Приближение нереального.
Часть 1.
К вечеру суета улеглась. Старшее поколение отправилось спать, младшее ушло на реку. Анюта немного подумала, к какой категории отнести себя, и, поколебавшись, выбрала средний вариант: пройтись вдоль реки перед сном. В наступающих сумерках скромная деревенская речушка как-то преобразилась, стала шире, спокойнее, с невысоких обрывов открывались неожиданные туманные панорамы. Шурик и Славик разожгли на берегу костер. Анюта прислонилась к березке неподалеку, с улыбкой наблюдая за мальчиками. Братья были совсем непохожи. Славик темный и коренастый, Шурик – светловолосый, высокий. Славик неторопливый, основательный, "увалень", как говорят иногда, Шурик быстрый, как белка, длиннорукий, длинноногий, так и мелькает туда-сюда, все-то у него выходит быстро, ловко, красиво.
-Сань! Я купаться! – заявил Славик. – Вода сейчас, как парное молоко. Ты будешь?
-И я буду!- Шурик живо кинулся стягивать брюки.
Анюта догадывалась, в каких костюмах купаются по вечерам деревенские ребятишки, поэтому, торопливо повернувшись, пошла лугом прочь, обратно в деревню, отгибая с тропинки мокрую траву и стараясь не испачкать светлые туфли.
-Ань! Ань! – догнал ее голос, а вслед за голосом прибежал и сам его обладатель. Анюта обернулась. Шурик в одних плавках стоял перед ней, улыбаясь, дрыгал ногой, отмахиваясь от полчища налетевших комаров.
-Что, Шурик?
-А ты не хочешь искупаться? – он рассмеялся, блеснули зубы. Шурик кивал головой, корчил рожицы и даже схватил Анюту за руку. – Пойдем! Пойдем! Вода сейчас очень теплая, здесь течение слабое и нырять с берега можно!
-Спасибо, - вежливо сказала Анюта, - спасибо, мальчики, в следующий раз.
-Ну, а мы купнемся, - снова улыбнулся Шурик. – Посиди с нами! Славик сардельки в холодильнике стырил. Сейчас пожарим! Очень вкусно. Только окунемся и пожарим. Ну, пожалуйста, оставайся.
-Хорошо. - Анюта тоже улыбнулась. - А от мамы вам не попадет за сардельки?
-Не попадет! – солидно заявил подошедший Славик. – Я взял так, чтобы незаметно было.
Мальчики побежали купаться. Анюта вернулась к костру.
Сюда, в тихую Степановку она приехала вчера. Это был случайный порыв. Позвонила троюродная сестра Валя и заявила, что известная всем баба Сима, дальняя родственница Анюты, зовет всех на именины. Именины, как водится, совмещаются со сбором ягод в огороде. Неявка не приветствуется. Расписание поездов прилагается. Уже который год Анюта вежливо извинялась в ответ на подобные предложения и никуда не ездила. Но нынешнее лето было таким душным и жарким, ночной город отвратительно пах горячим асфальтом и дымом, ни ветерка, ни дуновения не было в знойной Москве. На даче из-за затеянного строительства – лишь пыль столбом и цементные облака. Поеду – решила Анюта.
Купив в пятничной толчее супермаркета простенькую микроволновку и затейливый плед в подарок бабке, выехав еще днем, выстояв пробку на выезде из Москвы, да две пробки в ближайших городах, Анюта прикатила в Степановку лишь к десяти часам вечера.
Степановка была недалеко от областного города, но это соседство почти не оказывало влияния на ее размеренную патриархальную жизнь. Все было по-прежнему. Так же, как и десять лет назад. Разве что выросли соседские дети. Вот они: Шурик – которого последний раз Анюта видела важным первоклассником, да Славик, что ползал тогда на террасе в стареньком манеже. Соседские дети жили в поселке неподалеку, а в Степановку приезжали на лето.
В пятницу вечером долго сидели на летней веранде у самовара. Наталья – мать Шурика и Славки завела разговор о детях. Сами дети убежали на ночную рыбалку.
-Уж не знаю, не знаю, что с Шуркой делать, - говорила Наталья, подперев рукой щеку. Года два уж, словно с цепи сорвался. Все у него девки, все девки… С работы вернешься, у него девушка. Пойдешь по двору – тут же тебе кто-то скажет: "А Сашку-то ваш вчера с Надькой…" Пойдешь другой раз, они снова: "А Сашка ваш с Ленкой… " Представьте себе, через окно прыгал, по пожарной лестнице лазил. И везде у него девки… Весь кобель в отца!
