Я ревную так… что сам себя боюсь… В глазах темнеет, в ушах, как колокола… Ну, это значит, что ты, наверное… ну, не виновата, что ли… - пробормотал он еле слышно голосом, прерывающимся от муки. – Я боюсь, что ты исчезнешь, как уже было недавно… Что тебя кто-нибудь у меня украдет. Кто-нибудь, кто никогда не обижал тебя так, как я. Что тебе понравится кто-то более успешный, удачливый, чем я. Или мне придется вновь отвоевывать тебя у твоей гордости, у памяти твоей, побеждать эту твою месть, тратить время на убеждения. Я жутко тебя ревную, но только потому, что очень сильно тебя люблю… - Ты так говоришь, будто стесняешься этого, будто ты сделал что-то плохое, - с легким возмущением воскликнула Катя. – Никто, тем более не Воропаев… - Да не всё ли равно? – вдруг сказал он и, шагнув к девушке, заключил ее в свои объятия. Он нашел самую мягкую живую точечку на ее шее и принялся ласкать ее языком. – Слушай.., Кать, что ты со мной сделала?.. – шептал Андрей, прислушиваясь к ее тихим стонам. – Стою я в конференц-зале, перед всеми, говорю умные слова, а в голову всякая ерунда лезет, ей-богу. И вот такая… ерунда… и такая… еще… - Это щекотно… вот здесь щекотно… - пробормотала Катя, и из горла ее вырвался смешок, хотя она планировала сказать ему, в который раз, что они должны быть осторожны. Глаза ее были закрыты, поэтому девушка не поняла, куда вдруг делись прикосновения Жданова, пока не открыла их. Он смотрел чуть-чуть насмешливо на ее вытянутые, приглашающие к поцелую губы, на недовольство, что он так смотрит на нее, а не падает к ее ногам. Катя приподняла брови. Уголки губ поехали вслед за ними. - Что такое, Андрей? - Я тут думал… и придумал кое-что… - начал он. - Что именно? - Ну, как-то же надо решать… - он закусил верхнюю губу. - Что решать? – удивилась Катя. - Моё.. ну, то есть, наше… наше положение… - Положение? Он посмотрел на пол, себе под ноги, потом на свои светлые брюки. А потом почему-то махнул рукой. Странное поведение, подумала Катя, как и весь сегодняшний долгий день. - Моё… ну, то есть, наше… наше положение… - пробормотал он. - Положение? – недоуменно отозвалась Катя и посмотрела на него с удивлением. - В смысле… моё… в смысле… наше… - говорил он. И к собственному отвращению Жданов чувствовал такое смущение и нерешительность. Что такое, почему он не может сказать прямо? Почему он стал таким амёбоподобным перед столь важным шагом? Почему в голову полезли всякие невеселые мысли? Вдруг она откажет ему? Вдруг начнет говорить, что сейчас не время, что они не должны, они не могут? Или просто рассмеется ему в лицо заливистым издевательским смехом? Он уже слышал шуточки Малины по этому поводу. «Жданов, тебе что, скучно? Ну, так заведи себе хомячка! Зачем же сразу в загс?!» Или так. «Она тебя бортанула? Что, под зад коленкой? Ну, это не больно… Коленкой не больно… Расслабься Жданыч!» Он старался не думать о том, какая реакция будет у его родителей, но еще страшнее ему было подумать, какая реакция будет у родителей Кати. Он же в их глазах подонок и сволочь! То, что ему сейчас хотелось сделать, было еще не самым трудным. Он глянул себе под ноги, оценивая, какое будет у Кати впечатление, если он сейчас встанет перед ней на колени. Потом оглядел свои светлые брюки. Да не всё ли равно, чистый там пол или грязный, не все ли равно, что она скажет потом. Что скажут его родители, Кира, Ведь она любит его, значит, не сможет ему отказать. А ее осторожность и скрытность, ее желание прятать их отношения он победит одним удачным глубоким поцелуем. Да гори оно всё синим пламенем, словно заклинание проговорил он мысленно. С тех пор как он вернул ее любовь, ничего невозможного для Жданова уже не было. И ему вдруг стало не страшно повернуться спиной ко всему миру. Просто он смотрел в глаза главной женщине своей жизни. Что еще нужно? И он аккуратно опустился на одно колено. Катя оторопело отступила, огорошенная таким странным жестом. - Что…? Ты… что делаешь, Андрюш? – пролепетала она, прижав ладонь к губам. - Катенька, послушай меня внимательно, очень тебя прошу. Не перебивай, хорошо? Я… и сам собьюсь… - он неопределенно качнул головой, почему-то покрываясь краской. – Я… хотел… бы, чтобы ты… ты… поняла, как я на самом деле сильно тебя люблю. Что я… никогда больше, слышишь, не причиню тебе боль. Я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы ты простила меня. - Андрей, ну, зачем ты так, я же уже простила тебя, - Катя отвела глаза, будто начиная что-то понимать, и синхронно зарумянилась. Жданов надеялся, что от удовольствия. - Ну, ладно… Будем считать, что так… - разрешил он, не думая, о чем говорит, и снова набрал в грудь воздуха. – В общем, дело в том… что… Ситуация складывается таким образом… что… Да, боже ж мой! Короче, Кать, я хочу, чтобы ты… стала моей женой. Он заметил, что она уже раскрыла рот для того, чтобы возразить ему. Он вообще-то не знал, кто бы устоял перед таким предложением, но вот Катя могла и устоять… - Нет, подожди, не говори ничего! – он быстро поднялся с колена и схватил ее под локти. – Не отказывай сразу, Катюш, я тебя умоляю. Я понимаю, что был идиотом и кретином. Мне надо было уже давно сказать тебе это… эти главные слова… Но я всё не мог…, даже не то чтобы решиться… Мне просто мысль такая в голову не приходила. Представляешь? Ха-ха… - он издал нервный смешок и поправил очки. - Ну, это только потому что я такой непутевый… у тебя… Это самое верное решение всех наших проблем… Катенька, если ты любишь меня… Выходи за меня замуж… Она стояла, не шевелясь, скрестив руки на груди, чуть склонив голову, с тихой милой полуулыбкой на губах и явно наслаждалась его замешательством. Да уж! Когда еще можно увидеть первого из списка самых престижных московских женихов вот в таком виде, коленопреклоненного, в пыли, мямлящего слова любви, придумывающего себе всё новые и новые обидные прозвища, только чтобы она не сразу прогнала его. Да что там говорить! Самое интересное, что самый желанный московский холостяк вдруг захотел жениться. И как мальчишка дрожал, ждал… чего? милости? приговора? Плечи сами собой втягивались, словно Жданов готовился принять удар. «Ну, что она затихла? Что такого я тут наговорил? Может, что-нибудь не то? Вот дурак! Опять всё испортил!» Жданов молчал и боялся посмотреть Кате в глаза. Девушка же никак не могла согнать с губ эту расслабленную счастливую улыбку. Она мешала ей начать говорить, она перепутала все ее мысли, она заставляла ее тело медленно плавиться в слабом, легком огне наслаждения. То, что он сейчас произнес, было так божественно, так приятно, так неожиданно, что Кате не осталось времени на то, чтобы привыкнуть к этим чувствам. Она посмотрела на него еще раз, все еще силясь принять серьезный вид, но губы снова предательски расплылись. Сейчас он вдруг подумает, что она смеется над ним. И перестанет на ней жениться. От этой нелепой, глупенькой мысли Катя начала улыбаться еще шире. Жданов нервно переминался с ноги на ногу, заложив руки за спину. Наверняка, его волновала именно эта ее пресловутая улыбка. И молчание. А она просто не могла выдавить из себя хоть пару звуков, потому что боялась сорваться на сумасшедший визг. В груди у нее все сдавило, как перед взрывом, словно восторг плотной щекочущей волной рвался наружу. Ноги подкашивались, тело само просилось в объятия этого мужчины. Такое могло присниться только во сне, в наркотическом опьянении. Он предложил ей руку и сердце. Жданов стоял перед ней на коленях. Он умолял стать его женой. Когда она впервые увидела его в тот день, когда впервые подумала о нем с любовью, когда считала его самым лучшим, когда видела с другими, когда он предал ее, могла ли она мечтать, что он предложит ей это? Как после этих слов она могла продолжать спокойно жить? Надо же было как-то теперь покинуть этот кабинет, разойтись. Надо было разговаривать с людьми, которые и понятия не имеют о том, что произошло. Надо делать вид, что они чужие друг другу. Не на долго. Такую новость они не смогут утаить. Это были уже не тайные интимные ночи. Это была общая жизнь. Была бы общая жизнь, если бы она теперь сказала ему короткое «да». - Почему ты молчишь? – не выдержал Жданов. – Скажи что-нибудь... – попросил он. «Как только обрету способность связно выражать свои мысли, любимый», - подумалось Кате. - Я… - и смешок перебил ее речь. - Что?.. – настороженно спросил Андрей, нахмурившись. Он шумно сглотнул. - Я… не… - и снова Катя не смогла ответить. - Ты не?... – в голосе Жданова закралась нотка разочарования. - Ну, я не… могу… - и Катя опять прыснула в ладошку. - Не можешь?... – черты Андрея разгладились, даже как-то охладели. – Не можешь. Может быть, не хочешь? Я тебя прошу, если ты опять волнуешься из-за остальных… Это нелепо… Кать. Ну, неужели ты не видишь. Все уже и так всё знают! - Да я не… - и Катя покачала головой. - Я не хочу слышать никаких нет! – почти выкрикнул Жданов, своевольно хватая девушку за руку. – Я просто хочу, чтобы ты дала мне ответ, раз и навсегда. - Как интересно, Андрей… Павлович… - в тот самый момент, когда он дотронулся до нее, и Катя овладела собственным телом. Жданов снова следил за ее губами. Она заметила, он делал это часто. Не мог поцеловать, так хоть мог следить за тем, как они двигаются. - Требуете ответа, но заранее запрещаете говорить «нет», - она аккуратно высвободила свой локоть. Она обошла его и села в красное кресло. Он повернулся к Кате в каком-то оцепенении. На его лице застыло такое выражение, словно он готовился к самому худшему. Кате стало так стыдно за своё поведение и так жалко его. Она вскочила и, обняв его за плечи, прижалась всем телом. Катя держала его лицо ладонями и быстро-быстро говорила: - Глупый, глупый… Ну, если ты такой проницательный… и смог понять… что не для кого уже ни тайна… То… почему? почему?! ты не видишь… что я… я… за тобой… Андрюш… я… только… с тобой… Люблю… Жданов сам теперь улыбался, когда слышал ее восторженный и немного сердитый лепет. - Ну так скажи мне… Ответь на мой вопрос… - попросил он. - Я знаю способ получше, - лукаво промурлыкала Катя. Догадавшись, он протянул к ней губы, и Катя сама принялась целовать их. Тягучие, медленные, мягкие и упругие, сладкие, как будто он только что выпил сахарный сироп. И тут же неуловимые, быстрые, настойчивые. Такие скромные и тут же такие похотливые. Сколько она еще сможет удивляться его умениям? - Ну, так что? – не унимался он, спустившись губами ниже, и делал там что-то такое, от чего мурашки пробегали по телу нестройными щекочущими волнами. - Что… что? – удивилась Катя, закрыв глаза и растворяясь в неге. - Ты согласна? - Всё-таки ты очень настырный, Жданов, - ласково ответила Катя, поглаживая ладонями его волосы. - Просто скажи… - он вставил слова между поцелуями. - Может быть, ты подскажешь, что? - Просто скажи «да»… - Да. Да. Да. Да. Да. Да!

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:52 ]
Заголовок сообщения:
Жданов сидел в кресле. На своих коленях он, словно дорогой, хрупкий приз, держал Катю. Она устроилась поудобнее, будто забыла про место, где они находились, про то, что могут заглянуть, увидеть. Если бы их застали за поцелуем, не было бы так громкоговоряще, как вот эта милая, трогательная сцена. Двое. Одни. Держатся за руки. Чаще молчат, потому что губы заняты друг другом, им некогда выдавать еще и речь. Хотя слов было много, они рвались наружу, одно радужнее другого, одно точнее другого. И все же ни одно слово не могло выразить всей прелести момента. Не придуманы такие. Это было все равно, что рисовать огненно-красный закат, или фотографировать полет бабочки. Это было слишком эфемерно и красиво, чтобы можно было его описать. Надо было только чувствовать. Жданов протянул руку к Катиной груди, поиграл вырезом воротничка ее платья, провел указательным пальцем по розовой мягкой коже. В лучике солнца кожа слегка искрилась. И когда мужчина прикоснулся к ней, задрожала, отвечая на его ласку. Блаженная, непрекращающаяся улыбка купалась на его губах. Он думал, что выглядит, наверное, нелепо. Как сирота, получивший первый подарок от приемных родителей. Они любят его. Они купают его в нежности. Они подарили ему дорогой, хрустящий подарочной бумагой подарок, украшенный большим белым бантом. И очень трудно оторвать глаз от этого подарка, трудно представить себе, что завтра надо будет пойти в школу, а он останется дома. И так будет тянуть к нему! Придется показать подарок остальным... Одноклассники будут говорить, что у них-то игрушки были гораздо лучше и красивее. А соседка по парте будет считать его таким мальчишкой и важно дуть губы. Ей придется оглянуться вокруг и строить глазки другим детям. Скорее всего, она подойдет к учительнице и попросит пересадить ее за соседний стол. А что же дальше? Даже теперь, когда Жданов обнимал Катю за талию, прижимал ее к себе, и не спрашивал разрешения, чтобы поцеловать, он волновался. Если это счастье, оно еще не полное. Оно еще не достигло глубины души. Еще не заполнило сознание. Им еще могут помешать, заронить сомнения, испугать, совратить, заставить предать. Это может произойти, если они будут молчать, как того еще недавно просила Катя. - Катя, - сказал он. – Катенька… Катюша… - Да, Андрюш? – спросила она, задорно играя его волосами. – Надо же! Андрюш… - повторила она, словно пробуя имя на вкус. - Кать, послушай меня, - попросил Жданов, улыбаясь ее непосредственности. – Ты можешь? - Если ты уберешь свою ладонь оттуда, и не будешь ТАК смотреть на меня… возможно, - хохотнула Катя. - ТАК смотреть? – Жданов широко раскрыл глаза, будто в испуге. – Как ТАК, Кать? И он запечатлел короткий поцелуй на ее шее: – Кать, как ТАК? – и тихо рассмеялся. - Вот так, как сейчас. Вот когда ты так на меня смотришь, такое ощущение, что ночь уже началась… - смутилась девушка. - Какая ночь? – Жданов сделал вид, что не понял ее. - Какая-какая! – воскликнула Катя и добавила тише. – Наша… - О, наша ночь, Катюш, я не смогу теперь дождаться… Может, убежим… Она провела губами по его щеке, как будто успокаивая его возбуждение, но вместо этого он еще больше распалился. - Катя!... Ну, не перебивай меня… ммм… - взмолился Жданов. – Слышишь? Девушка рассмеялась, уткнувшись в его теплую шею. - Я не могу от тебя оторваться, и не могу тебя слушать. Рядом с тобой я становлюсь такой дурочкой. Ну, прости. - Кать, это важно, соберись, давай, - Жданов слегка встряхнул ее. Катя состроила ему рожицу. - Слушаю вас, господин… ну, что ж делать, бывший президент… и господин… ой, - Катя застыла с приоткрытым ртом, - господин будущий муж… - Звучит отлично. Спасибо, Катюш, - и он долго молча смотрел на нее, пока снова не смутил ее пристальностью взгляда. Когда она отвела взгляд, он очнулся и спросил: - Я что-то опять не так сказал? - Нет, ты снова ТАК посмотрел, - кротко отозвалась девушка. - Что значит, так, Катя?! – почти разозлился Жданов. - Нет, так дело не пойдет. Вставай. Ты сядешь за президентский стол. Тебе положено, не возражай. Я, скромный проситель твоей милости, сяду сюда, на стул для посетителей. Давай, садись. Нет, сначала встань. Да не на меня садись!.. Принимаюсь… Принимаюсь… и все время что-то отвлекает… Жданов подтолкнул ее. Она нехотя выполнила его просьбу. Он откашлялся и сразу стал серьезным. - Я хочу, чтобы ты стала моей женой. - Но это, Андрюш, я уже слышала и ты знаешь… - начала было девушка. - Нет, я не только про это… Ты просто не представляешь, как мне приятно повторять «моей женой», «моей женой»… Кто бы мог подумать?.. Извини… - Жданов потер ладонью лоб. – Ты согласилась…. Это еще приятней, ей-богу, Кать! Она рассмеялась снова и протянула ему руку. Но он не взял ее. - Я хочу, чтобы все смогли об этом узнать. Я уверен, это необходимо сделать, - быстро добавил Жданов, когда увидел ее изменившееся лицо. – Я понимаю, будет трудно. Но мы не должны скрывать своего счастья. Ведь в нем нет ничего постыдного! И еще… так мы перестанем давать пустые надежды… ну, некоторым людям… ты понимаешь, о чем я? Да? Катя сдержанно кивнула. - Мы достаточно взрослые люди, чтобы самим принимать решение, ты так не считаешь? И мы не должны посвящать свою жизнь тому, чтобы… некоторые другие люди… ну, как бы так выразиться, не испытывали боли, что ли? Девушка снова с ним согласилась, но в глаза ему не смотрела. - Я хочу, чтобы ты переехала ко мне официально. Не хочу скрываться, хочу целовать тебя у всех на глазах, будь это хоть Тропинкина, хоть Сашка… Хочу чтобы ты утром рядом была, хочу совместных завтраков, обедов и ужинов. Хочу, чтобы ты была свидетелем каждого моего шага, хочу быть твоим свидетелем. Каждому необходим свидетель…его жизни… Я где-то это слышал. И как же правильно сказано! Как думаешь? - Андрей, - перебила его порывисты монолог Катя. – Чтобы ты не сказал… Я уже ответила тебе – да… Да – на всё. Она опустила голову и кивала на каждое предложение. - Да, Андрей Павлович, я простила вас. Да, я буду вашей женой, Да, я готова следовать за вами, куда позовете, только позовите! Да, я встану рядом, пусть даже все будут смотреть и… пальцами показывать. Уж к этому-то я привыкла!.. Мне было страшно. Когда это все так внезапно вернулось. Я же не верила, что ты любишь меня… - она вздохнула и немного грустно посмотрела на Жданова. – Знаешь, я должна тебе сказать… Я так благодарна тебе… за то, что ты сделал… Что ты тоже меня простил, что не отступил… Андрей… Она встала и обошла стол. Он все еще сидел, следил за ней глазами. Катя встала напротив и протянула к нему обе руки. Он встал и обнял ее. Девушка уткнулась носом в его грудь, затянутую свежей, шуршащей рубашкой. - Вы женитесь, Андрей Павлович… - сказала она, щекоча ему кожу даже через ткань. - Да... - Надо же! Никогда бы не подумала, что эта новость будет такой счастливой… для меня. Обняв ее, он легко касался своим подбородком ее мягкой теплой макушки. - Только для тебя… Катя подняла на него глаза. Он нахмурился, о чем-то крепко задумавшись. Было что-то еще, что не давало ему покоя. Одно средство, чтобы сделать счастье полным. - О чем ты думаешь? – тихо спросила она, беря его руку и поднося к своим губам. – О том, как сказать об этом родителям и… всем..? - Родителям?.. – отозвался Андрей. – Нет, вовсе нет. Он посмотрел на нее, и улыбнулся. - Думаю, где устроить детскую в нашем с тобой доме… - Ты - что?! Что?! - Не делай такие страшные глаза, я тебя умоляю. Я сделал ей предложение… Да, и она согласилась. - А… Неужели даже не поупиралась для приличия?.. Ну, хорошо-хорошо, молчу… Но ты должен понять, я реально в шоке от твоих слов. Кому расскажешь, не поверят… Спокойно! Я тебе верю. - Сам в шоке, ты знаешь. - Ага! Не сомневался в тебе, Андрюш. Это ж надо! Пушкареву замуж позвал. - Да не от этого, идиот! Я в шоке от собственной глупости. От тупости своей! Как же я раньше не понял, что надо делать? - Эээ… Не могу с тобой согласиться, конечно. Ну, насчет тупости тебе наверное виднее… И все-таки как так получилось? Расскажи. - Это оказалось единственным выходом из ситуации. Недомолвки, обиды, ревность… Свадьба решит все. - Да уж. Скорее добавит тебе еще и с родителями проблем, и с… Кирой… О! Кстати, как с Кирой-то? - Завтра поговорю с ней… - Завтра-завтра, не сегодня, так лентяи говорят… Жданов, сядешь ты в лужу с этим предложением. - Я не пойму, чего ты хочешь добиться? Не можешь, как друг, просто поддержать? Без скабрезностей. Тогда молчи вообще! - Да ладно тебе, Андрей. Чего ты, правда, взвился так? - У меня душа не на месте со всем этим, Малиновский. Я весь на взводе. Ни о чем думать не могу, кроме… - Расслабься. Ты ж должен быть на седьмом небе от радости! - Но как бы тебе объяснить, чтоб ты понял, Малин? Я хотел бы быть на седьмом небе прямо сейчас, и несколько раз подряд, и не останавливаясь. - О, я, кажется, начинаю понимать, о чем ты. Ну-ну? - Но вместо этого мне приходится сидеть в конференц-зале и разгребать эти авгиевы конюшни. И смотреть на то, как моё седьмое небо… - Ага, ну, продолжай… - …занимается всем, чем угодно, вместо того, чтобы… чтобы быть… подо мной… - Господи, Жданов, неужели она так хороша? - Тебе все равно не понять, Ром, насколько… - Почему, ну, почему ты всегда так превратно ко мне относишься? У меня же тоже есть… вот тут где-то… сердце… - Слева, Малиновский… - Чего? - Сердце – слева… - Ну, не придирайся ты! Я только сказать тебе хочу, что если ты весь из себя такой влюбленный, а я – нет, это еще не значит, что я не могу понять твои чувства. - Ну, попробуй… - Я могу понять… Могу… Что тебе сейчас столько придется выслушать, Андрюш. Не завидую. - Дурак, я ни на минуту об этом не задумываюсь. Отец меня поймет. Мама… ну, мама наверняка, сначала в колокола забьет, а потом… мне удастся ее убедить. И вообще… - Да? - Я не понимаю, кому Катя может не понравиться… Так что на твоем месте я бы все-таки мне позавидовал, Малиновский… Катя смотрела, как в конференц-зал входят люди. Жданова пока не было. Она подумала, что всё вокруг как-то изменилось после их разговора. Она уже не чувствовала этих удушающих волн враждебности. Уже не было этого противного волнения. Вообще ей казалось, будто Андрей стоял у нее за спиной, положив ей тяжелые руки на плечи. Никто теперь не посмеет обидеть ее. Да даже если это и случится, она не намерена больше страдать. У нее была такая тайна. И самое прекрасное в ней было то, что она вскоре перестанет быть тайной. Взгляд остановился на Кире. Она так пристально смотрела на Катю, словно читала у нее на лице какие-то слова. Но девушка оставалась спокойной. «Ты счастлива?» «Очень». «А что же теперь мне прикажешь делать?» «Он все равно никогда тебя не любил». «Это не правда». «Это так, иначе он никогда бы не полюбил меня». - Где же Андрей? Где Роман Дмитриевич? – нетерпеливым голосом поинтересовался Павел Олегович. – Я бы хотел сегодня закончить обсуждение всех основных вопросов. Жданов вошел в кабинет вслед за Малиновским и первым дело отыскал глаза Кати. Он бы очень хотел улыбнуться, но губы его только тихонько вздрогнули, и он сел за стол. Девушка тут же отвела взгляд. Ей казалось, что они не просто посмотрели, а прикоснулись друг к другу. И в таких местах. Жаром вспыхнули щеки. Она собрала в кулак всю свою президентскую волю и встала. - Нам необходимо обсудить еще два вопроса из повестки дня… - начала она и тут же запнулась, когда заметила, как на нее смотрит Малиновский. Не просто смотрит, а как будто первый раз видит ее. Рот приоткрыт, брови чуть сдвинуты. Тело застыло в неестественной позе на слегка откинутом назад стуле, словно он забыл, что надо двигаться. И думал совершенно не о том, что она говорила. Неужели Андрей рассказал ему? Ну, конечно!.. Чем еще можно было объяснить это удивление в его глазах? Катя перевела взгляд на Андрея, тот в ее сторону не смотрел. Она сжала кулачки так, что ногти впились в розовую мякоть ладоней. Ну, она ему позже покажет! При этом решимость в ее взгляде была такая сильная, что Малиновский, смешавшись, чуть не свалился со стула. - Роман Дмитриевич, разве вам в детстве не говорили, что на стульях качаться нельзя? – любезно поинтересовалась Катя таким сладким голосом, что Малиновский еще больше засмущался. – Может, вам нехорошо? У нас тут… жарковато… сегодня. Выпейте водички. - Нет… спасибо… мне уже… нормально… Екат… Катерина… Валерьевна… я… только… вот… Уф! Спасибо, - не нашелся, что ответить Малиновский. Общее недоумение длилось недолго. Катя снова начала говорить. О перераспределении секретарей. Об упрощении внутреннего контроля. Об отмене магнитных карточек в курилке и туалете. Все снова отвлеклись, поддерживая обсуждение. Пока свои соображения высказывал приглашенный специально Урядов, Катя села. «Не удержался. Уже растрепал. И кому? Этому отвратительному Малиновскому. Этому бесу», - с остервенением думала Катя, придумывая способы мести для Андрея, а потом вдруг... «Но разве не благодаря ему вы сейчас вместе, Екатерина Валерьевна? Разве не он заставил Андрея из самых невинных, самых гуманных побуждений начать эту интригу? Уж Малиновский-то не виноват в том, что Жданов влюбился в вас. Он просто думал о нем в меру своей испорченности. Иначе никогда бы не начал эту безумную авантюру. Попробовал влюбить тебя в Жданова, а получилось все наоборот. Надеюсь, он понимает это. И осознает, что на самом деле сотворил. Ах, как же приятно об этом думать! Как приятно это видеть! Просто тело отрывается от земли и парит, как в невесомости». И она невольно улыбнулась Малиновскому, все еще задумчиво глядя на него, от чего тот еще больше покраснел, дрожащими неуклюжими руками налил себе воды и большими шумными глотками осушил стакан. За это зрелище Жданову не надо было мстить. Его надо было отблагодарить, как следует. - Ну что ж, мне всё предельно ясно. Я полностью удовлетворен, - его отец осматривал конференц-зал. – Теперь я могу удалиться на покой с легким сердцем, - он слегка улыбнулся Кате. – Надеюсь, на покой… - теперь он строго посмотрел на своего сына. - Павел Олегович, как договаривались, я буду присылать вам отчеты каждую неделю,- кивнула Катя, вставая и по-деловому протягивая ему руку. Жданов-старший пожал тонкие девичьи пальчики. Андрей почувствовал толчок странной горделивой нежности при этом. Смотрите, какая моя девочка. Кто еще может сравниться с ней? Павел Олегович придержал руку Кати в своей. - Я думаю, что недельные отчеты будут мне необходимы только на первых порах. А потом я вполне удовольствуюсь помесячными, - он похлопал ладонью по ее руке. Жданов краем глаза заметил недовольное лицо Киры и ее порывистые движения, с которыми она покинула зал. Удивительно, но совесть его при этом была совершенно неподвижна. Завтра. Он решил, что обязательно поговорит с ней завтра, попробует всё объяснить. Кира поймет. Жданов желал ей только счастья, ведь ей придется жить дальше… без него. Но трусливая малодушная лень где-то в глубине души, как осадок в винной бутылке, неприятная бурая масса, булькала и пускала пузыри. Потом, всё потом. Завтра, послезавтра, через неделю. Собрание кончилось. Сейчас он схватит Катю в охапку и утащит в свою берлогу. И не собирается отпускать ее до самого утра. До завтра, до послезавтра, до следующей недели. На самом деле Жданов понимал, что ничего не получится так просто. Только в своих мечтах он мог представить себя и Катю на необитаемом острове, где никому ничего не надо доказывать и жить в свое удовольствие - любовь и экзотические фрукты. Его конференц-зал продолжится. Кира, мама, отец. Как много надо потратить усилий, чтобы убедить их в своей любви к Кате. Ведь их же он не может прижать к груди и поцеловать, в конце концов. И Жданов с тревогой посмотрел на Павла Олеговича. Но мысли были такими тяжелыми, что Андрей даже глаза закрыл. Нет, не сейчас, домой, в постель, в… Как далеко он мог еще спрятаться? - Андрюш, - к нему подошла Маргарита Рудольфовна. – Мы улетаем завтра вечером. Я надеюсь лицезреть тебя перед нашим отъездом. - Для чего? – спросил он отвлеченно, наклоняясь к ее щеке и обнимая за плечи. - Я бы хотела с тобой поговорить, мальчик мой. И это не обсуждается. Ты найдешь для меня место в своем плотном рабочем графике? Жданов посмотрел на Катю. Она складывала бумаги в папку, но видно было, как внимательно она прислушивалась к их разговору, иногда замирала. Валерий Сергеевич что-то тихо говорил ей. Зорькин стоял чуть поодаль, нервно поправляя галстук. Затем они вышли, а Катя только бросила им вслед обеспокоенный, рассеянный взгляд. - Да, конечно, я надеюсь завтра видеть и тебя, и папу, - сказал он уверенно, Андрей хотел добавить Кате своей решимости. Если можно было сделать это рот в рот! Он призвал свое тело успокоиться, для чего тяжело вздохнул. – Я позвоню утром, если ты не возражаешь, мам. - Только не слишком рано. Я так измоталась сегодня со всеми этими делами и переживаниями. Пожалуй, я приму успокоительное на ночь. Так что не звони ни свет, ни заря, - Маргарита Рудольфовна и на полслова не выглядела так, как говорила. Почему-то часто взглядывала на Катю. - Хорошо, мам, обещаю, - кротко сказал Жданов. - Марго, ты идешь? – поинтересовался из-за ее плеча Павел Олегович. - Да-да, Паш, иду… У меня сердце кровью обливается, он такой непутевый, боже, как я его тут покину, - запричитала она достаточно тихо, чтобы это не выглядело нарочитым, и достаточно громко, чтобы Катя и Андрей услышали ее. Жданов покачал головой вслед родителям. За столом сидел только Малиновский, и допивал пять стакан минералки. - Ты идешь, Андрей? – спросил он, вставая, боясь посмотреть на Катю. - Нет, пожалуй, мне надо поговорить… с Екатериной Валерьевной, - Жданов почесал за ухом. – И потом я сразу домой, к себе. Устал очень. - Пожалуйста, прекратите это! – вдруг необычно громко воскликнула Катя. Она встала между ними, ниже каждого на голову, разозленная маленькая женщина. Жданов замер. - Ну, я же не слепая, я всё вижу, Андрей! Признайся, ты всё ему рассказал! – она указала пальцем на испуганного Малиновского. Пока она не видела Романа, он покрутил пальцем у виска, ошарашено глядя на Жданова. - Когда ты повзрослеешь? Ты и твой… твой друг. - Почему мне сегодня кажется, что я предмет неодушевленный? Ты не знаешь, Ждан? Удивляюсь, как… - Заткнись, Малиновский, - прикрикнул на него Жданов. – Катя, успокойся. - Ты всё ему рассказал, как и тогда! Но ведь я тебя просила не говорить ему ничего. Никому. - Ну, как в сказке про царевну-лягушку, Жданыч, - хохотнул Малиновский. – До поры до времени шкуру не выкидывать… - Роман… Дмитриевич, я еще успею спросить вашего мнения! – огрызнулась Катя, не оборачиваясь. - Но как ты не понимаешь, это мой друг, мой самый близкий друг, - оправдывался Жданов. - Спасибо, Андрюх, за… - с облегчением проговорил Роман. - Да заткнись же ты! – обернулся Жданов. - Ты всегда будешь игнорировать мои просьбы, Андрей? – Катя подошла к нему вплотную. – И всегда – с ним? Я уже начинаю думать, что ты мне с ним изменяешь… - саркастически добавила она. - Ну, что ты такое говоришь? Но ты… ты ведь, наверняка, рассказала о нас Зорькину! Я больше, чем уверен, - выпалил Андрей. Лучшая защита, это нападение, подумалось ему. И он восхитился, как ярко горели Катины глаза. Раньше он никогда не думал, что женщина в гневе может быть такой прекрасной. - Да Коля – святой человек! Как ты и твой дружок вообще могут сравниться с ним? Я же просила тебя!.. – Катя прищурилась и покачала головой, давай Жданову понять, что он – безнадежный случай. - Обсуждали нас, наверняка. Ты ему всё рассказала? - Я болтливостью не страдаю! В отличие от тебя. - Кать, ты знаешь, такую новость очень сложно удержать в себе… Все равно мне пришлось бы рассказать… - Но я…я! тебя попросила, Андрей, - зло выпалила Катя, глядя ему в глаза. - Э… - услышал он слабый голос Малиновского. – Я бы хотел… - Помолчите, Роман Дмитриевич! – так громко крикнула Катя, что оба мужчины вздрогнули. - Он – мой друг, ближе у меня никого нет. Если бы не он, этого вообще не было бы! – Жданов решил мстить. - Ах вот как, значит, я должна еще и благодарить его! – и Катя слегка притопнула ногой. - Не плохо бы было, - вставил Жданов, заворожено глядя на ее лицо. Красавица, моя красавица. - Может, это за Малиновского я обещала выйти замуж? – спросила она вновь. - Рассмотри такой вариант, - ответил Андрей, не обращая внимания на закашлявшегося Рому. - Жданов, что это!? Что значит, обещала?! Обещала она, - возмутился Рома, но его никто не заметил. - Может быть, ты скажешь, что это он пригласил меня сегодня к себе домой? – голос Кати слабел, стихал, она как будто успокаивалась, только два алых пятна на щеках выдавали ее внутреннее возбуждение. - А я и не говорю, ты сама сказала, - Жданов почти не следил за смыслом того, что говорил, его рука потянулась к волосам Кати, чтобы погладить их. - Может, это с ним мне так хочется провести сегодняшнюю ночь? - совсем тихо проговорила Катя и прижала его руку к своей груди. - Да, наверное… - Жданов обнял Катю за талию. – Всё еще хочется? - Ну, я тогда… поехала? – спросила Катя. - Что, на разных машинах? – Жданов следил за блеском в глубине ее зрачков. - Давай, на твоей, - тихо попросила Катя, не отводя глаз. - Хорошо, - он ласкал ее тонкие пальцы. - Заедем поужинать? – снова задала она вопрос. - Ты хочешь есть? – удивился он. - Не знаю, - смущенно улыбнулась Катя. - Закажем домой, - почти прошептал он, думая только об одной, самой классной, еде на свете – ее обнаженном теле. Малиновский смотрел на них широко распахнутыми глазами. На его лице застыло выражение какой-то легкой гадливости. Так смотрят маленькие мальчики на то, как их родители целуются. И думают про себя с отвращением «фу, девчонки!». - Я не мешаю вам? – громко и немного раздраженно спросил он. – Опять ощущаю себя предметом мебели, древнегреческим рабом… с опахалом. Где у тебя тут свечки, Палыч? Я подержу. Андрей оторвался от Кати, на которую смотрел, почти в упор, мягко касаясь ее лба. - Господи, Малина, ты еще здесь? – томно протянул он. – Шел бы ты… - Да, Роман… Дмитриевич, - в такт ему проговорила Катя. – Вам явно здесь не место… - Но… Ты… Андрюх… домой собирался… а теперь?... А, ну вас! – он махнул рукой и заторопился к выходу, не дожидаясь ответа. – Друг, друг я ему… То же мне друг выискался! Да что б я видела такого друга в гробу, в белых тапках… - и его голос затих за дверью. - Смешной какой… - улыбнулась Катя. Жданов провел большим пальцем по ее губе. - Смеешься… Значит, не сердишься? – спросил он. - Не сержусь, - усмехнулась девушка. – Кажется, кто-то очень спешил домой... - Да, - выдохнул Жданов и порывистым жестом поднял Катю на руки. – Сейчас… еще немного… И он принялся целовать ее. Сейчас им придется выйти из опустевшего конференц-зала, пройти через весь офис с таким видом, будто они не знакомы. Даже за руку его нельзя будет взять. Будет короткая передышка в лифте. Но думать, что вот-вот кто-нибудь беспощадно нажмет кнопочку и прервет их уединение, было бы невыносимо. Потом они сядут в машину и начнут приближать обоюдный экстаз со скоростью девяносто километров в час. Но пока, держа Катю на своих руках, Жданов еще мог насладиться ее близостью, дрожью, теплыми впадинками под коленками. Пока так, чтобы еще больше распалить воображение… Жданов беспечно вел машину одной рукой, на автомате. Часто отвлекался от дороги и взглядывал на Катю. Она же смотрела на него, не отрываясь. На фоне мелькавшей за окном Москвы четко выделялся его профиль, полуулыбка на губах. Ей было немного неудобно, когда он смотрел на нее. Глаза Жданова были скрыты очками, солнце бликовало на стеклах, часто она не могла понять, куда он смотрит. Его взгляд мог блуждать, где угодно. И почему-то Кате казалось, что он все чаще останавливался на ее груди и ногах, где сквозняк задорно играл полами ее платья. Мужчина протянул правую руку, положил её на колено девушки и несильно, ласкательно сжал. Кате стало щекотно, волна мурашек побежала вверх и исчезла где-то под юбкой. - Андрей, следи за дорогой, я тебя прошу, - рассмеялась Катя, шутливо сбрасывая его руку. - Не могу терпеть и всё, - прошептал он ей на ухо, притянув Катю к себе. Неотвратимая томная кошачья нежность влекла их друг к другу как магнит. Катя про себя молча удивлялась. Она никогда бы не подумала, что после такого количества женщин, прошедших через Жданова, он мог оставаться таким ненасытным и таким нетерпеливым рядом с ней. А у нее-то как кружилась голова! И руки дрожали. Она думала о том, как же прилежно научился он дарить наслаждение за все те годы, когда его окружали сексапильные красавицы. Как ловок и изобретателен он был. Как тонко чувствовал, чего бы ей хотелось больше всего, даже когда ничего кроме возбужденных стонов не вырывалось из ее рта. И еще она думала о том, как властно он брал ее. Как не забывал о собственном удовлетворении. Как вел ее почти силой туда, куда она еще не ходила. Как иногда мог доставить ей боль, пусть сладкую. Да, он умел доставлять удовольствие и умел извлекать его. А еще она думала о том, что одинаково покорно и с одинаковым желанием принимала и его покровительственную нежность, и его бурную страсть. Иногда он становился таким… таким молчаливым, сосредоточенным на движении, даже как будто безжалостным, только и желающим, что вызвать крик из ее горла. И, разгоряченная раньше времени этим мыслями, Катя пошире открыла окно. - Может, мы все-таки заедем куда-нибудь, - попросила она хриплым голосом. – К-хе… В горле что-то пересохло, - и смущенно посмотрела на Андрея. Но когда она увидела, что он в очередной раз на красный свет пролетает мимо светофора, Катя поняла, прежде чем он не утолит свою телесную жажду, попить не удастся. Жданов прижал к себе Катю так сильно, что чувствовал каждую ее косточку. Она уткнула голову ему в плечо. Они ехали в лифте молча. Вкус ее помады уже почти исчез с его губ. Он вытер ее макияж начисто своими напористыми, ненасытными, грубыми поцелуями. Теперь немного отдыхал перед новым рывком вперед. Десятками, сотнями предстоящих ему рывков. Катя тихо, не глядя на Жданова, погладила его щеку ладонью, словно слепой, проверяющий, где его проводник. К мягкому гулу кабины лифта примешивалось их совместное, размеренное дыхание. И еще какой-то странный животный звук. Жданов вдруг зашевелился, будто вспомнив о чем-то. Стараясь не отрываться от Кати, словно от этого зависела его биологическая жизнь, он нырнул рукой в карман и выудил мобильник. Быстро найдя номер в записной книжке, он нажал кнопку вызова. - Алло. Это «Гурман». Я бы хотел сделать заказ на дом, - сказал он негромко. – Да. Предложите аперитив по карте вин, пожалуйста, - продолжил он и тут же наклонился к губам Кати. Пока он мягко целовал их короткими сдержанными поцелуями, Жданов все время произносил «угу» в трубку одним голосом. - Нет, пожалуй, я определюсь после выбора меню, - прервался он. Катя с интересом и забавной улыбкой следила за тем, что, и главное, как он это «что» делал. - Нет, обслуживания не надо. Да. Восточная кухня? Лучше остановимся на итальянской, - он запечатлел поцелуй на левой щеке Кати. – Пиццу? Он выжидательно посмотрел на Катю. Она отрицательно покачала головой. - Нет. Что из лазаний?.. Еше… Да, - он поцеловал Катю в правую щеку, намеренно слегка коснувшись ее губ. Она обиженно посмотрела на него. Но ему было так приятно дразнить ее! - Эмилиану, двойную порцию, в томатном соусе. Только чеснок не добавляйте, хорошо? И мяса побольше, но с маслом не переборщите,– все в том же непринужденном тоне продолжал Андрей, попутно дразня девушку своими поцелуями. Теперь он опустился к теплой, чуть влажной шее, свежей, как после купания. - Тогда к блюду… что-нибудь из бургундского… Посмотрите,.. чтобы не позже девяносто пятого, - приказывал он между ласками. Девушка откинула голову, чтобы он смог добраться как можно дальше без помехи для разговора. Жданов только снисходительно улыбнулся и продолжил путешествие языком. Катя забралась ему в вырез рубашки маленькими холодными ладошками и пальчиком провела по упругим мускулам. - Ага… Да… Ммм? Салаты?.. Как же я упустил? – прервался он снова, глядя поверх Кати, с расширенными от возбуждения зрачками. – Обязательно. Два греческих и бутылку «перье». Жданов расстегнул несколько верхних пуговиц ее платья и начал ласкать правую грудь сквозь тонкую полупрозрачную ткань белья, большим пальцем дотрагиваясь до самого края возбужденного соска. - На оливках не экономьте… - выдавил он, плотоядно облизнув губы. Он хотел бы дотронуться до ее груди губами, попробовать кожу на вкус, но не мог отвлечься от заказа. Катя улыбалась в потолок. Никто из них даже не заметил, что лифт подъехал на нужный им этаж и бесцельно распахивал и закрывал двери. - Сладкое? – многозначительно протянул Андрей в трубку, одной рукой откидывая волосы Кати с виска. – Будем ли мы сладкое? И посмотрел ей в глаза. - Мы будем… сладкое… Фруктовый салат… Да, со сливками, и с клубникой, - кивнул он. – Сливок можно побольше. И отдельно пришлите… Катя не в силах больше сдерживать смех вырвалась из объятий Жданова и выбежала из кабины, пока он торопливо говорил в телефон свой адрес. Она стояла, придерживала расстегнутое платье и показывала на Андрея пальцем, словно все это происходило на перемене в пятом классе. И еще заливисто смеялась.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:54 ]
Заголовок сообщения:
