|
4.
Вечно недоумевала: и почему говорят, что врачи не запоминают имен своих пациентов,а только лица и диагноз?
А ведь, правда, не запоминают.
И я,как бы не силилась, не запоминаю их имен. А диагнозы и лица- помню. Вот они, даже вчерашние...Девочка, 13 лет, голубоглазая смешливая брюнетка, системная склеродермия, тяжелое течение.Владлена.
Мальчишка, 12 лет 25 минут топающий в туалет и обратно...Ревматоидный артрит. Болеет с 5 лет,а лечат его с десяти. Только потому, что его родители -алкоголики,а бабушке на него наплевать. И в больницу он попал только потому, что из школы обратились в милицию,а родители и не заметили, что ребенок просто перестал ходить. Славик. Сам растирается и делает себе компрессы и жалуется только на то, что по утрам их кормят молочным,а значит- до обеда он лежит голодным.
Через три недели я забуду их имена.
Просто потому,что у меня начнется новый цикл.
А забуду ли я их?
Скорей бы...
За все шесть лет учебы было только одно исключение. Только оно скорее подтверждает правило, нежели отрицает его.
Мы тогда учились на третьем курсе.
Говорили,что он будет самым сложным.
Может быть.Я не помню.
Третий курс в моей памяти- это дорожка от корпуса,в котором у нас была фармакология к противоположному концу больничного городка, где в древнем двухэтажном здании размещены кафедры судебки и патанатомии. И вокруг одновременно снег и дождь, и ветер, и воды по колено и нужно пробраться по ней на высоких каблуках( мы,только закончив этот год, в основной массе перешли на нечто более устойчивое)...Типичная донецкая зима...
Патанатомия и фарма были у нас в разные дни, но все остальное- слилось.
Все, что я сегодня знаю- оттуда.
От маленькой женщины,чей кабинет пропах духами и свежестью, несмотря на то, что находился аккурат над прозекторской.
От пожилого высокого, вечно кашляющего мужчины, тихого голоса которого побаивался сам ректор.
Нас пугали, что этим людям сдать предмет невозможно. Не знаю. И то и то,сдала на пять. Только потому, что мне было бы стыдно сдать им по другому.
С Антоном мы познакомились на терапии. Которая в принципе тоже была на третьем курсе, но то, чему нас тогда учили, по большому счету мы осознали только на шестом.Это был первый наш больной.
Веселый мальчишка, которому жутко нравилось внимание, обращенное на него, и который над нами решил прикольнуться утаив часть своего замечательного во всех отношениях анамнеза заболевания. Мы возвращались к нему три раза и всякий раз он встречал нас с хохотом, который не вполне соответствовал тому, что он мог с трудом ходить.
Он болел ревматоидным артритом с 12 лет.
Только у него было все наоборот.
Заболела левая коленка,а не мелкие суставы кисти, причем не постепенно, а аккурат после того, как он не вполне благополучно приземлился на нее с качели.
В прочем, после осмотра мы вчетвером таки додумались о диагнозе и довольные потопали в учебку.
Преподавательница погнала нас назад.Мы ведь забыли узнать, чем его лечили и чем это закончилось.
Вернулись, обиженные и недоумевающие, ну что может быть интересного в лечении ревматоида? Парнишка подтвердил нам стандартную схему, и ухмыльнулся. Преднизолон, метотрексат, диклофнак ....Но мадам снова были неудовлетворены и мы опять плелись в ревматологию.
Тут -то он нам и рассказал, что от преднизолона у него и повышенное давление и язва, и вытаращив глаза мы с Димкой одновременно вспомнили, что он и внешне похож на картину из учебника патологической физиологии, которую впрочем, кроме нас двоих никто не читал. Каферда патфизо упрямо считала, что ремонт важнее, чем предмет, и учились все,как придется. В меру своей распущенности. Ему этот предмет просто нравился, а я просто читала,как сказку на ночь. Дашка забила на нее еще после первых тестов, в которых ни у кого из нас не было ошибок, но стояли четверки.
Лицо Антона, луноподобное, улыбчивое, с ямочками на щечках, полноватое туловище и стрии на животе - типичный синдром Иценко-Кушинга, ятрогенный гиперкортицизм. Последствия годами принимаемого преднизолона.
Когда у него нашли и язву, то в книнике предложили альтернативу, видимо, кто-то докторскую защитил. Ему в жировую клетчатку передней брюшной стенки подшили эмбриональные клетки надпочечников, которые, что интересно, благополучно прижились и обеспечивали его натуральным преднизолоном. Эмбриональные клетки- естественно абортивный материал, выращенный на средах. Новая эпоха, случайно докатившаяся до нас.
Итоговую мы сдали, наша Елена Алексевна знала о хитринке Антона.
Он бы и остался просто картинкой в моей памяти, если бы спустя два года мы не встретились снова.
Нестойной ленивой гурьбой мы выползали с утренней лекции по нейрохирургии, а он, еще бодрый и воодушевленный первокурсник летел нам на встречу. На лекцию по анатомии.
В его походке мало что осталось от прежнего Антона, который был почти инвалидом. Его круглая мордашка так и лучилась радостью.
Еще долго потом он бегал за нами хвостиком и по наследству ему достались наши методички и тесты, горы распечаток и альбомов по гистологии.
Он теперь по другую сторону барикад.
Исключение.
Доктор.
|
Вход
FAQ
Поиск