-Нет, Наталья! – поправила баба Сима, регулярно смотревшая телевизор. – Нынче это называется не кобель, а плейбой.
-Ну, пусть! – Согласилась Наталья. -Но хитрющий какой!. Я уж говорю ему: сыночка, хоть подожди, отслужи в армии, потом и гуляй. А то ж принесет какая мне в подоле внучонка, что делать-то будем? Не бойся, - говорит, мама, не принесет, я аккуратно гуляю. И верно. Ни одна еще не приходила…
-Дело молодое. Что ты его жмешь, Наталья, - глубокомысленно дула баба Сима на блюдце с чаем. – Подумаешь! Когда ж и погулять-то ему?
-А Саша не собирается никуда поступать? – спросила Анюта.
-Во! Наталья, - встрепенулась вдруг баба Сима. – Попроси за мальчонку-то. Анютка в институте работает. Экзамены принимает. Может, замолвит за парня слово или хоть скажет, кто там берет…
-У нас сложно учиться. – Сказала Анюта. – Я с поступающими дела не имею, но, наверно, могу хорошего репетитора порекомендовать, что поможет. Только… потянет ли Саша учебу?
-Ой, не потянет, не потянет! – сказала Наталья. – Шебутной он. Учителей извел. Светлая, говорят, голова, да дураку досталась. Ленивый - страсть! Куда там в Москву учиться. Хоть бы шел в областной политех, там и дядька у него работает. А то решил в армию! У меня сердце кровью обливается, как там он будет.
-А разве Саше уже восемнадцать есть?
-А уж исполнилось. Уйдет мой сыночка в осенний призыв. Ой, что там будет! Сейчас же армия какая страшная. Нет, уперся и все тут! Пойду, говорит, мама, служить и не уговаривай.
-Саша хороший. – Вступился дядя Павел. – Он сам на компьютер заработал. Да не играет на нем, а программы какие-то изучает. А то, что по девкам бегает, так это он перед армией запасается… Вот, у нас, помню, когда служил я в Германии…
И перешел разговор на военную службу дяди Паши, а потом и совсем завял, поскольку четвертинка у него закончилась, самовар остыл, а глаза у всех уж слипались.
Всю субботу собирали ягоды, терли смородину с сахаром, варили малиновое варенье на дровяной плите летней открытой кухни. Закрывали банки, суетились. И везде был Шурик. Таскал мешок с сахаром, доставал с чердака банки, колол дрова для печки, появлялся сразу в нескольких местах, везде шутил и смеялся, и, казалось, кругом мелькают его загорелые руки и ноги.
И, вот, наступил вечер. Туманная река и этот робкий костерок и, даже писк комаров, все вокруг овеяно было умиротворением, тишиной и спокойствием.
Мальчики накупались, вернулись к костру. Шурик подбросил дров, пламя сразу взвилось, затрещали ветки, полетели искры. Мальчик передернул плечами, согнал большой ладонью с тела капли воды, повернулся вполоборота, подзывая брата:
-Быстро, быстро, Славка, иди, грейся, простудишься еще.
Анюта посмотрела на мальчика уже с интересом. Нет, Шурик не был еще взрослым мужчиной. Он был, как это называется "старшим подростком". Но в его теле, в его жестах, повороте головы, линии скул и бровей, очертаниях плеч и голеней уже появилась взрослые черты, которые, трогательно перемешавшись с детскими вихрами на макушке, припухлостью губ и милой улыбкой, составляли общую картину обаятельного молодого человека. Анюта думала о Шурике, как о выросшем мальчике, бабушкином соседе, ребенке, который сейчас переходит в серьезную взрослую жизнь. И мысли ее, мысли умудренной женщины, кандидата наук, преподавательницы престижного ВУЗа были ленивыми, медленными, философскими и даже где-то возвышенными, но, когда вдруг Саша поднял глаза и посмотрел на нее в упор, сквозь пламя костра очень серьезно и почему-то требовательно, у Анны неожиданно пересохло во рту. Она отвела взгляд от его длинных пушистых ресниц и решила немедленно уйти.
Но сил уйти не хватило. Шурик оделся, притащил старую доску, два камешка. Получилась уютная скамеечка. Комары поутихли. Сардельки с запахом дымка оказались восхитительным блюдом.