Андрей открыл дверь, звеня ключами на весь лестничный пролет. Катя стояла рядом, прислонившись спиной к стене, и смотрела на него. Когда он уже почти отворил дверь, она взяла его за руку. - Послушай, это же мне не снится? – серьезно спросила она Жданова, сама пытаясь понять, правда это или нет. - Ты о чем? Кать… Ну, Катя, ну что опять случилось? Что тебе опять придумалось? – успокаивающе заговорил он, кладя ладонь ей на плечо, сжимая в кулаке ремень ее сумки. - Я просто… не могу поверить в то, что это происходит на самом деле… - медленно, разделяя каждое слово, каждый звук, проговорила девушка. - Ну, после того, что было на стоянке, в лифте, у двери… и перед тем, что будет дальше… Кать, ну, я не знаю, что еще мне надо сделать, - попытался отшутиться Жданов, обнимая ее и притягивая к себе. - Нет, ты слишком стараешься, и именно поэтому всё это так похоже на сказку, - саркастически-мудро изрекла Катя. - Да ладно, чего ты? – Жданов толкнул дверь и вошел в прихожую, Катю он тянул за собой за руку. - Нет, погоди, Андрюш, - остановила она его, заглядывая глубоко в глаза. – Спасибо тебе. - Спасибо? За что? - За счастье… Как можно спрашивать, за что?! – и она легко ударила его по плечу рукой. - Перестань. Я что-то не склонен сегодня вести глубокомысленные разговоры, - Жданов снисходительно сморщился. – Я бесконечно счастлив, что ты со мной, что ты меня простила, но… Но ведь не ради прощения всё это происходит сейчас. Я всего лишь человек, мужчина, и я… я банально хочу тебя… Сегодня… прямо тут… Ты меня извинишь?... Он ногой небрежно прикрыл дверь за собой, одновременно прижимая Катю к стене в коридоре вытянутой рукой. Жданов будто боялся, что она сейчас убежит, растает в воздухе, если он прервет этот телесный контакт. Он навалился на нее всем телом, отыскивая путь к ее груди через уже расстегнутое платье. Но только теперь его пальцы были более грубыми, он сорвал половинку ее бюстгальтера, чтобы добраться до обнаженной кожи. - Андрей… - выговорила она сквозь порывы учащающегося дыхания. – Разве… ты… не хочешь подождать, пока принесут ужин?.. Она еще пыталась призвать его к порядку, хотя ее тело уже начало свою разрушительную работу над сознанием Жданова. Он зверел прямо на глазах. Превращался в похотливое прямолинейное животное. Как же долго он копил в себе это вожделение, если сейчас даже не давал ей времени вздохнуть полной грудью? - Глупость какая, Катюш, - пробормотал он, мокро целуя ее в шею, спускаясь ниже, становясь перед ней на колени. – Бывают моменты… в жизни каждого человека, когда… есть не хочется… Кажется, я уже говорил тебе это… - Но если сейчас… - Катя смутилась и не смогла назвать вещи своими именами. – А они приедут… то… господи, Андрей… Остановись хоть на мгновение!... Умоляю… - Послушай, - глухо проговорил он. – Хоть на минуту прекрати думать и бояться… Ты – моя невеста. Что мешает мне любить тебя? Тут никого нет, кроме нас двоих. Я прошу тебя… Катя подняла голову, не в силах выдержать его взгляд. Он принялся расстегивать ее платье до самого низа, обнажив белый гладкий живот. Горячими сухими губами он покрыл его поцелуями, иногда позволяя языку вырваться между двух половинок, чтобы удовольствие из приятного стало острым. Катя издала полу-стон, полу-смешок и непроизвольно пригнулась к нему, обхватывая голову Андрея руками. Он чуть приподнялся и, освободив ее грудь от белья, выполнил, наконец, задуманное так давно. Его губы обхватили твердую податливую бусинку ее соска, язык описал головокружительный виток. Потом то же самое он проделал с другой грудью, оставляя блестящий след своей слюны на ее коже. Из Катиной головы, словно из пушки, тут же вылетели все оставшиеся мысли о благоразумии и скромности. Низ живот горел, как в огне. Ноги предательски подгибались, чтобы все произошло на полу, в прихожей, среди дорогой выходной обуви Андрея и ложек из слоновой кости. Жданов откинул теплыми мягкими руками полы ее платья, рассматривая две стройные ноги. И то место, которое было еще скрыто эфемерное тканью новомодного фасона, где они сходились. Самое больше удовольствие раздевать женщину, подумалось ему. Колдовать над всеми этими завязочками, шнурочками, кружевами, обхватывающими фигуру. Покров за покровом приоткрывать ее тайны, прелести, чтобы попробовать их на вкус. То медленно, издевательски, то быстро, нанося урон ее костюму. И слышать, чувствовать, как женщина сдается с каждым следующим движением. Тут мужчинам дана высшая власть. Чего только не придумает природа, чтобы род человеческий продолжался! Чего только не додумает род человеческий, чтобы разукрасить это действо! Он увидел, как сладострастной судорогой сведены ладони Кати, которые она почти вонзила в стену. Это было единственное, да еще, может быть, желание получить наслаждение сполна, что поддерживало ее в вертикальном положении. Жданов лишь слегка отогнул край ее белья, но она вздрогнула так сильно, будто оргазм уже наступил. Он лизнул кончик указательного пальца и прочертил дорожку от впадинки пупка девушки до только что приоткрытого места и осторожно подул. Катю била уже сильна дрожь. Сам Жданов начал понимать, что его собственные брюки становятся тесными. Он прижался приоткрытым ртом к ее холодеющему животу, одаривая Катю не то поцелуем, не то какой-то печатью – «это моя женщина», и оторвавшись, встал на ноги. Пора было переместиться в более удобное место, потому что еще несколько неосторожных движений с ее стороны, и он готов будет овладеть Катей прямо здесь. Но, оглядев ее с головы до ног, слабеющую, дрожащую, с полуприкрытыми глазами, ожидающую следующего его прикосновения, он не смог так просто отпустить ее. Даже на короткий миг, просто для того, чтобы дойти до постели. Он снова приблизился к ней вплотную, одним коленом раздвигая ее ноги, чувствуя ее разгоряченную плоть даже сквозь слои ткани. Губами нашел ее приоткрытый рот и погрузился в горячую, наполненную частыми вздохами бездну, ловя ее неподатливый, стыдливый язык, вызывая его на бой. Глаза закрылись сами собой. Раньше он себе такого не позволял. Всегда неотступно следил за выражением лиц тех женщин, с которыми спал. Но разве сейчас это можно было назвать таким вульгарным словом? Это было как в первый раз на всей земле, как у Адама и Евы. К влажным животным звуками поцелуя примешивались еще и Катины невольные стоны, такие протяжные, такие ненасытные, которые она просто не могла сдержать. Жданов поглядел на нее, помогая себе оторваться от ее тела рукой, упертой в стену. Мускулы от напряжения подрагивали, будто в них воткнули сотни иголок. Андрей поднял ее на руки. Издав жалобный стук, упали на пол туфли девушки. Он понес Катю в спальню. В тишине комнаты, скрытой от внешнего мира их влюбленностью и звуконепроницаемыми окнами, было слышно только, как напряженно скрипит кожаный ремень Жданова. Будто доспехи древнеримского бога. Жданов на руках нес ее на постель. Опустил осторожно, как фарфоровую драгоценную вазу, как опускают в воду розовую розу. Катя села, поджав ноги, одной рукой постоянно поправляя подол расстегнутого платья. Стыдливый неконтролируемый жест девушки, которая только недавно научилась управлять собственным телом, которая недавно поняла, что с его помощью она может управлять и другими людьми. Андрей встал перед ней на колени прямо на пол. Так что его лицо оказалось на уровне ее подбородка. Катя подумала, что это очень странно. Жданов перед ней коленопреклоненный уже второй раз за этот вечер. И делает он это не из почтения, а для того, чтобы было удобнее овладеть ей. Только в глазах его она заметила глубокую черноту, и поняла, что Андрей не отпустит ее сегодня, пока не наиграется. И, к своему девичьему стыду, она очень рассчитывала на его самую безудержную фантазию. Он притянул ее к себе за бедра, одновременно проведя по ним ладонями, рождая на ее коже сотни восхитительных мурашек. Ноги Кати само собой разъехались, заключая тело Жданова в объятие. Он снял с нее платье и, аккуратно, со знанием дела справившись с застежкой бюстгальтера, отбросил ненужную одежду на стул. Обе его руки ласкали ее освобожденные от оков груди, которые тут же отозвались на его прикосновения. Пропуская ее соски между указательным и средним пальцами, Жданов с удовольствием наблюдал, как они набухли и затвердели. Только когда они созрели, он наклонился к ним губами, к каждому попеременно, чтобы не обидеть их владелицу, помогая себе ладонью и языком. Спина Кати выгнулась навстречу его ласкам. Она запрокинула голову и не смогла сдержать громкий стон, вгрызаясь пальцами в мякоть покрывала. Он горячо выдохнул ей в шею, не останавливая работы рук и, медленно целуя, проговорил, едва справляясь с собственным голосом: - Кать… Помоги мне. Она попробовала открыть глаза, и мир вокруг нее поехал, поплыл, будто девушка неслась куда-то на океанской яхте. Пытаясь обрести равновесие, Катя опустила взгляд на Жданова. Тот протянул к ней руки. Только сейчас она осознала, что была почти полностью раздета. Его губы и руки до этого давали ей ощущение второй кожи, какого-то диковинного наряда, в которое спрятано ее тело. Но когда он прервал свои прикосновения, Катя даже поежилась от прохлады и неловкости. А Андрей-то всё еще был спутан своим дорогим итальянским костюмом! - Помоги мне, - еще раз прошептал он, подаваясь к ней всем телом, предлагая ей самой раздеть его. Румянцу уже не было места на ее лице, но она послушно принялась за дело. Сняла с него пиджак, просто уронив его к ногам. Затем потянулась к пуговицам рубашки. Расстегивала одну за другой, приоткрывая часто вздымающуюся накаченную грудь. Катя не удержалась от соблазна провести по загорелой коже ладошкой. И такое было в этом жесте детское собственничество и любопытство, что Жданов даже улыбнулся. Она, уже ни капельки не смущаясь, прильнула к нему губами, оставляя на мускулах белые, быстро исчезающие следы своих ненасытных, будто украдкой сорванных поцелуев. Украдкой от самой себя. Теперь настала очередь Андрея в блаженстве прикрыть глаза и издать протяжный стон одним горлом. Он только чуть дрожащими руками поддерживал Катю за обнаженную спину. Участь рубашки была решена также быстро, и она полетела на пол. Теперь девушке предстоял самый решительный шаг. Руки ее потянулись к ремню брюк Жданова, забренчали пряжкой, неловко, но торопливо расстегивая. Андрей поднялся на ноги, чтобы ей было легче. Он глядел на Катю сверху вниз, чуть приоткрыв рот, чтобы спасительный воздух не дал ему умереть от наслаждения. И сцена оказалась такой бесстыдно-соблазнительной, что новый толчок возбуждения пригибал его к обнаженному телу Кати. Жданов опустил ладонь на ее теплую щеку, то ли подбадривая ее, то ли прося сдержать свой пыл. Сладкие движения Катиных рук, любое нечаянное прикосновение, Катя видела это, могли бы прорвать ту тонкую плотину, что выстроила его любовь между грубым нетерпением и неторопливой нежностью. Еще одна пуговица… Осталась всего одна пуговица, когда Андрей сломался. Он нетерпеливо отнял руку Кати, когда она уже подцепила тонкими пальчиками эту последнюю преграду. Быстрыми отточенными движениями он снял с себя брюки сам. Катя попыталась ему помочь, она действовала честно. Но вместо того чтобы просто освободить Жданова от одежды, она только еще больше раздразнила его. Ну, она же была невиновата, что казалась ему такой желанной. Он слегка подтолкнул ее, пока Катя не упала спиной на подушки в изголовье кровати. Андрей подвинулся к ней, с усилием раздвигая ее вдруг сомкнувшиеся колени. Чего она так испугалась, недоумевал он, почему была такая напряженная? Ну, не боялась же она его, в конце концов! - Расслабься… - тихо сказал он, найдя ее взгляд. – Если хочешь, закрой глаза, - попросил Жданов, изо всех сил стараясь все же удержаться от последнего рывка и не расплющить ее своим горячим телом. - Андрей… я… - залепетала она. Он наклонился к ней ближе, целовал ее рот голодными губами и ласкал грудь теплыми влажными ладонями. Он успокаивал ее. - Ляг, Кать… - мягко приказал он, чувствуя сопротивление в ее членах. – Доверься мне, девочка моя, сладкая моя… - Я только хотела ска…зать… что я очень тебя люблю… - выдохнула девушка, утонув в пышных шелковых подушках. – Хочу тебя… Она подняла руки над головой, вытянувшись, словно прекрасная ныряльщица перед прыжком в омут наслаждения. Жданов был готов стать ее инструктором. Он встал перед ней на колени. В который раз, подумалось ему, и он согласен делать это изо дня в день, годы, пока будут работать его руки и ноги, пока будет действовать язык, пока душа будет хранить эту разрывающую на части любовь. Раздвинув ей ноги широкими ладонями, едва касаясь кожи, провел двумя пальцами по внутренней стороне бедра. Не удовольствовавшись этим, Жданов наклонился и провел по той же узкой, покрывшейся мурашками дорожке мокрыми губами, выпуская изредка баловень-язык. Вроде как сделал множество маленьких отрывистых поцелуев или один большой, непрекращающийся. Непроизвольно ноги девушки подогнулись, а позвоночник возбужденно округлился навстречу Жданову. Но пока она хранила молчание, только шумно вдыхала и выдыхала густой нагревшийся воздух. Ну, погоди же! Андрей чуть приподнял ее за бедра над кроватью и снял с нее последний кусочек ткани, эту символическую набедренную повязку. После этого все грани между Екатериной Валерьевной Пушкаревой, президентом модного дома и первобытной женщиной где-то в пещерах Юры были стерты. Остались только ее нервные окончания, разбросанные по всему телу, выведенные на поверхность или запрятанные в глубине. Самые вкусные, те, которые в глубине… Пока она не видела его, пока с закрытыми глазами почти неподвижно лежала и ждала его следующего шага, он улыбнулся и склонился прямо над ее лоном. Еще один поцелуй ее ноги. Теперь он уже не сдерживал свой язык, позволяя ему вытворять немыслимые вещи. Жданов словно писал на ее коже признание в любви. Ниже, ниже, к заветной складочке, где поверхность становилась все горячее, и так приятно пахло. Чтобы поставить жирную точку. Его губы, язык и пальцы, свободные от ласк остального тела Кати, принялись за свою сладостную работу. Ведь он же имел полное право оторваться на всю катушку! - Ан… дрей! – воскликнула девушка от неожиданности первого прикосновения, но он только властно прижал ее к поверхности кровати одной лишь тяжестью наслаждения. Он проникал в нее так глубоко, как только позволял ему его язык. Или одним только выдохом заставлял трепетать. Или помогал себе влажным пальцем, мягко, чтобы разница между гладкой кожей губ и шершавой подушечкой не причинила ей боль. И с удовольствием слышал, как Катя лепетала то слова, лишенные всякого смысла, то и того проще – отдельные междометья, то его имя на все лады. - Не…вы… но… симо! – одним воздухом проговорила она, перед тем как самой приблизить тело к его лицу, на что Жданов только удвоил скорость и мощь своих усилий. – Ааааааааандррррррррееей!!! – во все горло выкрикнула Катя, путая пальцы в его волосах. И сразу обмякла, мелко, часто вздрагивая бедрами. Он поднимался вверх по ее телу одними губами, пока, наконец, не достиг ее лица. Нет… После такого громкого признания точки было недостаточно. Тут требовался огромный восклицательный знак, поставленный прямо в розовую нежную плоть. За окном неотвратимо темнело. На потолке отражались всполохи от фар проезжавших во дворе машин. Постель была горячая, как русская печка. Одеяло уже беспомощно валялось на полу. Остались только два абсолютно обнаженных тела на скользкой поверхности шелковых простыней. Сил на то, чтобы произносить какие-то слова у Кати уже не было. Она чувствовала себя странной морской звездой, созданной богом только для того, чтобы принимать очередные порции наслаждения каждым сантиметром кожи. Приятная тяжесть тела Жданова сверху, его непрекращающиеся ласки, изобретательность в каждом движении стали всем, что она помнила сейчас из всей своей короткой жизни. То, что он с ней только что проделал, было так восхитительно и так незнакомо, что недоумение все еще билось где-то в животе стаей спугнутых ночных бабочек. Катя словно спускалась откуда-то, не то с небес, не то поближе… Неужели где-то на земле возможно такое счастье, удивилась она про себя. Счастье от близости с любимым человеком, будто ответ пришло ей в голову. Чего же может быть проще? Конечно, возможно. Ведь с ней это всё происходит прямо сейчас. И она закрыла глаза и обхватила свою голову руками, словно боялась, что мозг ее не выдержит и взорвется. - Кать… - услышала она голос Жданова совсем рядом с ухом. – Катя… - он попытался отнять ее руки, чтобы увидеть выражение лица. – Всё в порядке? В его вопросе ей послышалось самолюбование, нетерпение получить свою порцию удовольствий, легкая насмешка над ее замешательством. И бесконечная нежность. Она не сразу овладела собственным голосом. - Андрей… я… никогда… Мне… никогда не было так… хорошо… - Хорошо?.. – даже с закрытыми глазами она слышала, что он улыбается. Она понимала, что говорит как первоклассница, но ничего не могла с собой поделать, все слова поощрения вылетели из головы. Но Жданову не нужны были ее слова. Он требовал от нее благодарности другого рода. И не хотел дать ей времени опомниться. - Уверен, что ты ошибаешься…. Ты знаешь, что такое, когда «хорошо»? – медленно проговорил он, касаясь губами ее щеки, шире раздвигая ее ноги и поглаживая кожу. Катя замерла. Он был таким странным, таким загадочным, таким пугающим. Одним быстрым толчком Андрей вошел в нее. Острое, неожиданно подскочившее возбуждение вдавило ее голову в мягкие подушки. Катя беззвучно схватила ртом воздух и вонзила побелевшие пальцы прямо в плечи Жданова. Боль разрывающейся струной сладко пронзила ее. Он имел право насладиться ей, но брал так напористо и жестко, что девушка не смогла вздохнуть полной грудью. Катя не знала, чего хотела сейчас больше. Оттолкнуть Жданова, чтобы прекратилась эта гонка, или прижать его к себе, чтобы он смог проникнуть в нее еще глубже. Чтобы уже наверняка. - Лучше… всего… - пробормотал он, морщась, наращивая ритм, приподнимаясь на вытянутых руках, смешивая свои слова с ее стонами, бесстыдно рассматривая ее тело, – тебе… когда… ты делаешь… хорошо… Девушка сквозь закушенные губы издавала сначала только какое-то низкое, тихое мычание. А потом перестала заботиться обо всем, и громко крикнула в потолок, закатывая глаза в невыносимой истоме. Так громко, что Жданов, трудившийся на ней, вздрогнул от неожиданности. - Что ж ты так… орешь-то… - улыбаясь, нежно проговорил он срывающимся голосом, делая широкие размашистые движения, прижимая ее голову ладонью к подушке. Над его закушенными губами блестели бисеринки пота. Мускулы мокрой спины Жданова ритмично напрягались, словно он сдавал какой-то фантастический спортивный норматив. И теперь девушка уже не могла унять возбужденных возгласов. Андрей попытался поцеловать ее, чтобы прервать эту обезумевшую песню, но дрожь в теле и безостановочные усилия достичь экстаза мешали ему поймать ее губы. Он касался ее щек, растрепавшихся волос, подпрыгивающих плеч. Катя тоже двигалась непроизвольно всё быстрее и быстрее, помогая Жданову, провоцируя все новые и новые столкновения. Она чуть приподнялась ему навстречу и в исступлении сильно закусила кожу на его плече. Еще чуть-чуть продли наслаждение. Не отпускай меня. Не бросай меня. Немного. Вот так. Да! - Каааааааааатттттттттттььяяяяяя!!! – выкрикнул Жданов, впечатывая девушку в мягкую поверхность кровати. Он долго не мог отдышаться, мысли в голове путались. Жданов обессилено сполз с Кати и лег рядом. Одной рукой он гладил ее грудь, другую подложил под свою голову. Лоб был совершенно мокрым, и к коже неровными, рваными полосками прилипла челка. Катя лежала с закрытыми глазами, он не хотел тревожить ее сейчас. Никогда после занятия любовью у него не было такого абсолютно чистого сознания. Ничего не хотелось. Ну, по крайней мере, пока. Влага собралась в ложбинке между грудями девушки. Андрею захотелось притронуться к ней губами, попробовать на вкус свою женщину. Он просто не помнил, делал ли он это раньше, не осталось ли это место без его методичных ухаживаний. Но потом, потом… Пока по его телу мягким теплым пластилином растекалась нега и расслабленность. Спать не хотелось, но просто было очень лень двигаться и даже разговаривать. Он мог только смотреть. И то, что он видел, ему нравилось. Катя тоже дышала еще тяжело и часто, положив одну руку на его ладонь. Сердце ее уже успокаивалось, но удары еще были сильными – он видел, как вздрагивала ее левая грудь при каждом новом стуке. Дрожащей рукой она провела по лбу, указательным пальцем смахнула то ли пот, то ли слезы со щек. И все еще не открывая глаз и рта. Он приподнял ладонь с ее такой уютной, бархатной груди и провел по ее губам, рождая на них усталую улыбку. Она повернула к нему голову и очень внимательно посмотрела на Андрея. Взяв его руку в свою, она прижала ее к губам. Жданов подвинулся ближе, так, что оказался сверху ее, не отрывая от нее исполненного нежности и доброты взгляда. Откинул волосы с ее плюшевого ушка и поцеловал, удивляясь, какая она на самом деле вкусная. И это не было просто красивой холодной метафорой или преувеличением. Она на самом деле напоминала ему самое вкусное блюдо, которое он когда-либо пробовал. И пахла как коробка самых дорогих шоколадных конфеток! Ммм… И только подумав об этом, Жданов понял, что он чертовски голоден. Просто как волк. Ибо постепенно в его тело стали возвращаться чувства и ощущения, которые еще недавно были безжалостно забыты его возбужденным мозгом. Да уж, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… Он внезапно весело улыбнулся этой мысли. Катя посмотрела на него и нахмурилась. - Чему… ты улыбаешься? - осторожно произнесла она, пробуя силу словно чудом приобретенного голоса. - Я думаю, как же все прекрасно в этом самом прекрасном из миров, - философски изрек он, все еще смеясь. - Я тебе не верю. Ты же веселишься там про себя чему-то, - шутливо-обиженно проговорила Катя, попытавшись отвернуться от Жданова. Он сделал серьезное лицо, наклонился к ней близко-близко и вызвал ее губы на очередной поцелуй. - Кать, ну, перестань… Не отпущу… - и он снова положил ее на спину, к себе лицом. Несколько минут было потрачено в тихих, спокойных поцелуях, которые он давал и получал от Кати. Еще столько же ушло на молчаливое созерцание. Они лежали почти без движения, словно зеркальное отражение друг друга. Подложив одну ладонь под голову, другую Жданов положил на ее руку, вытянутую вдоль лица. Он уже не улыбался, только смотрел и смотрел, вбирал в себя каждую складочку, каждую морщинку ее лица. Она смущенно отвела глаза. - Кать, - он все-таки решился спросить ее. – О чем ты сейчас думаешь? - Думаю? – переспросила девушка, слегка дернув головой и пожав плечами. – Почему ты спрашиваешь? Он привстал, поддерживая голову согнутой в локте рукой. Гармония была нарушена. - Ну, вот смотри, - принялся объяснять Андрей. – Мы так давно… не спорь… давно… Ну, ладно… ты дольше… Мы любим друг друга. А я почти нечего про тебя не знаю… Она недоуменно нахмурилась. - Нет, ну согласись, - убеждал ее он. – Ничего кроме того, что у тебя в комнате висит плакат Леннона, и историю про этого… Дениса. Катя болезненно сморщилась при упоминании этого имени. - Тебе всё еще неприятно вспоминать о нем? – осторожно поинтересовался Андрей. - Уже не так неприятно, как раньше, - с грустной улыбкой проговорила девушка, принимая такую же позу, как и Жданов. – Дело в том, что появился в моей жизни человек, который превзошел… Дениса своим коварством. Жданов замер с открытым ртом, он хотел задать ей еще один вопрос, но своим признанием Катя выбила его из колеи. Он опустил глаза и закусил нижнюю губу. Катя вздохнула с каким-то странным всхлипом и, схватив его лицо руками, покрыла его поцелуями. - Прости, прости… Прости меня. Я – дурочка глупая… Ну, прости пожалуйста, - быстро-быстро говорила она при этом. - Ну, во-первых, - строго и холодно сказал Жданов, отнимая ее руки от своих щек, - это я должен просить у тебя прощения… А во-вторых… - А во-вторых? – Катя сделала вид, что ее очень волнует собственная судьба. - А во-вторых, отныне и навсегда это дело считается закрытым, - все также проговорил Андрей. – В связи с чистосердечным признанием подсудимого, а также в связи с тем, что потерпевшая забрала свою жалобу. - Нооо, - тут же вступила Катя, - это произошло только потому, что подсудимый честно исполнил наказание. Общественные работы, - и она широко, задорно улыбнулась, взмахнув рукой над собственным телом. Жданов схватил ее за шею и притянул к себе, так что их уже остывшие лбы соприкоснулись. - Прощена, Катюш, - мягко сказал он. - Прощен, Жданов, - в унисон ответила девушка. – Ну, так что бы ты хотел узнать? - Всё. Всё, что тебя касается. Твоё детство, какую музыку ты любишь, твоё любимое время года, и… какая твоя настольная книга, - принялся перечислять Жданов, загибая пальцы. - Ты прав. Ведь мы почти ничего не знаем друг о друге. Ну не странно ли? – усмехнулась Катя, откидывая его челку со лба. – Ну, у нас и времени на это не было, правда? – взглядом она искала его поддержки. Он притянул ее лицо к своему за подбородок и прошептал на ушко: - Ну, я тебе обещаю, что и теперь времени на разговоры будет не много… Катя смущенно и вместе с тем довольно хихикнула. - Андрей, ну, неужели ты не можешь прожить без этого? Он отрицательно покачал головой, прикрыв глаза. - Так-таки и не можешь? - Не-а. - И ты даже не можешь потерпеть? Потерпи, Андрюш, а то мы сейчас с тобой всё переделаем, на завтра ничего не останется, - торопливо попросила Катя. - Останется, - покровительственно улыбнулся он. - Ну, ловлю момент… затишья, – рассмеялась она, шутливо отталкивая Жданова и дерзко опуская взгляд чуть ниже его живота. – Ну, с чего бы начать? Что-нибудь в стиле Дэвида Копперфильда… - Катя призадумалась, прикусив ноготок указательного пальца. – Ай эм борн… Я родилась… Ну, папу и маму моих ты знаешь… В тишине квартиры раздался звонок домофона. Катя замерла, не договорив предложения. Она смотрела на Жданова с напряженным вниманием. - Ты кого-то ждешь? – испуганно спросила она. Что ей сейчас привиделось, разгневанная Кира за порогом, или его мать, поднимающаяся на лифте, или того хуже – собственные родители, каким-то чудом узнавшие адрес Жданова? Андрей не знал. И потому тут же успокоил ее: - Ну, чего ты подскочила так, трусишка? Это всего лишь наш вкусный заказ. И еще. Перестань трястись, ты у себя дома. Кстати, - прибавил он, выкапывая из груды одежды свои часы, – они припозднились… Жданов встал, натянул на ноги шелковые пижамные штаны, набросил на Катю одеяло и, подмигнув ей, пошел в прихожую. - Они припозднились?.. – растерянно хмурясь, переспросила Катя. – А сколько времени? Краем глаза Андрей увидел, как она схватила часы, напряженно вглядываясь, потом, будто испугавшись, прижала руку к губам. - Господи, я ведь даже не позвонила домой! – воскликнула она из комнаты. – Андрей! Я могу воспользоваться…? - Я даже отвечать на такой глупый вопрос не собираюсь, - перебил ее Жданов, приближаясь к домофону. - Мам, ну не волнуйся ты так! – уговаривала Катя в телефон, оборачиваясь в одеяло по примеру римских трибунов. - Ты на часы смотришь, Кать? – возмущенно проговорила Елена Александровна. – Папа будет волноваться. Кате снова пришлось придумать несуществующие переговоры. Хотя… Почему бы и не переговоры? Иногда людям не обязательно связками работать, чтобы разговаривать. - Я с Андрей… Палычем… на важных переговорах. Освободимся, поедем поужинать, - оправдывалась она. И как только мама позволяла ей так водить себя за нос? Ну, белыми нитками же шито. Переговоры на ночь глядя и ужин с видом на рассвет. Сколько она будет ей еще верить? - С Андрей Палычем или с Андреем? Катя, ты что-то темнишь. Не нравится мне все это. Папа после ужина прикорнул, но, боюсь, проснется и первым делом про тебя начнет спрашивать. - Объясни ему, что дело не терпело отлагательств. Он должен понять, он был на совете директоров. Папа лучше меня понимает, что надо как можно быстрее налаживать работу... Как солдат при побудке – сорок пять секунд, готовность номер один, - отшучивалась девушка. Андрей вышел из коридора с пакетом в руке. На губах играла улыбка. Он придвинул к кровати журнальный столик и старательно принялся за сервировку. Но, посмотрев на Катю, не выдержал и присел к ней. Притянув ее за кусочек одеяла, он начал медленно целовать ее в шею, тут же вызвав новый приступ щекотки. Она судорожно дернулась и выронила трубку в складки сбитой простыни. Беззвучно, одними губами она проговорила имя Жданова, призывая того к порядку, и легко оттолкнула его. - Нет, мам, тут просто… отвлекли, - и Катя осуждающе посмотрела на Андрея. - Так когда же ты все-таки дома будешь? – продолжила этот бесполезный разговор Елена Александровна. – Что отцу-то мне сказать? - Я… я… буду… ну, когда-когда? Скоро буду! - неуверенно ответила Катя, заметив только, как Жданов отрицательно покачал головой, кладя руку ей на плечо. Указательным пальцем он обозначил линию ее скулы и без улыбки по-хозяйски рассматривал ее. - Ну, не знаю я прямо… - запричитала мама. – Надеюсь, ты все правильно делаешь. Одно тебя прошу – веди себя прилично. - Ну, вот видишь, ты же все понимаешь, - загадочно подытожила Катя. – Завтра поговорим, мам, - и она повесила трубку. Жданов все еще смотрел на нее молча. Она взволнованно провела ладонью по лбу. - Я чувствую себя такой безответственной, - пожаловалась она ему с грустной улыбкой. - Тебе обязательно надо рассказать Елене Александровне и Валерию Сергеевичу о том, что происходит между нами. То, как всё теперь изменилось. Чтобы они зря за тебя не волновались. Чтобы знали, теперь за тебя есть, кому волноваться, - изрек Андрей, придвигаясь к ней поближе. - Я пока не хочу думать об этом… - вздохнула Катя. - Ты стыдишься меня? Я для тебя неподходящая партия? – удивился мужчина. - Нет, вовсе нет! С чего ты взял? – ошарашено воскликнула Катя. – Просто… так получилось, что мама знает обо всей этой незабвенной истории чуть больше, чем положено знать матери. - Я это знал! Ну, догадывался! – хлопнул себя по колену Жданов. – Как только ты… тогда исчезла, ее отношение ко мне изменилось. А отец?.. - Уж не боишься ли ты родительского гнева, Жданов? – прищурившись, спросила Катя. - Нет, не думаю, - словно Шерлок Холмс проговорил Андрей, качая головой. – Иначе… Да, согласен, думать об этом сейчас рано.... Кстати, тебе никто не говорил, как замечательно сидит на тебе этот костюмчик?.. - Да, - тихо кивнула Катя. – Люблю тебя, - добавила она, обхватив его голову руками и впиваясь губами в его губы. При этом одеяло сползло с ее плеч, и обнаженная грудь едва-едва касалась груди Жданова. Он чувствовала тепло его кожи и закипавшее в нем новое нетерпение. Она уперлась руками в его бицепсы, пытаясь прервать поцелуй. Катя понимала, что это могло бы продолжаться вечно, пока они не умерли бы от жажды и голода. Но что было более вкусным сейчас, его губы и объятья или разложенные по тарелкам деликатесы, она не могла решить. И потому сама продолжала эти ласки, целуя шею Андрея, уже покрывшуюся щетиной. - Погоди-погоди, Кать, - в свою очередь рассмеялся от щекотки он. – Катяяяя. - Очень кушать хочется, - прошептала она в его ухо, касаясь мочки краешком губ, взводя Андрея еще больше. - Так я накрыл, - ответил он, странно замерев, словно ожидая следующего шага девушки. Ей его удивление было приятно. - Глупый, глупый Андрей, - сказала Катя, беря со стола приборы и придвигая к себе тарелку с салатом. Андрей, приподняв брови, наблюдал за ней. Он явно не понимал, что с ней вдруг произошло. «Командовать парадом буду я», - подумала Катя, жуя оливку и не отрывая от остолбеневшего Жданова глубокого, словно океан и пронзительно-голубого, словно весеннее небо, взгляда.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:55 ]
Заголовок сообщения:
- Никогда не думала, что ты такой гурман, Андрей, - проговорила Катя, выуживая из салата кусочек сыра. – Некоторые из этих… блюд, - она взмахнула рукой в сторону стола. – лично я никогда не пробовала. Жданов только пожал на это плечами и придвинул к себе бокалы. Катя внимательно смотрела на то, как он разливает вино. Взгляд ее скользнул вверх по руке, на мускулистое предплечье, дальше к шее, на янтарную загорелую грудь, чуть ниже к накаченному прессу, потом сразу к его глазам. Он заметил ее беззастенчивое разглядывание. - Уверен, что пирожки Елены Александровны намного вкуснее всех этих заморских лакомств, - медленно ответил Жданов, возвращая ей ласкательный взгляд. Но только его взгляд двигался снизу вверх. Девушку это не смутило, она не отвела глаз. Только забыла, что рот ее полон едой, и застыла со щеками, смешно по-детски вздувшимися. Жидкость из бутылки уже давно перелилась через край бокала и ровным, красивым пятном заливала лакированную поверхность стола. Катя увидела это первой. - Андрей, ну смотри, что ты делаешь! – воскликнула она и набросила на разлившееся вино салфетку. - Да, дело житейское. Бывает, убегает… Я всё жду продолжения рассказа, - ответил Жданов, вытирая мокрые следы. – Или ты настолько голодна, что не сможешь совмещать прием пищи с приятной беседой? - Я действительно жутко голодная, ну просто как оборотень, это правда, - кивнула Катя, рассмеявшись. – Но это не помешает мне быть с тобой, никогда. Жданов протянул ей один из бокалов. Перед этим он аккуратно отер его основание ладонью, а затем слизал капли напитка прямо с пальцев. Зачем он так дразнил ее, подумалось Кате. И в лицо ей бросился жар. Даже сейчас, когда ей хотелось вернуть ему хотя бы малую часть той нежности, что она получила от него, девушка чувствовала себя куклой на веревочках. Их концы были как раз в тех самых испачканных вином пальцах. Нет, она заставит его быть растерянным. Она раздавит его своей любовью. Не всё ему строить из себя великого сэнсея и наслаждаться ее неопытностью. Она может вызвать у него не только снисходительную улыбку, но и более сильные эмоции. «Сегодня я буду кутить, весело, добродушно, со всякими безобидными выходками». - Послушай, а откуда ты знаешь про пирожки моей мамы? – спросила Катя, осторожно отпивая вино. - Я думаю, что если так хорошо получилась ты, то и всё остальное должно получаться не хуже, - загадочно ответил Жданов и этим окончательно раздразнил девушку. - Обязательно угощу тебя как-нибудь пирожками, но сегодня, уж извини, ничего кроме… - и она сделала неопределенный жест руками. Наверное, фраза была такой откровенной для Кати, что Жданов внезапно поперхнулся куском лазаньи, который только что вкусно отправил в рот. - Ну, так на чем я остановилась? – как ни в чем не бывало, весело прощебетала девушка, с удовольствием отмечая замешательство Андрея. - Ка-кажется…, на том, что ты родилась? – вопросительно ответил Жданов, запивая своё удивление вином. - Да, я родилась, совершенно точно. И еще три часа назад я бы сказала: какой ужас, я родилась! – и Катя почти театрально закатила глаза. – Но теперь… - и она смущенно опустила взгляд. – Андрей… Жданов сделал особенно большой глоток, не отрывая глаз от Кати. Он был похож на кобру, завороженную дудочкой факира. Особенно пристально он следил за ее указательным пальцем, с которого она подцепила языком каплю масла. «Нравлюсь ли я тебе такая, Жданов?» - с опаской подумала девушка. – «Или ты уже готовишься взять инициативу в свои руки? Дай… ну, пожалуйста, мне еще чуть-чуть порезвиться. Господи, страшно-то как». И Катя задумалась. Да, ей было неудобно, неловко, странно окоченели высунувшиеся из-под одеяла ступни, но она была так взволнована. Она ведь могла делать с этим мужчиной все, что захочет. Теперь они принадлежали друг другу. Он не посмел бы осудить ее. Чтобы она сейчас не выкинула! И после этой мысли она пододвинулась к Андрею, легким движением заставила его откинуться на подушки. Он хотел привстать, он, будто нехотя, поддавался ей. Катя, чувствуя, как пылают ее щеки, наклонилась к груди Жданова. Под губами его кожа казалась такой мягкой, чуть прохладной, она неровно подпрыгивала от биения его сердца. Андрей шумно вздохнул, и откинул голову. Его рука легла ей на плечо, но была почти невесома. Кате было непонятно, подбадривал ли он ее или нет. Свежесть из приоткрытой двери балкона, солоноватый вкус кожи, тишина, только где-то далеко шум одинокой машины, и вздохи Андрея, каждый раз, когда Катя губами дотрагивалась до его тела. Сначала только легкие, невесомые, почти целомудренные касания. Но потом ее губы сами собой раздвинулись, выпуская на волю язык. Мягкость его кожи соблазнила ее. Катя захватила маленький кусочек зубами, от чего вздох Жданова неуловимо закончился стоном. Удары его сердца участились. Она изредка взглядывала на Андрея, пока ее губы блуждали по его груди. Жданов открыл глаза и в упор смотрел на Катю. Под ее рукой его мышцы напряглись, она уже видела, чего он хотел. Наброситься сейчас на нее, перевернуть, чтобы она оказалась внизу. И она снова потеряет волю в его умелых руках. Но Катя видела – его взгляд был туманным, рука только предупредительно дрогнула, но потом он снова расслабился. Только кожа на щеках стала чуть темней, словно ее изнутри заливал румянец. - Но теперь… всё по-другому, - сказала она в его шею и приподнялась. - Кать, ты… ты… ты будешь еще… еще… вина? Вина хочешь еще, у тебя совсем пустой бокал? – странным глухим голосом спросил Жданов. - Вина? – не совсем понимая, о чем он, пробормотала Катя. – Нет, вина что-то не хочется…. А вот сливки подошли бы. Наслаждение щекочущей волной разливалось по телу. Опять гнало его в гору, не давало расслабиться, остановиться, перевести дух. Он закрывал глаза, и ему казалось, что рядом с ним какая-то другая Катя. Как было в тот незабвенный день, когда она вошла в конференц-зал с новой прической, в новом костюме. Девушка ласкала его тело так, будто хотела коснуться души, добраться до нее тонкими, прохладными пальцами, сжать в кулачок, несильно, чуть-чуть, чтобы он только выдохнул, но не закричал. Хотел ли он, чтобы это было так? Чтобы она была сверху, и в прямом и в переносном смысле? Чтобы она руководила его чувствами, прижимая к мягким простыням приятной тяжестью своего обнаженного тела? Катя процеловала ровную линию от впадины между ключицами до его живота. Она помогала себе языком, придерживая Жданова за плечи так осторожно, словно он был тяжелобольным. Она действовала так целеустремленно. Даже не останавливалась, чтобы подумать, а что же дальше. Глаза ее были открыты. Потому что ее вела не страсть, не игривость, а что-то другое. Что-то… И он понял. Сам же Андрей и воспитал эту новую Катю. Она всем своим существом старалась сейчас сделать хорошо именно ему, забыв о собственном удовлетворении. Ее вела любовь. То чувство, которое заставляет забыть о неловкости, о морали, о прошлом, о будущем, и главное, о себе. Когда ничего не важно, кроме благодарности в глазах любимого человека. Это есть полное удовлетворение и высшее наслаждение. Ее голова склонилась к его груди, потом она спустилась ниже, к его животу, сведенному судорогой щекотки и стеснения. Потом еще ниже, туда, где резинка штанов врезалась в плоть. И только когда Жданов увидел, как дрожат ее руки, протянутые к нему, он осознал, что ее волнение было еще более сильным, чем его собственное. Андрей перехватил ее движения, уже когда девушка начала отгибать податливую струящуюся ткань. Молча притянул Катю к себе и положил на грудь, как матери, бывает, баюкают грудных детей. Он ощущал движение ее живота при каждом вдохе и выдохе. Жданов ответил себе на вопрос. Нет. Сейчас он не хотел, чтобы с ним была новая Катя. Ему нравилась прежняя. И так мало оставалось от нее, всё меньше и меньше с каждым новым поцелуем, которым они обменивались. Пройдет не так много времени, и их ночи превратят маленькую неуверенную девочку во взрослую женщину, наполненную изумительными фантазиями. Уж он-то позаботится об этом. Но не сейчас. Пусть она еще немножко побудет несмышленым растерянным младенцем. Ну, пожалуйста… Хотя перспектива была такая прелестная. И он с тоской глянул на тарелку взбитых сливок на столе рядом с кроватью. Катя с недоумением посмотрела на него. Её взгляд как будто говорил, неужели ты откажешься от такой порции наслаждения, Жданов? И еще было большое недоверие где-то в глубине зрачков. Видимо, легкое разочарование в его глазах выдало его. - Кать, послушай меня, - тихо сказала он, она в ответ сдержанно кивнула. – Внимательно… - Да, слушаю, - отозвалась девушка. - Ты никогда не будешь делать ради меня то, чего не захочешь, - он мягко погладил ее по растрепавшимся волосам. - Но… - смутилась Катя. Ее раскрасневшиеся щеки как будто пожурили его. «Ага. Ты знал, с самого начала, что я хочу сделать! А тебе вот удалось меня удивить». И она храбрилась, - Почему ты решил, что не хочу?.. - Ну, скажем так, не умеешь… как правильно… - и Жданов сам покрылся краской, как только подумал, в каком умении ей отказывает. Но при этом слова так сильно возбудили его, что он чуть не нарушил только что данное Кате слово. Она это почувствовала. - Андрей, ты еще пытаешься мне соврать, а вот твоему телу это не удается, - она улыбнулась и покачала головой, удобней устраиваясь на нем. - Я не вру тебе, - запротестовал он, с досадой пытаясь унять собственное желание силой воли. Ни силы, ни воли Жданов не смог обнаружить… Только жгучее томление и всё нарастающее напряжение. Вот уж воистину опасен тот человек, мозг которого охвачен возбуждением. И не только для других. Жданов с удивлением заметил, что его нерешительность и смущение будто придают Кате сил. Краска сошла с ее щек, она была более расслаблена, и вовсе не собиралась отказываться от намеченного гениального плана. - Я оценила степень твоего благородства, - проговорила Катя, целуя его в губы, и выпрямилась. – Но… дело не в том, что всё это очень мило и по-мужски, и не в том, что ты хочешь заботиться обо мне… А дело в том, что я тебе не верю. - Почему?! - Ну не верю я тебе, - Катя покровительственно улыбнулась, делая короткое движение бедрами, словно чтобы удостовериться, что ей не показалось. Катя посмотрела на него, а потом на столик, где уже начали оседать белоснежные пористые сливки в широкой дорогого фарфора тарелке. Выражение ее лица было таким хулиганским, что Жданов тоже улыбнулся. Он провел ладонью по ее руке, вверх до плеча, нежно обхватил шею и притянул ее к себе. Андрей хотел поцеловать ее перед тем, как отпустить, словно лодочку по волнам их обоюдной страсти. Оторвавшись от ее губ, мягко, едва касаясь, стал целовать ее скулы. И прошептал: - Ты на самом деле хочешь этого? Он спрашивал в последний раз, потому что уже с наслаждением представлял ее губы там, где очень хотелось. - Ты хочешь этого? – выдохнула Катя, тоже порядком возбужденная. Дрожь вернулась в ее тело. - Нет, не так! Ты меня неправильно поняла, я тебя не собирался ни о чем просить, - с нажимом сказал Жданов, отстраняя девушку от себя и вглядываясь в черты ее лица. – Я спросил первый, ответь, ну не юли, пожалуйста. - Д-да, - отводя взгляд, ответила Катя. – Думаю, да. - Ну, как на экзамене, честное слово! – не выдержал Жданов. – Как на совете директоров. И в каком деле! Кать! – и он натянуто рассмеялся. Ему было просто невмочь ощущать ее теплые ноги вокруг собственного торса. Боже, еще немного, и он зарычит, как тигр. - А тебе отвечу. Я отвечу тебе, - она наклонилась к нему близко-близко, так что он почувствовал ее нежное дыхание кожей щеки. – Я хочу попробовать, ну-у-у, как это бывает. Жданов приподнял обе брови в удивленном жесте и, подняв обе руки, заложил их за голову. Он откинулся на подушки, устраиваясь удобнее, хотя каждое движение вызывало новый приступ возбуждения. Андрей глубоко вздохнул, сдерживая себя и, широким жестом указывая на собственное тело, проговорил: - Велком, любимая. Катя следила за всем этим, смущенно и вместе с тем задорно. Губы ее подрагивали, стремясь разъехаться в улыбке, но она закусила их, так как хотела остаться серьезной. Жданов тоже еле сдерживал смех, глядя на ее замешательство. Скрыть эту обоюдную истерическую, на грани слез, веселость они были не в состоянии. А Катя всё пыталась сосредоточиться на теле Андрея. Он еще раз указал Кате на себя. - Заметь, не я это предложил, - довольно произнес он, видя, что она все еще не решается начать. Она тут же стремительно опустилась к его губам, оставив на них короткий, предупреждающий поцелуй. «Заткнись, Жданов, и не мешай». Потом жестко, как автоматной очередью прошлась по его груди, обеим накаченным половинкам, помогая себе ладонями. Жданову осталось только удивляться, откуда в ней столько словно подсмотренных умений. Откуда она могла всё это узнать? Если только не повторяла с точностью его собственные действия… Когда она принялась целовать самый чувствительный кусочек кожи на его груди, бедра Жданова непроизвольно дернулись по направлению к разверстым ногам Кати. Но он только услышал ее короткое «Не-а!» и с усилием пригвоздил сам себя к постели. Странно, но казалось, будто его тело ниже пояса зажило отдельной жизнью. Голова была совсем чистая. Возможно потому, что он боялся всего происходящего больше Кати. Он снова расслабился и прикрыл глаза. Теперь он только осязал девушку. Жданов мучительно старался совместить то, что чувствовали сначала его грудь, потом его живот, а потом и иные части тела, с внешним видом знакомой ему Кати Пушкаревой. Сначала ощущения Жданова были отрывочными. Он просто представлял себе ее губы, юркий язычок, ласкающие его тело. Руки, которые она все смелее пускала в ход. Он почувствовал, когда она развязала шнурок его пижамных штанов. Андрей ощутил трепет ее тонких пальчиков, которыми она не только освобождала его от одежды, но и поглаживала одновременно, легко, как будто невзначай. Потом он чувствовал, как она стягивает с него эти злосчастные штаны, которые уже не могли ничего скрыть. И зажмурился еще крепче, представляя, что летит в пропасть на каких-то адских, горячих американских горках. Было какое-то мгновение, которое выпало из его последовательного сценария эротического боевика. Была тишина, прохлада на коже, и не было никаких прикосновений. Только мучительно хотелось открыть глаза и увидеть, как она готовиться сделать это. Потом все началось так быстро и неожиданно, что он не смог сдержать стон, и шумно через зубы вдохнул воздух. Катя мокрым дрожащим языком принялась измерять длину и диаметр. Ничего чудесного не происходило. Нельзя было от святой Елизаветы ожидать навыков Марии Магдалены. Вот так вдруг. Движения девушки были несмелыми, чересчур осторожными, неловкими. Катя иногда слишком резко сводила смущенные пальцы. Иногда теряла темп. Но возбуждение не отпускало Андрея. Наоборот! Это было прекрасно не тем, как Катя это делала, а тем, что делала это именно она. И чтобы проверить это, он всё-таки открыл глаза и мягко, сквозь стон, назвал ее по имени. Это было такое порочное и такое восхитительное зрелище, что бедра отозвались новой судорогой. Но он не смел довести это действие до последствий, как бы великолепно и нереально оно ни было. С этим он пока не был намерен знакомить Катю. Пока что у него еще было время, пока он еще сдерживался, чтобы вполне насладиться ее ласками и закончить традиционно. Внезапно в середине мучительного прилива пульсирующего обжигающего наслаждения, Жданов услышал какой-то посторонний звук. Звонил его мобильный телефон, который он оставил в прихожей на тумбочке. И он впервые в жизни пропускал звонок с таким диким животным удовольствием. Только сливки тоскливо томились в широкой тарелке на столе. Она не помнила своего имени. Она не знала, что делала сегодня днем. И не представляла, что будет делать завтра. Она не понимала, для чего еще могут быть созданы руки, губы и кожа. Только лишь для того, чтобы принимать и давать наслаждение. Ведь если бог создал человека таким чувствительным, таким чувственным, значит, это не просто так. И она отдавала тепло своих рук и нежность своих губ человеку, распростертому под ней. Так впервые. Так необычно. Совсем не страшно. И абсолютно не стыдно. Страха не было, не было сомнений. Было только старательное желание принести высшее удовольствие. Потому что любила. И не было ничего прекрасней срывающегося шепота, напоминающего ей о ее имени. Ничего трогательней тихих вздохов и невольных стонов. И ничего приятней благодарного блеска в глазах. Но потом он резко сел и поднял ее. Властно перевернул и без предупреждения вошел. На этот раз было совсем не больно. Словно они идеально подходили друг другу, как когда-то разорванные половинки любовного письма. Только что она была словами «люблю тебя». Теперь, когда он оказалась под ним, он стал доказывать ей это. Всё быстрее и быстрее, жарче и жарче. Бисеринками пота, напряжением мускул, полуприкрытыми глазами, трепещущими ресницами. Было тихо. Никто из них не произнес ни звука. Потому что он слишком часто прикладывался к ее губам, как к прекрасному сосуду, чтобы отпить нектар ее чувства. Только в последние несколько мгновений, когда темп стал почти бешеным, таким животным, оба огласили потолок громкими криками, в которых перемешались их имена и их сущности. На этот раз он не хотел отпускать ее. Просто упал сверху, придавливая немалой тяжестью своего тела. Разве можно было после этого возвращаться в реальный мир, думать о делах, встречаться с другими людьми? Нет, не сейчас, потом. Они оба подумают об этом потом. И все-таки она не сомневалась, что из всего, что их ожидает, из самой банальной вещи на свете они извлекут наслаждение. Она обняла его и прижала к себе крепко-крепко. Он спрятал лицо в ее спутанных страстью волосах и вдыхал запах кожи. Не осталось уже ничего цивилизованного в этом аромате. Она пахла просто – как женщина. Как несколько раз отлюбленная женщина. Как его женщина. Теперь уже никуда было не деться. Она была его женщиной. - Прости, Кать, - подал Жданов голос, все еще не отрываясь от нее. - За что? – усмехнулась она, почти по-матерински невинно поглаживая его по волосам. - Я… я не смог сдержаться, - винился он. - Сдержаться, Андрей? – не поняла Катя, приподнимая его голову. Для этого ее ослабевшим от неги рукам пришлось сильно напрячься. Он пристально, серьезно посмотрел на нее. - Какая ты еще, в сущности, девчонка, Катюш, - сказал он мягко, приподнимаясь на локтях, откидывая с ее лба непослушный локон. - Ну, объясните мне, любезный дон Гуан, милостивый мой Казанова, мне, бедной, всеми оставленной дурнушке, - она устроилась под ним поудобнее, но так, чтобы не спугнуть Жданова. - Ну, я… мне не… - начал Андрей, запинаясь и ощутимо смущаясь. – Кать, ну вот скажи, как ты так умеешь? – не выдержал он. - Что умею? – улыбнулась она. - Вот так смущать меня иногда, - выпалил он, скатываясь с нее и садясь на кровати. Жданов схватил со стола тарелку со сливками, ближайшую к нему ложку и принялся жадно поглощать их, запивая остатками вина в одном из бокалов. - Ну, уж нет, Жданов, - воскликнула девушка, присев к нему. – Начал, так уж договаривай. Он посмотрел на нее, с остервенением запихивая в себя новую порцию