Палата

Наш старый-новый диванчик
Текущее время: 26-04, 23:18

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 52 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:42 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 20.


Андрей вернулся к себе домой. Опустошённый, подавленный, выжатый, как чахлая ботва под первым снегом. Странно! А должен был летать от счастья, что начинается вторая жизнь и открывается ещё одно дыхание! Небрежно скинул обувь на ковре в прихожей, и, не раздеваясь, тяжело опустился на диван. Он почувствовал сейчас, что ему лет семьдесят. К усталости и скверному настроению присоединилась головная боль и перебои в сердце. Он попытался удобнее устроиться, вытянувшись на диване, включая телевизор, но при этом прикрыв глаза.
--Странно, Жданов. Умираешь, а должен был хотя бы улыбаться. Как с похорон…
Ровно в семь раздался телефон. Звонила Маргарита. При первых гневных её словах, что он ещё не у них дома, Андрей поморщился и из последних сил признался, что ехать к ним сейчас не в силах. Но с мамой такие отговорки не проходили. Марго, казалось бы, чувствовала его истинные мысли даже на расстоянии, с годами только оттачивая и обостряя почти собачий нюх. Не слушая протесты сына, она сказала, что сама приедет в гости. Но Андрею этого сейчас хотелось меньше всего на свете. И он решил: во что бы то ни стало отказаться, не обижая мать, пуская в ход все ему известные диагнозы и состояния.
--Послушай, симулянт!—выдохнула Маргарита.—Ты закончил? Тогда пойди и пока пополни свой словарный запас, а я ведь всё равно приеду. Или ты не впустишь родную мать?
--Мам, ну что за ерунду ты говоришь сейчас! Дело не в этом. Мне просто не хочется…
--Ну хорошо, ладненько…--сделала многозначительную паузу в словах Марго.—Я верю, что тебе не хочется сейчас мутить осадок. Но я с тобой хотела поговорить про… Катю.
--Что? Зачем?—растерялся и сразу собрался весь в комок Андрей.—Я…не хочу. Не надо.
--Вот те новости какие! Не хочешь? Ты? А если я с тобою поделюсь одной …тайной?
--Что за тайна?
--Да так, не важно… Ты же болен головой… Ревматизмом и склерозом одновременно… Отдыхай, сынок! Поговорим когда—нибудь потом. В другой раз.
--Мама! Перестань! –Андрей уже поднялся и направился в прихожую, оглядываясь, куда пропал один ботинок.—Или рассказывай, или я…
--Ну что? Уже рубашку с вешалки снимаешь? Я одета. Я выезжаю. Ты прав. Наверно, будет лучше, если я сама к тебе приеду.
Дорога матери для Жданова казалась вечностью. « Этого только не хватало! Что за секреты? Что за дела? Неужели мама всё—таки, поговорила с Катей? Я же просил её ни во что не лезть! Я не нуждаюсь! Мне ничего не надо! Я не хочу!» Расхаживал по комнате и злился. Злился и надеялся на что-то, для самого себя непонятное ему…
--Ну, живой? Как ты себя чувствуешь?
--Нормально, всё отлично, ма.
--Ну да, конечно… Если не думать о будущем, ни вспоминать прошлого…
--Всё в порядке! Правда, мам! Проходи. Чай будешь?
--Мы слишком редко видимся, чтоб при встрече пить чай. Я не надолго. Скоро отец вернётся. Рассказывай. –и Маргарита уселась на диван.
--Я?—удивился Жданов. –О чём?
--Что у вас творится с этой…Катей.
--Ах, вот ты о чём… Ничего! Мы окончательно расстались. Я решил её забыть. Всё.
И Маргарита знала, что сын ответит ей именно так, и ни словом больше. Все два месяца она пыталась хоть что—нибудь узнать про то, что с ним творится на самом деле, кроме того, что сама она видела, что он чернее тучи. Настаивать не собиралась, вмешиваться—тоже. Ждала, пока не подвернётся какой—нибудь удобный, подходящий для всех момент. И вот сегодня поняла, что снова что-то пропустила. И тогда Марго решила действовать ва-банк, предчувствуя упрямство сына.
--Так что же, ты её уже не любишь?
--Ма! Прошу тебя! Я не хочу об этом говорить!
--А я и знала. Не нужно. Прячься дальше. Ведь серьёзные чувства отнюдь, не для тебя.
--Перестань! –Андрей опять начал злиться и совсем не собирался продолжать этот пустой, никчёмный разговор.—Если тебе удобно считать меня легкомысленным идиотом, пожалуйста! Я даже рад. Только я не понимаю, отчего вдруг такой возросший интерес?
--Ты прав, Андрюш. Мне стало интересно, что это за женщина такая, которой ты так легко доверил и себя, а заодно и наше дело.
--И?—испуганно, и как-то растерянно моргнул Андрей, присаживаясь рядом с Маргаритой.—И что? Что ты сделала? Ты… говорила с…ней?
--Да.—легко и просто призналась Маргарита. –Мы разговаривали. Но не сейчас. Ещё давно.
--Мама!—Андрей взревел, как прорвавшаяся турбина.—Я же просил тебя ни во что не лезть! Что ты наговорила ей? Ты её обидела? Зачем? Зачем?
--Успокойся! –громко и властно осекла его Марго, чувствуя, как сын уже готовится выплеснуть на неё своё дурное настроение.—Мы разговаривали с ней только о Зималетто! И говорила Катя, а не я! И никого я не обижала! Тебе понятно?!
--Да тебе только кажется так, ма!—продолжал нервничать Андрей, вспоминая и прокручивая в памяти, как киноленту, все встречи с Катей после её возвращения к ним.—Может быть, поэтому и…
--Не по этому! Сядь! Не мелькай перед глазами! У меня и так от всех от вас мигрень!
Андрей послушно сел и замер, предвкушая узнать причину всех его проблем. И вот тогда уже без сожаления поссориться с Маргаритой. Её влияний и воздействий на Катю он бы уже не выдержал совсем.
Маргарита успокоилась сразу после того, как прочла в глазах Андрея интерес и готовность к общению, которого больше так и не было с тех пор, когда он несколько дней прожил у них. Она открыто и честно рассказала, что несколько недель спустя после Совета попросила Катерину задержаться и поговорить с ней. Она охотно согласилась. В тишине и уединении одного из кабинетов Катя рассказала, как, зачем и почему у неё в руках оказалась Никамода. Подробно, обстоятельно, с начала. Так, что Маргарите даже в голову не пришло задать ей дополнительные вопросы. Она ей верила, удивляясь сама себе потом, как было всё логично и естественно на самом деле. Катя так же пояснила ей, почему она уехала из города, для чего скрывалась, что чувствовала и чего не знала. И опять же, всё выглядело настолько честно, что Маргарита снова только слушала её, изредка проясняя мелкие детали и непонятные для самой Катерины моменты. Но она всё—таки не удержалась и спросила Катю про их отношения с Андреем. Не решалась, медлила, даже ругала за такие откровенные вопросы, заданные совершенно ей чужому человеку. Но так и не смогла справиться с собой. И Катя в тот момент с собой боролась. Прятала, заталкивала чувства поглубже в душу. Но они всё же, прорывались в дрожании голоса, в обрывках слов, в опущенных глазах, в суете движений.
«Всё в прошлом! Не волнуйтесь! Это было лишь недоразумение.»--объяснила Катя.
«Но Андрей так не считает!—не раздумывая, призналась Маргарита.
«Успокойте его, пожалуйста! Всё встанет на свои места. Он никогда не любил меня, а я со своими чувствами уже благополучно справилась» Сказала и ушла, извиняясь. Но с этого дня Маргарита перестала спать спокойно. Казалось бы, что жизнь медленно налаживается и возвращается в прежнее русло. Компания выплачивает долги, документы и отчёты всегда в порядке, Андрей работает на износ, Катя хоть и появляется редко, но больше никуда не собирается пропадать. Андрей… Марго не видела ни разу, чтобы он хотя бы выпил. А так же на его лице не видела улыбку. На все вопросы о самочувствии или делах он отвечал единственной фразой: «Всё хорошо! Ты не волнуйся.». И Маргарита ему не верила. Она отказывалась верить и себе, когда её, словно вспышка, озаряла мысль, что сын действительно любит Катю. Что со временем влечение к ней не только не проходит, а усиливается так, что он и сам себе не рад, что это с ним случилось. И тогда Марго стала пристальней рассматривать Катерину. Для начала отказалась от поездки в Лондон, сославшись на врачей, которые ей временно запретили находиться во влажном и прохладном климате. Павел что-то подозревал, чувствовал, но она не говорила правду. В мужа в последние годы пошаливало сердце, и Маргарита окончательно решила не будоражить Павла догадками и непроверенными мнениями. Потом Марго старалась узнавать, в какие дни Катерина приезжает в Зималетто. Смеялась над самой собой, ругала и смущалась, но придумывала срочные и неотложные дела, буквально похищая информацию у Малиновского, чтобы обсудить и разрешить непонятные вопросы с Катериной. Андрей сразу же заметил, что Маргарита ведёт себя очень необычно. И когда он несколько раз видел, как они вдвоём что-то обсуждают в кабинете, однажды просто налетел на мать, запрещая ей вмешиваться в жизнь Кати, и тем более, касаться отношений её с Андреем. Маргарита послушно соглашалась. Слушалась его, впервые поступая так, как просит сын, наступая на собственные желания и инициативу. Она боялась навредить. Ему, Андрею. Боялась, что доверие, пусть даже шаткое и хрупкое пока, от одного её неосторожного слова или поступка разрушится, разлетится в пух и прах без права на восстановления. Но Маргарите было невозможно запретить знакомиться ближе с Катей. И с каждым днём она беспомощно и покорно признавалась сама себе, что эта девочка ей начинает нравиться. Маргариту удивляло и восхищало, как в столь молодой и мало опытной голове умещается одновременно знания, интуиция и память. Катя, не смотря на замкнутость и скромность, показалась Маргарите интересным собеседником, необыкновенно лёгким в общении. Но подобные моменты случались редко. Обычно Катерина помнила, что пред ней мать Жданова Андрея Павловича, президента компании, самого важного человека в ней, а значит, и Маргарита для неё всегда оставалась только официальна. Но в редкие мгновения, когда они однажды вместе пили чай или случайно опрокинули стеллаж с пол сотней папок, Катя забывалась и вела себя естественно, легко и непринужденно. Катерина никогда не жаловалась, отзывалась обо всех с завидным уважением, и даже возникшие проблемы решала, только встав на сторону другого. Невольно Маргарита поймала себя на мысли, как же эта девочка отличается от Киры! И точно так же Марго была удивлена, что Катя в чём-то очень похожа на неё, на Маргариту. Те же предложения, та же реакция, те же взгляды… К концу второго месяца почти что равноценной с остальными работы в Зималетто она привыкла даже к внешности Катерины так, что не замечала, то ли она меняется со временем, то ли не так уж и некрасива… Вечерами, оставаясь наедине сама с собой, за чашкой чая и новомодными журналами, она неоднократно ловила себя на мысли, что тот голубой костюм, что сегодня был на Кате, ей не идёт, а подошёл бы этот, кремовый, с пятнадцатой страницы… Смеялась над собой, приходила от подобных мыслей в ужас, но листала и листала тот журнал, рассматривая платья… А на днях она призналась Катерине:
«Мне нравится, как Вы работаете. Вы отлично соображаете, замечая некоторые вещи, которые многие оставили бы без внимания. Вы –ценный сотрудник в Зималетто, и я довольна, что компания благодаря Вам выходит на прежний уровень, приобретая новые перспективы развития.»
« Спасибо…--тогда смущённо и недоверчиво залилась румянцем Катерина, --Но разве это я? Президент компании делает для этого значительно больше.»
«Я не отрицаю, но по—другому было б невозможно! Это его дело, это часть его жизни, поэтому он просто выполняет долг перед самим собой. Но Вы… Я удивлена, и отчасти мне это странно.»
« Я тоже отдаю долги. Только, возможно, у меня их больше, чем у президента.»
« Ну, а когда Вы осчастливите всех тех, кому должны, Вы, Катя, планировали, чем собираетесь дальше заниматься?»
« Возможно, буду работать у Юлианы. Возможно, всё сложится как-нибудь иначе. Возможно, я выйду замуж. А после этого сама не знаю, что будет впереди.»
«А Вы не думали о том, чтобы остаться в Зималетто? Мы к Вам привыкли, и Вы, надеюсь, тоже.»
«Думала. Спасибо. Но я уйду. Простите…»
Этот разговор у Маргариты с Катериной случился перед тем, как несколько дней подряд она с утра была на фирме, а Андрей приезжал сюда только к обеду. Ну а потом этот странный разговор у них , запертая на ключ дверь и слёзы Кати. Марго подумала сначала, что Катя собиралась уходить, а Андрей не отпускал её раньше запланированного срока. Но через несколько мгновений ей стало ясно, что Катерина уходила не из Зималетто, а из его, из жизни сына. А он не собирался отпускать…Но если плакала, то и уходить-то не хотела! А, значит, Катя , возможно, и правда любит сына.
--Ну? –Марго слегка толкнула Андрея ладонью в бок.—Ты не заснул? Что скажешь?
--Зачем ты мне всё это рассказала?
--Затем, что вижу, что ты не забыл её. И она тебя пока что не забыла.
--Это ты с Малиновским насиделась, в отделе прогнозирования?
--Не говори такую чушь! Я не слепая и кое-что, всё же, вижу. Уши у людей недоверчивее, чем их глаза. Я хочу помочь тебе, глупый дурачок! Если ты, конечно, глупостей ещё не наворотил.
--А вот этого, как раз, делать и не нужно. Всё! Закрыли тему!
--Ты же снова совершаешь прежние ошибки. Тебе не жалко собственную жизнь?
--Она моя, мам! Вы с отцом достаточно вмешивались, желая мне того самого счастья! Ну, и что из этого получилось?
--А ты хоть раз послушал? Хоть однажды сделал так, как мы советовали тебе?
Андрей молчал, только пристальнее вглядываясь в лицо Маргариты. Он снова не понимал её, к чему весь этот бесполезный разговор. Ведь всё, что она Андрею рассказала, лишь только собственные мысли, которые никогда не превратятся в реальные поступки. А разговаривать на эту тему, гадая словно на кофейной гуще, Андрей не собирался.
--Ма, что ты хочешь? Я не понимаю! Ты… Неужели ты пришла сейчас заступаться за…Катю? Что с тобой? Это разве ты?
Маргарита не решилась ответить откровенно. Да она сама не знала, как выглядело то, что ей хотелось бы на самом деле. Но жёсткий и прямолинейный тон Андрея сбил в ней все сентиментальные порывы.
--Я не собираюсь лезть в вашу личную жизнь! Но ты должен поговорить с ней. Не так, как ты привык это делать—срывая фуражку на лету и размахивая чёрным флагом!
--Поздно, мама! Бесполезно всё! Она ведь не простила. Поэтому выходит замуж.
--Простила.
--Откуда ты это знаешь?
--Женщина прощает только тогда, когда она сама виновата.
--Но тогда бы она не выходила замуж. Ведь даже тебе она об этом сообщила! И я не знаю, найдётся ли ещё хоть один сотрудник Зималетто, кто про это ничего не знает.
--А если это фарс? Бравада?
--Мне всё равно. Я устал. Я больше не могу доказывать ей свою любовь.
--Значит, всё же, любишь?
--И поэтому женюсь. Я не хочу любить. Не могу больше! Не хочу! Ты понимаешь?
--Подожди, постой… Что значит –женишься? Ты не шутил тогда?
Андрей молча встал, несколькими шагами преодолел пространство комнаты, оказываясь в коридоре, достал из кармана пиджака приглашение на свадьбу, полученное утром в ЗАГСе, и бросил на журнальный стол перед Маргаритой.
--Мне не до шуток.
Она долго вглядывалась в дату на голубом листке, сплошь усеянном колечками, сердечками и стрелами, и даже коснулась пальцем строк, будто бы не веря собственным глазам. Ей всё казалось нереальным, подделкой, глупым розыгрышем! Но глаза не лгали, и сын был сам убит.
--Ты…--пыталась Маргарита вернуть пропавший голос.—Ты ненормальный? Сумасшедший? Ты женишься на Вике?
--Прости, но на Кире так и не получилось.
--Андрей!!! –Маргарита крикнула так, что казалось, зазвенела ваза на полочке в соседней спальне.—Если ты сейчас же не скажешь мне, что передумал, что это всё неправда, то тебя придётся срочно отправить к психиатру! Или к другому какому—нибудь врачу!
Увидев, как мать переживает не на шутку и бледнеет на его глазах, он сел к ней рядом и обнял.
--Мам… Я не сегодня это всё придумал. Ты только выслушай меня. Если я не женюсь сейчас, я не забуду Катю. А если я не забуду, вот тогда ты точно отведёшь меня к врачу. Я собираюсь начать жить по—другому. Нет, не с чистого листа. Наверно, с серого, чёрного, да это и не важно! Я не люблю Викторию. И она меня не любит. Но нам вдвоём легко и просто. А это то, что мне сейчас именно и нужно. Сейчас. А что случится завтра, никто не знает. Но я больше не могу день и ночь представлять и думать о том, чего никогда не будет. Не будет! Не смотри так на меня. Ты не знаешь Катю. Если она что—нибудь решила, то не отступится от этого. А она решила быть без меня. Ну не могу же я силой помешать ей в этом! Да, честно говоря, и не хочу. Либо веришь в любовь другого, либо нет. Ведь доказать её невозможно. Я это понял. И больше не буду это делать. Не могу.
--А ты с Викторией случайно не забыл поделиться этими же мыслями?—после долгой паузы спросила Маргарита.
--Не забыл. Она согласна на мои условия.
--Вот идиотка-то…
--Я так не думаю.
--В браке рождаются дети.
--Ну, от поцелуя вряд ли.
--Ты что, не собираешься с ней… спать?
--Спать собираюсь, и даже очень крепко. А там—как получится. Только…не говори пока отцу. Я сам. И не нужно заботиться о свадьбе.
--Я завтра же уеду из Москвы. В Лондон.
--Мама! Ты этого не сделаешь! Значит, ты не поняла меня совсем!
--Вот именно поэтому я и уеду, что поняла тебя прекрасно! –Маргарита поднялась и прошлась в сторону двери. –Никогда! Запомни, никогда я не дам согласия тебе на этот брак. Ты трус. Ты ничему не научился. Ты сдулся, как воздушный шарик, от первых серьёзных трудностей на твоём пути. Сам не смог, и от помощи отказался. Что ж, поступай, как знаешь. Может, у тебя и правда есть причины так поступать. Тебе виднее! Я, видно, так и не вошла в круг твоего доверия, оставшись где-то на полпути. И поэтому я выхожу оттуда добровольно.
--Мама! Что ж ты делаешь-то! Ты же режешь без ножа!
Марго немного постояла у двери и вернулась к сыну. Присела на минутку, погладив сына по голове, как в детстве. Но он тут же отстранился, не позволяя.
--Андрюш, может, ты и прав. Может для тебя необходимо сто раз наступить на грабли, чтобы понять, что выход рядом. Я подожду. Мне некуда спешить. А ты поторопись. Времени у тебя не так уж много.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:42 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 21.


За окнами давно уверенно и властно бушевал рассвет началом тёплого, погожего майского утра. Но Катя не заснула даже и на несколько минут. Безнадёжно переворачиваясь на диване, утыкаясь носом то в подушку, то в жёсткий подлокотник, то сбрасывая одеяло, то накрываясь с головой она устала мучаться с бессонницей и встала. Оделась, на всякий случай положила несколько купюр в карман и тихо выскользнула за дверь, радуясь, что мама с папой не услышали её ухода. Тихие и полусонные улочки и дворы одновременно манили и пугали. И Катерина направилась в сквер, в котором редкие прохожие выгуливали собак или совершали утреннюю пробежку. Она устроилась на лавочке в стороне от всех и глубоко вдохнула аромат цветущей прям над ней сирени. Тишина. И только где-то вдалеке каркала неугомонная ворона. В этот день жизнь казалась Кате тяжелей обычного. В душу, внутрь её прокралось странное, до сей поры незнакомое ей чувство, когда сердце своё то ли свободно, то ли занято кем-то, и не понятно, счастлива ли она от этого или ей очень плохо. Три последних часа ночи безумной, тяжелейшей борьбы самой с собой, направленной на размышление о дальнейшей жизни без Андрея сделали под утро своё дело: она смогла подумать о Сергее. Но совсем не так, как собиралась и хотела. При воспоминании о нём вместо уверенности, нежности, расположения сводило скулы. Но, продолжая снова заставлять себя думать впредь только о нём, время от времени в ней поднималось чувство, как талая вода, наполняя рот привкусом железа.
--Он хороший!—решила произнести Катя вслух, чтобы быстрей заставить поверить собственное сердце в сделанный головою выбор.—Мне нужен он, а не Андрей! Потому что любит. Потому что с ним я знаю, что будет завтра. А с Андреем я не понимаю, что происходит даже в этот миг…Но так же невозможно! Невыносимо бесконечно нависать над пропастью! Тем более, что это только я так и осталась на краю. А вот Андрей, похоже, выбрался оттуда. Значит, и я должна за ним… От него…
Но что-то не сходилось, не сцеплялось в Катином сознании, выдавая, как на экране монитора, грубую ошибку. И она впервые, как слепой котёнок, тычась наугад, пыталась вычислить её, исправить, вернуть уверенность в своих поступках. И не могла. Не получалось. Злость на саму себя и жалость выливались горькими слезами в тишине московского солнечного утра на маленькой скамейке, в стороне от суеты, и казалось бы, от самой жизни. То ли пусто в сердце, то ли оно наполнено до краёв горькой желчью, размешанной с её болезненной, навязчивой любовью, не проходящей, не отпускающей её уже тогда, когда и сердцу-то, наверно, стало ясно: он женится. И не на Кире. На первой попавшейся красотке, которая согласна принимать его любого. И он согласен отдавать, потому что ничего серьёзное и настоящее его не интересует. Чего же плакать? Разве она не знала это? «Тоже мне, новость!...» И какая разница, что это может быть не правдой? С возвратом Зималетто и долгами всё действительно, встало на свои места. Пробило полночь, карета превратилась в тыкву… И только Золушка ещё стоит, выглядывает из-за угла и ждёт, что принц её вот-вот за ней вернётся…
Слёзы капали, струились из Катиных глаз, впервые за это время, когда она вчера под вечер вернулась после разговора с ним. Она не собиралась плакать и сейчас. Но боль не умеет выходить иначе…А было больно, нестерпимо, когда она уже которую ночь спала с полуоткрытыми глазами, надеясь, что новое забвение не принесёт старых снов… Когда до Кати постепенно, но каждый раз уверенно доходило, что всё время она купалась в собственном обмане, но была слепа… Когда она пыталась закрыть ему доступ к дальнейшим таким же поступкам в отношении себя…Когда больше не хотелось стараться залезать в его душу, и приходилось копаться только в собственной душе… Когда начинала понимать, что ложь сопутствует всегда, и трудно потом разобраться, говорит ли кто- нибудь правду… Когда тешила себя бесплодными надеждами, что уехав куда- нибудь очень далеко, можно избежать всех бед сразу… Когда впервые начинала разговаривать с собственным «Я», чтобы определить, насколько она может быть чиста в этом предстоящем объяснении… Когда постоянно, до смешного и до злости на саму себя, Катя находила разницу в росте, блеске глаз, развёрнутости плеч, и понимала, что это всё не то…Когда смятая постель разыгрывает воображение до дрожи в теле и начинает источать его тепло и запах его тела, но при этом Катя знала, что они расстались, и теперь уж навсегда…Когда ещё не начатая , новая, совсем другая жизнь уже осточертела своей предсказуемостью и размеренностью, так и не успев начаться…
--О, Боже! Как же я устала!...
Катя плакала и плакала, даже не утирая слёзы, потому что остановить их всё равно не получалось. Мысль о том, что её придётся расстаться с Андреем навсегда, казалась настолько невозможной, пугающей и неестественной не смотря на признанную ей же самой необходимость, что вся она сама будто бы противилась, не поддавалась, цеплялась за воспоминания и ощущения, которые, как нарочно, с новой силой всё ярче и острее напоминали ей об этом человеке. И она опять будто бы брела по лабиринту своих мыслей, не осознавая, что же делать дальше. Всего лишь несколько часов назад, вчера, она смотрела на него и удивлялась, почему каждый раз, когда Катя его видит, сердце начинает бешено биться и становится тяжело дышать? А когда она просто сидит рядом, начинает кружиться голова, словно земля медленно уходит из-под ног? Совсем недавно она просто смотрела на него, украдкой любуясь его стройной, широкоплечей фигурой , тёмно- карими глазами, глядя в которые забываешь обо всём на свете… Любовалась этими губами, которые могут быть такими нежными и одновременно страстными… И такими они были только для неё. Катя почему-то, была в этом уверена…Сколько раз ей приходилось просто нечеловеческими усилиями отвести от Андрея взгляд! Кусая губы, она старалась отвернуться, не заметить, не придать значения. И сколько раз ей этого не удавалось! А ведь Андрей, наверно, замечал, как она бессовестно рассматривает, будто бы исследует его до мелочей знакомое лицо. Его волосы… Тёмные, гладко уложенные или взлохмаченные одним неосторожным движением руки…При воспоминании об этом Катя даже на время перестала плакать и не заметила сама, как стыдливо и смущённо улыбается, и спрятала лицо в ладошках. Но мысли спрятать так и не удавалось… Как много Катерина отдала бы за одно мгновение того, о чём она сейчас мечтает! За то, чтоб хотя бы раз запустить в его взлохмаченные волосы пальцы в порыве страсти, во время поцелуя… Почувствовать их мягкость, проводя по ним ладонью… И по щекам, немного колючим от пробивающейся к вечеру щетинки…А его руки… Такие тёплые, большие, уверенные… Такие, в которых, кажется, что Катерина умещается сама, полностью, как ребёнок, если он подхватывал её в своих объятиях… В них хотелось засыпать и просыпаться, нежиться и возбуждаться, доверяя дрожащее вовсе не от холода, своё тело.. .Но только это всё осталось для Кати в другом мире. Мире несбыточных желаний и надежд. В реальном мире она чувствовала себя одинокой душой, любящей того, с кем ей никогда не быть… А сил осталось так мало! Она устала, что ничего не происходит…
Катя поднялась со скамейки и направилась гулять по набережной у пруда. Начался мелкий, тёплый дождик, едва заметный, напоминающий пылинки. Но если подставить ему ладошку, то через несколько секунд она намокала, как и лицо, на котором уже не было видно для прохожих слёз.
«Ну а если вдруг… А если…»
Предательские мысли мешали думать, сковывали горло, путали все выводы и Катины решения. Она боялась даже себе признаться в том, что, может быть, Андрей её и правда любит. Что прячется за первыми попавшимися женщинами на своём пути, потому что отчаялся и уже не знает, что ему делать с этими своими чувствами. Ведь она сама, Катя, не подпускает его к себе ни на шаг, отрицая всякие попытки им поговорить. Что он не равнодушен к ней, Катя понимала. И что он привык к ней, с трудом без неё обходится в работе. Что чувствует свою вину настолько, что она, эта вина, толкает на признания, желания доказать самому себе, что на самом деле он руководствовался чувствами. Это не Андрей, а его душа протестует когда-то совершённому ужасному поступку, и старается бессознательно, невольно поправить ситуацию, оправдывая самого себя, чтоб избавиться от нарекания подлецом и негодяем. И только тогда, когда Андрей поймёт, поверит, что Катя его простила, он успокоится и перестанет доказывать себе, что любит Катю. И вот тогда всё встанет на свои места, как прежде…
«Ну а если вдруг… А если…»
Да Катерина никогда не впишется, не приживётся в том мире, в котором существовал Андрей! И Катю никогда не примут ни его родители, ни друзья, ни знакомые. Это всё равно, что полюбить артиста, красующегося с обложки новомодного журнала поклоннице, затирающей до дыр кассету с его фильмом или спектаклем. Но и это не самое главное, пожалуй… Ведь чудеса же, всё-таки, бывают! Он изначально не видел в ней женщину, с которой можно говорить не только об отчётах и собраниях. А когда ему пришлось заметить это по наставлению Романа, то у Андрея появилась к ней брезгливость, отторжение, непринятие! Такое, что только виски, страх и благородная идея сохранения компании спасали Жданова от бегства. Да, со временем что-то изменялось. Да, Катя даже чувствовала к себе влечение. И она не ошибалась. Но ведь к уродству и пугающему глаз привыкают точно так же, как и к красоте! Сначала заставляя, перебарывая себя, уговаривая даже. Потом уже спокойнее, понимая головой необходимость. Ну а в последствии уже не замечая, как ты однажды дрожал и сотрясался от кошмара. Но это не любовь! Всё, что угодно: преодоление, успешная борьба с самим собой, привычка, осознанная душой и телом необходимость! Но только не любовь. А ничего другого от Андрея, чтоб быть с ним, Кате совсем не нужно. Настало время, когда уже не получалось просто любоваться им, жизнью его, проходящей мимо Кати, женщинами в этой жизни, в которой самой Кати никогда не будет. Быть с ним рядом, случайно касаться взглядом или его руки, становилось невозможным, невыносимым и мучительным. Всё становилось тенью прошлого, которое так и не стало настоящим. И что же плакать, что терять и за что держаться, если ничего и не было настоящего, большого, светлого между ними?
--Каждый прожитый новый день сгладит все воспоминания! И он, и я со временем посмотрим на всё на это по—другому, со стороны. Словно и не с нами это происходило. Словно это всё приснилось или осталось в прошлой жизни…
Но собственные мысли и решения не убеждали! Душа рвалась на части и развевалась по ветру, как лоскуток, готовая сорваться и полететь куда-то, не понимая истин. И Катя начинала не на шутку переживать, бояться, что ей уже не справиться с навязчивой идеей -забыть Андрея. Она когда-то думала, что только новый человек в её судьбе спасёт от этого наваждения, от этой проклятой её любви, изматывающей, мучающей, терзающей. Ведь если со временем Андрею удалось привыкнуть к ней и даже выдумать себе, что Катю любит, значит, и она сумеет так же привыкнуть к другому человеку. Сначала ей будет неприятно, и может быть, противно. Но время точит камни! А она не камень, а всего лишь несчастный, обманутый собой, ничтожный человек. Она потерпит, она привыкнет, и может, даже полюбит кого-то, кроме Жданова. Ну не единственный же он на свете, от кого так сердце бьётся!
Не единственный… И правда. Однажды точно так же её уже использовали ради дела. Но тогда ведь Катя не могла понять, что все отношения с Денисом наполнены обманом. Она привыкла верить, что если говорят «Люблю», то любят, если «Ненавижу»- презирают, не вкладывая в эти звукосочетания иного смысла. Но пережитые ошибки должны, обязаны сделать Катерину зрячей! Так почему же снова она, как глупый и слепой котёнок, поверила Андрею, который сделал то же самое, но только выставил на кон проблемы значительно серьёзнее? Но и это даже всё не важно… Тогда, в каморке, в маленькую щёлку сквозь дверной витраж Катя, затаив дыхание, ждала, прислушивалась к каждому движению и звуку, что Жданов скажет Малиновскому про всю циничность и отвратительность его рецепта! Будет на него кричать, рассердится, а может даже, и поссорится с ним. Но непременно выбросит инструкцию и посмеётся над этой глупой шуткой друга! И вот тогда бы Катя поверила Андрею. И посмеялась тоже бы над бездумной шуткой Ромы. Но Жданов согласился, изучая пункты плана. И вскоре зайчик и открытка лежали у Кати на столе…
Так в чём же дело? Кто разрешил и кто позволил дважды точно так же обращаться с ней? Не сама ли Катя, наивно веря в юную Ассоль и в героического Грея? Не её ли бестолковое, слепое сердце, которое она готова подарить дарить не тому мужчине? Оно. И поэтому уже достаточно, хватит верить в сказки! «Он не любил меня, а со своими чувствами я справилась»--сказала Катерина Маргарите. Так и будет. Только надо немножко подождать.
«Он скоро женится… На Вике… Странно! Что он нашёл в ней, в этой… А, впрочем, какая разница, что нашёл! Ведь почему-то он решил так…Всё возвратилось на круги своя. Чего же странного? …«
Катина одежда давно намокла от внезапно усилившегося дождя, но она не замечала. То принималась плакать, то начинала улыбаться, то неожиданно вдруг останавливалась у обочины дороги. Как будто именно сейчас она пыталась разобраться в, казалось, уже такой запутанной проблеме, что выход из неё не существует. Но он внезапно находился, медленно, неспешно проникая в её сознание, в её смятения, и тонкой струйкой света давал надежду дальше жить. Без него, без Жданова Андрея.
«Вам нравилось, Андрей Палыч, что я люблю Вас? –вдруг улыбнулась Катерина,--Ведь это было частью Вашего с Романом плана. А как Вам новость, что я люблю другого? Не нравится! Вы даже не скрывали это! Ещё бы! Ведь пока не всё же к Вам вернулось! И поэтому Вы собираетесь бережно и ревниво охранять меня от кого бы ни было, чтоб только я не ускользнула к новому мужчине! Ах, понимаю! Как же Вам, должно быть, страшно! Но я Вас больше напугаю. Хотите?»--остановилась Катерина, сжимая кулачки в карманах лёгкой куртки.
--Хотите?—сказала Катя вслух и выдохнула воздух. Ей в первый раз дышалось так спокойно….

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:43 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 22.