Шурик начал говорить. На этот раз он рассказывал вовсе не анекдот. Удивительно, но он завел разговор о форме вселенной, о топологии, об известной теореме, которую удалось доказать русскому ученому, отказавшемуся от миллионной премии. Странно еще и то, что обычно обыватели с удовольствием рассуждали о размере премии, личности ученого, его нравственном облике. Каждый совершенно точно знал, на что можно было бы употребить предложенные деньги, но никто не разбирался, хотя бы поверхностно в сущности открытия. Шурик, что удивительно, был в курсе. И это была не только терминология, он понимал, о чем говорит. Анюте это понравилось, она поддержала беседу, призналась, что все это ей очень интересно, хотя суждения о предмете она имеет весьма поверхностные. Глаза Шурика заблестели еще больше, он с жаром начал объяснять, спорить, но тут прибежала Маруська, дяди Пашина внучка. Запрыгала, забегала, затеяла с задремавшим было Славиком веселую потасовку.
Стало совсем темно. На небо высыпали звезды.
Шурик сидел по-турецки, держал в одной руке насаженную на палочку, обкусанную сардельку, другой показывал Маруське гладиаторский жест – добей, добей, этого увальня! Славик обиженно пыхтел. Анюта посмотрела на небо. В свете костра звезды казались бледными.
-Пойдем! – вскочил Шурик. – Пойдем, я тебе покажу Кассиопею.
-Кассиопею и я умею находить, - пожала Анюта плечами.
-Я и другие созвездия знаю, - Шурик по-простецки вновь схватил Анюту за руку и потащил за собой. На этот раз рука мальчика на собственном запястье показалась ей горячей и слишком твердой. Она высвободила руку и поднялась.
-Нет, спасибо, мальчики, мне пора. Завтра вставать рано. Бабушка попросила съездить за сахаром на рынок. А здесь в магазине дороже.
-Да, я съезжу! Зачем ты? – удивился Шурик, - ты же не будешь мешок таскать! А я съезжу. Я на колесах. У меня уже три недели, как права есть, и папка свой старый драндулет отдал на поругание. А у тебя машина старая?
-Не новая, конечно.
-Но хорошая. – Сказал Шурик. – Ты кем работаешь?
-В институте я преподаю. – Анюта назвала институт.
-А! – протянул Шурик. – Слышал. Туда, наверно, так просто и не поступить…
-Наверно да. Готовиться нужно.
-Ну я, типа, в курсе… - Кивнул Шурик. - Куда нам. Мы ж с села.
-Дурачок, - беззлобно сказала Анюта, повернулась и ушла.
С этого момента почему-то Шурик перестал у нее ассоциироваться с важным первоклассником. Теперь его имя вызывало скорее образ обаятельного молодого человека, рассуждающего о строении вселенной. Или мужчины, вышедшего к костру в сверкающих каплях воды на плечах. С прекрасно развитыми мышцами, уже полностью сформировавшейся фигурой. Про фигуру Шурика Анна предпочитала не думать, но мысли не всегда слушались ее.
Засыпая, она неожиданно вспомнила рассказ Натальи о похождениях сына.
"Значит, плейбой", – подумала Анюта с неожиданной досадой. Она представила девиц, которых Шурик "окучивал" в предвкушении монашеских армейских лет. Ей виделась всяческая подростковая любовная атрибутика: объятия в сумерках дискотек, поцелуи на задних рядах кинотеатров, прижимания в подъездах, посиделки на темной аллее парка, торопливые, почти в одежде, минуты подросткового секса, пока родители на работе… Все это было очень смешно, глупо, наивно и не имело к ней, взрослой и умной женщине никакого отношения.
-Нюша, милая, ты прямо, как девочка! – сказала ей баба Сима, выйдя утром к умывальнику. – В городе жизнь легкая. Все молодые кажутся. Ты ж того же года, как наша Ирка, а она уж такая бабища!!! А на тебе брючки сидят прямо, как на модели. На Иркин зад-то уже брюк не натянешь. На юбку и то метров пять материи пойдет…
Анюта улыбнулась, и не отказала себе в удовольствии шутливо покрутиться перед бабой Симой, приподнявшись на носочки. Баба Сима засмеялась, а Анюта вдруг почувствовала какое-то неудобство, словно мурашки пробежали по позвоночнику. У калитки стоял Шурик с мешком сахара на плече. Его взгляд и произвел на нее это странное действие. Анюта испуганно ушла в дом. В спину ей донеслось:
-Долго спишь, Ань! Я, вот, уж и за сахаром съездил…
Но она предпочла не расслышать.