сладких, высохших сливок. - И прекрати есть с таким апломбом, - приказала она ему, отбирая тарелку. Жданов разглядывал ее тело, одна его рука непроизвольно потянулась к груди Кати. Потом спустилась на живот. Девушка с удивлением заметила, что они оба всё еще обнажены. Почему-то это ее совершенно не трогало. Но было заметно, что это трогало Жданова. Снова. - Ты бы… эээ… оделась, что ли? Любимая моя, - попросил он без особого энтузиазма. Она вернула ему взгляд, спустившись глазами туда, где недавно была губами. - На себя посмотри, - без смеха произнесла Катя, сама прикладываясь к сливкам. Они были такими приторно-сладкими, что она тоже потянулась к вину, а потом вспомнила. – Постой, где-то тут была клубника. Надо съесть ее, пока эти сливки окончательно не испортились. - Ты знаешь, она в холодильнике, - улыбнулся Жданов, натягивая на себя уже давно содранную с постели простыню. – Тебе не будет трудно… - и он махнул рукой в сторону кухни. - Какой же ты наглец, Андрей! – без удивления и возмущения проговорила Катя с набитым ртом. Она аккуратно поставила на стол тарелку, выудила откуда-то из бесконечных, хаотичных складок одеяла штаны Жданова, старательно надела их и с достоинством проследовала к двери. - В холодильнике? – выкрикнула она из кухни. - Да, там… - мечтательно крикнул в ответ Жданов. Пока Катя искала ягоды, попутно разглядывая внутреннее убранство его холостяцкой столовой, нищенское содержимое холодильника, она принялась спрашивать его: - Так, за что ты там извинялся, Андрей? Он молчал. Бутылка пива. Две порции фруктового салата. Те, что он заказал в лифте. Заплесневелый кусок сыра. И такие же полбатона. Уморительно. Катя выставила контейнер с клубникой и начала искать подходящую для нее посуду. - Ты слышишь, я тебя спрашиваю? Она нашла в мойке еще одну глубокую тарелку и высыпала красные сахарные ягоды в нее. - Ты что там, заснул, что ли? – возмущенно добавила Катя, входя в спальню. Жданов сидел все в той же позе. В руках сжимал вновь наполненный бокал вина. - Так в чем дело? Я ведь имею права знать, что ты там мог со мной сотворить. Она водрузила клубнику на столик и подошла к Андрею близко-близко. Он обнял ее за талию и уткнулся лицом прямо в живот. Почему-то ее не смущало, что верхняя часть ее тела, а главное заласканная грудь, была обнажена, и уже отозвалась на прикосновение мужчины. Голосом, приглушенным мягкостью ее тела, будто его губы слипались от невыносимой сладости всего происходящего, он проговорил: - Ты детей любишь? - Да. Но при чем здесь… О, Жданов! А я-то уж думала!.. Какой же ты все-таки обалдуй… - Какая же женщина не захочет ребенка от любимого ею мужчины? – спросила Катя. Жданов по выражению её лица только и понял, что этот вопрос был риторическим. Она ловила рукой пузырьки, поднимающиеся со дна широкой ванны, в которой они оба сидели. Катя спиной к нему в его объятьях, с влажными волосами, устало положив ему голову на плечо. - Но… мне не часто встречались такие женщины, - неуверенно ответил Андрей. – Ну, те, которые не хотели детей вообще. Хотели удобства и удовольствия без вреда для своей жизни. - Как можно считать материнство вредом, Андрей! – возмутилась девушка. - Они просто тебя не любили, наверное, - медленно протянула она, гладя его колено, показавшееся на поверхности воды. – Хотя, несмотря на все твои недостатки, а их у тебя не мало, как тебя можно не любить. Не понимаю… - Ты слишком необъективно относишься ко мне, - улыбнулся Жданов в ее теплый затылок, пахнущий яблочным шампунем. Он настоял на том, чтобы собственноручно вымыть ей голову. Катя не сопротивлялась слишком долго. Это было словно продолжением их любовных игр. И Жданов с нетерпением ждал того момента, когда она позволить ему заняться и ее телом. - Я просто люблю тебя, - грустно проговорила Катя, запрокидывая голову и глядя на него через зеркало на потолке. – Андрей, признайся, к чему эта забава там, наверху? - и она указала пальцем на их отражения. - Ошибки молодости, Кать, - усмехнулся он. – Тебе не нравится? - Нет, вовсе нет. Я не это имела в виду, ну, что не нравится… - начала успокаивать его девушка. – Просто это так странно, так по-журнальному. - Эпатаж? - спросил он с надеждой. - Кич, - она спустила его с небес на землю. - Разговоры о твоей возможной беременности нравятся мне больше, чем копание в моем подсознании, - упрекнул он Катю. - Ну что ты? – воскликнула Катя, закинув руку ему на плечо, чтобы ощутить его тело рукой. – Я и не думала. Пока. Она чуть повернула голову, чтобы найти его губы своими и поцеловала его осторожно, спокойно, бесстрастно, тихо. - Да, я бы очень хотела от тебя ребенка. Чтобы он был похож на тебя. Чтобы у него были твои глаза, и твои повадки. Точную копию, пожалуйста, - рассмеялась Катя, снова заглядывая ему в лицо через зеркальную поверхность потолка. - А если это будет девочка? Ты тоже хочешь, чтобы она была на меня похожа? С моей-то сутулостью? А нос! Ты видела мой нос? - Не утрируй, Андрей, прошу тебя, - заходясь в смехе, еле выговорила Катя. – Но… неужели ты хочешь, чтобы она была похожа на меня? – просила она, и голос ее сразу же стал серьезным. - На тебя, любимая, только на тебя, - Жданов поцеловал ее в макушку. – С твоей добротой и прекрасным характером, с твоим умом и целеустремленностью. И с твоей красотой… Это была бы очаровательная маленькая девочка. - Никогда бы не подумала, что ты такой сентиментальный, Андрей, - усмехнулась Катя почти с удивлением. – Дети, собачка, гупии в аквариуме… Боже, какой милый мне достался муж. Ревнивец-домостроевец. - С чего ты взяла? – воскликнул Жданов с возмущением. - Ты говоришь о детях, спрашиваешь, люблю ли я детей, хочу ли я детей. И даже пытаешься сделать мне… очаровательную девочку. На самом пике моей карьеры, - Катя говорила медленно, лениво, и Жданов никак не мог разгадать, шутит она или говорит серьезно. - Карьера? Для тебя это так важно? – спросил он, заставляя себя успокоиться. - Теперь, когда у меня такая высокая должность, такие финансовые перспективы, такое социальное положение, и все благодаря «Зималетто» и вам, Андрей Павлович… Так вот теперь, мне просто необходимо позаботиться о том времени, когда ни вас, ни «Зималетто» у меня уже не будет. Он нахмурился, и больше не ласкал ее живот под водой. Только лишь поймал ее взгляд в зеркале. - Кать, ты сейчас… серьезно? – настороженно проговорил Жданов, молясь, чтобы он ослышался. Он даже отодвинул ее от себя чуть-чуть, но так, чтобы не убежала. Это была такая неуловимая девушка, она могла запросто просочиться в щель под дверью. - Да, - задумчиво ответила Катя и потянулась за мылом. – Теперь я тебе верю. Ты так испугался. Видел бы ты только своё лицо сейчас! – девушка оглушительно рассмеялась. - Дуришь, издеваешься? Всю душу ты мне вымотала! – зло ответил Жданов. - Я же уже говорила, что люблю тебя. И нечего задавать идиотских вопросов, - коротко ответила Катя и протянула ему мыло. На ее лице было такое по-детски невинное выражение, такая розовая была ее кожа, так успокаивающе бурлила джакузи, что Жданов не стал спорить дальше. Перспектива у него была самая, что ни на есть, прелестная. Он аккуратно намылил ей сначала правую руку, затем левую, потом переместился к шее. Катя послушно откинула голову, но при этом слабо улыбнулась, наверняка, от щекотки. Он никогда и ничего не делал с таким нежным тщанием. Боясь пропустить хоть сантиметр ее драгоценной кожи, Жданов от напряжения даже губы закусил. Купал ее как ребенка. Ласкал ее как мужчина. Катя лишь улыбалась или расслабленно закрывала глаза, подставляя то одну, то другую часть тела. - Чувствую себя, как маленький ребенок, как в нашей первой квартирке. Мама меня купала в ванночке… цинковой, - проговорила она таким сладким ностальгическим голоском, что Жданов оглушительно рассмеялся. - В цинковой ванночке? – зашелся он в истерике. – С чугунными игрушками? - Прекрати этот смех, - Катя ударила его рукой по плечу. – Не у всех в детстве были вареные слаксы и кроссовки на липучках. Сам же ныл, что ничего про меня не знаешь… А теперь смеется… - Кать, ну, ладно тебе, - успокаиваясь, выговорил Жданов. – У меня тоже не было. Ну, веришь!? - Да, - задумчиво сказала девушка. – Я полжизни моталась с родителями по военным частям, пока папу не комиссовали. Как в Москву попали? Чудом просто! - Как же было любезно со стороны этого чуда определить тебя именно сюда, - ответил уже серьезно Жданов. – Я не представляю себе счастья без тебя, Кать, - он чмокнул ее в плечо и встал. Вода струйками побежала по его обнаженному телу. Катя смотрела на него, как на вещь, ей принадлежавшую. Черт возьми, он не знал, почему, но ему это было приятно! Он надел халат и снял с вешалки полотенце. Катя тоже медленно поднялась из воды, опираясь на его руку. Андрей прижал ее к себе, заворачивая в белую мягкую ткань, как будто пытался спрятать ее. Всю. С головы до круглых пяточек. Катя громко взвизгнула, когда Жданов поднял на руки ее, завернутую в белоснежное банное полотенце и, поскальзываясь на залитом мыльной водой кафельном полу, понес в спальню. - Спокойно, я контролирую ситуацию, - сказал он, крепко прижимая ее к себе. - С каких пор, Андрюш? – нежно спросила Катя, обнимая его за шею и приближаясь губами к его щеке. Жданов опустил ее на кровать и всё стоял рядом, молча смотрел, сверху вниз. Она была похожа на спеленатого младенца, только большого и с недетским умным взглядом. Катя протянула к нему обе руки. Жданов присел на кровать и обнял ее так, что голова оказалась на груди девушки. Она была спокойна, дышала размеренно, и он был уверен, хотя и не видел ее лица, что Катя мило тихо улыбается. Он был уверен, потому что сам был в таком же состоянии. Расслабленность и защищенность. Левая колонка в записях о его жизни, там, где скапливалось всё отрицательное, оборвалась сегодня вечером. Нет, не сегодня. Вчера, уже вчера. Был третий час ночи, третий час следующего, такого же счастливого дня. Но девушка под ним предупредительно зашевелилась. - А…. Андрей… Уже поздно, - неуверенно начала она. - Да? Ты хочешь спать, любимая? Признаться, я тоже вымотался, - он поднял голову и посмотрел на Катю. Но та, видимо, немного не это имела в виду, потому что отвела взгляд. - Что? – настороженно спросил он. – Что такое опять? Катя, ну, говори же. Чем еще ты меня обрадуешь? - Я… мне надо… домой вернуться… пока еще все спят… - пролепетала она. - Я так и знал, - с сарказмом изрек Жданов, отрываясь от нее. – Двенадцать часов пробило, золушка собирается домой. Нет, тут не так. Стукнуло три, скоро петух пропоет, панночка готовится снова лечь в свой гр… - Андрей, ну фу! – с возмущением перебила его Катя. Она села на постели, опираясь спиной на подушки, и принялась высушивать полотенцем все еще влажные волосы. – Ты же прекрасно понимаешь мою ситуацию. Когда ты… мы… когда мы официально будем женихом и невестой, я никуда от тебя уже не денусь. - Слово-то какое – официально, - продолжал дуться Жданов, но теперь больше для своего удовольствия, ему просто было приятно слышать, как оправдывается Катя. – А толку-то? Я опять сплю один. - Ну, Андрей, сегодня ли жаловаться на это? – она так двусмысленно посмотрела на него, что он удивился. Потому что от одного этого взгляда его молодое тело вновь наливалось силами, а усталость снимало, как рукой. Он мечтал заснуть с ней рядом и проснуться, обнимая ее. Он не стал говорить это вслух. «Ну, останься. Побудь еще. Не уходи». «Так надо. Пока». Но тут же Жданов припомнил. Кира. Мама. Отец. Все эти люди встали вокруг него какими-то почти телесно ощущаемыми призраками. И разговоры, которые ему предстояли. Как мельницы вокруг Дон Кихота. Тут уж маши копьем, не маши… Они всё маячат на горизонте. - Ну, хорошо, - наконец разрешил Жданов, больше себе, чем Кате. - Одевайся, я подвезу тебя домой.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:56 ]
Заголовок сообщения:
Катя встала. Жданов уже надевал свежую рубашку, поправляя манжеты. Она чувствовала такую светлую грусть, когда его тело, его кожа скрывались под новой порцией одежд. Он был серьезен, брови недовольно сведены, губы сжаты, все как будто высечено из камня. Андрей не хотел, чтобы она уезжала. И пусть он почти ничего больше ей не сказал об этом своем нежелании, Катя всё прекрасно видела. Она чувствовала себя так же. Не хотелось уезжать, покидать Андрея, возвращаться в свою одинокую комнату, оставлять его в этой одинокой квартире. Что им оставалось до следующей встречи – воспоминания? Пусть и такие богатые, но только воспоминания. А хотелось прижаться крепко-крепко, каждым сантиметром тела, и забыться живительным сном… - Помоги, - попросила девушка, подходя к Жданову. Она надела платье и хотела бы, чтобы он застегнул его. Обычно это делается, когда застежка сзади, на спине. Это такая интимная любовная сцена, очередной шанс довериться рукам мужчины. Но пуговицы на ее платье были спереди. И потому эта странная просьба прозвучала еще более пронзительно, сделала Катю еще более незащищенной и трогательной, еще более достойной опеки и мужского внимания. Но Андрея это не смутило, он приблизился, опустил губы к ее шее и, не глядя, играл летящей мягкой тканью. Тыльная сторона его ладони незаметно прикасалась к ее коже. Катя уже привыкла к его прикосновениям. Ее не пробивало током, даже мурашек больше не было. Андрей всех их приручил. - Тебе надо будет сегодня поговорить с Маргаритой Рудольфовной, - начала говорить Катя, чувствуя, как Жданов нанизывает одну пуговицу за другой. - Угу, - пробормотал он, не отрывая губ. - И с Кирой, - добавила Катя, сморщившись. Правильно ли она делала, напоминая ему об этом? - Угу, - снова неопределенно промычал Андрей, продолжая свое дело. - Тебе придется убедить двух самых важных женщин твоей жизни, - продолжила она. Он с трудом оторвался от Кати. - Самых важных? – удивился он. – Двух? - Ну, кандидатуру своей матери ты оспаривать, надеюсь, не будешь? – спросила Катя, беря его лицо в свои ладони. - Нет… Но – Кира? Кать, что ты имеешь в виду? - От Киры зависит наше с тобой счастье, - поучительно проговорила она, надеясь, что он поймет ее правильно. – Иначе нам придется всю жизнь платить… Он отошел от нее и сел в кресло. Катино платье было застегнуто на все пуговицы, почти наглухо. - Кому платить?... Что платить?... Что за бред? Объясни. Не пойму, к чему ты ведешь. - Кира… до сих пор любит тебя, - начала Катя осторожно. – Ей будет очень больно, когда ты все ей расскажешь… о нас. - Она умная, взрослая женщина. К тому же наши отношения уже давно нельзя назвать безоблачными. И это произошло еще до того, как я… встретил тебя, - парировал Жданов. - Но жалко ее, Андрей… Неужели тебе не жалко? – удивилась девушка. - Вот именно, - почти зло выпалил он. – Именно жалко и ничего больше. - Ну, всё так печально, так плохо… для нее, что я чувствую себя виноватой, - Катя стояла перед ним, как перед экзаменатором. - Две женские глупости. Ты тут совершенно не при чем. Наши с Кирой отношения сошли на нет гораздо раньше того момента, когда я понял, что люблю тебя. Это раз. Во-вторых, почему вы все время норовите помнить только плохое? Ведь даже если что-то заканчивается, остаются воспоминания, прекрасные, хорошие, светлые. Почему бы не подумать об этом? Нет, надо есть себя, обливаться слезами, вместо того, чтобы жить дальше. Он глубоко вздохнул и покачал головой. - Не слушай меня, Кать, - внезапно тихо прибавил он. – На самом деле такие советы только другим легко давать. Видела бы ты меня, когда я тебя потерял… А теперь… сижу и вещаю, как далай-лама… Бред… Бред какой-то! Был не прав, вспылил… Катя подошла к нему и села на колени, бесцеремонно, не спрашивая разрешения. Она приподняла его очки, чтобы заглянуть прямо в глаза. - Не слушай… слышишь? – все упрашивал ее Жданов. – Я веду себя недостойно рядом с тобой… Не думай, что я когда-нибудь буду рассуждать также и о тебе… И не заставляй меня рассуждать о моих… бывших… - Жданов-Жданов… - Катя почти незаметно улыбнулась. – Я все понимаю. Тебе, наверное, сейчас жутко страшно. Мне тоже не сладко придется. Андрей заинтересовано нахмурился. - О чем это ты? - Мне надо будет поговорить с мамой… И с… - она неопределенно помахала руками. - Это так уж необходимо? – Жданов прекрасно понял, о ком она говорит и тут же ревниво насторожился. Катя просто поражалась, как он мог так охотно доверять ей свои чувства и одновременно не доверять ее чувствам. - Ну, ты же понимаешь, что я не могу уйти по-английски, - Катя посмотрела на Жданова. Он невольно гладил ее спину, просто потому, что Катя была рядом, а он привык ее ласкать. В глазах Андрея плясали черти гнева и жадности. - Если бы я хотя бы знал, что это за человек, мне было бы легче тебя к нему отпустить, - сквозь зубы проговорил он, ссаживая Катю со своих колен и вставая. – Ты идешь? - Андрей, нет, постой, - остановила его Катя, когда он уже направился в прихожую, гремя ключами от машины. – Миша – очень хороший, добрый, милый… Он остановился в дверях и обернулся к ней с кривой ухмылкой на губах. - Удивительно, Кать, как ты легко об этом говоришь! У тебя не возникает ощущения идиотизма ситуации? - он нацепил на лицо удивление. – Всё, не хочу ничего знать. - Да он может быть каким угодно, но люблю-то я тебя! – почти выкрикнула Катя, догоняя его. – Тебя и только тебя. Жданов оценивающе оглядел ее с головы до ног. Потом отвернулся. Нервно поправил очки. - Возможно, и? - И потому я должна всё ему объяснить. Ну, хотя бы попытаться. Ты же не хочешь оставить Кире надежду, и тем самым испортить ей жизнь. Я не хочу этого для Миши. Лицо Жданова смягчилось, губы надтреснули слабой улыбкой. - Ты слишком хороша для этого мира, ты знаешь? Слишком добра и сердобольна, - изрек он, подходя к Кате и беря ее за руку. – Восторга это предложение у меня, конечно, не вызывает, но… Разве у меня есть выбор? - Андрей, я люблю тебя… - Но учти, - и Андрей поднял перед ее носом указательный палец. – После того, как мы уладим все дела, тут же… тут же! закатим полноприводную свадьбу и уедем на какие-нибудь острова. Вернешься ты оттуда только беременной моим ребенком. - Полноприводную? – только и уловила Катя. – Как это? - Наймем парк крузеров и роверов… Тебе ли, укротительнице джипов, этого не знать…, - и он подтолкнул ее к выходу. Они ехали в лифте молча. Катя прижалась к Жданову всем телом, он придерживал ее за плечи. Их неясные очертания отражались в блестящих металлических стенах. Катя задумчиво смотрела в одну точку, словно бы зависла, как занесенный над клавишей палец, иногда легко хмурясь, иногда улыбаясь. Что будет? Это клавиша рояля или кнопочка компьютерной клавиатуры? Что она выдаст в следующий момент – прекрасный протяжный звук или скромную букву? Сердце или рассудок будет говорить ее устами? Жданов отклонился и посмотрел на Катю. Потом поцеловал в ароматный затылок. Лучше было не спрашивать. Лучше было не знать. Черт побери! Он опять вез ее домой. Вернее, увозил ее из дома. Как какое-то переходящее знамя. Как не принадлежащую ему вещь, как чужую игрушку. Жданов уже не знал, когда это кончится. Он не хотел ни с кем делить Катю, даже с ее родителями. «Когда, когда, когда?... Однажды я проснусь, и мы будем вместе. Только я… Только она… Да! А на меньшее я не согласен…» - Нам надо как можно быстрее… - начал он вслух, нетерпеливо, также как и все его мысли сейчас. – Как можно быстрее… ну… Катя перевела на него все такой же задумчивый взгляд: - Да? – спросила она тихо, проводя рукой по его подбородку. - Как можно быстрее… объявить всем… - Андрей, ты повторяешь это так часто, что начинаешь уже пугать меня, - улыбаясь, ответила ему Катя. – Тебе не кажется, что ты слишком сильно переживаешь из-за этого? - Слишком сильно? – Жданов глубоко вздохнул. – Да, пожалуй. Я просто начинаю придумывать аргументы «за» уже сейчас. Ну, о том, что скажу маме. - Но неужели ты не понимаешь? – спросила его Катя почти без вопроса в голосе. - Да-да. Я все понимаю, Катюш, - ответил Жданов спокойно, потому что на самом деле все понимал. - Это все равно ничего не изменит. - Ну, тогда почему ты так волнуешься? – удивилась Катя. Жданов снисходительно улыбнулся ей и указательным пальцем ласково провел по кончику Катиного носа. - Люди делятся на тех, кто волнуется, и тех, кто возвращается домой. Домой возвращаешься ты, - почти зловеще проговорил Жданов. – Опять возвращаешься домой. - Тебе надо выспаться перед утренним разговором, Андрюш, - Катя встала к нему спиной, вытянув руки вдоль его тела. – А я думаю, что если я останусь, ни тебе, ни мне это не удастся. - Ничего не произойдет, если тебе этого не захочется. Я, кажется, уже говорил тебе об этом, - проговорил Андрей в ее мягкую шею. - Да, но вот тут как раз и проблема, - усмехнулась Катя, оборачиваясь к нему лицом. Она обняла его за шею, будто продев руки между тканью и кожей. Подтянулась на носочках и принялась целовать его в губы. С момента их вчерашнего перемирия, если можно было назвать так прозаично то божественное, что длилось вот уже сорок восемь часов, поцелуи были разные. Страстные, когда дыхание со свистом врывается в легкие, а прикосновения лихорадочные и дрожащие. Спокойные и легкие, как дуновение летнего сквознячка, освежающее и прохладные. Спокойные, но глубокие, как глоток березового сока в пересохшее горло, такие же спасительные и сладкие. Короткие, отрывистые, частые, как будто надкусываешь терпкий сочный плод, и его нектар струится мимо рта, по подбородку, густо капает на грудь. И с каждым поцелуем Катя была разная. Они вышли из подъезда. Жданов взял Катю под руку. Дул теплый ветер, деревья нервно размахивали белыми изнанками листьев в свете ярких фонарей фешенебельного района. Было очень тихо, только где-то далеко изредка шуршал большой город. Когда они сели в машину, Жданов включил радио. Салон, еще свежий от ночного воздуха, заполнили тихие, невесомые звуки, прозрачные, как хрусталь, грустные, как слезы, смешанные из мажора и минора. Они рождали такое приятное чувство горечи, что Андрея потянуло на откровение. Он хотел, чтобы Катя тоже узнала его поближе. И хотя она ни о чем не спрашивала его, он сказал: - Ты знаешь, я так люблю ночной город, - и завел мотор. - Ночью людей почти нет, не видно лиц, в сознание не вмешиваются чужие эмоции, не слышны чужие агрессивные разговоры, на радиостанциях включают редкие, не популярные мелодии, и совсем нет этих раздражающих ежечасных новостей… Глупцы, ведь это и есть самая прекрасная пора, самые восхитительные песни, - и он загадочно улыбнулся ей, погружая в свой мир. - Странно, - без удивления сказала Катя, - мне всегда казалось, что Андрей Жданов – неисправимый тусовщик и плейбой. Любящий… как это? колбаситься… - Именно поэтому, Кать, именно, - хохоча, кивнул он, не отрывая взгляда от убегающей вперед дороги, и тут же посерьезнел. – С тех пор, как я встретил тебя, мне кажется, я стал находить прелести там, где раньше ни за что бы их не увидел. В тишине, в одиночестве, в верности, в слезах, в расставании, во встрече, в малом, в молчании, в шаге назад, в шаге вперед… В куче того, что раньше мне казалось ненужным недостойным хламом… - Ох, Андрюш, еще одно слово и я расплачусь, - выговорила Катя, улыбаясь сухими глазами. - Что? Что такое? – посмеиваясь, сказал он, пытаясь отгадать ее настоящие мысли. – Я кажусь тебе сентиментальным идиотом? Да? - Ну, есть немного, - рассмеялась она и притронулась тыльной стороной ладони к его щеке. – И вот что я тебе скажу… Ты просто не представляешь, Жданов, как я люблю такие сложные клинические случаи. Сентиментальный идиот – единственный, кто может скрасить существование сентиментальной дурочки. - Катя, - рассмеялся он, морща нос. Они прощались у ее двери. В этот раз Жданов просто настоял на том, что доведет ее до самой квартиры. Всю дорогу по серой полутемной лестнице до ее этажа Катя называла его презренным чичисбеем и норовила забраться холодными ладошками под рубашку. Она шумно, с дыханием, шептала ему в ухо: - Ты приснишься мне сегодня? - Да, но и ты обещай, - он возвращал ей вздох, легко касаясь губами ее бархатной мочки. - Обязательно, если успею, - и она целовала его везде, куда могла добраться. В щеку, в губы, в лоб, в его усталые, полуприкрытые веки, в его широкие, такие знакомые ладони. - Ты делаешь всё, чтобы наше расставание из нескольких часов превратилось для меня в расставание на вечность, - упрекнул ее Жданов, отстраняясь. - Прости… Ну, ничего не могу с собой поделать, - вздохнула она, доставая ключи. - И не давай мне этих мизерных авансов, - отшутился Жданов, он посмотрел в окно подъезда. Стоявшие напротив дома верхними окнами уже цеплял рассвет. – Ночь уже скоро. - Это предупреждение? – Катя подняла одну бровь. - Это закон природы, любимая. Он только неловко стягивает с нее очки. Её рука тянется к выключателю лампы. Он накрывает ее маленькую ладонь своей и, удерживая ее, исполняет ее стыдливое желание. Свет гаснет. И она тут же чувствует, что вместо постели под ее спиной, где-то там далеко внизу, голубая бездна, дно которой усыпано короткими частыми шипами наслаждения. И только маленькое полупрозрачное белесое облачко есть между ней и этой зияющей, голодной бездной. Облачко ее доброй чистой девичьей любви. Он целует ее размеренно и аккуратно. Почти без страсти, только очень осторожно, будто боится помять крылья бабочки, спустившейся ему на ладонь. В губы, поверху, еще сухими подростковыми, не натренированными прикосновениями, словно сдает экзамен. Странно изгибая шею чуть пониже ее подбородка, в нежную, трепетную кожу, ощупывая ритм ее дыхания. Но его пальцы уже тянутся к пуговицам ее пиджака, медленно, как обратный отсчет перед сбросом бомбы, расстегивая одну за другой. Потом подходит очередь застежки ее юбки. И она даже втягивает в себя живот, чтобы ему было легче. Отчего он так сосредоточен, скован, словно смущен? Почему так медлителен и осторожен? Почему так аккуратен будто врач? Чего он боится? Она-то не боится уже ничего. Ее блузка уже расстегнута, и холодная мягкая рука уже сдержанно гладит ее грудь. Но она уже ощущает, как теплеет его кожа от прикосновений к ее горячему телу. Как у его движений, минуту назад словно заученных до автоматизма, будто повторенных по лекалу, вдруг просыпается фантазия. Легкое нажатие, даже сквозь плотную ткань, и ей не удается сдержать стон. Она издает его прямо в приоткрытые повлажневшие губы. Ее глаза закрыты, в комнате темнота. Но как же ей хочется увидеть, что с ним сейчас происходит. Чувствует ли он то же, что и она, это жжение внутри, лихорадку, распластывающее желание? Чувствует, отвечает она сама себе. Его движения становятся уверенней, но сбивчивей. Он уже не может держать этот медленный темп, когда он словно опасается прикоснуться к ней, как к нагретому в пламени камню. Вес его тела, то, как он снимает с нее покров за покровом, во всем сквозит властность и желание. Он уже не просто дарит ей ласки ради ее удовольствия, он стремится овладеть ей, чтобы получить частичку и для себя. Ее одежда летит куда то на пол. Она почти обнажена. Тишина, молчание, темнота. Только слух ее и осязание обостряются до животных, потому что она все еще не может открыть глаз. И она слышит его дыхание, которое становится все громче. И она чувствует, как гладкая ткань его рубашки под трепетными подушечками ее пальцев сменяется такой же гладкой, почти бархатной кожей. Она удивляется, как он умел и искусен – успевает целовать ее лицо все чаще и жарче, приподнимая ее голову, запутываясь в растрепавшихся косичках, освободиться от одежды и накрыть ее одеялом. И внезапно понимает, как они одиноки сейчас в этом банальном гостиничном номер, как они единственны во всем мире. Какой же он первый у нее, какая она у него - самая первая. Ничего и никого до этого не было. Люди, лица, слова. Все чужое и ненастоящее. Она – девственна, он – берет ее. И снова она понимает его мысли. Он тоже думает о ней так. И очень осторожно раскрывает сильной рукой ее колени. Ни слова, только движения его тела. Сначала боль, и вправду, как в первый раз. Она испускает слабый стон, гасит его в закушенных губах, потому что боится испугать его. Она потерпит, совсем немного, чтобы наслаждение докатилось до самой глубины. Зато он не исчезнет, как видение, и не окажется сном, как было уже несколько раз, когда она просыпалась в горячечном, бессильном бреду. Он только на мгновение приостанавливается, и она резко открывает глаза. Он смотрит на нее, уже снова начав движение, придерживая собственный вес на согнутых локтях. На его лице желание и нежная похоть мешается с удивлением и недоуменным восхищением. Он еще наблюдает за ней один миг и не в силах выдержать богатство чувства, закрывает глаза. Его губы приоткрыты, они зовут погрузиться в них. Она чуть приподнимается, но так, чтобы не сбить этот танец и целует его сама. Он снова открывает глаза и смотрит на нее в упор. Никакого стыда и никаких мыслей, только быть так, только чтобы это не кончалось. Но его виски уже взмокли, мышцы напряжены, лоб блестит капельками влаги. Он двигается все быстрее. Она уже несколько раз шепотом пытается произнести его имя. Получаются только отдельные отрывистые звуки, больше похожие на шумное, возбужденное дыхание. Он молчит, он работает и он получает удовольствие. Он видит ее сведенные, словно в страдании, брови, как судорожно она облизывает или закусывает губы, как, наконец, прикасается к его лицу такими внезапно отяжелевшими руками. И медленней, медленней, он завершает все это одним сильным рывком. Все и вся летит куда-то вниз, облачко будто вырвали из-под них этим сильным властным движением. Тело пробует жить своей жизнью. Он придавливает ее сверху, впервые прикасаясь к ней так по-свойски, забывая, что они впервые – так вместе. Будто они уже вечность занимаются любовью. Он гладит ее щеку и опять в его взгляде это удивление, что она заметила в самом начале. И еще расслабленность, облегчение и бесконечное доверие. И еще… Благодарность. О боже! Благодарность… Она проснулась, все еще ощущая его тяжесть и его присутствие. Тишина, в открытом окне пели утренние песни птицы, на кухне мама гремела кастрюлей, что-то бормотал папа, вставший ни свет ни заря. На потолке застыл лучик солнца, прибежавший по пыльной оранжевой дорожке. Она лежала с улыбкой на губах и только чувствовала, как тело ее набухает и пульсирует от приятных, сокровенных воспоминаний и предвосхищений. Не ври себе, сейчас ты думаешь только о ней. Как прекрасна мягкая кожа ее лица, как бархатны щеки, какое удовольствие прикасаться к ним губами и руками. Ты уже не думаешь о прежних красотках. Ты уже не думаешь о том, как тебе надо себя вести. Не думаешь, как потом придется об этом рассказывать. Такое счастье невозможно передать словами и тем более привычными тебе. Ты таких слов не знаешь. Только она может понять тебя. Почувствовать между ласками и движениями. Она сидит напротив, скромно опустив голову, ожидая твоего следующего шага. Твой мозг абсолютно чист, и ты знаешь, что делать. Руки сами тянутся к ее одежде, тяжелой теплой ткани, скрывающей такие прелести. И все это принадлежит тебе и отдается тебе. Надо только расстегнуть пару пуговиц. Хочется быстро, но ты сам сдерживаешь свои пальцы. Потяни удовольствие, полюбуйся ее зардевшимися щеками. Неужели всегда будет так приятно раздевать ее, наблюдая ее смущение и желание. Всегда? Да, хочу всегда. Что там будут говорить, не все ли равно. Хочу всегда и не один раз. И не ври себе, что все это ты делаешь ради какого-то плана, по чьей-то указке, для нее. Все это ты уже делаешь для себя. Потому что не можешь прожить. Еще там, в толпе, где у вас такие скучные роли, ты можешь обманываться, но тут, наедине с ней, ты же понимаешь, что кроме нее никто не может вызвать таких чувств в твоем теле и разуме… Надо сесть поудобней, поближе к ней, придвинуть ее к себе и еще тянуть время и удовольствие, разматывая его как ленту. На ней красное платье, в свете которого ее бледная кожа становится белой и хрупкой, будто она сделана из снега. Надо растопить, надо высечь огонь. Ты же знаешь, как она бывает вкусна, как удивительна, как уютна, как не похожа на себя саму. Целовать ее, много, часто, в губы, во впадинки глаз, ощущая пушистые ресницы, соленые слезы благодарности. Что за бред?! Ведь это ты должен быть благодарен ей. Разве ты заслужил это? Заслужил ли ты расстегнуть ее платье, заслужил ли скользнуть рукой под его плотную ткань, чтобы найти шершавое кружевное белье. Заслужил ли обнажить теплую грудь, чтобы вспомнить, как было прекрасно первое прикосновение. Ты ничего не забыл. Не забыл, как были неловки, почти смущенны твои движения, пока ты не понял, что она не осудит тебя. Пока не понял, что она чувствует только язык тела, и не может проникнуть в твои мысли. А твое тело было гораздо умнее тебя. Ему она сразу понравилась, как будто была его продолжением. Но сейчас разве только твое тело движет тобой? Разве тебе не нравится, что ты видишь? Разве тебе не приятно помнить ее имя, знать, кто она и что для тебя значит? Нет опьянения, тебе это уже не надо. Не надо закрывать глаза, чтобы представить себе кого-то другого, красивого, знакомого. Все удовольствие видеть ее движения, видеть каждый новый кусочек обнаженной кожи, каждое новое выражение ее лица. Она осмелела. Обнимает тебя, прижимает к себе, выгибается тебе навстречу. Чаще называет по имени. Но она осмелела только потому, что стал смелым ты. Потому что ты до смерти хочешь ее и не скрываешь этого. Хочешь. Хочешь ее. Что тут главное? Признайся себе, ну же! Да, ты хочешь. Но хочешь ее. И мягко укладываешь ее под себя. Еще полураздетую, в беспорядке одежды, стискивая с себя самого пиджак и рубашку, гремя ремнем. Этот звук еще пугает ее. Она отводит лицо в сторону. Ты стараешься, чтобы это не было так очевидно, пытаясь сдержать дрожь в руках. Ты стараешься быть настоящим мачо и не показать ей, как же ты желаешь овладеть ей. Еще потянуть время, еще ласкать ее. Ты? Овладеть ей? Давай же, признавайся, это она владеет тобой. Так, что застит разум и срывается в пляс сердце. Сказать тебе, что ты сейчас будешь делать? Ты некрасиво по-солдатски стянешь с себя штаны и окончательно разденешь ее. Сегодня обойдемся без одеяла. Ты не дашь ей вздохнуть и ляжешь сверху. Ты, не отрываясь, будешь смотреть на нее, чтобы следить за блеском ее глаз. И войдешь так, чтобы услышать ее голос. Рукой будешь сжимать ее грудь, эту приятную тяжелую плоть, такую отзывчивую. Будешь повторять ее имя, все чаще и чаще. И начнешь двигаться все быстрее. Приподнимешь ее за спину, чувствуя напряженные мышцы, чтобы приблизить ее лицо. И будешь целовать без разбора. Властно заставишь ее сесть, вот так по-новому, и не будешь обращать внимания на ее возражения. Потому что, чтобы она там ни говорила, она не разомкнет объятий и не выпустит тебя. Когда ты начнешь это делать, старайся не потерять рассудок, не превратиться в животное. Начнешь? Поздно… Ты уже делаешь это… И после первой удачной атаки ты не выпустишь ее. Тебе мало. Этот пожар уже не затушить. Завтра тебе придется снова отдать ее миру. Так пусть хоть сегодня она будет твоей несколько раз. И потому ты не даешь ей набрать воздуха в измученные усилиями легкие. Ты снова сверху. Но сейчас ты даришь блаженство. Осторожно, почти задумчиво. Потому что с каждым новым приливом наслаждения ты понимаешь странную истину. Ты будешь хотеть ее и после этого, и завтра, и послезавтра. И не только так. Хотеть всего того, что бывает после очередной ночи любви. Хотеть видеть, слышать, разговаривать, хотеть просто быть рядом. Хотеть в ее ужасной безразмерной одежде. Хотеть без нее, когда ее бархатное, необласканное тело отдается тебе. Хотеть беседовать с ней о перспективах развития российского телевидения, об индексе Доу-Джонса, о том, как ухаживать за комнатными цветами, а может, и о чем-то большем. Хотеть молчать обо всем этом. Хотеть слышать, как она называет тебя на вы и по отчеству, и как шепчет уменьшительно-ласкательное имя срывающимся голоском. Хотеть… Ааарррр! Да прекрати ты эти глупости… Просто люби ее сейчас… Еще чуть-чуть… Погоди-погоди… Да… Он проснулся, все еще думая о следующем закономерном движении вверх. И с удивлением обнаружил, что возбужден, как подросток. Он стремительно соскочил с кровати, поежившись после теплых объятий одеяла. Вбежал в ванную, открыл холодную воду, сунул под бурную струю потные ладони. Внезапно подняв глаза, он обнаружил надпись на зеркале, сделанную помадой: «люблю тебя сильно». Он протянул указательный палец, подцепил маленький кусочек и поднес к лицу. С наслаждением размазывая ароматную теплую густую массу по своим губам и языку, поймал на мгновение собственный лихорадочно горящий взгляд в зеркале. Персонаж «Молчания ягнят», ни иначе… - И что ты хочешь этим сказать? Маргарита Рудольфовна, словно королева-мать, восседала на кресле в гостиной. Жданов сидел напротив на стуле, лицом к спинке. Прошел уже час, как он пришел сюда, приложился к щедро напудренной щеке матери послушным сыновним поцелуем и начал этот разговор. Он тоскливо посмотрел на циферблат каминных часов. Катя. Катенька. Кто бы знал, как мне тяжело это дается. Андрей набрал воздуха в грудь. - Мама, послушай меня, пожалуйста, терпеливо, - проговорил он медленно, с расстановкой, чтобы она, наконец, перестала его перебивать, чтобы перестала его подавлять. - Я слушаю тебя, сын, достаточно терпеливо, - немного запальчиво ответила Маргарита Рудольфовна. – Я слушаю тебя, но никак не могу понять. - Все складывается таким образом, что мы уже никогда не сможем быть с Кирой вместе, - продолжил он. Он ругал себя за нерешительность, за трусость, за мелочность. Словно он был на переговорах о разделе имущества. Какую-то часть маминой любви он хотел выторговать для Кати. Хотя бы чтобы она присмотрелась к девушке повнимательней, попыталась понять. - Никогда, это такое громкое слово, - женщина покачала головой. – С чего вдруг? - Ты прекрасно знаешь, с чего, - не выдержал он сам. – Я люблю другую женщину. Мы… мы любим друг друга. И продолжать эту болезненную связь с Кирой я не могу. Это никого счастливым не сделает. - Другую женщину… Я знаю, что это за женщина… - мать отвела взгляд, будто говорила о каком-то старом семейном враге. – Женщина ни нашего круга, воспитания, женщина, которая готова была тебя предать, чтобы отомстить за свои нелепые обиды… Эта женщина? Да? Эта? Жданов сидел, смотрел на меняющееся лицо матери и думал о том, что ему, вообще-то, надо сейчас закричать, затопать ногами, встать в позу и отстаивать честь Кати. Но что это даст? Строить из себя маленького мальчика в игрушечном магазине, плакать и бесноваться, если мама не покупает тебе грузовую машинку? Нет, он уже давно вырос. Поэтому он дослушал ее до конца, пока Маргарита снова не одарила его взглядом, полным любви и негодования. - Я люблю Катю, и пойми, никакие слова ничего не смогут изменить, - сказал он тихо, когда мать замолчала. – Я уверен, что ни с кем мне не будет счастья. Кира? Кира еще сама не поняла, что не любит меня. Я попытаюсь ей объяснить… - Он попытается. Лучше бы ты попытался вернуть ваши отношения. А не идти на поводу у этой… - Мама, я прошу тебя, мне сегодня предстоит тяжелый день, - он поднял руку. – Я рассказал тебе о самой великой радости, а ты встречаешь ее такими словами. Пойми, Катя прекрасный человек, она – самое лучшее, что со мной случалось. Ты еще этого не понимаешь, потому что не знаешь ее так, как я. А я с ней бок о бок провел почти год. Пока она… не… - Пока она не сбежала… пока не бросила тебя… - возмущение Маргариты Рудольфовны было не так-то легко успокоить. И Жданов понял, что одной правды не достаточно. Ей нужна была исповедь, чтобы его понять. - Хорошо, если ты согласишься выслушать меня, и не передавать этот разговор отцу… - несмело начал он, пересаживаясь прямо к ногам матери на пол. - Почему ты хочешь скрыть это от Паши? – мать наклонилась к нему, вглядываясь в глаза. - Боюсь, что он, в лучшем случае, лишит меня наследства, а в худшем – отречется от меня, - невесело усмехнулся Жданов. - Кажется, я понимаю, о чем ты будешь говорить, - Маргарита положила руку ему на плечо. - Нет. Не понимаешь. Я буду тебе говорить о том, какой есть на самом деле твой сын, - начал он. – Как этот твой сын, единственный и неповторимый, соблазнил самую преданную девушку на свете, самую добрую, любящую, чистую душу, только ради того, чтобы его не ругал отец, чтобы его богатство не уплыло от него… Только потому, что он сам оказался мнительным подлым мерзавцем! - Андрей, ты пугаешь меня, - мать странно смотрела на него, прижав руку к груди. – К чему ты это… говоришь… Постой,.. я… слушаю… - Да уж, пожалуйста, - попросил он. – Ты еще помнишь этот кошмар с отчетом на совете директоров. Я всех пытался убедить в том, что вина за развал компании лежит только на мне. Но все еще хуже…. Я… - ему было трудно говорить. – Я… мы с Малиновским… - Ну-ну, при чем тут Малиновский? – Маргарита Рудольфовна тоже волновалась. - Только я прошу тебя, береги сердце, - Жданов встревожено посмотрел на мать. - Говори, ну? – потребовала та. – Ты и Малиновский?... - Нет, все не так. Я и только я… Малиновскому только стоило предложить, согласился-то я сам. Когда это все случилось… долги… кредиты… подставная компания…. Я уже так доверился Кате, что не мог допустить… Боже… как… как?! я могу тебе это рассказать? – не выдержал он. - Я тебе приказываю, договаривай, - повелительным тоном сказала мать. - Мы… придумали план… ну, вот тут-то Малиновский один его, конечно, придумал… Мне бы в голову не пришло. План по соблазнению Кати… - Жданов закрыл ладонью глаза. – Чтобы она… никуда не делась, чтобы не посмела… украсть у нас компанию… - пальцами он массировал виски. - Украсть?.. План? – недоумевающе вставила Маргарита Рудольфовна. – План?.. Инструкция?.. Роман… Жданов резку поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Как она могла знать? Как могла связывать эти вещи и Малину? Ведь где-то есть люди, которые не вздрагивают от слова «инструкция» и равнодушны, если слышат продолжение «инструкция по соблазнению»… Счастливые… счастливые люди! Как он им завидовал! - Инструкция? – снова спросила она. - Да, а откуда ты знаешь? – ответил он вопросом. - Кира, кажется, ее давала мне читать… - словно с внезапным озарением сказала женщина. – Андрюш, скажи, это что, всё - правда? Он молчал, смотрел на нее снизу вверх и только видел, как ее глаза покраснели и налились слезами. Она знала, она с самого начала все знала. Но тогда почему?... Просто она не верила, что такое возможно, думала, что все это – шутка. Она знала правду. Но не думала, что это правда. Маргарита Рудольфовна все еще не могла оторвать от него не верящих, расширившихся глаз. Лучше бы она сказала что-нибудь, пусть самое ужасное. Пусть бы поднялась сейчас и вышла, обозвав его идиотом, дураком. Пусть бы ударила его по щеке или вообще отвесила подзатыльник, как в детстве. Но только не это молчание и не этот прожигающий насквозь взгляд. - Мам, - позвал он тихо. - Ой, подожди, - расслабилась она, откидываясь в кресле поглубже и глубоко вздыхая. – Ты хочешь сказать, что вы с Малиновским придумали этот безумный план, чтобы привязать к себе Пушкареву? Он кивнул. - Ты влюбил ее в себя, чтобы она никуда не сбежала? Он снова подтвердил ее слова наклоном головы. - Ты спал с ней, чтобы ей не пришла в голову мысль воспользоваться случаем и отобрать у тебя компанию? Это было ужасно. Она не щадила его, но он кивнул. - А когда она узнала все это?.. перед советом?.. Самое невинное, что она могла тебе сделать, это вот так отомстить… Андрей. Сын, - отрывисто проговорила Маргарита Рудольфовна, закусывая губы. – Но теперь… теперь Катя, видимо, простила тебя? Если ты собираешься порвать с Кирой. - Да, она простила меня, - теперь ему было легче кивнуть, повторять это было так приятно. – Она ведь любит меня. Его мать отвернулась, и вид ее выражал отчаянную попытку найти нужные слова. - Почему ты так уверен в ней? – странным глухим голосом проговорила она. – Почему бы тебе не представить на минутку, Андрюш, что она специально разыграла всё это. Прощение… Любовь… чтобы все-таки… Он посмотрел на нее так, будто бы первый раз видел. - Ты все знаешь, это так, - заворожено проговорил Жданов. – Но, кажется, так ничего и не поняла.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:57 ]
Заголовок сообщения:
- С кем это ты тут, Марго? – Павел Олегович заглянул в комнату, снимая очки. – А, Андрю… Андрей, - он словно хотел заключить сына в объятия, но передумал в последний момент. – Чего это ты в такую рань? Да еще в рабочий день? - И тебе тоже доброе утро, папа. Не беспокойся, я отпросился у президента компании, - саркастически проговорил Жданов, поднимаясь и отряхивая брючины. – Я обещал маме приехать, у меня к вам разговор, - и он натянуто улыбнулся. - Ты обижен на меня? – поинтересовался Павел Олегович, сев за стол и разложив перед собой свежую газету. - Обижен? Извини… я не понимаю, - улыбнулся он и приподнял брови. - Из-за этого назначения, - уточнил Павел Олегович. – Но ты должен понять… - Нет, нет же, - успокоил его Андрей, пока отец не начал развивать эту набившую оскомину тему. – Я же уже повторял, что первый поддержу Екатерину. Она – идеальная кандидатура. Маргарита Рудольфовна покачала головой, встала и подошла к мужу. Она положила руку ему на плечо. - Паш, он совсем не за этим пришел, - предупредила она его. – Он пришел… Нет, у меня язык не поворачивается. Говори сам, Андрей, - рассердилась женщина. - Что произошло? – удивился Павел Олегович, уже начиная волноваться. - Ничего такого, - широко улыбнулся Андрей. – Я… в общем… не о компании пришел разговаривать. Я… Он сел, закусил ноготь большого пальца. Он все не решался рассказать отцу. Ему ведь придется объяснить эту ситуацию, как так могло произойти, почему. А он не сможет признаться ему в том, что совершил. Бог дал ему такого частного и принципиального отца, что реакцию его можно было предугадать на шаги вперед. И Жданову было страшно. Убедить отца казалось не трудным. Труднее было объяснить, почему он поступает именно так. Павел Олегович очень любил Киру. Особенно после того, как ее собственные родители, их близкие друзья, погибли. Иногда Жданову казалось, что Маргарита и Павел любят его бывшую невесту даже больше своего сына. И теперь он лишит их возможности когда-либо назвать Киру дочерью. Но если отцу не потребуются его объяснения? Если он будет достаточно проницательным, если он знает своего сына достаточно хорошо? - Я пришел сообщить, что расстаюсь с Кирой, - он набрался решимости и произнес первую фразу. Но тут же понял, что начал ни с того и перебил сам себя, пока отец не начал говорить. Однако тот молчал, даже не выказав удивления. - Нет, не так, - нервно улыбнулся Жданов и прикусил верхнюю губу. – Я сделал предложение… Кате Пушкаревой. Он крепко-крепко сжал зубы, наклонил голову и ладонью закрыл лоб. Павел Олегович молчал. Только газета в его руках перестала шелестеть. И сын чувствовал его вопросительный взгляд. - Кате? – наконец изрек тот. - Да, представляешь, Паш, Пушкаревой, - вмешалась Маргарита Рудольфовна. - Подожди, Марго, - Павел всего лишь приподнял руку. - Да, вчера я сделал ей предложение. Она согласилась. Мы, правда, еще не назначили день свадьбы, но я должен был сначала поговорить с тобой и с мамой, - он так волновался, что даже не стал скрывать от отца дрожь собственных рук. – Отец, я прошу, не спрашивай, почему так произошло, я не смогу тебе сказать. Может быть, когда-нибудь… Не сейчас. - Значит, поэтому ты расстался с Кирой, - кивнул отец, все же слегка ошарашенный. - Нет, не поэтому. А потому, что я люблю Катю и потому что не люблю Киру, - медленно пояснил Андрей. - Ну, одна из них с твоими намерениями, я так понимаю, знакома, а вторая? – строго спросил отец. - Я сегодня же объяснюсь с ней, обязательно. Мне самому неприятна эта ситуация, - пообещал Жданов, все еще тщетно ища в выражении лица Павла Олеговича признаки закипающего гнева. Отчего-то он находил там только ожидание и внимание. Жданов-старший встал, отбросив газету, и обошел стол. Его руки были скрещены на груди, взгляд задумчивый. - Если ты говоришь так… Я не могу приказать тебе. Если ты действительно любишь Катю. - Я очень сильно ее люблю. И это правда. Мне нет нужды доказывать это. Я так виноват перед ней… - признался он снова и тут же испугался. Но отец не стал его расспрашивать. - Перед Кирой ты будешь виноват еще больше, если все это окажется большой ошибкой, - предупредил его Павел Олегович. – Вы объявили о свадьбе. Потом расстались. Потом, как убеждала меня Марго, вы снова сошлись. Однако, теперь тебе придется многое объяснять. - Нет. Она знает о том, что я… Она не будет удивлена. - Но все равно будет убита. Сын, ты хорошо подумал? Я очень ценю Екатерину Валерьевну. Она очень хороший человек. Но… Ты… - Отец, ты можешь не сомневаться. Я бы не стал заводить этот разговор, если бы не был на все сто уверен в своих чувствах, - Жданов смело посмотрел ему в глазах. – Если бы я не был уверен в наших чувствах. Жданов-старший все-таки был взволнован гораздо больше, чем старался показать. Он посмотрел на жену. Маргарита Рудольфовна застыла, глядя на него умоляющим взором. - Марго, я не могу ему приказать, он говорит, что любит, - Павел пожал плечами. - Подумай, как это все примут наши знакомые, друзья. Это новость будет им обухом по голове, - она начала заламывать руки. – Нам всем придется дорого заплатить за это увлечение. - Кому платить?... Что платить?... Он говорит, что любит ее, - убеждал ее муж. Почему-то Андрею начало казаться, что он здесь лишний, будто его уже здесь не было. Но какой-то чугунный груз словно сползал с его плеч. Отец не стал давить на него, не стал отговаривать, не стал доказывать ему, что он не прав. - Что такое вся эта светская жизнь рядом с семейным счастьем, Марго, - мудро изрек Павел Олегович. – Тебе ли не знать об этом. Дверь дома за тобой закрывается и уже не важно, какое впечатление ты оставишь о себе в обществе. Жданов с благодарностью посмотрел на отца. Как он понял это так быстро? У него с Маргаритой Рудольфовной никогда не было таких проблем. Какое-то судорожное движение плечами, и женщина словно смахнула с себя паутину сомнений. - Хорошо. Я приму ее, поскольку ее любит мой сын, и поскольку она станет матерью моих внуков, - твердо произнесла она. Жданов с удивлением смотрел на странную метаморфозу, поражающую своей скоростью. Мать подошла к нему и взяла за руки. - Если ты любишь ее, я тоже попробую… - тихо добавила она с легкой улыбкой и блестящими глазами. - Ты не сможешь не полюбить ее, мама. Это невозможно, - он улыбнулся ей в ответ, сильно сжимая ее ладони. – Она… Лучше нее Яне встречал женщин. Ну, конечно, кроме тебя, мам. Она, - и он мечтательно взмахнул рукой, - она так далека от всего притворного, ненастоящего… Она такая непонятая… Она такая милая, добрая, лучшая… лучшая. Лучшее, что было в моей жизни… - и он рассмеялся, не обращая внимания на недоуменные и немного смущенные взгляды родителей. Они явно не ожидали от него такой силы чувства. Когда уже им станет ясно, что он вырос и перестал баловаться с людьми. И научила его этому именно Катя. У него теперь есть много времени для того, чтобы развеять их сомнения. - Надеюсь, ты прав, надеюсь… Но не заставляй меня разлюбить Киру, - Маргарита Рудольфовна вырвала одну руку и погрозила сыну пальцем, без шутки, на пределе серьезности. – Она всегда будет мне дочерью. - Нам… - поправил ее Павел Олегович. - Вам, наверное, кажется, что если… я называю Катю лучшей женщиной на свете, я стал хуже относиться к Кире? – спросил Андрей, на мгновение спускаясь на землю. – Она прекрасный человек. Но ведь дело не в этом? Ведь вы же понимаете. Дело только в том, что я ее не люблю. Не потому, что она хуже. А потому что она не мой человек. Она в этот мир пришла не для меня. И поэтому нам было так сложно вместе, когда мы стали это понимать. – Но я предупреждаю тебя, Андрей, - начал Павел Олегович. - В погоне за собственным счастьем не погуби человека. Жданов засобирался уходить. Он знал, что сейчас родителям нужно поговорить наедине. И еще он знал, что отец будет на его стороне. Может быть, впервые за долгое время, снова на его стороне. А мама… Что нужно его маме? Он подошел к ней, чтобы еще раз поцеловать ее на прощание. Обняв ее за плечи, наклоняясь к ее щеке, он приостановился и посмотрел матери прямо в глаза. - Кого бы ты хотела, мам? – внезапно спросил Андрей. - Кого? – растерялась Маргарита Рудольфовна. - Внука или внучку? – он загадочно улыбнулся. - Ты все-таки неисправимый подлиза, Андрюш, - с улыбкой проговорила она, обнимая его за голову. И когда он выходил из комнаты в коридор, снова услышал этот странный разговор, словно его здесь уже не было, как будто подслушивал их мысли: - Ты думаешь, он будет счастлив? - Ты видела его глаза? - И что? - Такие я видел впервые. Солнце светило очень ярко, день постепенно разгорался. Он обещал быть не по-весеннему жарким. Жданов захлопнул дверь машины и настроил климат-контроль. Перед тем, как завести мотор, он сидел и думал, глядя на мелькающие мимо автомобили. Ему предстоял разговор с Кирой. А он даже не знал, как можно его начать. С чего? «Я тебя не люблю». Жестоко. «Нам надо расстаться». Скользко. «У меня есть другая». Цинично. «Я хочу поговорить о нас». Слишком издалека и обнадеживающе. Жданов опустил голову поверх скрещенных на руле рук. И понял, что уже прошло два часа после того, как он в первый раз звонил Кате. Еще утром, не успев толком умыться и одеться, прыгая по комнате в одной штанине, он набрал ее мобильный. Она уже встала, потому что ее голос был свеж и бодр. И так нежен. Он объявил ей о своих намерениях – сначала разговор с родителями, затем с Кирой. Катя предугадала исход одного из них, понял он теперь. Что же будет со вторым? Она говорила, что Кира не сможет отпустить его. Это мы еще посмотрим! Он снова нашел ее имя в справочнике и нажал заветную кнопку вызова. - Алло? - Привет, - мягко проговорил Андрей, как бы набираясь нежности от ее голоса. - Здоровались, Андрюш, - рассмеялась она. - Как твои дела? - За два часа ничего существенно не изменилось. Я в офисе, у меня встреча с одним из кредиторов, - продолжала хихикать в трубку Катя. – А твои? Переговорил с родителями? - Да, и мне кажется, что твоя кандидатура прошла, - теперь Жданов уже мог шутить об этом, буквально утерев пот со лба. - Даже так? – снова улыбнулась ему в ответ она. – Но не радуйся раньше времени, тебе еще предстоит разговаривать с моими. - Это будет просто, особенно после того, как мне удастся договориться с Кирой. - Не надо так, - внезапно посерьезнела Катя. – Ты должен быть осторожен и внимателен… - Чуток и добр, - закончил он за нее. – Да, да, да. Я знаю. Я все знаю и понимаю. И с удовольствием поменялся бы местами с кем-нибудь другим сейчас. - Андрей, но ведь ты же любил эту женщину, - упрекнула его Катя. - В том-то и дело, что любил, - Жданов откинулся в кресле. – Почему мне все время приходится это всем доказывать? - Ты знаешь, когда ты так говоришь о ней, это меня пугает. Я просто представляю себе, что… пройдут годы… - она замолчала, в трубку было слышно только её дыхание. - Ну-ну? – подогнал ее Жданов. - И вдруг случится так, что мы с тобой расстанемся… - она снова замолчала, ожидая его реакции. - С чего ты взяла? – взорвался он. – Ты говорила с этим… своим… Ты говорила с ним уже? - Он здесь совершенно не при чем… Ты захочешь уйти, - успокоила его Катя. - В чем дело, Катюш? Откуда такие мысли? - Ты начнешь встречаться с другой женщиной, и тебе придется… договариваться со мной, - закончила она свою мысль. - Ах, вот ты о чем? – догадался Жданов. - Да, именно об этом. Так вот подумай сейчас, когда ты говоришь, что любишь меня… - Я не говорю, я действительно люблю… Почему-то мне кажется, что ты опять перестаешь мне верить… - перебил ее Андрей. Ему стало невыносимо, что Кати сейчас нет рядом, что он не может увидеть значение ее взгляда. Разговор явно не был телефонным. Если бы он мог протянуть к ней руку, обнять, прижать к себе, пустить в ход губы, язык. А не пялиться на пыльную улицу сквозь тонированные окна и не представлять себе холодный неверующий блеск ее глаз. - Нет, я не об этом! – почти рассердилась Катя. – Я говорю о том… Ну, вот попробуй и посмотри на нее такими глазами, какими ты сейчас смотришь на меня. - В смысле? – не понял Жданов. - Представь, что ты… должен бросить меня… - Но я люблю тебя… - Нет. Ты меня уже… любиЛ… - Но это ты? - Да, была. - И я должен порвать с тобой? - Да, ради другой женщины, которую я… которая мне… не нравится. Мягко говоря… - Бред какой-то… А ты? - А я тебя еще люблю… Наверное… - И? - Теперь подумай о том, как мне это все сказать. - Тебе? Зачем? - Не мне, Кире! - Кире?.. Кире… - начал понимать Андрей. – Как тебе. Которую я люблю… то есть любил… Катя! И после этого ты еще говоришь про какие-то годы, других женщин, чтобы я тебя бросил? – насмешливо проговорил Жданов. - Ну, хорошо, ты хочешь, чтобы я тебя…? – спросила она, не выдержав его тона. - Ты – меня? Да, было бы неплохо. Ты – меня. Это было бы просто великолепно, - Андрей снова срывался на шутку. - Господи, иногда мне кажется, что ты ни о чем больше думать не можешь, - устало ответила Катя. – Всё, ко мне пришли, я отключаюсь. Ты помнишь о том, что я тебе сказала? - Да, любимая, - кивнул он. – Спасибо. - Тогда целую, - коротко сказала она. Жданову пришлось целовать уже короткие гудки. - Привет. - Привет. Ты где? - Я дома. Приболела немного… Решила сегодня поваляться. - Ты не будешь против, если я к тебе подъеду сейчас. - Нет, приезжай, конечно. - Я буду через полчаса. Жданов оставил машину за полквартала, на охраняемой стоянке и медленно двинулся к дому Киры. Как там Катя говорила ему? Он должен отнестись к бывшей невесте так, словно он любит ее сейчас. Как бы он отнесся к Кате, словно он уже ее разлюбил. Это была такая запутанная женская казуистика. Изо всех щелей этого полезного совета, неприменимого на практике, сквозила такая вселенская доброта. Такая, которая доступна только уверенным в себе людям. Это означало только одно, Катя на самом деле его любит и действительно верит ему. Оптимизма это ему не прибавило. Кира. Кира. Тоже по-своему преданная женщина. Так, как она это понимает. И верная. Тоже по каким-то иным стандартам. Как может быть верна дрессированная акула. Верная, чтобы хозяин смог ее кормить по часам. Но может и куснуть. Она открыла ему дверь очень быстро, будто сидела прямо на полу в коридоре и слушала шум лифта и приближающиеся шаги. Жданову стало даже немного жутко. В этом было что-то маниакальное. Он обратил внимание на ее чуть припухшие глаза, нервно подрагивающие губы. И то, как неловко она куталась в огромный безразмерный халат. Его халат, который он надевал всегда после… Андрей наклонился к ней и, не касаясь ее кожи, изобразил поцелуй. Кира не протянула к нему рук. Пока он еще не мог понять, было ли это хорошим знаком. - Что с тобой? – поинтересовался он, садясь на большую кровать. Она присела рядом и пожала плечами. - Не знаю, голова… и живот… обычное дело… Не спала всю ночь. Возможно, даже… температура. Он потянул руку к ее лбу. На какое-то мгновение он подумал, что сейчас еще чуть-чуть, и она отшатнется от его прикосновения. Но вот под его ладонью оказалась ее холодная кожа. Нет, температуры определенно не было. - Нет, Кир, с этим все в порядке, - заботливо проговорил он. Она усмехнулась. - Ну, если ты вдруг стал так хорошо разбираться в медицине, может, ты мне мой диагноз опишешь более подробно, - с сарказмом проговорила она и обернула бледное лицо к Жданову. - Андрей, не думай, что я ничего не понимаю и ничего не вижу. И будет лучше, если ты не будешь тянуть с… - она невесело улыбнулась и провела по волосам, - … с химиотерапией. - Я пришел за вещами, - начал он так издалека, цинично и жестоко. Кира уставилась в одну точку на полу и молчала. Ее глаза были широко распахнуты, но вряд ли она сейчас что-либо видела перед собой. Хотя они были сухие, как малодушно заметил Жданов. - Я знала, я с самого начала знала, - проговорила она почти шепотом. – С того самого момента, как она зашла в конференц-зал. Андрей молча смотрел на нее. Почему он никогда не думал о том, что она может причинить себе вред, если он уйдет. Все было так романтично, и привкус декаданса вязал его рот. Поскорей бы убраться отсюда. Освободить и освободиться. Но Катя… Что там она говорила? Хотя бы выслушай ее, словно услышал он голос любимой. Ведь ради чего были все эти четыре проведенных вместе года? - Я знала, что эта… женщина не принесет мне удачи. Как бы сказала Амура, пиковая дама, - Кира снова устало и мудро усмехнулась. - Кира, ты должна понять, что наши отношения… - Жданов взял себя в руки, воспользовавшись паузой, хотя ему стоило больших усилий вообще начать говорить, будто он разучился издавать звуки. - Нет, не говори ничего. Я поняла, - прервала она его, зажав рукой его рот. – Не говори. В ее голос уже закрались истерические нотки. - Я все знаю. С тех самых пор, как она пришла, она завладела тобой. И тебя уже не хватало для меня. Но Андрей, подумай хорошенько, может, это очередная блажь! Как же слабы эти женщины, подумалось Жданову. И эта тоже хватается за его штанины и убеждает его в том, что все это – обман и самовнушение. Она не верит ему. И опять бессильное чувство, когда просто лень бороться с окружающим непониманием, накатило на него, как тогда, в разговоре с матерью, которая так и не поняла его. Неужели мир уже так испортился? Нет, Жданов, поправил он себя, эту ты испортил сам. - Кира, я пришел тебе сказать, что я… - и он остановился, надеясь, что она не даст ему говорить дальше, но она оказалась более смелой, и ему приходилось продолжать. – я… люблю Катю. И это не блажь, не очередное увлечение, это любовь. - А как же мы, Андрюш? – спросила его Кира, придвигаясь ближе, пока не одним порывистым движением не выдав своего состояния. – Как быть с тем временем, которое мы провели вместе? Жданову казалось героизмом уже одно то, что он пришел сюда. Никто не предупреждал его, что будет так сложно подбирать слова. Особенно когда ему на память приходили Катины слова. - Пройдет время, и ты не вспомнишь всего этого, останутся только самые хорошие воспоминания, - успокоил ее Андрей. - Самые глупые слова, которые я когда-либо слышала. Зачем ты вообще пришел!? – выпалила Кира, резко вскакивая. Она принялась вышагивать перед сидящим Ждановым. – Спрашиваешь о моем здоровье. Заботливый Андрюша. Всю ночь не поднимаешь трубку. Я же знаю, с кем ты был! Приходишь забрать свои вещи, чтобы, не дай бог, не скомпрометировать себя и свою новую… любовь. Сказать мне, что ты уходишь. Да лучше бы ты вообще не приходил! - Кира, я тебя прошу, не кричи, - сказал Жданов, понимая, что эти слова были все равно, что утлое суденышко против цунами. И самое страшное, что он не знал, как было правильно. Никогда он так не расставался с женщинами. Вернее, он никогда не расставался с теми, которые по-настоящему любили его. Надо было доказать ей, что она не так уж и любит его, что осталась только тупая, как автомат, привычка следить за ним, говорить ему «дорогой», «любимый», «целую», «жду». - Ты пришел ко мне сказать, что я тебе больше не нужна, а эти четыре года … мы… о господи… - слезы уже закипали в ее глазах, Жданову было больно смотреть на подергивания ее лица. Он сам почувствовал, как тяжелый, шершавый ком подкатывает к горлу. - Кирюш, пойми… - он не мог говорить, резало глаза, и мышцы губ жили сами по себе, он не мог с ними совладать. – Эти четыре года… было все, и хорошее и плохое. Я причинил тебе много боли… Я не всегда был достаточно внимателен к тебе, не исправлял свои ошибки. Да что там говорить, я был подонком по отношению к тебе… Но пойми, эти четыре года, они кончились не вчера… и не тогда, когда Катя вошла в конференц-зал… - мир плыл перед его глазами пьяными волнами, Жданов сморгнул и почувствовал горячую слезу на своей щеке. – И даже не тогда, когда она появилась в компании… Нет… - Замолчи! – снова крикнула Кира и упала перед ним на колени. Ее руки бессильно повисли вдоль тела, она уже не скрывала своих рыданий. Такие конвульсии было бы вообще трудно скрыть. Еще одна слеза скатилась на подбородок. Это было нестерпимо больно. - Тих-тих-тих, - мягко проговорил он, поднимая ее отяжелевшее тело и усаживая рядом с собой. Он не мог обнять ее, и, лишенная опоры, она легла на кровать. Некоторое время он просто молчал, боролся со своими слезами и терпеливо ждал, когда прекратятся Кирины рыдания. В открытое окно было слышно, как где-то репетировали на скрипке, все старались начать какую-то красивую мелодию, но в середине пьесы шла такая фальшь, что по позвоночнику бежала дрожь. - Давай поговорим спокойно, - попросил он, когда она чуть-чуть успокоилась. Она даже часто-часто закивала ему, поднялась, утирая распухшее, красное лицо. - Ддда… да, - проговорила она. – Ссссспокойно… ага… - Ты не должна так держаться за прошлое, - начал он, но это вызывало новый приступ плача. – Почему, объясни мне, - почти зло проговорил Жданов, схватив Киру за руку, - почему женщины всегда норовят помнить только плохое? - Я тебя так люблю, Андрюш, - проговорила она бессмысленно. – Не уходи, пожалуйста. Ни одно его слово не достигло ее гордости. Вместо этого она все еще цеплялась за свою странную болеутоляющую таблетку – надежду. Он сам был виноват в этом, столько раз покидал ее и возвращался снова. Но не теперь, не теперь, как тот мальчик, который впервые в жизни сказал правду, а ему никто не поверил. Да он бы сам себе не поверил! - Эти четыре года, - сказал он, словно не замечая ее последних слов. – Что тебе сказать о них. Они были временем нашего счастья. Но оно прошло. Мы изменились. Мы выросли. Благодаря друг другу. И я понял одно. Мне не подходит роль того, кого любят, мне нужно любить самому. А тебе, как сильной, одной из самых сильных женщин, которых я знаю… Она громко всхлипнула. Жданов не знал, слушала ли она сейчас его, или просто ждала, что в его речи промелькнут заветные слова «хорошо» или «давай начнем сначала». Как же велика была сила надежды у нее! - Как сильной, слышишь ты меня или нет, сильной женщине!... Тебе нужен мужчина, которому ты позволишь любить себя, который оценит все твои качества. - Жданов, разве это не ты? Почему же ты так долго убеждал меня в том, что это ты? – жестко спросила он, утирая слезы концом одеяла. - Я… - он сжал кулаки и крепко зажмурился. – Я… - Скажи, чем она лучше меня? – задала она еще один вопрос из обязательной программы. - Она ничем не лучше, она просто другая. Дело вообще не в том, кто кого лучше. - Дело просто в том, кого полюбил золотой мальчик Андрей Жданов. - Да, который тебе уже не нужен, ты не поняла пока, но скоро поймешь. - Скажи, когда же все это произошло? Когда? – непонимающе, все еще вздрагивая всем телом проговорила Кира. - Когда?.. Зачем тебе это? – он посмотрел на нее с жалостью, зачем ей надо было бередить эти раны. - Надо, раз спрашиваю, - деловито настаивала Кира. - Когда… думаю, когда мы объявили о свадьбе. - Мразь… - поразилась она, вновь обессилено осев, качая головой. - Нет, ты должна понять. До этого момента мы были просто парой. Совместные ужины, затем завтраки, а под конец и обеды. Но когда мы объявили о свадьбе, я стал приглядываться к тебе, как к женщине, с которой мне предстояло провести жизнь. - И что ты понял? - Что я тебе не подхожу, - Жданов вздохнул, что он еще мог сказать, чтобы подсластить пилюлю. Увы. Чашку с цикутой не украсишь зонтиком и пластмассовой русалкой. - Мразь, уйди!!! – выкрикнула она ему в лицо, срываясь с катушек окончательно. Он встал, вовсе не собираясь уходить, просто он хотел успокоить ее. Но Кира расценила его жест по-другому и тут же на коленях подползла к нему, хватая за руку. - Нет, нет, не надо, я все исправлю, - забормотала она. Жданов снова почувствовал этот раскаленный ощетинившийся шипами камень в горле. И как же дрожали его ноги!.. - Ты ничего не сможешь исправить, - сказал он, отводя от нее глаза. - Почему?! – снова выкрикнула она с удивлением. -Потому что ты ни в чем не виновата, - проговорил он, глотая слезы. - А кто же тогда виноват?! - Да какая разница, какая разница!!! – не выдержал Жданов. - Не кричи на меня, - внезапно спокойно сказала она, отодвигаясь, хотя тело ее все еще крупно сотрясалось от рыданий. – Ты, в конце концов, находишься в моем доме. И молилась про себя, чтобы бог дал ей сил, чтобы голос перестал дрожать. Лицо было неприятно влажно, странно распухло и, конечно же, она не сомневалась, что от всей ее надменной, холодной красоты сейчас ничего не осталось. Одна Кира в ней громко возмущалась этому и призывала себя собраться с духом. Другой было все равно, как она сейчас выглядит, лишь бы он, Андрей, ее любимый Андрей не оставил ее. И была еще одна Кира, где-то очень глубоко, которая монотонно описывала все то, что происходило. Он уходит не от тебя, он уходит к ней. И именно это тебя и бесит. Так ли тебе важно, чтобы он остался с тобой, или все-таки ты бы хотела, страстно желала, чтобы он не был с ней? Что тобой движет – любовь к нему или ненависть к ней? Как объяснить первое, я понимаю. Но вот откуда такое сильное, второе? Когда оно появилось и как смогло пустить такие длинные корни в твоей душе? - Успокойся, Кира, это все равно ничего не изменит, - сдерживая себя, проговорил Жданов. – Где… где этот чемодан? - Жалеешь о том, что оставил его тогда, да? Признайся, - потребовала она, вставая. - Как-то не думал об этом, - возможно, он и не врал. - Жалеешь, Жданов, жалеешь. Тогда бы тебе не пришлось переживать эту сцену. Сцену со мной, - усмехнулась она. Ее успокаивало тяжелейшее отчаяние. На самом деле, что она может изменить, если будет хватать его за полы пиджака, если будет упрашивать, умолять, просить. Он так никогда к ней не вернется, потому что это будет та же самая Кира, от которой он бежит сейчас. Надо отступить, дать ему вздохнуть другого воздуха. Одно страшно – он либо разучится дышать ей окончательно, либо отравится другой. - Никакой сцены я не переживаю, - он заглянул в коридор, который вел на кухню. – Этот разговор нужен тебе ничуть не меньше, чем мне. Я не отпрашиваюсь у тебя, ты это пойми. Я просто ухожу. Но не хочу, чтобы это произошло так банально, в полной тишине и молчании. Не хочу, чтобы потом, встретив меня, ты отводила глаза, потому что тебе будет неприятен мой вид. - Ага. Ты как настоящий джентльмен, пришел сюда, чтобы я еще раз поняла, как мне приятен твой вид, - Кира обхватила руками плечи, все еще стараясь унять непроизвольные вздрагивания. Жданов пристально посмотрел на нее. - С тобой все будет нормально? – спросил он насторожено. - А что может со мной случиться? Конечно, со мной все будет нормально. Иди, а я, пожалуй, еще порыдаю, - со злостью выпалили Кира, но внезапно заметила, что при этом ее глаза высыхают. - Обещай, что ты не будешь глупить, - попросил Жданов. - К сожалению, я не могу тебе дать такого обещания, - грустно ответила Кира, отпуская его окончательно, она просто перестала искать его глаза, и хватать их внимание своим острым, страдающим взглядом. – Как не могу тебе дать обещание разлюбить, и перестать надеяться на то, что ты когда-нибудь вернешься. - Но это будет лишь потеря времени, - предупредил ее Жданов. – Я попытался тебе объяснить, что этого не произойдет никогда. Я, возможно, сам виноват в том, что ты… не веришь мне. - Вот увидишь, пройдет время, и ты снова будешь рядом со мной. Женщины с таким запасом гордости, как у Пушкаревой – не для тебя. А я терпеливо тебя буду ждать. - Ты только хуже себе сделаешь. Тебе надо жить, выйти из моей тени, и ты увидишь, что вокруг тебя мужчины гораздо лучше меня, - все еще пытался убедить ее Андрей, но она уже отвернулась от него. - Дело не в том, кто кого лучше, дело в том, что я тебя… - Нет, да нет же! – выкрикнул он. – Видит бог, я пытался сделать так, как она меня просила, но никакие слова на тебя не действуют. Кира напрягла слух, услышав это «она» и «просила». Да возможно ли это? Чтобы он пришел сюда по ее просьбе, по просьбе Пушкаревой? Возможно ли, что он не скрывает этот визит, что она отпустила его сюда, чтобы он порвал с Кирой? Это было выше ее сил, и она снова почувствовала, как глаза вспухают слезами. - Ты… ты пришел сюда…, потому что она тебя попросила? – спросила она несмело, боясь услышать утвердительный ответ, боясь услышать правду. - Да, ты знаешь, она оказалась гораздо добрее по отношению к тебе, чем ты – по отношению к ней, - Жданов выкатил чемодан из коридора и уже собрался уходить. - Нет, постой. Ответь, она знает, что ты тут, что ты забираешь свои вещи, что ты рвешь со мной? – быстро проговорила Кира, теперь боясь не успеть все высказать до его ухода. - Конечно. И она, глупая добрая девочка, просила меня не причинять тебе боли, как будто это возможно! В каждом слове мелькала его такая же глупая добрая любовь к Пушкаревой. - Она так счастлива, что не может себе представить, что кто-то может быть несчастен, - продолжал он. - Достаточно, - перебила его Кира, закрывая ладонями уши. – Я услышала достаточно. И все поняла. Лучше иди сейчас. Пока она еще слабая, пока родники ее глаз еще не родили новых слез, пока тело еще слишком утомлено стрессом, бессонной ночью, а мозг переполнен черными точащими мыслями. И самая главная мысль – ты останешься одна, а она получит все, что тебе принадлежало. И Кира глянула на свадебное платье, заботливо надетое на манекен, стоящий в углу. Платье, ждущее своего часа, который, возможно, уже никогда не наступит. Ну, только не в жизни, где она любила Андрея Жданова. Это только на детских шампунях пишут – no more tears, а в реальности только и успевай готовить платки и успокоительное. Он даже не протянул ей руки, даже не наклонился, чтобы поцеловать ее. Он был такой красивый, такой добрый, такой веселый всегда, чуточку гулял, как все порядочные мужчины. И в один прекрасный день, она поняла, что не может потерять его, что должна пусть незримо, но всегда быть с ним. Кто-то назовет это контролем, она называет это напоминанием о себе. Такой веселый и добрый… На него найдется слишком много желающих. А она-то тут рядом, и не дает ему забыть свое имя. Он богат, успешен, он, в конце концов, подходит ей по росту и возрасту. Ей нравится запах его кожи. Нравятся его утренние привычки и еще больше – ночные. Нравится, как он может целовать ее на глазах у всех. Что ей не нравится в нем? Это его отсутствие рядом с ней. Больше ничего. И тогда зеленоглазое чудовище сначала шевелит в ее душе своим жирным лоснящимся хвостом, потом переворачивается с боку на бок, потом подает противный скрипучий голос и тебе уже никуда не деться от него. С кем он, где он, с кем-то лучше тебя, интересней, с тем, кто любит его больше, кто развлекает его лучше, сколько это длится, когда это кончится, ааааа, кошмар!!! Этот монстр родился вслед за ее любовью к Андрею Жданову. И однажды, не факт, но возможно, подменил собой любовь. Ладно, хорошо, пусть уходит. Твердит, что хочет остаться ей другом, хорошо. Хлопнет дверью, тоже не плохо. Может быть, весь мир вокруг нее прав, а она одна еще держится за прошлое. Прошлое, где любовь превратилась в ревность и обросла недоверием, прошлое, где она ненавидела незнакомых ей людей. «Ты понимаешь это?» - словно лучик во тьме сверкнула мысль. – «Не делаешь вид, а действительно – понимаешь?» Кира взмахнула рукой и отпустила Жданова.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:57 ]
Заголовок сообщения:
И вот он сидит напротив нее. Одна нога изящно закинута на другую, рука опирается на спинку стула, во всей фигуре неизбежная расслабленность. Потому что за окном наползает вечер, а в темном с восточными мотивами помещении ресторана от жара зажженных свечей немного душно, ароматно и так, как там, где он ее когда-то встретил. Она стала его египетским амулетом, его восточной фантазией, его таинственной шкатулкой, из которой он с таким удовольствием снова и снова доставал вкусности, прелестности, удивительные вещи, которыми обладают только вот такие девушки. Он вывел ее из Египта, и на это даже не потребовалось сорок лет. Он вынул ее из ее футляра, расправил крылья, разложил полы ее прекрасного платья и сам показал ей восторгом в своих глазах, как она неуловимо красива, умна, добра и бесценна. Она стала его самым изысканным блюдом. Блюдом, которое ему так и не удастся попробовать. Потому что несколько минут назад она попросила его остаться ей другом. - Ты его очень любишь? – спрашивает Миша, только чтобы удостовериться, что дело не в нем, дело в другом мужчине. - Я его люблю, - просто отвечает Катя, помешивая безалкогольный коктейль трубочкой в витом бокале. - Мне Юлиана рассказывала, - объясняет он, откуда вообще мог взяться такой вопрос, но Кате это все равно. Она не обижена, не удивлена, не поражена. - Да, Юлиана всё знала об этой истории, - соглашается она. Мише не нравится это слово – история, в нем что-то грязное, банальное, среднестатистическое, любопытствующее, как шушуканья старушек на лавочке у подъезда. Но как бы она не назвала их отношения со Ждановым, она все-таки любит его. Миша не станет ее разубеждать. Он всё видит. Катя недавно выходила в холл, чтобы поговорить по телефону. Судя по ее глазам, метнувшимся от дисплея мобильника на лицо Миши, звонить мог только Андрей Жданов. И она вышла, была совсем недолго, но принесла во взгляде какое-то спокойствие и облегчение, немного грустные, но от этого не менее светлые. И именно после этого все ее члены расслабились, хотя с начала их разговора она была немного напряжена. Он-то уж научился чувствовать эту девушку. И не мог ее судить. Такую красоту нельзя судить, красота – загадка. - Я уезжаю через неделю, - признается он Кате. - Куда? К родителям? – интересуется она, и ей действительно важно это знать, но только потому, что уезжает ее друг, не больше. - Нет, пока не к ним, к ним поеду ближе к осени, - лучше так, о бытовом, о каждодневном, о новостях, об общих знакомых, вспоминать прошлое или рассказывать о планах на будущее, которые твоего собеседника не затронут. - Так куда же тогда? - По работе, хочу прощупать северо-западный рынок. Дела в «Мармеладове» идут хорошо. Надо расширяться. - Да, ты знаешь, у тебя стало так обжито, уютно, столики не пустеют. Ты очень хорошо всё организовал, - говорит Катя ему. Наверное, это комплимент, но теперь он проклинает себя, что начал эту производственную тему. - Да, чтобы тут распределить поток посетителей, пришлось потрудиться. Но мне бы хотелось, чтобы, когда ты смотришь на все здесь вокруг, ты видела во всем этом и часть твоего труда. Катя улыбается смущенно и с благодарностью. - Миша, не забывай, это все-таки твой ресторан, - отмахивается она, весьма слабо. - Без тебя здесь все равно бы ничего не было, ты же прекрасно знаешь, - настаивает он. Теперь она выглядит немного расстроенной и Миша понимает, что у его слов Катя видит двойное дно. - Нет, только не думай, что теперь ты мне чем-то обязана, что теперь ты в ответе за меня всегда. Это не так. Я не вправе говорить тебе, что делать со своей жизнью. Я просто могу быть тебе очень обязан за всё, что ты для меня сделала, - он спешить разуверить Катю в ее мыслях. Она опускает голову, подносит бокал к губам и делает глубокий глоток. - Северо-запад? – переспрашивает она. Миша вздыхает, чтобы снова попасть в выбранную им же тему. - В Ленинград хочу заглянуть, в Эстонию, в Латвию. После Москвы мне уже ничего не страшно, - объясняет он, обретая уверенность и спокойствие. Катя качает головой и смотрит вокруг. Миша видит, что она хочет сказать что-то другое, поговорить на эту, уже становящуюся запретной тему. И смотрит на нее ободряюще, стараясь не показывать свою боль. - Я… Миш, хотела тебе сказать… так много. Но мне нечего. Я хочу попросить у тебя прощения, - несмело начинает она. – Я давала тебе какие-то авансы, возможно, своим поведением. Тебе показалось, что у нас что-то может получиться. И я даже уверена, что получалось. Но я люблю Андрея уже слишком давно и сильно. Я уже не могу справиться с этим чувством одна. Она что, хочет сказать, что он мало сил приложил, чтобы помочь ей справиться с этим чувством? Увели девушку из стойла. Теперь она признается ему в этом. Теперь. - Не надо, Кать, это уже ничего не изменит. Если ты его любишь, и если он любит тебя, я не встану между вами. Он тебя любит? Она тихо рассмеялась. - Еще неделю назад я бы, не задумываясь, ответила «нет». Но он мне доказал, что любит. - Как он это сделал? – Мише стало на самом деле любопытно, как. - Он… Ну, может быть, это пафосно звучит и так… по-женски… Но он всего лишь предложил мне выйти за него замуж, - ответила она, не глядя на Мишу. - Всего лишь… - почти прошептал он и все-таки не выдержал. – Если бы ты только подсказала мне, я бы не стал раздумывать. Ведь я люблю тебя. Я готов отдать тебе всё и стать всем… Руку, сердце, все, что есть и всё что будет. И говорил не мене пафосно, чем Катя недавно. - Но ты не можешь требовать от меня того же, - прервала она поток его признаний. - Да, а он может? Ему ты это позволяешь? - Просто потому, что я его люблю. - Несмотря на то, что тебе пришлось перенести из-за него. И она говорит то, от чего вся теория Миши летит в тартарары. - Если бы этого не произошло, я бы никогда не стала тем, кем стала. Значит, это вовсе не был он, а Жданов, кто сделал ее такой. Катя раскрылась не оттого, что он любил ее, а оттого, что она любила другого и потерпела неудачу. Да, так бывает, он знает. Он теперь наверняка тоже изменится. Интересно, в какую сторону. - Я надеюсь, я тебе не обидела, - Катя кладет ладонь на его затекшую без движения, похолодевшую руку. - Нет-нет, - уверяет ее Миша. – Все в порядке. Я в свою очередь надеюсь только, что… он… что Жданов больше никогда тебя не обидит. Катя усмехнулась. - Это всего лишь жизнь, я не знаю… Миша быстро взглядывает на нее. - И все-таки я надеюсь, - всем своим видом он дает ей понять, что он, Миша будет у нее всегда. Но она не такая, она не станет держать его. Неужели она так уверена в Жданове и в себе? - Нет, ты должен жить дальше. Иначе… иначе я буду чувствовать себя виноватой, - быстро, почти скороговоркой говорит она. – И тогда что-нибудь обязательно случится. Он скоро уедет. Даже, может быть, раньше, чем планировал. Только чтобы не видеть светских хроник и не слышать сплетен в обществе о громкой свадьбе. Ведь она будет обязательно громкая, как завершающий удар тамбурмажора в похоронном марше на могиле любви Михаила Борщева. - Хорошо, - кивает он. – Ну, хотя бы в мой ресторан ты будешь приходить? Иногда? Время от времени? - Конечно, я же не прощаюсь с тобой, - улыбается Катя, сумев побороть смущение, и посмотрев ему в глаза. – И к нам ты можешь приходить, папа и мама будут очень рады тебя видеть всегда, ты же знаешь… - Мне кажется, что они… как раз… были рады меня видеть, потому что думали также как я… - объясняет он. - Да, - соглашается Катя. – Но все-таки… Я могу верить, что мы остаемся друзьями? - Как на это посмотрит… твой будущий… Жданов как посмотрит? – решается спросить Миша. - Он, конечно, еще тот ревнивец, но у меня в задумках уже есть одно действенное лекарство, - загадочно отвечает Катя. Елена Александровна готовила на кухне ужин, когда в дверь позвонили. Вечер был уже глубокий, а звонок уверенный, словно звонил кто-то свой. Пушкарев-старший сделал своё дежурное предположение, что «пожаловали господин-товарищ Зорькин на вечернюю трапезу». Однако когда Елена Александровна открыла дверь, на пороге стояла ее дочь и… совершенно неожиданно рядом с ней, из-за косяка показался Андрей Павлович Жданов. - Мам, - немного смущенно проговорила Катя, проходя в квартиру. – Я сегодня не одна, - и она указала рукой на Жданова. – Зато пораньше, - добавила она, будто извиняясь. - Здрасссте, - тихо, перемежая улыбку с полнейшей серьезностью, но все также развязно поздоровался Жданов, кивая безупречно постриженной головой. Костюм, белая рубашка, ровные как очерченные стрелки. Его внешний вид вовсе не отвечал его отвратительной репутации, с которой Елена Александровна познакомилась так случайно. - Что? – Елена Александровна напустила на себя удивленный вид. – Ты к нам гостей привела? Андрей Павлович? Какими судьбами? Но стояла она, не выпуская из пальцев ручку входной двери так, что Жданов в квартиру пройти не мог, только неловко мялся на пороге. Катя подошла к ней и мягко сняла ее руку, взяв в свою теплую ладонь, будто нагретую чужими прикосновениями. Только теперь она смогла приглядеться к дочери поближе. Какая-то взволнованная она была, немного растрепанная. Вроде бы все в порядке, но что-то неуловимое было. Как будто смотришь на начинающийся дождь за окном – приходится долго и внимательно всматриваться, прежде чем заметишь капли на асфальте. Жданов тоже был какой-то странный, никогда она не видела его таким растерянным, возможно только один раз, когда она обвинила его в несчастьях собственной дочери. А теперь они заявились домой, как будто гуляли вдоль Москвы-реки, никого не предупредив, и целовались всю ночь напролет. Да могло ли это быть?! - Мама, ты не возражаешь, если сегодня Андрей Павлович у нас поужинает? – спросила Катя, снимая легкий плащ. - Возражаю? – снова притворно удивилась Елена Александровна, подмечая малейшие изменения в выражении голоса Кати и в ее взгляде. - Ну, просто у нас с ним есть несколько вопросов к вам, - продолжала объяснять девушка. - К нам? – теперь уж пришлось непритворно удивиться. – Быть может, к папе, ты хотела сказать? – проговорила она, пропуская, наконец, Жданова в коридор. - Нет, именно к вам, - настаивала дочь. - По работе? Ну, Катенька, чем я могу помочь тебе по работе? – воскликнула Елена Александровна, так и не поприветствовав Жданова, как следует. - Нет, мам не по работе, - мягко возразила ей Катя тихим голосом. – Скажи, папа на кухне? - Да, - кивнула она. Катя посмотрела на Жданова так выразительно, но проста молча. Елена Александровна не смогла разгадать ее взгляда. - Мам, думаю, сначала мы бы хотели переговорить с тобой… - немного запинаясь, произнесла дочь. – Вернее, Андрей… Андрей Павлович хотел поговорить… - Андрей Павлович? Со мной? – она окончательно потеряла нить разговора и только переводила ошарашенные глаза с дочери на ее спутника. - Да, Елена Александровна, - Жданов обхватил лоб широкой ладонью, будто подбирал правильные слова. – Я бы хотел переговорить с вами наедине, чтобы потом поговорить уже с… ээээ… с Валерием Сергеевичем. Если вы, конечно, не возражаете… И совершенно потерялся, у него на щеках даже появилось что-то подобное румянцу смущения, даже на такой смуглой коже. Она всегда удивлялась, как же он смугл. Но сейчас было не то время. - Нет, я не возражаю, если нужно, - Елена Александровна показала жестом на дверь в Катину комнату. – Мы можем сюда пройти… Только я не понимаю, - громко обратилась она к дочери. – Что за странная таинственность? Катюша, что вы еще задумали? - Мама, я тебя прошу, - Катя подошла к ней и уткнулась лбом прямо в плечо. – Ты послушай Андрея.., Андрей Палыча, пожалуйста. Ты всё поймешь, хорошо? Катя смотрела на нее умоляюще. Елена Александровна качнула головой, безмолвно сказав «да». - Хорошо, - коротко ответила она вслух. – Пожалуй, можно поговорить. И она прошла в комнату Кати, не глядя в коридор, где оставила молодых людей. Но быстрый шепот и еще какой-то звук достигли ее слуха. Однако, когда она обернулась, Жданов уже прикрыл за собой дверь. - Я слушаю вас внимательно, - Елена Александровна начала разговор, поняв наверное, что Жданов все-таки мешкал говорить первым. Она присела на диван напротив, Жданов пододвинул себе стул. Опять его посетило это школьно-студенческое чувство, будто он находится на экзамене. Почему-то последнее время его слишком часто преследовала эта картина. Впрочем, что такое наша жизнь, как ни один большой экзамен. Прожил ее достойно – вот и сдал свой экзамен. Ага. И только надпись на могилке «зачет». Жданов приказал себе собраться. В конце концов, от этого зависело его будущее. Хотя на душе еще стоял неприятный осадок от разговора с Кирой, который он беспощадно провалил, сейчас ему нужны были все силы убеждения. Или просто надо было быть предельно честным и откровенным с этой строгой, но доброй, ну, правда же? доброй женщиной. - Я слушаю вас, Андрей Павлович, слушаю, - закивала Елена Александровна, словно прочувствовав его мысли. - Да… Вот… так случилось, что мы все-таки с вами снова встретились… - начал он, в общем-то не понимая, с чего должен начинать. - Не могу сказать, что эта встреча мне приятна, - бросила ему женщина, скрещивая руки на груди. Андрей смущенно почесал кончик носа. - Я, наверное, кажусь вам отвратительным после всего, что натворил? – и поднял на нее осмелевший взгляд. Она кивнула, но промолчала. - Да, я наверняка такой и есть. То есть был таким, был… Был, пока не встретил вашу дочь. Ведь меня только надо было выслушать. - Вы намекаете на тот грязный случай, когда вы заявились к нам домой, и обвиняли мою дочь в краже? – безжалостно спросила Елена Александровна. Жданов уже начал сомневаться, что она добрая, но ему надо было продолжать. - Да просто сам не мог понять, насколько я подло и гадко поступаю с Катей. Я ведь тогда был раздавлен ее исчезновением, а вы наотрез отказались мне помогать. - Знаете что? Я когда познакомилась с вами, ну, всего могла ожидать, только не этого! Такой умный, образованный молодой человек, вежливый! – воскликнула она, вставая. – Вы мою дочь использовали, впутали ее в какой-то денежный скандал, и в эту сомнительную историю, и я совсем не хочу видеть вас в своем доме… - Елена Александровна, Елена Александровна! – воскликнул он, стараясь перекричать ее. – Успокойтесь. Сядьте. Прошу вас, пожалуйста. Мне действительно надо с вами переговорить. И это касается не только меня, не только моего счастья… Да, я почту за счастье, если вы меня простите. Пусть не сейчас, хоть когда-нибудь… Но я всё это не к тому говорю… - Чье еще за счастье? – устало проговорила она, снова усаживаясь. – О чем вы? - Я люблю вашу дочь. Черт возьми, я люблю Катю. И она тоже любит меня! – с надрывом выкрикнул он так, что Елена Александровна легонько подскочила на диване. - И что теперь? – только и смогла пораженно выдавить Елена Александровна, прежде чем Жданов продолжил уже более спокойно. - Я предложил ей… выйти за меня замуж… Она согласилась. Если бы мы были другими людьми, мы бы обошлись согласием друг друга. Я безумно люблю Катю. Она простила меня за все, что я ей причинил, тоже только потому, что любит. Но… Она любит вас не меньше. И я не меньше ценю вас… Именно поэтому мы сегодня пришли сюда, чтобы попросить… Ну, не знаю, назовите это как хотите, разрешения, благословления, дозволения… Не знаю, на самом деле… Но было бы просто не порядочно скрыть от вас все это. Мне бы хотелось, чтобы вы тоже приняли участие в устройстве нашего счастья… Вы и Валерий Сергеевич. Он говорил взволнованно, но без запинки, будто где-то в его мозгу открылся ящик с самыми верными словами, самыми сильными убеждениями. Лицо Елены Александровны менялось прямо на глазах. Из надменно-строгого оно теплело, превращалось в лицо той самой женщины, которая раньше восторженно смотрела на него и причитала, какой же