Решение пришло уверенно и без сомнений. Ей нужно выйти замуж. Сначала для самой себя, чтоб научиться снова жить и наслаждаться жизнью, а не грезить про пустые и несбывшиеся мечты. Потом- для Жданова. Узнав и убедившись, что она принадлежит другому, он успокоится и, наконец, начнёт выздоравливать от придуманной им же любовной лихорадки. Значит, своим решением она вылечит от сумасшествия и лжи себя и Жданова одновременно. Вот только как жених относится к известию о том, что ему пора жениться?
Сергей был самой подходящей и правильной для Кати кандидатурой. И несколько месяцев общения и встреч с ним только утверждали его для Катерины, как надёжного со всех сторон и приятного во всех отношениях человека. Дружбы, как с Колькой, с ним не получалось. Да, с Сергеем Катерине было легко и просто. Да, она могла многое рассказывать ему, не думая, что он её осудит. Ей было странно, но Катя не стеснялась, не смущалась и вела себя свободно с ним, не думая о том, что он о ней подумает потом. Ей было интересно с ним, весело и самой забавно, как он то слушал Катерину, открывая рот, то одной единственной фразой мог опровергнуть все её догадки и многочасовые рассуждения. Он не был другом, потому что, Катя видела, что нравится ему. Потому что, иногда они с ним целовались. И постепенно это Катерине перестало быть противно.
Серёжа очень нравился её родителям. Чем, Катя до конца не понимала. Он никогда не угождал им, как сделал бы любой, придя в совершенно незнакомый дом, стараясь расположить к себе хозяев. Он часто спорил с папой, и эти споры иногда так и не заканчивались перемирием. Но всякий раз отец спрашивал о нём и звал в гости. Всё в Сергее нравилось Катюше, но кроме одного: она его боялась. Ей казалось, что Серёжа видит её насквозь, знает, понимает лучше, чем она сама себя, и не скупится говорить об этом с Катей. Порой она переживала, тратила и нервы, и время на решение какой—нибудь важной для неё житейской ситуации. Сергей сначала наблюдал за ней, как бы позволяя ученице самостоятельно разобраться в новом материале. Но потом мог сказать единственную фразу или задать Кате несколько вопросов, и решение тут же рождалось в голове. Она не знала, то ли это огромный опыт общения с людьми, то ли то, что Сергей её намного старше, то ли это Катерина настолько предсказуема и проста, что все её намерения и мысли видны, как на ладони. И чувствовать себя, как на рентгене, часто было страшно. Но вместе с тем, она была уверена в Сергее и спокойна. Казалось, что трудностей для него не существует. Он был достаточно богат, но никогда не переживал за деньги. Он часто баловал её то безделушками, то цветами, то мелкими сюрпризами в виде шоколадки, и каждый раз непринуждённо, невзначай, рассказывая, что шёл мимо, увидел и купил. Он отдавал, но брать не собирался то, что ему не принадлежало и не было его. Он не скрывал, что любит Катерину, но как будто бы специально не хотел, чтобы она немедленно ответила ему взаимностью. Он знал про Жданова. И Катя знала, что Сергей не верит ни единому её слову и заверению, что она его забыла и не любит. Казалось бы, что человек не станет спокойно говорить и спрашивать свою любимую о том, о ком она постоянно помнит. Но к Сергею странным образом это не относилось. И Катя несколько раз не сдержалась и рассказала, что творится у неё в душе.
«Всё будет хорошо!»--заверил ей тогда Сергей.
«У кого?»--спросила Катя.
«У тебя. Не важно, с ним или без него»
«А если с ним, то для тебя не важно?»
«Важно.»
«И ты пожелаешь нам счастья?»--улыбнулась Катя, провоцируя его.
«Не дождёшься.»--ответил совершенно откровенно.
«Почему?»--удивилась, но не смогла не засмеяться, прикрывая рот ладошкой.
«Кать, ну я же не святой и последний идиот, чтобы радоваться, когда от тебя уходят!»
«А разве я… с тобой?»
«Да. Но не моя. Но ведь ещё не поздно.»
Тогда она смутилась и долго осуждала себя за подобные беседы. Она не собиралась обнадёживать Сергея. Да Катерина просто не смогла бы это сделать, если б даже захотела. Она любила не его. И сама не знала, а хочет ли любить другого…
А вот сегодня утром поняла, промокнув под дождём до нитки, что больше не желает строить зАмки из песка. Жёлтые, сыпучие крупинки, тонкой струйкой бегущие сквозь пальцы. Только стоит намочить его дождём, слезами или ласковой волной, как он тут же превращается в прекрасный и пластичный строительный материал, из которого легко сооружаются замысловатые постройки. Доведя до завершения призрачную архитектуру, люди смотрят на дело рук своих и уходят, оставляя зАмок из песка для солнечных лучей, которые заберут из него влагу. И для ветра… Он будет обвивать постройку, пока она не превратится в неровный холмик из песка. Вот так и в жизни… Люди часто применяют материал для её построения, который рассыплется. И песок станет тем, чем был до того, когда из него построили зАмок, сыпучим порошком…То же самое случилось бы у Кати.
Вернувшись в дом, Катерина вошла так же незаметно, как и выходила. Переоделась, написала для родителей записку, что она у Николая, и отправилась к нему. Колька был один уже третью неделю. А значит, нет ничего предосудительного, если она его разбудит.
--Пушкарёва!?—сонно и лениво потягивался Николай, завёрнутый в покрывало.—Ну что случилось в такую рань? Пожар? Наводнение? Цунами?
--Коль! Ты не поверишь! Хуже!—Катя уже без спросу прошла к нему в квартиру и сразу же направилась на кухню готовить чай.—Ну просыпайся же! Я замуж выхожу!
Зорькин от неожиданности уронил с плеч покрывало, оставаясь перед Катериной в одних трусах и громко кашляя при этом.
--Не за тебя!—скользнула Катя взглядом по его скукоженной от утренней прохлады за окном фигуре.—Можешь одеваться!
--Ну, слава богу! А то я уже собрался узнавать почтовый адрес ближайшего монастыря.
--Радуйся! Постриг отменяется!—улыбнулась Катя, доставая чашки с полки.—Но я серьёзно. И мне понадобится твой совет.
--Найти для тебя мужа?—плотнее запахнулся покрывалом Николай.—Хрен не слаще редьки… Да не родился ещё на свет тот Муромец, который…
--Колька, перестань!—злилась Катерина.—Мне не до шуток. Сядь. Жених есть. Только… он об этом ещё не знает.
--Ты хочешь слёзно умолять меня, чтоб я обрадовал его таким названием?
--Только не это! Успокойся. Это я сделать в состоянии сама. Но я… Как тебе сказать… Я не хочу сама. Мне надо, чтобы он… Ну, понимаешь?… Чтобы он меня сам замуж за себя позвал. А я бы согласилась.
--В твоей квартире стали врать зеркала?
--Наоборот! Наоборот, сказали правду!
--И кто же тот счастливец? Неужели…Жданов?
--Нет. Сергей.
--Что?—Зорькин снова выронил на пол покрывало, но поднимать его уже не торопился.—Серёга? Только не это! Серёгу не тронь! Не губи негубленную жизнь!
--Что значит… Колька! Да что ты понимаешь! И почему не он? А если бы…Жданов, то тогда что?
--А это сколько угодно! Двое из ларца, одинаковы с… Не то! Два конца, два кольца… Нет, не то… Два сапога на одну ногу! --Катя хлопала глазами и набирала только воздух, чтоб возмутиться такому выводу друга, но он её опередил, предчувствуя приближение пожара, наводнения и цунами одновременно. Он видел, знал, что Катерине в последнее время совсем не сладко, но только вмешиваться и спрашивать её ни о чём не собирался. Всё переменится, как лето и зима…--Шучу! Рассказывай, в котором часу по местному времени ты сошла с ума. Про минуты и секунды не забудь. Это тоже важно.
И Катя, некоторое время пообижаясь для приличия, поделилась с Зорькиным своим решением и страхами. Что претендент имеется, а свадьбой даже и не пахнет. Но и расставаться Сергей с Катериной не собирается. Скорее всего, никак не созреет в его голове единственно правильное решение—жениться на Катюше. Ну и как быть? Ждать у моря погоды? А может, не нужно? Событиям всегда можно помочь развиваться чуть быстрее. Ведь Катя же не собирается действовать против его воли. Просто она хочет помочь ему не упустить собственное счастье. Но девушке самой неприлично предлагать себя в жёны. Вот если бы он… Но Катерина готова ему помочь сделать ещё раз это самое предложение руки и сердца. И при этом Сергей не должен догадаться, что она немного искусственно подталкивает его к браку.
--Всё дело в том, что мне надо незаметно сделать так, чтоб он принял такое решение и сказал заветные слова первый. А потом уже я скажу своё ответное «да». Но я не знаю, с чего начать. Я всего этого не умею… И мне всё это не нравится… Но мне надо, понимаешь? А Серёжа против не будет, я знаю. Он обрадуется. Мы когда-то говорили с ним об этом…
Коля долго и мучительно сдерживал смех, но как только Катерина закончила делиться сокровенными желаниями, рассмеялся, не стесняясь, прямо ей в лицо. Но тут же спохватился и стал предельно серьёзен, и даже строг.
--Кать, ты это сама решила, или надоумил кто?
--Сама… --вздохнула Катя.
--Зачем? Ведь ты его…Ну как сказать… Не любишь.
--Зато, он любит меня. А я буду стараться.
--Но ты же ведь не будешь с ним счастлива.
--Люди счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми. Я так решила. Я так хочу.
--Пушкарёва, ведь счастье не в том, чтобы делать всегда, что ты хочешь, а в том, чтобы хотеть, что ты делаешь. А ведь ты же не хочешь этого делать. Тогда зачем?
--Не спрашивай меня ни о чём. Я всё равно не смогу объяснить тебе так, чтобы ты понял.
--Ты считаешь меня умалишённым дураком?
--Не в этом дело… Вернее, не считаю! Просто не хочу говорить, и всё. Ты мне дашь совет?
--Один могу дать прямо сейчас. Выкинь из головы всё то, что ты мне сейчас сказала. Ты любишь совершенно другого человека.
--Вот именно поэтому я не изменю решения. А того человека я не люблю.
--Давно?
Катя посмотрела на часы.
--Вот уже как целых два часа.
--Труднейшая победа! Поздравляю. Расскажи про это Сергею своему. Может, тогда он сразу же, без приворотов и ухищрений бросится перед тобою на колени и предложит обручальное кольцо!
--Не поверит. Но я обманывать его не собираюсь, понимаешь?
--Поэтому и его жалею, а не…тебя. Хотя… --почесал в затылке Колька,--Тебя мне жалко, а не Серёгу.
--Почему?
--Потому что зря ты, Катька, собираешься играть с ним. Ведь он мужик серьёзный. И если ты решишь ему отдаться, то уже не вырвешься от него. Не отпустит.
--Мне этого и надо. Тем более, что играть и вырываться я, как раз, не собираюсь. Я постараюсь, чтобы Серёжа был счастлив.
--А ты? А ты сама?
--И я. Со временем. Буду.
Зорькин сделал паузу в словах, допивая чай и пристально рассматривая Катерину. Ему хотелось, чтобы Катя, наконец-то перестала переживать и мечтать о Жданове, про что она тщательно от него скрывала. Коле нравился Сергей. И Кате нравился. Но это было недостаточно для того, чтобы выходить за него замуж. Для неё, для Катерины. Живя, учась, работая с ней бок о бок, ему казалось, что он знает и понимает её лучше, чем она сама. И Коля знал, что ни она, ни он сам никогда бы не решились связать свою судьбу с хорошим человеком, не полюбив. Но у подруги история другая. Она любила, но только с тем мужчиной они не в силах договориться. Он ей частенько возражал, намекая, а потом доказывая, что Жданов Катю тоже любит. Но всё это напоминало детскую игру. А жизнь как будто протекала мимо них, не давая и не позволяя зацепиться хотя бы раз и плыть именно в ней. Помочь не мог, не зная, как. Отговорить—тем более. Жалел её и ругал одновременно, продолжая помогать даже в безумных на первый взгляд, желаниях.
После некоторых раздумий и незначительного сопротивления Колька посоветовал Катюше то, что когда-то то ли слышал, то ли где-то прочитал, то ли сам придумал, добиваясь внимания понравившихся женщин. Не важно. Другого не умел, а Катерина уж тем более.
--Ну…. Стань для начала ему лучшим другом. Ходи с ним везде, даже на футбол. Делись проблемами, выслушивай его проблемы.
--Это почти что есть. Кроме футбола! А ещё?
--Ну… Стань для него загадкой. Перекрась волосы… Оденься по—другому… Веди себя как-нибудь иначе… Короче, удиви.
--Хорошая идея. А ещё?
--Во всём с ним соглашайся! Не спорь! Ты же любишь всем перечить! А ты попробуй поддакивать и кивать на все его решения головой!
--Не подходит. Я же не… сумасшедшая! Мало ли, что он предложит?...
--Не уверен… Ну ладно, не подходит, и не надо. Во! Идея! А ты ему подарочки дари! Ну, там… безделушки разные, сюрпризы… Ты когда-- нибудь ему что- нибудь дарила?
--Нет…
--Вот! Мы тоже иногда внимание любим… Не всё же вам!
--Годится. Что потом?
--Так… Найди с ним общие интересы! Как со Жд… Ой, прости…Он фотограф? Значит, прояви интерес к фотографии. Ты экономист? Значит…
--Бухгалтерии его обучить?
--Не обязательно! Ну… можешь для начала доверить ему подержать какую—нибудь папку… А он тебе штатив. И начало будет положено!
--Колька, перестань!—улыбалась Катерина,--Но мне твоя идея нравится. Что ещё?
--Ну, уж если всё это не поможет, то есть один отличный и действенный способ. Но боюсь, что не получится у тебя это. Я лучше промолчу.
--Ещё чего! Получится! Говори!
--Секс!
Катя выронила ручку и блокнотик, в котором пыталась записать все наставления Николая, и зажмурила глаза, пряча от него лицо в ладонях.
--Перестань!
--Что?—Зорькин тут же наклонился к Кате и попытался оторвать намертво прижатые руки к её щекам. –Я что-то не пойму тебя, подруга! Ты что, не собираешься с ним …спать?
--Коля! Я не знаю, я не знаю! Но этого я, кажется, и правда, не могу…--сопротивлялась Катя, уворачиваясь от цепких рук Николая.—Я не хочу на эту тему говорить!
--А ведь тебе придётся не только говорить, а этим заниматься! Или ты, Пушкарёва, собираешься пояс верности надеть?
--Ничего я не собираюсь! Я же понимаю, что придётся… Что надо… Но… я не представляю это! А если и представляю, то мне делается нехорошо!
--Правильно! Тебе и должно как-то делаться! Вот только без приставки «не». Ну… не мне же говорить тебе об этом! Сама ведь знаешь… Не в первый раз…
--Прекрати немедленно! Это всё другое! Всё было по—другому! Я чувствовала не… так…
--Но ты же ещё не знаешь, что будешь чувствовать с Сергеем! Вернее, знаешь… И это ты почувствуешь, как раз…
--Колька! Не мучай ты меня! Я… не могу об этом даже думать…
--Прекрасно! Ты же замуж собралась! Тогда, Катька, сделай проще. С одним живи днём, а с другим… ночью…
И это были Колькины последние советы, которые он смог предложить для Катерины. Сначала чашка чая, не допитая им, вылилась ему за шиворот, под покрывало. Зорькин подскочил, теряя тапки на лету и вспоминая все последние новомодные дедовские выражения. Потом, не долго думая, набрал в рот воды и заставил Катю принять холодный душ. Через несколько минут они перебрались в комнату, добравшись до подушек и мягких Колькиных игрушек, оставшихся любимыми с детства, и оба понимали, что серьёзный разговор закончен. Перед уходом Катерина поблагодарила друга за советы и обещала в следующий раз помочь ему жениться на девушке его мечты.
--Нет уж, обойдусь! Не надо!—отнекивался Зорькин.—Я как-нибудь перекантуюсь сам. А ты уж не стесняйся! Приходи на консультацию! Особенно, по вопросам секса!—последнее слово Коле удалось произнести с особым удовольствием.
--Справлюсь без таких учителей!—пообещала Катя.
--Вот бы я на это посмотрел!
--В зеркало себя рассматривай, понял?
--Катька! Кать! А детей вы сразу заведёте?—не унимался Николай.
Но Катя на его слова отреагировала не как на шутку. Вернулась в комнату, села на диван.
--Коль… А я не знаю, хочу ли от него детей…
--Но ты же матерью когда-то будешь! И вообще-то, принято от мужа… Но… всякое бывает!...
--Ты на кого мне намекаешь? Ты издеваешься, да?
--Да нет же! Я серьёзно. А вот от Жданова тебе детей хотелось бы иметь?
Катя тут же вспыхнула, как спичка, и налилась румянцем во все щёки так, что приложила руки, пряча в них лицо. Она не думала об этом никогда, и Колькины вопросы заставили её дрожать при звуке только имени его и смущаться так, что скрыть такое поведение организма Кате никак не удавалось.
--А знаешь, -- ответила она, злясь на саму себя за эту мучительную и одновременно сладкую реакцию.—Хотела бы. Но только этого ведь никогда не будет. Поэтому, возможно, у меня не будет никогда детей.
--Дурацкая идея! Серёге не понравится.
--А вот это, Зорькин, уже совершенно не твоё дело! Я сама решу, что, когда и где у меня будет!
--Желаю тебе, Катенька, счастливого замужества с такими мыслями и с таким тоном!
--Прости!… Прости. Я просто слишком устала. Всё будет хорошо! И.. спасибо тебе.
--За что?
--За то, что ты есть.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:43 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 23.


Вернувшись домой от Кольки, Катя рассмеялась. К смеху присоединились слёзы. Что это с ней? Она ли это? Что за бредовые идеи—добиваться жениха? Да не кого—нибудь, а Сергея, который, как никто, чувствует её и понимает! «Докатилась, Пушкарёва! С ума сошла! Что за ерунда?!» Но трезвой мысли в голове своей расстроилась не на шутку. Кате не удавалось объяснить даже самой себе, почему ей нужно выйти замуж именно сейчас, а не отпустить в свободное и вольное плавание отношения с Сергеем. В ней просыпалось неведомое ранее желание—получить задуманное тут же, словно по взмаху волшебной палочки. А что потом… А вот будущее пугало не на шутку. Но ещё страшнее выглядели мысли и мечты о Жданове. Нереальностью своей, несбыточностью, пустой фантазией. А прибывать в той сказке, которую она придумала сама себе, больше не оставалось сил.
Сергей для Кати становился тем, с кем бы она не возражала связать свою дальнейшую, другую жизнь. Не было единственного в этой новой жизни для него—любви. И как бы Катерина не внушала, не заставляла саму себя увероваться в том, что не нужно ей больше этого чувства, сама же в это мало верила и переживала, что всё не то, и всё не так… Всё, в чём она привыкла раньше находить удовольствие, вдруг переставало доставлять его. Субботним вечером они с Сергеем входили в ставшую любимой кофейню, и вместо ароматного напитка и вкуса свежевыпеченных булочек Катя замечала, что на столике –круги от чашек. Официантки хмурые, кофе слишком холодный, улыбка незнакомца за столиком справа кажется неискренней... И это особенно противно! Вроде бы раньше было всё равно, а тут вдруг противно…Катерина перебирала книги в магазине, а там такая чушь, такая безнравственная пошлость, что она невольно начинала думать о минувших временах, когда подобное публично сжигали на площадях. И вот в каком-нибудь модном магазине, куда они с Сергеем нередко заходили, и Катя научилась этому не сопротивляться, примеряла кофточку, смотрела на себя в зеркало и не находила повода не купить её, потому что уж больно хорошо сидела на её фигуре. Покупала, но всё как будто через силу и с каким-то оттенком незнакомого пресыщения. Пресыщение… Смешно! Ещё совсем недавно Сергей только рассказывал ей, пытаясь убедить, как Катерине подходит та блузочка или другая! Не получалось доказать, так он действовал хитростью, жалуясь Кате, что фотомодель отсутствует, а ему срочно нужен снимок в той или иной проекции и в таком наряде… Катя понимала все эти Серёжины уловки и даже злилась, но вскоре перестала спорить сама с собой и научилась получать до этого момента непривычное ей удовольствие—примирять одежду по совету не мамы с папой, а мужчины, с профессиональными взглядами на сочетаемость нарядов. А тут вдруг оттенок пресыщения… И, уловив его, Катерина не могла отделаться от мысли, что всякая вещь, попавшая в поле зрения, какая-то не такая. Она больше не радует настоящей радостью, чистой и прозрачной, потому что как будто бы во внутреннем объективе появился чёрно—белый фильтр.
Катерине не нравилось такое состояние, она не понимала, в чём же дело? Всё чаще она устало садилась в такси, потому что спуститься в метро или тесниться в переполненном автобусе становилось выше её сил. Дома раздевалась, заходила в душ, включала воду и в тот же миг струйки—иглы впивались в кожу, такую необычно чувствительную, как будто её и нет совсем, этой кожи. Будто бы старая сошла, а новая ещё не выросла. И тогда приходили мысли :
»Боже мой! Как мне всё надоело! Переменить бы что-то или прочь уехать из Москвы!»
Не была готова Катя к подобному такому состоянию, что в ней поселится не проходящее желание бегства. Но только сердце понимало, что надоела ей не Москва, не работа, не привычная обстановка и люди в ней. Надоело что-то внутри её самой, глубоко внутри…Но слышать сердце ей не всегда удавалось. Уехать не было возможности, а вот попытаться изменить ту жизнь, которая для Кати потеряла вкус, ей захотелось.
«Меняя мир вокруг себя, изменишься и сам.»-- решила Катя. Перестановку же самих понятий в своей логической цепочке рассматривать не стала.
Нет, конечно же, она не собиралась добиваться от Сергея руки и сердца ! Вернее, предложения от него, потому что, про сердце его догадывалась и, почему-то, верила. Но Колька во многом оказался прав: мало, очень мало думает она о Сергее! И ещё меньше времени проводит с ним. И она решила исправиться немедленно в своём поведении. Ведь это же не будет выглядеть так, что она сама навязывается к нему в жёны? Заодно, и Катя перестанет окончательно думать об Андрее…
Для начала Катерина стала особенно тщательно интересоваться всем, чем жил Сергей: его профессией, друзьями, увлечениями, мнением. Чем больше точек соприкосновения, тем интереснее были беседы. Катерина стала чаще приглашать его к себе в дом, тщательно заботясь о том, чтобы ему в нём было комфортно и приятно. Невольно вспомнила про Колькины постулаты, что путь к сердцу мужчины лежит через определённое место—желудок. Но в этот раз решила не угощать Сергея кулинарными плодами мамы, а сделать что—нибудь самой. И с радостью для себя отметила, что у неё всё неплохо получается. Катя с особым пристрастием вникала в проблемы на работе у Сергея и сразу же предлагала свою посильную помощь. Но однажды Колька несколькими фразами ввёл её в смятение и тут же сбил имеющийся настрой –помогать во всём, где появился заусенец. «Если ты всё—таки, решила подставить свою жилетку, --посоветовал он, --то есть, блузку, под Серёжины потоки слёз, то пусть парочка верхних пуговиц случайно расстегнётся… Или ты решила только с ним дружить? Или …тебе меня мало?» То ли ревность вспыхивала в Кольке, то ли Катя выглядела смешной, она не знала. Обозвав его извращенцем, перестала так откровенно заботиться о душевном спокойствии Сергея.
А потом ей вдруг пришло в голову быть разной, неожиданной для самой себя и Сергея. Это оказалось увлекательным занятием! Катерина начала сама, рассматривая журналы и иногда обсуждая это с девушками в Зималето, выбирать себе контрастную одежду и новый стиль. Ей никогда не нравился красный—немедленно за алым платьем с сороковой страницы! Она ещё ни разу не надевала брюк—вперёд, в соответствующий отдел за этой вещью! Спортивная одежда ей казалась несоответствующей её поведению и манерам—туда, за ветровочкой, кроссовками и тонкой маечкой с эмблемой в три полоски! Сложнее всего было с причёской. Катерина не могла привыкнуть ни к распущенным волосам, ни к романтическим кренделькам со шпильками в цветочек. Но в этом новшестве ей помог сам Серёжа, предлагая сфотографировать её с разными причёсками и вместе рассмотреть, что ей подходит, а что не очень. А вот более яркий и разнообразный макияж Катерина так и не решилась созерцать на своём лице перед зеркалом. Не нравилось ей это, кроме некоторой лёгкости, подчёркивающей только глаза и немного губы. Реакция Сергея на все метаморфозы в ней Кате определённо нравилась. Он одновременно был и удивлён, и очень рад, и особенно не скуп на комплименты. А так же ей нравилась реакция Андрея… Но вместе с этой радостью в Катерине поселилось ещё большее смущение перед ним, когда Андрей, увидев её у лифта или в кабинете, терял дар речи и пронизывал её насквозь своим сверлящим взглядом, от которого хотелось или укрыться, или бежать. Или… броситься на шею, прижаться, затаиться в его объятьях и, не проронив ни слова, слушать, как бьётся сердце, вдыхать аромат его, согреваться и дрожать одновременно под нежными прикосновениями его тёплых, таких влекущих рук… А вот эти желания в ней Катю так манили и пугали одновременно! Но раз она решила препятствовать такому хаотичному движению своей души, то значит, нужно ей просто бежать от этого… И поэтому Катерина старалась как можно реже появляться в Зималето, выбирая время, когда Андрей или на совещании, или отсутствует вообще. И иногда у Кати это получалось.
Но Сергей замуж так и не предлагал, искренне удивляясь и очень радуясь «новой и необычной» Кате, и будто бы о чём-то думал, что-то замышлял, а Андрей совершенно прекратил все попытки любого личного общения с ней, ограничиваясь только пристальными взглядами, выворачивающими Катерину всю наружу. Что было в них, в тех взглядах, и о чём он думает при этом, ей понять не удавалось. Иногда Кате казалось, что он очень рад её видеть, иногда, что жутко зол и готов просто растерзать её на клочья, иногда, что посмеивается над ней, принимая это всё за некую игру и заранее зная Катин проигрыш. Но в тайне от самой себя несколько раз Катерине показалось, что он её как будто раздевает взглядом… Отругав себя за подобные галлюцинации, она в очередной раз заставила себя думать только о Сергее, невольно и нехотя вспоминая о том, что ей совсем недавно советовал Колька.
Однажды в выходной, не очень жаркий, по—летнему приятно тёплый, Катя и Сергей решили прогуляться пешком от Зималетто до её дома. По пути забрели в знакомую кофейню, задержались возле пруда с нежившимися утками на берегу, направляясь к скверу, заглянули во все витрины встретившихся ларьков.
--Кать, мороженое будешь?
--С удовольствием.
--Берём всё то же?
--Как всегда.
Им нравилось одно и то же прохладное «кулинарное искусство»-- вафельный рожок с шоколадным шариком сверху. Им часто нравилось одинаковое, поэтому и не было надобности задавать вопросы. Они любили одни и те же книги, фильмы, даже выставки и художников, и часто дополняли собственные впечатления друг другом. Устроившись на лавочке в сквере, Сергей спросил:
--Ты думала о планах этим летом?
--Да какие планы!—улыбнулась Катерина, --Отпуска не будет, в Зималетто скоро новые проекты. Работа, да и только.
--Ты устала?
--Нет. С чего ты взял? Я привыкла.
--У тебя появились новые друзья?
--Новые? Нет! Всё по-прежнему. А что?
--Ты сменила должность? Ну… повысили, понизили…
--Да нет же! Всё, как и было.
--Ты с кем-то очень сильно поругалась. Или решила проучить кого-то…
--Серёжа, что за допрос? Нет! В чём дело?
--С тобой что-то происходит. Я догадываюсь, но только мне хотелось бы не спешить с выводом об этом.
--Со мной? Ничего не происходит. Всё в порядке! Или тебе не нравится что-то? Что за выводы ты сделал? Мне очень интересно.
--Нравится, наоборот! Ты же знаешь! Ну, как может не нравится такая привлекательная во всех отношениях женщина!
--Перестань…
--Но я сейчас не настроен на комплименты, извини… Катя, откуда у тебя такой повышенный интерес к моей персоне? Либо правда, либо ничего.
Катерина вспыхнула, как спичка. Она никак не ожидала, что с Сергеем придётся говорить об этом именно сейчас и в таком ключе! О том, что он не только заметил и оценил в ней перемены, Катя знала. Но чтобы признаваться в истинных мотивах начала этих метаморфозах в ней, тем более, что со временем она сама уже не понимала, что, зачем и для кого она всё это проделывает! Нет, всё же, Катя к такому разговору не была готова.
--Тебе не нравится, как я… отношусь к тебе?—смутившись, ответила она вопросом на вопрос.
--Нравится, и ещё как. Но, всё же?
--Я не знаю…Просто так…Да с чего ты взял всё это? Всё, как всегда! Как было! Тебе просто показалось!
-- Мне не показалось, что ты охотнее целуешься со мной. Не избегаешь таких моментов. Катя, ты решила полюбить меня?
Катерина застыла с мороженым, поднесённым ко рту, и на минутку потеряла дар речи. Ей в первый раз захотелось сорваться с лавочки и спасаться бегством. Но представление о том, как глупо она будет выглядеть перед Сергеем, бегущая с мороженым в руках, вызвало улыбку уголочком губ.
--Что? Решила? Нет…
--Что смешного? А что ты тогда решила?
Он был серьёзен до предела.
--Скорее, наоборот…Смешного в этом мало.
--Ты решила выйти за меня замуж. Только сама об этом говорить не собираешься, а я не делаю тебе такого предложения. Так?
Катя всё же, резко встала с лавочки так, что мороженное выскользнуло из рук и упало прямо в босоножек. Она невольно вскрикнула от холода на пальцах и свой совершенно не уместной сейчас неловкости, но Сергей задержал её за руку и вернул на место, не позволяя уходить от темы, только улыбаясь ей.
--Ничего я не решила! Всё! Давай закончим этот разговор!—Катя вырывалась не на шутку.—Тем более, мне пора домой. Видишь? Так всегда!—показала она Сергею на ногу, приняв серьёзный и озабоченный вид.
--Через минутку. Кать, ты помнишь наш разговор в Египте, перед отъездом?
--Отлично помню… Отпусти…
--Я знаю, что он тебе показался странным. А так же, вижу, что ты себя ругала за такое поведение. Я прав? Ну, сядь ты! Подожди!
--Прав.
--Я говорил тебе, что тебя люблю?
--Да…
--Я не скрывал от тебя, что ты—та женщина, которую я хотел бы видеть рядом с собой?
--Нет…
--Догадываешься ли ты на самом деле, почему я не приглашаю тебя замуж?
--Нет… То есть, да… Я не знаю…
--Мне нужна ты. Одна. Без Жданова.
--Что?—Катерина округлила и без того большие, удивлённые весь вечер, глаза. –При чём здесь…
--Очень даже при чём. Я не могу делить тебя с ним даже в твоих мыслях. Я за брак, в котором двое, а не третий между ними.
--Да не думаю я о нём! – разозлилась Катерина,--Всё давно осталось в прошлом! Он даже женится!
--Понятно.
--Всё осталось позади, и я давно забыла о том, что было! Потому что, ничего и не было совсем!
--Ясно.
--И если мне приходится изредка видеться с ним, то только по работе!
--Не спорю.
--Я не хочу вообще говорить об этом человеке! И зачем ты мне напоминаешь про него? Всё прошло! И в мыслях тоже!
--Да.
--Ты что, не веришь мне?
--Значит, забыла, не думаешь, всё в прошлом?
--Именно!
--И любовь тебе всё так же больше не нужна?
--Наверное, нужна, но…
Сергей внимательно и пристально рассматривал Катю. Что же делает она с собой, а главное, как продолжает мучиться, вот так вот откровенно и смущённо улыбаясь ему сейчас! И что же она задумала на самом деле? Но лишь в одном Сергей уверен был твёрдо: Катя хочет забыть бывшего начальника и старается, как может. Он не хотел жениться без любви, получая лишь заверения её в долг и авансом. Но разве мало в жизни пар, которые аванс меняли на наличные? Время, серьёзные и откровенные отношения, забота друг о друге, общий быт и общие дела, а может даже и ребёнок, сближают так, что от прошлого останется лишь запись в дневнике да фотография в альбоме детства. Такого может и не случиться никогда. Но разве его любви не хватит на двоих, чтобы немного продержаться на шатком мостике из чувств такой удивительной и самой прекрасной женщины на свете? Он постарается быть терпеливым, трепетным и нежным, приручая, приучая Катю к самому себе. И может быть, со временем…
Сергей медленно наклонился к Катиным губам и, едва касаясь, поцеловал. Она по—прежнему не смотрела на него, сначала опустив глаза, а потом зажмурилась, как только почувствовала его попытку поцелуя. Но не отпрянула, не вздрогнула, как это случалось иногда, и Сергею показалось, что это ей действительно начинает нравиться. Он осторожно обнял её за плечи, и Катя теснее прижалась к нему, отвечая на становящийся всё жарче поцелуй. Новое, неведомое чувство будто бы сейчас пробуждалось в ней. Он, Сергей, который становился всё более настойчивым и требовательным, даря ей свою любовь и нежность. Вплотную подступило к Кате нечто, неиспытанное ею, но не находившее словесного объяснения…
В жизни Катерины не было мужчин, с которыми она могла бы сравнить только что возникшие ощущения. Кроме Жданова. С ним было всё иначе, всё не так. С ним ей казалось, что весь мир качается, ходит ходуном, земля разверзается под ногами, а она камнем летит в пропасть. Но, отдаваясь полностью ощущениям своим, окончательно теряя голову, Катя понимала, что за этим трепетом души перестаёт видеть и замечать главное—Андрей её не любит и не любил. Но тело отзывалось, призывая за собою душу, а потом и все запутанные мысли… Она летела, парила над самой собой, и всё остальное становилось совсем не важным. Но, падая с этой высоты, не успевая подобрать расправленные крылья, больно ударяясь всякий раз, Катерина помнила о том, что это тело, глупое, безвольное, податливое Андрею, не ведает, что творит! Что это всё не правильно—обманывать себя и добровольно соглашаться быть обманутой, как только он был рядом, едва касаясь ослепительным потоком шоколадных глаз!...
С Сергеем всё иначе. Его объятия, поцелуи, ласки не были событием. Они даже не были чем-то из ряда вон выходящим. Они не нарушали Катиного равновесия ни в голове, ни в душе, ни в теле. Ничего не переворачивалось с ног на голову, не сбивалось дыхание, не кружилось каруселью, то резко вздымаясь в воздух, то роняя под землю. Но что-то в ней происходило. Катя словно согревалась, нежилась в этих его чувствах. Тепло, спокойно и уютно. Но только было очень тихо у неё внутри. Но, может, именно так и начинается настоящая любовь? Верная, прочная, надёжная? А пока… А пока она сидит где-то в ней, ждёт своего часа и момента. А потом проявится сама собой, без лишних телодвижений и громких заявлений в виде ухнувшего сердца под одним только взглядом?...Как кошка, которая всегда, в любое время на привычном месте, пушистая и тёплая, нежится, жмурится, мурлычет и прячется, пока её не позовёшь?...
Сергей был с Катей внимательным, заботливым, осторожно—бережным. Его любовь и правда, сберегала Катерину. И ей казалось, что она очень ясно понимает, что сейчас судьба ей преподносит прекрасную возможность освободиться, наконец, от тяжкого груза—бессмысленной, мучительной любви к Андрею, и обрести, наконец, свободу. И тогда она, свободная, поможет и Андрею выйти из игры в любовь. Поставить точку в этой бесконечной истории. И если не сделать этого сейчас, то, возможно, этого не придётся сделать никогда. Осталось лишь немногое—не вспоминать, не помнить, не думать об Андрее, посвящая всю себя другому человеку. Хватит ли на это сил? Но ведь Сергей же ей поможет?
--Катя… - его дыхание опалило ей шею.-- Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Подумай. Не спеши с ответом. Время есть.
Катя улыбнулась, не открывая глаз, пока Сергей горячими губами не прикоснулся к её векам.
--Сергей, я… Мне… Мне не нужно этого времени.
-- Это означает «Да»?
--Подожди…--она немного отстранилась от него, он отпустил, но продолжал удерживать Катерину за руку.—Я не знаю, сможешь ли ты…Смогу ли я… дать тебе того, что ты на самом деле хочешь…Мне хорошо с тобой… Ты очень дорог мне… Но…
--Я знаю, Кать! Я знаю…
--Тогда скажи, готов ли ты… ждать, не требовать того, что у меня может не получиться? Ведь претворяться я не умею…
--Поэтому я так люблю тебя!...Поэтому готов.
--Но то, чего ты ждёшь, может, и не случиться!... Хоть я и постараюсь! Я это обещаю!
--Я буду ждать! Но если не случится, то никогда не станет твоей виной! Ты доверяешь мне? Ты веришь, что и я… буду стараться?
--Верю…
--Так значит, «да»? Значит?...

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:44 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 24.
(несколько недель спустя)


Сегодня у Катерины появилось много времени на раздумья. Она не собиралась заниматься ни делами двух фирм, ни встречаться с Сергеем, и даже разговаривать по телефону. Наскоро позавтракав, она снова улеглась в постель и приготовилась перелистывать свадебные журналы. Счастливые и освещённые радостью лица невест в пышных, белых, подобно облаку, платьях… Рядом с ними нежно обнимающие их женихи в строгих чёрных смокингах и ослепительных рубашках… «Счастливые!—улыбнулась Катя, --А разве бывает как-то по-другому? Свадьба-это самый лучший праздник…» Разглядывая то одно, то другое изображение нарядных новобрачных, она старалась представить себя на месте девушек, а Сергея- вместо юношей с собою рядом. И Кате на минутку даже сделалось смешно от нереальности такого воображения.
--Да не может всё это произойти со мной! Так не бывает! Странно! Я и вдруг невеста!
Но в толстой книжке на полочке в шкафу между страниц теснилось приглашение, спрятанное сначала от мамы с папой, а потом забытое на время. В том голубом, похожем на открытку, документе красовалась чернильная печать с мелко обозначенной датой: «7 июля. Дворец Бракосочетания № 7, 10:30.» Катя поднялась, достала книжку и повертела в пальцах бланк. До свадьбы оставалось меньше месяца. Им с Сергеем предлагали и другую дату, более позднюю по дате. Но они решили, что это просто удача.
Удача… Катерина по-прежнему не понимала, что с ней происходит. Нет ни радости, ни счастья, ни ожидания волшебной сказки, которую, наверное, ждут все невесты. Но Катя чувствовала только страх и такую неопределённость, за которой, как за туманом, совершенно не проявлялось её будущее. Вместе с ним, с Сергеем. И её надежды на старание быть прилежной и внимательной женой разлетались в пух и прах, как только приближалось это волнующее событие. Но она старалась быть прилежной и внимательной невестой, и это у Катерины неплохо получалось.
--Все боятся! Это естественно и объяснимо!—убеждала себя Катя. Но иногда она думала, а пройдут ли эти страхи вообще? Сгладятся ли все события, морщинки—трещинки, что оставила в душе прошлая жизнь? Ведь ей всё время приходится туда возвращаться. Катя не могла не возвращаться. Было то, что она не могла бросить там… и остаться в том месте, где для неё сейчас должна была сосредоточиться жизнь… У Кати так и не получалось не думать об Андрее. Но как только мысли снова доводили её до слёз или сон, в котором она была с Андреем вместе, становился навязчивой идеей, на несколько дней выматывая ей окончательно душу, Катерина искренне начинала ждать и желать свадьбы с Сергеем, как избавления от прошлого. Но ровно с этой же силой ей, как никогда ещё, хотелось видеться с Андреем. Катя будто бы старалась, окончательно прощаясь с ним, запомнить каждую чёрточку его лица, каждое движение, взгляд, улыбку или нахмуренные брови. Впитать в себя его бархатный и одновременно чуть хрипловатый голос. Взъерошенные волосы или аккуратную причёску. Аромат одеколона. Не приближаться и даже не стоять с ним рядом, нет! Только видеть и запоминать, оставляя в прошлой жизни…И вот она уже который день искала разные причины, чтоб появиться в Зималетто и хотя бы несколько часов быть с ним. Но не сегодня. Запоминание давалось тяжело. Прощание отнимало силы. Она устала от постоянного разброда и разрыва в мыслях. Она сегодня решила думать только о Серёже.
Встреча с ним для Кати не была случайной. Так думала она, перебирая в памяти недолгие, но частые свидания. После встречи все дальнейшие события навалились, как снежный ком. Совместные прогулки, мероприятия, посиделки дома… Каждый эпизод проносился вихрем, словно торопил время. Катя очень хотела обрести спокойствие. Но сомнения не оставляли её. Страхи… И Катя видела, чувствовала, понимала, что у Сергея тоже были страхи. Но почему так происходит? Почему они не могут иметь ничем не обремененное счастье? Как будто бы судьба сделала им подарок, а потом решила отступить в сторонку… Но они же справятся! Они сильные…
--Мне хорошо с ним! С ним я настоящая! Я чувствую себя нужной и желанной! Я нужна ему, а он мне. –уже в который раз рассказывала себе Катя.
Пройдёт ещё немного времени, Зималетто рассчитается с долгами, и она решит свои проблемы. Она разберётся со своими жизненными перепутьями. Ведь дело только в них…
--Ведь случайностей не бывает, всё закономерно! Наша встреча не была случайностью!...
Её мысли вслух неожиданно прервал телефонный звонок. В трубке послышался гневный голос Кольки.
--Пушкарёва! Ты где?
--Дома. А почему ты так кричишь?
--Да я сейчас уже, наверно, кого-то покусаю!
--Ну, что случилось? Говори же!
--Дурдом! Бардак и караул! Выбирай любое! Милко будет только послезавтра, Маргарита ещё как с месяц укатила в Лондон вместе с Павлом, Малиновский допивает что-то, кажется, коньяк. Жданов подпирает столешницей свой лоб.
-- Колька! И тебе там стало скучно? Так займись…
--Катя! Ты что, не понимаешь? Тут такое происходит!
--Быстро говори, что!
--В цехе перепутали ткани! Из первой партии уже пошили вторую коллекцию, а из второй первую! Всё сорвалось! Вот что происходит!
--Где…Андрей?
--Говорю тебе, спит на столе!
--Я выезжаю. Через несколько минут буду!
Наскоро одевшись в то, что первое попалось в поле зрения, а это был костюм для спорта, не успевая на бегу найти заколку и как-то причесаться, Катя выскочила из дома, через несколько минут была уже в такси, а вскоре и в Зималетто. На рецепшене сидела только Маша.
--Катька! Как хорошо, что ты пришла! Тут такое!
--Я знаю, знаю! Мне Николай звонил. А почему так тихо? Где.. остальные?
--Да что ты! Девочки по своим местам, Ольга Вячеславовна пытается разыскать Милко, Андрей Палыч Малиновского душит.
--Что? Душит? Звонит Милко? Не надо никого искать! Скажи ей! Пока не надо!
И Катерина быстрым шагом, сдерживая свой полёт, направилась в кабинет Романа.
--Катя! Они на производстве! Не туда!
Производственный этаж был тих без шума работающих швейных машин, зато гремел мужскими голосами в отдельном маленьком кабинете.
--Ты куда смотрел! Какого чёрта ты ничего не перепроверил?
--А где твои глаза были? Или ты решил, что можно сбагрить поручение, а самому налаживать личную жизнь?
--При чём здесь жизнь! Я занимался графиками платежей и клиентскими списками! Ты накладные видел? Я же просил тебя пометить, какие ткани и для чего!
--Я тебе не кладовщик! Я пока ещё работаю в маркетинговом отделе!
--К чёртовой матери, уволю и пойдёшь на склад!
--А давай прям уж сейчас! И останетесь вдвоём с Клочковой! И вот тогда я посмотрю, как вы из драпа бюстгальтеров нашьёте, а из шифона шубы!
--Не твоё собачье дело, что нашьём и с кем останусь! Не умеешь, не берись!
--А что же ты-то, Жданов, сам умеешь? Без Катеньки своей?
--Оставь в покое Катерину! Иначе я тебя…
--Только тронь! И я тебя…
--Прекратите!—не выдержала Катя.-- Нашли время отношения выяснять!
--Катя?—и оба друга сразу замолчали, от неожиданности и призрачности такого своевременного видения.
--Кто-то сможет объяснить мне, что случилось? И не лучше ли подняться на этаж?
--Пусть Жданов и объясняет! А я умываю руки! Послал меня на склад—тут и останусь!—обиженно пробурчал Роман и хлопнул дверью.
Андрей и Катерина молча поднялись на офисный этаж и так же, не проронив ни слова, вошли в кабинет и закрыли дверь. Андрей подошёл к окну, раздвигая жалюзи и прислоняясь лбом к нагретому солнцем стеклу. Облегчения головной боли это явно не приносило. Он молчал, а Катя не решалась задавать вопросы. Так несколько минут она и простояла у самой двери, а он ни разу не обернулся.
--Ну что Вы там стоите! Сядьте же куда—нибудь. –Андрей, не поворачиваясь к ней, обвёл рукою кабинет.—Стульев много.
Катерина села около его стола, не решаясь даже вздохнуть поглубже. Андрей был зол. Настолько, что, казалось, в воздухе повисли копья и стрелы, выжидая только направления этой его агрессии и злости.
--Андрей Палыч!—всё же начала чуть слышно Катерина.—Ну зачем же так расстраиваться! Из всего есть выход. Из любого положения.
--Мы успешно провалили сразу две коллекции. Я выхода не вижу. А главное, что перепорчены все ткани.
--Я знаю. Мне Коля рассказал…
И снова тишина, напряжённая, звенящая, напоминающая тончайшую кромку льда. Неверный шаг, неосторожное слово, и лёд сломается, рассыплется на мелкие осколки. Андрей так и не оборачивался к ней, и Катерина свободно рассматривала, не пряча глаз, его усталую и чуть сгорбленную фигуру. Лица не видела. Тонкие полоски жалюзи прятали его по самые плечи.
--Андрей…Палыч! Но выход есть. Надо срочно снимать со счёта деньги и…. начинать всё заново. Пока не …поздно.
И тут он не сдержался. Накопленная за последние напряжённые и самые ответственные месяцы перед выходом компании из кризиса усталость выскакивала из него, не в силах больше удержаться и оставаться незамеченной для всех. Жданов резко развернулся, так, что зацепил рукой за розовую ленту жалюзи и дёрнул её с силой, сотрясая карниз под потолком, и плюхнулся с размаху в кресло.
--Поздно! Всё слишком поздно! Везде и всюду, куда ни глянь! Приедет Милко и устроит очередной дурдом! Малиновский собирается напиться! Мать с отцом уехали! Кира растворилась за границей! Зорькин только занимается бумажками! Я не могу один порваться на несколько частей! Я уже не знаю, за что я должен браться сначала, а за что потом! Я не мо-гу! Я не двужильный! К чёрту всё! Пусть всё останется, как есть!--
и Андрей откинулся на спинку кресла, прикрывая ладонями лицо.—Не могу.
Катерина встала. В ней боролось непреодолимое желание броситься к нему, обнять его сейчас, прижать его к себе, спрятать! Пообещать, что она тут же все проблемы возьмёт на себя, и ему не нужно будет думать и так переживать за них! Он дрожит весь, нервничает, ему так плохо! Глупенький! Но ведь она и для того сейчас с ним рядом, чтоб помочь! Он не может, но она-то в силах! Она готова для него не спать ночей, копаться в документах, искать чужие промахи и собственные ошибки! Она сейчас же позвонит и уладит сроки, отложив коллекции и отменяя все показы! Она сама, для него, за ним! Только чтоб больше не видеть, как он страдает! Ну почему же, почему он не…
--Почему ты мне не позвонил?!—Катя обречённо опустилась в кресло. Ноги так и не послушались её, прилипая к полу.
--Не знаю…
--Не переживай так! Я…Мы всё исправим. Ну не в первый же раз откладывается показ! Не нужно было рассчитывать на две коллекции сразу… Мы…поспешили…
--Я спешил потому, что уезжаю на несколько недель . Хотел закончить все дела… Но ты-то, Кать, ты как согласилась?
--Я тоже уезжаю… Хотелось всё закончить до отъезда…
Тон становился мягче и спокойнее, голос тише, взгляд перестал напоминать сверкающие огоньки в ночи. Андрей откинулся вперёд, даже немного наклонился и в первый раз посмотрел на Катю.
--Когда? Когда ты уезжаешь?
--Седьмого. А…ты?
--И я. Удивительное совпадение. Случай.
--Ну не беда! Придётся никуда не ехать.
--Я не поеду, а тебя ничего не должно перемениться. Я всё исправлю сам.
--Андрей, нет. Я…не поеду тоже.
--Катя, перестань! И не надо меня жалеть! Тем более, за меня решать что-то!
--Я не жалею… Мы все хотим, чтобы компания быстрее и раньше срока расплачивалась с долгами.
--Да при чём здесь компания и все её долги! Какая разница—в июне, в июле, в августе! Я подвёл людей, не справился, переоценил себя. И… устал я страшно. Но всё наладится! –Андрей вдруг улыбнулся и подмигнул Кате.—Всё будет хорошо. У всех.
--Давай начнём с того, что позвоним организаторам и отменим показы для начала. Я позвоню. Прямо сейчас.
--Не надо, Кать. Я сам.
--Тогда я снова позвоню на склад и забронирую новые ткани.
--Не нужно. Спасибо. Я сам.
--Активных средств достаточно в Зималетто? Или мне со счёта Никамоды снять?
--Не нужно. Всего хватает.
--Андрей, позволь мне…
--Кать, ты и так свою работу выполняешь! Не нужно делать за меня. Я сам. Я…
Вдруг он стал неожиданно бледным и неуверенными пальцами схватился за воротничок рубашки , пытаясь ослабить галстук и расстегнуть хотя бы несколько пуговиц на ней. На лбу тут же проступили мелкие капельки пота, покрывая испариной лицо.
--Андрей!... Что с тобой? Тебе плохо?—Катерина подлетела уже к нему, осторожно трогая за плечи.—Что?
Он не ответил, мотая головой и опускаясь будто тяжестью всего тела на собственные руки, сложенные на столе. Дышал тяжело и часто, расслабился, обмяк, но крепко удерживался в кресле.
--Андрей! О, господи!—металась Катя, то наклоняясь вся к нему, то оглядываясь по сторонам, не отпуская из своих объятий. –Воды! Я сейчас принесу воды!-- Сбивая на пути попавшееся кресло, она дрожащими руками наполнила стакан, переливая через край и куда-то отбрасывая пробку, и сразу же оказалась около него, пытаясь приподнять голову и заставить сделать несколько глотков.—Ну что же… Что же происходит? Ты.. умирать собрался?
--Нет ещё…-- ответил всё же он, послушно следуя за Катиными руками и встряхивая головой , прогоняя полузабытьё. –Не собирался…
--Андрей… Тебе… Тебе лучше? Скажи! Позвать кого?
Сделав несколько глотков, он сразу же махнул рукой.
--Не вздумай! Этого ещё не хватало! Звать! И.. сама иди… Всё в порядке! Живой я и умирать не собираюсь.
--Что? Идти?...—растерялась Катерина.—Куда? Я не пойду!
--Всё, всё, всё!—немного отстранился от неё Андрей.—Всё прошло! Это только лишь усталость! И я не спал ещё. Всё уже прошло.
Он чувствовал себя мучительно неловко. Ему одновременно хотелось прижаться к ней и выставить за дверь, чтобы она не видела его такого, слабого! От близости её сильней кружилась голова, но вместе с этим в голове кружились мысли о ненавистной жалости к себе, как к неудачнику, расслабившемуся тряпке, да ещё как к слабонервному припадочному размазне. Только не это! Только не так!
--Катя! Иди уже, иди… Ну… звони кому—нибудь, что ли…
--Нет. Как ты чувствуешь себя? У тебя болит что-то?
--Да всё прошло! А ничего и не было! Совсем!
Он попытался встать, но ноги не были уверены настолько, как только что произнесённые слова. И Катя сразу же взяла Андрея за руку и заставила сесть в кресло
--Я принесу ещё воды?
--Нет, не надо. Всё хорошо.
Но, увидев, как Катерина сама стоит белее полотна, округлив глаза от ужаса и страха, улыбнулся и взял в свои ладони её руку.
--Ну? Теперь тебя поить водой? Кать! Всё нормально! Иди. Пожалуйста. Иди.
Но Катерина уходить не собиралась. Только отошла и села в кресло, пристально рассматривая Андрея, вглядываясь в каждый жест его и вслушиваясь в каждое слово. Звонить не собиралась тоже. Ведь разговоры все возможно сделать и из дома.
--Нужно отдыхать!... Так нельзя… Так нельзя работать!
--Уж кто бы говорил!
--Ты всё ещё бледный.
--Но живой.—Андрей демонстративно с силой потёр ладонями щёки.—Так тебе больше нравлюсь?
--Что?... --в первый раз за последние минуты смутилась Катерина.—При чём здесь…
--Ну всё, всё! Конечно, не при чём! Обещаю, что как только решу дела с коллекциями и показами, возьму несколько дней на отдых. Годится? Теперь пойдёшь?
--Годится. И это верно. Но…. Тебе и правда лучше?
--Честно—честно! Кать, но если хочешь, то…Можешь отвезти меня домой.
Катерина тут же встала, растеряно моргая и отступая к двери. Андрей улыбался ей.
--Вас не должно быть уж неделю точно в Зималетто!—собралась она и выпалила у выхода из кабинета. –С Малиновским я разберусь сама! И отменю показы. Вам ясно?
--Слушаюсь, начальник!
И его улыбка, окончательно смущая Катерину, сразу же вытолкнула её за дверь.
Как только Жданов остался в одиночестве, улыбка сменилась на гнев на самого себя.
--Вот идиот! Дошёл до ручки! До плинтуса совсем недалеко!—но повертев в руке пустой стакан, снова улыбнулся. –Эх, Катька! Урокам медсестринского дела тебя не обучали точно! Но ты была сегодня рядом….Нет, не была--есть!
Через несколько минут дверь в кабинет Андрея с силой распахнулась
--Ты здесь ещё? Андрей! Смотри, смотри, что я купила! Это к свадьбе. Мне идёт?
--Отлично!
--Но вот туфли я выбрать так и не смогла! Ну что, едем?
--Сейчас. Через несколько минут.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:45 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 25.