После завтрака вдруг захмурилось, зарядил дождь. Можно было готовиться к отъезду, чтобы не стоять в многокилометровой пробке дачников, желающих попасть обратно в Москву.
-Нюша, сходи к Наталье, принеси мой медный таз! А то она с прошлого года не отдала. Очень вкусно получается в медном-то тазу!
Анюта кивнула и отправилась к Наталье. Постучала. Никто не ответил. Она толкнула дверь, прошла через сени в кухню. Дождь барабанил по крыше, вдали рокотала гроза. В кухне восхитительно пахло малиной. Над плитой, над медным тазом, видимо, тем самым тазом, с секундомером в руках стоял Шурик и серьезно смотрел на варенье.
-Ты что не откликаешься? – строго спросила Анюта.
-А? – отрешенно обернулся Шурик. – Сейчас, сейчас. Вот уже все! – он выключил огонь и, словно вновь вернувшись в действительность, спросил, - а что? Ты стучала?
-Я стучала!- сердито сказала Анюта. – Баба Сима требует свой медный таз обратно!
-Я занесу. Занесу. Я варенье из малины сварил. Для тебя. Будешь там, в городе зимой есть. Попробуй, хочешь?
Анюта растерялась. Шурик взял ложку, зачерпнул варенья и приглашающе подмигнул. Анюта, словно загипнотизированная его взглядом, медленно подошла и потянулась к ложке.
-Осторожно, - вскричал Шурик, хватая ее свободной рукой за плечо. – Очень, очень опасно. Очень горячо. Подожди!
Он вытянул губы и стал дуть на варенье, не убирая, однако руки, сжимая плечо Анюты все крепче и крепче.
-Дуй и ты. Быстрее остынет.
Анюта осторожно подула на варенье. Запах малины кружил ей голову, рука на плече казалась уже нужной в качестве опоры.
-Теперь можно, - разрешил Шурик. – Попробуй.
Анюта осторожно подвинулась к ложке, но ее губы не коснулись варенья. Ее лицо почему-то вдруг сблизилось с лицом Шурика, а ложка исчезла куда-то в небытие, испарилась. Вторая рука притянула Анюту крепче и мягкие губы, едва коснувшись ее губ, стали забирать их в плен, накрывать, завоевывать. И тут Анюта опомнилась. И отпрянула. Но поцелуй уже был. Он уже получился. И она, о ужас, кажется, не возражала.
-Сладко, правда? И горячо, - выдохнул Шурик, всматриваясь в ее лицо бешеными глазами.
Анюта отвела глаза и отступила на шаг. Боковым зрением она увидела на столе пресловутую ложку, натекшую из нее лужицу варенья, вздохнула и отступила еще на шаг. Шальная оса закружилась вокруг ее лица. Запах малины стал совсем густым, ощутимым, от него подкашивались ноги.
-Не дергайся! – горячо сказал Шурик. – Не дергайся, она же укусит!
Но Анюта уже не слышала его. Она справилась с собой, развернулась и ринулась прочь из кухни.
-Аньк! Ты чего это? – встрепенулась во дворе откуда-то взявшаяся Наталья.
-Баба Сима. Таз. А там. Шурик в нем варит… - залепетала Анюта беспомощно.
-Ах, таз! Да я скажу ему. Он ей отдаст. А ты уж ехать собралась?
-Да, да, я поеду. А то пробки. Поздно дома. А вставать рано. Там… Экзамены скоро. Дежурства у меня.
-Ну, счастливо! – начала прощаться Наталья. – Ты это… Смородину-то перебери, да положи в морозилку, что получше. А там, что плохая, так на вино можно поставить или потереть тоже. Да пятиминутки-то лучше досмотри, чтоб крышка не слетела, а если что, так перевари, да перекатай… - напутствовала Наталья, но Анюта плохо слушала ее. В окно кухни смотрел на них насупившийся Шурик.
Наталья проводила Анюту до дома бабушки, помогла упаковать да погрузить в машину сельские гостинцы. Расцеловавшись с бабой Симой, попрощавшись с многочисленными домочадцами, Анюта выехала на деревенскую грунтовку, которая в этом сезоне была вполне проходима и являла собой весьма живописную дорогу. Салон весь пропах малиной. В панорамку было хорошо видно провожающих. К их толпе присоединился Шурик. Помахал рукой. Это ровным счетом ничего не значило.
Часть 2.