чудо-начальник достался ее дочери. - И что?... Что? – спросила она, как только он замолчал. – Что я должна делать? Господи, Валера-то что скажет?... Смотри-ка, новый костюм одел, анекдот новый выучил… – добавила, как будто для себя. - Я надеюсь, что вы тоже любите свою дочь также глубоко, как и она вас. И не станете препятствовать ее счастью. - Как это произошло? Что вы с Катенькой сделали, что она так быстро приняла ваши ухаживания обратно? Что посулили ей? Что еще придумали с этим вашим приспешником… с Малиновским? - Елена Александровна, вы меня совсем не слушаете, - немного раздраженно проговорил Жданов, с ужасом думая, что ему придется рассказывать обо всем, что он с Катей «сделал». – Мы помирились с Катей, я вас уверяю, совершенно искренне. Она мне поверила! Так неужели вы мне не поверите? И он протянул к ней руку, встав со стула. - Я люблю вашу дочь и очень хочу на ней жениться. Как вы думаете, если бы я действительно хотел ей вреда, я бы пришел сюда, к вам, чтобы просить ее руки. Вот так. Елена Александровна видимо засомневалась. На самом деле, каким же хорошим надо было быть актером и каким коварным соблазнителем, чтобы придумать такое. Она тоже поднялась и встала напротив, вглядываясь в его глаза. Теперь надо было только выдержать ее взгляд. Отчего-то это показалось ему так легко, потому что он понял, что самое тяжелое все равно уже позади. Его совесть была чиста. Сейчас ему был не страшен этот испытующий взгляд самой любящей на свете матери. Ну, возможно, не самой, но одной из… - Вы сделали ей предложение? – спросила Елена Александровна почти со слезами на глазах. – И она согласилась? - Да, - просто кивнул он. - Как же она вас?... Не понимаю… Но… Но если она вас простила, да еще после всего, что было, тогда я тем более… должна… И она протянула к нему обе руки, аккуратно взяла его голову и, приблизив к своим губам, мягко, по-матерински, поцеловала в разгоряченный лоб. Жданов еле сдерживал мелко дрожавший, отяжелевший кадык и чувствовал обжигающие, колючие слезы в глазах. Так прост и важен был этот жест, так соответствовал моменту и всем его ожиданиям, что у него не нашлось слов. Они сидели на диване рядом, когда Катя зашла в комнату, даже не постучавшись. И улыбнулась, увидев такую идиллическую картину. Она подошла к ним, и, прислонившись к Андрею всем телом, обняв его за плечи, во все глаза смотрела на мать. - Да уж, детки, - качнув головой, только и смогла сказать Елена Александровна. – Вы задали мне веселую жизнь. Андрей поднял взгляд на Катю, но та всё еще читала выражение лица матери. - О чем же вы договорились? – спросила она чуть погодя. - Нууу, - вставая, проговорила Елена Александровна. – В наше время то, что вы сегодня пытаетесь сделать, сочли бы ужасно не модным. Никому бы в голову не пришло просить руки дочери у ее родителей. В этом, Андрей Павлович, вы большой оригинал. - Значит, ты не осуждаешь меня за то, что я приняла предложение Андрея, за то, что я его… простила? – спросила Катя, пока Жданов играл ее рукавом, боясь поднять глаза на Елену Александровну. - Но ведь это твой выбор, Катюш, - мудро изрекла она и заторопилась к двери. – Ах ты, господи!.. У меня ж ужин весь, наверное, пригорел. - Нет… Не волнуйся, мам, я за ним приглядела. Папа всё меня спрашивал, почему у нас Андрей Павлович дома? – и она посмотрела на Жданова. – Ты не хочешь ему объяснить? Он с вновь возросшим волнением посмотрел на обеих женщин. Откуда было в них такое странное, первобытное желание отправлять мужчину на хищного зверя? - Как же так получилось, что ты его простила? – спросила Елена Александровна Катю, как только они остались одни, но та словно не слушала ее. Все смотрела на плакат своего любимого очкарика, как будто все еще видела там фигуру удалившегося Жданова. - Быть может, не надо было его одного отпускать? – волновалась она. - Папа все равно ничего не знает, - успокоила ее мать. – Так как же? - Я просто, наверное, так и не перестала его любить… - ответила катя. – А, может, все-таки ему нужна подмога.? Ведь папа все же знает некоторые детали… - Ооо! Успокойся, он уже давно забыл о них, как только ты пригласила его в «Зималетто», - Елена Александровна погладила дочь по ладони и притянула к себе на грудь. - Но сможет ли он подобрать слова, чтобы папу убедить? – все еще не унималось волнение Кати. - Ну, уж если он смог меня убедить… - только и смогла ответить Елена Александровна, гладя дочь по волосам. – Все-таки я не могу себе представить, что он должен был тебе сказать, чтобы ты начала ему верить. - Мама, я просто люблю его, а остальное уже не столь важно, разве не так? Люблю его с того самого момента, когда он зашел в офис, и я его увидела. С первого раза. Вот, ты знаешь, говорят, что такой любви не бывает, что это всё только внушение, что все проходит, когда человек открывает рот, когда ты слышишь его голос, чувствуешь его запах, когда начинаешь понимать, насколько он образован или не образован, умен или глуп. Но иногда, не у всех, у некоторых, случается так, что ты с самого первого взгляд знаешь - каким бы он ни был, каким бы не оказался в последствии, это именно тот человек, который тебе нужен. Даже если между вами непреодолимые препятствия… - Которые вы вместе с Андрей Палычем себе и создавали… - посмеиваясь, добавила Елена Александровна. – А как же быть с Мишей? - Он для меня всего лишь друг. И таким останется. Тем более я даже всеми его стараниями не смогла справиться с любовью к Андрею, - призналась ей дочь. Они молчали, женщина только чувствовала биение сердца своей дочери, гулко отдававшееся в ее собственной груди. Два сердца стучали невпопад. Одно медленнее, размеренней, ему лучше было не спешить. Второе – быстро, дробно, иногда успокаиваясь, иногда вновь набирая обороты, как игрушечный мотор. Но все же вдвоем, они образовывали мелодию, как когда-то давно, годы назад, когда она носила ее в своей утробе. И думала, что может ее ждать в будущем. Никогда бы не представила Елена Александровна себе тогда, что с ее дочерью случится такая удивительная, немного трагическая история. Прям пиши и на экран выкладывай, какой сериал получится. Одно хорошо, теперь эта история подходила к концу. Еще чуть-чуть и закончится. Они только услышали, как кухонная дверь отворилась, и мужчины вышли в прихожую. Елена Александровна только услышала их громкие ясные голоса. Она отклонилась от дочери и посмотрела в ее глаза. - Вроде, разговаривают спокойно, - все еще прислушиваясь, сказала Катя. - Ну, я думаю, надо и нам к ним присоединиться, - кивнула ей мать. В коридоре мужчины стояли друг напротив друга. - А я всегда говорил, что вы отличный мужик, - Валерий Сергеевич похлопал Жданова по плечу. – А Катьку еще сделали президентом. Кто бы мог подумать?! Да ей ведь раньше можно было только детским садом руководить, а тут на тебе, такая огромная компания... Ну, теперь, я думаю, ей полегче станет, с вами-то рядом. Всё устроим в лучшем виде, но только… мне придется все-таки с Катюшкой переговорить сначала. Тут такое дело… - он обратился к жене и даже, о боже! подмигнул ей, хотя немного озабоченно. - Да, моё место возле начальника, это ясно, - широко улыбнулся ему Жданов. - А что, Андрей Павлович уже уходит? – неуверенно спросила Елена Александровна. – Может, останетесь на ужин, как планировали? Жданов бросил голодный взгляд на Катю, и мать поняла, что не по пище соскучился он, а по ее дочери. Значит, точно пора было ему уходить. Не хватало еще, чтобы Валера что-то такое заприметил. Насколько там все уже далеко зашло… Катя тоже переминалась с ноги на ногу, будто и не хотела отпускать Андрея. Но ей пришлось протянуть ему одну щеку и другую, потом все же позволить легко коснуться своих губ. Они бросили друг другу такое короткое и такое глубокое «до завтра» и долго не могли разъединить рук, пока Катя медленно закрывала дверь, словно это были тяжелые, обитые свинцом тюремные ворота. Улыбка Жданова была так очевидна, что Елена Александровна не сомневалась в исходе разговора двух мужчин. Как только дверь за Ждановым затворилась, Пушкарев-старший подлетел к дочери и обхватил ее за плечо рукой. - Кать, что с тобой случилось? – обратился он к ней. – Неужели ты вздумала выйти за Жданова замуж? Что-то я не помню, чтоб ты его жаловала в последнее время. Катя смутилась, вспоминая, что сама дала повод своему отцу так думать об Андрее. Она молча кивнула ему. - Замуж. За Жданова. Дай-ка подумать… Он, конечно, очень богат и из хорошей семьи… У тебя всегда всего будет вдоволь. Катя внимательно посмотрела на отца. Тот попытался проникнуть в глубину ее глаз, чтобы заглянуть в душу. Не из праздного любопытства, а от великой заботы и волнения за нее. Она молчала, тогда Пушкарев-старший снова начал говорить: - Катюш, ну, я дал ему свое согласие. Он, видишь ли, принадлежит к тем людям, которым я не осмеливаюсь отказать, если они просят меня о чем-нибудь… Но подумай хорошенько. Богатство и положение, даже в наше сумасшедшее время, это еще не все. Разве от этого ты станешь счастливой? - Если это единственное, что тебя смущает, папа, то я... – начала Катя, но замолчала, обдумывая ответ. - Только от тебя зависит, быть ли ему твоим мужем. Я, конечно, было дело, сомневался в его честности и порядочности, но это все было бы не важно, если он тебе на самом деле нравится, - проговорил он. - Он мне нравится, папа, нравится. Я люблю его, - с чувством произнесла Катя. Как пробежали эти короткие жаркие недели? Катя не заметила. Когда они перестали скрывать свои отношения, сначала все было очень непросто. Ждановы-старшие, конечно, были слишком хорошо воспитаны и слишком любили своего сына, чтобы относиться к Кате плохо. Но вот Воропаев, Клочкова, они сразу дали ей понять, что она – выскочка, которая не достойна их внимания. Никогда. Как будто кто-то стал бы скучать по их обществу! С Кирой Катя пыталась поговорить. Пыталась попросить прощения. Жданов говорил ей, что это ни к чему не приведет. Такую рану не залечишь словами. Тем более не удастся это сделать ей, как более удачливой сопернице. Тут могло бы что-то сделать только время. И Андрей попросил Катю дать Кире это время. Но всё дело было в том, что Кира хотела уволиться, сразу после того, как они объявили о сближении. Кате пришлось уговорить ее не уходить так поспешно. Ведь компания была еще в таком раздрае. И Катя без смущения и гордости призналась, что ей сейчас нужны все умелые и свободные руки, чтобы поднять их общее дело. Кира согласилась остаться еще на месяц, угадав каким-то уникальным, присущим только неразделенно любящим женщинам, что как раз через месяц Андрей и Катя решили пожениться. И за это Катя была ей бесконечно благодарна. Какой же сильной оказалась эта тоненькая маленькая белокурая девушка, какой стойкой! Как она держалась, встречая влюбленную пару в коридоре, как без лишних слов здоровалась, никогда не проходя мимо безмолвно, как ничто не отразилось на ее работе в компании. И почти сразу же после разорванных отношений она попробовала восстановить свою личную жизнь. Милко… О, что это были за сцены, когда он узнал об их любви. Никто, даже родной брат, не защищал Киру так преданно. Было такое ощущение, словно Андрей бросил не ее, а расстался с самим Милко. Он рвал и метал, носился по своей уютной, всегда заполненной полуобнаженной красотой мастерской. Больше, конечно, Милко расстраивался, что его гениально спроектированное платье, которое он специально приготовил для свадьбы Андрея и Киры, так и не будет надето и представлено модной общественности. Но однажды утром, прибыв к высокому, сверкающему в лучах солнца зданию компании, похожему на топ-модель, он увидел, что Киру подвозит импозантный молодой человек на красивом спорт-каре. И все его упреки и скандалы как-то разом утихли. Что он такого там увидел, никто не знал. Женсовет все шептался об этом, но выяснить подробности не удалось. Наверное, просто больше не беспокоился, что его творение не обретет признания. Но почему-то Кате показалось, что Милко рад за Киру совсем по другим причинам. И отношение великого гения моды к ней самой тоже менялось. Катин план по выводу компании из кризиса оправдывал себя. Дела компании на самом деле пошли в гору. В общении с Милко ее выручал отходчивый добрый характер и терпеливое знание людей, которое она приобрела, еще когда никто не замечал ее, и давал ей столько времени для наблюдений за другими людьми. И как-то так незаметно для себя самого он стал советоваться с ней все чаще, спрашивать ее мнения. Его поведение не стало менее вызывающим, но Катя никогда не ждала от него другого, лишь бы он творил на благо «Зималетто». Однако она старалась не давать ему слишком много власти над собой, играя на его тщеславии, заносчивости и творческой гордости. И как-то так случилось, что одна маленькая сценка примирила их окончательно. Ольга Вячеславовна согласилась сшить Кате свадебное платье. Девушка могла бы купить готовый костюм и не тратить на всё это время. Но ей так хотелось сделать приятное своей подруге, чтобы она тоже причастилась их с Андреем счастью. И вечером, когда Милко уходил на встречи с любимым Рональдом, они тайно собирались в мастерской. Сначала просматривали бесчисленные каталоги с моделями платьев, разглядывали образцы тканей, потом решали, какого оно должно быть цвета. Катя считала, что не разбирается во всем этом, но каким же увлекательным занятием это оказалось, как только ткань была выбраны. Однажды в опустевшей мастерской Катя вертелась перед зеркалом, обернутая еще не раскроенным полотном нежного розового цвета, таким тонким и блестящим, что окружающие предметы причудливо отражались в нем. Заботливо ворковавшая над ней Ольга Вячеславовна поглядывала на глянцевую страницу модного журнала, и предлагала свои варианты. Молча и стремительно в самую гущу этой идиллической картины ворвался взбешенный Милко: - ЧтО зесь проИсходит!? – вскричал он. Им все пришлось ему объяснить, потому что, не дождавшись ответа, он стал обвинять их в шпионаже, в краже его великих идей. Но когда до него наконец-то дошло, что они на самом деле здесь делают, Милко тут же замолчал. Подошел поближе к нахмурившейся, сердитой Кате. Аккуратно, даже в таком гневе, профессионально схватил ткань длинными пальцами и пощупал ее, чуть сощурив глаза. Глянул на страницу с выкройкой и скривил губы. Потом окинул всю фигуру девушки, бесформенную, завернутую в ткань, словно сенатор в тогу. - КружЕва уже кУпили? АксессУары?– отрывисто спросил Милко ни с того, ни с сего. - Дда, - кивнула Ольга Вячеславовна, тайно улыбаясь его портновскому рвению, сумевшему пересилить неприязнь и гнев. - ПокАжи, ОлЕчка, - попросил он уже совсем спокойно. Пытливо оглядев их, он снова охватил Катю взглядом. - Послушай, ПушкАрева, - сказал он медленно. – У тЕбя что? РОта нет? - Рта, - машинально поправила его Катя. – Рта? – переспросила она ошарашено, понимая, что он спросил. - Ну да! – воскликнул он, подходя совсем близко. – Одежду в «ЗимАлетто» пОка Ещё я шью. - И? – спросила она. - ТЕбя ведь Ещё не Уволили, о боги? – спросил он, позволив себе нотку надежды, чтобы лишний раз позлить Катю. - Нет, по-моему, - покачала она головой, отчаянно не понимая, к чему он клонит. - Ну, ты ведь Ещё презИдент этой… этОго сумАшедшего модного сАрая?.. - Дома, - поправила Катя его все также неосознанно. – По-моему, да. - Ну, так завтра в рабочее время и прихОди. ПОсмотрим, что Ещё можно Исправить из тОго, что вы тут с ОлЕчкой натУпили. И Катя уже не слышала, как Ольга Вячеславовна сказала ему «намудрили». Улыбка мешала ей.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:58 ]
Заголовок сообщения:
Нуууу… И Малиновский. Это было самым сложным. Она понимала, как они близки с Андреем. И все еще отчетливо помнила каждое слово из той злосчастной инструкции Романа, хотя теперь ей казалось, что это было так давно и почти не с ней. Андрей признался, что боится сказать Малиновскому об их окончательном примирении больше, чем кому бы то ни было. Что Андрей чувствовал – стыд за друга, его вину перед Катей, или думал, что он не сможет исправиться по отношению к ней. Может, знал что-то такое, о чем девушка не догадывалась? Но она просила Жданова как можно быстрее избавиться от этой неопределенности. Ведь он был его лучшим другом. Значит, мог бы стать ближе и самой Кате. Она была готова на это. Ее счастья хватило бы, чтобы простить целый конференц-зал таких Малиновских, если это было важно для Андрея. - Андрюш, ты странный какой-то сегодня, - услышал Жданов за спиной голос лучшего друга. – И вообще всю эту неделю, как здесь появилась Пушкарева. - Так и есть, ты знаешь, Ром, - обернулся он к нему, одновременно нажимая на кнопку вызова лифта. - Ну, так расскажи мне хоть что-нибудь, что между вами сейчас происходит, - усмехнулся Малиновский, заскакивая за Андреем в кабину. – У меня такое ощущение, что тут все нарыли какой-то клад, но мне почему-то сказать забыли. Женсовет светится, как начищенный самовар, ты вот ходишь с таким видом, будто тебе дали премию. В чем дело, Андрюш? - Если бы ты только мог понять… - начал Жданов мечтательно, но в безнадежности махнул рукой. - Нет, ну вы его послушайте! – рассердился Малиновский почти не притворно. – Видите ли, мой корнет, мой очароваааательный корнет… Я и хочу понять! Уж лучше ничего не понимать, ей-богу, чем знать, что ты что-то от меня скрываешь. - Хорошо. Обещай мне принять это стойко, - улыбнулся он, кладя другу руку на плечо. - Окей-окей, я спокоен, абсолютно, - закивал Рома. - Я расстался с Кирой, - Жданов загнул мизинец на левой руке. - Так, хорошо, - Малиновский переминался с ноги на ногу, глядя на остальные еще растопыренные пальцы Андрея, что-то там будет дальше. – Это мы уже знаем, такое длинное шило в пакете-маечке не утаишь. - Слушай дальше, не перебивай! – огрызнулся на него Андрей. За что он любил Малину, так это за то, что ни один самый напряженный разговор, если он и был начат, не станет роковым пафосным действом. Ему было легко признаваться, особенно когда он представлял себе изменившееся лицо Ромки. – Я расстался с Кирой и полностью примирился с Катей, - и Жданов загнул безымянный палец. - Жданов-Жданов, чувствую, ты мне что-то готовишь, - пробормотал Ромка, глядя в глаза Андрею, - что-то ошеломляющее… - Да тихо ты, я еще не закончил, только начал, - снова остановил его тот. - Ну-ну? Загибая средний палец, Андрей проговорил: - Мои родители знают о том, что произошло, они в курсе наших с Катей отношений. И отец и мать. В курсе. И они меня поддержали. Малиновский от неожиданности схватился за голову, но еще держал себя в руках. - Хэх, - усмехнулся он, а больше просто перевел дух. – Как… какой хороший пальчик… эээ… то есть, мальчик, мальчик хороший… - Ну, так вот, - продолжал Жданов, наслаждаясь его смущением и растерянностью. – Катины родители, несравненная Елена Александровна и многоуважаемый Валерий Сергеевич знают о наших отношениях, - и указательный палец присоединился к остальным, прижатым к ладони. Сжатый кулак и большой палец, словно в жесте «все в порядке», так развеселили Малиновского, что он даже прикрыл ладонью рот, нервно посмеиваясь. - И, наконец, - Андрей потряс большим пальцем перед носом Ромы. – Буквально через месяц мы с Катей решили что, хватит уже… ну, в общем, мы думаем… - он к своему стыду начал сбиваться с победного тона. – Одним словом, мы женимся, Малиновский, - выдохнул он, наконец. - Одним словом – это уже два слова, - после слегка затянувшегося молчания без выражения проговорил Рома, снимая руку Жданова со своего плеча. Он отвернулся к двери и стал смотреть в ее зеркальную хромированную поверхность. - Значит, ты мне совсем ничего не скажешь? Ром, - Жданов пихнул его рукой в спину. – Рома, твое мнение мне очень важно. - Если бы это было так, ты бы мне первому сказал, - ответил Малиновский отрывисто и скупо. - Ну, неужели ты думал, что у этой истории был какой-то другой исход? – удивился Жданов. - Ну, нет, конечно, но теперь уже не в этом дело, Андрей, дело в том, что ты мне банально ничего не сказал! А предпочел загибать свои пальцы где-то на стороне. Надеялись, что я ничего не узнаю? - он пританцовывал на носках, как будто был и вправду взбешен. - Малина, перестань, я просто боялся тебе сказать. Я знаю, как ты относишься к Кате… - Ага… Как она относится ко мне, скажи еще, - Роман саркастически мотнул головой. – Надо же… - Как она относиться к тебе? Она-то уже давно не вспоминает этого всего. Ну, старается забыть!.. Только потому, что ты мой друг. И только поэтому она вернула тебя сюда, и только поэтому настаивала на этом разговоре с самого начала. А ты так ничего и не понял. - Нет, Андрей, я всё понял, - сказал он, опустив голову. – Я понял. Понял, что простила, и ради тебя, но как мне-то теперь?.. - А ты просто подойди и заговори, она не убежит, - без затей ответил Жданов. – Только просто, по-человечески. Ведь у меня как-то получилось. И если она смогла простить меня… МЕНЯ!... Слышишь? То уж для твоей скромной персоны у нее найдется одна мелким почерком индульгенция. - Вот ты зараза, - усмехнулся Малиновский, выходя из лифта. Когда они зашли в кабинет, Малиновский долго смотрел на него. Потом подошел ближе и троекратно обнял, перекидывая с одного плеча на другое, поздравляя. - Я пока еще плохо представляю себе, что будет дальше, - проговорил он, отходя. – Что-то вроде этого… - он скрестил руки на груди, одной выписывая в воздухе воображаемые картины. - Приготовления, суета, невеста вся в белом, жених – во фраке, родители рыдают друг у друга на груди. Шампанское, вылетающие пробки, разбитые стаканы, надкушенный пирог, рисинки в волосах, тосты, непременная драка… Да! Я сам, первый, готов… Поиск расползшихся по кустам пьяных гостей, вручную, как грибы… Фейерверк! Пух-пух! И всё!.. – Малиновский зловеще затих. - Тебя не станет, Андрюш. Ты будешь где-то там, за гранью добра и зла, где моя власть на тебя уже распространяться не будет. Ни вечерних тебе выпивок в компании миловидных моделей, ни вылазок на модные показы, в раздевалки, ни кино на местах для поцелуев, ни шахмат, ни альбомов с марками, ни задних сидений машин. Мне будет тебя очень не хватать, Жданов... Ну, не в этом смысле, конечно, не подумай ничего такого… Да… Не хва-тать… С одной стороны, только с одной. Развлекать двух красавиц тяжеловато. Особенно, если раньше одну из них ты, Жданчик, брал на себя… А вот развлекаться… - и он так по-мефистофельски потер руками. - Завтра же дам объявление во все газеты – «Андрей Жданов сложил с себя обязанности первого холостяка модной Москвы. Встреееееееччайтеееееее Романаааа Малиновскогоооооооу! Король умер! Да здравствует короооооооооль!!!» Жданов, смотревший на это представление, присев на краешек стола и поглаживая переносицу, смеялся над ним, сначала тихо, а потом во весь голос. Роман подхватил его под руки и попытался покружить по комнате, как гимназистку, сдавшую все экзамены. - Ждан! Женишься! Жданчик! Погуляем! - Малина, ну, отпусти, немедленно, - сопротивлялся Андрей. – Ну, что за ерунда? - Нет, ты погоди, как это ты умудрился-то только, а? – не унимался тот. – Ничто не предвещало такой любви. Не ожидал. Честно говорю. Хотя уже давно стал замечать что-то… Как-то ты к Катюшке неровно дышал с самого начала… - Ни стыда у тебя, ни совести, поставь короля на место! – тщетно требовал Жданов. - Нет, ты мне объясни, как это у тебя получилось только! – и он все тискал Жданова как котенка. – Тихой сапой… захомутал девочку, лучшего друга опять же провел… Нет, ты жук, Жданов, жууууук! - Ну, прекрати, Ром, что ты несешь? - Теперь я понимаю, почему тебя так колбасит! Нет, ну полюбил, так расскажи, как! - Сам попробуй и узнаешь, - отрезал Андрей. Тут же Малиновский поставил его на пол, поправил сбившийся свитер на друге и похлопал его ладонью по груди. - Ну, вот это уже лишнее, мне кажется. Был не прав, вспылил… - нервно улыбаясь, сказал Роман. – По крайней мере, пока… Жданов смотрел на него без улыбки, как будто оценивал его возможности. - Чего ты… чего ты так смотришь на меня, старче? – озабоченно спросил Малиновский. - Такие неуемные актерские способности не должны пропадать, - Андрей покачал головой. – Ну, что ж, будешь свидетелем. Только сначала Катя твою кандидатуру одобрит. - Свидетелем? – почти испугался Роман. – А… меня не заставят потом жениться на свидетельнице? - Нет, идиот, - рассмеялся Жданов. - Ты всегда был очень высокого мнения о моем интеллектуальном развитии, спасибо… Слушай, а это правда, что свидетель мальчишник устраивает? - Да, вроде да… - с сомнением припоминал Жданов. - Сегодня позвоню этому женатику, Полянскому, уточню, - как будто для себя пробормотал Малиновский. – Всё, давай работать уже, у нас дел много, - настоял Жданов, зарываясь в бумагах. - Не понимаю, как ты можешь еще о работе думать, когда у тебя такое событие? - И не спрашивай, - тихо ответил Андрей, по-звериному сверкнув глазами. – Но это помогает время коротать. Да уж, Малиновский… Как это Кате удалось так мягко и ненавязчиво толкнуть их навстречу друг к другу? Совсем также легко и непринужденно, как когда-то самому Роме удалось сблизить ее и Андрея. Теперь каждое утро, протягивая Малиновскому руку для пожатия, Жданов думал об этом, и у него невообразимо теплело на душе. Он думал, как милосердна и добра его избранница, как она умеет прощать. Иначе он не был бы с ней. Возможно, другая ему бы и не понравилась. Хотя… По разным причинам… Главное, что самое трудное было пройдено. И началось самое трудное. Когда они объявили о своих отношениях и планах Катиным родителям, встречи по вечерам стали невозможны. Если раньше еще можно было сказать, что они на переговорах, на деловой встрече, задерживаются в офисе, теперь родители, а особенно Валерий Сергеевич, чутко следили за каждым шагом дочери. Отговорки не принимались, отец поджидал Катю дома с обязательностью ночного дозора, потому что она все-таки умудрялась задерживаться. Предлагать любимой короткие встречи на своей квартире или в отеле Жданову казалось так низко и подл, так похоже на его прошлое поведение, когда он на ее глазах встречался с моделями. Андрей понимал, что стоит ему только заикнуться об этом, Катя, не раздумывая, согласится, но что она после этого будет думать о нем. Ему было страшно до сумасшествия, что она начнет подозревать его всего лишь в сексуальном влечении. Его любовь была достойна большего. Большего, чем просто быть чередой плотских утех. И после этого Жданов понял еще одну страшную истину. Он понял, что плотские утехи с Катей, это все о чем он может думать на протяжении всего дня. Когда был голоден и сыт, когда просыпался и тем более, когда закрывал глаза и трудился, чтобы уснуть. Он понял, что не может и минуты провести, не касаясь хоть сантиметра ее кожи. Надо было держать ее за руку, стоять так близко, чтобы ее волосы касались его щеки, или легли ему на плечо, чувствовать мягкость ткани ее нового костюма, обнимая за талию. В общем, делать что-нибудь, чтобы ощущать ее присутствие. Как же он боялся каждый раз, когда она скрывалась за дверью своего подъезда. Боялся, что она больше никогда не покажется вновь. Что она решит бросить его, передумает выходить замуж, убежит, скроется, найдет себе какого-нибудь нового Мишу или просто разлюбит его, если такое вообще возможно в этом мире. Даже когда они расставались в коридорах «Зималетто», ему приходилось собирать в кулак всю свою волю, чтобы не броситься за Катей, не схватить ее больно за руку и не прижать к себе. В такой нервотрепке ему предстояло провести целый месяц. Раньше Жданов не понимал, отчего женщины так носятся с этим замужеством, свадебной церемонией, штампом в паспорте, сменой фамилии. Разве так уж все это важно, когда двое любят друг друга? Строгой моралью завещано, что люди должны клясться в верности еще и перед лицом остального мира, чтобы быть вместе. Кто бы это ни придумал, он явно был импотентом, или состоял в счастливом браке. И решил, что люди должны жить по таким же нелепым законам. Но вдруг Андрей стал таким же ревностным приверженцем закона. Ему казалось, что как только они распишутся, Кате уже некуда будет деться. Словно она попадет в дивный сад за высокий каменный забор – перелезать лень, да и не за чем, слишком хорошо и сладко там будет. Но пока Жданову приходилось терпеть и ждать. Сначала они шили платье. К его удивлению, Милко согласился пожертвовать ради этого одной из своих моделей и терпеливо помогал Кате во всем, что касалось ее подвенечного наряда. Потом садились за широкий круглый стол в конференц-зале двумя семьями. И обсуждали, горячей, чем политику компании, устраивать ли фейерверк у загса или достаточно будет скромной статьи о бракосочетании в колонке светской хроники нескольких модных журналов. Потом Катя и Андрей убеждали родителей, что вовсе не желают, чтобы их свадьба превращалась в рекламную компанию «Зималетто». Согласившись, все снова дружно решали, сколько приглашенных будет со стороны невесты, сколько - со стороны жениха. Кто-то по-дружески советовал пригласить именно этого фотографа и именно этого кинооператора, а потом смонтировать фильм именно в этой студии. После этого Жданову пришлось несколько дней убить на то, чтобы убедить Катю оставить пост президента на некоторое время, чтобы отдохнуть где-нибудь у моря, на песочке, только вдвоем, вдали от друзей и родителей. Он еще помнил о своем обещании, сделанном ей, провести с ней медовый месяц на необитаемом острове. - Кать, ну подожди, ну, куда ты опять спешишь, а? – Жданов перехватил ее за талию, когда она пробегала мимо. Он втянул ее в свой кабинет, пока она слабо, с какой-то обессиленной улыбкой отбивалась. - Малиновского нет, он на переговорах, Шура на обеде, Катя, у меня – свободно, - зашептал Андрей ей на ухо, почти подхватив ее на руки. - И что? Андрей, - Катя тихо засмеялась, наклоняя голову, скрываясь от его щекочущих губ. - Что-что? – ответил Андрей, теряя терпение. Он буквально забросил ее в кабинет, и широким жестом закрыл дверь у себя за спиной. - Катя, ну, в общем, я так больше не могу. Ты ходишь мимо меня каждый день, как будто так и надо. Я вынужден проходить мимо тебя, как будто мы вовсе не знакомы… Я так больше не могу, мне нужен допинг, - и он начал медленно приближаться к ней. - Но с утра, что это было? – она обошла стол и села в его кресло. – Это был не допинг. - Это была порция на завтрак, - отговорился он, одним прыжком оказавшись рядом с ней и присев на столешницу. – Завод, так сказать, до ленча… И он наклонился к ее улыбающимся губам. Катя закрыла глаза и приняла его поцелуй. Мягко, податливо, она даже приподнялась ему навстречу. Кожаное кресло под ней заскрипело так жалобно, что Андрей чуть не рассмеялся. Жданов притянул ее к себе ближе, так что ей пришлось обвить своими руками его за шею. И он продлевал поцелуй, прикасаясь то к губам, то к нежной коже шеи, тонко отдающей ароматом дорогой туалетной воды. И углублял поцелуй, пытаясь поймать ее порхающий язычок, схватить его своим, пригвоздить к небу, и снова отпустить, чтобы почувствовать, как Катя отвечала ему. - Не могу больше так, - выдохнул он ей в манящую теплоту ямочки под скулой. Катя прижимала легкой ладонью его голову, лаская его волосы, и сама не очень-то хотела, чтобы он ее отпускал. Неужели, она каждый день ощущала то же влечение, что и он, неужели ей было уже мало этих мимолетных поцелуев, украденных у времени и людских законов. На дворе стоял двадцать первый век, а Жданов чувствовал себя абреком, похитившим самую красивую девушку дальнего горного селения. И он готов был зацеловать ее до смерти, все равно ему-то не жить. Девушка отстранила его и рассмеялась прямо в лицо. - Жданов, что это? – спросила она, указывая пальцем на стену, где висел календарь. Он обернулся и посмотрел туда, куда Катя показывала. Синие цифры месяца на календаре были нещадно зачеркнуты огромными черными крестами, а одна из них – обведена красным. - Что это за красный день? – все еще смеясь, спросила Катя. - Ничего смешного здесь нет. Ты прекрасно знаешь, что это за дата, Катюш, - ответил он, отстраняясь от нее, как будто обидевшись. - Никогда бы не подумала, - начала она, вставая, - что ты такой нетерпеливый, Андрей. Никогда. Если бы не знала, каким ты можешь быть нетерпеливым… - добавила она, задумчиво глядя мимо него, будто перед ее глазами вставали какие-то сцены. Он издал звук, похожий то ли на стон, то ли на рык. Катя тут же обернулась к нему, и улыбка сползла с ее лица. - Хорошо-хорошо, я молчу, прости. Но неужели ты совсем не можешь потерпеть? – спросила она и дождалась от него только энергичного «нет» одной головой. – Осталось так немного. Уже почти все готово. - Я не знаю, что за законы в этой стране, где влюбленных так долго заставляют мучиться, перед тем, как… разрешить им… доступ… - раздосадовано выпалил Андрей, все же не в силах сдержать телесный пыл. - Ну, Андрюш, это очень милосердно с их стороны. Они дают нам время подумать, подходим ли мы друг другу, сможем ли жить дальше вместе, рука об руку, - уговаривала его Катя. - Что за слова, что за фразы? Как по писанному, - усмехнулся он. - Уж лучше бы мы молчали о том, что решили пожениться. Тогда бы, по крайней мере, у меня была бы возможность… - и Жданов не знал, подумал он это или сказал вслух. Просто Катя подошла к нему и обняла его так прохладно, только одними руками, аккуратно прижалась к нему. - Андрюш, ну я же никуда не денусь от тебя, всегда буду рядом, пока тебе не вздумается меня снова оттолкнуть, - тоже будто подумала она, так тихо и несмело, все это прозвучало, как признание. - Не говори глупостей, Катя, - он сильно сжал ее в объятиях. – Если тут кто-то и может прогнать, так только ты… - поспорил он с ней. – И вообще, я не для этого тебя сюда… пригласил, - слово было явно не то. Но не мог же он сказать ей, что затащил, втянул, заволок ее сюда, почти против ее воли, чтобы упиться президентским телом. И снова принялся целовать, погружая губы в мягкость ее груди, едва скрытой тонкой тканью кофты, чувствуя, как она то ли отталкивает его, то ли крепче прижимает к его щеке свою ладонь. Реальность постепенно начала заменяться каким-то пограничным состоянием, когда не понятно, откуда исходит свет, день сейчас или вечер, и все звуки становятся или слишком отчетливыми для слуха или оказываются будто завернутыми в пуховые одеяла. Звонки телефонов, вернувшиеся с обеда девчонки в приемной, весело щебетавшие о чем-то, хлопавшие двери. Все это было то близко, будто руку протяни и дотронешься, то далеко и не правда. Сколько раз за день, сколько дней в неделю у него замирало сердце, когда Жданову казалось, что сейчас зазвонит телефон, кому-нибудь вздумается постучать в дверь его кабинета и встреча, и без того, короткая, закончится. А Катя упорхнет, деловая и занятая, как пчела, нагруженная медом, его медом… Медом, который он копил каждую ночь, когда пытался заснуть. Так пусть же сейчас слепой случай даст ему насладиться ее прелестями, чтобы хоть немного унять пожар. Хотя кого он пытался обмануть? Его желание и любовь? Это было невозможно. Они слишком хорошо знали свою дозу – много ночей и не переставая… - Кхе-кхе… - услышали любовники, еще всецело занятые друг другом. На пороге кабинета стоял Малиновский с аккуратным кейсом в руке. - Что-то… ты… - проговорил Жданов, пытаясь овладеть собственным голосом. – Что-то рано, Ром. - Нет, ну я стучал вообще-то, - тоже не меньше смущенный начал оправдываться тот. – Но никто не отвечал… Вообще, могли бы и дверь закрыть. Но Жданов не выпустил Катю из объятий, и все еще изредка прикасался губами к ее щекам. - Прекратите целоваться, когда с вами разговаривают, - рассерженно воскликнул Малиновский, небрежно бросая кейс на стол. - Мы не можем, - тихо ответил Жданов, не отрываясь от Кати. – Мы слишком долго не виделись. - Жданов, не сходи с ума, свадьба всего лишь через неделю, - и Роман сел за стол, деловито выкладывая бумаги, - Лучше отпусти Екатерину Валерьевну на ее рабочее место… Там, кстати, из банка подъехали, Тропинкина держит фронт своим телом, как может, пытаясь выяснить, где вы можете быть. Катя дернулась в кольце рук Андрея. - Да, точно, как я могла забыть, я ведь шла на ресепшен, чтобы передать Амуре, должны подъехать из банка… - она прижала ладонь ко лбу. – А… а… кто знает, - она улыбнулась виновато, - зачем они пожаловали? – и она с надеждой переводила глаза с Андрея на Малиновского. Она мягко высвободилась из объятий Жданова, но пока обходила стол, не выпускала из своей руки его широкой ладони. Катя только бросила на него полный сожаления взгляда и, пожав плечами, скрылась за дверью. Жданов тут же подскочил к другу. - Тебя не учили стучать? – накинулся он на него. - По голове себе постучи!.. – так же крича, огрызнулся тот. - Я стучал! - Громче надо было! – не унимался Андрей, возмущенно махая руками. – И вообще… мог бы за дверью подождать. В конце концов, в баре посидеть! - Может, мне вообще уволиться? – также со злостью спросил Роман. – Пока вы не нацелуетесь?.. Жданов пристально посмотрел на него. - Это еще к чему? - Ты знаешь, с тех пор, как вы… хэх… объявили себя парой, в «Зималетто» невозможно шагу ступить. - О чем это ты? – нахмурился Жданов, начиная успокаиваться. - Если вы не в нашем кабинете, то значит, в конференц-зале, если там вас все-таки нет, то значит, либо в душной каморке, либо в лифте… Жданов, ты сорвался с цепи, словно мартовский кот. Есть предложение. Поручи Шуре распечатать и заламинировать баааальшую такую табличку, знаешь, как в отелях… Только там, в отелях, написано просто «не беспокоить», а тебе надо написать «не беспокоить, занимаются любовью». Ты либо жди вечера, либо закрывай дверь на ключ, приятель. - А вот не могу! Ты ведь знаешь, тут замок какой-то ненадежный… Ну, тебе ли не знать!? Малиновский поежился от воспоминаний. - Мне не нужно скрываться, чтобы поцеловать свою невесту, когда я этого хочу, - добавил Андрей недовольно, понимая, что это не совсем так. – И ко всему прочему «Зимолетто» - это единственное место, где мы можем делать это безнаказанно, - теперь на его лице заиграла по-детски смущенная и одновременно хитрая улыбка. - Не понял, - пробормотал Малиновский, отвлекаясь от своих бумаг. - Вот так-то, друг мой Малиновский, - выдохнул Жданов. - Что совсем… ничего? – еще удивленней проговорил Роман. - Я не могу предложить ей… по-быстрому… понимаешь? - Да-да, понимаю, конечно, - лепетал Малиновский. - И к тому же ее родители, я не хочу, чтобы они подумали, что я… только ради этого… они так любят ее… И… так правильно воспитаны… И Катю правильно воспитали… - Да, ясно, конечно, мне-то можешь не объяснять, - Малиновский махнул в его сторону рукой. - И я решил подождать… - тяжелый вздох ознаменовал конец его реплики. Тут уж Малиновский не выдержал. Он откинулся в кресле, закинул руки за голову и оглядел Жданова. - Одно из двух, Ждан, либо ты ее ни на грамм не любишь, как говоришь, или любишь слишком сильно, - изрек он. - Ну, что ты болтаешь?! – возмутился Андрей. – Это вместо сострадания? - Да, тебе можно сострадать… Но все-таки ты ведь женишься на любимой женщине, как говоришь. Чего тебе еще надо? - усмехнулся Роман, кладя ноги на стол. - Машину времени, Малин, маленькую машину времени. И чтоб дата была выставлена – вечер после свадьбы. А потом можешь забирать, больше она мне без надобности, - рассмеялся Жданов. - Хех… Вот слушаю тебя и думаю… Я тут намедни был у Синицкого. Ну, по поводу мальчишника, - ответил Малиновский на непонимающий взгляд Андрея. – И вот теперь передо мной дилемма. - Ты слишком много внимания уделяешь этой части традиции. Я, кажется, тебе говорил, что это ни к чему. Этот твой стриптиз… девушка из торта. Сплошные американизмы… какие-то… - Ну, во-первых, стриптиз будет не мой, не дождешься. И почему американизмы, мы можем заказать матрешек, водку и соленые огурцы, или может, ты хочешь мадонну… в гроте? - предложил Малиновский. - Тьфу ты, Малина! Я ни за что на это не соглашусь, - отрезал Жданов. - Так вот теперь сижу и думаю, - словно не замечая Андрея, продолжил Роман. – Как мне быть? Что за программу подобрать?.. Тебе… такому высокоморальному и такому голодному… Катя приближалась медленно, не отрывая взгляда от глаз Жданова. Он откинулся в кресле и широко расставил ноги. На губах сама собой заиграла довольная улыбка. Что бы она ни собиралась сделать, он разрешал ей все заранее. И его даже не волновало, что дверь она, видимо, опять не потрудилась закрыть на ключ. Да и бог с ней, с дверью... Когда она так смотрела на него, не все ли было равно, мог ли сюда кто-нибудь войти или нет. - Иди ко мне, - хотелось сказать ему вслух, но Жданов сдержался. Нет, не сейчас. Пусть медленно. Катя провела раскрытой ладонью по гладкой поверхности стола, а Андрею показалось, что коготками прошлась по его собственной коже. И он готов был длить это предощущение. И вот она приблизилась к нему. Ее нога касалась его колена и от этого прикосновения дрожь прошлась по его телу. Да что ж такое?! Все естество его рвалось вперед, а сознание тормозило события обеими пятками. Он не шевельнул ни одним мускулом, когда она наклонилась и взяла его за руку. Жданов только смотрел на нее и ждал, что же будет дальше, что она еще для него придумала, его мучение и его счастье. Катя подняла его ладонь к своим губам и крепко прижалась к мягкой теплой коже. Глаза ее все еще были на его лице, словно она следила за его реакцией. Другой рукой она потянулась к заколке, которой были собраны ее уже подросшие волосы. Ловко, так по-женски, она распустила локоны, чуть встряхнув головой. И сразу же перестала быть президентом компании. На него смотрела такая теплая, мягкая, совсем не деловая Катя, его невеста, его будущая жена. Такой она была теперь лишь в короткие минуты. В лифте «Зималетто», вдали от до сих пор любопытных глаз. В его машине, когда Жданов был не в силах сдержаться, а Катина одежда и макияж немилосердно страдали от его властных движений. В ее подъезде, где снова продолжались ласки, прощания, как на год, как на век. И вот теперь он узнал этот ее взгляд. Ему бы впору было удивиться. Как, здесь, при всех? Вот-вот кто-то мог войти и прервать их уединение. И вспомнил, как в день их примирения, когда они целовались в конференц-зале, обнажались нервы и ощущения становились такими острыми, что впивались в мякоть тела. - Кать, что?... Что ты хочешь? делать… - наконец спросил Жданов тихо. - Тшш!... – приказала она ему, прижав свой палец к его губам. И все происходящее снова что-то напомнило ему. Катя указала на дверь и нахмурилась. Как будто хотела сказать «Тихо, а не то..» Она приблизилась почти вплотную, ее грудь была почти на уровне его глаз. Он хотел протянуть к ней руку, но Катя увернулась, снова качая головой. Она все еще держала его руку и теперь опустила ее себе на талию. И от прикосновения она сама чуть прикрыла глаза. Почему Жданову всегда кажется, что весь мир против него? Почему он думает, что она не чувствует той же остроты желания, как и он? Он видел в ее глазах, что чувствует, и, кажется, собралась утолить его. - Я так скучаю по тебе, - прошептала она ему на ухо, присаживаясь на одно колено. В этом жесте было что-то больное, но ему, как ни странно, нравилось, и Жданов хотел продолжать. - Скучаешь? – спросил он с удивлением, протягивая свое лицо под ласки Кати. Она провела пальцем по его подбородку, как будто готовила место для поцелуя. И тут же дотронулась губами. Долго, томно, тягуче, она не отпускала его. И найдя его рот по вырывавшемуся горячему дыханию, Катя принялась целовать его глубоко и ненасытно. Ее дрожащие пальцы потянули за узел его галстука, а потом переключились на пуговицы его рубашки. - Катя, - запротестовал Жданов. – Постой, что… ты?.. - Ты можешь помолчать, Андрей? – проговорила та, лаская его шею. – У нас и так мало времени. - У нас его вообще нет, сейчас все начнут подтягиваться, Малина может прийти, - быстро ответил он, пытаясь образумить ее пока не поздно. Но было уже поздно. Ему было уже не остановить рвущегося вскачь сердца. Жданов обнял ее за талию и притянул к себе еще ближе. Он откинул волосы с ее тонкой шеи, чтобы найти кожу и в свою очередь попробовать ее на вкус. Но Катя не позволила ему это, словно не хотела отдавать инициативу. И она даже попробовала снять его руки. Однако Жданов не мог отпустить ее. Сопротивление ее тела оказалось легче сломить, чем призвать себя к порядку. Он провел рукой по ее бедру, приподнимая край юбки, другой рукой поддерживая за спину. Порывисто найдя ее губы, он поцеловал их с силой и желанием. Потом нашел ее грудь, сжал слегка, чтобы стон только обозначился. Все было великолепно. Все было так, как он себе и представлял. Одно только смущало его. Он улыбался, улыбался постоянно. Губы плавила довольная улыбка, уже не такая голодная, но еще не совсем сытая, странно неистребимая, словно кто-то тянул кончики его рта в разные стороны и вверх. И он никак не мог с ней справиться. Боялся даже, что Катя обидится за него за этот нелепо разъехавшийся рот. Да и целоваться с каждым разом становилось все труднее. И глаза закрывались сами собой. - Ааааа! – услышал он громкий крик, в красноватой слепоте, раскаленной, как будто он долго смотрел на солнце закрытыми глазами. – Какой шалун! Голос был незнакомый, но, впрочем, и некоторые особо активные Катины движения раньше он за ней не замечал. Она вдруг как фокусник оказалась не просто сидящей на его колене, а оседлавшей его, обхватившей ногами прямо за пояс. - Жданов, ты что, Жданов? Э-э-э-э! – он услышал Малиновского и еще почувствовал чью-то руку, трясущую его за плечо. Испугаться, что кто-то все-таки появился в кабинете, Андрей не успел. Мир окончательно потемнел и поплыл.