Шли дни, а Кате всё никак не удавалось забыть, как Андрею стало плохо. Его бледное лицо и отсутствующий взгляд так и стояли перед глазами. И нежность вперемешку с тревогой за него снова теребили душу. Катя бывала в Зималетто каждый день и задерживалась там надолго, находя себе умышленно работу. А дел действительно было много: ведь возникшие проблемы с тканями приходилось срочно и неотложно регулировать. Катерине удалось отвоевать у Жданова сделать все необходимые звонки и переговорить с участвующими в демонстрации коллекции людьми. Но все остальные намеченные операции он проделывал сам, не позволяя Кате даже предлагать свои советы. Всё повторялось по намеченной раннее схеме, которую Андрей знал назубок, а Катино вмешательство воспринимал, как желание оградить его от любого напряжения и взвалить всё на себя, как раньше. Такая забота о себе ему была приятна, но вместе с этим он не собирался выглядеть в её глазах беспомощным и больным. Катя часто спрашивала Андрея о самочувствии и, не стесняясь, рассматривала его, пытаясь определить и не пропустить признаки любого переутомления. В ней самой как будто бы открылось новое дыхание, наполняя энергией и каким-то необычным смыслом жизни, но так напоминающим стремления и желания из прошлого. Она вела себя с Андреем свободно и раскованно, но до той поры, пока он или слишком откровенно смотрел на Катю, или в голосе и интонации его проскальзывали знакомые интимные нотки, или он шутил с ней так, что она тут же вспыхивала внутри, покрываясь едва заметным, девственным румянцем. А случалось это часто, поэтому она старалась лишний раз не разговаривать с ним и не смотреть в его сторону. Но при этом не скрывалась, как раньше у себя в каморке, не выходила из кабинета, а только лишь никогда не садилась рядом, около него. Но кабинета, определённого за Катериной, не было. И она об этом не жалела. Как только все важные дела им удалось уладить, Катерина напомнила Андрею о том, что он собирался на некоторое время не появляться в Зималетто, а отдохнуть и привести здоровье в порядок. Напомнила, и была уверена в том, что он не согласится или снова будет спорить. Но, как ни странно, Жданов обещал, что с завтрашнего дня его не будет целую неделю. Узнав про эту новость, Виктория тут же попросилась не появляться тоже. Ведь до свадьбы оставалось мало дней, а неделя обещала реализацию последних планов. Андрей не возражал. Но Кате показалось, что не проявил ни радости, ни огорчения, будто бы оставаясь совершенно равнодушным, где останется Виктория или пойдёт за ним. Она откровенно и неподдельно удивилась. Невольно вспоминала и сравнивала ей увиденные отношения Андрея с Кирой. С ней были чувства, от любви до раздражения к ней, от искренности до обмана. Но сейчас же Жданов проявлял полнейшее и очевидное равнодушие к Клочковой. Один раз Кате показалось, что может быть, неправда, что он женится на ней? Может, это чья-то шутка или его фантазия, адресованная Катерине, чтобы когда-то досадить. Но тут же промелькнула мысль, что это он при ней, при женсовете или вообще при посторонних людях скрывает свои истинные чувства к Вике. Ну а уж дома, наедине с ней… Эта мысль рождала представления и разыгрывала воображения так, что в Кате закипала ревность, отныне непонятная ей своей неуправляемой силой. Ревность то рождала слёзы, что раньше тоже никак не свойственные ей, то злость вплоть до желания наброситься на Жданова с кулаками. Всё это пугало Катерину и нарушала созданное, как ей казалось, равновесие и баланс в душе. И… очень мешало отношениям с Сергеем. А после нескольких поцелуев Андрея с Викой Катерина отказалась от встречи с женихом на несколько дней.
Однажды она решила прогуляться, выходя из Зималетто, отменив очередную встречу с Сергеем и договорившись с ним увидеться у себя дома, и медленно, не спеша брела по скверу. Жданова второй день не было на работе. Вики тоже. С Тропинкиной Марией вместо секретарши Катя завершила все дела уже к обеду. Был жаркий, душный, солнечный денёк. Даже к вечеру солнце продолжало мучить несчастных горожан, оставшихся без отпуска в пыльной, июньской Москве, не позволяя даже редким облачкам задерживаться около себя надолго. Будто бы нарочно лавировало от них, пропуская мимо. Катерина, устав от духоты, решила уже или поймать такси, или пройти на остановку, чтобы быстрее добраться до дома. Машину она так и не приобрела. Сначала долго выбирала, подыскивая сочетание цены и всех необходимых ей удобств, потом , казалось бы, что и забыла вовсе: её везде возил Сергей, если был свободен. Ну а добираться без него до дома самой было ей привычно. А в последнее время даже всё равно: толпа ли, жарко или слишком долго нет маршрутки. Катя уже хотела было завернуть на узкую дорожку, но услышала знакомый голос и вздрогнула так, что очки, которые она как раз, собиралась поправить, выпали из рук и, словно мячик, подпрыгнули в стриженой траве.
--Привет!
Катерина обернулась и, щурив близорукие глаза, увидела Андрея. Моргнула несколько раз, будто бы не веря собственным глазам, хотя он стоял к ней очень близко. Но…Андрей был чем-то необычен. Что было в нём не то—она не сообразила сразу. Жданов наклонился, разыскал очки и передал их Кате. Пока она вернула им прежний вид и снова одела на глаза, не произнесла ни звука.
--Кать! Ты не узнала, что ль, меня?
Перед ней был он. И узнала бы она его с закрытыми глазами, которые сейчас скользнули по его довольному лицу, широкой, ослепительной улыбке, по переброшенной лёгкой куртке через плечо, тонкой маечке, спортивным брюкам. В руках Андрей держал пакет, наполненный до середины.
--Привет…--не в галстуке и не в костюме он был до сумасшествия красив и непривычен…--Узнала…А ты как здесь?—и Катерина ещё раз уже увереннее посмотрела на Андрея.
--Да вот ходил за хлебом и за молоком!—он взмахнул рукой, поднимая вверх пакет с продуктами.
--За…хлебом?—удивилась Катя так, как будто бы он сейчас сказал, что только что вернулся как минимум с Венеры.
--Кать, но я же всё-таки, ем! И кофе пью. И молоко, случается! Ты почему так удивилась-то?
Она ответила Андрею что-то невнятное, соглашаясь и смущаясь так, что не решалась больше поднять глаза. Он, заметив её волнение, тут же перевёл беседу в другое русло, интересуясь делами в Зималетто, справляется ли она, и что там случилось нового в его отсутствие. И Катя поддержала разговор, постепенно переставая чувствовать себя так неловко. Андрей, узнав о её отсутствии планов на ближайшие минуты, предложил пройтись, выбирая тенистую часть сквера, где росли большие, старые деревья. И Катя согласилась. Они гуляли медленно, держались рядом, но на небольшом расстоянии друг от друга, разговаривая о делах и дальнейших планах. Но Катя на него так и ни разу больше не взглянула, рассматривая всё, что угодно около себя. Через небольшую паузу она спросила:
--Андрей…Палыч, а как Вы чувствуете себя? Не рано ли Вам по такой жаре, в самое пекло?...
--Катерина Валерьевна, Вы правы! Не рассчитал… Всё… Мне плохо… Воды мне! Срочно! – при этом он качнулся в сторону, немного подталкивая плечом тут же испугавшуюся Катю.—Катя! Ну сколько можно! Я не инвалид! И не называй меня Андреем Палычем! Тебе что, разве трудно?
--Нет…-- сердито улыбнулась Катерина, подталкивая его плечом в ответ, --Только вот шутить-то так не надо!
--Не буду. Обещаю.
Некоторое время они снова шли молча. Но вдруг Андрей остановил её, взяв за руку, и сразу же, скользнув по ней, выпустил из ладони.
--Смотри, я здесь живу.—он кивнул на красивое, старинное здание на другой стороне улицы от сквера.
--Здесь?—удивление от неожиданности тут же сменили трепет в теле от прикосновения его руки.—В этом доме?
--Ну да. Самое загазованное место…
--Зато, красиво как!—Катя разглядывала лепнину на фасаде дома, ажурные балконы, застеклённые и превращённые то ли в террасы, то ли в цветочные беседки, запрокидывая голову и считая этажи.
--На третьем. Только окна не в эту сторону. Во двор выходят. –улыбнулся он искреннему восторгу в её глазах. Катерина заметила улыбку и смутилась.
--Наши окна тоже выходят во двор…
--Это помню! Только, кажется, не разглядел. Темно было, да и народу много. Ну, на дне рождения твоём! Помнишь?
И Жданов тут же пожалел о сказанных последних фразах, в которые совершенно не вложил ни смысл, ни намёк, ни цель, когда одновременно с Катериной почувствовал неловкость. Он сам не ожидал, как внутри смешается всё, всколыхнётся, подобно ветру, поднимающую опавшую листву с земли и кружащую её осенним хороводом. Почти что детское смущение, восторг, трепет в теле и тревога заставили его вздохнуть поглубже и бессильно улыбнуться, опасаясь, что Катерина заметит перемену в нём. Заметит и разозлится, поторопится уйти, снова складывая нелестное мнение о нём. Но Катя неожиданно перебила размышления Андрея.
--Да, было холодно, к тому же. А знаешь, мне часто нравится вспоминать зиму жарким летом! Всё кажется таким невозможным и нереальным!...
"Не обиделась!... Не поняла!... Не заметила!...—выдохнул Андрей себе в ладони, поднимая пальцами очки и на минуточку прикрыв глаза.—Как же трудно контролировать с ней каждое произнесённое слово думай! Думай, что говоришь!!!"
Обрадовавшись такой реакции Кати, он тут же перевёл беседу, стараясь не затрагивать никаких опасных тем, мало-мальски касающихся его и Катерины. Первое, что пришло на ум и отзывалось в животе, что как-то и на время заняло бы его рот и позволило придумать тему, был вопрос к ней:
--Кать, ты есть не хочешь?
--Что?—удивилась Катерина такой резкой перемене в нём.
--Ну… ты не голодна?
--Немножко…
--Мы могли бы…--но тут же стукнул ладонью себя по лбу, будто бы о чём-то собирался вспомнить или забыть, --То есть, булочку будешь? –шумно выдохнул он, переступая несколько раз на месте.
--Булочку?—улыбнулась и сразу же смутилась Катя, замечая странное и столь необычное поведение бывшего начальника.—Н…нет. Спасибо…
--Извини, но я, всё же, съем!—обрадовался Жданов возможности закончить действие и, наконец, чем-то занять бездумно произносивший фразы рот. Он открыл пакет, достал аппетитный кренделёчек и с удовольствием откусил от него большой кусок. Аромат и благоухание свежеиспечённого хлеба окутало Катерину, словно шёлковым, нежнейшим покрывалом, вызывая одновременно в ней лёгкое чувство голода, веселье от вида только что набившего рот Андрея и какое-то детское воспоминание из прошлого, проносящееся сейчас трепетным отголоском беззаботности и счастья.
--Приятного аппетита!
--Угу!
Они двигались дальше, и Катя несколько раз поймала себя на мысли, что с удовольствием и открыто наблюдает за Андреем и не может сдержать улыбку. Ей никогда ещё не приходилось видеть его таким, вот так просто, по—домашнему, выглядевшим, жующим, что-то говорившим, совершенно не касающееся работы и дел, связывающих их постоянно уже проверенной, известной темой. Не при костюме, в галстуке, с золотыми запонками в рукавах рубашки, с паркером в руках и при документах!… А тут он вдруг в спортивной маечке, с пакетом и с крендельком во рту…Так странно!
--Катя! Перестань так смотреть на меня! Наверное, я выгляжу не эстетично, но, прости, не удержался!—улыбался он, --Может, составишь мне компанию?
Недолго думая, Катя согласилась.
--В последний раз я ела булочки на улице только в детстве! Но…давай!
За трапезой и разговорами, не носящими в себе совершенно никакого смысла, а попросту, болтовнёй, они не заметили, как дошли до Катиного дома.
--Ну а вот это мой дом. И тоже в самом загазованном месте…
--Да уж!—согласился Жданов, --Не лесополоса! Нет, надо за городом жить! Я убедился!
--Да, наверное… Там многие живут…Вот только от работы получится не близко.
--А машина? Сел и через несколько минут в городе уже….
--Но тогда придётся всё время от других зависеть! Потому что я сама бы никогда, наверное, не смогла бы за рулём!
--А тебе и не надо. Нет…--Андрей устремил свой взгляд в небо, --Водителем в машине я тебя не представляю, уж извини!...
-- Это почему же?—тут же задорно спросила Катерина.—Разве мало женщин за рулём?
--Женщин много за рулём, но только не ты.
--А я хотела купить себе машину! Правда! И даже выбирала. Чтоб удобная была, небольшая и не очень дорогая.
--И почему же не купила?
--Подумала: а зачем? В Зималетто бываю не часто, можно и доехать на маршрутке. Ну а если куда-то надо, то Серёжа отвезёт, если бывает не занят на работе.
Повисла тишина. Стеной. Плотной, цементной, без просвета. Не обойти, не перепрыгнуть, не свернуть. Остановилось всё вокруг, замерло, притихло. Казалось, что ни сейчас даже не дышат. Андрей потупил взгляд, рассматривая что-то под ногами. Катя думала о том, чтоб только не упасть. Кружилась голова, сразу же напоминая ногам о бегстве. В любую сторону, чтоб только не стоять сейчас перед Андреем и не чувствовать себя последней дурой. В любую сторону, только не стоять!... Андрей, преодолев неловкость, вспомнил первым про способность говорить.
--Ну, пойдём? Я провожу тебя.
--Да, конечно…
Они молча перешли дорогу и через несколько минут добрались до Катиного дома. Она хотела попросить его не провожать её до самого подъезда, но Андрей опередил её.
--Я дальше не пойду, извини. И…спасибо за прекрасный вечер. И за компанию тоже. Одному было бы скучно булочки есть.
--Андрей, я…
--Ну, я пошёл? Мне тоже ведь пора. До встречи.
--Пока!...—шепнула Катерина уже перебегающему дорогу Жданову.—До встречи…
… Булочки, жара, аромат его одеколона, прикосновение к руке, зима и день рождение… Улыбка, голос, взгляд и робкие движения… Загород, машина, «до встречи» и Сергей… Всё мешалось в ней с улыбкой на лице и слезами, пока она, что есть силы бежала через несколько ступенек на свой этаж!
«Вот глупая! Просто идиотка! Зачем, зачем я сказала это?!»
Не попадая ключом в замочную скважину, Катя нажала кнопку, не отрывая пальца от звонка.
«До встречи… До какой встречи? Так не должно быть! И так не будет! Я не хочу! О, господи, я так хочу этого больше всего на свете !»

***

« Приехал, Жданов! Тормози. Иначе врежешься и распластаешься всмятку! Обиделся? Вот идиот! На что? На правду? А то об этом ты впервые слышишь! С тобой прошлись, поговорили, послушали твой бред—вернись на землю! Всё правильно, всё верно. Да ты и сам жениться ведь собрался! Смешно? Обхохотаться можно! А заодно, и всех развеселить! А… пусть! Пусть будет так, как будет! Вот не неделю, а целых две пробуду дома! Нет… Там она одна… Так нельзя!... Надо раньше выйти…
О, Боже! Как же я тебя люблю!...»

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:48 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 26.


Прошло несколько дней, ничего не принося Кате, кроме тревоги за Андрея, желания видеться с ним всё чаще, а вместе с этим --чувства собственной вины, разочарования в самой себе, туманности настоящего, а уж будущего тем более. Но больше всего Катерина чувствовала себя виноватой перед Сергеем. Она заметила, что ей всё больше и больше требуется сил, чтобы ни чем не выдавать своё противоречивое настроение, улыбаться ему, как прежде, разговаривать на темы, касающиеся только их двоих. Она боялась, что он догадывается, что за серпантин раскрутился в её мыслях. Катя не знала, а Сергей видел… Но он ничем не провоцировал её на доверительные беседы, не спрашивал, как раньше, что думает она, был спокоен и непринуждённо весел. Но Катерине показалось, что он наблюдал за ней. И она готовилась внутри к объяснению с ним, но не могла для этого ни подобрать слова, ни, как и впрочем, самой понять, что происходит. До свадьбы оставалось несколько недель. Но Катя так и не выбрала ни платье, ни туфель, ни украшения на голову, ссылаясь на навалившуюся работу в Зималетто из-за отсутствия президента и дикую усталость к вечеру, от чего у неё не оставалось сил даже встретиться с Серёжей. Всё это было: усталость и работа… Но где-то в потаённых уголках души ей с ужасом казалось, что она не хочет этой свадьбы. Перемену в ней первой заметила Елена. Катя поделилась с матерью своими размышлениями про усталость и даже больше- страхом. Она боится выходить замуж. И тогда Елена ей сказала, что перед свадьбой так чувствуют себя многие. Ведь кажется, что впереди их ожидает новая, совершено не похожая на прежнюю, счастливая жизнь, наполненная заботами о человеке, который совсем недавно был просто другом. А новое всегда пугает и приводит каждую невесту в трепет. Елена даже знала случаи, когда в последний день жениху или невесте, а то и обоим сразу, казалось, что они совершают непростительную, глупую ошибку. И выдавая естественное волнение за этот промах, решали даже разорвать все отношения или перенести бракосочетание на другое, более подходящее время. Катерина нашла в себе все перечисленные симптомы страхов и сомнений, щедро рассказанные ей мамой, и на этом их недолгая беседа завершилась. Как только за Еленой закрылась дверь, Катерина произнесла тихо, себе в ладошки, чтобы не услышать этого даже самой:
--А ещё, наверное, невесты боятся, что женихов не любят…
В тот же вечер к ним пришёл Сергей. Посидев на кухне с ним и с родителями, обсудив последние приготовления к свадьбе, Катя пообещала жениху, что завтра обязательно и точно купит себе всё остальное. Ну, ежели не завтра, то послезавтра точно. И, сославшись на усталость, извинилась и ушла к себе в комнату. Через несколько минут Серёжа постучался и вошёл к ней.
--Кать, я хотел спросить, через какое время в Зималетто соизволит вернуться президент.
--Да я не знаю!—улыбнулась Катя, прямо и открыто смотря в его глаза.—Думаю, что скоро. А что?
--Как что? Ты работаешь на двух работах, устаёшь, я тебя не вижу. И я честно опасаюсь, что ты забудешь, что через субботу свадьба!
--Ты что! Об этом, я, как раз, помню!
--Ну неужели ты такая незаменимая, что ежедневно трудишься там аж до десяти часов? А то и позже?
--Сергей…-- вздохнула Катерина, --Да кем же заменить-то? Только –только решили все дела, перенесли показы! На днях приходит партия новых тканей. Наш дизайнер до сих пор вне себя от злости! Я тебе про него рассказывала! Милко! Помнишь? Так вот…
--Подожди…--перебил её Сергей, Но раз уже закончены дела, ты можешь хотя бы один денёк не появляться на работе?
--Что ты! Не закончено ничего! Не могу! Ведь я же даже говорила, что придётся отложить хотя бы на неделю поездку в Германию…
--А может…--он побольше набрал в лёгкие воздуха, --Может, и свадьбу лучше отложить? Ну,…на неделю. Тогда ты точно всё успеешь, не будешь больше уставать так, и мы сразу же уедем?
--Свадьбу?...—Катерина сразу же поднялась с дивана. Серёжа улыбался ей, но в его глазах читалась только боль. Не упрёкам, ни обидам в них не было там места! Катерина знала, что он заботится о ней. Что переживает, жалеет, старается, чтоб только Кате было комфортно и приятно. А она!.....—Что ты! Не нужно об этом думать даже! Всё будет хорошо! Я постараюсь! И день я выберу. И не поеду на работу. Ты скажешь мне, зачем?
Катя обняла его и прижалась подбородком к его плечу, стараясь не смотреть в глаза. Сергей поцеловал её в макушку, ласково поглаживая по спине, от чего у Катерины по телу пробежали тысячи мурашек. Но это чувство, что вспыхнуло сейчас у неё внутри, напоминало страх, а не возбуждение. Страх, когда она и видела, и понимала, как он возбуждается, прикасаясь к ней. Когда целует и заходит в них намного дальше… Страх, когда в его темнеющих от любовного вожделения глазах искрами пробивалось желание близости с ней, подкрепляясь дрожью в теле. Как сегодня, как сейчас… И Катя, сделав вид, что затекает шея в столь неудобной позе, немного отстранилась и снова села на диван. Как и раньше. Как всякий раз, когда он слишком далеко заходил в своих объятиях и поцелуях… И тогда она его просила сделать ей единственное одолжение: пусть их первая ночь будет брачной. А раньше она не согласится. Пусть праздник станет праздником для всех в полную силу, оправдывая своё название. Как это было раньше кем-то принято и заведено. И Сергей с ней …согласился.
--Конечно же, скажу! Мы съездим за город, к моим родителям, на дачу. Ну, должна же ты, в конце концов, с ними ближе познакомиться!
Поздно вечером Сергей ушёл. Как только входная дверь за ним закрылась, Катерина закрылась в душе, включила воду, направляя струю на дно пластмассового таза так, чтобы шум воды стал сильнее, и разрыдалась. «Что же мне делать?!—утирала Катя текущие ручьями слёзы, --Если это страх, то почему же я совершенно не в силах побороть его? И почему он не проходит, а только усиливается во мне? Но ведь пути обратно нет! Я не могу, я просто не имею права заставлять страдать того, кто любит! Я ведь ему даже признаться не могу, что так боюсь и… не хочу этого! –Вода струилась, переливаясь через край пластмассового таза, немного успокаивая шумом и монотонностью Катюшу. –Всё, хватит жаловаться!—приказала она себе через некоторое время. –Две недели впереди! Что за мысли? Что за паника такая вдруг? Откуда им взяться, если раньше-то их не было? Вон, Жданов не боится! Даже не думает ни о чём подобном! А уж его невеста и тем более! Всё будет хорошо! Со временем! Катька, ведь ты же знаешь!»
Намочив кончики волос и брызнув несколько капель на лицо, чтобы ни о чём не догадалась мама, Катерина вышла и на цыпочках вернулась в комнату. Зачем-то посмотрела на будильник, который перед самым её носом скрестил стрелочки на цифре двенадцать, и отвернула его к стенке.
«Спит, наверное! Со своей невестой! Она же так прикидывалась больной, чтоб тоже не работать целую неделю!»
Катя зарылась лицом в подушку, накрываясь одеялом с головой.
«Вот глупая! При чём здесь две недели! Как будто спать нельзя каждый вечер после работы, ночью!»
Отбиваясь от не на шутку разыгравшегося воображения и ревности, перетягивая на одеяло ещё и плед, Катя всё же вспомнила, как несколько раз слышала сама, что Жданов договаривался с Викой подъехать за ней с утра… И девушки из женсовета обсуждали как-то, что президент частенько появляется один, а Вика позже… Но ведь Клочкова без машины ездить не умеет… Значит…
«Перестань сейчас же! Что за мысли? Тебе не всё равно ли, Пушкарёва? Выходишь замуж—так нечего следить за чужим женихом!»
Но следить хотелось. И даже слышать. Как сейчас. Ну, просто позвонить! Спросить о том, как он себя чувствует. Только о здоровье, больше ни о чём! И сразу же повесить трубку, пожелав спокойной ночи! А перед этим доложить, что она заполнила четвёртую колонку в красной папке, и ему не нужно волноваться о беспорядке в документах…Ведь он же ей звонит уже в который раз…
«А если он не один? А причём здесь Вика?»
Не жениха же у неё собиралась Катя отбивать! Вот такая неприятность—их ещё связывает работа… И чем быстрее Зималетто рассчитается с долгами, тем быстрее придёт покой во все уставшие и страждущие души…

* * *

Второй час подряд Андрей не мог заснуть, ворочаясь в постели. То ли ночь выдавалась слишком душной, то ли неудобной и жёсткой стала его постель, то ли мозаика из впечатлений за день так и не складывалась ни в один узор, хаотично разбрасывая стёклышки по всей основе… Он то проваливался в полузабытьё, то открывал глаза, не понимая сразу, где он и что ему привиделось. Усталость, проблемы, заботы и нерешённые дела брали беспощадно над организмом верх, придавая к вечеру ему состояние мучительной, кисельной слабости. Так продолжалось уже несколько дней. Но стоило ему как следует выспаться, утром возвращалась бодрость и желание работать и продолжать решать эти накопившиеся проблемы. Дома. Но вечера и ночи становились навязчиво неприятными подкатывающей тоской, одиночеством и смутой. Мысль о женитьбе и начале своей судьбы с нового листа не грела, а раздражала больше, чем обычно. Так, что Викторию он просто не замечал. Нет, Андрей отзывался на все её капризы, просьбы, но словно бы на автомате, выполняя им самим же придуманный долг. Она не обижалась. Она, возможно, и не замечала этого, получив в распоряжение немалую сумму денег на расходы, и всё свободное время проводила, занимаясь шопингом. Это отнимало силы. А общения с Андреем ей вполне хватало и на работе, и в те не недлинные вечера, что он иногда проводил с ней. Сначала Клочкову обижало, что Жданов с ней не спит. И пару раз она устроила допрос с пристрастием по этому поводу, вспоминая Киру и намекая на неоднозначность разрыва с ней. Но Андрей тут же ей напомнил про обоюдно принятые условия, страстно и многократно поцеловал её, обещая, что как только он исправится, решая все накопившиеся проблемы, она ещё не раз попросит у него пощады… А пока он устал, не в настроении, не в духе… Вот уже несколько месяцев подряд…
Ближе к полуночи Андрей опять погрузился в тягучую истому, напоминающую беспокойный сон. Вот он бредёт по узкой тропке в лесу между деревьев… Солнце едва проглядывает из-за крон, но почему-то мучительно жарко, как будто он стоял на самом солнцепёке. Кто-то подошёл к нему, но лица он не видел.

«--Ты почему переживаешь?
--Она не звонит.
--А что, должна была?
--Конечно!
--Но ведь прошло пару дней!
--Правда? А мне показалось, что целая вечность…
--Почему ты так хочешь этого?
--Потому что, люблю. Потому что, не могу без неё. Я не нахожу себе места, когда её нет рядом. ..
--А она?
--Не знаю. Но что бы не случилось, она всегда останется в моём сердце. Ведь она разбудила во мне жизнь. Я хочу быть её ангелом—хранителем. Тогда бы я мог всегда быть рядом с ней, не мешая ей жить, не ограничивая её свободу. Я бы уберёг её от страха и боли. А взамен мне ничего не надо! Главное, чтобы она была в порядке. Чтобы не исчезала улыбка с её лица, чтобы не было печали в её глазах. С ней я ощущаю другую жизнь, полную загадок, тайн, волнующую, непредсказуемую, когда всё вокруг кажется живым… Весь мир будто бы общается со мной, а я с ним… Когда она со мной, земля уходит из—под ног, голос дрожит, сердце бьётся в бешенном ритме, в голове проносятся тысячи мыслей. Но я взвешиваю каждое слово, каждый шаг, чтоб только не обидеть, не причинить боль. Я ловлю каждое её движение, каждый вздох.
--А почему ты не сказал про это ей?
--Я боюсь, что она не поймёт, что люблю. Не поверит мне.
--И поэтому ты ждёшь её звонка?
--Наверно… Но я не должен разговаривать с ней. Я знаю…
И позвонил телефон.
--Ну что же ты?—снова спросил чей-то голос, подталкивая его в спину.
--Слишком поздно!... Вот если бы пораньше: на день, на два, на несколько месяцев назад!... Звонивший ошибся жизнью, а в этой жизни звонка я не дождусь…Всё уже закончилось: но это было яркое, короткое, мучительное и опасное наваждение, которого не отогнать. Голод, которому не суждено быть утолённым. Эту любовь нельзя длить. Я в ней не имею права ни получать, ни отдавать. Но я ещё чего-то жду…»


Тихая трель телефонного звонка раздавалась где-то в коридоре, в кармане куртки, где Андрей его оставил. Жданов вскочил и сел в постели, не понимая, снится ему эта трель, или звучит на самом деле. Телефон уже давно затих, а он ещё сидел и протирал ладонями глаза, борясь с мучительным и странным только что привидевшемся разговоре с кем-то.
Через несколько минут Андрей всё же разыскал свой телефон. Один звонок, оставшийся без ответа. Три минуты назад. Звонила Катя.
--Вот дурак! –стукнул себя по лбу Андрей и окончательно пришёл в себя.—Пропустил! Точно, сбрендил! Тут же посмотрел на часы. Двенадцать. Поздно.
--Но она же только что звонила!
И нажал на кнопку вызова.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:49 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 27.


Дав два сигнала и тут же обрадовавшись и одновременно огорчившись, что Андрей не подошёл, Катерина нажала «Отбой» и сунула телефон под подушку. И сразу же её с головой, по самую макушку охватила волна стыда и безрассудства. «Да как же ты могла решиться на такое и в такой час?!»--самобичевала себя Катюша, снова накрываясь одеялом с головой. « Ни стыда, ни совести! Вот дурочка-то!» Но вибрация под подушкой заставила её замереть и не дышать: она, не глядя знала, кто перезванивает ей.
«Подойти ли? Что сказать? Просто извиниться? Что нечаянно ошиблась номером? Или…» Но рука уже нажала на кнопочку, как на курок.
--Катя, привет… Ты мне звонила? Я просто не успел так быстро подойти…
Зажимая ладонью трубку, она старалась спрятать от его ушей шумное дыхание, а заодно, и радостную, умильную улыбку, в которой сами по себе без разрешения на то расплывались губы.—Алло! Кать, ты слышишь?
--Добрый вечер, Андрей.. Павлович…Да, я звонила, но простите! Я не посмотрела на часы!
--Да я не спал! Что-то случилось?
--Да. Вернее, нет, конечно! Вернее, да…--Катя уже мерила шагами комнату в сумерках при свете фонаря , бьющего в окно.
--Не пугай так! Что?
--Я…пересчитала график платежей… Вчера, утром…
--Что?—Андрей её сначала даже и не понял.—График?
--Ну да! Вы не волнуйтесь! Там всё сошлось, ни недостатка, ни лишних денег нет. И даты… сходятся…--Катерина поняла, что ей не хватает воздуха.
--Уф…--выдохнул Андрей. –Я уж думал, что что-то страшное случилось…
--Да ну что Вы!—улыбнулась Катерина, представляя, как удивила его сейчас без толку. –Всё страшное уже позади! Так что Вы можете отдыхать спокойно!
--Катя, опять на «Вы»?
--Ты. Ты можешь…
--Да нет уж! Я, как раз, собирался на работу! Не до отдыха сейчас… Не получается…
--А вот это зря! Всё же потихонечку налаживается! Так что, не стоит торопиться.
--Да не могу я! Без дела! Я так не привык!—Жданов улыбнулся в первый раз, представляя выражение лица Кати и предчувствуя её дальнейшие уговоры, чтобы остаться дома.
--А Вы… А ты займись чем—нибудь! И будет веселее…
--Например?
--Ну, допустим….—Катя задумалась, но волнение всё ещё мешало ей сосредоточиться на разговоре.—Почитай книжку.
--Пробовал. Не хочется.
--Ну…тогда посмотри просто телевизор!
--Глупые, бессмысленные сериалы? Нет уж, совсем не тянет!
--Ну…тогда просто погуляй. Ведь хорошая погода!
--Компании нет. Одному скучно.
--Как это? А…Вика? Она же вроде бы…
--У неё дела важнее!—перебил её Андрей, мучительно соображая, как переключиться с этой темы.
--Как же?... Ведь ты же вроде как … Ну тебе ведь было плохо, и поэтому она должна была с тобой…
--Кать! Да при чём здесь Вика?—ничего так и не придумал Жданов, чтобы не упоминать сейчас это имя.—Но я бы от другой компании не отказался. Тогда бы посимулировал дома ещё пару дней.
--От какой?—сердце застучало так, что мешало слушать, и Катерина испугалась не на шутку, что пропустит его ответ.
--Ну… с той, которая с таким аппетитом лопала мои булочки и доказывала мне, что совсем не голодна!—оценил вылетевшие фразы, прислушиваясь к тишине на другом конце. Фразы нравились, а тишина не очень…--Кать, ты…здесь?
--Здесь… Думаю…
--О чём?
--О том, что Вы, Андрей Павлович, просто провокатор… Я не хотела есть! Я за компанию!—она смеялась, прикрывая рот ладошкой.
--Ага! Три штуки сразу? Кать, не стыдно врать?
--Одну! Одну всего! –Катерина закуталась в одеяло вместе с трубкой, чтобы своим смехом случайно не разбудить родителей.
--Ну так как?—снова заволновался Жданов.—Насчёт компании? Или Вы хотите, чтобы не выздоровевший явился в Зималетто?
--Я…подумаю…
--А что тут думать? Ты с какой начинкой любишь булочки? С маком или с шоколадной глазурью?
--Андрей! Перестань… --Катя снова уже маршировала по тёмной комнате.—Я не знаю… Если только на…несколько минут…
--Замётано. Завтра в семь. На том же месте.
--Андрей, но…
--Там, где ты выронила очки.
--Андрей, подожди, но…
--Напротив ещё лавочка резная. Я буду там. И помни, что больному нервничать противопоказано…
--Я буду помнить… Хорошо.