Сентябрьский ветерок лениво шевелил листья на тротуаре. Один кленовый лист прилип к ограде, словно рекламный стикерс ближайшей пиццерии. Саша мерз в тонкой курточке, но упрямо шел пешком из общаги в институт, не соблазняясь влажной и теплой глубиной спасительного метро. Отцовский подарок – старую "Оку" он оставил дома. Саша почти всерьез считал, что одной из первых его крупных покупок в Москве будет "БМВ" или "Мерседес", а пока сойдет и трамвай. Первой парой было "Введение в специальность". Да, именно так, среда, вторая неделя, первая пара. Первокурсники считали этот предмет легкой холявой, по сравнению с зубодробительными математикой и физикой, которой досыта пичкали их ответственные преподаватели. "Введение в специальность" читали серьезные доценты выпускающей кафедры, той самой, которая займется вплотную оставшимися лоботрясами. Но всерьез это будет лишь на третьем курсе, а пока… Пока первокурсников немного попугают на пресловутом "Введении..." И зачет по этому "Введению…" холявный, это все знают.
Позади были бессонные ночи перед экзаменом по математике, бесконечные звонки девчонок, приставания младшего брата, которому он, в конце концов, подарил свой мобильник, решив одним махом сразу две проблемы. Позади житье в общаге на втором этаже трехэтажной кровати, "на абитуре". Теперь у студента Волошина своя личная (одноэтажная!) койка в уютной четырехместной комнате. (Холодильник купили вскладчину!)
Позади изнурительный ужас вступительных экзаменов, прохлада ладоней и умопомрачительная духота в аудитории.
Позади тот самый момент, когда он, улыбаясь знакомым девчонкам, но, ощущая какой-то мистический холод в груди, вел пальцем по спискам зачисленных и, найдя свою фамилию, почувствовал вдруг, что счастье реально существует и заключено в том, что он поступил!
Позади ночная работа грузчиком, чтобы заработать на необходимый для занятий и подработки подержанный, но очень шустрый ноутбук.
Позади даже медкомиссия, на которой его хотели завернуть с выбранного факультета, на том основании, что он не различает на какой-то там странице какой-то цвет! На призывной комиссии в военкомате бы такие требования!
Но все это было и прошло, оставив в памяти лишь воспоминания, а в сознании ощущения радости и победы. Он, Саша Волошин – даже не отличник, а средний выпускник из провинциального поселка доказал, что не простой деревенский мальчик, способный только окуньков ловить у запруды, тискать девчонок и отираться у пивного ларька. Он поступил в престижный московский институт сам, без взяток и репетиторов, на бесплатное отделение по конкурсу! Если честно, то ему даже никто не верил, что он сам! Таких на всем курсе было от силы три человека. Он был горд собой. Она еще узнает его! И поймет, что это было настоящее. Правда, настоящее, такое, каким оно может быть лишь в восемнадцать лет!
Прошло уже полторы недели учебы. Вырвавшиеся из-под материнского крылышка великовозрастные дети, окунувшись в соблазны большого города, пустились во все тяжкие. Саша держался. У него была цель. Впрочем, он вообще был очень серьезным человеком, хотя никто из окружающих, включая родную мамку, не верил в это. Девчонки, впечатленные его неугомонной веселостью и симпатичной мордашкой, пробовали несколько раз подкатить, но получали вежливый и необидный отказ: "да, если бы я был свободен, то пошел бы лишь с тобой, ты ж понимаешь, но у меня там, дома осталась девушка, которую я люблю". Как ни странно, подобный отмаз прокатывал. Девушки почти не обижались, но кличку Волошину придумали. Теперь он был "Вегетарианец", и, похоже, это прозвище прилипло к нему надолго.
Саша очень надеялся на первой паре, на пресловутом холявном "Введении в специальность", повторить к семинару физику. Он вошел в аудиторию, выбрал укромный уголок на самых верхних рядах и открыл тетрадь.
-По расписанию предмет читает какая-то тетенька, - сообщил вездесущий одногруппник Игорек. – На первой и последней лекции обязательно надо побывать, а в середине, что я нанялся, вставать в такую рань? – Игорек корчил из себя опытного студента. – Тетенька наверно не тетенька, а бабушка. Божий одуванчик. Или наоборот. Злая бабушка. Старая дева с пучком. Кааак начнет на нас изливать свой климакс, только держись!
Саша, пожав плечами, углубился в физику, машинально, не поднимая от тетради глаз, встал вместе со всеми, машинально опустился. И вдруг, услышав голос, вскинул голову, вытянул шею и неожиданно спрятался за широкую спину впереди сидящего Игорька.