Автор:	Николетта [ 26-01, 10:59 ]
Заголовок сообщения:
Его голова самому напоминала картину из старого классического фильма ужасов. По всей ее поверхности будто торчали старые ржавые гвозди. Мало того, что их острия вгрызались в мягкую сиреневую плоть его мозга. Их шляпки были так странно устроены, что даже простой поворот головы, и их слабое трение о воздух, причиняли дикую боль. Как Малина привез его домой, Жданов не помнил. Помнил только, как страшно ругался его друг, затаскивая его в квартиру. Что-то про то, что Жданов окончательно сломал ему весь кайф, и если тот разучился пить, так может ему пора начать заказывать себе молочные коктейли. Столько шума, хотя, да, спасибо ему за эту трогательную заботу. Жданов сам не сомневался, что этот привод будет последним. Дверь за Малиновским захлопнулась, но легче от этого не стало. Еле передвигаясь, больно натыкаясь на углы мебели то коленкой, то мизинцами ног, он добрел до ванны. Глядя сквозь щелочки измученных глаз, включил воду. А когда забрался в нее ногами, обнаружил, что она обжигающе холодна, будто он ступил в горную речку. Но это было даже хорошо. Только вот такой ледяной компресс всего тела мог ему сейчас помочь прийти в себя. Кошмар! А завтра была их с Катей свадьба. Как, неужели уже завтра? Да, завтра. И Жданов погрузился в холодную воду с головой, чувствуя, как кто-то выдергивает старые ржавые гвозди один за другим, с противным чавкающим звуком. Когда он, все также шатаясь, но уже с ясным умом, вошел в спальню, пронзительно и громко зазвонил телефон. В трубке Жданов с ужасом услышал тихий, воркующий голос Кати. Как же он будет говорить с ней, он не мог связать двух слов! - Привет, - просто начала она. – Вот, не смогла уснуть, звоню тебе, - тут же извинилась. – Ты еще не спишь? Я вот… так волнуюсь. Всё поверить не могу, что завтра… это! Свадьба… Ты хоть поддержи меня. Скажи, что я не придумала себе… Ну? Андрей? Что с тобой? – голос стал встревоженным. Жданов зажал микрофон рукой и попробовал произнести ее имя вслух. Изо рта вырвался только какой-то сипящий хрип, скорее напомнивший шипение пьяного удава, а не человеческий голос. Но он больше не мог тренироваться и заставлять Катю нервничать. - Ты… будешшшшь меня… ругать… я знаю, я обещал… кажется… но Малиновский.. ты… Катттть… - Господи, Андрей, что с тобой? - вскричала Катя в трубку так громко, что Жданов отдернул ее от уха. - Я помню.. я, кажется, тебе обещщщщщал… Но он мой друг, пойми… И не кричи, голова раскалывается просто, кошмар как… ой… -то… - Ты… что? Что? Малиновский? Что там опять вы натворили с этим Малиновским, боже? – Катин голос вдруг стал жестким, как стальной прут. - Ну, мальчишшшшник… мальчишник, знаешь? – попробовал оправдываться Андрей. - Мальчишник, значит. А Малиновский друг. Конечно, - она уже не кричала, но лучше бы кричала, ей-богу. – А я – дура набитая. Всё сижу, смотрю на луну, думаю, что и тебе, наверное, не до сна. Ждешь завтрашнего дня, наверное, тоже хочешь поговорить. - Кать, я хочу, хочу! – Жданов буквально ударил себя кулаком в грудь. – Давай поговорим, не вопрос. - Ну уж нет, с тобой сейчас разговаривать о свадьбе, все равно, что в вытрезвителе беседовать о… о…. феноменологии духа! Меня даже через провода сшибает с ног! – выпалила она. - Подожжжжжди! Только трубку не бросай. Ну, не мог я Малину подставить, не мог! Он так старался мне угодить. Кать, ну ведь ты же сама хотела, чтобы мы с ним общались, как прежде… Ну хотела же… - запротестовал Андрей. - Я хотела, и… если помнишь, я тебе ничего не запрещала, - тихо проговорила Катя. – Я только... Я так жду этого дня, до сих пор не могу поверить, что это на самом деле происходит со мной. А ты… Ну, что ты делаешь? - Просто театр абсурда какой-то! Это всего лишь – тра-ди-ци-я!!! – воскликнул Жданов. – Ты требуешь от меня отчет? - Меня абсолютно не интересует твой… отчет. Я только думаю о том, с каким лицом завтра ты будешь на главной церемонии… И хочу, чтобы все прошло безупречно, Андрей, - голос Кати вздрогнул. - Ну, перестань, да всё ж нормально. Ну, перебрал выпивки, ну, бывает же, - Жданов тут же успокоился. Ему лишь на мгновение показалось, что он где-то уже слышал вот такой тон, такие же вопросы, только девушка был другая. А уже в следующий миг он был готов рассказать ей все, что делал, и попросить прощения за все, что не делал, только бы не было в ее голосе такой усталой обреченности, как будто она была замужем уже несколько лет, и знала мужчин, как облупленных. Она не должна была сомневаться в нем. - Это-то меня и пугает, - так спокойно и вместе с тем глубокомысленно изрекла Катя, словно в подтверждение его мыслей. – Это-то и пугает… - Кать, ну ладно тебе так волноваться. Я ванну холодную принял, сейчас чаю выпью. О! Зеленого. Одобряешь? – Жданов попытался ее растормошить. - Да-да, конечно, - устало выдохнула она. – Чай налей погорячее. Я не хочу, чтобы ты еще и простудился вдобавок ко всему. - Ничего страшного, Катюш. Аааа, кстати, ты разве сегодня не должна с подругами быть в ресторане? – вдруг вспомнил Жданов. - На часах почти двенадцать. Я уже давно вернулась. Ты забыл о папе. Я вернулась, только для того, чтобы понять, мужчины и романтика – две вещи несовместные. Вам только удовольствия подавай. - Катя, какая же ты молодец… что рано вернулась… А меня, представляешь, Малиновский притащил, на руках, - Жданов смущенно рассмеялся в трубку. - Просто отличная картина, наверное, была, - усмехнулась Катя, окончательно успокаиваясь. - Я даже сам не понял, как это все произошло. Глоток, еще один, а потом я их уже не считал, - все-таки отчитывался Жданов. - Думаю, что это чистая правда… К тому же учти, я знаю, как ты умеешь пить. - Давай договоримся. Кто старое помянет… - Жданов вслушивался в дыхание Кати на другом конце трубки. - Ложись спать, Андрей. И как можно быстрее. Представить себе не могу, что завтра скажет Маргарита Рудольфовна, когда увидит тебя. - Ну, я обещаю, Катюш…. – начал Жданов, но ответом ему были острые, как игольные уколы короткие гудки. Что же на самом деле больше всего рассердило ее? Что он согласился на план Малиновского? Что он согласился на мальчишник? Что он напился? Или что он напился как раз перед их свадьбой?... Проваливаясь в пропасть сна, Жданов, пока гаснущее сознание позволяло ему, обдумывал этот загадочный многогранник. - Что такое? Что случилось, Жданов? Ты живой там, а?– он услышал из-за двери истошные вопли Малиновского. – Открывай быстрее, новобрачная ты сссскотина! Андрей не мог открыть глаза, чтобы рассмотреть, в какую сторону он должен повернуть ручку замка, и только бесцельно хватал пальцами воздух, покачиваясь, словно травинка на ветру. - Немедленно, слышишь, машина уже под окном. Все тебя ждут. Мне звонил месье ЗорькИн. Нам еще этот… как его, свадебный поезд украшать, и за цветами заехать надо! И с той стороны по двери забарабанили так, что она затряслась в петлях. Жданову показалось, что его квартира попала в эпицентр маленького урагана, урагана «Рома». Звуки вызывали ноющую боль в голове и совсем не помогали проснуться. - Погоди, погоди ты! Не тарабань! – откликнулся, наконец, Андрей, с трудом двигая языком в пересохшем рту. – Еще только девять, Малина. С ума ты, что ли сошел?! – выкрикнул он в лицо другу, как только дверь распахнулась. - Аа! Я так и знал, что ты тут… такой… помятый… страшный… - Малиновский окинул его оценивающим взглядом, качая головой. – Посмотрите на себя, брачующийся! – он схватил Андрея за подбородок и подвел его к зеркалу. - Какое, воистину, жалкое зрелище… Не знаю, кто еще захочет за тебя пойти. Тц-тц-тц. - Малиновский, ты кретин!!! – Жданов вырвался и устало опустился на пол прямо в кучу уличной обуви, которая была свалена возле входной двери. Простые движения – услышать дверной звонок, открыть глаза, попытаться поднять голову, за ней передвинуть руку и подняться на ноги – отняли у него все силы. - Оо! Ну, я-то конечно. А то, что у тебя считанные часы остались до этой… как ее… до регистрации… это как надо понимать? – Малиновский прошел в комнату и обвел взглядом комнату. – Жданов, не думал я, что ты не выдержишь мальчишника… Да, слабак… Жданов поднял голову и посмотрел на друга. Вчера был таким же пьяным, как и он сам. А теперь? С иголочки одет, светло-серый костюм ловит розовые лучи свежего сильного солнца из широких окон, чисто выбрит, благоухает самой дорогой туалетной водой текущего модного сезона, движения небрежны и точны, ни дрожи в руках, ни полусогнутых коленок. Племенной рысак. Породистый жеребец. Вчера пахал поле, а сегодня готов свадьбу везти. У, лошади. Пррррредатели… Отчего Малиновский так раздражал его. Он тут совершенно не при чем – это его новый парфюм. - Если тебя что-то и не устраивает, - Жданов начал подниматься, держась за стену, - то в этом – только твоя вина. Если бы вчера ты не потащил меня на эту вечеринку..! - Вечеринку? Это был твой последний день в качестве свободного человека, Жданов! Это был твой прощальный привет всей холостой жизни. - Да бред это всё, твой привет… Мой привет… Какая разница? Я вчера из-за этого привета чуть с Катей не поссорился, - Андрей, шатаясь, забрел на кухню и схватил со стола холодный кофейник с мутной коричневой жижей на дне. - Ну, так не поссорился же? – поинтересовался Малиновский из комнаты издевательски. Он распахнул двери шкафа и пытливо изучал его содержимое. – Ты же все еще собираешься на свадьбу? Или как? - Да… Костюм там с краю, в целлофане, - подсказал Жданов, входя в комнату. Он встал, опершись на косяк одним плечом, жадно поглощая вчерашний бутерброд. – Достань, а? - Надеюсь, это не смокинг. Странно ты будешь смотреться в нем в московском дворике, - Малиновский выудил из вороха одежды шуршащий пакет, усмехаясь. – Ну?.. - Нет, терпеть их не могу… Ты же знаешь мою мать – меня из пеленок, да сразу в английский смокинг, испанский сапог… Ой, Малин, да избавь ты меня от этих расспросов, - взмолился Жданов, остервенело запахивая мятый шелковый халат, слишком короткий, чтобы скрыть его жалкие похмельные босые ноги. – Какая, к черту, разница? Тыыы… лучше скажи, что дальше-то делать? - А что дальше делать? – удивился Малиновский. - Скажи, у меня мысли путаются. Я еще в себя не могу прийти после вчерашнего… Вечеринка эта… Катя… звонила… И сон еще такой был… тяжкий… - Жданов с силой потер лоб ладонью, будто хотел стереть даже воспоминания о произошедшем. - Сон, какой еще сон?.. – Малиновский бросил костюм на не заправленную кровать, не слушая Андрея. – Так, если хочешь успеть, то давай, двигай ластами. Сейчас в душ, приводишь себя в полнейший жениховский порядок. Я надеюсь, ты еще не забыл, что сегодня у тебя брачная ночь. И ты должен быть безупречен. Ну, что я тебе это объясняю? – Роман покачал головой. – В конце концов, это ты женишься. И это ты любишь Пушкареву. И тебе решать, чем ты сегодня должен ее… удивлять… - Рома, ты, кажется, программу на утро составлял, а не на ночь, - пригрозил ему Жданов. Хоть остатки тяжелого хмеля еще не выветрились, стукнуть он смог бы больно. - Ну, в душ тогда, чего ты тут стоишь, как статуя Вакха? - крикнул Малиновский, падая в кресло. – Потом заедем куда-нибудь перекусить. И за цветами - в «Диану». Жданов вошел в ванную и скинул халат. - Почему в «Диану»? – спросил он, со всхлипами принимая кожей первые ледяные струи. Вчера ему это помогло, сейчас только раздражало. - О, Жданчик, там работает такая славная девочка, такая милая, ну, одним словом, цветочница из сказки, только на открыточку… - Малиновский поцеловал кончики сложенных вместе пальцев – настоящее крестное знамение Казановы, прости господи. - Все ясно, вопросов больше нет, - отозвался Андрей обреченно. – Послушай, может, хоть на сегодня обойдемся без этой твоей нескончаемой гонки за удовольствием. Не порть мне праздник. Хоть сегодня, Ром! – попросил он, пока беззлобно. - Хорошо… Я не собираюсь заниматься с ней там любовью. Так. Назначу свидание, может быть, на вечер. Ты уедешь, я останусь один, мне нужна будет профессиональная утешительница. - И хоть бы одну из них ты уважал, Малина, - Жданов покачал головой, направляя струи воды на горячий лоб и лицо. - Послушай, не в этом дело… И вообще, ты теперь все равно не поймешь меня… Ладно, я продолжаю. После этого мы поедем к Пушкаревым. Екатерина Валерьевна весь женсовет созвала на бракосочетание. Так что не избежать тебе выкупа, Андрюш, от этих сентиментальных дамочек по полной программе. Уж они-то позаботятся, чтобы ты попотел… - Выкуп, какой еще выкуп? – удивился Жданов, выныривая из-под холодного искусственного дождя. – Это что еще за пережитки прошлого? - Это еще одна традиция, которые так тебе не нравятся, Жданчик, - рассмеялся Малиновский, чем-то гремя на кухне. - Ну, мне Катя вообще-то говорила, что они жили где-то в Забайкальском военном округе, там что, так принято, что ли? – спросил он. - Тебе следовало бы побывать хоть на одной свадьбе из тех, на которые тебя приглашали твои бывшие любовницы, - снова засмеялся Роман, теперь с набитым ртом. - Рома, я не поленюсь сейчас… - закричал Андрей. - Молчу-молчу! – будто извинился тот. – Ты теперь стал таким правильным и верным… Такиииим правильным и верным… Но… постой… вот… тут что-то… не так… - добавил Роман и надолго замолчал. - Что такое? – спросил Жданов, намыливая тело. – Малина, что там? В приоткрытую дверь просунулась рука Малиновского с зажатой в ней керамической чайной чашкой. - Что… Да что такое!? – почти разъяренно выкрикнул Андрей, не понимая, что происходит. - Правильный и верный. Жданов. Я ж тебя одного домой привез, - Андрей чувствовал в голосе друга улыбку. - Одного… И что? – Жданов пялился на чашку в руке Романа и ничего не мог понять. - Смотри внимательно, - тот потряс ею. – Видишь, эти характерные кроваво-красные… нет, погоди, скорей коричневые… да… отметины.., - задумчиво говорил Малиновский. – Сексапил номер пять, тон сто второй, чайная роза… И свежая еще, Жданов, еще пахнет. - Тон?.. Сексапил?.. Роза?.. Что за ахинея, Ром? Что ты несешь? – разозлился Жданов, разбрызгивая хлопья мыльной пены по полу ванны. - Ай-яй-яй, Андрейка, - голос Малиновского стал медовым и загадочным, как восточная сладость. – Все-таки ты… Андрюх, я тобой восхищаюсь. Кто это, а? Там Ольга была. А, да, еще Юля. Так кто? Юля, Оля? Договорился, небось, когда я тебя, якобы бездыханного от принятого на грудь, вез домой в такси? - О чем ты говоришь? – непонимающе переспрашивал Жданов, судорожно смывая с себя мыло. – О чем ты говоришь? Он выскочил из душа, обертываясь полотенцем. И выбежав, чуть не убил Малиновского дверью. - Что это еще такое? Что? Малиновский! Перестань лыбиться! Я тебя спрашиваю! – Жданов выхватил чашку из рук друга и стал разглядывать ее так, будто надеялся прочесть тайные скрижали, все объясняющие. - Отпечаток помады, Ждан, - всем видом Роман выражал свое презрение Андрею. – Всего лишь отпечаток помады. Ну, давай, колись, с кем ты тут резвился ночью, а? Женишок… - Малин, ты понимаешь, что это значит? – разъяренный полуодетый Жданов носился по комнате, как свежепойманный волк по новой клетке. - И что же? – Рома сидел, расслабившись в большом кресле. - Что я изменил Кате! Я изменил Кате. Я только что изменил Кате! – выкрикивал Андрей, хватаясь за голову. - Ну, чего ты кипятишься, Ждан? - вальяжно проговорил Роман, покручивая на пальце пресловутую чашку. – Этой ночью я спал с двумя красотками одновременно. И я не хожу и не повторяю как заведенный – боже! этой ночью я переспал с двумя красотками! - Нет, ты не понимаешь, кажется, - недоуменно воззрился на него друг. – Сегодня моя свадьба. Я женюсь на… самой лучшей, самой любимой… девушке, Малина… Что же это, а? Неужели это не остановить?.. - Андрей, одевайся. Это еще не причина, чтобы всё бросить. Приди в себя. У тебя сегодня ответственный день, - Малиновский встал и похлопал Жданова по плечу. – Мало ли, сколько народу в последний день перед свадьбой изменили своим половинам. Вряд ли кто-нибудь из них помнит, с кем и как. Вот ты помнишь?.. Жданов с ужасом смотрел на друга, приоткрыв рот. - Не помнишь, - сделал вывод Малиновский, подкрепив его красноречивым жестом. – Ну, вот видишь. Давай, не задерживайся. - Ты… не понимаешь? Да? – Жданов покачал головой и присел на подлокотник дивана. – Я так не могу. - Раньше мог. Теперь-то что стало? – удивился Малиновский. - Что стало? – с яростью выговаривая каждый звук, сорвался Жданов. – Я тебе объясню, что стало. Я люблю эту женщину. Только и всего. Или этого мало тебе? - Любишь? Женись, - Малиновский сказал это так, будто ставил ему диагноз. – Давай, рубашка вон лежит, мнется, галстук еще повязывать. Жданов переводил взгляд с одного предмета на другой. На столе небрежно была брошена форма из-под льда. Самих кубиков не было. Он помнил точно, что не доставал лед из холодильника, когда пришел. Значит, кто-то использовал его для приготовления напитков. Вот только бокалов не было. Возможно, их просто вымыли. Когда уходили. Или… Немыслимо! Но он решительно ничего не помнил. - Нет, я так не могу… Не могу, Ром, - Жданов закусил нижнюю губу и обессилено опустил руки. – Как я буду ей в глаза смотреть, подумай? Как я буду ей говорить эту… клятву, надевать кольцо? Я не смогу. Как?.. Я никуда не поеду. Я… позвоню. Нет! Я не могу звонить. Говорить с ней, слышать ее голос? Нет! Я не смогу. Я захочу признаться… Это ее убьёт. Малина!!! Как ты мог мне позволить, ты же должен был следить за мной!.. Чтобы ничего не случилось… Нет, я никуда не поеду. Позвони всем, отмени… всё… всё отмени. Божеееее! Кто же это мог быть? Почему я? Почему сегодня? Нет. Ничего не будет. Свадьбы не бу-дет, - голос Жданова внезапно затвердел, как цемент. - Приехали… - подытожил Малиновский, усаживаясь рядом. - Так, постой, не мельтеши под тесаком. Вспомни всё, - Малиновский с ученым видом ходил по комнате перед осевшим на диване, словно опара теста, Ждановым. Все еще мокрые волосы Андрея были всклокочены. - Вспомни всё, тебе легко сказать, вспомни всё… Когда ничего не помнишь, - похоронным тоном ответил Жданов. - Подожди ты! – не выдержал Малиновский и резко взмахнул рукой. – Я тебе приволок около двенадцати? - Тц… Приволок… - цыкнул Андрей. - Не цепляйся к словам, - Роман остановился перед Ждановым. - Нам надо всю картину восстановить, а не устраивать филологический диспут. Так, в двенадцать… Ты один оставался. Я сам дверь за собой захлопнул и никого в коридоре не встретил. Да и к чему тебе было бы от меня шифроваться, Ждан, а? Он пристально оглядел друга, но на лице того было ничего не значащее недоумение и усилие «вспомнить всё». - Ждан, ну? – Роман легонько пнул Жданова ногой по голени. – Если узнаю, что ты что-то от меня скрываешь, прокляну… - Ну, что за глупости, Ром, к чему мне это? – спохватился Жданов. – Я в машине сидел, лыка не вязал. И… Дело не в этом совсем… Я лю… - Знаю! – отрывисто перебил его Малиновский. – Ты любишь Катю. Верю. Не такой уж я изверг, успокойся. Он подошел к барной стойке, схватил бутылку виски, повертел в руке и с грохотом водрузил на место, будто передумав. - Один. Ты же был один. Никого с тобой не было. Никто не мог к тебе заявиться. Слышал бы ты только, что про тебя девчонки говорили… Э-хе-хе… Ну, да ладно. Сейчас не тот момент… Жданов чечёточно бил ногой по затянутому паласом полу, издавая глухой нервный звук. - Может, это всё коллективный бред, Малина? – с надеждой спросил он. – Может, тебе это всё только показалось? И ты поднял эту волну напрасно? - Теперь-то я уже и сам понимаю, что напрасно. Кто бы мог подумать, что ты стал таким честным?! Показалось? А может, и показалось!.. Может, Катя к тебе заходила на днях? Нет, не заходила? - Катя? Ко мне? На днях? Ты что, Малин? – усмехнулся друг. - Я мог бы об этом только мечтать… Ее родители стерегут, как зеницу ока, - вздохнул Жданов, пряча лицо в ладонях. – Валерий Сергеевич с секундомером каждый вечер встречает. Встречал... Теперь всё. Конец. - Погоди ты помирать, Жданец! – вскричал Малиновский. - Валерий… Валерий Сергеевич?.. – задумчиво повторил он, барабаня пальцами по своему виску. – Не сбивай меня, а? Я только во вкус вошел. Давай дальше прикидывать. - Давай, - все также обреченно отозвался Андрей. - Выяснили, что ты сам, лично, никого пригласить не мог. - Не мог. Ты меня привез. Я вошел. Принял ванну. Вот Катя, кстати, как раз позвонила. И мы чуть не поругались, - начал перечислять события Жданов. - Из-за меня опять? – саркастически спросил Роман. – Пора мне уходить в монастырь, точно, чтоб не сбивать тебя с пути истинного. - Из-за мальчишника, идиот… Но мысль свежая, - парировал Жданов. - Ну, вот подумай, если ты никого САМ не мог пригласить, разве это была измена? Нет. Чего ты тогда так распереживался? Давай, засовывай свою задницу в штаны, и поехали… Как раз вот Валерий Сергеевич… - Нет. Это всё не то… Всё не то!.. – перебил Малиновского Жданов. - Я буду думать об этом постоянно, это отравит мне всю жизнь. - Ты превратился в такого чистоплюя, Андрюш. Ума не приложу, где наша совместная школа жизни, куда ушли те годы…? - Я тебя предупреждаю, - грозно сказал Жданов, вытянув указательный палец. – Только попробуй сейчас предаться воспоминаниям… - Хорошо-хорошо, - сквозь сжатые в злобе зубы процедил Малиновский. – Если сам ты никого не приглашал, то, значит, и не впускал никого. Вспомни. - Никого, я сразу после Катиного звонка завалился спать, - Андрей нахмурил брови. – Тут и помнить нечего… - Тогда обладательница коричневой помады зашла к тебе сама. Открыла дверь своим ключом, - торжественно объявил Роман, хлопая друга по плечу. – Кстати, если бы ты был хоть чуточку внимательней, то заметил бы, что помада точь-в-точь как у твоей невесты. Жданов порывисто поднялся, схватил Малиновского за лацканы пиджака и встряхнул с неимоверной силой. - Тебе еще какое дело до помады моей невесты? – проговорил он, едва сдерживая ярость. - Спокойно! Спокойно!! – выкрикнул Роман, высвобождаясь из железных пальцев Жданова. – Просто я привык обращать внимание на такие вещи, Андрей! И ты, кажется, несколько минут назад отменил свадьбу, разве нет? - Ну, ладно, и что? - Жданов попытался успокоиться и отпустил Малиновского. – Эти твои так называемые умозаключения абсолютно без надобности... У Кати все равно нет ключа… - Ну ты даешь, Жданов! – почти в голос рассмеялся Малиновский. – Ты не дал ей ключи? Своей невесте? - Она не стала их брать, она… Она сказала, что если встречи все равно не… Э-э-э! Постой, почему я должен тебе отчитываться в этом? Нет у нее ключей и все тут! – закричал Жданов, тряся сжатыми в кулаки руками прямо перед лицом друга. – Если он ее все равно никуда… ни на шаг… каждый день с собаками… Валерий… Сергеевич… - грудная клетка Андрея заходила с бешеной силой, словно он не мог надышаться. - Спокойно, Андрюш, спокойно. Водички попей, - Малиновский с молниеносной скоростью поднес ему стакан. – Спокойно… Да уж. Шекспировские страсти. Пушкарев-старший навсегда зарекомендовал себя в моих глазах как образец любящего родителя. Но… это, простите, уже перебор. Малиновский в раздумье почесал затылок. - Слушай, а Зорькин, кстати… Черт, забыл совсем! Он мне с утра сказал, что Пушкарев хотел с тобой о чем-то очень важном поговорить. А я все думаю, чего это мне Валерий Сергеевич покоя не дает? Просил, чтобы ты перезвонил ему… на домашний, - Роман пододвинул к Андрею телефон. - Теперь уже какая разница? – монотонно издал Жданов, глядя мимо него, словно думал о чем-то постороннем. – Даааа… - Так, вот только не надо раньше времени возбуждать ненужные подозрения у будущих родственников. Ты только попробуй отмазаться, - Малиновский подтолкнул Жданова. – Звони, давай. Звони! - он кивнул на аппарат и даже снял трубку. - Позвонить?.. – все с таким же отсутствующим выражением переспросил тот и внезапно поднял на Малиновского блестящий в лихорадке взгляд. И даже его губы задрожали от умственного напряжения и нетерпения. - Какие же мы с тобой оба дураки, Малин, - еле слышно проговорил он, качая головой, и хлопнул себе ладонью по лбу. – Ну, конечно! Надо было туда сразу позвонить! Ключей там нет… Но! Она могла видеть!.. Малиновский в неподдельном испуге отпрянул от друга. Полоумный вид Жданова ни на шутку взволновал его. - Куда?.. Кто?.. Ты вообще про что сейчас? – осторожно принялся расспрашивать он. - Про кого, Ром, про кого… Консьержка! Вчера там была Раиса Захаровна, по-моему. Надо только набрать ее номер и узнать, кто вчера приходил ко мне. Всего и делов-то… Всего и делов… - черты лица Андрея подрагивали, взгляд был окончательно свихнувшимся. - Ну, так звони! – выкрикнул Малиновский, когда до него дошел смысл сказанного. – Чего расселся?! - Я… не могу… - Жданов прижал руки к груди так по-детски испуганно, что Роман чуть не прыснул. - Чего опять? – удивился он. - Я боюсь… Боюсь это сделать, понимаешь? Боюсь услышать имя, описание, приметы… - Так наверняка Катя и была… - Малиновский с досады пнул мягкую тумбочку дивана. - Нет, все равно это не могла быть она. Я на днях забрал ключи снизу. Хотел замок переставить… Малиновский пораженно уставился на Жданова и окончательно замолчал, только изредка моргал глазами и нервически пожимал плечами. - Ну и чего ты опять сидишь, не шевелишься? – вдруг спросил он громко, будто очнувшись. – Надо же хоть что-то делать! Позвони Пушкареву, а потом я сам поговорю с консьержкой. И давай не будем устраивать из всего этого детектив Агаты Кристи. Мы уже битый час пытаемся понять что-то, что нам обоим не нужно. - За себя говори, - прервал его Жданов. – А передо мной сейчас вся жизнь промелькнула… - и он снова поднес трубку к уху. - Алло? Валерий Сергеевич? Доброе. Да. Доброе… Малиновский, не отрываясь, следил за другом. Глаза Жданова забегали, на лице было просяще-извиняющееся выражение. Как же он боялся будущего тестя? И это Жданов, который раньше мог бы заткнуть за пояс любого! Чудо-мальчик, первый приз. Нет, женится надо на сироте, аксиома. И Роме тоскливо подумалось, что если еще немного он понаблюдает за судьбой своих друзей, то окончательно разочаруется в семейной жизни, а главное, в счастье. И никогда не обретет постоянную спутницу жизни. И от этого рот Малиновского расплылся в широкой, наипохабнейшей улыбке. - Да, вот звоню, как просили, - пролепетал Жданов, вытирая потную ладонь об обивку дивана. – Вы… о чем-то хотели со мной поговорить? Малиновский отошел к окну и смотрел на оживающую улицу. Пятница. На носу полные событий выходные. Рома представил наполненные событиями дни. Для кого-то – полные радостных свершений, а для кого-то – просто череда глупых необдуманных поступков. Зато будет весело, успокоил он себя. - Да, и что? И вы считаете?.. Ну, я не знаю… Разве, не замечал?.. Ну… Я… Подождите… Этого не может… Да что ж такое?! Да с чего вы взяли? Нет. Нет. Я уверен, что нет. Валерий Сергеевич!.. Я прошу вас… Нет, она не могла… Да странность и нелепость какая-то! Папа! Не надо так волноваться. Не может быть и речи об этом. Объяснение куда проще, я уверен. Всё… Я… Да. Скоро. Жданов с хрустом положил трубку и тут же нашел глазами напряженный взгляд Малиновского. - Что такое? – спросил Рома тут же, как только Андрей закончил разговор. – Что-нибудь случилось? - Не знаю, как?.. И, главное, почему, но сегодня ночью здесь была именно Катя, - Жданов улыбнулся другу, многозначительно приподняв брови, и щелкнул пальцами. - С чего ты взял? – удивился тот. – Что тебе сказал… хех… папа? Жданов послал Малиновскому убийственный взгляд, но улыбаться не перестал. Вместо этого он облизнул пересохшие от волнения губы. - Ты, кажется, хотел позвонить Раисе Захаровне? – он закинул ногу на ногу и оперся на спинку дивана двумя обнаженными мускулистыми руками. – Телефон свободен. У него был такой довольный вид, таким невообразимым счастьем светились его глаза, что Малиновскому захотелось выпить водички, так приторно-сладко сделалось у него на языке. - Ну, хорошо, я позвоню, - кивнул Роман. – Номер давай. Жданов не поленился и набрал номер консьержки сам. - Алло! – выкрикнул Малиновский в трубку, мстительно думая, что каким бы не был исход разговора, уж он-то помучает Жданова, прежде чем пересказать его. Но не успел упиться своим торжеством – Жданов нажал на кнопку громкой связи. – Раиса Захаровна? Очень приятно! – Малиновский с удивлением услышал свой голос, передающийся на всю комнату. - Да? А с кем я говорю? – настороженно спросили на другом конце, старательно выговаривая «г». - Это… Жданов, Раиса Захаровна, - задорно отозвался Рома, показав Андрею кулак. - Из…? - Из нее, из родимой… - не дал ей сказать он. - Что такое, Андрей Павлович? – уже услужливо поинтересовалась женщина. - Вчера… нет, сегодня ночью у меня ведь кто-то был? – пока мягко спросил Малиновский, даже не заботясь о сходстве своего голоса с голосом Жданова. - Вчера? Дайте-ка припомнить? – замешкалась Раиса Захаровна. - Что? Неужели посетителей ночью было так много, что вам трудно вспомнить? – добавил Роман нотки раздражения, не заботясь о том, что это еще рановато. - Нет… Ой, ну то есть да! Хлопотная была ночка. Сами же помните! Сначала… вы подъехали с друзьями, - тон ее стал лукавым. – Потом еще из сто пятой… девочки… много… вот… Потом кто-то ужин заказывал… из китайского ресторана… - Ближе к делу, любезная моя привратница, - попросил Роман, уже не скрывая раздражения. - А у вас? Нет, у вас никого нынче не было, - вдруг закончила консьержка. - Что? Что за бред?.. – удивился Роман, видимо, посчитавший развод старушки легким делом. Жданов только внимательно смотрел на друга и прислушивался к разговору. – Так-таки никого и не было? - Никого, ровным счетом, - отрезала Раиса Захаровна твердо. - Никого? Эээ… - растерялся Малиновский, почесав затылок, придумывая следующую реплику. – Ну, тогда… тогда… - Да? – все также услужливо спросила консьержка, считавшая допрос оконченным. - Тогда объясните мне то обстоятельство, что моя входная дверь оказалась незапертой! – выпалил Малиновский. - Ну, так… вы… в таком состоянии приехали, что… тут уж… что уж тут уж?.. - Хорошо. А тогда то, что у меня из дома пропали ценные вещи… - нашелся Роман и торжествующе посмотрел на Жданова. - Вещи?... Пропали?.. – залепетала старуха. - Ага, вещи. Подарок министра легкой… хех легонькой промышленности. Сабля, усыпанная танзанитами… с памятной надписью… Жданов жестом попытался остановить зарвавшегося друга, таких шуток бабушка бы точно не поняла. - Сабля…? Сабля… Нет, - бормотала она в ответ еле слышно. – Сабли при ней не было… Малиновский выкрикнул оглушительно: - Ага! При ней! Так кто это был? - Да Кира Юрьевна же приезжали. Немного за час ночи как. - Час от часу не легче, - пробормотал Жданов, глядя, как Малиновский с ошарашенным выражением на лице кладет трубку. – Кира?! - Ну, ты слышал, что она сказала... Эта твоя Раиса Захаровна… - Рома пожал плечами и на секунду задумался. – Слушай, а у нее все в порядке, ну, там, со зрением, слухом? По-моему, она вовсе не поняла, что с ней разговаривал не Андрей Павлович Жданов, а совершенно посторонний человек. - Кира-Кира… Как это может быть, а? – спросил Андрей. – Как? - Нет, ты послушай меня, может, ей не стоит доверять? – Малиновский толкнул его в плечо. - Исключено. Очень въедливая старушка, Ром, - Жданов мотнул головой и, закусив большой палец, усиленно обдумывал неожиданную кандидатуру. - Кира… - также задумчиво протянул Роман. – Чтобы она могла здесь делать?.. Слушай, а что тебе Пушкарев говорил? О чем вы все-таки спорили? Андрей из-под нахмуренных бровей окинул Малиновского тяжелым взглядом. - Он сказал, что не может отдать за меня свою дочь, - Жданов взмахнул перед лицом одной рукой. - Что? – неуверенно усмехнулся Роман, также сведя брови на переносице. – Да вы что, с ума все посходили? – воскликнул он. – Слушай. Жданов, предлагаю провести церемонию в странноприимном доме. Самое место для подобного контингента. - Подожди, Малина, я думаю, - Андрей предупредительно поднял в воздух указательный палец. - Думает он, думает, - забормотал Малиновский. – Поздно, Андрюш, диагноз ясный. - Да помолчи ты! Картина более или менее ясная. Только мне не понятно… Послушай. Пушкарев сказал, что Катя уходила куда-то из дома уже после полуночи. Я более, чем уверен, что она ездила ко мне. Мне так кажется. Нет! Я знаю, что это была она. - Дай-то бог, Жданчик. Хотя… Погоди-погоди, - быстро проговорил Малиновский, словно стал до чего-то догадываться. – Да, наверное. Но у Кати не было ключей. У Раисы Захаровны их тоже не было. И… Неужели ты хочешь сказать… - Что Кира привезла ей ключи? – полувопросительно договорил за него Жданов. - Но как они?... Как Кира?... Ты, что, оставил ей свои ключи? – поразился Роман. - Да я просто как-то не задумывался, что у нее они могут остаться, - усмехнулся Жданов. – Гораздо удивительней здесь то, что Кира приехала, чтобы передать их Кате. Малиновский присел рядом с другом и положил одну руку на его плечо. - Какое это теперь может иметь значение? – облегченно выдохнул он. – Главное, путем нехитрого сложения фактов мы выяснили, что ты никому не изменял. Всё довольно банально. Невеста, узнав, что жених напился до беспамятства на собственном мальчишнике, что, в общем-то, не удивительно и не менее банально, примчалась к нему домой, чтобы собственноручно убедиться в том, что все в порядке, в том числе и его жениховская верность ей… - Заткнись, Малина, - попросил его Жданов, вставая. – Ничего не ясно… Настало время позвонить Кате. - Ооо! – воскликнул Малиновский и вышел из комнаты. – При этом разговоре я присутствовать не имею права, Андрей, извини.