Они одновременно нажали клавишу «отбой», но продолжали слушать тишину в маленьких трубках. Он знал, что любит, но не смел надеяться на взаимность. Она знала, что любит, но не верила, что опять, как раньше, не сможет обмануть себя в его любви. Он страшно ревновал её, вспоминая все известные гнусные слова и выражения в адрес её будущего мужа, но заставлял себя не думать про него, когда они с Катей были вместе. Она сама не понимала, почему так отвратительно и гадко на душе от даты его свадьбы. Ему казалось, что впереди стена безвыходности и непонимания, которая уже не в силах, ни в его, ни в божьих, рухнуть хотя бы на один кирпичик сверху. Ей думалось, что больше нет на свете дурочек, подобно ей, мечтающих о принце. Но он был жив. И она выживала. Для этого они придумали себе лечение друг от друга. И до принятия первого спасительного горького порошка, который обязан принести желаемую сладость, оставались две недели. А пока… Пока они сковали себя единой, общей цепью. Хотелось вырваться наружу, то затихая, то мечась в горячке. Но цепь держала, и они не знали, что им делать. До той поры, пока они не выбрали решение. И вот цепь вроде бы, разорвалась, раскидывая с пронзительным звоном звенья—кольца. Их больше вместе нет, но мир, в котором нет друг друга, пугает. В нём холодно и пусто. Он заполнится когда- то и серпантином чувств, и конфетти событий. С другими. А пока… Каждый знал, что может так случиться, что больше не придётся даже видеться друг с другом. И поэтому, не подчиняясь ни разуму, ни чувствам, хотелось запомнить и сберечь, что можно. В глазах. В сердце. На каждой клеточке кожи. Не отдавая разуму отчёт, они искали путь друг к другу, по которому желания могли бы разыскать тропинку, если эти дни, возможно, станут их последними. И хотелось впитывать в себя, знакомясь, даже самые мельчайшие детали. Страх обидеть, напомнить, переворошить взращивал деликатность и робкую сдержанность, которые воздвигали на пути к друг другу сотни маленьких препятствий. Он строил планы на эти их недели, она мечтала о маленьких шагах навстречу. Но спросить об этом друг у друга было невозможным. От одного неосторожного слова хрупкий мир, почти что иллюзорный, мог рассыпаться на мелкие частички в одночасье. У него и у неё оставалось так мало времени на то, чтобы… любить друг друга! Дорога была каждая минута. Они словно провожали друг друга в дальнее путешествие, а остальной путь придётся проделать в одиночку. Разлука надвигалась, как станция, когда едешь в скором поезде. И каждый думал, что другому она сулит дары, а себе—ничего, кроме неизвестности. И в эти дни они как-то особо остро ощущали жизнь.
Ровно в семь он был на маленькой резной скамеечке под зарослями сирени. Ровно в семь она произнесла «Привет!»…
--Ты не поверишь, но мне сегодня домой звонил Милко!—сиял Андрей ярче солнца.
--Что, ссорился с тобой?—удивилась Катерина, но не звонку, а своей улыбке Жданову в ответ на столь «тревожное» событие. –Он же вроде бы остался доволен тканями!
--Наоборот! Извинялся за истерику, и хвалил…тебя.
--Меня? Не может быть… Ты шутишь?
--Отнюдь нет! --Андрей поднялся с лавочки, увлекая за собою за руку Катюшу.—Пойдём, по дороге расскажу!
Они медленно и не спеша гуляли всё по тому же скверу, будто оба не решаясь выйти за пределы, ограниченные магистралями и со всех сторон и маленьким прудом. Иногда смеялись, иногда вдруг делались совершенно серьёзными, обсуждая перспективы Зималетто, рабочие моменты, планы. Солнце жарило, не смотря на вечер. Андрей поймал себя на мысли, что не может снять с себя спортивную ветровку и остаться в майке. Катя не решалась даже расстегнуть воротничок…
--Что ж так жарко-то! Как в пустыне!
--Да… Странно… А ведь вечер…
--Кать, ты мороженое любишь?—они остановились возле палатки.
--Люблю. Но не всякое.
--А какое?
--Трубочку, с шоколадным шариком сверху…А…ты?
--О, только не это! Терпеть такое не могу! Ещё с детства!
--Не нравится? Да это самое вкусное, которое я пробовала когда-то!
--Нет, самое вкусное то, которое я люблю: фруктовое.
--Ты серьёзно?—улыбалась Катя, --Оно же не сладкое совсем!
--Так это замечательно! Чем кислее, тем лучше!
Они спорили , пока не подошли к самому прилавку, и продавщица сердито оговорила их, что они задерживают очередь. Тогда Жданов, извинившись, купил мороженое, и они почти бегом вернулись снова на аллею. В конце неё был пруд, и Андрей предложил туда спуститься. Гуляющих было мало: редкие прохожие, пожилой спортсмен и дети, прикармливающие уток. Андрей, не долго думая, совсем не оборачиваясь по сторонам, бросил куртку на траву возле раскидистой берёзы, которая служила прекрасным убежищем от солнца, и тут же опустился на неё, приглашая сесть Катерину рядом.
--Ты что! Тут же…люди!
--Не только. Ещё и гуси есть.
--Ну…они-то могут делать, что угодно…
--Кать, да кому мы здесь нужны! – весело и непринуждённо ответил Жданов, откусывая кусочек от своего мороженого.—Великолепно! Вкуснее я ничего не ел.
--А я вот не могу это есть!—поморщилась Катерина, внимательно наблюдая, с каким аппетитом он откусывает кусочек.
--Потому, что никогда не пробовала. Вот и не любишь.
--Да мне и вида внешнего достаточно, чтобы не есть!—улыбалась, и одновременно хмурилась Катя.—А ведь я совершенно неприхотливая в еде!
--Ну так попробуй! --и Жданов щедро предложил ей попробовать своё лакомство.—И дай, что ль я попробую, как эту сладость можно есть!...
Катя совершенно растерялась. Он разговаривал с ней настолько просто, непринуждённо и совершенно по-дружески, что она совсем не знала, как это понимать. Ей это нравилось, но преодолеть своё смущение у Катерины не получалось. А Андрей как будто совершенно и не замечал этого. Как будто перед ним была не Катя, которую он совсем недавно «разоблачал» в её любви, которой сам недавно признавался, целовал, заключал в объятия, извинялся за свои ошибки прошлого или её же обвинял в них, а только сослуживица. Ну, кто-то вроде женсовета… Или… Малиновский… При мысли о Романе и сравнении с собой Кате стало весело и смешно. И вместе с этим, интересно: почему всё так? Кто она ему?
--Ты чего смеёшься? Откусить не дашь?
--Дам, конечно!—опять смутилась Катерина, разозлившись на себя за такую паузу и глупую улыбку перед Андреем.
Катя аккуратно, медленно подошла к нему поближе и присела на самый краешек ветровки Жданова, тщательно натягивая платье до самых босоножек. Андрей заметил этот жест уголочком глаз и едва заметно улыбнулся. Катерина поняла, что щёки запылали совсем не от загара.
--Ну?-- Андрей потянулся к её мороженому, застывшему в руке.
Катерина быстро протянула вафельную трубочку, но дрогнула рука, и шоколадным шариком она попала Жданову прямо в щёку. Шарик отлетел, скатываясь вниз по белоснежной майке по груди, перелетая на живот, когда он пытался ладонями поймать его, и всё—таки, свалился в траву.
--Прости! Я не хотела!—хмыкнула Катерина в прижатые к губам ладони, не в силах не посочувствовать ему, а не рассмеяться, наблюдая с замиранием, как он ловит этот шарик.
--Катя!—то ли шутил, то ли был серьёзен Жданов.—Ну и как теперь я в таком прикиде среди людей пойду? Что ты наделала!...
--Я нечаянно! Честно—честно! –меняла улыбку на тревогу Катерина.—А, по—моему, очень даже ничего… Смотрится, как аппликация…
--Да что уж там! Сам Пикассо! На вон, лучше подержи!—Андрей протянул ей своё мороженое, а сам снял майку, оставаясь перед Катериной до пояса обнажённым. Катя замерла, остолбенела, превращаясь на время в каменного идола. И только два удивлённых глаза, напоминающих сейчас крупные и спелые сливы, да сердце, выпрыгивающее из груди, отдавалось где-то в горле. Но Андрей, похоже, этого не замечал.
--Кать, да не переживай ты так за учесть майки! Я же пошутил!—он был серьёзен, только глаза и уголочки губ дарили ей улыбку.
--Как же…ты домой пойдёшь?—Катерина ненавидела себя сейчас за охрипший внезапно голос и дрожь в нём.
--Надену то, на чём мы сейчас сидим. Ни о чём не думай. –И вдруг Андрей стал подозрительно загадочным и странным.—Ну, теперь ты пробуй моё мороженое!
--Не буду…-- отрицательно замотала головою Катя, предполагая месть за Пикассо.
--Кусочек!—Андрей приблизил тающий продукт к самым Катиным губам.—А вдруг понравится?
--Нет!
--Ах, так?
И Андрей, поняв, что Катерина догадалась о его коварном плане, за секунду оценив, что противник собирается спасаться бегством, победоносно улыбаясь, провёл мороженным ей по щеке. Слишком быстро и слишком сильно, чтобы испачкать наверняка. Катерина с оглушительным писком наклонилась в сторону, и добрая половина жёлто—розового брикета отломилась о её плечо, скатываясь в подол платья. Катя, набирая воздух в лёгкие и напуская на себя обиженный и разъярённый вид, на секундочку застыла в одной руке с остатком своей трубочки, другой держалась за подол испачканного платья.
--Это…Это как же называется, Андрей Палыч? Ах, ты так?!
--Ой, прости, прости, прости!—хохотал, снимая очки, Жданов, отползая за куст акации постепенно, как в замедленном кино.—Я не хотел! Но ты сама же виновата!
--Ах, не хотел?—Катя быстро достала из образовавшейся складки платья почти растаявший кусок руками, объединяя его с остатком от своего мороженного. Другой рукой цепко ухватилась за его ремень.—Вот тебе!—И кулинарное искусство в Катюшиной импровизации тут же полетело в Жданова. Но он успел выставить ладонь вперёд, отправляя бумерангом обратно к Катерине. Реакция у Кати была значительно слабее Жданова: мороженное отлетело куда-то в шею, холодной, липкой и ароматной дорожкой проскальзывая за воротник. Несколько секунд Андрей и Катерина смотрели друг на друга, не отрываясь. Стих ветер, замолкли утки на берегу у пруда, солнце трусливо забралось за тучи, старая акация отвернула в сторону свои соцветия…
--Ах…ты…--русский язык забылся тут же, по—французски Жданов не понимал, а другие языки Катя знала хуже.—Да я…ж…тебя…
Жданов, пытаясь изо всех сил изобразить раскаяние и напустить трагедии в свой голос, не выдержал и прыснул смехом, наклоняясь к Кате, чтобы осмотреть размеры причинённого ущерба.
--Катя!—смеялся он,--Ну что же ты наделала-то за сегодняшний вечер!
--Я? –отталкивала она его,--Значит, я?
--Ну не я же! У тебя какой разряд был по стрельбе?
--Андрей Палыч! У тебя совесть есть? Или… она растаяла с мороженым вместе?—продолжала отталкивать она Андрея от себя как можно дальше, сама не замечая, как смеётся тоже.—Мне холодно и липко, между прочим!
--Я не хотел! Ну, правда! Подожди, сейчас достану!—заверил в помощи Андрей, продолжая хохотать при виде Кати, которая пытается освободиться от сладкой массы и никак достать не может.
--Я сама! Ой, мамочки! Холодно как!
Она была сейчас такая… трогательная, беспомощная, обиженная и разрумянившаяся от возни… Губы сжала в почти что детской досаде, а глаза смеялись над самой собой… Расстегнула пару пуговок на платье, просовывая руку почти до талии под ним… Откровенная, милая, смешная… Забыла, что перед ней сейчас не Колька—друг, не мама с папой, а Андрей, которого стеснялась, чтобы даже сесть с ним рядом…Родная, настоящая… Андрей не выдержал и, едва касаясь, поцеловал её в то место на шее, где остался след от недавнего продукта, который назывался мороженым.
--Сладкая моя!...
Поцеловал и тут же испугался, отрываясь от неё, что именно сейчас он всё испортил! Что хрупкий мир, держащийся на волоске, треснул и с грохотом свалился наземь, разбрасывая вокруг острые осколки—льдинки. И бесполезно всё—попытки извинения, признания в бездумности, заверенья в том, что такого больше никогда не повторится… Но внимательно смотрел за ней, готовый на любые обещания…
Катерина медленно застегнула пуговки на платье, потупив взгляд, не проронив ни слова. Так же неспешно поднялась, встряхивая испачканными ладонями но озираясь по сторонам, так же прячась от Андрея. Он не дышал. Он замер, боясь пошевелиться. Катя шагнула в сторону, будто бы на время теряя равновесие, и Андрей поймал её за руку, чтобы удержать, и тут же отпустил Катину ладонь.
--Кать…
--Андрей, пожалуйста!...—то ли просила, то ли запрещала даже разговор с ней.
--Ну прости меня! Я не сдержался! Я больше так не буду никогда!—он поднялся и стоял уже около неё.—Никогда—никогда не буду! Честно! Ты мне не… веришь?
Пауза, страшнее боли. Молчание, нависшее стеной. За той, за которой, возможно, всё же рухнул их хрупкий мир из тонкого, прозрачного покрова. И дальше пустота, не пугающая уже, а просто невозможная своим бессмысленным существованием…
Катя посмотрела ему в глаза. В них был страх. За что? Чего он так боялся? Её? Себя? Или её в…нём? А может быть, они боялись за одно и то же? Не может быть… Не может!
--Не много ли за вечер извинений?—улыбка получилась жалкой и злой на своё бессилие перед его загорелым, крепким телом. –Да я не обижаюсь!...—голос едва был слышен, мешаясь с ветром и пением птиц. –Вот думаю… А если я вымою хотя бы руки вон в том пруду, то…. не распугаю… уток?
--Что?—Андрей закрыл глаза, встряхивая головой, как будто не веря Катиным словам и судорожно ища в них потаённый смысл.—Уток?
--Ну…да… Они же спят на берегу…
--Кать, да какие утки!—он словно бы подпрыгнул от радости на месте, подбирая с травы ветровку и спускаясь к пруду впереди неё.—Иди сюда! Ну? Вперёд!
Найдя местечко, где берег был не слишком высокий, они освободились от остатков лакомства на теле, не разговаривая больше, не проронив ни слова. Так же молча вышли снова в сквер. Катя повернула по направлению к дому, Андрей послушно шёл за ней, наблюдая. Недалеко от дома Катерина остановилась.
--Спасибо за весёлый вечер!...
-- Это тебе спасибо! Но… Кать…
--Я ни на что не обижаюсь!... Только пожалуйста, не… делай этого больше…
--Я же обещал! Ну, до завтра?
Она опять молчала, не поднимая глаз. Он снова боялся пропустить ответ из-за сбивающегося дыхания.
--Пока! Я… побежала…

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:50 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 28.


...Она шла медленно, шаг за шагом удаляясь, борясь в себе с единственным желанием—не оглянуться. Взгляд его жёг спину так, что ей хотелось даже дотронуться до взгляда, чтобы почувствовать на ладонях этот жар.
«Это солнце… Жарко очень… А он давно уже ушёл…»
Но день клонился к своему финалу, оставляя отблески от солнца на стёклах верхних этажей московских зданий. У самого подъезда Катя не выдержала и посмотрела. Андрей стоял на том же месте, где они простились с ним, и провожал её глазами. Ей даже показалось, что он улыбается в лучах вечернего заката. Она забыла на минутку, что очки её не с розовыми стёклами…
Андрей махнул ей рукой, просто поднимая ладонь над головой, и Катерина, не ответив, тут же скрылась за подъездными дверями дома. Она не чувствовала ступенек. Она по ним летела!…Тихая радость переполняла её всю, била через край, вырывалась, словно огненными вихрями, оставляя сзади радужный след…Катерину охватило ощущение полёта, такого, какой бывает только во сне. Елена говорила, что когда во сне привидится такое, то это так растут… … Душа внезапно обретала крылья! Катерина бежала так по маленьким ступенькам, что чувствовала свист ветра в ушах, внутри у неё всё будто бы сжималось и расправлялось в радостном возбуждении!...Душа как будто кувыркалась и переворачивалась в ней, испытывая дикий восторг, который переходил в сладкие мечты о вечном…
У самой двери Катя остановилась, пытаясь отдышаться, стереть улыбку с губ и потушить блеск глаз. Потом тихонечко вошла и сразу же юркнула в свою комнату. Ни Елена, ни Валерий не услышали её. Катя ещё раз оглянулась на закрытую дверь и подошла к окну, как будто бы хотела убедиться, что сегодняшний вечер ей не приснился. Что та жизнь за окошком, в котором ещё немного вздрагивает солнце, уступая место первым бледным звёздам, существовала только что на самом деле. Но Катерина чувствовала сейчас только его, Андрея. Его и это лето. А остальное куда-то всё ушло…Перед глазами всё ещё пылал самый красивый в её жизни закат. Красивый потому, что он, Андрей, был с ней рядом и улыбался. И в его глазах отражалось это заходящее солнце. А ведь когда-то об этом только мечталось!..
Катя скинула с себя испачканное платье, быстро переоделась в домашнюю одежду, легла тихонько на диван и зарылась лицом в подушку. События сегодняшнего вечера прокручивались в голове, как киноплёнка. Вот он сидит на лавочке и ждёт её, приветливо улыбаясь… Вот они идут с ним, непринуждённо разговаривают, и нет ни волнения, ни неловкости, как будто бы они так говорили много раз… Как же ей хотелось раньше, чтобы так хоть раз когда-нибудь случилось! Сколько думалось об этом! И вдруг… Неожиданный, но давно ожидаемый душой поворот!...Вот Андрей рассказывает что-то, хмуря брови, и тут же радостно улыбается ей.. А разговор идёт о вещах, совершенно обыкновенных! Но…разговаривают их глаза. Будто бы они стараются запомнить каждую чёрточку лица друг друга, каждое движение, каждый взлёт бровей… Они?
Катя нахмурилась, будто бы приходя в себя от этой промелькнувшей в голове мысли. Они… Нет, это у неё так. И по—другому быть не может!...Всё это никогда не повторится, время летит, час- как миг! Она тряхнула головой, пытаясь отогнать печальные мысли. Потом, всё потом!... Да, они расстанутся, и очень скоро. Каждый пойдёт своей дорогой, не оглядываясь, но …не сейчас!...Сейчас хотелось ловить секунды счастья. Они—как золотые капли. Их так мало… Но разве для счастья нужно много? Всего лишь тот его лучистый взгляд, лёгкое касанье пальцев, весёлый смех и… губы у щеки…
Катя прижала свою ладошку к тому месту, где совсем недавно Андрей оставил отпечаток едва заметного прикосновения тёплых губ и нежного дыхания. Опять кружилась голова. Снова душа летела!
--Где это было раньше?—чуть слышно прошептала Катя, пряча лицо в подушку.—Наверно, лёгкой птицей летало в неведомых высотах, там, куда мне не было пути… И вдруг… По прихоти судьбы или только по моей счастье опустилось на землю и было так близко! Его даже можно было потрогать рукой… А можно молча посидеть и чувствовать его присутствие…
Внезапно навернулись слёзы. Дни, разрешённые себе для него, Андрея, неумолимо шли и приближали к тому моменту, который так хотелось оттянуть! И будет он, последний день, когда скользнёт последний солнечный лучик. И в душу снова вернётся пустота. Нет, в ней не будет пусто. Она запомнит каждое мгновение с ним.
--Всё!!! Всё!! Всё. Хватит! –оборвала первыми проступившими капельками слёз Катерина свои сегодняшние воспоминания. –Как же ты, глупая, жить-то будешь, если запомнишь каждое мгновение? Ведь от этого освободиться надо! И это всё пройдёт. И у него. У него тоже!
Катерина сказала и задумалась, а что должно закончиться у Жданова? Что чувствовал он, когда вот так, как сегодня, улыбался ей, смотрел своими светящимися радостью глазами, и даже… поцеловал её? Ведь в этом поцелуе совершенно не было ни страсти, ни попытки подчинить её себе, сломать, заставить во что-то верить! Так что же у него в душе на самом деле? А может быть, он так же прощается с ней, стремясь оставить только светлую и чистую память? Только вот зачем ему всё это? Для чего?
--Он…думает о том, чтоб я запомнила его таким, как в эти дни? А может быть, он и меня запоминает тоже?...
Катерина снова подошла к окну. Что-то не складывалось, не объяснялось так, как раньше. Катя сама не понимала, почему она не верит в то, что Жданов женится на Вике. Верней, что женится, Катя даже знала. И почему-то ей казалось, что его решение принято только ей назло, в ответ на Катино решенье выйти замуж.
--Ну не может Жданов всерьёз увлечься Викой! Что их связывает? Что?
Загадка так и оставалась без ответа. Любви здесь быть не может, общих интересов—тоже. Ведь Катерина знала Жданова, когда-то понимая его каждое движение и каждый взгляд без слов. Так было раньше. Так было сразу после её возвращения из Египта. Но почему же именно сейчас она совсем не понимает, что он хочет? Если захотел развеяться, то для чего жениться? Если хотел сбежать от самого себя и спрятаться за кем попало, то от чего бежать? Что у него внутри? Ведь даже если он запутался в себе, заигрался, то для этого совсем необязательно жениться без любви! Стоит только немного подождать, побыть друг без друга, и тогда…
--Жениться без любви? –Катерина начинала злиться. –Ну почему же! Очень даже может быть! Вот мне зачем она, любовь эта?
Догорал долгий летний день. На утомлённый жарой город спускались сумерки. Прямоугольник окна напротив Кати перестал давить мощным потоком света и просто смутно темнел. Смутно, потому что глаза устали от напряжения, и веки сами собой прикрывались…
--Опять ты врёшь себе, Пушкарёва! Ведь без любви ужасно жить! Глупо, страшно и противно! Но ведь со мной всё будет по—другому! Сергей хороший. Очень. И со временем я обязательно полюблю его. А может, и Андрей думает так же? Про Вику?
Ей стало совершено грустно. Жданов снова врывался в её отгороженный, изолированный мир, в котором для него не предполагалось места! И прощание с Андреем становилось трудным, невыносимым, напоминающим, скорее, встречу. Катерина отодвинула лёгкие занавесочки и прижалась лбом к стеклу. В детстве ей казалось, что стОит открыть тяжёлые створки окна, оттолкнуться от подоконника, и сразу же погрузишься в волшебный мир. Не тот, который она видела, выходя из дома. За окошком был другой мир, в котором не было ни серых стен соседнего дома, ни верхушек старых каштанов, ни громко каркающих ворон. Там были волшебники и феи, принцесса, гномы и самый красивый принц. Надо было только распахнуть рамы, и сказочный мир входил в её душу… Катерина даже потрогала ручку на оконной раме. Она не поддалась. Детство оставалось далеко позади, а вместе с ним и вера в сказочного принца. Жизнь шла своим чередом. Всё было в ней: встречи и расставания, радость и горе, слёзы и улыбки. Слёзы должны были уйти вместе с этим детством, потому что мир не прощает слабости и легковерия, жестоко наказывая за то, что не сумел спрятать свои чувства. И Катя уже в который раз постарается быть сильной.
За окном загорались первые огоньки ожившего ночного города. С ними пришла и новая мысль: в этом мире уже ничего не изменится, если Катя сама не исчезнет из него. Эта мысль уже не пугала её. Она давно и обречённо кружилась в голове, обещая быть самой правильной из всех её соображений. А вдруг?...
…Телефон звонил настойчиво, вибрируя в кармане. Может быть, уже не в первый раз. Катерина, занятая своими мыслями, его услышала не сразу. А когда всё же поняла, что он звонит, ей подумалось, что она не подойдёт, кто бы не звонил сейчас. Нет её! И не будет. Но телефон не желал умолкать, будто бы напоминая, что она совсем не то решила.
«А вдруг это… Андрей? -- пробило Катерину, словно током, и она что было силы рванулась к трубке. –Мой мир никуда не денется! Подождёт! Я же не надолго!»

* * *

…Проводив Катю, Андрей шёл медленно, не торопясь. Домой совершенно не хотелось. Он шёл и думал о Катерине. Как совсем недавно они бродили вот по этим плиточкам на сквере, как в той палатке он покупал мороженое, а Катя спорила про вкусы… Как вот по этой узкой тропке они спустились к пруду… Он вспоминал, как боялся лишний раз смотреть на Катерину, как сердце просто отзывалось счастливым стуком, когда она с ним рядом. Рвалось наружу и замирало.. А вместе с ним внутри замирало и признание, которое Андрею не суждено было сделать. Он не смел, он лишний раз пугался сам своего неосторожного слова. И был счастлив только от того, что мог видеть Катю, знать, что она идёт с ним рядом, и только слушать, слушать её нежный голосок. И для этого возможно, самому нести всякую чепуху, чтоб только не молчать и не вызывать в себе и в ней никому не нужную неловкость.
Жданов шёл и улыбался. Мягким светом сияла на губах его душа…
Он вспоминал, как боялся прикоснуться к Кате. Ему казалось, что одно неосторожное движение поднимет в ней такой протест, что всё, чему он был так рад сейчас и от чего был счастлив, закончится мгновенно и не повторится никогда. Но всё же пару раз, как бы случайно он взял её за пальчики, не смея обнять целую ладошку. И Катя не вырывалась, не сопротивлялась, а только напряглась и насторожилась. А он не отпускал, боялся, но держал её за эти пальчики… И тогда она чуть лукаво посмотрела на него, а сердце просто заходилось в радости и трепетном волнении… Андрею показалось, что на несколько секунд Катя стала прежней, совсем не обиженной на него, любящей, настоящей! Показалось или так было на самом деле? И так хотелось обнять её тогда, бережно прижать к себе, едва касаясь её губами!... Спрятать Катю от всего, закрыть от окружающих, от её собственного мира, даря ей только их, ими созданный мир, пусть даже на то, единственное, короткое мгновение!... Мир, в котором только он и она, и больше никого вокруг. Пусть только на мгновение! Разве много желает он, разве о многом просит?
Но вдруг Андрей нахмурился, будто бы терзая себя внезапно пришедшей мыслью.
--Идиот! Вот и подошёл так близко! Вот и не сдержался! Поцеловал… Всё! Вот и закончилась, Жданов, твоя минутка!
Андрей спустился по маленькой тропинке к пруду, у которого они сидели с Катериной. На то же место не пошёл, а решил пройтись по каменному берегу.
--Ну почему всё так?! Почему она там, а я здесь?!!—спросил Андрей у вечерней тишины и тумана над гладью пруда.—Я не могу поверить, не могу принять, что никогда, возможно, её не увижу! И даже если Катя никуда не денется после этой чёртовой свадьбы, я не хочу, чтоб мы ходили с ней по одним и тем же улицам, видели одни и те же дома, дышали одним и тем же воздухом, но были бы не вместе! Я хочу, чтобы Катя была счастлива. И даже если без меня… Но я не могу быть без неё! Я не хочу так! Не получается у меня желать ей счастья с другим мужчиной!
Он шёл и шёл, не замечая, как уже почти стемнело. Но дорога к дому становилась невозможной. Там, дома, его снова будут мучить воспоминания и глупые надежды.
--Воспоминания, чёрт бы их побрал!—злился Жданов.—Да, только я один виноват во всём и пусть мне нет прощения. Но если меня хотели наказать, то почему не лишили памяти о ней?
И Андрею показалось, что он и сам знает ответ на этот только что озвученный вопрос. Наверно, потому, что эти бесконечные воспоминания о Кате будут причинять более сильную боль, когда останутся наедине с его сознанием. А в сознании будет крепко держаться мысль: память о Кате- это всё, что от неё останется. И больше ничего не будет. А вот это и есть то самое наказание, которого и сам Андрей требовал всё время для себя.
--А ты, дурак, надел ещё какую-то маску, прячась то ли от себя под ней, то ли от Кати! Бежать собрался! Жениться! Да ещё на ком! На …Вике!
Его как будто пронзило электричеством, он даже вздрогнул, как эта мысль сейчас ему казалась абсурдной и нелепой. –Ну а теперь попробуй и сними ту маску! Не можешь? Правильно! Она приросла к твоей коже и стала вторым лицом. Потому что ты уже давно не живёшь, а просто проживаешь, вон на той улице, вон в том доме! Так и проживаешь бесполезно всю жизнь! И кому нужна эта жизнь под маской? Мне? Кате? Вике? Другим? Ты чувствуешь, что ты живёшь? Нет же! Никто не видит в тебе живого человека!...
Андрей и сам не понял, как поднялся на пригорок и уже быстрее зашагал в сторону дома. На улице уже совсем стемнело, и город со всех сторон освещали фонари и неоновый поток лучей рекламных щитков на домах и украшений на фасадах. Но внутри него как будто только что робко и несмело первыми лучами солнца забрезжил утренний рассвет. Он спешил, ещё не зная, боясь растерять это возникшее в душе новое, очень ясное чувство.
--Что, дошло, наконец, что маска эта уже не спасает? Надев её, ты думал обрести какой-то шанс? Нет его! И даже если Кати никогда не будет рядом, к чёрту маски! Я остаюсь один! Я снова стать хочу живым, нормальным человеком!
Он быстро забежал в подъезд, с трудом дождался лифта, в руке сжимая почти до боли телефон. Едва поворачивая ключом в замке, он набрал номер Вики. Она уже спала, и Жданов долго извинялся перед ней, но повторял одно и то же, что поговорить им очень важно. Потом долго просил прощение за свою отчаянную глупость, пытаясь объяснить, что он ей ничего не принесёт, кроме одних проблем. Предложил исполнить её самое заветное желание, чтобы как-то скрасить и смягчить свою ужасную ошибку—создать семью не по любви, а по расчетливым интересам. После часового разговора с ней Жданов успокоился , убедившись, что Виктория больше не обижается и даже признаёт свою собственную вину. Удивился, когда она отказалась от предложенной им машины. И тогда он предложил купить её напополам, раз только что они свою вину разделили на две половинки. Днём покупки было выбрано завтра….
Усталый, но счастливый, Андрей сел на диван, и, чуть-чуть помедлив, решился сделать ещё один звонок. Отцу. И в первый раз он не смущался перед длинными гудками в трубке.
Павел очень удивился, что Андрей звонит и сам предлагает разговор. Но виду не подал, а предложил поговорить при встрече завтра. Андрей охотно согласился, но всё же, пару фраз ему сказал, не в силах держать в себе такое событие, пусть даже до скорого утра их встречи.
--Пап, ты выполнишь одну мою просьбу?
--Постараюсь.
--Ты можешь маме позвонить и передать ей кое-что?
--Снова какое—нибудь ошеломляющее известие? Если оно опять её расстроит, забудь об этом.
--Ну что ты! Это известие, как раз, должно понравиться ей!
--Андрей, что за игры? А почему тебе тогда бы самому не позвонить маме? Ведь ещё не слишком поздно.
--Нет, не буду. Пока. Ты ведь знаешь маму! Пойдут расспросы, долгие беседы, а я к этому не готов сейчас.
--А ты уверен, что к этому сейчас готова мама? Ведь это только из-за тебя она уже второй месяц не проявляется в Москве.
--Вот! Поэтому я и прошу тебя просто ей сказать, что никакой не будет свадьбы! С Викой. Только это, и больше ничего. Я потом всё объясню. Но сейчас… Извини, я не готов.
--Что? Не будет?
--Нет.
--Почему?
--Это... не по телефону.
--Ты об этом хотел поговорить со мной?
--В общем, да.
Павел глубоко вздохнул, оставляя в раздумьях сына о паузе, повисшей в телефоне. Но потом откровенно удивил его.
--Хорошо, я передам маме. Но ведь только она не успокоится, а будет накапливать всевозможные вопросы.
--Я всё скажу ей сам! Потом. Попозже.
--А со мной ты, значит, говорить готов?
--Да, если ты, конечно…
--Я жду тебя, если ты не передумаешь. Сейчас. У нас дома.
--Сейчас? Конечно! Я уже готов! И я не передумаю. Жди. Я выезжаю.



…Телефон звонил настойчиво, вибрируя в кармане. Может быть, уже не в первый раз. Катерина, занятая своими мыслями, его услышала не сразу. А когда всё же поняла, что он звонит, ей подумалось, что она не подойдёт, кто бы не звонил сейчас. Нет её! И не будет. Но телефон не желал умолкать, будто бы напоминая, что она совсем не то решила.
«А вдруг это… Андрей? -- пробило Катерину, словно током, и она что было силы рванулась к трубке. –Мой мир никуда не денется! Подождёт! Я же не надолго!»

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:50 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 29.

Катя от волнения неловко взялась за телефон, и трубка выпала из рук, закатываясь под стулья.
--Господи, ну что же это я!... Быстрее!
Но, увидев на дисплее номер звонившего, расстроилась не на шутку, не решаясь сразу подойти. За несколько секунд в ней промелькнули и досада, и обида на саму себя, разочарование и даже радость.
--Привет,…. Серёжа…. Извини, что …долго заставила ждать… Не сразу телефон нашла!—она старалась улыбаться и передавать улыбку в голосе.
--Привет! Я уж думал, не случилось ли чего. Звоню ещё с семи часов…
--Я… телефон забыла… Ну, не волнуйся! Всё в порядке!
--Так значит, ты сегодня уезжала?—Сергей был тоже весел и спокоен. Или таким казался.
--Я?... Уезжала…-- в голове бешенным фокстротом кружились мысли, пытаясь договориться с языком. И Катерина вспомнила, где должна была бы быть сегодня.—Конечно! Конечно, уезжала…
--Ну и как?—заигрывал Сергей, пытаясь выяснить подробности.—Расскажи! Ты купила?
--Да!—выдохнула Катя, закрывая свободной ладонью зажмуренные глаза.
«Вот ты и врёшь ему, Пушкарёва! Докатилась! В первый раз!»
--Ну и… как? Кать! Ну расскажи! Мне же интересно!
--Серёж… Ты же знаешь, что жениху не положено видеть платье раньше свадьбы! Так что, не спрашивай! Не скажу и не покажу тем более!—Катерина измеряла комнату шагами, мучительно соображая, когда, в котором часу ей нужно будет уйти из Зималетто, чтобы успеть на самом деле купить платье! И чтобы в это время ещё и мама с ней пойти смогла.
--А тебе-то нравится самой?—не отставал Сергей, заставляя Катерину всё больше и больше становиться виноватой.
--Очень…
--Ну и замечательно! А то мне уже было показалось, что ты так и не соберёшься в свадебный салон.
--Тебе… показалось! – Катерина нервничала с каждой минутой всё сильнее.—Ну… что за мысли у тебя, Серёж!
--Катюш, да я шучу! – успокоил её Сергей, чувствуя, как она переживает. –Все будет хорошо!—он так и не сказал тех слов, которые готовил.—Ну, значит, ты свободна завтра?
Катя прижала ладонь к не на шутку прыгающему сердцу. На несколько секунд, затаив дыхание, спросила:
--Во… сколько?
--Ты ведь обещала мне один денёк. Помнишь?
Катерина не помнила, чтобы хоть раз в жизни так быстро вспоминала и соображала, что ей дальше делать.
--Конечно! Серёж, но… не завтра! На…днях… Я же никому не сказала, что меня не будет. А там наш дизайнер! Я тебе рассказывала про него! Он… Он просто взбесится, если меня не будет завтра! А нам его истерики перед… коллекцией… не нужны совсем…
Сергей молчал, будто бы давая Катерине шанс одуматься и постараться всё же завтра выбрать день. Но не выдержал и лукаво намекнул ей:
--Кать, а нам нужны… проблемы перед свадьбой с родителями? Мои-то всё поймут. А вот твои…
Она молчала. Ей в первый раз становилось противно и отвратительно за саму себя с тех пор, когда в её жизни появился он, Сергей. И вот сейчас он ничего особенного не сказал ей, но Катерина почувствовала себя в ловушке. В капкане, который из последних сил сама же держит над собой. Нет, только не это! Они же вместе так дорожили доверием друг к другу! Нет, он не заслуживает, чтоб Катерина ему сейчас врала и, пряча совесть, желала продолжения этого! Только не так!... Но поезд тронулся, а на ходу его никак не остановишь…
--Серёж, ты прав!—Катя сказала это так громко, что тут же оглянулась на дверь, опасаясь разбудить родителей. – Я не подумала об этом! Извини! Может быть, мы после обеда съездим? Тогда я вечером смогу доделать работу в Зималетто…
--Подожди…-- будто бы раздумывал Сергей.—Давай так поступим. Ты улаживай дела, как сможешь, и тогда поедем. Я не тороплю, я же понимаю, сколько у тебя неотложных дел!
--Я постараюсь быстро всё уладить. И тогда поедем. Прям с утра!
--Катюш, как мне жалко! Но я не могу с утра! Работа! Я как раз, хотел тебе назначить встречу часов на… семь. Вроде, и твои родители на это время согласились. Ну, так как?
--На… семь?—Катя бессильно опустилась на диван.—Семь. ..вечера?—первое, что пришло ей в голову, чтобы заполнить идиотскую паузу в словах, пытаясь не выдать свою досаду.
--Ну конечно! Не утром. В такую рань даже птицы не встают…--Сергей был странным образом настойчив и нехарактерно весел. И… взволнован очень. Катя чувствовала это. Будто бы он ждал чего-то от неё, то ли помогая, то ли мешая, задавая разные вопросы.
--Да… Я смогу! – нахмурилась Катя, сжав кулачок и стукнув себя по лбу в наказание за дурацкие, несвоевременные мысли. –Как раз, я всё успею! А пока…--Катя волновалась, --Нужно же ещё билеты сдать, сделать некоторые покупки…Я позвоню тебе сама! Через несколько дней. С работы. Как только освобожусь. И ты меня встретишь… Хочешь?
--Ну и прекрасно! Я очень рад! Обязательно встречу!
Как только Катерина повесила трубку, силы окончательно покинули её. Она уткнулась лицом в подушку и свесила руки плетьми с дивана. Так неловко, гадко, мерзко она ещё ни разу не чувствовала себя перед Сергеем. Так продуманно и откровенно Катерина не врала ещё ни разу в жизни, для самой себя, решив, что эта ложь себе во благо...
--Докатилась…
Стыд за саму себя не оставлял в покое. Скребли в душе, словно наждаком, её решения, желания и стремления быть в эти дни с Андреем. Но Катя справилась с таким запретом, решая всё же быть с ним! Но она ошиблась, вступая в неравный спор с совестью своей. Выбирая впервые за очень долгое время жизнь для себя, она без всякого сомнения получала в ответ последствия такого выбора: ложь человеку, с которым собралась связать свою судьбу. Через несколько дней. Ложь самым близким—родителям, которые верили ей сейчас, поощряя отдых после утомительной работы, всю трудность которой совсем недавно так же ложно им обрисовала Катя. Враньё самой себе, что перед смертью можно надышаться, запомнив этот воздух и даже дотронувшись рукой. Ложь Андрею. Даже ему она сейчас врала, что приходит регулярно в семь часов на маленькую скамейку, чтобы составить компанию внезапно заболевшему президенту… Приходит и подаёт ему надежду… Да, даёт её! Каждый день, начиная с девятнадцать ноль ноль… Она же видит, не слепая, как он радуется встрече с ней! Она же снова мешает отношениям его с Викторией! А значит, снова что-то разрушает. Да, не любовь. Но что-то! То, что выбрал для себя Андрей. И это ведь его выбор!... Так кто же Катерине дал такое право—подумать о себе, причиняя сразу столько неприятностей другим, близким людям? А она была так счастлива ещё несколько часов назад!...
Но Катя знала, что пока человек счастлив, он не замечает чужого горя, неприятностей чужих. Вернее, видит, но не понимает. Можно ли понять, что тебе неведомо? Ведь счастливый человек подобен пустому сосуду… Он просто полон своим счастьем, и ему ничего не надо…
Она снова, уже в который раз, приняла решение. Но Катя не могла понять, почему не проходило, а с каждым днём усиливалось только ощущение собственной никчёмности и заброшенности даже, если она твёрдо знала, что Сергей её любит?... Но его любовь как будто не долетала до неё, сгорая в атмосфере постоянного отчаяния, нелепого и беспричинного, страха и неуверенности в себе, каких не было, как эти, даже в детстве. Как будто Катя, выбрав верный путь, просчитав с точностью сапёра весь маршрут, натыкается на противотанковые заграждения чувств Андрея и подрывается на противопехотных минах собственных ответов на эти чувства… Что-то ей мешало сказать самой себе твёрдое, стальное «нет» и перевернуть страницу. Что? Вопросы из их прошлого, повисшие в июльском воздухе, оставшиеся без ответа? Но разве не понятно Кате, что было, а главное, чего и не могло случиться? Может, всё же не нужно переворачивать странички прошлого, подобно дневнику, а прочитать их до основания, чтоб больше не появлялись эти глупые вопросы?...Что-то держало… Катя это знала. Но не хотела озвучивать сейчас это слово даже в мыслях. Она взяла дневник и написала пару строчек, прежде чем воплотить своё решение в жизнь, как будто искала поддержки в тоненьких страничках.
«Звонки, встречи, разговоры… Время, всему своё время! Не в моих силах повернуть его назад. Но я и не хочу этого. Я буду собирать только хорошее, важное, нужное для меня, как жемчужинки, в шкатулочку своей памяти. А потом перебирать россыпь этих бусинок, точно зная, какая из них, для чего, и в какое время появилась там. Я уже давно не верю в чудо. Чудеса остались в тех далёких сказках, которые я прочитала в детстве. Прошло то время, когда я ждала принца на белом коне. И Сергей только что вернул меня в реальность нашего мира. Спасибо ему за это! «
Но первая, крупная слезинка не удержалась на краю ресниц и неровной прозрачной кляксой упала на страницу. Потом ещё одна, и снова… Строчки тут же размывались, соединяя буквы в единый красный чернильный ручеёк, скрывая от неё самой только что изложенные мысли. Красной речкой снова уплывало только что очередное принятое решение…
Смахнув с глаз слёзы, сжимая в протесте самой себе побелевшие, ставшие тоненькими, губы, Катя написала:
« Бог терпел, и нам велел!» Так, кажется, мама говорила? Да, осталось потерпеть немного. Несколько дней всего. Поэтому я не буду обращать ни на что внимания. Жизнь ведь продолжается! А значит, надо радоваться тем кусочкам подаренного мне счастья, которое в последний раз преподнесла мне судьба. И пусть сейчас мне так легко в это верится! Всё это скоро будет позади, я знаю. Всё ещё будет…»
Катя убрала дневник в ящичек стола, взглянула на часы и достала телефон. Быстро написала коротенькое сообщение, но перед этим загибая пальцы, как будто хотела увидеть собственными глазами, а не просто вспомнить об оставшихся днях до свадьбы. Их. Её с Сергеем, Андрея с Викой. И, перекрестив маленький дисплей, тяжело вздохнула.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:51 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 30.