Шурик знал, что эта встреча произойдет. Но он не думал, что это будет так скоро. В большом институте непросто столкнуться случайно, а предмет, который вела она, предстояло проходить лишь на третьем курсе. Но… Судьба распорядилась иначе.
Студент Волошин, забыв закрыть рот, следил за каждым движением, ловил каждую фразу, каждую модуляцию голоса, но не улавливал смысла.
-Фигасе бабулька, - шепнул, повернувшись, Игорек. – Я бы ей отдался. Если хорошо попросит.
Игорек был неуклюжим малым с очень маленькой головой и очень большим папиным кошельком, обеспечившим ему поступление.
-Я не смотрю. Я физику делаю. – Быстро прошептал Саша, испугавшись, что разговор привлечет внимание.
-Тоже дело. – Равнодушно сказал Игорек. – Я потом у тебя спишу.
Саша закрыл физику и стал методично писать лекцию. Что-то подсказывало ему, что сдать "Введение в специальность" ему будет гораздо сложней, чем остальным. Эта мысль еще не оформилась, но она вытекала из того, что та женщина, которая стояла перед ним у кафедры была вовсе не похожа на девушку, почти девчонку, с которой он собирал малину и пел частушки за праздничным столом бабы Симы. Она казалась старше. Серьезней. Недоступней. Она была одета совсем по-другому. Она говорила другим голосом. Но это изменение, этот другой облик ее был так же близок и дорог ему, как прежний. Саша на мгновение задумался над странностями своего восприятия, но тоскливый приступ щемящего чувства выгнал из головы все умные мысли. Так просидел он все сорок пять минут, механически записывая почти каждое слово лекции.
На пятиминутном перерыве, когда все высыпали из аудитории, Саша решился. Политика страуса никогда не была ему свойственна. А тут вдруг, почему он прячется? Почему стесняется? Все его дела, все свершения последних полутора месяцев были направлены для достижения этой встречи. Так чего же он боится? Что медлит?
И Саша, забрав сумку и тетрадь, пересел на почти пустующий первый ряд, по соседству с Лизой Сироткиной – сутулой девочкой в очках и толстым Аликом, которому просто лень было забираться наверх.
-Волошин? Ты чего? Зренье слабое? – как бы пошутил сверху Игорек.
-Высоты боюсь, - как бы пошутил в ответ Саша.
Начался второй час пары. Анна Сергеевна продолжала лекцию, Саша прилежно писал, почти не глядя на текст в тетради, писал практически на ощупь. Глаза его были устремлены на кафедру.
Она запнулась. Она всегда чувствовала его взгляд. Обвела аудиторию глазами. Остановилась на нем. Продолжила лекцию, как ни в чем небывало. Лишь маленькая запинка, полвзгляда в его сторону, и больше никаких эмоций. Он понял, что она его узнала. Он продолжал прилежно писать, старательно подчеркивая термины, обводя рамочкой определения, вырисовывая стрелочки и линии схем. Может быть, эти лекции были аккуратнее и полнее, чем у Лизы Сироткиной. Может быть…
Лекция закончилась.
-Волошин! Ты мне физику обещал! Я первый! – заорал, никого не стесняясь, глупый Игорек.
-На. Возьми. – Торопливо сунул Саша тетрадку в руки Игорька. Анна Сергеевна, собрав листы конспекта, направлялась к выходу. Саша бросился следом.
-Анна Сергеевна. Можно спросить?
Она остановилась, посмотрела на него вопросительно. Толпа равнодушных студентов обтекала их с двух сторон.
-Вы меня не помните? – почти прошептал он.
-Простите? – Она поправила очки и задумчиво посмотрела на него. – Вы с повтора? У вас был академический отпуск?
-Нет. – Улыбка, которая, кажется, никогда не покидала лица Шурика, вдруг исчезла. – Мы встречались раньше. Вне института.
-Простите. Не припоминаю. Видимо, Вы ошиблись. У меня очень хорошая зрительная память.
В ее серых глазах блеснула такая холодная сталь, что он на миг оторопел и понял, что легко не будет. Но какая-то искорка, не взгляд, лишь луч, мелькнувший из-под ее ресниц, заставил Сашу слегка улыбнуться. Он не сразу осознал, что это было. И лишь, когда Анна Сергеевна вышла из аудитории, и ее стройная фигура растворилась в толпе коридора, Саша с тоской и надеждой подумал, что до приближения нереального осталось всего каких-то пять лет.
_________________ До жЫрафа все доходит медленно, все равно нам нравитЦЦа жЫраф!!!
|