Автор:	Николетта [ 26-01, 11:00 ]
Заголовок сообщения:
Катя в который раз пыталась начать разговор с Валерием Сергеевичем. И в который раз он молча отворачивался от нее, или проходил мимо. Елена Александровна тоже ничего не могла выяснить у мужа, он стойко хранил молчание. Когда Катя вновь обратилась к отцу все с тем же вопросом «что случилось», ее прервал звонок мобильного телефона. - Папа, подожди, скажи мне только, в чем дело? – воскликнула еще раз Катя, но безнадежно. – Мне очень некогда сейчас… Пап, ну пожалей ты меня. Сейчас девчонки подъедут, они там что-то собирались делать. И Юлиана обещала привезти визажиста… Мне некогда решать твои загадки, папа… - Я не хочу разговаривать с тобой, слышишь, не хочу. Ты лучше вот ответь на телефон. Ответь. Руку на отсечение даю, что там Андрей… Павлович… с новостями для тебя. Ответь-ответь, - и Валерий Сергеевич кивнул в сторону настойчивого звука и скрылся на кухне. - Андрей? – удивилась Катя. – Но… ведь рано еще, - девушка тревожно посмотрела на часы. – Мам, платье… Выложи платье… - Хорошо-хорошо, доченька. Ты… не беспокойся. Папа просто очень за тебя волнуется. Вот и не в духе, - Елена Александровна склонилась над ней и зашептала, - Он со вчерашнего вечера такой… странный. Мне ни слова. Я уже ему и валерьянки предлагала и водочки. Не хочет. - Мам, ты просто платье вытащи, чтобы внизу чуть-чуть расправилось, договорились? – Катя выжидательно посмотрела на нее, крутя мобильник в дрожащих руках. На дисплее высветилось одно только короткое имя «Андрей». - Ты лучше ответь, Катерина, - крикнул Валерий Сергеевич из кухни. Она сняла трубку. - Да, привет, - сказала она просто, с замиранием сердца ожидая ответа Андрея. - Привет, - услышала она мягкий, вкрадчивый голос, голос, который она так любила. - Как твое самочувствие? – спросила Катя без тени насмешки. - Со мной всё в порядке, - улыбнулся Андрей. – Я просто хотел сказать тебе спасибо. - Спасибо? Мне? За что? – удивилась Катя, думая, о чем он мог догадаться. - За то, что ты посетила меня сегодня ночью, - загадочно объяснил Жданов. - Я? Сегодня ночью? Постой, но… меня не было сегодня ночью… у тебя, - Катя старалась, как могла. - Катенька, девочка моя, любимая моя, ну не надо, я и так сегодня с утра сам не свой. Давай, ты не будешь сейчас говорить, что тебя не было, - начал Андрей спокойно. – Иначе я с ума сойду окончательно. - Андрей, но с чего ты взял?... – Катя неловко пожала плечами, радуясь тому, что Андрей не видит виноватого выражения ее лица. - Сначала эта чашка идиотская, потом звонок Валерия Сергеевича, потом Раиса Захаровна с Кирой… - перечислял Андрей, и голос его наливался уверенностью и спокойствием с каждым словом. - Зачем тебе звонил папа? – испуганно воскликнула Катя, прижав руку к груди. - Чтобы сказать мне, что его дочь ушла из дома в полночь, а вернулась почти под утро, - мягко рассмеялся он. – И как он утверждает, ты была все это время у Зорькина, ты провела с ним ночь, изменив мне, - тут уж Жданов не стал сдерживать почти торжествующий смех. Катя дала ему выплеснуть эмоции. - А почему ты решил, что это не может быть правдой? – сдержанно спросила Катя, не сдаваясь до последнего. - Я, конечно, законченный кретин, что не забрал ключ у Киры. И кретин вдвойне, что не дал их тебе, но я… Я сейчас… нахожусь в таком… состоянии, что иногда не помню, как меня зовут… - оправдывался Жданов сбивчивым голосом. Катя с трудом сдерживала смех, чтобы не смутить его еще больше. Она только, сама ужасно смущаясь, подумала, как же ей нравилось напоминать ему его имя в самых головокружительных ситуациях. - И когда я услышал, что ты не ночевала дома,.. мне почему-то сразу стало все ясно, - уже уверенно закончил Жданов. - Сразу? – принялась дразнить его Катя. - Ну, нет, конечно, мне пришлось помучиться, прежде чем я додумался. Я был так изнурен… - рассмеялся Жданов. - Андрей, ты был мертвецки пьян. Мне удалось войти, хозяйничать на твоей кухне, просидеть около тебя полночи, только меняя ледяные компрессы, - сказала Катя. – И ты даже глаз не приоткрыл! - Ты могла бы разбудить меня! – обвинил ее в свою очередь Жданов. – Почему ты бродила по моей квартире, словно приведение, и не удосужилась… - Не смешите меня, Андрей Павлович, - улыбнулась Катя. – Только бы я попробовала разбудить тебя, сегодня… сил не было бы ни у кого из нас… - Да, так просто я бы тебя не отпустил, - подтвердил ее догадки Жданов. – Скажи мне только одно… Как Кира отреагировала на все это? Тебе ведь пришлось звонить ей. - Она… она была… Андрей, она – очень хороший человек, а ставить ей в вину то, что ты ее разлюбил, я думаю, непорядочно, - попыталась объяснить Катя. - Но все-таки? – настаивал Андрей. - Она сама была удивлена моему звонку. У нее самой совсем выпало из головы, что она не отдала тебе ключи от квартиры, и она не искала отговорок, чтобы отказаться… Она привезла мне ключи, и сказала, что это… Это… Это ее свадебный подарок, - все тише и тише звучал голос Кати. Жданов молчал. Она только слышала его размеренное дыхание. - Катюш, ты… Я все никак не могу понять, за что мне такое? – внезапно спросил он. - Это ты про меня, Андрей? - смутилась она. - Про тебя, конечно, глупышка, - отозвался Жданов. – Я постоянно думаю, что не заслужил такое… чудо. - Ну, перестань, я прошу тебя, - Катя кляла себя, что всё опять свелось к его бесчисленным комплиментам. Под их градом она пока чувствовала себя неловко. - И еще я… - Андрей, пожалуйста, если ты не хочешь, чтобы я сгорела со стыда… - И еще я просто в бешенстве… - прервал он, не замечая ее замешательства. Голос Андрея звучал так, будто бы он в бессильной ярости сжал зубы, – что ты не разбудила меня, Кать. - Осталось всего несколько часов, Андрюш, - сказала Катя, чувствуя, как будто что-то обрывается внутри нее. Прикрыв глаза, она ощущала головокружение. Приятное, словно, она начинала движение вверх в вагончике безумных американских горок. - Да, всего несколько часов, - Катя слышала широкую улыбку Андрея. – Если тебе удастся победить Валерия Сергеевича… Я люблю тебя. - Я так понимаю, что ты манкируешь объяснениями с папой? – поинтересовалась Катя. Пожатие плеч было бы трудно передать на расстоянии, но девушке показалось, что именно это сейчас и сделал Жданов. - Ну, хорошо же! Попрошу девочек, чтобы они, как следует, тебя отделали… - Отделали? – удивился Жданов. - Да. На выкупе… - Однако, меня в который уже раз пугают этим странным словом «выкуп», - сказал он. - Ничего не знаю. Я не собираюсь тебе поддаваться, - задорно ответила Катя. – Но… это совсем не значит, что я тебя не люблю. Катя стояла перед зеркалом абсолютно обнаженная и придирчиво разглядывала себя. Совершенно серьезно, без даже слабой улыбки, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, закусив уголок губы, она взглядом очерчивала собственное тело. Она подняла одну ладонь и провела по бедру, с удовольствием отмечая, что за последний месяц ей удалось похудеть еще на пару килограммов, и очертания выровнялись, стали плавными, гладкими. И вместе с тем бедра были все также соблазнительно широки, грудь тяжела, плечи по-женски округлы. Она только что вышла из душа, тщеславно напомнив сама себе Венеру в капельках воды вместо жемчужных украшений и хлопьях пара вместо белоснежных шелковых покрывал. Катя подняла руку и мягко коснулась кожи плеча, затем скользнула к локтю, провела щекочущую линию до самого мизинца. Да кем же еще, как не Венерой, быть ей сегодняшней ночью? Богу положена его персональная богиня, и она должна быть богиней. Она будет богиней. Катя зачерпнула из большой прозрачной банки пригоршню розового пушистого крема и тягучими, плавными движениями растерла его по груди и животу. Нежный аромат, не резкий, слегка уловимый, окатил ее невидимой волной. Потом она принялась ласкать новыми порциями этого нектара свои руки, затем бедра, спускаясь к самым пальчикам ног. Ласкала и проверяла свое тело, каждую впадинку, каждую родинку. Ласкала и представляла, что будет чувствовать ее муж кожей своих ладоней, когда будет прикасаться к ней. И ей на мгновение захотелось прикрыть глаза, будто бы на самом деле она была в ванной не одна. Внезапно в дверь постучали, так что Катя даже вздрогнула, настолько неожиданным и резким оказался звук. Она нашла свой затуманенный мечтами взгляд в зеркале и отозвалась. Хотя ей так не хотелось прерывать блаженную тишину последних часов своего девичества. - Я уже выхожу, - громко сказала Катя и потянулась за халатом. - Катенька, - услышала она голос мамы. – Девочки пришли. Я их пока на кухне расположу, чтобы ты могла одеться. - Мам, нет, - сказала Катя, открывая дверь. – Их – ко мне. Елена Александровна недоуменно смотрела на нее. В коридоре разноцветной стайкой шумел женсовет. - Катя! Кать, - подбежала к ней Пончева. – Кать, слушай, какая ты, а… - и засмотрелась на нее. – А мы тут… Ну, ты такаяяяя!.. - Пончик, оставь ты невесту в покое, - отозвалась Шура. – Ей сегодня положено… - Это ты еще без платья пока, - немного завистливо добавила Амура, качая головой. - Тань, ну какая? – рассмеялась Катя. – Девочки, не до этого сейчас. Заходите, все заходите ко мне, помощь нужна с этим платьем. Я сейчас. - Мы всё принесли… ну, для выкупа, - взволнованно вздымая пышную грудь, выпалила Тропинкина. - Хорошо, - улыбнулась Катя. – Девчонки, поможете мне со свадебным платьем? Оно такое… мне к нему прикоснуться страшно, - она испуганно хихикнула. – Я его только у Милко ведь мерила. И… еще Юлиана скоро подойдет, ну, прическа… макияж там… - она неопределенно взмахнула ладонью около своего лица. - Волнуешься, да? – спросила Света, мягко обнимая подругу за талию. - Ой, девочки, а вы как бы себя чувствовали. Я вот почти весь свадебный пирог съела, пока Пончика ждала, - многозначительно сказала Татьяна и тут же задорно улыбнулась. – Да всё будет хорошо, Кать, ведь вы так друг друга любите… - Катюш, не переживай, я тебе помогу, - Ольга Вячеславовна похлопала ее по плечу. – Мы все поможем. Ну, чего ты? - Ага… Хоооорошо, - вздохнула Катя, сжимая руки в уверенные кулачки. – Девчонки, посидите пока у меня, я скоро. Она по-хозяйски загнала всех в свою комнату, а сама зашла на кухню, где, уставившись в телевизор невидящим, отсутствующим взглядом, сидел Валерий Сергеевич. - Папа, я… - начала Катя. Отец резко повернулся в ее сторону, и тут же еще больше насупился, однако ничего не сказал. - Я поговорила с Андреем… Он мне все рассказал, - на ее губах играла спокойная улыбка уверенного в себе человека. - Да? И что? Надеюсь, свадьбы не будет, - Валерий Сергеевич скрестил руки на груди и отвернулся от дочери. - Папа, - укоризненно проговорила девушка и подошла к нему. Она встала сзади и обвила руками его за плечи. – Пап… В такой день… Давай не будем сегодня ссориться. - Я с тобой не ссорился. Не я же твой муж, которого ты начала обманывать… еще до свадьбы, - отрывисто сказал ей отец. - Я не могу молчать сегодня, но… я была не у Коли, - смех предательски закрадывался в ее проникновенное признание. - Не у Кольки? – удивился он. – Где ж ты бродила, скажи на милость, - спросил Валерий Сергеевич уже без особого интереса, словно все понял про свою непутевую дочь. – Кольку бы я еще смог понять. Все-таки друг… - Я была у Андрея, - просто ответила Катя. – У Андрея Павловича Жданова, если тебе угодно, своего жениха, то есть будущего мужа. Отец снял с себя ее объятия и встал, нахмурено глядя на девушку. - Ты хочешь сказать, что провела целую ночь в доме Жданова? Ты это хочешь сказать? И не стыдно тебе, Катерина, признаваться в таком… - он оглядел всю комнату в надежде подобрать емкое, но приличное слово. – Не смогли день простоять, да ночь продержаться? - Почему, ну, почему мне должно быть стыдно, пап, - не сдержалась и рассмеялась она. – Сегодня Андрей станет моим мужем, если ты еще это не забыл. - До свадьбы… - Валерий Сергеевич раздраженно цыкнул. – Ночью. Что люди скажут? - Но ведь я люблю его, папа, - ничто и никто сегодня не смог бы стереть с ее лица эту улыбку. - Но… Я… Катюш… Я не хочу тебя отпускать, ты знаешь, - вдруг сдался Валерий Сергеевич. - И просто ищешь любой способ, чтобы не отпускать? – кивнула она и приблизилась. - Да…, - отец почесал в затылке. – Я всё понимаю, что ты замуж выходишь и все такое, но… все равно ничего не могу с собой поделать. Почему вы не можете жить с нами? – удивленно воскликнул он. - Папа, послушай, я люблю Андрея, уже очень давно. Но разве это значит, что я тебя разлюбила, - Катя наклонила голову к плечу отца, тот обнял ее, спокойный, улыбающийся. - Но теперь-то у тебя прибавится забот, чтобы еще про родителей помнить, стариков, - пожурил он ее. - Я никуда не денусь, если захочешь, сможешь видеть меня хоть каждый день, - Катя надеялась, что ее слова не были похожи на начало сделки. - Тут уж будь уверена, каждый вечер на ковер ко мне, с рапортом, - усмехнулся он. – Но… расскажи мне… Зачем ты ходила к Андрею… Павловичу…? - Так получилось, пап, - немного смутилась Катя, отстраняясь. – Ты знаешь, - она выдохнула все сомнения. – Вчера Малиновский устроил этот пресловутый мальчишник. - Что еще за мальчишник? – спросил Валерий Сергеевич. - Ну, не говори, что у тебя такого не было. Мужское братство, прощание с холостой жизнью, громкая вечеринка, - дочь попыталась напомнить ему. - Нет, когда мы с твоей мамой женились, мы никакого такого мальчишника не устраивали… Мы любили друг друга, так чего нам было жалеть о холостяцкой жизни? - Валерий Сергеевич развел руками. - Ну, хорошо-хорошо, - тихо рассмеялась Катя. – Не в этом дело, Андрей тоже попал на этот мальчишник только по принуждению… князя Малиновского, - Катя с пафосом закатила глаза. – И ему было плохо, знаешь, хватил лишнего… И я не смогла быть дома одна… Волновалась очень. И просто поехала к нему. - Вот они, эти твои современные нравы. Мальчишники, девичники. Просто поехала?... – неодобрительно проговорил отец, крепче прижимая к себе Катю. - Так скажем, это очень старая традиция. А на девичник я девчонкам только мамины пироги предложила, да домашнее вино. И разошлись в одиннадцать. - Ты еще мамины пироги поругай, вообще загремишь на гауптвахту, - полушутя полусерьезно пригрозил ей отец. – Я должен был тебя беречь для мужа. А ты… то есть вы… ай! - Ну, ничего не было, пап, - успокоила она его. – И даже если бы и было. Это единственный человек, который… который этого заслуживает, - смущенно добавила она. Валерий Сергеевич нашел ее глаза и мудрым взглядом посмотрел на нее: - Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, значит, он тебя на самом деле заслужил. - Ром! Ну, ты слишком круто поворачиваешь! - в который раз выкрикнул Жданов, вцепившись в ручку на двери. – Можешь вести чууууточку осторожней? - Ну, Жданов, в Америку собираться, да дождя бояться… - рассмеялся друг. – Ты готов связать себя священными узами брака на всю жизнь, вон даже траурный костюм по этому поводу нацепил, и боишься попасть в автокатастрофу? Не смеши меня, и… пристегнись. Мы и так опаздываем. Жданов потянулся за ремнем безопасности, не отрывая глаз от стремительно несшейся им навстречу дороги. Они только что выбежали из дома, запрыгнули в машину и теперь мчались по шоссе в сторону ближайшего салона красоты. Выбриться и причесаться, как следует, Жданову не удалось. Руки дрожали, то ли от бурного вчерашнего вечера, то ли от поднимавшегося со дна живота волнения. Потом по программе у Малиновского стоял визит в ресторан. Он так гнал Андрея, что даже не дал ему выпить хоть чашку кофе. Говорил, что позавтракать прилично можно будет только в ресторане. - Мы спешим. Дел еще целая куча, - озвучил Роман мысли Жданова. - Слушай, я не знаю… - он нервно рассмеялся. – Я будто бы и хочу того, что должно произойти, и будто бы… Знаешь, вот хочется заснуть, а потом проснуться, и всё уже готово… - Понимаю-понимаю, - Малиновский закачал головой. – Хочется пропустить все неприятное, скучное, обязательное, и перейти к десерту? – он улыбнулся Андрею. – Ну, ты же знаешь, ее родители точно будут против. - Да я не об этом! – рассердился Жданов такой догадливости друга. - Ну, попробуй себя обмануть… - предложил Малиновский. – Мне редко встречались парни, которые в свадебной церемонии находили бы удовольствие. - Когда это ты стал специалистом в мужской психологии? По-моему, ты с другого берега, - усмехнулся Жданов. – Неделю назад ты даже не знал, что полагается свидетелям делать. - Это просто потому, что меня никогда не заставляли быть свидетелем, - пожал Малиновский плечами. – Но на свадьбах я был! На нескольких. Правда, эти пары уже развелись… Но тогда-то об этом никто не знал! - Что ты несешь? – удивился Жданов. – Не отвлекайся от дороги, ты и так гонишь порядочно. И не надо вот таких разговоров мне под руку. Я чуть не потерял невесту... сегодня с утра… с твоей легкой руки. - Жданов, Жданов! – внезапно громко воскликнул Роман. – Научи меня так, Жданов, а? Я тоже хочу так влюбиться, в одну, в самую неприметную, но с огромным добрым сердцем. - Ты так и напрашиваешься? – зло повернулся к нему друг. – Еще несколько слов, свадьба не закончится, а начнется мордобоем! - Нет. Ты меня не понял. Я не шучу. Я действительно хочу осознать, как могло так произойти, чтобы ты, неисправимый бабник, влюбился в… в… Катю Пушкареву. Надеюсь, этим именем всё сказано. А сегодня ты собрался на ней женится! - Интересно, что ты скажешь, если я тебе сообщу, что еще и венчание задумал? - ослепительно улыбнулся Андрей. Малиновский резко вильнул вправо, чуть не наехав на тротуар. Испуганные внезапным маневром пешеходы разбежались матерящейся стайкой. - Что? Венчание? Это еще что такое?! – выкрикнул он. – Жданов, так ты думаешь, что это… всё это… на всю жизнь? Навсегда? - Господи, ну, сколько можно тебе повторять, что я люблю Катю. Люблю. Люблю. Люблю. - Жданчик! Ты вырастаешь в моих глазах. Я голову твою уже не вижу, она - в облаках, - рассмеялся Малиновский. - Боже, ты когда-нибудь можешь хоть что-то воспринимать серьезно, - вздохнул Жданов вполне риторически. - Вот посмотри, какой-то салон, - и он указал пальцем на красочную вывеску. - Я вез тебя в нечто более презентабельное, - Малиновский неодобрительно оглядел фасад. – Но если ты хочешь здесь… - Не важно, нечего время терять. - Я жду тебя в машине. Мне понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя после твоих признаний, но, - Роман угрожающе поднял палец, – мы еще не закончили разговор. А пока убирайся, я не хочу тебя видеть! - Как скажешь, - рассмеялся Жданов, открывая дверь. - Так, о чем мы там говорили? – припомнил Малиновский, как только Жданов, еще благоухающий чем-то сладким, сел на пассажирское сиденье. - Сначала скажи, это прилично? – взволнованно он отогнул козырек и осмотрел себя в зеркале. Роман, не скрывая веселья, рассмеялся. – Ничего смешного, у нее было только двадцать минут, чтобы привести меня в порядок. - Да все нормально. Ты же не на первое свидание едешь, я тебя умоляю! – продолжал потешаться Малиновский. – Так о чем же мы говорили? – спросил он, заводя машину. - Ты лучше скажи мне, куда ты собираешься ехать завтракать, - поинтересовался Жданов, откидываясь в кресле. – Сразу хочу тебя предупредить - только в зал для некурящих. Меня еще до сих пор мутит от воспоминаний о вчерашнем смоге. - Ладно-ладно. Сегодня твой праздник, так и быть, - разрешил ему Роман. – Ну, так о чем же мы там говорили? – троекратно спросил он. - Кажется, ты пытал меня насчет любви, - усмехнулся Андрей. - Ах да! – будто бы вспомнил Малиновский, ударив ладонями руль. – Да, любовь… Зачем ты мучаешь меня? Ну, так зачем? - Я не понимаю, к чему весь этот разговор? – Жданов в волнении облизал губы. - Я же тебе говорю, я хочу понять! – убедительно воскликнул Роман. - Время убить скорей. Ну, ты сам просил… - Жданов набрал в грудь воздуха. - Нет, подожди, - остановил его Роман. – Только серьезно, договорились? Серьезно, я прошу тебя. - Малиновский, это все напоминает мне разборки двух голубых, один из которых готовится покинуть другого, - раздраженно выкрикнул Жданов. – Обратись за этим к Милко. - Считай, что так. Пойми, что для меня это такое же событие, как и для тебя, - Роман сделал вид, будто смахивает слезу. - Хорошо. Если серьезно, то… Я до Кати знаешь как жил? Также как и ты сейчас, - тут же взгляд Жданова стал сосредоточенным. Он помолчал, пожевал губами, прежде чем продолжить. – Я думал, что еду в суперновомодном сверхскоростном поезде. СВ, официантки, первоклассное купе. Причем я думал, что нахожусь в голове поезда, - и замолчал. - Жданов, я так люблю твои образы, но… это ведь не конец еще, да? – подтолкнул его Малиновский. - Так, дальше, - Жданов сцепил руки перед собой, и стал похож на американского проповедника в этом черном костюме, гладко причесанный, волосок к волоску, вдохновенный. – Еду я в этом поезде и счастлив несказанно. У меня полные карманы денег, меня обслуживают по первому разряду, в мое купе постоянно ломятся самые прекрасные девушки. Я же только коплю ощущения. - Ты заводишь меня слишком далеко, к чему, к чему? Приподнимай занавеску, давай уже, - поторопил его Роман. - Слушай, - Жданов улыбнулся, смотря вокруг, словно подбирал нужные слова. – Я-то думал, что эти люди входят в мое купе только для того, чтобы развлечь меня. И когда они мне надоедают, проводник ссаживает их на каком-нибудь полустанке моей памяти, и я совершенно забываю про них. - Андрюш, тебе бы только книжки писать, фантастические. Я не понимаю, к чему ты ведешь. - Ты, кажется, просил меня об этом сам, так теперь не перебивай! – рассерженно воскликнул Жданов. - Хорошо, не волнуйся так, я же слушаю, - извиняясь, сдался Малиновский. - Я думал, что несусь по самой середине жизни, по железнодорожной колее, прямо к цели, которую сам определил и приказал машинисту держать туда курс. Я думал, что везу всю жизнь в своем поезде, в вагоне-ресторане, в почтовом вагоне, в вагоне с джакузи и бассейном, в двухэтажном вагоне с только что отстроенными пахнущими краской танцполами, - Жданов щелкал пальцами, пытаясь поймать мысль. – Я думал, что люди на станциях, мимо которых я с грохотом проезжал, завидуют мне, мечтают оказаться рядом, пройти через мое купе. Но все на самом деле было не так! – он размахнулся и вдруг хлопнул Малиновского по плечу, так, что тот вздрогнул и чуть не ударил по тормозам. - Аккуратней, Ждан! Иначе точно не доедем! – возмутился Роман, вернув Жданову удар кулаком в предплечье. - Да подожди ты! Я… Я… понял, что это не так! Никуда я не ехал, никуда, понимаешь, я сидел… на больших черных, запылившихся чемоданах. В каком-то богом забытом… зале ожидания. Да, именно! В полутемном зале ожидания, полном таких же идиотов, как и я сам. Такие залы часто показывают в кино про… военный коммунизм. И никто не рвется ко мне. Так, на несколько часов хотят заполнить мной свое время, пока ждут свой поезд. Наверное, я из всех посетителей был самым приятным на вид, еще не настолько побитым молью, и глаза поблескивали. И может, даже кто-то мог ради меня оставить мир, сесть рядом со мной, вложить в мою руку свою ладонь. Не знаю, почему, - Жданов озабоченно потер лоб рукой. – Этот пункт я не обдумывал пока. Но это и не важно. Важно то, что оказывается, вся жизнь пролетала мимо меня блестящей электричкой, вместе со всем богатством ощущений. А у меня всего-навсего не было на нее билета… - он, как будто осознавая что-то, улыбался в пустоту. - И билет продала тебя Катя Пушкарева, я догадался, - тон Малиновского стал похож на тон врача-психиатра. - Нет, Ром, не продала, она и была билетом, - Жданов облегченно вздохнул. - Застрелите меня, если я что-нибудь понял. Посадили грушу, выросла яблоня, а на ней треугольные бананы, гроздьями… Но красиво. Жданов посмотрел на него странно-странно. Малиновский почувствовал осуждение в его взгляде. - Я в порядке, извини, больше никаких вопросов, - быстро сказал он. – Она на самом деле чудная девушка, правда, немного не в моем вкусе. - Немного не в твоем вкусе? – усмехнулся Жданов, словно приходя в себя. – Малиновский, вспомни, как ты ее называл, пока я не понял, что люблю Катю. Вспомни все обидные прозвища, которые ты придумывал ей, с каждым разом новые. И как ты относился к ней после того, как я признался ей в любви. Ты верил в это меньше всех на свете, даже меньше ее самой! И что ты скажешь сейчас? Малиновский молчал, и не смотрел в его сторону, вдруг полностью захваченный дорогой. - Я хочу тебе сказать только одно, - добавил Жданов. - Ничто и никто не повлияет на мое чувство к ней. Никакие слова, никакие сомнения. Ничьи советы и насмешки. Не только сегодня. Тебе может показаться, что я на душевном подъеме, потому что сегодня – наша свадьба. Нет, так будет всегда. Я не хочу уничтожить нашу дружбу. Это последнее, на что бы я решился. Но… так будет, что любимая женщина всегда будет для меня важней… - Извини, если ты так все это себе представлял, - серьезно ответил Роман. – И… если ты ее полюбил, то уж я-то как-нибудь научусь ее уважать. - Ой, Катя, какая же ты все-таки!.. – вновь пораженно воскликнула Пончева, когда, наконец, они поправили все складки на свадебном платье. – Я никогда таких красивых невест не видела, - и она широко улыбнулась. - Ну, как ты можешь сравнивать с кем-то еще, Тань? - притворно возмутилась Амура. – Ты просто никогда таких счастливых не видела. - Ой, Кать, как я тебе завидую, - простонала Тропинкина. – Наша очередь еще только через два месяца подойдет, а я уже не могу ждать. Главное, Федька говорит, что жить без меня не может, но только ничего делать не собирается, чтобы поскорее... Говорит, паразит, что ему надо мои чувства проверить. - Не переживай, Машка, - успокоила ее Шура. – Успеете. Сначала нам надо Катьку замуж выдать. И удачно. - И надолго! – рассмеялась Амура, и тут же все присутствующие зашикали на нее, пока она три раз не стукнула по крепкой коричневой столешнице. - Девчонки, я так волнуюсь, у меня даже коленки дрожат. Я так себя только при поступлении на экономический чувствовала, - смущенно призналась Катя, когда женсовет замолк. - Ничего, доченька, Юлиана уже звонила, сказала, что сейчас придет. Сделают тебе прическу и накрасят. Глазки подведут, губки… тени, стрелочки… - пролепетала Елена Александровна, взволнованная не меньше Кати. - А мы чего сидим? Совсем мало времени осталось. Мы же хотели конкурсы приготовить… для жениха, - спохватилась Тропинкина. - Это для Андрея Павловича-то, - закусив губу, пробормотала Татьяна. - Может, не будете его мучить, а? – попросила Катя. – Не знаю, как ему это понравится. - Ничего, хочет жениться, всё, как миленький, исполнит! – рассмеялась Светлана. - Жданов – мужчина взрослый, серьезный, девчонки. Шуток над собой не потерпит, - засомневалась Ольга Вячеславовна. – Смотрите, как бы завтра он нас заявления на увольнение не попросил на стол положить, - с улыбкой закончила она. - Ну, нет, - тут же воскликнула Катя. – Во-первых, президент пока я, а во-вторых,.. Он ни такой… совсем… девочки, ну, вы чего? – удивленно рассмеялась она. – Просто я думаю, может, не стоит его особо пытать, это ему может не понравиться… А виноватой буду я? Что я все это вам разрешила? - Ой, девочкииии!, Я, кажется, знаю, как… он, это… будет тебя сегодня… наказывать! – крикнула Тропинкина и оглушительно расхохоталась своим заводным, звонким смехом. Кто-то присоединился к ней, но Катя только опустила глаза и слегка покраснела. - Ладно, хватит вам трещать, балаболки, - распорядилась Ольга Вячеславовна, видя, как Катя потупилась. – Если хотите подороже свою подругу продать, так нечего прохлаждаться, идите, готовьтесь. Когда все вышли из комнаты, и Катя осталась одна, волнение не улеглось, как она рассчитывала. Наоборот, в одиночестве, в тишине, чувства обнажились, звенели в воздухе, как туго натянутые струны. Ночью, когда она держала в своей руке горячую ладонь Андрея, было так спокойно. Она могла бы провести всю жизнь, проста сидя рядом и наблюдая, как двигаются его глаза под закрытыми веками, рассматривавшие какие-то, ей неведомые сны. Он молчал, ничего не говорил, не пытался ее обмануть, ничего не требовал и не трогал ее. Последнего она боялась больше всего на свете. Андрей так умел прикоснуться к ней, что не было ни одного, даже самого невесомого поцелуя, который бы она забыла. Он так умел обнять ее и прижать к себе, что Катя теряла остатки мужества и разума. Она понимала, если это будет повторяться ежедневно и постоянно, а не тогда, когда это позволяли бы приличия или уединение, ей будет уже не выбраться из этого глубокого омута. «Скорей бы уже Юлиана приехала», - с тоской подумала Катя, поднимаясь и тревожно выглядывая в окно. Приехала, чтобы помочь ей понять. Чего же она все-таки боялась? Стать женой Андрея? Нет. Катя хотела этого больше всего на свете. Боялась того, что ей сегодня предстояло, всех взглядов, косых и доброжелательных, шепотов, и поздравлений вслух? Нет, она мало думала об этом. Все казалось ей таким незначительным рядом с тем, что ждало потом. Через несколько часов и через несколько лет. Может, сейчас Катя боялась, что произойдет нечто такое, что сделает их свадьбу невозможной? Неужели это нечто еще могло притаиться где-то? «Если кому-нибудь здесь известны препятствия, из-за которых эти двое не могут сочетаться законным браком, пусть он скажет об этом прямо сейчас». Где-то она видела, что так делается. Пусть это звучало немного старомодно и даже замогильно, но возможность-то была! И потому Кате хотелось скорее увидеть ободряющий взгляд подруги, услышать спокойные уверенные слова. Ей хотелось рассказать о собственном счастье и понять, наконец, что она на самом деле счастлива. Юлиана всегда могла поддержать Катю, и ей единственной, да еще, может быть, Кольке, она могла рассказать о том, что ее мучает и что дает ей силы. Ответом на ее мысли прозвучал звонок во входную дверь, а затем она услышала голос своей бывшей начальницы. Не в силах ждать дальше, Катя выбежала в коридор, приподнимая тяжелую юбку обеими руками.

Автор:	Николетта [ 26-01, 11:00 ]
Заголовок сообщения:
Катя в который раз пыталась начать разговор с Валерием Сергеевичем. И в который раз он молча отворачивался от нее, или проходил мимо. Елена Александровна тоже ничего не могла выяснить у мужа, он стойко хранил молчание. Когда Катя вновь обратилась к отцу все с тем же вопросом «что случилось», ее прервал звонок мобильного телефона. - Папа, подожди, скажи мне только, в чем дело? – воскликнула еще раз Катя, но безнадежно. – Мне очень некогда сейчас… Пап, ну пожалей ты меня. Сейчас девчонки подъедут, они там что-то собирались делать. И Юлиана обещала привезти визажиста… Мне некогда решать твои загадки, папа… - Я не хочу разговаривать с тобой, слышишь, не хочу. Ты лучше вот ответь на телефон. Ответь. Руку на отсечение даю, что там Андрей… Павлович… с новостями для тебя. Ответь-ответь, - и Валерий Сергеевич кивнул в сторону настойчивого звука и скрылся на кухне. - Андрей? – удивилась Катя. – Но… ведь рано еще, - девушка тревожно посмотрела на часы. – Мам, платье… Выложи платье… - Хорошо-хорошо, доченька. Ты… не беспокойся. Папа просто очень за тебя волнуется. Вот и не в духе, - Елена Александровна склонилась над ней и зашептала, - Он со вчерашнего вечера такой… странный. Мне ни слова. Я уже ему и валерьянки предлагала и водочки. Не хочет. - Мам, ты просто платье вытащи, чтобы внизу чуть-чуть расправилось, договорились? – Катя выжидательно посмотрела на нее, крутя мобильник в дрожащих руках. На дисплее высветилось одно только короткое имя «Андрей». - Ты лучше ответь, Катерина, - крикнул Валерий Сергеевич из кухни. Она сняла трубку. - Да, привет, - сказала она просто, с замиранием сердца ожидая ответа Андрея. - Привет, - услышала она мягкий, вкрадчивый голос, голос, который она так любила. - Как твое самочувствие? – спросила Катя без тени насмешки. - Со мной всё в порядке, - улыбнулся Андрей. – Я просто хотел сказать тебе спасибо. - Спасибо? Мне? За что? – удивилась Катя, думая, о чем он мог догадаться. - За то, что ты посетила меня сегодня ночью, - загадочно объяснил Жданов. - Я? Сегодня ночью? Постой, но… меня не было сегодня ночью… у тебя, - Катя старалась, как могла. - Катенька, девочка моя, любимая моя, ну не надо, я и так сегодня с утра сам не свой. Давай, ты не будешь сейчас говорить, что тебя не было, - начал Андрей спокойно. – Иначе я с ума сойду окончательно. - Андрей, но с чего ты взял?... – Катя неловко пожала плечами, радуясь тому, что Андрей не видит виноватого выражения ее лица. - Сначала эта чашка идиотская, потом звонок Валерия Сергеевича, потом Раиса Захаровна с Кирой… - перечислял Андрей, и голос его наливался уверенностью и спокойствием с каждым словом. - Зачем тебе звонил папа? – испуганно воскликнула Катя, прижав руку к груди. - Чтобы сказать мне, что его дочь ушла из дома в полночь, а вернулась почти под утро, - мягко рассмеялся он. – И как он утверждает, ты была все это время у Зорькина, ты провела с ним ночь, изменив мне, - тут уж Жданов не стал сдерживать почти торжествующий смех. Катя дала ему выплеснуть эмоции. - А почему ты решил, что это не может быть правдой? – сдержанно спросила Катя, не сдаваясь до последнего. - Я, конечно, законченный кретин, что не забрал ключ у Киры. И кретин вдвойне, что не дал их тебе, но я… Я сейчас… нахожусь в таком… состоянии, что иногда не помню, как меня зовут… - оправдывался Жданов сбивчивым голосом. Катя с трудом сдерживала смех, чтобы не смутить его еще больше. Она только, сама ужасно смущаясь, подумала, как же ей нравилось напоминать ему его имя в самых головокружительных ситуациях. - И когда я услышал, что ты не ночевала дома,.. мне почему-то сразу стало все ясно, - уже уверенно закончил Жданов. - Сразу? – принялась дразнить его Катя. - Ну, нет, конечно, мне пришлось помучиться, прежде чем я додумался. Я был так изнурен… - рассмеялся Жданов. - Андрей, ты был мертвецки пьян. Мне удалось войти, хозяйничать на твоей кухне, просидеть около тебя полночи, только меняя ледяные компрессы, - сказала Катя. – И ты даже глаз не приоткрыл! - Ты могла бы разбудить меня! – обвинил ее в свою очередь Жданов. – Почему ты бродила по моей квартире, словно приведение, и не удосужилась… - Не смешите меня, Андрей Павлович, - улыбнулась Катя. – Только бы я попробовала разбудить тебя, сегодня… сил не было бы ни у кого из нас… - Да, так просто я бы тебя не отпустил, - подтвердил ее догадки Жданов. – Скажи мне только одно… Как Кира отреагировала на все это? Тебе ведь пришлось звонить ей. - Она… она была… Андрей, она – очень хороший человек, а ставить ей в вину то, что ты ее разлюбил, я думаю, непорядочно, - попыталась объяснить Катя. - Но все-таки? – настаивал Андрей. - Она сама была удивлена моему звонку. У нее самой совсем выпало из головы, что она не отдала тебе ключи от квартиры, и она не искала отговорок, чтобы отказаться… Она привезла мне ключи, и сказала, что это… Это… Это ее свадебный подарок, - все тише и тише звучал голос Кати. Жданов молчал. Она только слышала его размеренное дыхание. - Катюш, ты… Я все никак не могу понять, за что мне такое? – внезапно спросил он. - Это ты про меня, Андрей? - смутилась она. - Про тебя, конечно, глупышка, - отозвался Жданов. – Я постоянно думаю, что не заслужил такое… чудо. - Ну, перестань, я прошу тебя, - Катя кляла себя, что всё опять свелось к его бесчисленным комплиментам. Под их градом она пока чувствовала себя неловко. - И еще я… - Андрей, пожалуйста, если ты не хочешь, чтобы я сгорела со стыда… - И еще я просто в бешенстве… - прервал он, не замечая ее замешательства. Голос Андрея звучал так, будто бы он в бессильной ярости сжал зубы, – что ты не разбудила меня, Кать. - Осталось всего несколько часов, Андрюш, - сказала Катя, чувствуя, как будто что-то обрывается внутри нее. Прикрыв глаза, она ощущала головокружение. Приятное, словно, она начинала движение вверх в вагончике безумных американских горок. - Да, всего несколько часов, - Катя слышала широкую улыбку Андрея. – Если тебе удастся победить Валерия Сергеевича… Я люблю тебя. - Я так понимаю, что ты манкируешь объяснениями с папой? – поинтересовалась Катя. Пожатие плеч было бы трудно передать на расстоянии, но девушке показалось, что именно это сейчас и сделал Жданов. - Ну, хорошо же! Попрошу девочек, чтобы они, как следует, тебя отделали… - Отделали? – удивился Жданов. - Да. На выкупе… - Однако, меня в который уже раз пугают этим странным словом «выкуп», - сказал он. - Ничего не знаю. Я не собираюсь тебе поддаваться, - задорно ответила Катя. – Но… это совсем не значит, что я тебя не люблю. Катя стояла перед зеркалом абсолютно обнаженная и придирчиво разглядывала себя. Совершенно серьезно, без даже слабой улыбки, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, закусив уголок губы, она взглядом очерчивала собственное тело. Она подняла одну ладонь и провела по бедру, с удовольствием отмечая, что за последний месяц ей удалось похудеть еще на пару килограммов, и очертания выровнялись, стали плавными, гладкими. И вместе с тем бедра были все также соблазнительно широки, грудь тяжела, плечи по-женски округлы. Она только что вышла из душа, тщеславно напомнив сама себе Венеру в капельках воды вместо жемчужных украшений и хлопьях пара вместо белоснежных шелковых покрывал. Катя подняла руку и мягко коснулась кожи плеча, затем скользнула к локтю, провела щекочущую линию до самого мизинца. Да кем же еще, как не Венерой, быть ей сегодняшней ночью? Богу положена его персональная богиня, и она должна быть богиней. Она будет богиней. Катя зачерпнула из большой прозрачной банки пригоршню розового пушистого крема и тягучими, плавными движениями растерла его по груди и животу. Нежный аромат, не резкий, слегка уловимый, окатил ее невидимой волной. Потом она принялась ласкать новыми порциями этого нектара свои руки, затем бедра, спускаясь к самым пальчикам ног. Ласкала и проверяла свое тело, каждую впадинку, каждую родинку. Ласкала и представляла, что будет чувствовать ее муж кожей своих ладоней, когда будет прикасаться к ней. И ей на мгновение захотелось прикрыть глаза, будто бы на самом деле она была в ванной не одна. Внезапно в дверь постучали, так что Катя даже вздрогнула, настолько неожиданным и резким оказался звук. Она нашла свой затуманенный мечтами взгляд в зеркале и отозвалась. Хотя ей так не хотелось прерывать блаженную тишину последних часов своего девичества. - Я уже выхожу, - громко сказала Катя и потянулась за халатом. - Катенька, - услышала она голос мамы. – Девочки пришли. Я их пока на кухне расположу, чтобы ты могла одеться. - Мам, нет, - сказала Катя, открывая дверь. – Их – ко мне. Елена Александровна недоуменно смотрела на нее. В коридоре разноцветной стайкой шумел женсовет. - Катя! Кать, - подбежала к ней Пончева. – Кать, слушай, какая ты, а… - и засмотрелась на нее. – А мы тут… Ну, ты такаяяяя!.. - Пончик, оставь ты невесту в покое, - отозвалась Шура. – Ей сегодня положено… - Это ты еще без платья пока, - немного завистливо добавила Амура, качая головой. - Тань, ну какая? – рассмеялась Катя. – Девочки, не до этого сейчас. Заходите, все заходите ко мне, помощь нужна с этим платьем. Я сейчас. - Мы всё принесли… ну, для выкупа, - взволнованно вздымая пышную грудь, выпалила Тропинкина. - Хорошо, - улыбнулась Катя. – Девчонки, поможете мне со свадебным платьем? Оно такое… мне к нему прикоснуться страшно, - она испуганно хихикнула. – Я его только у Милко ведь мерила. И… еще Юлиана скоро подойдет, ну, прическа… макияж там… - она неопределенно взмахнула ладонью около своего лица. - Волнуешься, да? – спросила Света, мягко обнимая подругу за талию. - Ой, девочки, а вы как бы себя чувствовали. Я вот почти весь свадебный пирог съела, пока Пончика ждала, - многозначительно сказала Татьяна и тут же задорно улыбнулась. – Да всё будет хорошо, Кать, ведь вы так друг друга любите… - Катюш, не переживай, я тебе помогу, - Ольга Вячеславовна похлопала ее по плечу. – Мы все поможем. Ну, чего ты? - Ага… Хоооорошо, - вздохнула Катя, сжимая руки в уверенные кулачки. – Девчонки, посидите пока у меня, я скоро. Она по-хозяйски загнала всех в свою комнату, а сама зашла на кухню, где, уставившись в телевизор невидящим, отсутствующим взглядом, сидел Валерий Сергеевич. - Папа, я… - начала Катя. Отец резко повернулся в ее сторону, и тут же еще больше насупился, однако ничего не сказал. - Я поговорила с Андреем… Он мне все рассказал, - на ее губах играла спокойная улыбка уверенного в себе человека. - Да? И что? Надеюсь, свадьбы не будет, - Валерий Сергеевич скрестил руки на груди и отвернулся от дочери. - Папа, - укоризненно проговорила девушка и подошла к нему. Она встала сзади и обвила руками его за плечи. – Пап… В такой день… Давай не будем сегодня ссориться. - Я с тобой не ссорился. Не я же твой муж, которого ты начала обманывать… еще до свадьбы, - отрывисто сказал ей отец. - Я не могу молчать сегодня, но… я была не у Коли, - смех предательски закрадывался в ее проникновенное признание. - Не у Кольки? – удивился он. – Где ж ты бродила, скажи на милость, - спросил Валерий Сергеевич уже без особого интереса, словно все понял про свою непутевую дочь. – Кольку бы я еще смог понять. Все-таки друг… - Я была у Андрея, - просто ответила Катя. – У Андрея Павловича Жданова, если тебе угодно, своего жениха, то есть будущего мужа. Отец снял с себя ее объятия и встал, нахмурено глядя на девушку. - Ты хочешь сказать, что провела целую ночь в доме Жданова? Ты это хочешь сказать? И не стыдно тебе, Катерина, признаваться в таком… - он оглядел всю комнату в надежде подобрать емкое, но приличное слово. – Не смогли день простоять, да ночь продержаться? - Почему, ну, почему мне должно быть стыдно, пап, - не сдержалась и рассмеялась она. – Сегодня Андрей станет моим мужем, если ты еще это не забыл. - До свадьбы… - Валерий Сергеевич раздраженно цыкнул. – Ночью. Что люди скажут? - Но ведь я люблю его, папа, - ничто и никто сегодня не смог бы стереть с ее лица эту улыбку. - Но… Я… Катюш… Я не хочу тебя отпускать, ты знаешь, - вдруг сдался Валерий Сергеевич. - И просто ищешь любой способ, чтобы не отпускать? – кивнула она и приблизилась. - Да…, - отец почесал в затылке. – Я всё понимаю, что ты замуж выходишь и все такое, но… все равно ничего не могу с собой поделать. Почему вы не можете жить с нами? – удивленно воскликнул он. - Папа, послушай, я люблю Андрея, уже очень давно. Но разве это значит, что я тебя разлюбила, - Катя наклонила голову к плечу отца, тот обнял ее, спокойный, улыбающийся. - Но теперь-то у тебя прибавится забот, чтобы еще про родителей помнить, стариков, - пожурил он ее. - Я никуда не денусь, если захочешь, сможешь видеть меня хоть каждый день, - Катя надеялась, что ее слова не были похожи на начало сделки. - Тут уж будь уверена, каждый вечер на ковер ко мне, с рапортом, - усмехнулся он. – Но… расскажи мне… Зачем ты ходила к Андрею… Павловичу…? - Так получилось, пап, - немного смутилась Катя, отстраняясь. – Ты знаешь, - она выдохнула все сомнения. – Вчера Малиновский устроил этот пресловутый мальчишник. - Что еще за мальчишник? – спросил Валерий Сергеевич. - Ну, не говори, что у тебя такого не было. Мужское братство, прощание с холостой жизнью, громкая вечеринка, - дочь попыталась напомнить ему. - Нет, когда мы с твоей мамой женились, мы никакого такого мальчишника не устраивали… Мы любили друг друга, так чего нам было жалеть о холостяцкой жизни? - Валерий Сергеевич развел руками. - Ну, хорошо-хорошо, - тихо рассмеялась Катя. – Не в этом дело, Андрей тоже попал на этот мальчишник только по принуждению… князя Малиновского, - Катя с пафосом закатила глаза. – И ему было плохо, знаешь, хватил лишнего… И я не смогла быть дома одна… Волновалась очень. И просто поехала к нему. - Вот они, эти твои современные нравы. Мальчишники, девичники. Просто поехала?... – неодобрительно проговорил отец, крепче прижимая к себе Катю. - Так скажем, это очень старая традиция. А на девичник я девчонкам только мамины пироги предложила, да домашнее вино. И разошлись в одиннадцать. - Ты еще мамины пироги поругай, вообще загремишь на гауптвахту, - полушутя полусерьезно пригрозил ей отец. – Я должен был тебя беречь для мужа. А ты… то есть вы… ай! - Ну, ничего не было, пап, - успокоила она его. – И даже если бы и было. Это единственный человек, который… который этого заслуживает, - смущенно добавила она. Валерий Сергеевич нашел ее глаза и мудрым взглядом посмотрел на нее: - Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, значит, он тебя на самом деле заслужил. - Ром! Ну, ты слишком круто поворачиваешь! - в который раз выкрикнул Жданов, вцепившись в ручку на двери. – Можешь вести чууууточку осторожней? - Ну, Жданов, в Америку собираться, да дождя бояться… - рассмеялся друг. – Ты готов связать себя священными узами брака на всю жизнь, вон даже траурный костюм по этому поводу нацепил, и боишься попасть в автокатастрофу? Не смеши меня, и… пристегнись. Мы и так опаздываем. Жданов потянулся за ремнем безопасности, не отрывая глаз от стремительно несшейся им навстречу дороги. Они только что выбежали из дома, запрыгнули в машину и теперь мчались по шоссе в сторону ближайшего салона красоты. Выбриться и причесаться, как следует, Жданову не удалось. Руки дрожали, то ли от бурного вчерашнего вечера, то ли от поднимавшегося со дна живота волнения. Потом по программе у Малиновского стоял визит в ресторан. Он так гнал Андрея, что даже не дал ему выпить хоть чашку кофе. Говорил, что позавтракать прилично можно будет только в ресторане. - Мы спешим. Дел еще целая куча, - озвучил Роман мысли Жданова. - Слушай, я не знаю… - он нервно рассмеялся. – Я будто бы и хочу того, что должно произойти, и будто бы… Знаешь, вот хочется заснуть, а потом проснуться, и всё уже готово… - Понимаю-понимаю, - Малиновский закачал головой. – Хочется пропустить все неприятное, скучное, обязательное, и перейти к десерту? – он улыбнулся Андрею. – Ну, ты же знаешь, ее родители точно будут против. - Да я не об этом! – рассердился Жданов такой догадливости друга. - Ну, попробуй себя обмануть… - предложил Малиновский. – Мне редко встречались парни, которые в свадебной церемонии находили бы удовольствие. - Когда это ты стал специалистом в мужской психологии? По-моему, ты с другого берега, - усмехнулся Жданов. – Неделю назад ты даже не знал, что полагается свидетелям делать. - Это просто потому, что меня никогда не заставляли быть свидетелем, - пожал Малиновский плечами. – Но на свадьбах я был! На нескольких. Правда, эти пары уже развелись… Но тогда-то об этом никто не знал! - Что ты несешь? – удивился Жданов. – Не отвлекайся от дороги, ты и так гонишь порядочно. И не надо вот таких разговоров мне под руку. Я чуть не потерял невесту... сегодня с утра… с твоей легкой руки. - Жданов, Жданов! – внезапно громко воскликнул Роман. – Научи меня так, Жданов, а? Я тоже хочу так влюбиться, в одну, в самую неприметную, но с огромным добрым сердцем. - Ты так и напрашиваешься? – зло повернулся к нему друг. – Еще несколько слов, свадьба не закончится, а начнется мордобоем! - Нет. Ты меня не понял. Я не шучу. Я действительно хочу осознать, как могло так произойти, чтобы ты, неисправимый бабник, влюбился в… в… Катю Пушкареву. Надеюсь, этим именем всё сказано. А сегодня ты собрался на ней женится! - Интересно, что ты скажешь, если я тебе сообщу, что еще и венчание задумал? - ослепительно улыбнулся Андрей. Малиновский резко вильнул вправо, чуть не наехав на тротуар. Испуганные внезапным маневром пешеходы разбежались матерящейся стайкой. - Что? Венчание? Это еще что такое?! – выкрикнул он. – Жданов, так ты думаешь, что это… всё это… на всю жизнь? Навсегда? - Господи, ну, сколько можно тебе повторять, что я люблю Катю. Люблю. Люблю. Люблю. - Жданчик! Ты вырастаешь в моих глазах. Я голову твою уже не вижу, она - в облаках, - рассмеялся Малиновский. - Боже, ты когда-нибудь можешь хоть что-то воспринимать серьезно, - вздохнул Жданов вполне риторически. - Вот посмотри, какой-то салон, - и он указал пальцем на красочную вывеску. - Я вез тебя в нечто более презентабельное, - Малиновский неодобрительно оглядел фасад. – Но если ты хочешь здесь… - Не важно, нечего время терять. - Я жду тебя в машине. Мне понадобится какое-то время, чтобы прийти в себя после твоих признаний, но, - Роман угрожающе поднял палец, – мы еще не закончили разговор. А пока убирайся, я не хочу тебя видеть! - Как скажешь, - рассмеялся Жданов, открывая дверь. - Так, о чем мы там говорили? – припомнил Малиновский, как только Жданов, еще благоухающий чем-то сладким, сел на пассажирское сиденье. - Сначала скажи, это прилично? – взволнованно он отогнул козырек и осмотрел себя в зеркале. Роман, не скрывая веселья, рассмеялся. – Ничего смешного, у нее было только двадцать минут, чтобы привести меня в порядок. - Да все нормально. Ты же не на первое свидание едешь, я тебя умоляю! – продолжал потешаться Малиновский. – Так о чем же мы говорили? – спросил он, заводя машину. - Ты лучше скажи мне, куда ты собираешься ехать завтракать, - поинтересовался Жданов, откидываясь в кресле. – Сразу хочу тебя предупредить - только в зал для некурящих. Меня еще до сих пор мутит от воспоминаний о вчерашнем смоге. - Ладно-ладно. Сегодня твой праздник, так и быть, - разрешил ему Роман. – Ну, так о чем же мы там говорили? – троекратно спросил он. - Кажется, ты пытал меня насчет любви, - усмехнулся Андрей. - Ах да! – будто бы вспомнил Малиновский, ударив ладонями руль. – Да, любовь… Зачем ты мучаешь меня? Ну, так зачем? - Я не понимаю, к чему весь этот разговор? – Жданов в волнении облизал губы. - Я же тебе говорю, я хочу понять! – убедительно воскликнул Роман. - Время убить скорей. Ну, ты сам просил… - Жданов набрал в грудь воздуха. - Нет, подожди, - остановил его Роман. – Только серьезно, договорились? Серьезно, я прошу тебя. - Малиновский, это все напоминает мне разборки двух голубых, один из которых готовится покинуть другого, - раздраженно выкрикнул Жданов. – Обратись за этим к Милко. - Считай, что так. Пойми, что для меня это такое же событие, как и для тебя, - Роман сделал вид, будто смахивает слезу. - Хорошо. Если серьезно, то… Я до Кати знаешь как жил? Также как и ты сейчас, - тут же взгляд Жданова стал сосредоточенным. Он помолчал, пожевал губами, прежде чем продолжить. – Я думал, что еду в суперновомодном сверхскоростном поезде. СВ, официантки, первоклассное купе. Причем я думал, что нахожусь в голове поезда, - и замолчал. - Жданов, я так люблю твои образы, но… это ведь не конец еще, да? – подтолкнул его Малиновский. - Так, дальше, - Жданов сцепил руки перед собой, и стал похож на американского проповедника в этом черном костюме, гладко причесанный, волосок к волоску, вдохновенный. – Еду я в этом поезде и счастлив несказанно. У меня полные карманы денег, меня обслуживают по первому разряду, в мое купе постоянно ломятся самые прекрасные девушки. Я же только коплю ощущения. - Ты заводишь меня слишком далеко, к чему, к чему? Приподнимай занавеску, давай уже, - поторопил его Роман. - Слушай, - Жданов улыбнулся, смотря вокруг, словно подбирал нужные слова. – Я-то думал, что эти люди входят в мое купе только для того, чтобы развлечь меня. И когда они мне надоедают, проводник ссаживает их на каком-нибудь полустанке моей памяти, и я совершенно забываю про них. - Андрюш, тебе бы только книжки писать, фантастические. Я не понимаю, к чему ты ведешь. - Ты, кажется, просил меня об этом сам, так теперь не перебивай! – рассерженно воскликнул Жданов. - Хорошо, не волнуйся так, я же слушаю, - извиняясь, сдался Малиновский. - Я думал, что несусь по самой середине жизни, по железнодорожной колее, прямо к цели, которую сам определил и приказал машинисту держать туда курс. Я думал, что везу всю жизнь в своем поезде, в вагоне-ресторане, в почтовом вагоне, в вагоне с джакузи и бассейном, в двухэтажном вагоне с только что отстроенными пахнущими краской танцполами, - Жданов щелкал пальцами, пытаясь поймать мысль. – Я думал, что люди на станциях, мимо которых я с грохотом проезжал, завидуют мне, мечтают оказаться рядом, пройти через мое купе. Но все на самом деле было не так! – он размахнулся и вдруг хлопнул Малиновского по плечу, так, что тот вздрогнул и чуть не ударил по тормозам. - Аккуратней, Ждан! Иначе точно не доедем! – возмутился Роман, вернув Жданову удар кулаком в предплечье. - Да подожди ты! Я… Я… понял, что это не так! Никуда я не ехал, никуда, понимаешь, я сидел… на больших черных, запылившихся чемоданах. В каком-то богом забытом… зале ожидания. Да, именно! В полутемном зале ожидания, полном таких же идиотов, как и я сам. Такие залы часто показывают в кино про… военный коммунизм. И никто не рвется ко мне. Так, на несколько часов хотят заполнить мной свое время, пока ждут свой поезд. Наверное, я из всех посетителей был самым приятным на вид, еще не настолько побитым молью, и глаза поблескивали. И может, даже кто-то мог ради меня оставить мир, сесть рядом со мной, вложить в мою руку свою ладонь. Не знаю, почему, - Жданов озабоченно потер лоб рукой. – Этот пункт я не обдумывал пока. Но это и не важно. Важно то, что оказывается, вся жизнь пролетала мимо меня блестящей электричкой, вместе со всем богатством ощущений. А у меня всего-навсего не было на нее билета… - он, как будто осознавая что-то, улыбался в пустоту. - И билет продала тебя Катя Пушкарева, я догадался, - тон Малиновского стал похож на тон врача-психиатра. - Нет, Ром, не продала, она и была билетом, - Жданов облегченно вздохнул. - Застрелите меня, если я что-нибудь понял. Посадили грушу, выросла яблоня, а на ней треугольные бананы, гроздьями… Но красиво. Жданов посмотрел на него странно-странно. Малиновский почувствовал осуждение в его взгляде. - Я в порядке, извини, больше никаких вопросов, - быстро сказал он. – Она на самом деле чудная девушка, правда, немного не в моем вкусе. - Немного не в твоем вкусе? – усмехнулся Жданов, словно приходя в себя. – Малиновский, вспомни, как ты ее называл, пока я не понял, что люблю Катю. Вспомни все обидные прозвища, которые ты придумывал ей, с каждым разом новые. И как ты относился к ней после того, как я признался ей в любви. Ты верил в это меньше всех на свете, даже меньше ее самой! И что ты скажешь сейчас? Малиновский молчал, и не смотрел в его сторону, вдруг полностью захваченный дорогой. - Я хочу тебе сказать только одно, - добавил Жданов. - Ничто и никто не повлияет на мое чувство к ней. Никакие слова, никакие сомнения. Ничьи советы и насмешки. Не только сегодня. Тебе может показаться, что я на душевном подъеме, потому что сегодня – наша свадьба. Нет, так будет всегда. Я не хочу уничтожить нашу дружбу. Это последнее, на что бы я решился. Но… так будет, что любимая женщина всегда будет для меня важней… - Извини, если ты так все это себе представлял, - серьезно ответил Роман. – И… если ты ее полюбил, то уж я-то как-нибудь научусь ее уважать. - Ой, Катя, какая же ты все-таки!.. – вновь пораженно воскликнула Пончева, когда, наконец, они поправили все складки на свадебном платье. – Я никогда таких красивых невест не видела, - и она широко улыбнулась. - Ну, как ты можешь сравнивать с кем-то еще, Тань? - притворно возмутилась Амура. – Ты просто никогда таких счастливых не видела. - Ой, Кать, как я тебе завидую, - простонала Тропинкина. – Наша очередь еще только через два месяца подойдет, а я уже не могу ждать. Главное, Федька говорит, что жить без меня не может, но только ничего делать не собирается, чтобы поскорее... Говорит, паразит, что ему надо мои чувства проверить. - Не переживай, Машка, - успокоила ее Шура. – Успеете. Сначала нам надо Катьку замуж выдать. И удачно. - И надолго! – рассмеялась Амура, и тут же все присутствующие зашикали на нее, пока она три раз не стукнула по крепкой коричневой столешнице. - Девчонки, я так волнуюсь, у меня даже коленки дрожат. Я так себя только при поступлении на экономический чувствовала, - смущенно призналась Катя, когда женсовет замолк. - Ничего, доченька, Юлиана уже звонила, сказала, что сейчас придет. Сделают тебе прическу и накрасят. Глазки подведут, губки… тени, стрелочки… - пролепетала Елена Александровна, взволнованная не меньше Кати. - А мы чего сидим? Совсем мало времени осталось. Мы же хотели конкурсы приготовить… для жениха, - спохватилась Тропинкина. - Это для Андрея Павловича-то, - закусив губу, пробормотала Татьяна. - Может, не будете его мучить, а? – попросила Катя. – Не знаю, как ему это понравится. - Ничего, хочет жениться, всё, как миленький, исполнит! – рассмеялась Светлана. - Жданов – мужчина взрослый, серьезный, девчонки. Шуток над собой не потерпит, - засомневалась Ольга Вячеславовна. – Смотрите, как бы завтра он нас заявления на увольнение не попросил на стол положить, - с улыбкой закончила она. - Ну, нет, - тут же воскликнула Катя. – Во-первых, президент пока я, а во-вторых,.. Он ни такой… совсем… девочки, ну, вы чего? – удивленно рассмеялась она. – Просто я думаю, может, не стоит его особо пытать, это ему может не понравиться… А виноватой буду я? Что я все это вам разрешила? - Ой, девочкииии!, Я, кажется, знаю, как… он, это… будет тебя сегодня… наказывать! – крикнула Тропинкина и оглушительно расхохоталась своим заводным, звонким смехом. Кто-то присоединился к ней, но Катя только опустила глаза и слегка покраснела. - Ладно, хватит вам трещать, балаболки, - распорядилась Ольга Вячеславовна, видя, как Катя потупилась. – Если хотите подороже свою подругу продать, так нечего прохлаждаться, идите, готовьтесь. Когда все вышли из комнаты, и Катя осталась одна, волнение не улеглось, как она рассчитывала. Наоборот, в одиночестве, в тишине, чувства обнажились, звенели в воздухе, как туго натянутые струны. Ночью, когда она держала в своей руке горячую ладонь Андрея, было так спокойно. Она могла бы провести всю жизнь, проста сидя рядом и наблюдая, как двигаются его глаза под закрытыми веками, рассматривавшие какие-то, ей неведомые сны. Он молчал, ничего не говорил, не пытался ее обмануть, ничего не требовал и не трогал ее. Последнего она боялась больше всего на свете. Андрей так умел прикоснуться к ней, что не было ни одного, даже самого невесомого поцелуя, который бы она забыла. Он так умел обнять ее и прижать к себе, что Катя теряла остатки мужества и разума. Она понимала, если это будет повторяться ежедневно и постоянно, а не тогда, когда это позволяли бы приличия или уединение, ей будет уже не выбраться из этого глубокого омута. «Скорей бы уже Юлиана приехала», - с тоской подумала Катя, поднимаясь и тревожно выглядывая в окно. Приехала, чтобы помочь ей понять. Чего же она все-таки боялась? Стать женой Андрея? Нет. Катя хотела этого больше всего на свете. Боялась того, что ей сегодня предстояло, всех взглядов, косых и доброжелательных, шепотов, и поздравлений вслух? Нет, она мало думала об этом. Все казалось ей таким незначительным рядом с тем, что ждало потом. Через несколько часов и через несколько лет. Может, сейчас Катя боялась, что произойдет нечто такое, что сделает их свадьбу невозможной? Неужели это нечто еще могло притаиться где-то? «Если кому-нибудь здесь известны препятствия, из-за которых эти двое не могут сочетаться законным браком, пусть он скажет об этом прямо сейчас». Где-то она видела, что так делается. Пусть это звучало немного старомодно и даже замогильно, но возможность-то была! И потому Кате хотелось скорее увидеть ободряющий взгляд подруги, услышать спокойные уверенные слова. Ей хотелось рассказать о собственном счастье и понять, наконец, что она на самом деле счастлива. Юлиана всегда могла поддержать Катю, и ей единственной, да еще, может быть, Кольке, она могла рассказать о том, что ее мучает и что дает ей силы. Ответом на ее мысли прозвучал звонок во входную дверь, а затем она услышала голос своей бывшей начальницы. Не в силах ждать дальше, Катя выбежала в коридор, приподнимая тяжелую юбку обеими руками.