После разговора с папой Андрей сразу же выбежал из дома, сел в машину и через несколько минут был уже в пути. Он в первый раз не думал, не готовился к беседе с Павлом, как часто это делал раньше, и совершенно не волновался. Причина встречи с папой возникла полчаса назад, но Андрей был так уверен в правильности своего решения и будущего поступка, что ему даже обдумывать это не хотелось самому. Да и Павлу подробно объяснять тоже не хотелось. Первую часть решения он ему уже озвучил. А на вторую хотел получить от него единственный, односложный ответ: «да» или «нет» И всё. Никакие разъяснения ему сейчас не требовались, все вопросы стали будто бы ответами, и без сомнения в них. Поэтому Андрей был как никогда спокоен. А вот отец, похоже, наоборот. Андрей его таким ещё не видел, как только Павел пригласил его пройти в квартиру. Бледный, уставший и будто постаревший сразу на несколько лет. Когда всё это произошло с ним? Когда случилось? Ведь он его совсем недавно видел в Зималетто, чуть больше недели назад, пока не свалился с приступом усталости и не решил по настоянию Кати взять короткий отпуск. А может, всё это было раньше, а он ослеп от самого себя, своих проблем и мыслей, и ничего не замечал? У Андрея сердце сжалось при виде такого Павла. Тревога заполняла каждую клеточку души в нём.
--Пап, с тобою… всё в порядке?—спросил Андрей, как только прошёл в гостиную.
--Со мной да, а вот с тобой…--Павел рассматривал его с таким же волнением во взгляде.
--Да со мной всё хорошо! За это не… волнуйся!—Он удивился сам, что произносит в первый раз подобные слова.
--Раньше ты не приезжал тем более, когда у тебя всё было действительно хорошо!—заметил Павел, но эта фраза содержала лишь досаду, и не была похожа на упрёк. Совсем.
--Да по—разному было, па!—улыбнулся младший Жданов, стараясь хоть немного подбодрить встревоженного отца.—Просто раньше я… Я знал, что мне делать. -- сказал и удивился самому себе, что только что понимал совершенно обратное!
--А говоришь, что всё в порядке… Ну, что стоишь столбом? Проходи, садись уже куда—нибудь. – Андрей расположился на маленьком пуфике у журнального стола, протягивая под столик ноги, а Павел достал бокалы и открыл бар.—Что будешь?
--Всё равно, что. Я за компанию.
Пока Павел разливал по бокалам красное вино, Андрей продолжал его рассматривать, пытаясь понять причину беспокойства раньше, чем он снова спросит про неё. Мысль пришла мгновенно: это он во всём виноват. Своими идиотскими, мальчишескими поступками, которые, как оказалось, изводили не только самого Андрея. Отец всё видел. Не мог не видеть. Он всё это время, пока Марго уехала в Англию, был с ним, рядом, но ничего не говорил ему. Кроме обыденных замечаний по работе и недлинных бесед делового содержания. Нет… Он сказал ему когда-то что-то про сочувствие как будто… Вроде бы жалел его и даже прошёлся ладонью по волосам, будто бы подбадривая… О чём-то кажется, просил… Андрей нахмурил лоб, пытаясь это вспомнить и… не мог! Он ничего не замечал! Он растворился сам в себе, и ему не стало никакого дела до окружающих! И до отца тоже…
Павел молча протянул ему бокал, потом поднял чуть выше свой, как бы приветствуя и предлагая отметить встречу, и так же молча поставил бокал на стол, сделав несколько глотков. Андрей не выдержал паузу первым.
--Па, прости меня. За всё.
Отец молчал, теребя в пальцах тоненькую ножку у бокала. Только как-то шумно задышал и проглотил будто бы комок, стоящий в горле. Потом снова прихлебнул вино и посмотрел на Андрея.
--И ты меня. За всё.
Худая рука у него дрожала, на ней отчётливо проступали жилки от той силы, с которой он теперь сжимал ножку у бокала. Опустил голову и ссутулился весь, превращаясь в старика. Нет, всё же, таким Андрей его ещё никогда не видел! Да, были неприятности в их жизни, в их семье, и даже горе! Но Павел всегда был одним из тех, кто не сгибался ни под какими ударами судьбы, даже если они изо всех сил придавливали к полу. Сила его, характер, дух передавались матери, которая бурно реагировала и зримо переживала все случаи в их жизни. А вот отец был рядом и одним своим присутствием поддерживал её. Андрей это помнил, и очень часто, когда какая-то беда не обходила стороной его, затрагивая лично, считал, что отец чёрств душой, кристален нервами и непростительно невозмутим. Но на седые прядки на его висках никогда не обращал внимания. Их было много. Они по волоску медленно, но верно, окрашивали когда-то тёмные, густые волосы. «Что ж, люди седеют! Это возраст!»—считал Андрей. Но ему ни разу в жизни не приходила мысль, что иногда совсем не в возрасте бывает дело…
Посмотрев внимательно на папу, Андрей не выдержал. Он подошёл к нему и обнял за плечи, стараясь не замечать, как они немного вздрагивают под тяжёлым плюшевым халатом.
--Прости…
Павел накрыл своей ладонью руку сына, несколько раз похлопывая по ней. Потом чуть сжал его пальцы и едва заметно улыбнулся.
--Ну хватит уж! Всё. Вон… вино совсем остыло…-- он чувствовал себя неловко. И тогда Андрей сразу же сел на прежнее место, чувствуя сам, как у него начинает перехватывать в горле и немного щипать глаза.
--Ничего! Подогреем!—с облегчением выдохнул Андрей.
Потом они снова подняли бокалы, перебросились незначительными фразами, будто отвлекая каждый друг друга от только что возникшего между ними напряжения и сентиментальности двух взрослых мужиков, родных, но таких далёких…Переговаривались, шутили, что-то вспоминали, сокращая дистанцию между друг другом прямо на глазах…
--Андрей, как ты себя чувствуешь? – Павел незаметно стал говорить о серьёзном.
--Да всё в порядке… А… откуда ты про… это знаешь?
--Ну, ты забыл, где мы работаем? В каком бессловесном коллективе?—улыбнулся он.
--Это точно! И муха мимо не замеченной не пролетит…
--С чем ты к нам приехал? – Павел всё же, решил больше не оттягивать напряжённый разговор. Для сына.
--Да, всё это пустяки! – усмехнулся Жданов, решив действительно сейчас ничего не говорить отцу, что хоть как-то может его расстроить.—Просто в гости заехал! Разве не могу?
--Можешь! Ты много, что можешь!—Павел снова наполнял бокалы. – Давай. Слушаю тебя.
И тогда Андрей, ещё немного помедлив, всё же решился, обещая самому себе, что будет тщательно подбирать слова.
--Па, я приехал к тебе с просьбой.—Андрей немного помолчал, в последний раз раздумывая, стОит ли сегодня говорить о самом себе. Павел заметил его волнение.
--Я надеюсь, что всё плохое уже позади?
--Да!—тут же ответил Жданов, но сам засомневался в правдивости ответа.—Пап, я не знаю. Но со мной точно больше не будет никаких проблем.
--Не может быть!—едва заметно улыбнулся Павел.—С детьми не может не быть проблем. На то они и дети. И у матери моей со мною были бы они, если она сейчас жива была бы. А уж сколько их у Веры Александровны! С матерью твоей…
--У бабушки? С… мамой?—Андрей откровенно и непонимающе хлопал ресницами, изучая такого нового отца.—Что же она могла такого… натворить?
--Да ничего из ряда вон! Ты же знаешь! Просто для бабушки она и в пятьдесят-- неразумное дитя.
Несколько минут они смеялись и снова отошли от проблем Андрея. Павел понимал причину такого охотного увиливания сына от разговора, и поэтому настаивал на своём.
--Андрей, мы не о том сейчас. Я слушаю.
--Па…-- Андрей начал очень аккуратно,-- Я попросить хотел. Тебя. Вернее, спросить разрешение—пожить у вас с мамой, в Лондоне, некоторое время. Ну, можно сказать, погостить… Ну что, примете туриста?
--Конечно! Зачем ты спрашиваешь? В любое время. Когда ты собираешься?
--Где-то через несколько дней. А если точнее, то седьмого.
--Что за событие, кроме твоей отменённой свадьбы?
--Ну… есть ещё одно, не отменённое. Реальное. Поэтому ведь кто-то должен управлять компанией, пока меня не будет! И я хотел попросить тебя… поработать за меня. – Андрей внимательно наблюдал за Павлом. Отец внимательно слушал сына.—Ты не волнуйся! Там всё в порядке! Не будет никаких проблем!
--Да, не будет… Наверно…-- вздохнул он тяжело, делая маленький глоточек.—Но проблемы остаются у тебя. А это для меня важнее.
Андрей не ожидал. Он снова смотрел на Павла во все глаза, не понимая, удивляясь, как когда-то в детстве, впервые увиденной железной дороге, подаренной ему отцом, футбольному мячу с почётным автографом известного футболиста, первым маминым слезам счастья, когда он тяжело болел и вдруг резко пошёл на поправку. Он думал, что от радости никогда не плачут…
--Па… Всё будет хорошо! Не переживай из-за меня.
--Не буду. Может быть. После правды.
--Кое-кто… выходит замуж. Мне трудно это видеть. Поэтому я и хочу уехать на некоторое время. Только и всего.
--Кое-кто, это Катерина?
--Тебе мама рассказала?
--Не только.
--Ну и хорошо. Значит, не будет никаких вопросов.
--Ошибаешься. Будут. Но заставлять тебя отвечать на них я не собираюсь. Расскажешь, если захочешь сам.
А он хотел, только не знал, как. И не видел в этом смысла. Сначала Андрей решил отвлечь отца мало значащим разговором, пуская в ход умение жонглировать словами. Ведь разрешение на временное убежище он получил. А больше ничего не надо. Он раньше часто ронял необдуманные слова. Не оглядываясь, не задумываясь о том, как это подействует на окружающих. Ронял и шёл дальше. И может быть, стал бы делать это и сейчас, если бы не увидел в глазах отца печаль. Не было в нём ни обиды, ни гнева, ни желания поучать его. Просто печаль… Открыв рот, Андрей с изумлением понял, что не может произнести ни единого слова, хотя только что готов был разразиться целым потоком, чтоб уйти от этой болезненной для него темы, но при этом не обижать отца. Слова ушли. Вернулись мысли. Сначала их было много, а потом осталась всего одна. Потому что, остальные не имели права на жизнь. От рождения.
--Я люблю её.
Отец как будто совсем не удивился и ждал именно этих слов. А Андрей ждал его реакции. --Катерина Валерьевна мне нравилась всегда. С самого начала.
--Тебе? Нравилась? – Андрей откровенно удивился.
--По крайней мере, ничего плохого в ней не видел.
--Папа! А…как же… Кира?
--Ну, так Кирочка всегда останется нашим вторым любимым ребёнком. Ну? Что ты так смотришь на меня? Ты был уверен, что я стану заставлять тебя жениться на женщине, которую ты не любишь?
--Да!—честно признался Андрей.--Ну, уж мама--точно.
--Мне жаль, что ты так думаешь, сын. Разве это мы заставили тебя вынести публичное предложение? Разве это мама или я настаивали на том, чтобы ты подавал с ней заявление в ЗАГС?
-Нет.
--Ну, раз нет, то учись отвечать за собственные поступки. И расплачиваться за них.
--Уже.
--Не вижу. Вижу пока, что ты бежишь. Прячешься. Разве это поступок сильного мужчины?
--Мне правда будет тяжело в Москве!
--Я не про Лондон. Езжай хоть сейчас. Я про всё остальное. Чего ты сделал и особенно про то, чего не делал.
--Это ты…о Кате? – продолжал удивляться Жданов.
--Это я о тебе. Для меня важнее это в первую очередь.
И Андрею вдруг не захотелось больше отмалчиваться и тем более, что-то скрывать.
--Всё бесполезно. Ну, бывает же такое, что ты так виноват, что больше никогда не оправдаться?!
--Бывает.
--Ну и с чем бороться? В чём смысл несчастной любви? Разве она не тупик, не абсурд?
--Так из-за чего же страдать, как не из-за любви и не ради любви? Нет, не тупик.
--Но от этого мне не легче.
--Появляется внутри какая-то опора, стержень, когда понимаешь и убеждаешься, что всё даётся не так просто. Страдание—это плата за счастье, которое может достаться и не тебе.
--Да как же с этим жить-то?
--Жить. Конечно, любовь счастливая—та, когда она взаимна. И так бывает редко… Но самое главное то, что мы часто умудряемся сделать её несчастной собственными усилиями.
--Это именно то, что сделал я. Поэтому всё бесполезно.
--Мне так не кажется. Извини.
--Не… кажется? Ведь ты же ничего не знаешь!
-- Мне достаточно для этого знать тебя. А ты не умеешь одного—любить себя.
--Что? Себя? Я? Да я только и делал раньше, что любил себя, папа!
--Ты не любил себя, а ненавидел. И должен научиться теперь это делать. Тогда и проблем будет меньше. У тебя.
--Да как же это? Я не понимаю…
--А что тут не понятного? Будь собой. А ты в душе хороший мальчик. Ну, хорошо. Мужчина. Слушай себя. Нутро своё. И не подменивай одно другим. Не будь зависимым, и не покушайся на свободу другого. Всё.
--Всё?— Андрей поймал себя на мысли, что от напряжения у него устали глаза. Так удивлён отцом он ещё никогда не был.—Ладно. Пусть. Это мне понятно. Но я всё равно не знаю, что мне делать, если она меня не любит!
Павел немного помолчал, но пауза была почти незаметной.
--Первое—жить. Второе—работать. Третье—думать. Четвёртое--развлекаться по мере возможности, но не теряя сознания при этом.
--Развлекаться? Папа!
--Развлекаться. Если жить, а не записывать себя в покойники. Пятое—смеяться, но, прежде всего, над собой.
--Это… всё?
--Нет. Есть ещё одно. Любить. Стараться изо всех сил продолжать любить. Нет, это не гарантия ничему! Любовь может по—прежнему, так и не стать взаимной. Но жить с внутренним присутствием любимой ты же можешь? А это очень много. И почти всегда сохраняется возможность давать ей знаки её присутствия в тебе. Знаки, совершенно ничего не навязывающие, но всё—таки, знаки. И тогда может быть… Ведь несчастная, как ты говоришь, любовь—это маленькая часть большой любви. Если конечно, ты сам уверен, что любишь.
Андрей поднялся, совершенно поражённый словами Павла, и несколько раз прошёлся по комнате. Отец наблюдал за ним, улыбаясь только одними светящимися сейчас серо—голубыми глазами. Он знал теперь, верил, что такой же блеск в глазах вот-вот родится и у сына.
--Спасибо, па!
--Я рад, если смог быть полезным. Для тебя. Ну, уж о выборе твоём…. Это другая тема.
--И я рад. Очень.
Уже давно стемнело, и, не смотря на уговоры Павла, Андрей решил поехать к себе домой. Он только что вспомнил, что забыл сотовый в машине, как спешил к отцу. И вот теперь, нашёл его в автомобильном кресле. Решение пришло само собой, как будто ему никогда и не было сложно. Не обращая ни на что внимание, он отправил Кате сообщение.
«Катя, завтра меня не будет, извини, пожалуйста! Дела! До встречи в Зималетто! А.»
"Болезнь и лихорадка " закончились. Пора начинать просто жить. Он поговорит с Катей. Ещё раз извинится. Расскажет про свою любовь. Про то, что не собирается жениться на Вике. Он больше не будет ничего бояться. Ведь всё плохое уже позади. И даже Катино замужество уже плохим не кажется. Раз так решила, значит, таков выбор Кати. Значит, так лучше ей. Какое он имеет право завладевать её свободой? А он будет жить. Просто жить. Любить её. И может быть тогда, со временем…
Андрей уже отправил сообщение, когда заметил маленький конвертик на дисплее сверху. Открыл письмо. От Кати.
«Андрей. Я должна поговорить с тобой. Я сообщу об этом, когда освобожусь. К.»
--Нет, чудеса, конечно, случаются, но чтоб так быстро!!!—улыбался Жданов так, что, казалось, он освещает вместо лампочки салон машины. –Ну что ж, поговорим! Тогда, когда захочешь ты, Катенька моя…!

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:52 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 31.


Катерина, в мыслях распланировав весь завтрашний день вплоть до минут, свернулась калачиком в постели и попыталась спать. День обещал быть напряжённым. Сначала – поездка в свадебный салон за платьем, потом—на несколько часов работа, а дальше её встретит Сергей, чтобы отвезти к своим родителям. Особенно волнителен был третий пункт, которого Катерине благополучно удавалось избежать всё это время. Но оттягивать встречу дальше становилось невозможным. Нет, Катерина не стеснялась будущих свёкра со свекровью, но сама не понимала, почему ей так не хочется ехать к ним за город. А вот Валерий и Елена наоборот, упрекали Катерину в такой беспечности и напоминали о правилах хорошего тона. И родители были правы. Катя знала. Но ей становилось страшно в преддверии этой встречи. Как и тогда, на майские каникулы.
На полочке тихо пискнул телефон, подавая весть о пришедшем сообщении. Катя сразу же взяла его, обрадовавшись заранее, ещё не глядя от кого.
«Катя, завтра меня не будет, извини, пожалуйста! До встречи в Зималетто! А.»
Перечитала трижды, наслаждаясь наличием его, и хмурясь от содержания.
--Не будет? В.. Зималетто? Хм…
Но решив, что это даже к лучшему, что ей не нужно никуда торопиться, что она хоть завтра перестанет, наконец, рассматривать секундную стрелку на часах, приближающуюся к определённой цифре, вздохнула и быстро сунула телефон под свою подушку.
--Всё—таки, выходит на работу… -- улыбнулась Катя, --Ну куда ж без Зималетто?!
Улыбка на губах постепенно сменилась лёгкой грустью. Не было в Катерине ни тревоги за будущий разговор с Андреем, в котором она собиралась пожелать ему счастья с Викой и попросить прощение за все причинённые ему обиды, ни трепета от предвкушения самой встречи, ни желания размышлять и тем более, анализировать, почему ей сейчас так уютно, тепло и спокойно.
«Надо радоваться тем кусочкам подаренного мне счастья, которое в последний раз преподнесла мне судьба.»
И Катя не заметила, как уснула, не погасив в комнате свет.
Утро принесло новые проблемы и вернуло прежние тревоги, страхи и сомнения, когда она проснулась от наставлений папы маме, какое платье лучше покупать, где и за какую цену.
«Какое скромное, мать! О чём ты? Катюшка единственный раз выходит замуж, а ты про то, что платье всего на несколько часов! Или самое лучшее, или я поеду с вами!»
--О, нет!—простонала Катерина, немедленно поднимаясь и приводя себя в порядок.—Только не с отцом!
В свадебном салоне кроме консультантов было всего несколько невест, примеряющих платья, и каждой было оказано всестороннее внимание. Катерина сразу же смутилась, представив, как сейчас ей придётся раздеваться, слушать советы по своей фигуре, снимать и надевать наряды, крутиться перед зеркалами и тратить на эти неприятные ей манипуляции несколько часов. Но как только к ним подошла улыбчивая девушка, и после пары фраз повела Катерину к воздушным белым облакам из пышных платьев, она забыла о смущении, да и о времени тоже.
-- Свадебное платье является самым важным нарядом в жизни девушки. Это уникальное одеяние несет в себе глубокий символический смысл, объединяя веками накопленные традиции, отголоски прошлых поколений и древнейшие обряды.—рассказывал ей консультант, но Катя просто любовалась нежным кремом платья слева, переливающимся мельчайшими жемчужинками по декольте и полупрозрачным рукавам… Нарядом справа, прозрачным, как лёгкий утренний туман, и невесомым, как первое девичье счастье. Бледно- розовым атласным костюмом сверху, напоминающим раскрывшийся бутон редкого экзотического цветка, на котором ещё сохранилось утреннее прикосновение росы из бусинок и шелест ветерка, развевающего юбки.
-- Свадебное платье надевают всего раз в жизни, поэтому оно должно быть идеальным до мельчайших деталей, а главное, быть именно таким, как хочется невесте: ярким и запоминающимся.—улыбалась девушка восторгу в Катиных глазах и очарованию увиденным. Такую изумлённую невесту консультант увидела впервые.—Ну, будем что-то мерить?
Через несколько минут Катя уже стояла перед огромным зеркалом и не могла понять, снится ли ей сейчас увиденное в нём , или всё это происходит с ней на самом деле. Белоснежное платье из тончайшего атласа с пышной юбкой, расшитой золотыми и серебряными нитями, с корсажем, богато вышитым жемчугом, сидело на Кате так, словно было сшито специально для неё. Корсаж платья полностью оголял плечи и поддерживал грудь, делая её сразу выше. Там, где заканчивалась талия, начиналось пышное очарование кринолиновых юбок, спускающихся каскадом до самых кончиков пальцев ног, и продолжающихся летящим шлейфом.
--Нравится?—девушка откровенно любовалась ей, иногда посматривая на такую же очарованную дочерью Елену.
--Очень…--выдохнула Катя, с трепетом дотрагиваясь до нежного материала.
--Уверяю Вас, что Ваш избранник просто будет ослеплён такой красивой и обворожительной невестой!
--Да…--едва дышала Катерина, вставая на мысочки и рассматривая себя со всех сторон, не в силах отвести глаза от изображения.
--Дочка!—всплеснула руками Елена, всё это время любующаяся на неё, --Какая же ты красивая! Ну что, берём?
--Да…--Катя, казалось, её не слышала совсем.
--А вот на волосы ведь тоже что-то надо!—обратилась Лена к продавцу, и та, отведя её немного в сторону, показала на витрину с украшениями и фатой.
А Катя продолжала рассматривать себя в огромном зеркале, будто бы сейчас в нём она увидела живое воплощение своей девичьей мечты, из детства, из волшебной сказки, которую не раз в мыслях превращала в жизнь вокруг себя. Где она—принцесса, влюблённая, очаровательная, счастливая, ждущая свою судьбу—красавца-принца, который пробирается к своей возлюбленной сквозь все учинённые ему преграды.
--Не может быть…-- уголочком губ улыбнулась Катерина, --Разве это я? Разве можно узнать меня, такой? Да и Андрей меня тоже не узнает!—спрятала в ладошки свою счастливую улыбку и… тут же замерла на месте, крепче прижимая в ужасе пальцы к своему лицу и зажмуривая только что светящиеся счастьем сразу же испуганные глаза.
«Ой, мамочки!!!—стучало сердце так, что становилось душно в прохладном, наполненным кондиционерами, помещении салона.—Что же я… наделала?»
Катя быстро и несмело обернулась по сторонам и, убедившись, что её никто не слышит, тяжело вздохнула и опустилась на маленькую скамеечку в примерочной. Она просила то ли у себя сейчас, то ли у Всевышнего немного сил, чтоб только не заплакать, не напугать слезами маму и не оставить в недоумении приветливую девушку, которая совсем недавно откровенно радовалась светящемуся счастью Кати, переполняя всю её и искрами рассыпаясь всюду, не в силах удержаться.
Мама очень удивилась, когда она отказалась покупать только что выбранное платье, коротко объясняя ей, что для неё такое не годится. Катя старалась не смотреть в глаза разочарованной девушке—консультанту, которая расстроилась, что она выбрала совсем другой наряд, не обращая никакого внимания на её советы. Едва дождавшись окончания оформления покупки, Катя быстро заторопилась из салона, увлекая за собою маму. Свежий воздух после только что пролитого дождя принёс ей значительное облегчение.
--Катенька!—волновалась Елена, пытаясь остановить её и выяснить, что же случилось.—Но почему ты не захотела купить это платье? Оно же так шло тебе! Я не понимаю!
--Мамочка, мне нравилось оно, очень. Но… не для меня оно, понимаешь?
--Как же так? –расстраивалась Лена, --Да ведь ты была в нём как принцесса! Вот и продавщицы даже все собрались, чтоб на такую красоту полюбоваться! Оно же было для тебя! Чего ты испугалась?
--Не испугалась я, мам, ты не волнуйся! Ведь я же тоже очень красивое платье выбрала себе! Пусть будет такое. А то—нет, не для меня, не мне.
Они возвращались молча, каждый думал о своём. Елена иногда посматривала на дочь, пытаясь догадаться, определить, понять, почувствовать, что с ней происходит. И у неё не получалось уже в который раз. Сначала Елена думала, что Катенька просто стесняется, смущается, боится выходить замуж, как это делала бы любая юная невеста, пасуя перед новой жизнью, которая начнётся за порогом ЗАГСа. Но что-то ей подсказывало, что не в этом дело. Не верила Елена до конца Катиным словам, что Сергей – это именно то, что ей и нужно. Что дочка поняла, как надо дальше жить, не повторяя ошибок прошлого. Но именно оно, это прошлое, её не отпускало. И тогда она решилась ещё раз поговорить с ней.
Они не стали заходить домой и устроились на маленькой скамейке в соседнем дворике.
--Катенька, пожалуйста, скажи мне, что так тебя тревожит? Ведь я же чувствую, что у тебя не всё в порядке.
--Что ты, мам!—улыбалась Катя, нежно поглаживая руку матери.—Всё хорошо! Это же естественное волнение перед … свадьбой! Сама же говорила!
--А как Серёжа? Вы… не поссорились с ним?
--С кем? С Серёжкой? – засмеялась Катя, --Что ты! Нет, конечно! Нам не из-за чего сориться! Совсем.
--Это хорошо, я очень рада, дочка. Ведь он такой хороший, воспитанный, взрослый человек. Он так тебя любит! Даже папа заметил это!
--Да, мам.
--Вы с ним замечательная пара! Знаешь, как вы смотритесь вместе?—Елена тихонько подтолкнула Катю в бок.
--Как?—с интересом смотрела она на маму.
--Как два очень счастливых и понимающих во всём друг друга человека. Как очень хорошие друзья. А ведь это так в жизни важно!
--Да, мам, --вздохнула Катя.
--Тебе с ним совершенно нечего бояться! Я просто уверена, что как только ты выйдешь замуж, все страхи твои и сомнения сразу же пройдут! Он очень хороший человек, надёжный… И добрый такой! Вот сразу видно, что не обманет. Что ему для тебя ничего не жалко.
--Откуда ты всё это знаешь, мам?—смеялась Катя, заглядывая матери в глаза.—Знаешь то, чего я сама не знаю!
--Живу давно, дочка. Вижу. Но я хотела у тебя ещё спросить…--она замялась, все ещё сомневаясь в правильности своего желания. Но всё же попыталась, внимательно наблюдая за Катериной.—А как там…. Андрей Павлович? Ты же видишь его, когда бываешь в Зималетто?
--Андрей… Палыч?—Катя удивлённо изогнула дугой одну бровь, стараясь напустить и в выражение лица, и в голос откровенное недоумение таким несвоевременным интересом матери персоной бывшего начальника.—С ним всё в порядке. А… почему ты спрашиваешь?
--Ну как же?...—Елена почувствовала себя неловко за такой вопрос при виде не менее смутившейся Кати,--Просто я подумала… Нет, просто вспомнила…Да нет! Глупости всё это!
--Мам, а почему ты так разволновалась?—улыбнулась Катерина, придерживая под руку Елену.—Да, мы иногда видимся. По работе. Дела идут нормально. Ещё немного, и с Зималетто я попрощаюсь насовсем.
--Катя, но он… Нет, я, всё-таки спрошу.—голос её становился увереннее, когда как Катя сама начинала волноваться не на шутку. –Что ты чувствуешь к нему сейчас?
--Мама!—Катя поняла, что щёки наливаются румянцем и приобретают оттенок алого шарфика на шее у Елены. Но упрямо и уверенно ей всё же, удалось посмотреть в глаза матери. –Всё в прошлом!
--Это хорошо, очень хорошо!—заторопилась Лена, --Мы же очень волновались за тебя с отцом! Этот человек ведь причинил тебе много боли, Катенька! И слава Богу, что ты скоро простишься с Зималетто! Мы с папой не хотели, чтобы у тебя были новые страдания, понимаешь?
Она внимательно рассматривала дочь, пожалуй, так, как ещё никогда не делала до этого момента. Пыталась уловить малейшую реакцию на сказанные только что слова, убедиться, поверить, что Катерина говорит ей правду. Но чем больше хотела в это верить, тем больше становилась не уверена в дочери.
--Нет у меня никаких новых страданий, мам! Ну что ты всё выдумываешь? Нет!—и Катерина не смогла открыто и честно посмотреть в её глаза.
--А старые? Что с ними? Ну-ка, посмотри на меня! Катя! Ты… ты ведь ничего к нему не испытываешь больше, так?
--Я не знаю, мам, что я чувствую. Пожалуйста, давай не будем об этом говорить сейчас!
--Катя, подожди… Как не будем? А не поэтому ли ты грустная такая, потерянная в эти дни? Что происходит?
Ничего нового, ранее не ведомого ей, Катя не услышала из уст матери, но почему-то уверенность в ней постепенно исчезала, таяла, улетучивалась, срывая с неё последние лоскутки той веры в свою невозмутимость при упоминании имени Андрея, что Катя невольно начинала чувствовать себя беззащитной и раздетой.
--Он тоже женится. Так что, всё в порядке.
--И это очень хорошо! Значит, он скоро станет серьёзным, семейным человеком.—искренне обрадовалась Елена, но тут же осеклась, заметив во взгляде Кати неприкрытую тоску.—Или…Ты так не считаешь?
--Я не знаю, мам… Но я хочу, чтобы у него всё было хорошо. В любом случае.
Катя заторопилась к дому, поднимаясь со скамейки и с ожиданием посмотрела на Елену. Но она, похоже, не собиралась уходить.
--Подожди…Катенька! Но всё же, не по этому ли поводу ты так… расстроена в последние деньки?
--Ну что ты, мам! Я не расстроена совсем!— Катерине снова возвращалась уверенность и возможность вести себя невозмутимо.—Семья- ведь это здорово!
--Катя, --Елена послушалась её и они зашагали к дому.—Но ты как будто уговариваешь себя. Или мне так показалось?
--Нет, мам, мне просто… немного страшно! Не волнуйся за меня! И не думай ни о чём!
Пока они дошли до квартиры, Елена успела дочери сказать ещё раз о естественном волнении и страхе от перемен, но снова убедилась, что с дочерью что-то происходит. И если уж она сама сказала про его женитьбу, то это именно то событие, от которого не спокойно Катерине. Вот только почему, когда она уже давно заверила её, что обо всём забыла? Нет, не забыла, значит, если так реагирует на имя этого негодника, который до сих пор приносит только смуту! Неужели Катя всё ещё… любит этого нахала? У самой двери Елена взяла дочь за руку и заставила остановиться.
--Катенька! Ведь ты обманываешь меня! Я же вижу… Почему?
--Ну что мы, мама! Мне нечего скрывать!
--Однако, ты скрываешь, что… не забыла этого…--она старалась не употреблять негативных выражений, чтобы не разжигать в самой себе совсем недавно осевшую на дно души злость на человека, причинившего им всем столько неприятностей за столь короткое время.—Этого…Андрея!
--Ну, забыть-то мне не удаётся, раз я его всё же, вижу! Я же работаю ещё в Зималетто, мам!—Катя всеми силами старалась уйти от разговора. Но в глазах матери сейчас видела небывалую решительность.
--Но ты ведь не надеешься, как раньше, не думаешь о нём, не мечтаешь?
--Нет, конечно!... Всё в прошлом…
--Дай Бог, дай Бог…-- вздохнула Елена, не веря ни одному слову дочери.—Не надо тебе всего этого, не для тебя всё это! Ты же ведь сама недавно поняла, какой он…нехороший человек!
--Мама! Пожалуйста! Давай не будем говорить об этом! Я виновата перед ним не меньше! И ты тоже это знаешь! И всё равно упорно продолжаешь во всём винить только его!
--Но ведь то, что он сделал, этого нельзя простить!
--Я простила.
--Что?
--Невозможно жить с обидой, понимаешь? Особенно тогда, когда ты сам не всегда прав!
--Всё правильно, Катя! Всё верно! Но не хочешь ли ты сказать, что… всё ещё…
--Нет! Между нами всё закончилось давно и ничего не будет! Проходи, я уже открыла дверь…
Как только Валерий встретил их восторженными возгласами и шутками, что они скупили весь свадебный салон, Катя тут же юркнула в ванную и закрыла дверь. Включила воду, вымыла руки. Поток воды смешался с первыми блестящими дорожками крупных слёз, охлаждающих разрумянившиеся пылающие щёки. Снова рвущих на части душу. В который раз сжимающих сердце.
--Это не-вы-но-си-мо!....

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:53 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 32.


Утро выдалось дождливое, пасмурное. Точь –в- точь, как и настроение у Кати. Сегодня Катерина собиралась ехать в туристическое агентство—возвращать путёвки вместе с билетами в Германию, куда они с Сергеем собирались сразу после свадьбы. Решили отложить всё это на более позднее время, через несколько недель, через месяц… Зималетто уже точно расплатится с долгами, Катя уже точно распрощается с фирмой. А заодно, и со всем тем, что связывало её и окружало. И вот тогда она, свободная, вольная, уверенная, по—настоящему начнёт свою новую жизнь, с белого листа, с девственно—чистого, как первоянварский снег в посленовогоднюю ночь. И в этой жизни больше никогда не будет для неё Андрея. Как и её, Кати, в его жизни…
Она, босая, полуодетая, подошла к окну. Дождь… Дождь смывает чернила с листов—их жизней. Кляксы, зачеркнутые фразы и слова, строчки и абзацы… Он смоет все, и останется лишь только два ослепительно белых листа, с которых они начнут с Андреем новую жизнь. Жизнь друг без друга… Капли дождя катились по холодному стеклу, рисуя узоры, из которых Катино воображение вылавливало образы и фрагменты их коротких отношений. Прошлых и настоящих. Поцелуи, встречи, первое "люблю" и первое "прости", радость, счастье, слёзы, горечь… Прошло совсем мало времени, а случилось слишком многое, то, что, казалось, соединило их навеки. Но нет…Ничто не вечно. И Катя проводила пальцами по холодному окну, за которыми бушевала небесная стихия, а неугомонный дождь рисовал знакомое изображение. Все слишком просто. Всё сложно до невозможности…..
Катя оглянулась. На столе лежал открытый на середине дневник, рядом маленькая фотка, склеенная не в первый раз после взмаха ножниц, плющевая собачка, давно подаренная им и усаженная на почётное место у самого изголовья… Еще витает запах счастья, но он скоро исчезнет из этой комнаты навсегда. Ведь счастья без него… не будет. Катя почти физически ощущала, как в её ушах звенела тишина, стук капель бил по натянутым нервам. Прошло уже четыре дня. Девяносто шесть часов. Пять тысяч семьсот шестьдесят минут без Андрея. Слёз не было, только отрешённый взгляд в окно, где дождь упорно смывал сейчас их судьбы. И боли нет. Пустота… Странно!…
Пальцы уже не чувствовали холода стекла и лишь по инерции рисовали букву «А». Как просто!... Пять тысяч семьсот шестьдесят минут без него…
А дождь все лил стеной, не позволяя выйти из дома, смывая чернила с листов их с Андреем жизней. Но никуда не деться, не спрятаться от предчувствия, что останутся следы, еле различимые, которые сразу и не заметишь, но потом будешь долго ломать голову, как они могли остаться? Ведь, казалось, что стерто все. Но это невозможно убрать! Это то, что неизбежно остается-- воспоминания…
Катя снова продолжала одеваться, несмотря на непогоду. Вместо слёз на лице промелькнула едва заметная улыбка—этому сумасшедшему дождю. Она знала, что никогда не забудет то, что так хотела. И этого, кажется, достаточно для того, чтобы жить дальше…. Как- нибудь. Но непременно жить…
Дождь безжалостно и звонко стучал по пёстрому зонту, пытаясь заглянуть под этот купол. Но Катерина не обращала никакого внимания ни на ручейки на асфальте, захлёстывающие туфли, ни на влажный ветер, перехватывающий дыхание, треплющий волосы. Редкие прохожие, попадающиеся ей навстречу, зябко кутались в плащи, но Катерина их не замечала. Она будто была сейчас наедине с собой, с мыслями о Жданове. Она не помнила, чтобы ей ещё когда-то было так грустно…
« Прости, прости, прости за всё! ... Я не успела сказать что люблю, люблю больше жизни. Знаю, что не надо! Но не успела. Я закрываю глаза и вижу тебя, счастливого, но, открыв, вижу перед собой всё тот же жестокий и одинокий мир, от которого бежала. Мир, в котором нет тебя. Я не знаю, куда мне идти, вот и стою с растерянностью в глазах….... Тебе не до меня сейчас, я понимаю! Но постарайся понять меня-- мне надо жить, мне надо научиться жить без тебя. Я стараюсь изо всех сил. И я учусь жить заново, без воздуха, без тебя... Но иногда мне кажется, что я схожу с ума…
Мы должны расстаться! Это больше не может продолжаться! Я не могу так, не умею! Я должна пожелать тебе счастья.. . Но я не успела тебе сказать, что не обижаюсь! Должна была, но не успела. Я никогда на тебя не обижалась, правда! Ну если только… совсем чуть—чуть… Жаль, что это лето мы не встретим вместе, а ведь могли! Могли гулять по парку и смотреть, как все оживает, смотреть, как все влюбляются и любят друг друга. Как эти несколько недель… Мы могли быть вместе, могли быть самыми счастливыми. Мы могли, если бы ты хоть чуточку любил меня ... Хоть немного…
Время без тебя тянется слишком долго... Слишком, для того, что бы его терпеть. Всего слишком в этом мире, и лишь тебя не хватает... Что же дальше?»

Она сама не поняла, не заметила, как плакала вместе дождём, оказавшись у входных дверей в агентство. Немного постояв и отдышавшись, приводя себя в порядок, глядя в маленькое зеркальце, Катерина за несколько минут закончила всю не слишком приятную процедуру с возвращением билетов и путёвок. Она уже направилась на выход, но на банкетке возле окна заметила пожилую женщину, которая торопливо открывала пузырёк с таблетками и никак при этом не могла справиться с крышечкой.
--С Вами всё в порядке? Вам …плохо? Давайте помогу!—Катя тут же выхватила пузырёк, протягивая женщине лекарство.
--Спасибо!... Всё в порядке. Будет. Разволновалась просто. Ничего страшного, не беспокойтесь!
--У Вас что-то болит? Может, «скорую» вызвать? –Катя уже присела рядом.
--Нет, нет! Не нужно! Сейчас пройдёт. Со мной случается такое каждый год, в определённый день…-- устало улыбнулась женщина, -- И ничего я не могу с собой поделать.
--Каждый год? В определённый день?—Катя так и не смогла спрятать интереса.
--Да. Странно, правда? Похоже на сумасшествие…--Женщина достала маленький платочек и приложила к уголочкам глаз, --Да Вы не обращайте на меня внимания, милая! Идите, не тратьте время. Мне намного лучше.
Катерина было уже направилась к выходу, ещё раз спрашивая о самочувствии её, но не удержалась и вернулась снова.
--Вы куда-то уезжаете?—спросила Катя, заметив в руках у женщины голубые бланки. –В путешествие, наверно? Отдыхать?
--Да, в Сантьяго, на несколько дней. В горы.
--В …горы? Вы?—откровенно удивилась Катерина, не понимая, насколько женщина говорит серьёзно.
--Да нет! Туда, конечно, я уж не полезу! Не смогу теперь—годы не те. Только у подножья постою. Уже в который год.
Она снова приложила маленький платок к глазам, и Катя невольно наклонилась перед ней, придерживая за локоть.
--У Вас случилось что-то? Вам …не приятно это путешествие?
--Напротив. Но я бы всё на свете отдала за то, чтобы туда не ехать. Жизнь отдала бы, да только толку в этом нет. Никакого.
--Расскажите!...—Катерина сама не понимала, почему она вдруг стала такой бесцеремонной и любопытной с совершенно чужим ей человеком. –Если Вам не сложно… Если Вы…
--Нет, не сложно. Я привыкла. Время сглаживает всю остроту, оставляя только память.
И женщина поведала короткую историю об одном несчастном случае в горах, всё время извиняясь за отнятое время у собеседницы и за нарастающую грусть в её глазах и тревогу. Но Катерина просила продолжать рассказ дальше, спрашивала подробности, интересуясь даже незначительными деталями этого повествования. И тогда женщина стала говорить свободно и раскованно, не обращая внимания на расширяющиеся от страха и волнения глаза у Катерины. Она рассказывала длинную историю своей жизни, своей любви, стараясь годы умещать в отрывистые предложения. Достала маленькую фотку.
… Была она. Был он. Они любили. Он предал, обманул, она ушла и не простила. Он извинялся, объяснял, просил прощение. Она не слышала его, упиваясь гордостью своей и твёрдостью в решениях. Шли годы. Он жил один, надеясь на её прощение. Она надеялась забыть и вышла замуж. Он пришёл на свадьбу к ней с большим букетом белых лилий и с пожеланиями счастья. Она вернула ему букет, желая лишь возмездия. Шли годы. Он женился на её подруге, потом развёлся. Она растила дочку, а потом и сына. Однажды он ушёл в Анды, а она уехала на Чёрное море. Она вернулась через месяц, а он так и не вернулся. После жизни у каждого бывает новый дом, два на три, в уединённом, тихом месте. А у него таким уютным кровом стали Анды, полные простора и свободы. Наверно, это хорошо, когда некуда ежедневно приходить и проливать слёзы! Можно раз в году. И этого достаточно. Ведь память вечна, а слёзы высыхают. Наверно, это плохо, если некуда припасть ежедневно… Через некоторое время его жена передала ей записку. Он не был виноват. Она узнала это слишком поздно…
…Дождь за окном закончился, изредка всхлипывая отдельными маленькими капельками, будто слёзами, да порывом ветра. Женщина загадочно улыбалась, а Катерина так и не смогла сдержать солёные капельки из глаз, дрожащие на ресницах.
--И как же Вы потом, со всем этим, жили?
--Жила.
--Но это же… Но так же невозможно!
--Невозможно было думать, что он предатель, и ждать расплаты. Потом не хотелось жить. Я даже и не думала, что можно так хотеть ... умереть! Да, умереть! Ведь это единственный шанс остановить боль, отдав ее близким и друзьям... Вот поэтому я и живу. Я не хочу, чтобы кому-то было так же больно, невыносимо больно, так же не хотелось жить.
--А теперь?...
-- А теперь… Теперь живу лишь тем, что раз в году здороваюсь с ним и прощаюсь. Так легче.
Они ещё немного посидели в тишине, не замечая входящего и выходящего народа. Слёзы высохли, улыбка очерчивалась откровеннее. Женщина заторопилась уходить, желая Катерине счастья. Катя неловко и несмело пожелала ей удачи. Вышли вместе, прощаясь с озадаченными агентами турфирмы. Женщина пошла налево, а Катерина направо. Шла она сначала медленно, чеканя каждый шаг. Как в полузабытьи, на автомате, подъехала несколько остановок в сторону дома. Вышла раньше, как только показался вдалеке знакомый сквер, и быстро выскочила из троллейбуса. Катя уже бежала по старым улицам, оживленным шоссе, не видя перед собой машин. По тротуару, нечаянно натыкаясь на людей. Будто бы бежала от мира, от своей судьбы, которая настигала ее и пугала своей неумолимостью. От серой жизни, которая затягивала ее в воронку боли, грязи, лжи и предательства. Бежала по пустынной аллее, стирая кулачком непрошеные слезы. Бежала по лужам, уже не пытаясь стереть соленые капельки, позволяя им свободно катиться по щекам нескончаемым потоком.
Остановилась. В сквере, рядом с прудом, там, где совсем недавно была с Андреем. Где только что был их маленький, хрупкий мир. Мир, который они создали случайно, прощаясь друг с другом, мечтая уберечь. Она мечтала. Но ведь со всем этим приходится расстаться! Ведь Катя понимала, знала, почему!
Знала, что допустила непростительную ошибку, доверившись и полюбив. Она знала, что нельзя, что ничего из этой неравной, сказочной любви не получится! Но сыграл роль ее характер, который был готов противостоять даже судьбе. Смелая? Да, чересчур…. В семье ее наверное, не понимали, друзья бы точно усмехались, а Колька всегда шутил на эту тему. Шутил, оставаясь серьёзным до предала. Жалел…Но ведь ей казалось, что Андрей любил! Ей так казалось…
А ведь это была игра. Игра, в которой диктовала правила не она. Малиновский, сам Андрей, случай! Попалась на умело заброшенную удочку. И что теперь? Что делать?
Больно…слишком…Боль везде-- в душе, сердце, в каждой клеточке её тела...
Потому что проиграла, потому что первый раз в жизни полюбила, доверилась…
Села на скамейку…. По щеке скатилась вязкая капелька жидкости. Удивленно стёрла. Мысли путались в голове…. Надо было вставать и идти дальше, гордо подняв голову и закрыв сердце навсегда,…но не могла…
Всё было просто и в то же время, очень сложно. Совсем недавно всё было ясно, чётко и понятно! Катя часто говорила сама с собой…
Лёгкий влажный ветерок, играя ее растрепавшимися от бега волосами, будто бы тихо шептал:
--Ну же, ты сильная…
--Нет..
--Ты должна.
--Мне больно…
--Пройдет.
--Никогда.
--Он не стОит слёз твоих.
--Знаю.
--Тогда ты сможешь!
--Увы…
--Полюбишь снова.
--Вряд ли.
--Жизнь продолжается!
--Разве?
--Кому-то ты нужна…
--Может быть… Но… мне никто не нужен!...
... Так было раньше. Так было и теперь, но… до сегодняшнего дня?
Катя осторожно поднялась, как будто опасаясь, что земля покачнется под ее ногами…
Ветер ласково коснулся её руки. Рука достала из сумочки телефон, дрожащие пальчики, едва не промахиваясь мимо нужных кнопок, написали:
« Андрей, пожалуйста, обещай мне, что ты никогда, никогда, никогда не пойдёшь в горы! Обещаешь?»

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:54 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 33.



Не дожидаясь звонка Сергея, который должен был подъехать в Зималетто, Катерина выбежала на улицу и, осмотревшись, стала ждать его немного в стороне, у рекламного щита. Сердце тревожно билось, ещё больше нагоняя и без того возникшую тревогу, будто бы она сейчас совершает что-то непристойное, постыдное, такое, за что ей придётся объясняться. Это состояние для Кати было странным. Ведь Сергей не раз встречал её у Зималетто. Не видел разве что слепой, что у неё жених есть. Разве что немой не передал всем , не заметившим и не знавшим это. И Катерина догадывалась даже, что и Андрей её с Сергеем видел. Так почему же сейчас она стоит и поворачивается во все стороны, иногда поднимая голову вверх и глядя на зашторенные окна высотного здания?
--Скорее бы!—нервничала Катерина, то присаживаясь на низкий бортик заграждения, то вскакивая и обходя его по периметру. Уже в который раз она смотрела на часы и сетовала, что так медленно вращаются маленькие стрелки.—Ну, куда же он делся, чёрт возьми! Ведь мог бы приехать раньше!
--Привет!
И Катя покачнулась, от неожиданности роняя сумочку из рук…
--Я испугал тебя? Извини.
И она, чтоб не упасть, ухватилась за лацкан его пиджака, тем самым увлекая за собою в сторону…
--Ты смотришь на меня, как будто видишь привидение!
И Катя в первый раз жалела, что перед ней всё же был Андрей Павлович Жданов. Что мир настолько тесен, а время и пространство чудесным образом пересекаются всё в той же точке с названием Зималетто, и у Кати не получается сопротивляться этим геометрическим законам, как ни старайся изменить ни это время, ни место встречи. Нет, ещё ни разу в жизни она так не хотела здесь его увидеть!...
--Что… ты делаешь здесь?—голос срывался, переходя на шёпот, придавая Катерине и без того растерянный и поникший вид.
--Так иду с работы! Кать, я ещё работаю здесь. Пока!—Андрей приветливо и откровенно улыбался, рассматривая испуганную Катю, и, похоже, был не меньше удивлён, чем она сама, такой реакции на своё присутствие. Будто бы они не виделись несколько лет и встретились сейчас в совершенно невероятном для таких свиданий месте. А всего-то прошла неделя…—А ты что делаешь здесь?
Катерина быстро приходила в себя, понимая, что он не собирается прощаться. Она будто бы забыла про его вопрос, думая сейчас только о том, как предотвратить не допустимую для всех встречу. Ведь и родители сейчас за ней приедут. Но за кого так сильно волновалась Катя, она сама не понимала. То ли за Андрея, на которого немедленно направятся любопытные и пристальные взгляды, то ли за себя, предчувствуя, что ей устроит папа, как только она окажется в машине. Но за Сергея Катя была спокойна. Ему она сумеет объяснить, что люди иногда встречаются не для того, чтобы остаться вместе. Да ей и объяснять Сергею не придётся! Оправдываются за совершённый грех, за опрометчивый поступок, за недозволенные мысли. Но ей сейчас хотелось одного—спрятаться, скрыться, бежать вместе с ним с этого места, спасая именно его от опрометчивых поступков, а вместе с ним и саму себя от лишних подозрений.
--Кать, ты меня слышишь?—с интересом рассматривал её Жданов.
--Да. Пойдём!
--Куда?—недоумевал Андрей, но всё же следовал за ней, когда она его почти что силой тянула за руку обратно в Зималетто.
--Там… документы, там… номинал не рассчитан! Я не успела!
--Катя, какой номинал? Где?—Андрей, всё ещё не понимая, что происходит с Катей, пытался выяснить это по дороге, на всякий случай оглядываясь по сторонам.—Я ещё про горы ничего не понял…
--Обыкновенный! Акций, о которых говорил Колька! Я про них! Пока…
Они уже входили в двери, не замечая отпрянувшего в сторону Потапкина, но резкий и короткий гудок автомобиля заставил Катерину замереть на месте и налететь на неё с размаху Жданову, который не успел сориентироваться и вовремя остановиться.
Он медлил, не отступая в сторону, не позволяя Кате оглянуться. Она не торопилась отступить. Он улыбался, пряча руки в карманах брюк, пронизывая Катю острым взглядом, которому она ответила вымученной гримасой на губах.
--Все расчеты отменяются?
Она вздохнула, но упрямо прищурилась в ответ, как будто перепутала реакции, и вместо оправдания нападала и отвоёвывала право победителя, ещё не понимая, что побеждённых нет. Защищалась от самой себя, от собственного страха, который уже не в первый раз заставлял её обманывать. Лгать, спасая и самой спасаться. Всё повторяется, возвращаясь на круги своя…
--Как—нибудь в другой раз.
--Счастливого пути!
--Спасибо…
--Кать…
--Там родители!...И…
--Да я всё понимаю!
--Вряд ли…
--До завтра?
--Пока…
Она спешила, почти бежала, ни разу не оглянувшись. Она молила об одном, чтобы Андрей сейчас исчез, испарился, скрылся за стеклянными дверями или направился в любую сторону, но только не стоял на том же месте, обжигая и притягивая Катю взглядом, как будто не пуская, заставляя её вернуться, передумать, отказаться. Ей навстречу из автомобиля выходил Сергей, протягивая пышный букет из белых роз, что-то говорил про опоздание, легко касался губами её щеки, нежно обнимая за талию. Но Катя всё молила об одном, чтобы Андрей не видел всего этого. Но ей и не нужно было оглядываться назад, чтобы убедиться, что Жданов всё стоит на том же месте. Слишком долго Сергей распахивал ей дверцу! Слишком много раз спросил её, удобно ли ей! Слишком пристально смотрел вперёд, на двери Зималетто, и медлил с отправлением! Слишком… Секунды казались вечностью…
Уже давно отъехав от Зималетто и повернув на нужное шоссе, Катерина только что заметила, что Серёжа за рулём не своей, а их машины. Что мама с папой на заднем сидении салона что-то рассматривают в сумке и спорят, вынимая по очереди покупки. Что привычные городские пейзажи за окном сменились на невысокие дома сельской местности. Что Сергей давно разглядывает её, остановившись на переезде.
--Я уже решила, что вы не приедете никогда.
--Я тоже думал, что виноватыми бывают только пробки.
--А что с твоей машиной? Почему мы …здесь?
--К сожалению, автосервис не обслуживает так быстро.
--А… что случилось?
Сергей молчал, и Катя впервые заметила, как он сильно нервничает, сжимая руль побелевшими от напряжения пальцами, но смотрит только на дорогу, теперь совсем не замечая Катерину.
--Ну, даёт!—отозвался Валерий, наклоняясь и укладывая на пол какую-то ёмкость. –Ну чем ты, дочка слушала Серёжу? Он же только что сказал, что какой-то сопляк не видел светофоров, и…..
Она уже не слышала отца, а только смотрела на Сергея. Неловкость, стыд за себя, отчаяние и сожаление сразу же вытеснили все недавние мысли в голове. Она как будто бы очнулась из оцепенения, в котором пребывала с тех пор, как отошла от Жданова и увидела будущего мужа.
--Всё так серьёзно?
Он на минутку коснулся её руки и сжал ладонь, почувствовав, как она переживает.
--Да ерунда! Пустяки! Помял крыло немножко. Но нам же не нужны лишние вопросы?
--А как ты сам?
--Отлично!
Всю дорогу Катерина больше ничего так и не спросила у Сергея, и только наблюдала за ним то уголочком глаз, едва заметно поворачивая голову, то откровенно и открыто смотрела на него в маленькое зеркальце напротив. Когда он замечал такое пристальное внимание к своей персоне, то сразу же улыбался Кате, давая ей понять, что волнение за него совершенно излишне. И она потихонечку успокаивалась и даже начинала снова вспоминать, что пора бы волноваться уже по иному поводу: за встречу с будущими родственниками. Но впечатления последних дней вызывали в Катерине лишь усталость и раздражение на себя.
«Пусть будет так, как будет…»
Вскоре за окном автомобиля замелькали голые стволы высоких сосен, пышные кроны молодых берёз, коричневая гладь незасеянного поля, редкие низенькие крыши домиков заброшенной деревни на опушке леса и стайки уток, вальяжно нежащихся в лужах, образовавшихся повсюду после долгих проливных июльских гроз. Катерина невольно залюбовалась загородными пейзажами за окном и в который раз посетовала, что так редко покидает город. Настоящий отдых только здесь, в тихом шёпоте этих маленьких берёз, в аромате молодого скошенного сена, в тропинках из песка, в котором по щиколотку утопают босые ноги, в лёгком ветерке, треплющем не заколотые волосы, в горизонте, тонкой ровной линией соединяющей прозрачно—голубую небесную гладь с коричневым незасеянным простором. Залюбовавшись всем этим, она опомнилась от того, что машину резко швырнуло в сторону , и, покачнувшись, не удержалась и налетела на Сергея. Но автомобиль уже остановился.
--Приехали, вашу мать!—оповестил Валерий, открывая дверь и выходя наружу.—Так и знал! Ну не везёт с машиной!
--Сейчас посмотрим!—обнадёживал Сергей, на всякий случай проверяя уровень бензина.
--Не нервничай, отец! –Елена тоже вышла из машины, --Ты вот с собой сколько инструмента всякого набрал! Ну, всё бывает!
--И довольно часто!—Катя тоже поспешила выйти, открывая дверь и рассматривая большую яму с жижей, в которую всеми четырьмя колёсами прочно въехала машина.
Следующие полчаса прошли, как в шумном водевиле. Отец с Сергеем открывали и закрывали по несколько раз капот, включали и выключали двигатель, соединяли и размыкали какие-то провода. Отец ругался на всех, кто был причастен к покупке этого автомобиля, не забывая и себя при этом, мама успокаивала его, во всём обвиняя только случай, Серёжа то и дело пытался что-то спрашивать его и проверять содержимое под капотом. А Катя просто отошла немного от машины и наблюдала за всем происходящим со стороны.
-- Через левый привод по внутреннему шрузу вытекает трансмиссионное масло!—показывал Сергей Валере на какие-то трубочки.
--Не может быть! Я проверял! И что же делать?—Катерина никогда ещё не видела таким растерянным папу.
-- Менять сальник! Пока не поздно.
--Как? Сейчас?
--Да это просто! Откручиваете шруз от ступицы, потом снимаете флянец. Вот этот! Дальше меняете сальник и доливаете масло…
--Да будешь ты меня учить! Нет у меня сальника с собой!
--Да причина-то наверное, не в этом…
Катерина, совершено ничего не понимая, подошла поближе. Её сейчас интересовал единственный вопрос: на сколько времени они застряли в этой колее, наполовину заполненной водой, и что же собираются делать дальше. Вечер властно заявлял свои права, солнце давно исчезло за верхушками темнеющего леса, лёгкий ветерок уже не охлаждал, а вызывал неприятные мурашки. Липкая грязь на аккуратных Катиных туфельках, которыми она всё же, угодила в лужу, высохла, меняя цвет у новомодной их модели до неузнаваемости. Вот и на блузке несколько невысохших коричневых пятен…
--И что же делать?—она старалась не мешать и не злить своими вопросами и без того рассерженного папу.—Значит, мы сейчас в Москву вернёмся?
Её как будто не услышали, и Катерина подошла к ним с другой стороны.
--Мы ведь сегодня больше никуда не едем? Может, позвонить кому-то надо? Ведь мы не далеко отъехали от города!
--Катя, отойди!—раздражался Пушкарёв.—Всё! Уже приехали! Разводи костёр!
--Не надо костра! Здесь!—Сергей поднял на Кать перепачканное лицо и улыбнулся, -- Я позвонил уже. Нас сейчас потащат.
--Кто? Куда потащат? В Москву?
Недавно лёгкое транспортное средство, ставшее недвижимостью, не слушалось и не подчинялось двум умельцам, как только не колдующим над ним и не желающим всеми правдами и неправдами хотя бы завестись. Валерий всё ещё скрывался за крышкой поднятого капота, а Сергей, безнадёжно махнув рукой на весь напрасный труд, подошёл к Катерине.
--Ужасный день сегодня! Не задался с утра! Со звонком будильника!
--Да уж…--Катерина поежилась от холода, и Сергей сразу же накинул ей на плечи свою куртку.—Надо выбираться. Ты звонил кому-то?
--Да, родителям. Они уже в пути. До дачи пара километров.
--Так мы что, разве не… в Москву поедем?
Катя очень удивилась. Несколько минут назад она была уверена, что встреча отменилась, и в душе очень обрадовалась этому. Уже значительно стемнело, все они устали, одежда, кроме Елены, выглядела на всех совершенно непарадно. И к тому же Кате завтра утром надо обязательно быть на работе. В Зималетто. За несколько часов в пути она так и не забыла даже на минуту про Андрея, про его глаза, наполненные каким-то отчаянием, безнадёжностью, тоской, когда он взглядом провожал её к машине. И, сама того не понимая, почему, но Катерине захотелось оправдаться перед ним, даже извиниться, будто бы она совершает что-то очень постыдное, недопустимое, не правильное, тем самым огорчая Жданова. Ничего подобного раньше Катя не испытывала, разве что когда-то ей было неловко, но в то же время и смешно, что Андрей как будто на самом деле ревновал её к Зорькину. Ведь не было причины тогда для всех этих колких слов и острых взглядов! Лишь повод, в котором Катя никогда не сомневалась: Андрей боялся за компанию и не верил Кате. Сейчас причина та же. Но та ли? И при чём тут ревность, которая должна смениться только злостью, страхом и раздражением, адресованными ей? Но сейчас ей показалось, что Андрей несколько часов назад не ревновал, и даже вряд ли злился. Взгляд его был полон лишь тоски. Почему? Он осуждал её за это? Какое дело Жданову до личной жизни Катерины, когда он и сам вот-вот изменит собственную жизнь? Ответа не было. За последние дни, проведённые с Андреем, ей показалось вдруг, что она его совсем не понимает! А ведь раньше ей казалось, что достаточно было одного единственного взгляда, чтобы знать наверняка, что хочет он и что соберётся делать. Не зная ровным счётом ничего о Жданове, Катерине казалось, что она чувствует его. Сердцем. Так было постоянно до той злосчастной инструкции Романа. Но даже после, когда она сама сложила разбросанную в сторону мозаику из собственных чувств и ощущений, когда она вернулась будто бы из ада и снова начинала жить, она уверена была в значении каждой фразы Жданова, каждого движения и каждого взгляда. Только тогда он лгал, и Катя каждому проявлению чувств его уверенно приписывала обратный смысл: использует для дела или сам запутался. Для этой цели и притворяться научился. И только иногда в её уверенной и сложенной теории появлялась брешь. Но Катерина сразу же её «латала» заплатками своей любви. Это она любила. Это её любовь снова делала её слепой и искажала давно осмысленную истину.
Но за последние несколько недель что-то изменилось. Он был другим. Когда же он успел так измениться? Он как будто бы совершенно потерял к ней интерес. Исчезли все прежние слова любви, попытки объясниться, извиниться, просьбы быть с ним. Но в то же время Катя чувствовала, она ему необходима. Нет, не так, как раньше, когда Андрей и не скрывал, что с трудом работает без Катерины! Сейчас он обходился без неё, и часто даже не советовался с ней, когда не понимал, что делать. Он всё брал на себя, будто бы в первые не боялся ни промахов, ни ошибок, ни осуждений, ни недовольства им. Катя вспомнила, что Андрей как будто не был рад, когда она решила подписать доверенность на него, а не на Павла. Он собирался уезжать, а она нарушила его планы. Уезжать? Зачем? Ведь, наконец, к нему вернулось то, за что он так боялся! Почти вернулось. Осталось несколько месяцев всего для окончания всей этой нелепой, мучительной истории. Так почему же Катя не могла сказать сейчас с былой уверенностью, что Жданов счастлив, получая Зималетто? Да, она была поблизости, да, помогала, да, они, как и прежде, часто говорили о делах компаний. Но что-то изменилось. Он будто бы выполнял свой долг, исправлял ошибки, но только Катю в этой затянувшейся и отдающей весенней грязью истории ошибкой не считал! Она нужна была ему, и это Катерина чувствовала. Но как-то по—другому, не для дел. И Катя, растерявшись, совершенно перестала понимать Андрея. Но вместе с ним её влекло к нему с неведомой ей, страшной силой. В ней впервые зародилось почти непреодолимое желание не просто быть с ним рядом, видеть его, дышать с ним воздухом одним, но и спросить его, а что всё это значит? Если она совершенно не нужна ему, если он тоже собирается жениться, тогда зачем он предлагает встречу? Он хочет этих встреч! Но если Катерина вдруг откажется, то Андрей настаивать не будет. Если прошлое было всего лишь ложью и обманом, и всем словам давно нашёлся нужный смысл, то почему он хочет говорить с ней? Не о контрактах, отчётах, коллекциях и смете, а спрашивать о том, какие нравятся ей фильмы, что она предпочитает из еды, как любит проводить свои выходные… Зачем ему всё это? Она совсем не понимала, и в первый раз ей захотелось самой спросить у Жданова, а не бежать от его ответов. Как поздно, слишком поздно возник в ней этот интерес! Он женится, она уже почти что замужем… Ей показалось, что они с Андреем пожертвовали настоящим, чтобы попробовать построить будущее друг без друга и наконец-то перешагнуть через прошлое. Но ни одно из этих измерений так и не стало предельно ясно.
--Катя! Кать! Ты умеешь спать с открытыми глазами и на ходу?—Сергей легко тронул её за локоть.
--Что? Прости, я задумалась… Я не слышала. –виновато начала оправдываться она.—Ты что-то говорил?
--И ты даже отвечала!
--Я? И что же?—Катя окончательно смутилась и начинала волноваться.
--Ты качала головой и на всё отвечала…
--«Да»?—испугалась Катерина.
--В этот раз ты отвечала «Нет»!
--Прости…-- она виновата опустила взгляд.—Ты что-то спрашивал меня?
--Да, и о многом. Но позже расскажу! Пора вернуться! Мы слишком далеко ушли вперёд. Вон, смотри!
Сергей указал рукой на две машины, одна из которых на тросе тащила за собой другую. Не смотря на сумерки, Катерина увидела свою.
--Родители, да? Как неудобно…
--Почему?—Сергей никак не мог привыкнуть к её излишнему смущению.—Разве это стыдно—вытащить из лужи бессовестно остановившуюся машину? И почти у самой дачи! Сейчас доедем с ветерком.
--Куда?—волновалась Катерина.—В…Москву?
--Кать, ну нет, конечно! Зачем, когда мы не доехали каких-то пару километров! Мы всё же едем к нам. Я понял, что тебе не хочется. Но извини, воспротивиться логике не смог.
--Да нет!...—Катерине стало откровенно неприятно за себя, за неумение скрыть истинные желания.—Я хотела! Просто… как же мы вернёмся сегодня в город? Ведь слишком поздно! И твои родители огорчатся, если мы побудем с ними несколько минут…
--А мы сегодня и не вернёмся. В лучшем случае, завтра.
--Как? Почему? Мне же завтра утром надо… на работу.
--Придётся отложить. До вечера. До семи часов!
Сергей ещё ни разу не говорил с ней таким уверенным и властным тоном. Скрываясь от собственной неловкости, Катя сначала не придала значения этим новым острым иглам в его словах. Он сейчас как будто собирался упрекнуть её, уличить в чём-то, совершенно не думая о том, готова ли она к такому разговору. И почему-то он в который раз говорил про семь часов. Совпадение? Сердце тревожно заходилось.
--Серёж, я не понимаю… Что отложить? Я должна быть утром в Зималетто.
--Когда же ты успела изменить свои планы? Ведь только утром ты сказала, что свободна целый день.
--Да, но… Я подумала, что в последние дни перед коллекцией мне быть там просто необходимо!
--А ты думала о том, что хотя бы перед свадьбой необходима мне? –голос был тихим, но слова его оглушали и отдавались в голове. Узкие щёлочки—глаза буравили Катю насквозь, не оставляя никакой возможности укрыться от этого пронизывающего взгляда.
--Серёж, но ты же знаешь, что сейчас там происходят… очень спорные моменты. Такие, что приходится до вечера работать!—она старалась быть убедительной, в который раз напоминая о делах.
--До какого вечера? Я не видел тебя уже почти две недели. И слышал несколько минут перед самым сном.
--Ты злишься, что я столько времени работаю?—Катя вспомнила, что нападение есть лучшая защита. –Так раньше я и в полночь приходила! Ты же это знал! А сейчас уже в одиннадцать дома…
--А в семь часов…перерыв на ужин?
--Какие семь часов? Какой ужин? Ты...о чём?
--Я был уверен, что ты не станешь врать.
--Серёж, я не понимаю…
--Именно поэтому мы и останемся сегодня здесь, на даче. Я тоже надеюсь кое-что понять. Или…--он вдруг остановился и заставил то же самое сделать Катерину, с силой взяв её за руку.—Мы вдвоём можем сейчас вернуться в город. Хочешь? Я всё улажу с моими и твоими родителями. Но только ты поедешь со мной, ко мне. И мы поговорим.
--Нн…ет, мы останемся здесь… Так будет лучше…Только… что случилось?
Автомобиль, за рулём которого был отец Сергея, а сзади на длинном тросе догоняла Катина машина с Валерой за рулём, остановился перед ними. Отец Серёжи тут же распахнул дверцу, приветливо улыбнулся, поздоровался сначала с Катериной, потом пожал руку сыну, и, посетовав на прохладный вечер, пригласил их в салон. Сергей сразу же открыл другую дверь, и , чуть подталкивая Катю, уселся рядом с ней на заднее сидение. На Катю он старался не смотреть, и только слегка сжимал её ставшие ледяными пальцы на ладони.
--Ты так волнуешься, как будто я тебя съем!—он улыбнулся, наклонившись к самому уху Катерины.—Не съем… --немного покусаю! Может быть…
Сердце Кати рухнуло куда-то в пятки, пропуская несколько ударов…

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:55 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 34.


На улице уже изрядно потемнело так, что сам участок с домом, высокий, колышками, забор, большое бревно у калитки, деревянный столик, лавочки, цветнички и старые плодовые деревья напоминали только силуэты непонятных великанов или причудливых неопознанный предметов. Кате становилось страшно от этой новизны и ощущения полного неведения и не различения чужого ей пространства, и от всего этого Катерину пробирала волнительная дрожь. Сергей поддерживал её за локоть, шутил про злые сказочные существа, поджидающие Катю под каждым деревом, от чего она дрожала ещё больше, хоть и пыталась отвечать ему весёлым смехом. Но вот родители Сергея включили маленький фонарь у самого входа в дом, и весь участок сразу озарился мягким, приятным светом.
Гости проходили, располагались, шумно восклицали про неудачную дорогу, потом смеялись, решив, что день удачный и всё же счастливый для всех них. Иначе бы они до сих пор стояли в поле, у машины, увязнувшей в грязной колее. Вскоре родители Сергея засуетились около уже накрытого стола, Елена помогала, Валерий и Сергей переоделись, приводя себя в порядок, а Кате никак не удавалось ничем себя занять. На кухне помощь от неё совсем не требовалась: всю трапезу решили переместить на улицу, на маленьком столе. Пройти в ту комнату, где она уже когда-то побывала, Катя постеснялась, и поэтому она решила незаметно выскользнуть во двор и подождать Сергея там.
Её волнение мешалось с неуверенностью и страхом. Недавние намёки и раздражённый тон Сергея не давали ей покоя и будоражили воображение так, что Катя понимала, что если он сейчас же, пока они ещё не сели ужинать, не расскажет ей, в чём дело, она не сможет даже усидеть на месте. «Он говорил про семь часов…--размышляла Катя. --Почему? Он что-то видел? Догадался? И если так, то почему молчал и вёл себя так, будто бы ничего и не случилось?»
Ответов не было, невероятность брала верх над логикой, и Катерина начинала думать об обычном совпадении.
«Он звонил. Допустим, ровно в семь. И в это время вот уже неделю был выключен мой мобильный телефон. А около полуночи я его включала. Вот он и решил, что я… А что он мог подумать? Я же в это время должна быть на работе! Поэтому Серёжа и не спрашивал меня об этом…»
Катерина всё ходила и ходила по узенькой тропинке между старых яблонь, предполагая новые возможные варианты его слов. Но ей ни разу в голову не приходило сложить, придумать версию, оправдаться, где она бывала в это время. Ещё совсем недавно, пару дней назад, Катя совершенно естественно и, не задумавшись, скрывала от Сергея и про вечерние работы, и про не купленное платье и про собственную усталость, из-за которой они и не встречались несколько недель. Но оправдываться сейчас, а тем более, обманывать, ей, почему-то не хотелось. Странное, не ведомое до сих пор чувство охватило Катю. Оно не было теперь похожим ни на страх, ни даже на неловкость. Будто бы она всё время бежала , сломя голову, по длинному, узкому коридору. И не было желания повернуть назад, оглянуться в сторону, и тем более, остановиться. Но впереди тупик, конец пути. Катя как будто бы предчувствовала это, знала, что этот бег когда—нибудь закончится. Поэтому и не было никакого страха. Она как будто осознавала, что бежала от самой себя. И вот теперь она стоит посередине коридора и с изумлением оглядывается впервые: нет никого, пусто, тихо, там лишь она сама. Почему-то сжалось сердце и стало как-то тревожно. Но она не стала двигаться вперёд, пытаясь осознать, для кого предназначен этот мир, что впереди, там , за тупиком, когда бег её закончится. И вдруг она почувствовала, что уже не одна, что кто-то появился у неё за спиной. Она боялась обернуться, не узнав в том человеке того, кого желала бы её душа. Она не знала, кто он, но понимала лишь одно: что бег и спокойное созерцание окончилось. Но тревога сменялась интересом, а потом и жгучим, почти что необузданным желанием узнать того, кто всё время теперь бежал за ней, а теперь стоит за спиной у Кати и ждёт её дальнейшего решения.
--Катя! Ты что тут стоишь? Одна, в такой темноте?
От неожиданности и прикосновения рук к своим плечам Катерина вздрогнула, покачнулась, и Сергей тут же обнял её, возвращая уверенность и твёрдость. Она немного отстранилась, но он не отпускал.
--Я… тебя ждала…
--Так соскучилась?
Близость Сергея, его прохладные ладони, уверенные объятия, которые всё крепче обвивали её кольцом, вызывали желание отстраниться и чем-то отвлечь его, чтобы Серёжа не заметил такого нелепого сопротивления ему. Тревога и нарастающее волнение вызывали крупные мурашки в теле, которые Сергей объяснил почти ночной прохладой, и только крепче прижал её к себе.
--Мне надо… Ты хотел…что-то сказать, когда мы приедем.
Сергей, как будто бы не замечая и совершенно не реагируя на то, что Катя напряглась и пытается освободиться из его уверенных и цепких рук, наоборот, отвернув полу куртки, буквально силой затолкнул туда её и соединил впереди себя ладони и запахнул куртку. Теперь его лицо оказалось к Катиному очень близко, так, что его дыхание она чувствовала на каждом сантиметре своей кожи, а его губы настойчиво искали её рот. И тут Катя уже не смогла больше делать вид, что ей неловко, неудобно, что вся эта близость совершено сейчас не к месту, и надо как-то отвлекать его только затем, чтобы быть от него как можно дальше. Волнение мешалось с раздражением и даже злостью, что он действует сейчас против её воли, а она не в силах воспрепятствовать ему. Руки сжаты—не оттолкнуть, его куртка почти застёгнута на Катерине…
--Подожди… Послушай… Там…родители! Отпусти!
--Родители?—Серёжа улыбался, --Хм… Родители… Послезавтра они станут тестем и тёщей, свёкром и свекровью! Кажется, так это называется, Катюш? Или… Я не могу свою невесту за пару дней до свадьбы обнять и поцеловать? Не говоря уже о... большем?
Он всё ближе наклонялся к ней, а Катерина всё отчаяннее и увереннее сопротивлялась, отклоняясь в сторону. Он сделал первую попытку сломить сопротивление и поцеловать её, но Катя резко отвернулась, и губы Сергея коснулись лишь её щеки.
--Ну что ты делаешь? Подожди…
--Жду. Давно и долго. Сколько? Сколько ждать?—Катя понимала, что он начинает сердиться не на шутку.
--Почему ты меня не слышишь? Я хотела поговорить с тобой. Или ты. Ты же обещал, там, в машине.
--Сейчас? Ну, нет, Катенька! Сейчас это совершенно неуместно! Я же ведь не о дизайнере твоём хочу тебя спросить, чтобы вот так, наспех и набегу рассказывать об этом!
--А о чём? Что ты имел ввиду, когда про…время говорил?—Катю на мгновение перестала смущать такая близость Сергея и она перестала обращать внимание на то, что он, едва касаясь, целует её в ушко. Она пыталась уловить сейчас каждое его звукосочетание и слово.
--Ты волнуешься? Почему? Кать, а тебе ведь есть, что от меня скрывать! Так? Может, это не мне, а тебе поговорить со мной придётся?
Катерине всё же удалось освободиться из кольца его крепких рук, почти что с силой отталкивая их, и она отскочила от него на безопасное расстояние. Серёжа только улыбнулся, но даже в темноте Катя заметила, что эта его улыбка скорее, напоминает рассерженную ухмылку. Беспомощность перед ним и неловкость за своё такое поведение рождала в ней решительность.
--Может, ты не будешь играть сейчас со мною в прятки и расскажешь мне, в чём дело, и почему у тебя такое… плохое настроение?
--Обязательно скажу, Катенька!—теперь он улыбался мило и откровенно, словно понимая, что напугал её и заставил сильно волноваться. –Но сначала ты ответь мне на один вопрос.—Он сделал паузу, мучительную, бесконечную для Кати, длящуюся несколько секунд, и Катерине показалось, что он снова с удовольствием наблюдает за её смятением. И она, сделав над собой усилие, улыбнулась, пряча за улыбкой свою растерянность перед ним.—Ты меня любишь?
Вопрос прозвучал прямо и неожиданно. Улыбка сразу же исчезла с её лица, внутри стало холодно и неуютно. Она не знала, что ему ответить. Катя опустила глаза. Это всё, чем она смогла ему ответить.
--Глупый и несвоевременный вопрос, правда, Кать? Особенно, перед свадьбой! Ну, так что?
--Я не знаю.—ответ был не тем, Катя понимала. Она всё же посмотрела в его глаза. Сергей не укорял её, просто стоял и смотрел.—Я не…знаю…
--До сих пор?
--Серёжа… Просто было слишком мало времени…
--А его? Его ты любишь?
--Кого?
--Того, с кем уже неделю встречаешься ровно в семь!
Сердце будто бы остановилось, замерло, потом забилось, заявляя о себе у самого горла, и словно оборвалось, опускаясь в пятки, заставляя Катю тяжело дышать. Вопрос не вызывал в ней страха. Недоумение, неожиданность, неловкость, стыд, разоблачение её в обмане, про который она совсем не думала до этих его слов, мешались в ней, путая мысли и возможные ответы. Невесте приходилось оправдываться перед женихом за… измену… В том, что она не совершала! Но Катя понимала, что это выглядело сейчас именно изменой, гнусной ложью и предательством его, Сергея. Человека, который ей всё время верил. Который с каждым днём должен становиться любимым и родным… Катя открыла рот, чтобы спросить его, ответить, и не смогла. Дыхание перекрывало горло, голос пропадал, теряя окончания и начала слов.
--Я…не знаю…--она впервые не сказала «нет»…
--О, это что-то новенькое, Катя!—он засмеялся, выдавливая из себя этот нервный смех, и подошёл к ней ближе. Дотронулся ладонью до щеки, провёл по волосам, задержался на подбородке. Катя не отпрянула от него, как в первый раз, и он не понимал сейчас её: терпит ли она его прикосновения или просто их не замечает.—Ну, и что же нам делать?
--Как что?—у Кати всё ещё не получалось властвовать над собственным голосом.—Подожди… Что за вопрос? Разве что-то изменилось?
--А разве нет?
--Нет…
--Отлично! –он снова обнял Катю и притворно весело и резко поцеловал её, замечая, что она стоит сейчас перед ним, как каменное, неживое изваяние. –Значит, мне всё показалось, Кать! Померещилось! Ну, бывает же такое! Всё! Забыли этот разговор! Идём, нас ждут!—он взял Катерину за руку и потянул за собой, где уже за столом давно собрались родители и поднимали за продолжение знакомства не первый тост. Их не звали, будто бы на время забыли о Кате и Сергее. Или просто они не слышали, как их зовут.
--Подожди…--Катя сопротивлялась и останавливала Сергея, прикладывая усилие. –Подожди минутку.
--Что?—он послушался её и остановился.
--Я хочу спросить тебя… Откуда ты узнал?... Ну…
--Катя!—Сергей снова улыбался, --Ну не в Питере же вы встречались и не в Лапландии! Ехал мимо, заметил, потом ещё раз. Да какая разница? Ведь ничего не изменилось! Так?
--Но почему? Почему ты не сказал мне сразу?
--А зачем, Катюш? Я думал, что об этом мне скажешь ты. Но если ничего не изменилось…
--Подожди… Я хочу объяснить тебе! Рассказать, как было! Сейчас.
--Хорошо. Я с удовольствием тебя послушаю, но позже. Пойдём.—он снова взял Катю за руку и потянул к собравшимся.
--Как не сейчас? Когда? Нет, подожди! – он в первый раз не уступал её желаниям, поступая так, как ему казалось правильным и уместным. Но Катя не сдавалась, останавливая его, не обращая внимания даже на то, что в их сторону внимательно смотрит Елена. Сергей остановился, обнял её за плечи, широко и откровенно улыбнулся в её встревоженные глаза, и наклонился над самым ухом:
--Катюш, мы поговорим об этом. Обязательно. У нас ведь сегодня целая ночь впереди! На что же тратить эту ночь, как не на разговоры! Смотри, вот и родители давно зовут нас! Ну, ты почему дрожишь так, милая моя? Я тебя обидел? Прости пожалуйста меня!
--Нет, что ты…
--Ты проголодалась? Я совершенно забыл об этом, идя у тебя на поводу с этими дурацкими беседами!
--Нет… Я не хочу есть… Я хочу только одного—объяснить тебе.
--Почему не будет… нашей свадьбы?
--Что?... Нет, что ты! Я не про это…
--Ну, значит, всё остальное подождёт! Идём, моя невеста!

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 05:58 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 35.