Автор:	Николетта [ 26-01, 11:01 ]
Заголовок сообщения:
Сквозь шум лихорадочно бьющегося сердца, отдающийся в ушах, Жданов услышал, как в коридоре начали собираться люди. Они все что-то возбужденно обсуждали, и он все чаще начал выхватывать из общего гула голосов свое и Катино имя, что-то про лошадей и сумасшествие. Катя вынырнула из поцелуя первая, Жданов все еще не мог открыть глаза. - Андрей, - тихим шепотом сказал она, прижимаясь головой к его груди. – Нам пора. - Да… - голос не слушался его, пришлось откашляться. – Да, - и он улыбнулся ей. Они подошли к двери, держась за руки. Быстро посмотрели друг на друга, и Катя распахнула ее. Тут же на них обрушился такой шквал человеческих эмоций, претензий, поздравлений, упрёков и восхищенных аплодисментов, что чуть не оглушил. - Ну, разве так можно, Андрей Павлович? – облегченно, но все еще нахмуренно восклицала Елена Александровна, тут же подскочив к дочери. – Ведь до беды могло дойти. - Андрей, Андрей, - только качала головой Юлиана. – Так, вижу, Леночка опять потребуется. - Ну, Палыч, ты даешь! – кричал Малиновский, махая ему пиджаком. - Вот погодите, я Маргарите Рудольфовне и Павлу Олеговичу все расскажу, - пригрозила Ольга Вячеславовна. - Ой, да может, не надо? – крикнула Тропинкина. – Так эффектно было, Андрей Павлович! - Ага! Эффектно. Скажешь тоже, Маша, - возмутилась Таня, без тени улыбки. – Вы когда полезли, я думала, всё, думала, всё… Всё, говорю, думала… - и уже собралась заплакать. - А я знала, что доберется, - смеялась Света. – Знала. Вы полезли, а я только об одном переживаю, что зря мы всё утро в подъезде трудились. - Да уж, чтоб я еще когда этих баб послушал! – энергично помогая себе руками кричал Федя. – Я ж битый час эти проклятущие шарики надувал, как каторжник! - Да, обвели вы всех вокруг пальца, Андрей Павлович, - добавила Амура. Стоявший совсем близко к Кате Зорькин чуть наклонился к ней и произнес: - Пушкарева, поздравляю, сколько ты за всю жизнь сможешь на билетах в цирк сэкономить! Хватит на собственный. Малиновский протиснулся сквозь толпу к Жданову и протянул ему пиджак: - Переодевайся. Или ты решил в таком виде в загс заявиться? Валерий Сергеевич подошел к нему и похлопал по плечу: - Отчаянный вы, Андрей Павлович. Вот не знаю, что вам – или медаль за находчивость, за то, что перед этим бабьим взводом не растерялись, или может, на гауптвахту лучше? Катюшку так испугал, шельмец! - Нет, папа, нет, я в порядке, - сказала Катя громко, глядя на то, как Жданов стягивает с себя длинную тунику. – Я в порядке. Жданов подумал, путаясь в доспехах, что гораздо сильнее он испугал ее, как только очутился в комнате. И лукаво улыбнулся, бросив на Катю короткий взгляд. - Так, товарищи, прошу прекратить гам! Как поедем? Как поедем? Как брачующихся повезем? – прервал общее оживление Малиновский, помогая Жданову выбраться из кольчуги. - Ну, как, как? – Валерий Сергеевич многозначительно развел руками. – У жениха транспорт есть. Внизу, вороной масти. А невесту повезу я, по-простому, на авто. - Ну у нас для жениха тоже авто имеется, - подмигнул Пушкареву-старшему Малиновский. - Так, Палыч, жду тогда тебя внизу, я это всё Игорю пока отдам, - Роман схватил снятую Ждановым одежду. – Да, чуть не забыл! – он хлопнул себя по лбу. – Во всей этой кутерьме... Кто-нибудь мне скажет, кто здесь свидетельница? - и Малиновский окинул взглядом притихший женсовет. - Свидетельница? – смущенно проговорила Катя, глядя на Андрея. - Свидетельница, - кивнул ей Жданов, чувствуя подступающий приступ смеха. - Свидетель, вы хотели сказать, Роман Дмитриевич, - медленно, тоже скрывая улыбку, пояснила Катя. - Да нет, Кать, свидетель тут я, - как ребенку, пояснил Роман. – Свидетель со стороны жениха, - и он схватил Жданова за рукав, словно просил поддержки. – Вот, я даже букет для нее приготовил, - он схватил с тумбочки цветы. – Признавайтесь, чей! - Да, вы – свидетель со стороны жениха, - и Катя притянула к себе Зорькина. – А Колька - свидетель со стороны невесты. Так что, думаю, букет – его по праву. За окном машины мелькал уже подсвеченный белесыми фонарями суровый пейзаж Тверской. Но кое-где на улице еще было полно солнца. И когда лучи чуть слепили Андрея, он видел, как Катя тоже слегка прищуривает глаза. Солнечный свет причудливо отражался от его кожи на ее лицо, розовя его. Будто бы источником света было не далекое небесное тело, но сам Жданов. Лучился, сочился светом, лаской, мягкостью. Стал самим средоточием, самой сердцевиной сладчайшей в мире ложки меда. Когда они, ступая по облаку собственного счастья, вышли из загса, когда прибыли в роскошный ресторан, он уже ничего не замечал вокруг, кроме Кати. Лица знакомых и друзей, родителей и подчиненных стали похожи на размытые пятна, неудачные наброски начинающего портретиста. Слова сливались в какофонию звуков, ничего для Андрея не значащую, почти незаметную. Просто этот невольный фон перекрывался шумом в ушах от толчками рвавшегося сердца. Потом что-то лилось, звенело и хлопало. Андрей рукой, как школьник украдкой, всё прикасался к ладони Кати, иногда сжимал чуть покрепче, иногда притрагивался только кончиками пальцев. Она поворачивала к нему голову и улыбалась, как будто он нажимал на какую-то потайную кнопочку ее наслаждения. Жданов припоминал. В середине торжества Малиновский уже окончательно примирился с нелепой ролью второго свидетеля и, приобнимая Зорькина за худые нескладные плечи, травил ему один неприличный анекдот за другим, не забывая подливать в его бокал новые порции спиртного. Гости все реже уже кричали «горько!», почти каждый из них уже почтил молодоженов своим вниманием, утер умильные слезы и пересказал длинный список напутствий и пожеланий. Приглашенные все увереннее занимали себя сами, полностью отдаваясь изысканным блюдам, обильным возлияниям и прекрасной компании. Женсовет лихо отплясывал на танцполе в центре банкетного зала. Тропинкина все-таки не удержалась и порадовала мужчин эксцентричным танцем у шеста. Отчего-то как только Жданов вошел в зал и увидел его, он сразу подумал о Маше. Все были рады, только Федя нервно пожимал плечами и отворачивался. Ольга Вячеславовна объединила вокруг себя старшую половину гостей. У них были не разговоры, вот у них как раз были воспоминания. Потом Маргарита Рудольфовна так долго разговаривала с Катей наедине, отозвав ее за свой столик, что Андрею показалось, как от ее опустевшего стула веет холодом. Когда он с выразительным взглядом приблизился к ним, те были вынуждены прервать свою беседу. Они обе застыли с какими-то странными улыбками на лицах и блеском в глазах, будто им было известно что-то очень приятное про него, чего он сам не узнает, наверное, никогда. Андрей протянул Кате руку, заставил ее подняться и прижал к себе. Мама настояла, что именно сейчас они должны станцевать свой самый главный танец, пока еще оба были так невинны и прекрасны. Жданов с ужасом представил себе, что могла подумать о его невинности мать, если бы прочла сейчас его мысли. И теперь уже была его очередь многозначительно улыбнуться, скрывая истинный смысл своей улыбки. Он согласился, Катя кротко кивнула. Подоспевший Малиновский успокоил разгоряченный народ. И в гармонии прекрасных штраусовских аккордов молодожены закружились как фигурки дорогой музыкальной шкатулки в облаке вздохов и ахов восхищенных зрителей. Потом - он все еще вспоминал - у него устала рука, потому что все стремились пожать ее. И затекли скулы, выворачиваемые любезной улыбкой, которую пристало дарить в ответ каждому гостю, желающему счастья новобрачным. Андрей только поглядывал, как бы ретивый женсовет не сообразил что-то вроде похищения невесты. Ему не хотелось ни на минуту отпускать Катю от себя. И потому он до самого последнего прощания крепко держал ее за руку, цепко следя боковым зрением, что его розовеющий цветочек тут, рядом с ним. А потом Ромка, отчего-то срывающимся голосом, и вообще весь какой-то странный, что-то негромко ему говорил, поигрывая бровями, и тоже вроде бы держал какую-то девушку за руку, оправдывая свое предназначение в этом мире. И последние крепкие поцелуи мамы, намочившей его щеку своими слезами. И отец с дрожащими губами, не похожий на себя, не отец – папа. И все эти люди, вдруг понял Андрей, отчего-то так непритворно любящие его и Катю. За что? Разве это возможно? Это было почти также странно, как то, что невестин букет к разочарованию женсовета, поймал Зорькин. Но это было, и Андрей был благодарен им всем… Наемный свадебный лимузин приближался к ярко расцвеченному роскошному отелю. Жданов только на минуту пожалел, что это не его машина. Хотя в новеньком ультрастрече уже гнездилось счастье стольких молодых пар, и в его «порше» было так много всего необъяснимо прекрасного, о чем бы он мог повспоминать. Но сейчас на это не было времени. Шофер открыл ему дверь. Андрей вышел, поеживаясь от прохлады наступающего вечера, приоткрыл дверь, и помог выйти Кате. Андрей оторвался от нее, чтобы вдохнуть воздуха, широко приоткрыв влажные зацелованные губы. Катя с улыбкой смотрела на него, радуясь, что всё это смятение и волнение пробуждает в Жданове именно она. Опытный соблазнитель, которому мало всей атмосферы земли, чтобы надышаться после поцелуя с Катей Пушкаревой. Вот умора! И девушка сама себя мысленно ударила по рукам. И пребольно. Отныне она Екатерина Валерьевна Жданова, а стоящий перед ней мужчина перестал существовать для остального мира и принадлежит только ей. Пора бы уже было к этому начать привыкать… И она вспомнила, как в детстве часто гуляла во дворе в одиночестве, а для того, чтобы покачаться на качалке, нагружала другое ее сиденье кирпичами. Кирпичами, вывалившимися из той стены, что окружающие пытались построить между Катей и собой. Стены, которую по этим самым кирпичикам разобрал стоявший рядом с ней человек. И она снова припала губами к его рту с такой нежной яростью, что они даже нечаянно стукнулись зубами. Они все еще стояли в коридоре, и Жданов, сжимая Катю в своих объятьях, мял в руках электронный ключ от номера-люкс, где молодожены должны были начать свою счастливую семейную жизнь. Его волосы уже были взъерошены, костюм в легком беспорядке, брови сведены в каком-то невыносимом наслаждении, будто всё его тело было одним оголенным нервом, и каждое прикосновение рождало крупную дрожь. Он снова отстранился от Кати и внимательно посмотрел на нее. Убрал прядь распустившихся, запутавшихся в поцелуе волос с лица за ухо и тронул свадебную вуаль. Волосы девушки попали в ее приоткрытый розовый рот. Она провела языком по губам и с удовольствием увидела, как глаза Андрея жадно проследили за этим. Катя с широко открытыми глазами следила за каждым его движением, будто бы мысленно сама диктовала Жданову, что делать дальше. С видом сорвавшегося с виселицы, он отодвинул ее почти прохладно, пытаясь успокоиться, хотя не мог согнать с лица бессмысленную улыбку. Высоко поднял брови и шумно выдохнул воздух через сведенные в трубочку губы. Потом засуетился с замком, едва попадая в него ключом, так что Кате пришлось взять его руку в свою и направить, как учительница музыки направляет пальцы невыучившего урок ученика. «Госссссподи, как бы он не упал в обморок,» - про себя нервно потешалась Катя, сама еле стоявшая на подгибающихся ногах. Жданов обернулся на нее, толкнул дверь, но рукой преградил девушке путь в комнату. Решительность в его облике сочеталась с какой-то странной боязливостью. Он так хотел бы поскорее узнать, как устроена его новая игрушка. Так сильно хотел. Но боялся поломать ее. Катя попыталась пройти под его вытянутой рукой, но он придержал ее за талию. - Нет, у нас все будет по правилам, - Андрей покачал головой и наклонился к Кате. - Понесешь меня? Ай, мамочки! – воскликнула она, потому что он сразу же без предупреждения, подобрав все ее юбки и вуаль, схватил ее на руки и одним широким шагом переступил порог. - Кать, ты меня извини, я здесь в первый раз, сама понимаешь, женюсь-то тоже впервые, так что придется нам с тобой поискать… - и он запнулся, заглядывая во все двери огромного царского номера. - Поискать что? – спросила она, обнимая его за шею, путешествие могло оказаться долгим. - Ну, уж не стиральную машину, слава богу, и не холодильник, - отшутился он, открывая ногой резную темного бука дверь. – Вот… Прямо посреди отделанной персиковым шелком комнаты стоял самый желанный для них предмет мебели. Громадная в креме подушек и одеял кровать. Андрей аккуратно опустил Катю на ноги прямо перед собой, так что теперь он видел ее лицо в мареве кружев манящей к себе брачной постели. Он снова провел кончиками пальцев по контуру ее щеки и подбородка, вызывая щекотливую улыбку на ее губах. И слова не шли с языка сказать ей, какая она красивая. В который раз! Поверит ли? Вместо слов он дал волю своему телу, своему взгляду говорить о своих чувствах, надеясь, что девушка поможет ему. Мысленно он уже давно раздел ее. С тех самых пор, как увидел ее сегодня утром. Нет, гораздо раньше. И даже еще раньше, чем кто-либо мог бы сейчас себе представить. И в мыслях он уже занимался с ней любовью в пятитысячный раз. Мыслям этого было достаточно. Его телу нет. Распирающее изнутри напряжение грозило вспороть его… сердце. И он осторожно снял со своей жены вуаль, беззаботно отбросив в сторону. В любом случае, она Катеньке больше не понадобится. Никогда. Кто это сказал? «Я сказал!» Андрей уговаривал себя не срываться, двигаться спокойно и размеренно дышать. Но отчего-то никак не мог унять дрожь в теле. Он с удивлением почувствовал, что у него дрожат даже зубы, будто он стоит на ледяном ветру. И он ничего не мог поделать с этим нелепым стуком. Катя смотрела на него снизу вверх с таким невинным видом, будто никогда не знала, что случается в ночь после свадьбы. И Андрей внезапно понял, что и сам ведет себя как девственник-переросток. Хотя в этом-то и была та самая щемящая сладкая прелесть, от которой путались мысли, и темнело в глазах. Никто не рассказывал ему раньше, какая это восхитительная сексуальная игра. Мужчина ведет себя так, как будто он делает это в первый раз, и как будто он знает, что у его женщины это тоже впервые. Нет сожалений и нерешительности, нет сомнений в себе и неуверенности. Только нежность, становящаяся невыносимой, и прорывающаяся сквозь нее обжигающая страсть, как выплескивающийся из изящной фарфоровой чашки крутой кипяток. В первый раз? Скорей бы попробовать, как это бывает! Катя протянула Андрею свое лицо. Но он не хотел ее губы. Сегодня было слишком много этих губ, потому что это было единственное место на ее теле, которое он мог целовать прилюдно. Теперь он хотел исследовать другие горизонты. Что она могла приготовить ему за эти месяцы воздержания? И у него сам собой вырвался не то рык, не то стон, когда Жданов как вампир впился губами в хрупкое обнаженное плечо Кати. Она чуть подалась назад, ошеломленная натиском, силой, требовательностью его тела. Но потом запрокинула голову и утопила пальцы в его волосах, пока не издавая ни звука. Чуть позже она с трудом оторвала его голову от себя, плотно сжима ладошками разгоряченные виски Жданова. Попыталась нащупать его взгляд, блуждающий по ее телу, заглядывавший в декольте, скользивший по животу ниже, ласкавший ее белую шею и бархатные мочки ушей. - Ааа… - ей пришлось откашляться, слова предательски выдали ее возбуждение. - …Андрей. Он молчал, пытался наклониться к ней и продолжить своё дело, но она твердо держала его, не позволяя приблизиться к себе. - Андрей. Ты… - она явно тщетно нащупывала слова, что бы такое спросить у него, - … дверь… - Что? – недоуменно и как будто не внимательно спросил он. - Ты… может быть… ты… закроешь дверь? - Дверь?.. – он оглянулся, не способный сосредоточить взгляд на чем-нибудь, везде мерещилось только розовое, теплое тело. – Дверь. Даааа, - вроде бы где-то была такая. - Закрой дверь, - тихо проговорила Катя и отступила к кровати. Жданов сорвался с места с суетливой поспешностью, подскочил к входной двери, захлопнул ее и дернул ручку. Потом снова вбежал в спальню с таким видом, словно не ожидал увидеть там Катю. Но она все еще стояла в опасной близости к кровати. Он уже протянул к ней руки, чтобы продолжать, но снова услышал: - Андрей. - Что?! Я закрыл, Кать! - Свет. Выключи свет, - отдавая распоряжения, девушка едва сдерживала улыбку, все эти излишние предосторожности изрядно бесили ее мужа. Ну… заводили. Он хлопнул по выключателю, верхний свет погас, остались только маленькие оранжевые светильники у изголовья. Они бросали на пышные подушки мягкие рассеянные лучики. Теперь всё, наконец. Жданов одним движением очутился прямо перед Катей и без предупреждения накрыл ее рот поцелуем. «Никаких больше слов. Хватит. Не могу больше. Ммммм…» Зачем она приказала ему выключить свет? Уж вовсе не потому, что стеснялась его. Наоборот, она с замиранием сердца жаждала, чтобы он, наконец, освободил ее от этого платья, и разделся сам, чтобы почувствовать руками его кожу, нащупать пульс через накаченную загорелую грудь. И это не было ее блажью или желанием его помучить. Катя прекрасно видела, в каком Андрей состоянии. Весь превратился в бикфордов шнур, одной искры было достаточно, чтобы ударная сила его желания разнесла здесь всё в щепки. Ну-у-у-у, так хотелось еще чуть-чуть потянуть время, чтобы горячая волна подступила прямо к горлу, бросилась к щекам, закружила голову в водовороте чувств. Она охотно ответила на его порывистый, влажный, грубый поцелуй, как только чуть восстановила дыхание и поймала бешеный ритм. Катя обхватила его руками за шею, приподнялась на носочках, чтобы быть к нему еще ближе, прорасти губами, языком. Его рука скользнула по ее спине, обнажившейся еще больше – платье неумолимо ползло вниз, не выдерживая накала страстей. Она сама, не отвечая за свое тело, вдруг подняла одну ногу и, путаясь в кружевном подоле, обхватила ей ногу Андрея. Вот так запросто. Ни с того, ни с сего. Может быть, потому что его ладонь в этом время ласкала ее ягодицы. Тело подчинялось командам Андрея просто из благодарности за то, что он доставляет такое удовольствие его хозяйке. Жданов подтянул ее к себе с силой, углубляя поцелуй почти до невыносимости, а потом прервал его. Он не резко, но решительно повернул ее к себе спиной. Пока его язык и губы играли с мочкой ее уха, пока одна рука мягко распускала ей волосы, другой рукой Андрей уверенно нащупал шнуровку корсета. Катя слышала только, как жалобно посвистывали шелковые ленточки, когда он безжалостно выдергивал их из петлиц. Она мерно покачивалась назад и вперед с каждым его движением. И чувствовала, как проникает под ткань к ее коже, прохлада летнего вечера, врывающаяся в комнату сквозь колышущуюся на сквознячке занавеску. Платье, отслужившее своё, бесформенной грудой упало к ее ногам. И она тут же почувствовала затылком и шеей все учащающееся дыхание Андрея. Теперь на ней оставались только ажурные розовые чулки и прозрачное кружевное белье. Жданов шумно набрал в грудь воздуха и развернул Катю. Почему он всегда норовил раздеть ее пока сам оставался еще в костюме и туфлях, возмущенно подумала девушка, между тем заворожено следя за тем, как он по-хозяйски любуется ей. Она не была полностью обнажена, но такая полураздетость казалась ей еще более неприличной и вызывающей. Все эти рюши, вышивки и туго натянутый шелк будто бы были ее естеством, смотрелись как продолжение ее тела. Непонятно почему, но это развеселило ее. Пусть смех, который просился на волю, был слегка истеричным - волновалась Катя жутко - но все-таки что-то забавное во всем этом было. Как большой ребенок, получивший на шестнадцатилетние красиво упакованный подарок, Жданов разворачивал блестящую фольгу, разрывал шуршащую бумагу, слой за слоем, но все никак не мог добраться до сердцевины. «Мам! Может быть, это уже игрушка?» - «Нет, Андрюша-голубчик, тебе же надо снять еще и вот это!.. Да. И не мешало бы тебе перед игрой вымыть руки… То есть, господи, о чем это я?.. раздеться самому…» Жданов не смог выдержать взгляда ее блестящих от возбуждения глаз. Катя смотрела на него, уже зная, что сейчас это произойдет. Андрей как будто стеснялся… Но не выражения ее лица, а того, как оно ему нравилось. Он готов был принять адские муки за то, чтобы никогда не потерять способность вызывать в этом ангеле такую похоть. И он прижал ее к себе крепко-крепко и начал целовать обнаженные зовущие плечи с диким желанием и огромной благодарностью. Девушка в кольце его рук задвигалась, словно высвобождаясь. Она с внезапной поспешностью принялась раздевать его. Вонзив в ее нежную кожу нетерпеливый стон, Жданов с еще большей настойчивостью дарил Кате поцелуи, пока она пыталась стянуть с него пиджак. Ее пальцы пробежали по пуговицам его рубашки, а потом – и по высоко вздымавшейся груди Андрея, обжигая каждым прикосновением. Она скользнула руками за ткань, вонзая ноготки в дрожащую плоть, и на этот раз комнату огласили два голоса. Девушка отстранилась от Андрея. То ли от слабости, оттого, что Катя не могла больше сдерживать его тяжелое тело, то ли, наоборот - от нетерпения почувствовать его тяжесть на себе всецело, она опустилась на кровать. Так как она все еще не выпускала из зажатых кулачков в беспорядке расстегнутую рубашку Жданова, ему пришлось наклониться. Не теряя ни секунды, Катя развязывала его черный шелковый пояс одной рукой, а другой притянула лицо Андрея к своему для продолжения прерванного поцелуя. Он длился не долго, потому что в таком положении Жданову было трудно освободиться от одежды. Катя отодвинулась в глубь кровати, ее спина коснулась пышно взбитых подушек. Она села, обхватив ноги руками, внимательным, кошачьим взглядом следя за тем, как Жданов расстегивает и снимает брюки, скидывает туфли. Хрупкая, тонкая, такая беззащитная и оттого еще больше желанная. Андрей одним быстрым, сосредоточенным движением оказался сверху, уверенно подтянув девушку под себя. Одной рукой он поддерживал Катю под голову, другой провел по ее прохладному бедру, невольно оттянув ткань белья и зацепившись за чулки. Он ни на минуту не прекращал своих сумасшедших, вырвавшихся на волю поцелуев. Беспорядочные, подпадавшие то в полураскрытые Катины губы, то в бешено пульсирующую точечку под ухом, то в мягкость щеки, то в упругость груди, то в трепещущий похолодевший живот, они расстреливали девушку безжалостно и беспощадно. - Ка… тя… - выдавил Андрей внезапно сквозь шумное дыхание и ее все учащавшиеся стоны. – Катя… Приподнимись… Кать, - проговорил он. – Еще чуть-чуть… Да… Безвозвратно погубленным, перегоревшим разумом Катя так и не смогла осознать, как!? безостановочно целуя ее, Андрею удалось окончательно раздеть ее, так что на ней остался только перекрученный погубленный пояс от чулок... Она почувствовала, как Андрей настойчиво раздвигает ей ноги горячей мягкой ладонью и умело ласкает ее, изредка прекращая терзать языком и губами ее рот, следит за Катиной реакцией. За расширившимися бездонными зрачками, за вздрагивавшими веками, за тем, как, не вынося острого наслаждения, Катя с силой сжимает мускулы его рук своими напряженными побелевшими пальцами, и выгибает шею, зарываясь головой в подушки. Она пыталась прошептать, проговорить, выкрикнуть его имя, отвлечь его, чтобы он прекратил мучить ее, дал ей вздохнуть. Однако девушка попросту позабыла, как зовут мужчину, с которым она легла. А иногда отчетливо понимала, что не может сложить в одно целое набор нечленораздельных звуков, на которые только и была сейчас способна. Как сквозь пелену видела она лицо Жданова с почти нахальной самодовольной улыбкой, перед тем, как все новые и новые спазмы захватывали ее тело и сознание. Захватывали с такой силой, что ей уже не хотелось освобождения. Катя даже с ужасом думала, что это когда-нибудь кончится, вся превратившись в послушную Андрею живую розовую куклу. Только вот вместо привычного «маааама», она иногда беззвучно хватала воздух губами, иногда издавала протяжный глубокий стон, однако исправно открывала и закрывала глаза. На самом краешке невыносимого наслаждения она начала исступленные рывки, чтобы добраться до самой вершины, чтобы, наконец, перестать разбегаться, а взлететь и начать парить. И когда вдруг сладкие ласки прекратились, Катя судорожно вздохнула и вынырнула из омута страсти, обиженно сморщившись. Острое чувство одиночества мгновенно овладело ею, как только тело расслабилось. От досады Кате даже захотелось отодвинуться от Андрея. Выгнать его вон. С этой его непонятной ухмылкой, полуприкрытым влажным взглядом и чувством превосходства. - Куда же ты? – тихо спросил ее Жданов, плотоядно улыбаясь, положив тяжелую горячую руку на её живот. – Всё только начинается… Катюш… Он наклонился к ее груди и языком очертил нежную тонкую кожу соска, отчего Катя снова ощутила приступ жара, а голова ее непроизвольно откинулась назад, рассыпая по подушке густые пряди волос. - Андрей, - то ли на вздохе, то ли на выдохе вырвалось у Кати, когда она еще ближе прижала его к себе. - Угу, - неопределенно буркнул Жданов задыхающимся голосом, без тени иронии, не отрываясь от ее тела, медленно перемещаясь так, что вскоре Катя полностью оказалась под ним. А он – в ней. Он начал медленно, чтобы не сделать ей больно, чтобы Катя могла снова привыкнуть к нему. Низко нагибая шею, Андрей размеренно наклонялся к ней и тягуче целовал, захватывая то нижнюю, то верхнюю губу девушки, ловя ее стоны, делясь своими. Ему с трудом удавалось сдерживать свое желание, свой эгоистический порыв двигаться быстрее и жестче. Он все смотрел на лицо своей жены, чтобы тут же уловить любое недовольство, которое, как ему казалось, вот-вот должно было отразиться в ее чертах. Оттого-то Жданов был так удивлен, когда при очередном коротком как вздох поцелуе, Катя, обхватив руками его голову, прошептала смущенно и нетерпеливо прямо в ухо: - Быстрее… Андрей ускорил движения, а рукой начал ласкать ее грудь. Катя подалась ему навстречу, будто хотела, чтобы он вобрал ее всю в мягкие изгибы своей ладони. - Еще… - снова выдохнула Катя, закатывая глаза и прижимая его к себе чуть пониже поясницы. Его никогда не перестанет поражать, откуда только появлялось вдруг такое умение в этой неискушенной маленькой девочке. Катя словно боялась своего голоса, прошептав просьбу почти бесшумно, но она сама собой сорвалась с ее губ. Он принялся двигаться в ней еще быстрее, чувствуя телом ее разгоряченную кожу, очертания ее бедер под собой, и то, что Катя наслаждалась всем происходящим не меньше него. А иногда и откровенно больше, ведь ему-то приходилось прилагать силу, она же только командовала. - Ещщщё… - слабо прошелестела девушка, поднимая голову и исступленно целуя Андрея в напрягшееся плечо, почти кусая, зажмуриваясь. Даже если бы он и хотел сейчас остановиться, он не смог бы этого сделать. Вниз, по наклонной, со все убыстряющейся скоростью, закусив пересохшие от частого дыхания губы, сосредоточенно нахмурив мокрый лоб, Андрей уже не управлял собой. Накопленное желание, природа и любовь вели его глубже и глубже. Пока, наконец, улыбки на их лицах не стали довольным отражением друг друга. - Андрей, Андрей, - безостановочно, в так биению собственного сердца шептала Катя в его шею, пока он сам переводил дух и восстанавливал нормальный ход мыслей. Только для того, чтобы понять – этого ему недостаточно. Жданов даже не хотел покидать ее тело… Катя не хотела его отпускать даже после того, как прошли долгожданные сладострастные судороги, и тепло разлилось по всему телу, вплоть до кончиков пальцев ног. Андрей тоже не спешил. Он наклонился к ней, сдерживая собственный вес одной рукой, целовал ее во влажный лоб, веки и губы. Безмолвно... Она даже не различала в шелесте простыни и их тел его успокоившегося дыхания. В этих мягких, даже не поцелуях, скорей – прикосновениях, был какой-то вопрос, недосказанность. Катя почти снисходительно улыбнулась и, сама провоцируя Жданова, чуть шевельнулась под ним. Она приглашала его к продолжению, не сводя с Андрея ненасытного задорного взгляда. Почему-то ей казалось, что ему, может быть, неловко признаться, в том, что одного раза было недостаточно. - Мне бы и целой ночи было мало, - успокоила его Катя, прижимаясь подбородком к мягкому предплечью Андрея. - Нет, - ответил он тихо, качая головой. – Ты, наверное, ошиблась. Да, определенно ошиблась. Катя нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. - И всей жизни, ты хотела сказать, - закончил он, поведя бедрами так, что она опять начала отъезжать из реального мира. - Как… ах! скажешь…, дорогой, - вздрагивала Катя от каждого нового еще осторожного движения Жданова. Смущение Кати исчезало с каждым новым приливом возбуждения. Теперь уже она не стеснялась и постоянно просила «еще» и «больше», «сильнее» и «глубже». Жданов так взмок, что ее руки скользили по его плечам, как будто те были намазаны маслом. От ее вздохов, от нескончаемых, будто голодных просьб и требований Андрей сам был на взводе, он еле сдерживался. На этот раз он брал ее жестче, безжалостней, потому что она сама просила его об этом. Блеск в его глазах, перекатывавшиеся мускулы, легкая дрожь в онемевших напряженных суставах, вдыхаемый с резким шумом воздух через приоткрытый влажно блестевший рот, все это делало его похожим на хищника, на победителя. Вот уж воистину рыцарь, царапающий нежную кожу дамы сердца коваными завитками кольчуги. Ему дано только три дня на разграбление города, и осада была долгой. Но он будет беспощаден, только если город сам откроет ему главные ворота. Как бы не напоминало все это насилие, Катя сквозь затуманенный разум понимала, Жданов послушен ей настолько же, насколько сейчас идет на поводу у собственного вожделения. Андрей опустился на нее, сливаясь с Катей в одно целое, пригвоздив ее к кровати всем телом. На несколько мгновений ей показалось, что он весь сейчас окажется внутри нее. Но потом он, все еще тяжело дыша, отстранился от девушки и лег рядом прямо на живот, вытирая мокрое лицо о шелковую подушку. В голове Кати было до странности пусто. Тело воспринимало только сладкое расслабленное послевкусие. И никогда телу не было так приятно сладко, а мозгам – так приятно пусто. Он подал Кате бокал с пузырящимся шампанским, сам с жадностью глотая кисловатую обжигающую жидкость прямо из бутылки. - Ты вращаешь глазами, как Карабас-Барабас, - засмеялась Катя, подавившись и разбрызгав шампанское. – Успокойся. - Не могу. Рядом с тобой? Это утопия, - он схватил ее свободную руку и принялся целовать ее в запястье так, как изголодавшийся вампир приникает к живительным венам жертвы. Он с удовольствием заметил, как вверх по локтю, теряясь где-то у шеи, по нежной коже его жены побежали мурашки. - Я… никогда еще… - начала Катя, поставив бокал на столик у кровати, - … никогда, ты слышишь? не проводила ночь так… классно, - она с аппетитом облизнула пересохшие губы. - Если бы ты только позволила мне… Если ты позволишь мне сейчас, я каждую ночь буду… - заикаясь от внезапного волнения проговорил Андрей. - Да ты с ума сошел! – громко расхохоталась Катя. – Ты же совсем отощаешь, - она провела ладонью по его остывающему лбу. - Нет. Решено! С этого дня сажусь на диету. Самую подходящую для меня, Катюш. Буду питаться твоей любовью, - и Жданов припал к ее шее. - Звучит как реплика из фильма ужасов, - опять рассмеялась девушка, от щекотки опрокидываясь на подушки. Он лег рядом с ней, подперев свою голову согнутой в локте рукой. Другой рукой он коснулся ее губ, будто приказывал ей замолчать. Лицо его приняло серьезный вид. - Я тоже никогда еще не проводил ночь так хорошо, - вдруг признался Жданов, не стесняясь разглядывая Катины прелести. – И за жизнь уверен, Кать… Ты не думаешь, что было бы лучше, если мы все-таки поехали в свадебное путешествие? - Куда-нибудь на острова? – уточнила девушка, закрывая глаза от наслаждения, когда рука Андрея спустилась ей на шею. - Ну, острова, юг, пальмы, - отвлеченно перечислил Андрей, лаская ее грудь. - Думаешь, там было бы лучше, чем здесь? – снова переспросила Катя, накрывая его ладонь своей и легонько надавливая на нее. Он повременил с ответом, шумно сглотнув. - Ну, смена обстановки, например, - предложил Жданов, приблизив свое лицо к Катиному. - Сменой обстановки для меня сейчас было бы… было бы… ну… вот если бы ты перекрасился в блондина, - улыбнулась она, накручивая один его локон на свой палец. - Ну, тогда уединение, - продолжал настаивать Андрей. - Я думаю, будет достаточно того, что ты, любимый, отключишь телефон, - нашлась Катя. - Ну… романтика! – требовательно выпалил он, приподнимаясь на локте и с легким раздражением глядя на нее. - В этом я бы полностью положилась на тебя, Андрюш, с таким богатым опытом… - она сложила губы в трубочку и закатила глаза к лепному потолку. - Сколько можно напоминать, я же уже принес свои извинения! – притворно-негодующе воскликнул Жданов, но тень улыбки тут же соскользнула с его лица. – Серьезно сейчас, Кать, ты не… не… - Не, Андрюша, не, - она притянула его к себе за плечо. - Могу с гордостью отметить, что мне досталась чертовски изобретательная жена, - Андрей поцеловал ее прямо в кончик носа. – Так разбить мою идею медового месяца, по всем пунктам… Даже если ты будешь меня уговаривать, я не возьму на себя пост президента. Ты владеешь им по праву, Катенька. - Ничего подобного. Изобретательность – это по твоей части, - но ей не надо было напоминать Жданову об этом. Его губы уже блуждали по трепещущей коже ее живота.

Автор:	Николетта [ 26-01, 11:03 ]
Заголовок сообщения:
Катя замотала головой, разбрасывая по подушке блестящие локоны. Она силилась что-то еще сказать сквозь щекочущие ласки Андрея, но только то и дело прыскала, крепко зажмуриваясь и втягивая голову в плечи. - Подожди, Андрей, ну подожди же! – потребовала она, пытаясь расслабить сведенные приятной судорогой мышцы. – Мы могли еще чуточку пообсуждать варианты того, как нам провести медовый месяц. - Ненавижу… ну просто терпеть не могу этот ярлык, - проговорил Жданов, лишь на мгновение отрываясь от Кати. - Какой именно? – удивилась девушка, хмурясь и улыбаясь одновременно. Андрей приподнялся на локте, окинул Катю тоскливым взглядом, незаметно задержавшись на груди, и тяжело вздохнул. - Медовый месяц, - он театрально взмахнул рукой. – Ты только вслушайся! Ну, во-первых. Медовый. Я просто с детства мед не люблю, а мама, ну… как любая другая – сторонница здорового образа жизни, просто закармливала меня им. Медовый – что-то липкое, тягучее, засахаренное. Ффу! Символ, мягко говоря, на любителя. А во-вторых, к чему эти временные рамки? Месяц, год, а может быть, неделя, миг. Тут надо подходить философски. И со знанием теории относительности. Кому-то месяц, кому-то вечность. Вот как мне, например… Жданов снова приблизился к Катиной коже, не отрываясь, глядя ей в глаза. На губах не было улыбки, в зрачках закипало голодное нетерпение. - Ну-ну, муженек, продолжай, - остановила его Катя. – Что тебе, например? Андрей недовольно поморщился, но продолжил эту игру. - Мне, например, претит это расписание. Я тебе уже говорил, и повторю – мне мало будет месяца, года, десяти лет. Катя с ироничной усмешкой следила за тем, как он распалялся все больше и больше. И часто кивала головой, словно не верила ему. - О! Не переходи на пафос! – рассмеялась девушка. – Просто я не понимаю, какие у тебя планы на это… неопределенное время? Жданов назидательно цыкнул: - Неужели ты так плохо меня узнала, Кать? Если нет никаких ограничений во времени, то и планов никаких быть не может. Займемся любовью, жена, а? И он снова наклонился к ней, думая, что теперь-то уже достаточно сказал. - И все-таки… я бы хотела… ай!.. поговорить… куда можно было бы… поеха.. ах! ть… - Катя пыталась перекричать собственное возбуждение. - Выбирай ты, - Андрей с досадой снова прервал свое занятие. - Куда-нибудь где тепло… - пыталась рассуждать Катя, зарывая пальчики в волосы Жданова, притянув его голову к своей груди. – Ну… то есть, еще теплее, чем здесь. И тихо, спокойно… И ничего не надо делать, и ни за что не нужно отвечать. Где нам будет хорошо вместе. - Катя, ты можешь во мне не сомневаться, с тобой мне хорошо везде. Здесь и сейчас. Там… где бы это, черт побери, ни было… и завтра. Только одна просьба - прекращай болтать. Он навис над ней сверху, изгоняя любое подобие мысли из головы одним тяжелым, как и его тело на ней, взглядом. Раздевал ее, уже обнаженную, распеленывал до самых нервов, до точек, где она была наиболее уязвима. Все это походило на какой-то новый вид борьбы, когда позволялись себе самые неприличные, запрещенные приемы «ниже пояса». Да что там? Они даже поощрялись, были главными. На этом медленном издевательстве и были построены все извращенные правила этой игры. Катя не смогла выдержать сгущающейся темноты его глаз и отвела свой взгляд. Он решил, что это как будто приглашение, и прижался губами к мягкой, живой коже ее шеи, путаясь в теплых волосах. Поцелуй был нежным, но требовательным. Он словно маскировал жесткое неожиданное сближение их тел, так что Катя невольно захлебнулась противоречивыми ощущениями. Андрей ни на мгновение не был груб, он просто был настойчив. Он будто знал, что надо делать для того, чтобы доставить ей удовольствие. Знал лучше ее самой. Но ей вдруг с отчаянием подумалось, что она-то никогда не испытывала недостатка в лекциях, их было даже больше, чем достаточно. Ей захотелось самой быть настойчивой и требовательной, и руководить этим балом. Катя немного напряглась, приподнимаясь, стараясь не отпустить Андрея. Она обхватила его руками за плечи и выразительно посмотрела на него, как бы говоря «я тоже так хочу, хочу сверху». Жданов провел ладонью по ее виску, спустился к шее, поцеловал быстро и порывисто в чуть припухшие от ласк губы в неряшливом ободке недоеденной блестящей помады, а потом перевернулся, удобнее устраиваясь на чересчур мягких подушках. И Катя чуть не задохнулась от возмущения, когда он закинул руки за голову и с довольной ухмылкой посмотрел на девушку. Он говорил ей в ответ: «Да пожалуйста-пожалуйста! Отведайте этого тела». Тишина в комнате, сглаживаемая только неясным шорохом с улицы, стояла звенящая. Никто из них во время этого бессловесного разговора не произнес ни звука. И теперь каждый боялся быть первым. И каждый в тайне надеялся, что это будет кто-то другой. Состязание продолжалось, правила почти не изменились. Только кто-то кому-то дал фору. Кате не терпелось выяснить, кто. Помниться, однажды, она уже управляла чувствами этого человека. И собственное возбуждение напомнило ей, как успешно. Но теперь ей хотелось попробовать что-нибудь новенькое. И она, неожиданно даже для себя самой, наклонилась к Андрею и поцеловала его, чуть пониже сердца. Решение о поцелуе еще только возникло в ее мозгу, а губы уже пропускали вперед тонкую иголочку языка. Намерение еще только появилось, а движения бедер уже входили в ритм. Это было помимо ее разумной воли, на грани инстинкта. В груди шевельнулось что-то древнее, как мир, мудрое, как врачебный консилиум и умелое, как ювелир. До этого оно просто переступало с ноги на ногу, стеснялось расправить неуклюжие слишком длинные руки с по-детски округлыми туповатыми пальцами, худые плечи, тонкую шею, увенчанную головой с копной взъерошенных волос, узловатые колени. А теперь оно удобно повернулось к миру лицом, чтобы отразиться в нем и осознать себя. Оно было доисторической женщиной, созданной для наслаждения и продолжения рода. И лишь на миг Катя сдержала себя, проведя рукой по смугловатой коже своего мужчины. - Ты такой загорелый, - мечтательно вдруг произнесла она, хватая остатки своих разлетающихся в неге размышлений за скользкие шелковые фалды. - Это потому, что я сегодня весь день на солнце, Катюш, - ответил Андрей. Андрей начал писать поцелуями на розово-бархатной Катиной коже, как все у них будет. Не конспект, не тезисы, не бизнес-план, прости господи, но поток сознания. Приподняв ее руку, целовал в локоть, потом в мягкий горячий сгиб запястья. Пока она, еще тяжело дыша, опустилась на живот, он убрал тяжелые темные локоны с ее спины. Волоски прилипли к влажной коже ее шеи, вытатуировывая причудливые узоры, будто Катя только что вышла из душа. Влага была солено-горькой и отдавала цветочным ароматом ее духов. И Жданов придумывал. Скорее всего, вслух, потому что изредка ему отвечал слабый женский голос, вздохом, коротким «да» и многообещающим «конечно». Он всё умел в слове, поцелуями лишь отмечая абзацы, эпиграфы и примечания. - Ты так молода. Я очень счастлив, а ты так молода. Я хочу сына. Или дочь. А, не все ли равно, кто там получится!?. Я сначала безумно хотел от тебя детей. Ну, просто «здесь и сейчас!!!» какое-то. Я думал, что мне придется это сделать, потому что надо тебя к себе привязать. Не доверял тебе, не доверял, это уж точно… А теперь… Теперь совсем другое дело. Ты и так рядом со мной и никуда не денешься. Никогда. Не пущу. И я не хочу спешить. Я хочу пока тебя для себя приберечь. К-хе… Только ты и я. И мы свободны. Ты молода, я счастлив. Обнаженная спина Кати тяжело поднялась и опустилась, то ли от блаженства нарисованной картины, то ли от несогласия с ней. - А что? Ты против? Тогда скажи. - Я не сказала ни слова! – медленно проговорила девушка. - Да, но ты думаешь слишком громко… А ведь мы могли бы… Могли бы… Мы могли бы с тобой прокатиться по миру, воплотить свои мечты, твои мечты. Ведь есть же у тебя какие-нибудь… ну, географические, что ли? мечты. Ты мне не рассказала. Ты вообще мне ничего не рассказываешь, Кать… Ты только представь. Париж, Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско! Новые идеи, мысли, знакомства… Знакомства, да… А хотя бы и новые знакомства... Когда вернемся, мы сможем такое наворотить! Зималетто с ног на голову поставить! Катя странно хмыкнула, но ничего не сказала. Жданов легко поцеловал ее в мягкое плечо. - Хотя да, ты, несомненно, права. Компанию надо не на голову переворачивать, а на ноги ставить. Ну что ты! Я же всё понимаю. И признаю. И вообще не хочу больше, чтобы ты мне про это напоминала. Я все понимаю, всё. Теперь мы с тобой вместе возьмемся за дело, тут уж только успевай приказы печатать и контракты заключать. А вот появление еще одного члена семьи… оно как-то может… ну, подвинуть эти планы… Катюш. Девушка нетерпеливо повела рукой, но все еще молчала. - Я знаю, что противоречу тому, что говорил раньше. Надеюсь, ты меня за это простишь. Я сейчас стараюсь более трезво рассуждать. Кажется, что более эгоистично. Допустим. Но я же не только о себе думаю. Это позитивный эгоизм, любимая. Сейчас столько возможностей перед тобой открывается. Перед нами… Мы бы могли с тобой рука об руку, плечом к плечу… По дорожке из желтого кирпича… Длинной дороге в дюнах… вымощенной благими намерениями… Что за чушь я несу!? Кать, ты реагируй как-нибудь, а то я теряюсь. Та молчала, несмотря на то, что Жданов требовательно потрепал ее за руку. - Катя, Кать, ну, что это такое, а? Кать. Он перевернул девушку к себе лицом и с одной стороны разочарованно, с другой стороны облегченно усмехнулся. Катя спала, чему-то слабо улыбаясь во сне. Одна рука ее осталась под подушкой, другая упала на грудь. Жданов опустился рядом с ней на согнутый локоть, подтянул тонкую простыню, служившую им одеялом, до ее подбородка, и обвил рукой за талию. Он приготовился беречь ее сон, прислушиваться к дыханию, ловить бессвязные слова, которые она будет произносить в сладком забытьи, пытаясь разгадать в них своё имя и глаголы на «л». И уже через минуту сам спал таким крепким младенческим сном, что даже черты его разгладились, стали почти детскими. Так счастливо сопеть, жмуриться во сне и бормотать сонные нелепости могут только уверенные в себе люди, которых не мучает недоверие и ревность. Ведь теперь Жданов уже не волновался. Катя и так была рядом с ним и никуда деться не могла. Никогда. The End

Страница 1 из 1	Часовой пояс: UTC + 3 часа
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group http://www.phpbb.com/