Произносился тост за тостом, поднимался бокал за бокалом, подносились всё новые и новые порции то мяса, то салата, то картошки, а Катерина думала и мечтала только об одном: чтобы это вечернее застолье быстрей закончилось, и она смогла бы поговорить с Сергеем. Чувство вины, обиды за саму себя, доходящее даже до презрения, и в то же время желание оправдать себя за то, чего она не делала и в чём совершенно не виновата, переполняли её, с трудом удерживая на месте. Но Катя улыбалась, приветливо отвечая и поддерживая разговор, радуясь, что родители её и Сергея изрядно захмелели и не могли определить, как она волнуется сейчас. Волнуется и в то же время злится на себя саму! Она хотела быть сейчас с Сергеем, чтобы как-то прояснить недоразумения, но в то же время не знала, что ему сказать. Разум требовал и настаивал на извинениях, а вот сердце совершенно не собиралось это делать! Глупая, нелепая ситуация: Катя собирается оправдываться перед ним за Андрея!... Это значит, что ей придётся говорить сейчас, что встречи были хоть и не случайны, но они совершенно ничего не значили для неё. Что она по—прежнему или ненавидит Жданова, или совершенно равнодушна, поэтому всё остаётся на своих местах. Ведь ничего же не случилось, ничего не изменилось в ней, и она по—прежнему желает думать о Сергее, со временем надеясь полюбить его… И чем больше Катя думала размышляла про это, тем больше злилась на себя, что она не может сказать ему такое! Это ложь, откровенная, бесстыдная по отношению к ней самой и к… Андрею! Да, изменилось в Кате многое, а именно то, что он, Андрей, и только он занимает теперь Катины мысли! И что ей совершенно нет никакого дела в эти оставшиеся дни до собственной свадьбы! Что, может быть, только эти два счастливых дня и оставались у неё, как самое дорогое и самое желанное за последнее, тревожное и волнительное время! А вот когда они пройдут, и их срок выйдет, тогда она и будет думать только о Серёже и дальнейшей жизни с ним. Но только не сейчас! Разве не заслужила Катя такого маленького, безобидного подарка?
Катерина тряхнула головой, будто бы опомнившись, что в мыслях у неё сейчас творится снова что-то непозволительное, ужасное и страшное.
« Что ты делаешь? Тебе хватило этих призрачных недель, чтобы снова строить замки из песка? Пропадаешь, пропадаешь, пропадёшь!»--кружилось где-то яркой звёздочкой внутри, всё ещё пытаясь осветить правильную, верную дорогу, которая ведёт к надёжному, уверенному в жизни человеку, с которым никогда не будет у неё проблем. Который любит, бережёт, с которым всё предельно ясно. Но тут же в Кате противилось что-то, путая так ладно сложенные мысли, что, выбирая собственный побег и тихую, уютную гавань, она разменивает цельное внутри, лжёт самой себе, делая себя несчастной, и этой ложью не приносит счастье и Сергею. И даже если она приложит все оставшиеся силы, соберёт себя в кулак, посвящая всю себя ему взамен на его любовь, то такой обмен не станет равноценен. Нет с ней Жданова, нет и не будет, но Катя не свободна от него, даже если он и будет от неё за тысячи километров. Он может создавать семью, иметь любовниц, разводиться, при этом совсем не думая о ней, выдрав её из жизни, как ненужную страницу. Но в ней самой, в Кате, он продолжает жить, заполняя так её измученную душу, что в ней не остаётся места ни для кого. И даже для умного, правильного, любящего её мужчины.
«Это наказание какое-то! – беззвучно плакала душа, делая её бессильной.—Если меня хотели наказать, то почему не лишили воспоминаний? Наверно, потому, что эта память будет причинять более сильную боль, когда я буду оставаться наедине со своим сознанием! А в сознании этом будет крепко держаться мысль: воспоминание—это всё, что осталось. И больше ничего не будет… И как же жить вот с этим?»Катерина не почувствовала, как крупные слезинки наперегонки скатились с глаз, пока они не капнули на сложенные перед ней ладони. Она поспешно отвернулась, радуясь, что на улице темно, а маленький фонарь лишь освещает площадку перед домом и тусклым отблеском попадает на ломящийся от угощений стол. Быстро, стараясь не привлекать внимание, смахнула слёзы, и, глубоко вздохнув, снова повернулась к уже изрядно выпившей и разморённой свежим воздухом компании. Сергей смотрел на неё, пристально, чуть прищурившись, но ничего не говорил, будто бы желая угадать, что с ней происходит, и только после этого услышать, как Катя скажет, что всё в порядке. В этот раз он пил со всеми наравне, не пропуская ни одного поднятого тоста. И Катерина, немного придя в себя после такой неосторожно выпущенной меланхолии, только сейчас заметила, что он немного пьян, необычно молчалив, и особенно спокоен и неспешен.
Катя посмотрела на часы достаточно открыто, так, чтоб он увидел, но Сергей как будто оттягивал обещанное время для разговора. Катерина оглядела всех присутствующих и пожалуй, в первый раз прислушалась к их громкой, весёлой и непринуждённой беседе. Валерий и отец Сергея заверяли друг друга в том, что самые надёжная и комфортабельная машина «Волга», а заказанные в ЗАГСе иномарки могут подвести на полпути. И тогда придётся их тащить на тросе, и это окажется в какой-то мере символично, ведь молодожёнам обязательно понадобится их, родительская помощь… Елена и мать Серёжи разбирали на инградиенты заказанные в ресторане блюда, дружно сходясь на единственном мнении, что домашнюю стряпню не заменить никакое даже самое изысканное пиршество в публичном месте. Не смотря на поздний час и количество выпитого за вечер, компания единодушно веселилась, пытаясь нанести последние штрихи к организации такого важного события, как соединение узами брака их единственных, обожаемых детей. Бросая взгляд то на его, то на своих родителей, Катерине становилось страшно. Рассчитана последняя картошинка в тарелке, гости рассажены по стульям, названы их будущие внуки, а Кате вздумалось о счастье рассуждать, о памяти, о месте Жданова внутри неё, когда локомотив давно несётся, набирая скорость, и только через пару дней притормозит на остановке! Давно заказаны места, проданы билеты, и вот уже попутчик её руку подаёт, чтобы помочь взобраться на перрон, а она ещё стоит и думает о никому не нужном, забытом саквояже!
Она зажмурила глаза и на минуточку представила, что вот сейчас она встаёт, прерывает задушевную беседу и объявляет всем, что торжество не…состоится.
« Простите, господа, но невеста не готова! Сильнейшие магнитные бури в атмосфере, критические дни, Солнце не в зените…. И вообще, невеста поняла, что хочет замуж за другого. И поэтому, она решила посвятить этому другому весь остаток собственной жизни, любуясь на его маленький портретик… Невеста не здорова? Простите! Она сама не знала. Симптомы проявились на третий день…»
Кате стало так смешно и одновременно грустно, когда вся нелепость ситуации представилась ей как на ладони!
« А что же скажет папа? Сколько нарядов внеочереди я получу за это? Пожизненно? А мама? Сколько дней, месяцев, лет она не станет говорить со мной? А родители Сергея? Ведь в их глазах я буду самой скверной женщиной на свете!...А Серёжа? Что скажет он? Что сделает со мной?»
Катины глаза постепенно наполнялись ужасом, который накрывал её холодной, ледяной волной, заставляя стынуть кровь в жилах. Одновременно с этим её охватывала такая безнадёжность, будто бы она совсем недавно угодила в ловушку, капкан, и теперь не в состоянии выбраться оттуда. Попала в плен, устроенный себе самой единственным словом «да», которое ей казалось проездным билетом. Путёвкой в жизнь, новую, счастливую, в которой нет Андрея…
Через несколько минут, словно на автомате, не отдавая отчёта действиям своим, Катя помогала убирать со стола, что-то отвечала Серёжиным родителям, соглашалась со своими, с трудом улавливая смысл сказанных ей фраз, а сама всё думала о том, нет другого мира, к которому она стремилась всё это время. Но и в этом мире ей не удаётся быть счастливой. Ну что же, значит, не судьба…
Вскоре весь дом затих, окутывая всех усталым, долгожданным сном. Но Катерине не спалось. Они с Сергеем расположились на втором этаже, немного в стороне от всех, но в разных комнатах, как в прошлый раз, когда они приехали сюда на большие майские каникулы. Она не раздевалась, не ложилась в постель, будучи почти уверенной, что Сергей придёт к ней всё же поговорить. И тогда она его заверит, что всё в порядке, ничего не изменилось, что совершенно нет повода для его волнений, да и для Катиных тоже—она прощалась с прошлым. Всего-то! А он, Сергей, всё неправильно понял...
Но его не было ни через несколько минут, ни через полчаса, ни через час. И тогда она сама решила посмотреть, не спит ли он, тихонечко пробираясь к нему в комнату, в душе моля только об одном—чтобы выпитое наравне со всеми зелье сморило его до самого утра. А утро вечера мудренее…Катя приоткрыла дверь комнаты, но Сергея там не было. Она сделала шаг внутрь, озираясь по сторонам—никого. И тогда она, решив, что он остался на первом этаже, уже хотела выйти, но дверь закрылась перед самым Катиным носом, и Серёжа вырос перед ней, как стана. Она невольно вскрикнула от неожиданности и попятилась назад.
--Это…. ты?
--Ну да! Я, собственной персоной! Извини, что напугал!—Сергей сделал ей шаг навстречу, и Катя тут же отступила во внутрь комнаты.
--Ты… специально подкарауливал меня?
--Кать, да нет же! Я собирался идти к тебе, но ты открыла дверь и сама меня изрядно испугала! – от него всё ещё исходил запах выпитого спиртного, но внешне он казался совершенно трезв. –Ну, если мы поговорим вот здесь, то располагайся.
Катерина устроилась на узком кресле возле самого окна, изучающее рассматривая Сергея. Он всё ещё стоял у двери, и казалось, что тоже рассматривает Катю. В комнате было достаточно темно. Маленький торшер в углу тусклым отблеском скорее, отбрасывал тени от предметов, искусственно удлиняя их, чем освещал само небольшое помещение. Треугольное окно под самым потолком было абсолютно чёрным, напоминая ровно выкрашенную однородной краской геометрическую фигуру. Но единой звёздочки на небе, ни единых бликов от луны. И тишина, такая, что закладывала уши.
Сергей подошёл к ней ближе и устроился на кровати, положив ногу на ногу и подперев подбородок рукой.
--Ну? Я слушаю тебя, Катюш.
И тут тревога и смущение захлестнуло Катерину новой, отзывающейся неприятной дрожью во всём теле, стремительной волной. Но она решила не обращать на это никакого внимания.
-- То, что ты видел, ты не правильно понял.
--А что я видел?
--Наверно то, что тебе испортило сегодня настроение и навело на мысли об отмене свадьбы… Так вот. –Катя старалась говорить уверенно и чётко, --Мы действительно встречались. Несколько раз. Мы говорили о… работе.—Сергей молчал, продолжая внимательно изучать Катерину, но эта пауза его ещё ни разу не была для Кати столь мучительна. Добавив для большей убедительности стальных ноток в голос и пару фраз про то, что Жданов не был в Зималетто, а она была обязана отчитаться за выполненные дела, Катя тоже пристально посмотрела на Сергея.—Ты мне не веришь?
--Нет, --ответил он честно и спокойно, --И мне бы не хотелось начинать семейную жизнь уже с вранья. Ну, если конечно, ты не передумаешь начинать её со мной, Катюш! Ведь время терпит.
--Серёж, да какое время!—не выдержала Катя, не в силах больше оставаться рассудительной и спокойной.—Ты ждёшь признание в романе с… ним? Напрасно! Я только что сказала тебе правду. Ну, а уж верить или нет… Это тебе решать, самому.
--Катюш, да ты не поняла меня совсем. Ты сейчас пытаешься сказать, что с ним не спишь, и даже не целуешься? Не стОит! Разве в этом дело?
--А в чём?—откровенно удивилась Катерина.
--Мне глаза твои достаточно увидеть. А в них не я, в них он. Для этого не надо с человеком спать.
--В моих глазах?—Катя улыбнулась, -- Там пусто. Я в зеркало смотрюсь. Довольно часто.
-- Вот именно, Кать! Пусто. Там нет меня. И теперь скажи, а как же ты сама, не я, а ты жить –то со мной собираешься? Тебе не страшно, Кать? Самой не страшно?
Она ждала такого разговора, но совсем не ожидала увидеть перед собой Сергея, ставшего всего за вечер совершенно ей чужим. Всё то же, всё на месте: его пронзительный и острый взгляд, который даже в полумраке обнажает её так глубоко запрятанные мысли, спокойный тон, открытость, располагающая к правде. И Катя перестала понимать, почему ей вдруг совершенно не хочется ни извиняться, не оправдываться перед ним. Зато как яркий лучик, как озарение, пришла к ней истина: как только мужчина начинает понимать женщину, то он становится ей не интересен! Сергей же понимал её всегда. И это Катерине очень нравилось. Но что же происходит? Он совершенно безразличен ей? Когда же это всё успело с ней случиться? Ведь ей с Сергеем всегда было хорошо, с самой первой встречи.
Нет, на самом деле ей было хорошо только с одним человеком… Андрей… Его имя в последнее время стало биться в Катиных висках вместе с воспоминаниями о нём значительно чаще… Каждый день… Каждый час… Каждую минуту…Прошло несколько часов, как она не видела его, но ей казалось, что прошла вечность. Целую вечность она не была в его нежных объятиях, на слышала его хриплый голос, не чувствовала его мягких губ… «Всё это в прошлом! Наше время ушло, так и не начавшись!—повторяла Катя сама себе, --Больше ничего не осталось. Больше ничего не будет. У меня теперь другая жизнь, и у него тоже. Я изменилась, меня теперь не купишь его пылкими признаниями» Сожжены мосты, перевёрнуты страницы, и Катя даже свой дневник начала в другой тетрадке! Новый мир, с новым человеком. Однако, Катя никогда не чувствовала к Сергею то, что хоть самую малость чувствовала к Андрею. Перед ней сидел сейчас высокий, симпатичный, умный, добрый, но совершенно чужой для Катерины человек. И единственные ощущения, которые она сама могла понять к нему, были жалостью и собственной виной за поданные надежды. Начав встречаться с ним, Катя просто бросила вызов миру, самой себе, где было всё без слов понятно: она любит Жданова, который не любил и никогда ей не ответит этим чувством. Отвратительное прошлое, наложившее грубый отпечаток на сомнительное настоящее продолжало приносить страдание безнадёжностью и смутой. Но страдать ей больше не хотелось.
Катерина закрыла глаза и на минуточку представила, что было бы, если она, совершенно не думая об этом прошлом, словно начиная жизнь с белого листа, перестала сопротивляться самой себе и полностью доверилась Андрею. Шла с ним, шла за ним, просто принимая всё, что он ей предлагает: свою любовь, всего себя с ней рядом. Возможно, это была бы совсем другая жизнь, наполненная до краёв и эйфорийной радостью, и смыслом. И это было с ней, уже происходило! И в те минуты Катя верила Андрею, паря на небесах только оттого, что он просто рядом. Да и сейчас она уже не шла, а летела по ступенькам лишь от лёгкого прикосновения только взглядом… И чем больше Катя думала о Жданове, разрешая понемногу стирать границы прошлого, тем всё сильнее существо её отторгало симпатичного, высокого, надёжного и умного мужчину, сидящего напротив…Тем больше ей казалось невероятным , что Катя собирается выйти замуж за него.
Но вдруг холодным, леденящим вихрем ворвались и закружились в её сознании, как по спирали все недавние события: платье, ресторан, довольные, светящиеся радостью лица матери с отцом, родителей Сергея, машины, ленты, кольца, «Горько!»… Локомотив давно несётся, набирая скорость, и только через пару дней притормозит на остановке! И разве можно теперь остановить его, не выпрыгивая самой на полном ходу, не дожидаясь этой остановки? Невероятно!...
--Страшно. Но ты же меня любишь?
--Люблю. Но я недавно понял, что этого определённо мало.
--Но может быть со временем…
--Катя, перестань! Я устал спасать тебя от тебя самой! Ты заблудилась в дебрях чувств, образов и снов наяву! Я нахожусь в дурацком положении! Я не в силах тебя бросить, слыша твой зов, и понимая, что не могу тебе помочь! Ты винишь ведь сейчас саму себя, я вижу! Но на самом деле, мне некого корить и винить, кроме самого себя. Мне нужно было самому тебя оставить, ведь с самой первой нашей встречи я понимал, что места для меня в твоей душе не будет! Но я надеялся, был с тобой рядом, позволял себе привязывать тебя, понимая, что вяжу тебя долгами этими! Я много раз мысленно уходил от тебя, но всякий раз возвращался, потому что не мог без тебя уже! Сначала я не мог понять, что меня к тебе так тянет, теперь уже не могу понять, что держит, и почему не могу уйти. Ведь одной моей любви не достаточно.
Катя слушала его, молча, едва переводя дыхание, с каждым словом начиная ненавидеть себя за то, что она всё так же продолжает делать несчастным этого самого замечательного человека, который жил ей, жил для неё, и которого она до сих пор продолжает мучить. Слушала, не в силах возразить, не в силах оправдаться. Как же далеко она зашла, спасаясь от Андрея! Но кто ей дал такое право—спасаться другим человеком?
Первые слезинки двумя потоками наперегонки охлаждали пылающие щёки.
--Вот только этого сейчас не хватало! Катя! Только не слёзы!
Он протянул ей руку , и Катерина сразу же вложила в неё свою ладонь. Сергей привлёк её к себе, усаживая рядом и нежно обнимая за плечи. Она не сопротивлялась в этот раз ему. Дикое облегчение и радость охватили её одновременно, и она заплакала ещё сильнее, опустив голову ему на грудь, одновременно чувствуя слабость в обмягшем теле.
--Прости меня, но ты прав, прав! Мы не должны жениться. Но я не знаю, как теперь остановить всё это!
Он ласково, едва касаясь, гладил её волосы, осторожно, бережно, но крепко прижимая её к себе. Чувствовал , как бьётся её сердце, как тело вздрагивает в его объятиях, и проклинал себя за то, что безумно хочет эту женщину, как никогда именно сейчас понимая, что она желает не его.
--Катя, перестань! Всё образуется! Я всё улажу, я всё возьму на себя.
Но она так и продолжала плакать, прижимаясь к его груди и молча всхлипывая в его рубашку. И тогда Сергей чуть отстранился от неё, приподнимая Катину голову. Она послушалась, но глаз не открывала. И тогда он жадно, почти не контролируя себя, прильнул к её плотно сжатым холодным и солёным губам. Он целовал её и уже не думал, что она ему не отвечает. Катя всхлипнула, и под его напором подалась ему навстречу, раскрывая губы. Сергей целовал её страстно, жадно, даже со злостью, словно наказывая её и, заодно себя, словно прощаясь с ней и требуя оставить в памяти своей весь сладкий и манящий нектар Катиного тела. Он запрокинул назад её голову, не давая возможности сопротивляться или увернуться от его требовательных губ. И Катя инстинктивно, чтобы не упасть назад, на кровать, вцепилась в его рубашку. Сергей только крепче обнял её и прижал к себе. Но, почувствовав, как Серёжина рука коснулась её груди, Катя напряглась и стала вырываться.
--Нет!...
--Знаю!...—он продолжал её страстно и настойчиво целовать, не отпуская, --Слышал много раз!...Знаю, что «да»--это не для меня….а для другого мужчины!...—Одной рукой Сергей удерживал крепко Катю, другой скользнул под тоненькую кофточку, поднимая её почти до плеч, и теперь ласкал Катину обнажённую спину.
--Нет!..—жалобно шептала и, едва дыша, вырывалась Катерина.
--А может, всё же, «да»? И тогда…--его руки уже почти освободили Катю от мешающей одежды, пробираясь дальше, ниже, за плотную тесёмку пояса брюк…--И тогда ты точно уже не станешь жалеть меня и сомневаться в том, что не должно быть свадьбы!...
--Может… быть…
И тогда Сергей внезапно оттолкнул её, так, что она опрокинулась на кровать, в испуге и неожиданности раскрыв глаза. Катя ахнула, тут же опуская поднятую блузку и залилась краской , глядя в смущении на стоящего перед ней Сергея. Медленно застёгивая рубашку, он наблюдал за ней, в злой улыбке кривя губы.
-- Катя, уходи! Или я за себя не отвечаю! Или я на самом деле, ни о чём не спрашивая, возьму тебя силой!
Но Катерина продолжала испуганно и заворожено смотреть на него, медленно сползая с кровати. Слёз больше не было и страха тоже. Единственным желанием, чётко обозначившимся в голове среди сумбурных мыслей, было бежать отсюда. От него. И Катя знала, что она никогда уже не захочет к нему вернуться. У самой двери Сергей настиг её, удерживая за руку.
--Катюш, прости, прости меня! Я не должен был, я бы и не посмел! Ты же знаешь!
--Это ты меня прости! За всё! За то, что я посмела!
--Я это сделал для тебя…
--Я понимаю…
--Не думай ни о чём. Иди. Но только никогда не возвращайся!
--Я не буду…
--Я всё улажу. Сам.
--Нет, это я должна… Не ты.
--Иди…
--Иду… Прости!

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 06:00 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 36.



Андрей явился в Зималетто так рано, что Потапкин подозрительно оглядывал его, не в силах удержаться от единственного вопроса:
--Андрей Палыч! Что- то случилось?
--Отнюдь! С чего ты взял?
--Но ведь совсем недавно солнце встало!
--Ну и мне не спалось. Может, ты меня пропустишь?
Удивлённый охранник извинился и отошёл в сторону, всё ещё рассматривая президента уже со спины, с удовольствием отмечая, что Жданов гладко выбрит, аккуратно причёсан, ослепительно красив в тонкой белой накрахмаленной рубашке и в такую рань улыбчив и доволен. А значит, проблем и правда нет.
Но Жданов волновался. Так, что ошибся кнопкой в лифте, приехав не на свой этаж, в кабинете опрокинул, нечаянно задевая рукавом, пустой графин, но сразу поднял его и наполнил до краёв водой на всякий случай. Сидеть на месте у него не получалось, особенно, с тех пор, как получил от Кати СМС-ку, и он, шагами измеряя уже в который раз периметр кабинета, больно ударился ногой о ножку стула, отталкивая его с грохотом, но тут же поднимая и выставляя в ряд. Время не тянулось, а казалось, что стоит на месте. И тогда Андрей даже снял часы и положил в карман, чтобы всякий раз не сетовать на стрелку. Сегодня утром должна была приехать Катя.
К началу рабочего дня компания постепенно наполнялась звонкими голосами сотрудников, звоном чашек в маленьком буфете, скрипом мебели, шумом открывающихся дверей. Часы давно лежали на столе, перед глазами Жданова, отсчитывая стрелками сначала десять, потом двенадцать, потом и два часа полудня. Но Кати не было. Он перечитывал и перечитывал её короткое сообщение о встрече утром и недовольно отмечал, что не уточнил, в котором часу её увидит. Позвонить он не решался. Отправить сообщение тоже, не желая быть навязчивым и лишний раз напоминать ей о себе. Но нетерпение и присоединившееся волнение не давали ему возможности даже усидеть на месте, не говоря уже о том, что в пару раз открытых документах он даже не заметил, что держит папки снизу вверх. Напряжение всё возрастало, и тогда Андрей решил, что ждёт ещё ровно час и пишет сообщение. Или звонит. Иначе он просто сойдёт с ума от становившегося невозможным ожидания.
-- Жданов! Очнись! Через пару дней она совсем здесь не появится! И как ты жить-то будешь без неё?
После третьей чашки ароматного травяного чая он немного расслабился, и, опираясь подбородком на сложенные на столе руки, застыл, уставившись в одну точку, а потом закрыл глаза.
Он думал о Кате. Он вспоминал последние недели встреч с ней. Перед закрытыми глазами словно мелькали обрывки киноленты. Это был неясный фильм о непрожитой жизни. Он чувствовал сейчас особо остро отрывающиеся от нескольких последних дней перед Катиной свадьбой секунды, которые складывались в минуты, потом в часы, а его время таяло, таяло, таяло… Он не успел сказать ей ничего из того, что каждый день планировал.
« А она уедет и больше не вернётся, оставаясь в двадцати минутах от меня. Я не хочу, чтоб это было правдой! Я не хочу. Бог, ты же не устал нас ещё любить? Ты же ещё можешь помочь? Ты же ещё расскажешь, что мне делать?»
Но память узкой быстрой речкой несла его дальше, в глубь, в ту жизнь, которую они не прожили…
« Ты меня любишь?» Её вопрос однажды прозвучал неожиданно, и Андрей, запнувшись на полуслове, умолк. Только что он говорил, как по ней соскучился, как ему хорошо с ней, как рад он видеть её…Но мог ли знать тогда он, а любит ли её, уже сказав об этом?
Столкнувшись с Катей в этой суматошной жизни, он не мог поверить, что такой человек существует. Но она была, всё время рядом, стоило всего лишь обратиться к ней. Когда случилось так, что он вдруг понял, что все его мечты, надежды на что-то несуществующее вдруг оказались перед ним? Верил и не верил.
«Нет, так не бывает, не может быть!»
Любовь казалось ему чем-то нереальным, из «мыльных опер». Там все постоянно говорили друг другу это слово, при этом тасуясь, как карты в колоде. С экрана телевизора, со страниц газет и журналов, из колонок радиоприёмников: «Люблю, люблю, люблю…» Слово, затёртое до отвращения! Можно ли было сказать его самому важному, самому дорогому человеку?
«Ты мне дороже всех!»--сказал тогда он. --Я люблю!» Но понимал ли он на самом деле, что не лгал ей?
--Катька…
Время неумолимо двигалось вперёд, не приближая встречу, с каждым оборотом стрелок напоминая Жданову, что с ним сейчас всего лишь память и мечты. Он много раз доставал и снова убирал телефонную трубку, чувствуя, что сердце начинает выскакивать из груди. И…ждал ещё немножко, рассматривая маленькую стрелку.
«Ну не пришла она сегодня, не придёт... Значит, не смогла или не захотела. Что ты дёргаешься и не находишь места? Лучше бы делом занялся! Может быть, успел бы что-то сотворить, рассчитать, придумать новую идею! А так… Ведь бесполезно всё, пойми! Она уходит от тебя, не вдруг и не сейчас. В погоне за её душой ты потеряешь свою и в придачу остатки своего скудного разума! А разум тебе давно твердит: не гоняйся за призрачным счастьем, которое сам же и упустил! Мало жизнь учила, когда ты бегал от самого себя: не выстрадано—не приживётся.»
Но память снова и снова возвращала Андрея в недавно прожитые дни. Не хотелось думать: любит, не любит…Он просто жил этим моментом, растягивал его в сознании. Шёл с ней рядом и был счастлив. Старался отогнать мысли, что это не вечно, что у неё своя жизнь, другой мужчина, и нет Андрею в ней места. Катя приходила, и он просто радовался, как ребёнок. А как взрослый понимал: ничто не вечно! Эти дни, подаренные ему Катей, пробегут, как быстротечные минуты. Ребёнок в его душе плакал, а взрослый, стоящий рядом, не пытался утешить. Потому что понимание не приносит ни счастья, ни сострадания. Он слишком виноват. Она всё уже решила. Чувства не вечны. И он тогда решил ловить жадно всё, что ему давалось напоследок. Каждый взгляд её, каждую улыбку. Всё это, наверно, уже не повторится. Пусть счастье не долговечно, оно и не бывает бесконечным, тем более, когда сам же выпускаешь его из рук. А сейчас он будет с ней столько, сколько она сама позволит. Пусть завтра Катя забудет его, но это…жизнь! И кусочек этой жизни Андрей унесёт с собой. Навсегда.
Измучив окончательно себя беспросветным будущим, которое без Кати воспринималось всё острее, растеряв окончательно остатки недавней радости от маленького сообщения её о желании поговорить, устав от бесконечного ожидания в настоящем, Жданов всё же решил отправить СМС. Трижды набирал и трижды удалял написанное, но остановился на очень кратком, деловом. Ведь он не знал, где это сообщение застанет Катю, а главное, в обществе кого? Воспоминание о вчерашней встрече с женихом её вызвали судорогу мышц лица и сжали кулаки. Но Андрей пытался всеми силами не думать сейчас об этом.
«Катерина! Вас всё ещё ждут в Зималетто.»
Нажал «отправить» и разозлился на такое содержание письма.
Минуты длились, как часы. Ответа не было. Но через пол часа, ни через час. Андрей, уже не на шутку забеспокоившийся, решил отправить ей второе, более подробное послание, но Катя позвонила вдруг сама. Не дожидаясь её первых слов, он, едва дыша, старался быть спокойным.
--Кать, что-то случилось?
--Привет…Нет, ничего. Извини, я не смогла ответить сразу. И быть с утра мне не удалось…
--Привет…Ты…очень занята?
--Нет, но я не дома… Не в Москве.
--Что? Ты где?—сердце ухнуло и замерло в груди, ожидая самого ужасного ответа.
--Не очень далеко. За городом. Но через несколько часов уже приеду…
--Ты будешь в Зималетто?
--Не знаю… Наверно, нет…Наверно, поздно!...
-- Поздно?—Жданов рывком схватил часы, но понимал, что время его сейчас совсем не интересует. Отругав себя в который раз, что выдаёт волнение и нетерпение всего лишь тоном, постарался говорить как можно тише.—Нет, совсем не поздно! Но если ты устала или так решила, то разговоры все можно перенести на любое время.
--Да нет, я не устала. Просто уже почти вечер… Мне…не ловко заставлять ждать тебя.
--Меня?—Андрей облегчённо выдохнул задержанный воздух в лёгких и улыбнулся,--Я буду ждать. Долго. А ты, если захочешь, приходи.
После нескольких слов официального прощания Андрей засунул трубку в карман рубашки, вытянув вверх обе руки, радуясь, как маленький ребёнок долгожданному подарку, подпрыгнул пару раз на месте с победным возгласом «Есть!», потом с размаху плюхнулся в кресло и блаженно откинулся назад:
--Катька! Спасибо!
Он снова глянул на часы. На месте всё же, не сиделось. И тогда он решил, что периметр кабинета уже достаточно измерен на шаги, и можно эти все манипуляции проделать за пределами Зималетто. Ведь целый день метания в замкнутом пространстве был пустяком против оставшихся нескольких часов!
На улице ещё светило солнце, но с запада надвигалась огромная бурая туча. Андрей, не обращая внимания на редких прохожих, выругался вслух, тревожась, что непогода может помешать их с Катей встрече, но быстро успокоился, когда случайно оказался возле цветочного ларька. И вдруг он замер, увидев на витрине прекрасный цветок…Роза стояла отдельно от других цветов, и Андрею показалось, что она светится изнутри. Решение пришло незамедлительно: он купил это прекрасное видение. Прижал к себе, улыбнулся и быстро зашагал назад. Не обращая никакого внимания на косые взгляды и на откровенные вопросы, Андрей закрылся в кабинете. Второе решение тоже пришло незамедлительно и спонтанно: он достал чистый лист бумаги и карандаш. Слова рождались под пером, как будто Жданов их заранее учил или кто-то диктовал ему сейчас их свыше.
«Привет! Сегодня солнышко светит ярче, потому что я знаю, что меня ждёт встреча с тобой… Ты мне снилась. Ты улыбалась мне и говорила что-то ласковое. А вечером мы с тобой гуляли по парку. И, хотя было прохладно, а небо постоянно хмурилось, мне было тепло оттого, что ты идёшь рядом. Всё утро я улыбался. Моя улыбка досталась, наверно, всем! Наверно, у меня был глупый вид, но никто не смеялся, только улыбались мне в ответ. Я весь день мечтал о том, чтобы сон мой сбылся.»
Он написал ей правду. И у Андрея впервые не возникло даже мысли, что, может, эта глупая сентиментальная записочка и не нужна никому. Он свернул листок в четыре раза, положил под розу и стал просто ждать.

Всю дорогу с дачи Катя не проронила ни единственного слова, только иногда краем глаза наблюдала за Сергеем. Он казался совершенно спокойным, но только скрежет тормозов машины пару раз перед самым светофором выдавал его волнение и смятение. И к Катерине сразу же вернулись жалость и сочувствие к нему и омерзение к собственной персоне. У самого она подъезда махнула родителям рукой, обещая не задерживаться долго, и пересела на переднее сидение к Серёже.
--Ты очень сердишься на меня?
--На себя больше.
--Я…не представляю, как скажу об этом папе…
--Я уже придумал, как.
--Придумал? Нет, я сама, я поговорю с ним вечером.
--Кать, он же за мерзавца не выдал бы свою дочь?
--Сергей, ты о чём? Я не понимаю…
--Ну, не выдал бы?
--Нет. Только это тут при чём?
--Буду гадом.
--Что? Ты собираешься ему сказать…. Не вздумай даже! Даже не смей меня оправдывать за мою же вину!
--Кать, так будет лучше всего, проще.
--Если ты сейчас же не пообещаешь мне, что не сделаешь этого, я поговорю с родителями прямо сейчас! Не давая им раздеться!
--Перестань играть в благородство! Моя вина такая же, как и твоя. Но… хорошо. Я ещё раз обо всём подумаю. Обещаю. Иди, Кать. У тебя усталый вид. И ни о чём не думай.
--Мы…прощаемся с тобой? Сейчас? Вот так?
--Вот так. Без бубнов и оркестров.
--Нет… Я…не могу так.
--Иди, Катюш, иди. Всё будет хорошо! Ты это знаешь.
--Но ты хотя бы, позвонишь?
--А как же! Завтра.

Каждая ступенька вверх опустошала душу. Каждый шаг вперёд рождал к себе отчаянное, до слёз, недовольство, раздражение и даже злобу.
«Глупая, глупая Катя! Искала счастья вдали! Не смогла вырастить его рядом с собой! Начала с самопожертвования ради того, кто любит! И закончила отвращением к себе и жалостью к тому, кому принесла себя в жертву…Только остальные здесь при чём? Лес рубят—щепки летят? И как теперь сказать об этом маме с папой?»
В комнате она быстро переоделась, потом приняла душ и заглянула к родителям. Уставшие с дороги, они уже оба спали. И тут Катю будто бы сразило молнией и громом одновременно: ей надо в Зималетто! Там ждал её Андрей! И ждёт ли? События последних дней доводили Катерину почти до нервного срыва, мешая в голове мысли и не принятые обстоятельства, как в кисло—сладком соусе или в коктейле. Инградиенты отделить уж невозможно, но пища всё же не готова к употреблению. И мало времени на новые метаморфозы, слишком мало!
Катя разыскала телефон и в первый раз уверенно и без смущения набрала давно знакомый номер.
--Андрей... Прости, но я совсем недавно освободилась! Ты…где сейчас?
--Там же, где и был. Но почему ты извиняешься? Я рад тебя слышать.
--Мне очень не удобно… Правда! Ведь это я обещала глупый разговор!
--Глупый? Кать, ты передумала?
--Да…Вернее, нет… Вернее, я не знаю!
--Случилось что-то? Что, Кать?!
--Случилось. Но это только это мои проблемы… Я не хочу об этом говорить.
--Ты…сегодня не приедешь? Хотя… Понятно, смысла нет…
--Андрей… Не в этом дело! Тебе ведь тоже надо… Ты же ведь…
--Я свободен абсолютно! Даже больше, чем мог сам предположить! Хотя, нет… Тут вроде как ошибка в документах. Вот сижу который час любуюсь и не могу найти.
--Ошибка? Не может быть! Где?
--Знал бы где, исправил! В кредитной папке, вот где.
-- Этого только не хватало! Ты ничего не путаешь, Андрей?
--Нет, всё что мог, уже напутал. Дальше некуда. Финал.
--Подожди! Ну, какой финал? Я сейчас приеду.
--Жду. Место встречи то же—Зималетто.

Андрей убрал мобильный телефон и улыбнулся. Открыл ящик своего стола, повертел в руках оранжевую папку, и сразу же запихнул её обратно. Видимость неразрешённых проблем и при этом расстроенного и обеспокоенного вида создавать не хотелось. Он аккуратно и трепетно взял розу и поднёс её к губам.
«Катька, Катенька… Почему же в главном ты не веришь? Я такой неубедительный дурак? А может всё-таки, ты не к кредитам едешь?..»

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 06:01 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 37.




В дверь постучали, и Андрей тут же вышел из-за стола, но так и замер посередине кабинета.
--Папа?
--Хорошо, что ты ещё не ушёл. У меня к тебе серьёзный разговор.
--Сейчас? Здесь? Что-то срочное?
--Срочное, ты прав. Но, может, ты позволишь мне пройти?
--Конечно, па...-- Андрей отступил в сторону, виновато опустил глаза и придвинул ближе кресло.—Садись. Как ты чувствуешь себя? Ты полностью закончил все обследования?
--Речь сейчас не об этом, сын, хотя… И об этом тоже!
Андрей внимательно рассматривал отца, пытаясь угадать, что за срочное и неотложное дело под самый конец рабочего дня привело к нему отца и так мешало именно сейчас, когда он с нетерпением ждал Катю. Но Павел не спешил, начал свой рассказ издалека, и казалось, что совсем не обращал внимание на то, как сын то и дело посматривает на часы и переводит взгляд на дверь. Подробно рассказав о фирме в Англии, с которой Павел давно наладил торговые контакты, о её дальнейших планах, о последних событиях в свете сегодняшних дней, Жданов –старший сразу же переключился на своё здоровье и не пройдённый до конца курс лечения, а так же сообщил Андрею, что послезавтра совещание с деловыми партнёрами, а позже небольшой фуршет в отеле. Но это уже не обязательная часть. А дальше… Дальше целый месяц деловых контактов, заключения новых взаимовыгодных контрактов уже с дочерними текстильными фирмами, в том числе и на разработку совершенной системы фильтров, которые освободили бы сточные воды от примеси ядовитых красителей для тканей.
--Эта часть программы для нас не столь важна, но обязательна своим присутствием. Ничего уж не поделать. Но нас интересуют все контракты в первую очередь с «Эрте» Ну, думаю, сын, ты это помнишь.
Андрей старался слушать, внимая каждому слову Павла, но так до конца и не смог понять, зачем ему отец рассказывает об этом столь подробно.
--И когда ты едешь? Ведь врачи же запретили в ближайшее время любые перелёты!
--Поэтому, Андрей, едешь ты.
--Я? Вместо тебя? На…месяц?
--В лучшем случае, да.
--А…в худшем?—Андрей рывком поднялся с места и порадовался, что в графине ещё осталась прохладная вода. Отец следил за ним глазами, как и всё время за весь недолгий разговор, пытаясь определить столь странное волнение сына к давно привычным командировкам.
--А в худшем—может, два. Но почему ты так насторожился? Ты не уверен в себе? Но ты же хорошо владеешь всей необходимой информацией. Я был уверен, что вскоре ты смог бы заменить меня. Или на это есть причины иного содержания?
--Есть! То есть…Если нет другого выхода, то я поеду…
--Выход есть. Я смог бы полететь и сам.
--Нет, врачей нужно слушать. Тем более, не стоит прерывать начатое лечение…--Андрей обречённо и тяжело погрузился в кресло. –Когда? Когда лететь?
--Завтра.
--Седьмого? О, нет! Кошмар. Просто ужас.
Павел удивлённо округлил глаза.
--Андрей, так ведь свадьбы же не будет? Или что-то снова ты скрываешь от меня?
--Да при чём тут свадьба, па! Нет, её не будет. Просто… Просто, более неподходящего момента и не подобрать!
Павел продолжал рассматривать совершено убитого и растерянного сына. Взгляд его коснулся алой розы на столе, и Павел решил спросить у сына прямо:
--Я помешал своими планами, вторгаясь в твою новую, личную жизнь?
Андрей молчал. Как объяснить отцу, что всё происходящее сейчас настолько хрупко, незыблемо, прозрачно, что любое даже самое безобидное вмешательство разрушит тонкий, почти что призрачный, но уже реальный мир, образовавшийся вокруг него и Катерины? Как рассказать ему, что он почти физически ощущает, как от него как будто отрывают сейчас внушительных размеров кусок, огромную часть его! Лучшую часть. Забирают силой, словно увозят в поезде, скрывшемся вдалеке слишком быстро. А он не сможет даже попрощаться.
--Нет, не планам. Но, если честно, я сейчас не представляю, как смогу уехать. –Андрей взглянул на настороженного и взволнованного отца.—Но в Зималетто всё в порядке, па! Ты не волнуйся. Настолько, что фирме уже ничего не угрожает.
--Ну а если всё в порядке здесь, то я тебя не понимаю! Ты интересам фирмы жертвовал не только личным, но и совсем недавно жизнью.
--Всё изменилось, па. Настолько, что я за это личное готов отдать не только Зималето…
Павел хотел возразить, отругать его, напомнить о былых ошибках и поспешных категоричных заявлениях. Но Андрей сейчас был необычно честен с ним, серьёзен и убеждён, как никогда, в правильности своих слов и мыслей.
--Дело в… Кате? Ты снова совершаешь прежнюю оплошность?
--Нет, не совершаю. И планов не имею. Кроме собственных желаний, которые вряд ли станут когда—нибудь возможными.
--Тогда в чём дело?
--Она выходит замуж. Именно седьмого. Я не успею попрощаться с ней.
Павел чуть ближе наклонился к сыну.
--Я надеялся, что ты это уже сделал. Или ты собрался сопровождать конвоем свадебный кортеж? Ты по—прежнему считаешь, что имеешь право вмешиваться в чужую жизнь?
-- Именно, НЕ вмешиваться! Я не собираюсь! Ты не понимаешь, па. А я боюсь, что не сумею объяснить тебе.
--А это?—Павел кивнул на розу и сложенный листок под нею.
--Сам не знаю. Возможно, ты и прав. Возможно, я снова думаю только о себе. --Андрей осторожно провёл подушечками пальцев по гладким, нежным лепесткам. Они казались тёплыми, живыми.—Я поеду, па! И не за что больше не волнуйся.
--Не наделай снова глупостей, Андрей!
--И за меня. За меня тоже больше не волнуйся.
Отец ушёл, оглядываясь у самой двери. Андрей скрепил уверенность в благополучии поднятой вверх ладонью. Как только дверь за ним закрылась, он поднялся из-за стола, прошёл в каморку, и, не включая свет, растворился в этом мраке, присев на меленькую лесенку между стеллажей. Он убеждал себя, что всё случилось так, как должно было случиться. Он должен ехать. А Катя должна остаться здесь, без него, с другим человеком. И он давно не в силах это изменить. И гораздо лучше принять этот факт и смириться, чем мучаться всю оставшуюся жизнь.
--Знаю! Но что с того?!
Он помнил, что последние недели ему подарены Катей только для прощания с ней. Разум понимал, но сердце до сих пор отказывалось верить. Она уходит, уже почти ушла! И единственное, что сохранится у него—память, которую уже никто отобрать не сможет. Сердца больше нет. Он уедет, и останется лишь горсточка пепла, в которой иногда ещё будут вспыхивать искорки. Скоро и они погаснут. И боль отступит. Может быть…
А время бежало, словно вода в водопаде стремилось куда-то в бездну. Секунда за секундой, час за часом, будто прошлогодний снег весной, таяли минуты, проведённые вместе…

***
Туча надвигалась всё ближе, накрывая собою совсем недавно голубое, почти прозрачное небо. Чёрная, словно сама ночь, сверкая, как звезда в небе, грозная, будто стая диких волков, беспощадно настигала вечер июльская гроза. И вот первые капельки застучали по листве, зашелестела трава от дождика, который быстро перерастал в ливень. Катя только вышла из маршрутки, как в ту же секунду поняла, что добежать до Зималетто не успеет, сохраняя сухим хоть один лоскуток своей одежды. А в таком совершенно неприглядном виде Андрей её видеть не должен. Быстро спряталась под козырёк на остановке и стала ждать. Несколько минут дождь стучал по хрупкой крыше козырька так, что казалось, он расколет её на части. Потом стал утихать, будто бы взяв передышку после растраченных так быстро сил. И вот почти совсем уж сдался, угрожая настигнутым врасплох прохожим скорым возвращением. Катя заглянула в сумочку и, убедившись, что, как всегда забыла зонт, а вместе и с зонтом мобильный телефон, решила перехитрить этот тёплый ливень и, рассматривая всё такое же чёрное грозовое небо, бросилась бежать, что было сил, к Зималетто. Но почти у самых его дверей дождь снова настиг её, гневаясь раскатом грома, и крупные капли всё же намочили волосы и успели пробежаться быстрыми прозрачными ручейками по лицу, забираясь за воротничок рубашки.
--Катерина Валерьевна? Вы?
--Кажется, да!—заверила она свой столь необычно поздний визит Потапкину и быстро проскочила через стеклянную вертушку.
Настроение, и без этого дождя, от которого она считала, что выглядит нелепо, у Кати совершенно испортилось. Ещё у самого подъезда собственного дома она начала сильно волноваться от предстоящей встречи со Ждановым, чувствуя себя совершенно беспомощной за несколько километров от него, не говоря о том, что будет с ней, когда она окажется с Андреем рядом. Тот разговор, который так тщательно планировала Катя, растворился в её сознании, не успев начаться. Дома остались родители, которые продолжали пребывать в полном неведении, что их дочь чуть не совершила глупость—не вышла замуж за Сергея. И, как не оттягивая этот тяжелейший разговор, время неумолимо торопило—Катя собиралась поговорить с родителями сегодня же, пока Серёжа не воплотил свои идеи—быть плохим и недостойным мужем, как только родители немного отдохнут. И она понимала, что, пожалуй, в первый раз совершенно не готова думать о работе, тем более, искать ошибки в столь важном документе, как в кредитных бланках. И ей так хочется ничего не говорить, не делать, просто быть рядом с ним, с Андреем! Быть с ним, видеть его, слышать… Послезавтра он женится. А это значит, что у неё остался только этот вечер. Выкраденный у судьбы, выпрошенный у него, у самой себя, спрятанный от всех... А дальше… А дальше она совсем не знала, как будет жить.

Не одна минута прошла прежде, чем Катя решилась дотронуться до дверной ручки. Несколько раз она уже была готова сделать это, но каждый раз в панике отдёргивала руку. Да, перед самой собой храбриться было легко… Вот если бы можно было успокоить себя, заставить ни о чём не думать… Но это было просто невозможно. Она боялась… Боялась того огня, что видела в последние недели в глазах Андрея, боялась, что этот обжигающий поток вырвется наружу, и она просто не сможет его остановить. Она окажется полностью в его власти. Но разве ещё несколько минут назад она не была готова подчиниться, покориться, отдаться на его милость, не думая о том, что будет дальше? Да, да, да!… Это было, но сейчас… Сейчас она опять сама себя загоняла в угол, в хитроумную ловушку, оставаясь перед выбором: просто быть рядом, ни о чём не думая, или чётко контролировать каждое слово и каждое движение. И Катя выбрала…
Глубоко вздохнув, она решительно нажала на дверную ручку и вошла в кабинет. Андрея не было. Окинув взглядом стол, увидела красивую, нежную розу. Сердце ёкнуло, напоминая ей о том, что сегодняшний вечер для Кати посвящён только поискам ошибки в документах. Она тихо позвала его:
--Андрей!...Павлович…Вы здесь?
Никто не отозвался, и Катерина подошла к столу, не сразу обратив внимание, что дверь каморки приоткрыта. Не отдавая никакого отчёта своим действиям, она склонилась над розой и зажмурила глаза:
--Ах…
Потом осторожно взяла в руки его оставленный на столе телефон, но тут же вернула его на место, виновато оборачиваясь на входную дверь. Мокрая прядь выбилась из заколки, по ней стекла крупная дождевая капля и широкой кляксой упала на какой-то документ, размывая непрочные чернила.
--Ну вот!...
Заправила прядь за ухо, взяла листочек, встряхнула и скривила губы от досады на себя—капля проделала узкую неровную дорожку, сливая в непонятные знаки буквы и цифры на нем.
--О, черт возьми! Опять я что-то испортила!
И вдруг она почувствовала, что кто-то пристально за ней следит. Тут же обернулась в сторону каморки и вздрогнула: облокотившись на дверной косяк, стоял Андрей.
--Ты испугал меня!—смущённо улыбнулась Катя.
--Привет! Я не знал, как не заметно выйти, чтобы не напугать тебя. Но так и не получилось.—Андрей тоже улыбнулся ей, но Катерина почувствовала в его глазах усталость. А может, он обиделся на то, что ждал её весь день?
--Здравствуй… Извини, но меня вчера не было… И вот сегодня только что освободилась…
Он вышел из каморки и через несколько шагов оказался уже около неё.
--Почему ты извиняешься? –Андрей хотел дотронуться до Катиных мокрых прядей, но его рука остановилась в воздухе почти у самого её лица, и он тут же убрал ей назад, как бы извиняясь.—Это же не обязанность. Ты промокла…
--Дождь… Гроза… -- дыхание сбивалось и мешало что-то отвечать, но глаза не собирались повиноваться привычному стеснению перед Андреем, и она смотрела на него прямо и откровенно. Не она, а будто бы глаза любовались им. Кате становилось плохо: кружилась голова от такой близости с ним. Кате становилось хорошо: от того, что он снова, наконец-то рядом…
Почувствовав эту мучительную для себя неловкость, Андрей шагнул вперёд, не решаясь дотронуться до Кати, чтобы немного посторонить, и обогнув её сбоку, подошёл к столу.
--Это тебе.
--Мне? Роза? Катя не решалась протянуть руку, отказываясь верить, что это первый цветок, подаренный ей Андреем. И такой красивый.
--Тебе. Вот, не смог пройти мимо…--Андрей, похоже, чувствовал себя ещё более неловко, чем она. И Катерина улыбнулась, забирая розу.--
--Спасибо… А…что сегодня за день?
--Сегодня замечательный вечер. И в тоже время, самый грустный…
--Почему?
--Ты пришла, поэтому и замечательный.
--А…грустный? Это… из-за ошибки? Андрей… Палыч! Но разве это повод? Будем искать… Найдём…
--Нет, Кать! Не в этом дело! Нет никакой ошибки! Я обманул. Но ты простишь? Просто хотел тебя увидеть.
Катя судорожно вздохнула, неловко улыбнулась, не выдерживая его взгляда, опустила вниз голову.
--Прощу…И… я очень рада, что в документах всё в порядке…
--Иначе и не могло быть, Кать! Их же составляла ты.
--Да не! Не в этом дело!—она тяжело и шумно выдохнула. –Просто… я совершенно не готова сейчас работать! Странно, правда?—привычная и знакомая тема немного возвращала ей уверенность и устойчивость в ногах.
--Что-то… случилось? –Катерина не ответила, быстро отворачиваясь от Андрея, --Ах, да! Как же я…забыл! Вот дурак! Тебе же должно быть некогда совсем. Ну… перед таким важным событием.
--А тебе? Разве у тебя есть время?
--Только этот вечер. Возможно, только он. Кать, я уезжаю.
Напоминание Андреем о свадьбе сразу же привело Катю в чувства, делая увереннее в голосе, решительнее в словах.
--Я знаю.
--Да нет, Кать, ты ничего не знаешь!—Андрей робко сделал шаг и снова оказался так близко к Кате, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Она сегодня и туфли выбирала совершенно без каблуков, чтобы ничего не ограничивало её движений. И теперь она казалась такой маленькой, а он—огромным великаном рядом с ней. Андрей немного наклонился к ней, рассматривая её своими карими, совершенно тёмными в мраке кабинета глазами, в которых Катя увидела такую тоску и даже горькое сожаление. Этот взгляд словно извинялся, просил прощение за всю ту боль, что причинил Катерине его обладатель. За весь тот ужас, страх, недоразумения, что ей пришлось пережить по его вине. Этот взгляд словно говорил ей о любви. Не высказанной, не выплеснутой наружу, дрожащей на кончиках ресниц. И Катерина несколько раз моргнула, замирая на месте, не решаясь отступить назад.—Я уезжаю не веселиться, а работать. В Англию, вместо отца. Послезавтра.
--Что?—лёгкие парусиновые туфельки без каблуков не справились с ролью опоры, и Кате пришлось переступить на месте, чтобы не упасть.—А…как же свадьба?
--Да какая свадьба, Кать!—вздохнул Андрей.—Большей глупости и быть не может.
--Подожди…--Катю всё же, повело немного в сторону, но крепкая рука Андрея поддержала её за локоть, так и оставшись для страховки на том же месте. Она, похоже, не возражала, ошарашенная новостью такой.—Значит ли это, что вы не…женитесь? Из-за командировки?
--Катя…--Жданов улыбнулся,-- Ну при чём тут это? Я давно закончил с этим бредом! Много, много времени назад!
--А как же… Вика?—она ещё боялась лишний раз вздохнуть и пошевелиться, чтобы не оставить без внимания каждое сказанное слово, интонацию, каждое движение глаз.
--Какая Вика, Кать! Я снова собирался допустить серьёзную ошибку. Как ту, которой не было в кредитных документах. Самых важных. Ведь ты же знаешь… Ты должна знать… Ты чувствовать должна, что я любил и люблю только тебя. Одну.

Катя смотрела в его глаза и чувствовала, как начинает таять лёд, хрустальным панцирем одевший её сердце и сковывающий его ещё несколько минут назад. Чувствовала, как один за одним рушатся все бастионы, должные защищать её душу. Близость Андрея словно пьянила, парализовывала её, отделяла разум от тела, теперь они существовали раздельно. Терпкий аромат его одеколона, мешаясь с таким желанным запахом его тела, кружил голову, путал мысли…Словно во сне, Катя провела кончиками пальцев по его губам.
--Не говори так…
--Я не могу больше молчать…
Андрей ещё больше склонил к ней голову, инстинктивно пытаясь продлить это волнующее прикосновение… Его лицо было так близко… Сил сопротивляться больше не осталось, да и что можно сделать в неравной схватке с самой собой? Прикрыв глаза, словно бросаясь в омут, Катя запрокинула голову, и его губы сразу же слились с её губами…

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 06:02 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 38.


Андрей целовал Катю очень нежно, трепетно, едва касаясь, скорее даже не касался, а обжигал своим дыханием, всё ещё не веря, что она не убегает, не противится и не отталкивает его. То дотрагивался губ, то словно отпускал их на свободу, впервые не сдерживая себя, как раньше, чтобы с жаром и со страстью взять такие зовущие и манящие губы в свой плен. Он в первый раз боялся целовать её, становясь перед Катей неопытным, неумелым и смущённым. Но как только он почувствовал, что Катя не отступилась, а сама прижалась к его груди, при этом не поднимая рук, он сильнее привлёк её к себе. Она вздохнула шумно, прикрыв глаза, и, ощутив себя в кольце его крепких объятий, впервые за долгое время почувствовала себя совершенно счастливой. Все последние и без этого хаотично кружащиеся мысли на мгновение покинули голову, уступая место в ней сладкой, тягучей, медленно впитывающейся каждой клеточкой истоме. Как долго Катя этого ждала! Как сильно скучала… Как глупо выглядели только что со звоном рушащиеся бастионы собственных запретов и недозволительных желаний!... Как смешно вмиг становящееся ничтожным прошлое….Руки сами по себе сомкнулись за спиной Андрея. Но одна единственная, как заблудившаяся овечка, мысль всё ещё отголоском прежнего решения кружила в голове:
«Так не должно быть… Я не переживу ошибку! Нужно остановиться! Разве?...»
Он таял, растворялся в ней, казалось, что сам едва удерживался на ногах. Его дыхание сбивалось, опаляя Кате кожу. И снова Катерина трепетала и вздрагивала под его становящимися всё увереннее поцелуями. Он целовал её, но не закрывал глаза. Он всё ещё не верил, что это происходит. И Катя, повинуясь, кажется, только его взгляду, окончательно теряла связь с реальностью. Душа летела, кружила, призывая страсть, отзывающуюся слабостью в ногах и сладостной истомой в теле. Лёгкая маленькая сумочка на длинном ремешке сползла с плеч на пол и упала у Катиных ног. Но она этого даже не заметила.
--Люблю тебя…
--Анд…рей…
Дыхание сбивалось, она дрожала, и от этого выглядела совершенно беспомощной и податливой ему. Он обнимал её сильнее, уткнувшись носом в шею, вдыхая аромат её кожи и запах ещё влажных от дождя волос. Нежность плескалась через край, вызывая в нём неконтролируемую силу. Он не заметил, как немного приподнял её, с силой сжимая в своих руках, но Катя всхлипнула, и он вернул её на землю. Ту, что у двоих сейчас выскальзывала из—под ног. Губы Андрея скользнули по её шее, и Катя невольно откинула голову назад, задышала чаще.
--Катька… Ну куда ты собралась? Зачем тебе это «замуж»? Ведь ты же… Ведь ты… всё ещё любишь меня…
Он заглянул в её глаза, окутывая нежно ладонями лицо. На этот раз в Катиных глазах он увидел удивление, мешающееся со смущением и даже страхом. Поцеловал в полузакрытые веки, дотрагиваясь кончиком языка до вздрагивающих ресниц. На вкус они показались Андрею солёными… И даже в полумраке кабинета он почувствовал, как она заливается нежным, розовым румянцем. Но Катя ничего не говорила, только сжимала в своих руках его ладони.
--Ну что ты молчишь? Катенька моя…
Он снова целовал её, мешая нежность губ и страсть в ладонях, то скользящих по её спине, то обнимающих всё крепче.
--Так не бывает… Не может быть… Остановись пожалуйста…
Хрусталики слёз побежали из Катиных глаз, и Андрей сразу же собрал их губами.
--Что не может быть? Что …не бывает? Не плачь пожалуйста! Прошу!...
Катя, собрав последние остатки где-то задержавшейся в организме воли, отстранилась от Андрея, и он тут же отпустил её, только придерживая, чтобы Катя удержалась на ногах.
--Не можешь ты… Не можешь ты меня любить!
--Сам не знал, что так случится! Но я люблю и наслаждаюсь этим.
--Ты обманываешь сам себя! Не надо! Хватит!
--И это тоже думал я! И забыть тебя хотел вместе с моей изматывающей, бесполезной любовью! –Андрей не делал ни одного движения, ни шага в сторону Кати, которая включила свет и устроилась на стуле около окна, смахивая слёзы. Так и стоял посередине кабинета, готовый отвечать на все её вопросы.—Вот, даже жениться собирался, надеялся, что только так смогу выжить без тебя.
--Поэтому?—Катя округлила в удивлении глаза. –А…почему не на…Кире?
--Пожалел. Она же не виновата, что я не мог ответить на её чувства. И не смог бы никогда. Даже со временем.
--А Вику, значит, не жалел?
--Ей не нужны были чувства. В этом мы с ней удивительно похожи.
--А… что ей нужно? Почему? Я не понимаю, зачем же она согласилась выйти за тебя замуж?
--Ну Кать…--Андрей снова улыбался, присаживаясь рядом.—А ты сама не понимаешь разве? Как маленькая…--он нежно, едва касаясь, осторожно провёл ладонью по её щеке. Катя не отпрянула, а только слегка махнула головой, этим жестом будто бы ему напоминая, что наступило время разговора разума, а не тела и души. И он послушно убрал ладонь. Катя едва заметно улыбнулась.
--Не понимаю! Хотя… Постели?—сказала и залилась румянцем спелой вишни.
--Чего?—Андрей даже немного наклонился к ней.—Катька! Да не могу я!... Не могу ни с…кем! Понимаешь?
Воспринимая прямо и буквально всё услышанное и принимая это сразу же за ложь, Катя, стеснительно закрывая ладонями пылающие щёки, прошептала Жданову, наклоняясь к нему в ответ:
--Ни с кем? Совсем? Ты снова врёшь!
Сказала, и зажмурила глаза, удивляясь своей смелости и бесстыдству. Андрей не удержался и на мгновение обнял её, ответив шёпотом в самое ухо:
--Не совсем… Только с тобой… Могу и хочу. И я не вру. Но, видимо, такое только со мной творится! С тобой, наверно, всё иначе…
--Да ты… Да я…--Катерина с силой оттолкнула Жданова, удивляясь способности краснеть, когда казалось, что смущаться больше уже не куда.
--Значит, такое происходит не только со мной?—продолжал упорствовать Андрей.—Тогда…Кать, а как же ты тогда замуж-то собираешься?
--А что, это самое необходимое для брака?—Катя поднялась со стула и посмотрела на Жданова в упор. Упрямо, откровенно, пытливо и сердито. К ней возвращалась уверенность в себе.
--Это?—Андрей выставил вперёд руку, будто бы пытаясь остановить её и усадить обратно.—Это важно. Но первое—любить. Брак без любви—фантик без конфетки. Внешне обозначен, а развернул—внутри пустота. Разве ты так жить хотела, Кать?
--Я? Нет, не так. Это противно.
--Но ты же….—он шёл ва-банк, рискуя Катиным терпением, последним вечером, который начался так сладко и волнительно и мог бы быть продолжен не менее прекрасно.—Ты же после завтра замуж собираешься!
--Да никуда я …не иду!
Повисла тишина. Стеной. Глухой, плотной. Но вот она таяла, рушилась, сползала по кирпичикам, оставляя после себя в воздухе лишь серую, стелящуюся туманом пыль.
--Катька!
Андрей вихрем сорвался с места , в ту же секунду оказался возле неё, подхватил на руки, резко отрывая от пола так, то туфелька одна слетела у неё с ноги и, перевернувшись несколько раз, покатилась к двери. Катерина пискнула, от неожиданности ухватившись что есть силы за него.
--Что ты делаешь?... Отпусти… Ты мены уронишь! Андрей! Тут же… Ведь люди ходят!...
Он с неохотой опустил её, но продолжал держать в своих объятьях, заправляя за уши растрепавшиеся, выбившиеся пряди.
--Спасибо!... Спасибо тебе, Кать! Значит ли это, что…
--Это ничего не значит!—она попыталась вырваться, стараясь не смотреть в глаза Андрею, но он одной рукой чуть приподнял её лицо за подбородок и прошептал её в самые губы, не касаясь их.
--Это значит, что у меня сегодня самый счастливый вечер! Понимаешь? И этого ты не сможешь ни запретить мне, ни отнять…Мне будет легче уезжать теперь… О, боже! Мне будет совершенно невозможно теперь уехать!
Она беспомощно моргала, растерянная напоминанием о командировке. Улыбка, едва уловимая на её губах, исчезла. Незаметно подбиралась грусть. Отчаянная, беспросветная.
--Андрей… Я хотела бы поговорить с тобой… Спросить хотела… Но наверно, не сегодня, не сейчас, не здесь.
--Да когда же, Кать? День всего-то и остался! И этот вечер. Всё!
--Но ты же ведь… вернёшься?
--Если будешь ждать…
--Перестань….
--Знаешь, что! Пойдём отсюда!—Андрей, совершенно не замечая Катино недоумение, подошёл к столу, взял телефон, сумку с документами, оглядываясь в поисках не желательно забытых своих вещей. Потом поднял Катину сумочку, так и оставшуюся лежать на полу посередине кабинета, взял осторожно розу и вручил ей.
--Куда?—Катя послушно шла за ним, когда он уже тянул её за руку.
--А…куда—нибудь, где мы могли бы спокойно поговорить. Тебе сейчас ведь это надо? Это. Я знаю. Домой к себе не приглашаю—не поедешь. А вот в ресторан… Кать! Я знаю одно уютное местечко!
--Лиссабон?—улыбалась Катерина.
--Нет, там неуютно. Не в этот раз. В другой.
Лифт не приезжал слишком долго—минута показалась часом. Андрей не собирался выпускать из своей руки Катину ладонь, но она яростно и сердито сопротивлялась. Но как только лифт открылся, он отпрянул в сторону, отпуская Катерину:
--Стой! Забыл! --Рванул назад, в свой кабинет, и через несколько минут был снова с Катей.—На. Это тоже тебе.
--Что это?
--Посмотри… Но не читай сейчас. Обещаешь?
--Не уверенна, что удержусь…
Катя держала в руках этот листочек белой бумаги, тоненький и трепещущий в её взволнованных пальцах, как маленький парус на ветру. Ведь надежда всегда была крылата парусами!... Немного отошла, как можно медленнее развернула и прочитала первые строчки:
«Привет! Сегодня солнышко светит ярче, потому что я знаю, что меня ждёт встреча с тобой…»
Катя подняла глаза и взглянула на Андрея, смущённо, но откровенно и во все тридцать два зуба улыбающегося ей. Окружающий мир снова обретал краски и становился бескрайним…

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 03-02, 06:02 
Не в сети
Новый пациент
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-01, 17:53
Сообщения: 278
Глава 39.



Прохладный вечер после ливня остужал любовный пыл, возвращая ясность мыслей, уверенность в решениях, дальновидность взгляда. Тесное пространство кабинета только что лишило их всех проблем и существующих преград, окуная с головой в их маленький, хрупкий мир, в котором их было только двое. Но улица, свежий воздух, люди, идущие навстречу, казалось, снова разделяли их, напоминая, что ничего ещё не ясно. Что между ними всё та же, пока никем не преодолимая стена, но дверь в ней, всё же, есть. Она где-то рядом.
Катя и Андрей молча сели в машину, не глядя друг на друга, выехали на проспект. Тесное пространство опять мешало…
--Андрей… Куда мы едем?
--Я подумал о ресторанчике «Старая усадьба». Там тихо и уютно, можно хоть на время обо всём забыть.
--Больше не получится. Сегодня.
--Почему? Ведь ещё не слишком поздно!
--Да… Но мне уже давно нужно было быть дома.
--Кать!... Но как же… Мы теперь не скоро встретимся…
--Хорошо… Поехали…
Катя отвернулась и прижалась лбом к стеклу. Всё ещё шумным потоком, не смотря на вечер, за окном мелькали автомобили, яркие неоновые вывески реклам, цветная иллюминация подобно серпантину на новогодней ёлке. … Прощание с Сергеем, обещание взять всё на себя, перекошенное в гневе лицо отца, свадебное платье, вывешенное прямо на перекладине у двери, готовое во всеоружии к послезавтрашней церемонии, слёзы мамы, открытки—приглашения на столе… Нет, не возможно ей сейчас забыть об этом! Родители давно проснулись, и Катерине нужно обязательно поговорить! Пока не поздно, потому что всё, что происходит, слишком поздно! Вина и сожаление не отпускали даже рядом с ним, с Андреем, затмевая всё вокруг. Катя ощущала, что усталость сдавливает, прижимает её на столько, что не вздохнуть. Но ей понадобятся силы! Сейчас, сию минуту, срочно, как никогда.
--Андрей… Я не могу. Мне нужно возвращаться.
На первом светофоре он свернул в полутёмный двор и заглушил мотор. Дотронулся её руки, почувствовал, как Катя снова напряглась, замкнулась, её ладошка сразу выскользнула из его ладони.
--Ну? Что случилось, Кать? Родители не знают, где ты?
--Не в этом дело. Хотя… Ты прав, они не знают.
--Ну а в чём тогда это дело? Я… чем-то тебя обидел? Я снова что-то сделал не так?
--Нет, всё так. Дело не в тебе… Мне нужно… --Ей хотелось рассказать Андрею, в какой капкан она себя загнала, и что теперь ей предстоит выбраться оттуда, разочаровывая в собственной порядочности дорогих для неё людей. Нет, Кате не нужны советы. Она теперь сама прекрасно знала, что ей делать. Но, чувствуя себя совершенно одинокой, лицом к лицу с затеями и разрешеньем их, Кате захотелось прильнуть, прижаться к Жданову. Не говоря ни слова, окунуться в его большие, тёплые руки и просто раствориться в них, на время, почувствовать его не взглядом—телом, и замереть, с удовольствием осознавая, всё не так уж страшно, если рядом он. Но счастье—миг, а вечность—впереди идущие проблемы. Не обойти, не перепрыгнуть. Всё. Предел.—Мне нужно всё—таки, домой…
Андрей внимательно и пристально вглядывался в Катю, не понимая сейчас совсем, что с ней происходит. Ведь несколько минут назад она была готова быть с ним, идти за ним, не размышляя. Привиделось? Он снова поспешил, поторопился?
--Хорошо, Кать. Я везу тебя домой.
Она вздохнула, но тяжело, обречённо, недовольно. Андрею показалось, что её глаза не благодарят за это, а выражают сожаление и даже раздражение. И сильную усталость, как будто марафонец уже давно на исходе сил, а с беговой дорожки не сойти—со всех сторон пропасть. Но куда теперь она бежала? Всё так же от него? Почему же не хочет взять и просто остановиться?
Катя снова рассматривала мелькающие огоньки за стеклом автомобиля. Она представила, что вот сейчас вдали покажется знакомый дом, дальше поворот, тёмный дворик, его «Пока», её «До встречи», дрожащие ресницы, непослушные пальцы, не находящие ключи, и темнота, мешающаяся с одиночеством в собственной квартире. И пустота на много месяцев и дней. Он уезжал. И перед этим меркло всё сейчас. Единственная мысль, пробившаяся сквозь туманность настоящего:
«Вот и всё. Ничего нет вечного. Всё имеет начало и конец. Это просто ещё один завершённый этап в жизни. Ещё один, который так больно отпустить, и ещё больнее забыть об этом через время. Отпустить? Да. Ведь ничего не изменилось! Всё , как прежде, всё на своих местах в душе и мыслях. Нет! Не так же! «
Катя сильнее сжала дверную ручку автомобиля, не замечая, как кожаный рубец больно впивается ей в руку. Он любит! Он не лгал! Глаза его не лгали. И тёплые уверенные руки. И губы, шепчущие «люблю». Нет, он не мог так притворяться! И Катя не могла так ошибиться. Сегодня не могла. Как и несколько недель назад. За эти маленькие, коротенькие встречи они так и не успели ни о чём поговорить, беседуя сразу и обо всём на свете. За них говорили глаза, сказав всё то, что не получалось выразить словами, передав те чувства, которые были в них. Но когда же это всё случилось? Не мог он полюбить её за эти несколько недель! Так не бывает! Над Катей снова нависало прошлое, давило камнем, не позволяя верить. Он уезжал. И если не сейчас поговорить об этом, то будет поздно! Не он, а Катя не в силах больше ждать! Но разве Жданов скажет правду? Но почему тогда она готова верить, только лишь смотря в его глаза? Идти за ним, слушаться его и не бояться?...
--Андрей… Поехали. В…ресторан.
Он тяжело вздохнул, снова поворачивая в какой-то двор. Почти совсем стемнело. Опять накрапывал мелкий дождь. Андрей, не говоря ни слова, открыл окно, протянул ладонь , ловя и собирая лёгкие тёплые капли. Потом протёр лицо этой дождевой водой, не поворачиваясь к Кате, не говоря ни слова. Катя смотрела на него, не отводя глаз, прижимаясь спиной к кожаной обивке двери. Вглядываясь в каждое движение, не думая совсем о том, что он подумает о ней, она, казалось, и не дышала. Он уезжал. Разве это кажется теперь возможным? Уезжал на целую бесконечную вечность. Исчезал из её жизни… А у него…У него начнётся другая жизнь. Другой этап. Другие люди в нём. И всё, что Катерина может сделать—отпустить его с грустно—фаталической улыбкой на лице, помахав рукой вслед. Несмотря ни на что…Она сама хотела этого! Но почему же это стало невозможным?
--Кать… Ты решила? Куда мы едем?
--Я… не знаю…
--Может, ты расскажешь, что тебя так мучает сейчас? Я не понимаю…
--Это хорошо…
--Что хорошо?
--Что ты не понимаешь! Я сама не знаю, что со мной и что происходит. Кроме одного: я устала.
Он много раз ложился спать и просыпался с одним единственным приказом для себя—не спешить, не торопиться, не позволять себе приближаться к Кате, чтобы не отскочить на несколько шагов назад в их хрупком и прозрачном мире, почувствовав первое её сопротивление и решительный отпор. Но сегодня он не смог владеть собой и много раз нарушил данные себе запреты. Душа требовала, кричала быть с ней, не отпускать, прижать, прижаться. Но он боялся снова потерять её, а главное—доверие, в котором у Андрея не было сомнений. Он не двигался, не шевелился, только внимательно смотрел на Катерину. Такая близкая, родная, вся его! Но такая непонятная, далёкая и чужая…
--Иди ко мне…
И она пошла. Быстро, словно сама боялась передумать, или что Андрей уже не позовёт, бросилась к нему, обняла за талию и спрятала лицо в его рубашке на груди. Он нежно, очень осторожно гладил её волосы, не решаясь что-то говорить. Затаил дыхание, прислушиваясь, не плачет ли она. Но Катя только крепче прижималась.
--Ну? Всё ведь хорошо, Катюш?—то ли спросил, то ли заверил, пытаясь убедиться в этом сам.—Я с тобой. -- Катя в ответ отрицательно качнула головой.
--Нет…
--Ты же сама этого не хочешь. Только ты.
--Да я хочу!—она немного отстранилась от Андрея, и он теперь мог видеть её лицо.—Но…не могу пока.
--Почему, Кать? Я не понимаю!
--Ты не можешь вот так… Так быстро полюбить меня!
--Быстро?—теперь уже Андрей сам отпрянул в сторону , но удерживал её за плечи.—Год—это мало? Ну…почти год?
--Ну какой год, Андрей! Ты…опять про это?
--Катя, послушай…--Жданов начинал изрядно нервничать, а значит, перестал бы снова контролировать себя. Он глубоко вздохнул и на несколько секунд задержал в лёгких воздух.—Ты сама не хочешь верить мне. Но для начала даже не готова слушать. Я на многое способен для тебя, ради тебя, но тут я, увы, бессилен.
--Я готова… Слушать. –Катя устало и тяжело вздохнула.—Но при условии одном—ты не будешь лгать мне.
Жданов выставил вперёд ладонь :
--Клянусь.
Катя сразу же удобнее устроилась в кресле и взмахнула в воздухе рукой, словно кучер, погоняя упряжку лошадей. Ей становилось удивительно спокойно.
--Поехали!
Андрею даже показалось, что Катя задорно улыбнулась. В ответ он только едва заметно покачал головой и цокнул языком:
--Где мы будем говорить об этом? До ресторана полчаса, до Зималетто пять минут, до дома моего—минуты три.
Катерина обернулась и нахмурила брови.
--Нет, не в Зималетто точно. А вот в ресторане или… у тебя…
--Я не сделаю больше ничего без твоего согласия на это. Обещаю.
--Нет, лучше в… ресторане.—Катерина смущённо улыбнулась.
--Как скажешь...—Андрей вернул её такую же смущённую улыбку.

Ресторан напоминал отдельно стоящий особняк и внешним видом привлекал своей аристократичностью. Внутреннее убранство не обманывало ожиданий: элегантная бежево-коричневая гамма отделки интерьера, одновременно строгие и изящные абажуры настенных светильников, торжественная центральная люстра и оригинальные витражи, добавляющие к строгости немного загадочности – всё это в главном зале на первом этаже. Две лестницы одна напротив другой, но в разных направлениях, вели ещё к двум залам, меньшим по площади, но более уютным.
--Кать, куда идём—вверх или вниз?
--Не знаю… Выбери сам…
Катя редко была в ресторанах. Не та семья, не то воспитание… Да и в те редкие разы, когда попадала в ресторан с подружками, чувствовала себя «не в своей тарелке». Незнакомый народ вокруг, немногословный обслуживающий персонал, яркие огни, музыка…Не вязалось всё это в Катином представлении с праздником души. Те короткие встречи в ресторанах с Андреем не в счёт—она в запале не замечала этой обстановки. Но сейчас ей снова было неловко, не по себе. Но не к Андрею же домой было ехать! И не в машине же разговаривать серьёзно, когда он рядом с ней, вот так, близко—близко!... Нет, чужие люди рядом с ними—это даже хорошо!
--Тогда наверх. Там более… интимно.
--Ты часто здесь бываешь?
--Был пару раз. С Малиновским.
--На этом… интимном этаже?—Катя с удивлением уже в который раз замечала, что от волнения становится смелее.
--Да, Катюш! И с бывшей девушкой его. Это он показал мне это место. Сам больше не ходил, а я приезжал.—Жданов улыбнулся.—Я же обещал говорить тебе только правду.
--Я буду думать, о чём тебя спросить…-- смутилась Катерина.
Верхний зал оказался очень уютным и больше напоминал небольшую комнату для деловых встреч или для неспешного отдыха в кругу старых друзей. Здесь действительно чувствовалась некая обособленность и повышенное внимание официантов.
Как только подали меню, Катя поняла, как сильно проголодалась. Но от богатого ассортимента блюд она изрядно растерялась. Андрей, устроившись напротив, не торопил её и терпеливо ждал. Но пустой желудок уже на третьей минуте этой паузы стал готов сопротивляться.
--Кать, ты что-то выбрала?
--Я не знаю…Мне хочется… всего!
Тогда Андрей, пообещав, что они здесь со временем всё обязательно попробуют, сделал заказ на свой вкус и выбор.
--Если не понравится что-то, ты сразу же скажи.
--Хорошо…
Через несколько минут они отведали салат «Венецианский с креветками криль и сырно-икорным соусом, рулетики из баклажанов и цукини с чесночным сыром и грецкими орехами, жареное на гриле крыло ската с тальятелли со шпинатом, при этом не спеша пробуя терпкое французское замковое вино. На десерт Андрей заказал ещё клубнику в горячем белом и чёрном шоколаде. Но Катерина, насытившись так, что с трудом серживая и контролируя себя, чтобы не откинуться по-домашнему и раскованно на спинку кресла, уверенно замотала головой, когда он подвинул ближе к ней вазочку с ароматным лакомством.
--Что? Не осилишь?
--Нет…
--Но ты же ничего не съела! Ты так мало ешь всегда?
--Ещё меньше… Но сейчас я и сама такого не ожидала от себя…
--Да уж…
Из зала на первом этаже доносилась негромкая музыка, создавая и без того приятную интимную обстановку. Но ни Катерина, ни Андрей не могли расслабиться и просто отдыхать, ни о чём не думая. Для него по—прежнему существовали только бешено летящие часы, приближающие расставание с Катей, а она переживала за предстоящий разговор, не зная, как его начать.
--Я хотела у тебя спросить…--под его внимательным, но таким нежным и ласковым взглядом Катя начинала окончательно теряться, понимая, что если Жданов будет так и дальше на неё смотреть, то она не сможет вымолвить ни слова.
--Начни с самого непонятного тебе!—его подсказка звучала наказанием.
--Мне непонятно всё! Вернее, я считала раньше, что яснее некуда уже.
--И что же сейчас случилось? Только честно. Ведь ты же не сможешь в ответ на правду обманывать меня?
-- Пос…тараюсь…
--Ну, так что же?
Катерина была почти готова признаться, что не знает, как ей быть: с каждым днём она уже не может без Андрея, но и довериться своим желаниям не может тоже. Прошлое лежит тяжёлым грузом где-то в глубине души, настоящее неясно, но ещё туманнее их будущее. Её, без него, без Жданова. Но, разозлившись на себя за такое откровение, собралась и всё же задала ему вопрос.
--Подожди… Ты говоришь, что любишь… Что любил тогда…
--И готов повторять это бесконечно!
--Но ты ведь собирался жениться на другой! Дважды собирался!
--Ну, про Киру, думаю, тебе и так понятно. Ведь да, Кать? Или нет?
--Допустим… А Вика?
--Я же говорил тебе, что на меня нашло…--Андрей старался не смотреть на Катю так открыто и откровенно, чувствуя почти что безошибочно, как она теряется под его взглядом. Ему хотелось одного—пересесть к ней ближе, быть рядом, обнять, прижать к себе и целовать, не отрываясь от её таких манящих, сладких губ. Голова кружилась только от того, как она изящно подносила к своим губам бокал вина и, отхлебнув глоточек, кончиком языка слизывала этот рубиновый нектар с них. Это хорошо, что они отправились сюда. Потому что дома он вряд ли смог сдерживать данные самим же обещания…Но сегодняшний разговор был, пожалуй, самым важным и подающим все надежды на взаимопонимание. И Андрей сразу же стал предельно внимателен и серьёзен.
--Но это то же самое, что и со мной. Тоже нашло.
--Да, Кать! Я думал так. И это честно. Я даже с этим пробовал бороться. А разве ты не борешься со своей любовью? Ко мне?
--Ты так уверенно говоришь об этом? Почему?—Катерина усмехнулась.
--Так чувствую. Но могу ошибаться, как делал это много раз. Но сейчас… ты мне ответишь?
Катя сразу же опустила взгляд на спасительный бокал с вином и сразу же сделала ещё один маленький глоточек. Замотала головой:
--Нет пока... Не в этом дело… Ты ведь противился себе, заставляя оказывать мне даже малейшие знаки внимания.
--Нет, Кать! Я боролся сам с собой, потому что не понимал, что со мной происходит. Не потому, что, как кажется тебе, что такую полюбить нельзя. Я раньше не любил. Я не знал, что это такое. Я боялся тебя обидеть, чувствуя, как ты…рада мне, если попрошу время для себя, чтобы во всём разобраться.
--Но почему? Разве я просила признаваться тебе в любви? Разве я хоть что-то хотела от тебя, кроме того, чтобы быть просто рядом?
--Я хотел, Кать. Сначала просто быть с тобой. Видеть тебя. И этого мне было вполне достаточно. А потом я сам хотел говорить тебе про это, но говорил, ещё не зная, что тебя люблю.
--Как это: говорить, но не знать? Обманывать себя?
--А разве ты сама сразу же призналась себе, что меня любишь?
--Да…
--Катя, ну я же не виноват, что это не случилось у нас одновременно!
--Это не ты! Это инструкция Романа признавалась мне в любви! Это ты по ней, как по рецепту, прописывал мне все слова, поступки и знаки внимания!
--Это я, Кать! И я бы сделал то же самое, если бы не было её, этой чёртовой бумаги!
--Как это?
--А так. Подошёл бы к Малиновскому за советом, как привлечь к себе внимание и сделать девушке приятное. Только… наверное, чуть позже. На несколько недель. Ну не умею я ухаживать за женщинами! Я…никогда не делал этого! А в этой инструкции—как подсказка. И при этом я видел, чувствовал, что тебе нравятся эти глупые и отвратительные стишата, открытки эти, зайчики… Противился, что не сам додумался до этого, но дарил тебе, радуясь, что тебе приятно. А потом уже и сам писал, без Малиновского.
--Сам?
--Ну да…
--Ты покажешь мне это?
--Хоть сейчас. Я помню это наизусть, почти дословно…Ты мне…веришь?
--Я тогда верила тебе! Я хотела верить. Но если бы не тот разговор перед Советом! С Малиновским! Я случайно его услышала! Я документы вам несла! И… не смогла не слышать это…
--Катя! Но если бы ты до конца дослушала весь этот разговор!
--Андрей! Ты будешь отрицать, что согласился на предложение Малиновского отправить меня куда подальше, с глаз долой, чтоб в это время вы с Кирой смогли спокойно пожениться? Зачем ты врал тогда мне про эту всю любовь, если не для того липового отчёта, за который так боялся?
--Да, я боялся за отчёт! Мне не хотелось выглядеть подлецом и негодяем в лице родителей и Сашки! Это правда, чёрт возьми! А ещё я боялся за людей, которых кинул, подставил, обманул! И за тебя тоже! Ведь оставалась пара месяцев всего, чтобы мы смогли спокойно рассчитаться со всеми непомерными долгами! И за себя боялся, Кать! Мне страшно было. Правда. Вот такая я скотина и мерзкий идиот.
--Андрей… Я виновата перед тобой и перед всеми совсем не меньше.
--Я тебя заставил.
--Я сама на это согласилась.
--Ради меня.
--Ради тебя.
--Вот поэтому я и гад последний.
--Перестань… Всё это в…прошлом.
--Однако, у тебя не в прошлом, Кать, тот разговор подслушанный! Вернее, часть его!
--И… что же я не правильно из этой вашей беседы поняла?
--Да всё неправильно!
--Неужели?
--Я действительно решил, что так будет лучше, если ты уедешь. Я хотел, но только для того, чтобы тебя больше не коснулась вся эта грязь, все эти отвратительные разборки. Ведь Кира бы не выбирала слов! И Сашка тоже! Да и родители мои… Я не знал, что от них можно было ожидать. Я собирался всё уладить, а потом к тебе приехать. Я боялся разрушить тот хрупкий мир, те наши отношения, которые с таким трудом наладились, понимаешь? Но… ничего я не успел и всё разрушил окончательно.
--Андрей… Но ты ведь говорил, что Малиновский ничего не знает! Но вы обсуждали это с ним! Все наши отношения!
--Я никогда не обсуждал с ним это. Тебя. Мои чувства к тебе. Ведь мы же с тобой решили сделать это тайной! Или ты сама с кем-то разговаривала про это?
--Я? Нет! Но вот ты!
--Он до последнего не знал, что я тебя люблю! Услышал перед Советом. Вот и то ли расстроился, начав предлагать мне всякую ерунду, то ли обрадовался. Я не знаю!
--Всё складно у тебя…
--Ты мне до сих пор не веришь?
--Подожди…А Лиссабон?
--Да, вот такая я скотина, что не решился поцеловать тебя при всех! Но не потому, что я тебя стеснялся! Ты уже давно была тогда самое дорогое, что у меня имелось! Неужели ты не чувствовала это? За шкуру я свою боялся. За разговоры за спиной. Всё перед тем же проклятым Советом. Я ненавидел и ненавижу себя за это, Кать. Но это было! Никуда не денешь…
--Я не знаю, что сказать… Я не могу во всё это верить. Не может быть…
--Я не лгал. Но значит, я настолько виноват, что ничем и никогда не смогу оправдаться. Я это чувствовал, я знал. И всё, что я могу теперь, только предлагать тебе свою любовь. Всё ту же. Может, даже больше. А уж это ты сама решай, что делать с ней, с этой моей любовью. Но назад возвращать не пытайся—ничего не выйдет. Я пробовал это сам и не один раз. Я не смею ни о чём просить тебя, кроме одного: подумай, Кать! Если ты меня всё ещё любишь, если ты выберешь нашу любовь, если ты хочешь быть со мной, то зачем нам жить друг без друга? Но если ты решишь другое, то я не стану удерживать тебя. И может быть потом, со временем…Я буду ждать.
--Я …подумаю… Но ты… уезжаешь!
--Да всё не так! Всё не то, как будто специально все сговорились! Но я подумал вот о чём. Вернее, я хотел бы так…
Андрей давно перебрался на другую сторону, к ней, и Катерина, казалось, не заметила, в какой момент их разговора он это сделал. И только теперь, когда Андрей нежно, но уверенно обнимал её за плечи, Катя, доверчиво и с удовольствием прижимающаяся к нему, немного отстранилась, чтобы видеть его глаза.
--Как?—голос становился тише, желание вот так, легко и откровенно прикасаться к нему, больше не думая ни о чём, становилось всё сильнее.
--Мы можем поехать вместе.
--Вместе?
--Да. Если ты…захочешь этого. Если ты всё ещё меня любишь.
--Андрей…--она уткнулась ему в плечо, крепко обнимая, задыхаясь в его тут же ставших жаркими и страстными объятиях. –Ну что ты говоришь?... Что ты делаешь со мной?...
--Люблю тебя. Очень люблю.
Катя, казалось, не дышала. Мир, вращающийся вокруг неё, медленно уходящий и лишающий опоры, остановился. Катя зажмурила глаза, и что есть силы, прижалась к Жданову. Очень тихо, одними губами, только для него, но так, чтобы он слышал, прошептала:
--Люблю… И хочу быть с тобой…
--Что?—он пытался отстранить её немного от себя, чтобы видеть, умоляя повторить сказанные только что слова. Но Катя лишь сильнее скрещивала руки за спиной Андрея. –Повтори пожалуйста… Ещё!...
--Люблю…тебя… С тобой…

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 52 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB